Занимался рассвет... Метла дворника торопилась вычистить двор до того, как по нему важно протопают начищенные туфли, легкой поступью пробегут кроссовки, изящно проплывут босоножки и часто в паре с ними (реже с солидными мужскими туфлями) детские сандалии или туфельки. И метла спешила: "Ш-шау-ш-шу, ш-шау-шу!" Со старого, кривого клена с грубой бурой корой вспорхнула стая воробьев и полетела, полетела, одновременно меняя направление ровным шлейфом, словно невидимый лоцман вел их в утреннем серовато-розовом небе. Налетевший ветер почти к самой земле прижал цветы на клумбе, но они распрямились, прихорашиваясь, равняя лепестки, и шелестели: "Чудак! Как бы не так!"
И семья Тереховых просыпалась. Мама хлопотала на кухне, прикрыв дверь, чтобы стук сковороды и кухонных приборов не разбудил семейство. Но вот и Борис Михайлович, зевая и разминая шею руками, прошел в ванную, и скоро оттуда послышались плеск воды, фырканье и что-то похожее на пение: "От печали до радости..." и через некоторое время снова: "От печали... печали до радости".
Мама открыла дверь в спальню дочери:
- Елена, вставай! Отец уже "От печали до радости" поет.
- Мам, можно я еще посплю?
И Лена моментально погрузилась в сон.
- Я не собираюсь стоять у твоей кровати все утро. Любишь кататься, люби и саночки возить. В два часа ночи заявилась - это немыслимо! У тебя еще будет разговор с отцом.
- Мам, не говори ему, он ведь не слышал, во сколько я пришла. Ну, мамочка, пожалуйста! Я тебе потом все объясню.
- Конечно, объяснишь. А как ты думала? И все равно отец узнает. Шила в мешке не утаишь.
Раиса Ивановна часто использовала в разговоре пословицы и поговорки. Дочь как-то сказала, что это ее фишка. Но мать сделала вид, что не поняла.
- Лена, какая еще фигушка? Вот так комплимент ты матери сделала!
Но дочери за восемнадцать лет слишком хорошо был известен тонкий юмор матери, когда она делала вид, что находится в недоумении или притворялась либо не понимающей, либо чуть глуховатой. Дома всегда было весело, и центром, заводилой всегда была мама.
Но сегодня она была настроена серьезно.
- Елена, когда отец уйдет на службу, мы с тобой поговорим.
Девушка только вздохнула. Когда мать была серьезна, это не предвещало для дочери ничего хорошего.
За завтраком Лена только вздыхала, размешивая сахар в кружке минут пять, пока отец не рассердился:
- Елена! Да что такое с тобой? Дыру протрешь в бокале! Вздыхаешь, как больная корова. Не выспалась, что ли? Ладно, я спешу. Но вечером поговорим. Ох, не нравится мне твое настроение... Мать, разберись с этой спящей царевной. Ладно, жена, подставляй свою корявую старческую щеку - поцелую и бегу на работу.
Лена фыркнула:
- Ну и нежности у вас! Больше даже на сарказм похоже, чем на юмор.
Дверь хлопнула, и отец, напевая: "Погоня, погоня, погоня, погоня в горячей крови!.." - вприпрыжку спускался по лестнице.
Мать покачала головой:
- Под пятьдесят уже, а все как мальчишка...
Лена сидела, подперев ладонью щеку.
- Мам, а почему вы меня так поздно родили? Женаты давно. Ведь серебряную свадьбу праздновали уже три года назад. Не хотели детей?
- Ты мне, голубушка, зубы не заговаривай, они у меня не болят. Рассказывай, где ноченьку провела?
- Прямо уж "ноченьку". Я ведь в два часа уже в постели была. Ну, не смотри на меня так, ничего плохого не было. Мы ведь в Заречье ездили, там новый храм, на службе постояли. Правда, до конца не остались. У Ритки голова закружилась, мы ее вывели на крыльцо, усадили на ступеньки. А тут парень подошел зареченский, в медицинском учится, помог ей. Она уж совсем сознание теряла. Он какую-то ампулу отломил, нашатырь, наверное, помазал виски, понюхать дал, она и пришла в себя. Мы еще из церкви водички принесли, побрызгали на нее. Ну, а потом уж домой поехали. Сначала Риту до дома проводили, ну, а потом - все по домам. И как-то так получилось, что Илья меня вызвался до дома проводить.
