Удивительно, как ясно помнится сугубо личное..., как уходит в туман контекст времени, который это довольно невзрачное личное наполнял, подминал, поднимал над личностным...
Раннее утро начала 80-х, - 6.30. Стою на автобусной остановке в ноябрьской темноте. И вдруг слышу, как несколько ребят рядом начинают петь –
«Я сажаю алюминиевые огурцы на брезентовом поле...»
Боже мой, - что за невероятная музыка,
что за удивительные слова, - они попадают прямо в сердце своей невероятной тревожной непонятностью, оставаясь там навсегда...
И потому я продолжаю напевать это, впервые услышанное, как заклинание, в электричке по дороге на работу, чтобы никогда не забыть... Не знаю автора, и не могу узнать долго, никто из моих сверстников ничего об этом не слышал, как и о "Наутилусе"
Это – «Наутилус - Помпилиус»(?)...
"Наутилус" уже занял свое место удивительными страшными и глубокими песнями - и душераздирающим «Я хочу быть с тобой...» и вечным, - « Скованные одной цепью»...
"Наутилус" давно ушел в небытие, не знаю, почему так быстро распалась прекрасная группа. А Бутусов, когда случайно вижу его в ТВ-анонсах в дружной компании попсы, почему-то совсем не ассоциируется с прежним, будто и не было ничего. будто приснилось...
Но эти «самолеты-огурцы» останутся навсегда, как первая любовь... Её пели грустные мальчики на остановке, провожая друга в армию...
И песня оказалась не "Наутилиуса". Это была песня Виктора Цоя.
В дни Олимпиады-80 первым прорвался на радио А. Макаревич со своей "Машиной времени". Это было потрясающе! Песни, которые впервые хотелось петь, - запоминающиеся, волнующие...
Это было интересно, удивительно, здорово, и очень нравилось, но почему-то позже уже не так...
Разгадка наступила через много-много лет...
Когда Макаревич пел свой «Поворот»,
обращаясь к впервые присутствующему в зале свежему президенту 2000г. Он надеялся на него, и это почему-то было не совсем приятно. Как любое подобострастие...
Я очень долго хорошо относилась к нему, но тут – впервые насторожилась...Не могла поверить, что А.М. искренне хочет верить в лучшее вместе с этим сомнительным человеком. Глупым он никогда не был...И верно.
Ныне он в составе «Единой России»(?). И никакие его дайверские подвиги уже не помогут ему отмыться никогда. Ни в соленой, ни в пресной воде...Как жаль...
В те же 80-е годы я услышала Юрия Шевчука – «Мальчики-мажоры» - и меня просто затрясло от восторга! Вот это были слова!...
И - музыка!...У него было не так много запоминающихся песен, но они были - особенными, -"Весна", "Родина..."...
Безмерно уважаю этого человека, этого музыканта по сию пору.
Он меня не разочаровал. Совсем наоборот. Его песни прекрасны и честны.
Он прошел все пути, колеблясь, высвечивая, выискивая истину.
И – нашел! Этот человек не предаст никогда. В его душе – такая Совесть, что совершенно не способна на компромисс и заигрывание с властью...
Тяжело, безмерно тяжело разочаровываться в тех творцах, кому веришь, кому доверяешь... Юрий Шевчук выдержал это тяжелейшее испытание медными трубами.
Макаревич – нет...
И ещё это фантастическое время середины 80-х ознаменовалось и приходом Бориса Гребенщикова! Ах, это "поколение дворников и сторожей"!...
Боже мой, какая волшебная красота была в его песнях, - где смысл растекался, утопал в непривычных переливах его музыки, в которой была узнаваема сразу каждая нота, - это мог быть только он...
И в «золоте на голубом» и в « северной звезде...» и в «полковнике Васине»... А песни к "Ассе"?!... Эстетство его было волшебным, притягательным в своей неконкретности, в своем импрессионизме...
Но он отдалился со временем - от времени нынешнего..., ушел в религию, мистику, - куда подальше от пошлости бытия(?), надел маску гуру.
А куда ему было ещё идти?... Но он продолжает петь, я не знаю, не слышала его последних выступлений.
Но все и всех перекрыл для меня в то время Виктор Цой.
Потому что его песни были самыми пронзительными, самыми горестными и мудрыми, самыми понимающими этот мир во всей своей трагедийности. Это было резко, безжалостно, не так лирично, но
это был настоящий катарсис, - искренний и болезненный до последней душевной струны.
Его нет давно с нами, – в отличие от остальных. Но почему - то он остался с нами. Остался навсегда...
Как остаются беды и горести, на которые уже никому не поставить клейма. Потому что оно постоянно и так терзает сердце вечным своим несоответсвием свободе и добру...
Юра! Ты понимаешь, что остался один за всех?
Понимаешь, конечно. А то бы тебе не пришлось говорить с этим иезуитом,-ты бы отошел в сторону, чтобы не запачкаться...
Но ты понимал, что кроме тебя, больше уже никого нет...