- Это кто - Илья?
- Ну, я же говорю: студент из медицинского.
- Тебе тоже плохо было? То-то я смотрю - все малыши в камыши. Видно, погода меняется. Он и тебе, наверное, всю дорогу виски натирал нашатырем?
- Мам, ты шутишь или сердишься?
- Сержусь, но шучу. До поры, до времени. Не тяни - рассказывай дальше.
- А больше и нечего рассказывать. Проводил меня Илья, а потом в подъезде стояли, разговаривали. Как-то незаметно время пролетело. Он мне о себе рассказывал. О родителях. Они у него приемные, но очень его любят. Правда, когда они брали его из детдома, у его отца была другая жена, но она умерла. И отец через год снова женился, мужчине с ребенком трудно одному. Но его папа говорит, что Любовь Егоровна для него дороже жизни. Что с первой женой они не очень дружно жили, она больная была, нервная, а сейчас у них в семье мир и покой. Илье уже семь лет было, когда у него родился брат, а через два года и второй. Так что у них теперь большая семья. Мама, мам! Ты меня слушаешь? Ты чего такая бледная?
- Ладно, не шуми. Видно, и правда погода меняется. Пойду, прилягу в гостиной на диван, полежу немного.
* * *
Прошло два месяца... Уже снег ровной пеленой укрыл землю, своей тяжестью пригнул голые ветви деревьев, накрыл крыши домов, словно оберегая от стужи людей, которые жили под этими крышами. Наступила зима...
Занятия в Педагогическом институте закончились, и студенты кто степенно, а кто быстро, размахивая сумками и рюкзаками, спускались с широкого крыльца. Лена вприпрыжку неслась по ступеням. Группе парней с сигаретами крикнула:
- Минздрав предупреждает!
Те ответили:
- Вот именно. После переломов у студенток кости срастаются медленно. Ступеньки скользкие, а ты скачешь, как коза.
Лена засмеялась и тут же распахнула свои большущие карие глаза:
- Илюшка!
Молодой человек раскинул руки, и она прильнула к нему, словно согреваясь, сразу сделавшись тихой-тихой. Щеки у нее порозовели:
- Илюша, я так рада! Ты с занятий?
- Нет, мы в плавательном бассейне были. Ну, я и ушел пораньше, чтобы тебя встретить.
Снег падал и падал, ложась на смоляные кудри юноши. Лена робко перчаткой стряхнула снег с волос Ильи.
- Илюша, холодно уже, нельзя без шапки, голову беречь надо.
- Ну-у-у, еще одна "мамочка" нашлась... - он замолчал, глядя куда-то в сторону. - Лена, а что за женщина смотрит на нас так странно? Ты ее знаешь?
Елена обернулась и увидела мать. Та пыталась спрятаться за каменного льва, но, поняв, что ее заметили, оставила свое намерение и подошла к дочери.
- Здравствуйте, молодые люди. Привет надежде нашей Родины - студентам. А я вот шла тут мимо, дай, думаю, доченьку встречу. Ну, вот и... - она замолчала, явно смутившись, что было совсем не похоже на бойкую Раису Ивановну.
- Простите меня, - смутился и Илья, - но я вас где-то видел. Да! Я вас здесь, возле института и видел несколько раз.
Лена нахмурилась:
- Мама, не могу поверить: ты следишь за мной? Я дала повод?
- Нет... Ну что ты, доченька! Я же говорю - мимо шла. Илья ошибся.
- Ах, Илья! Откуда же ты знаешь, как его зовут? Отвечай!
- Лена, говори, да не заговаривайся, не с подружкой беседуешь. Не знаешь никакой меры.
Илья совсем растерялся.
- Простите, пожалуйста, если есть в вашей ссоре моя вина. Я думаю, вам лучше поговорить дома, вон уже люди оборачиваются. Еще раз простите, я, пожалуй, пойду. Леночка, созвонимся?
Девушка только кивнула. В глазах ее стояли слезы, готовые прорваться обильным потоком.
Дома разговор продолжился.
- Мама, ты не имела права! - дочь плакала, теребя в руках диванную подушку, словно та была виновата в ее первой ссоре с матерью.
- Лена, успокойся, я сама расстроена. Это ведь просто случайность!
- Не случайность. Ты не умеешь лгать, у тебя все на лице написано. Да и Илья тебя уже видел у института. Только не скажи, что он тебя оговаривает, это будет уж слишком.
- Да нет, что ты, доченька, может, и в самом деле я когда-то проходила мимо, а он меня запомнил... - Раиса Ивановна замолчала, не зная, как продолжить разговор.
- Мне не обидно, если бы ты приходила меня встречать. Но ты следила! Следила! Словно я делаю что-то постыдное... - слезы мешали девушке говорить. - А я люблю Илью, и он меня любит, в этом ничего нет зазорного. Я даже дома у него была, с семьей познакомилась. Это очень хорошая семья. И мы... мы... - Лена совсем смутилась, - мы даже ни разу не целовались.
- Слава Богу! - мать облегченно вздохнула.
Лена разрыдалась. Мать гладила ее по вздрагивающим плечам, что-то ласковое шептала на ушко, но девушка не успокаивалась. Стукнула дверь - отец вернулся со службы.
- "Под крышей дома моего...", - напевал он. И замолчал, услышав всхлипывания дочери. Подошел, присел на краешек дивана. - Если я правильно подумал, у нас первая любовь, и потому первые слезы.
- Первая и последняя. Единственная. А мама следила за нами. Папа, разве такое возможно?
Отец с недоумением поднял глаза на мать. Та словно пыталась объяснить происшедшее мимикой, но он не понял.
Лена с горечью рассказывала отцу:
- Папа, я от души поделилась с мамой, все рассказала об Илье. Он - сирота. Успел и "прелести" детдома испытать... - и замолчала, увидев, что между родителями словно искра проскочила. - Что, что? Почему вы так друг на друга посмотрели?
- Да не беспокойся, доченька, ты просто взволнована, сердита, оттого тебе что-то и померещилось.
Но, несмотря на успокоительные слова, Борис Михайлович был явно озадачен.
- Давайте на другой раз перенесем этот неприятный разговор. Сударыни, где обед для труженика-кормильца?
За столом стояла непривычная тишина, нарушаемая лишь короткими репликами, присущими каждому обеду.
* * *
Тропинка к нужному дому шла через небольшой парк. Шумная ватага детей лепила снежную бабу, но снег был сыпучий, и к досаде маленьких скульпторов, у них ничего не вышло. Тогда начался бой с применением снарядов в виде снежков. Да и те рассыпались, не долетев до противника. Борис Михайлович и Раиса Ивановна вошли в незнакомый подъезд, считая в уме, какой нужен этаж, вызывать ли лифт. Дверь открыла полная, румяная женщина. Она пригласила их пройти и извинилась:
- У меня пирог в духовке. Вы проходите, раздевайтесь, а я - на кухню.
- Но вы ведь нас не знаете. Не знаете причины, по какой мы пришли, - громко, чтоб было слышно на кухне, сказал Борис Михайлович.
- Раз пришли, значит надо, - крикнула хозяйка из кухни, откуда доносились умопомрачительные запахи.
И вот она сама, раскрасневшаяся, улыбающаяся, появилась в коридоре.
- Да проходите же! Вот сюда, в гостиную.
- И все-таки зря вы вот так впускаете кого ни попадя. В наше время...
- И в наше, и в другие времена надо верить людям и на Бога надеяться. Постоянно жить в страхе - это не по мне. Кстати, меня зовут Любовь Егоровна, а лучше - Люба.
Гости представились.
- Ну, тогда все ясно. А что же вы Леночку с собой не взяли?
- Разговор не для ее ушей. Куда же вы, Люба? Да не нужно никакого чая, мы только из-за стола. Дело в том, что мы не уверены, могут ли Илья с Леной вступать в какие-либо отношения... - Борис Михайлович замялся. - Скажите, Любовь Егоровна, вам известна фамилия Ильи до усыновления?
- Конечно, мы из этого тайну не делали. Его фамилия по родителям Рогачёв.
Раиса Ивановна побледнела.
- Можно я спрошу? Илья ведь на полтора года старше Лены? Так? А усыновлен из нашего детдома, Заречного?
- Да. И что это меняет?
- Все меняет. Илья и Лена - брат и сестра. Мы удочерили девочку, когда ей еще не было двух лет. Звали ее Елена Рогачёва, и в этом же детском доме у нее был брат Илья, полутора годами старше.
- Господи, да как же так? - румянец с лица Любы словно воздух слизнул. - Как же ребятам-то об этом сказать? Они ведь так любят друг друга - грех-то какой!
- Но сказать нужно и как можно скорее, пока их чувства не окрепли еще больше, - настаивал Борис Михайлович.
- Подождите, я не могу брать на себя такую ответственность. Как вы, наверное, знаете, я - вторая жена Леонида. Ребенок был усыновлен еще до нашего брака. Вдруг я что-то напутала. Давайте все-таки дождемся Леонида, прежде чем принимать такое важное решение.
- Мы посидим. Скоро он будет дома?
- Вы меня не поняли. Он в Новороссийске, в санатории. Вернется через девять дней. Давайте так сделаем: Лёня приедет, и я вам позвоню. Все равно надо знакомиться. Мы ведь теперь в некотором роде родственники. Хорошо?
- Да, это разумно, - Раиса Ивановна была так огорчена, что чуть не уронила вазу со стола, когда вставала.
Тереховы попрощались с хозяйкой и снова пошли через парк, уже не любуясь играющими детьми - настроение было не то.
Через две недели Люба позвонила Тереховым и назначила время встречи. Уже знакомой тропой они направились к дому Клепиковых. После короткого знакомства Леонид провел их в гостиную. Стол был накрыт, как для званого обеда.
- Вы кого-то ждете? - спросила осунувшаяся и побледневшая за прошедшие две недели Раиса Ивановна.
- Кого ждали, те уже пришли, - ответила румяная хозяйка.
- Зачем же такой стол? Не вижу повода.
- Повод есть, - возразил Леонид, - мы ведь почти родственники. Надо начинать дружить.
Раиса Ивановна горько усмехнулась:
- Ну, для наших детей, возможно, это не будет большой радостью.
- Как знать. Давайте я расскажу, как мы с Ритой усыновили Илью. А потом вы свою историю расскажете. Моя жена не могла иметь детей, и мы решились взять ребенка из детского дома. Казалось, собрали все необходимые справки, документы. И вот наступил день, когда мы должны были решить, какого ребенка мы усыновляем. Рите сразу понравился кудрявый черноглазый мальчик. Она торопила с оформлением документов. Вы знаете, Рита уже тогда была больна, а я думал, что она просто капризничает. Как ее не убеждали, что нужны еще какие-то справки, она только твердила: "Хочу вот этого, и скорее!" Совестно признаться, но я тоже уговаривал директора выполнить каприз жены. Итак, мы увезли домой ребенка с недооформленными до конца документами. А позже выяснилось, что произошла путанница, и мы усыновили по сути Илью Подопригора, а по документам - Рогачева. У того мальчика, у Рогачёва Ильи, еще была маленькая сестренка. Как потом уладил эту ситуацию директор, не знаю. Но все обошлось. Этого человека уже нет в живых, и подтвердить мои слова никто не сможет. Но так оно и было, поверьте. Рита умерла, прожив менее двух лет после усыновления. За это время три раза лечилась в психиатрической лечебнице. Но Илью она никогда не обижала, она очень его любила. Даже когда умирала, не отпускала его руку. Илья помнит ее, ходит к ней на кладбище. И когда вспоминает, всегда называет "наша мамочка". Люба не обижается, только еще больше уважает сына за его добрую память о приемной матери.
Так что Илья и Лена - не родственники. Думаю, все довольны? Но вот в чем дело: не знаю почему, но меня волновала судьба мальчика, который невольно стал Ильёй Подопригора, хотя он Рогачёв. Я искал его и нашел. Судьба была к нему благосклонна. У него все в порядке. Только он не знает, что у него есть сестра. И вы, только вы должны решить - сказать ли дочери правду и дать ли ей возможность встретиться с родным братом. Конечно, придется открыть Елене тайну ее удочерения. Решать вам, как она перенесет сообщение о том, что вы ей не родные отец и мать. Это больно, не каждый может справиться с таким известием. Вам решать, открыть правду или умолчать.
Ну, а о будущем Ильи и Лены можно не беспокоиться. Будем готовиться к свадьбе. Вы ведь не против? Вот и прекрасно!
Фото Михаила Хаустова