(зарисовка к повести)
Гоша, Игорь Сергеевич, приехал в деревню давно, лет пятнадцать назад. Уже с наградами, уже с контрактурой правой кисти и дыркой от душманского клинка в районе печени.
Помотало мужика по свету посредством судьбы-ведьмы: от песков, в которых правят каракурт и щитомордник, до горького сияния снегов, с его спиртом, урками, ненавистным золотом и игрой в карты на "простотак".
Гоша - человек представительный. В смысле - есть, что представить обозрению: густая, почти синяя цыганская шевелюра с блёстками внеплановой седины; крупно, словно колуном, вырезанные черты лица (морды); вес за полтора центнера, последствия удара в печень вышеупомянутым кинжалом и необычайно умная башка. Компьютер? Ну, да, только странный.
Периодически, раз в полгода, в том компьютере происходит глюк, срабатывает некая подселенная извне троянская программа, закладки не открываются, скорость падает, переполненные кэши матерятся, и тогда Гоша пьёт. То есть, жрёт горькую. Жрёт так, словно завтра конец света, и кроме смолы уже ничего не поднесут.
Когда Гоша начинает пить, деревня временно вымирает. Клава, его жена, забирает маленького Андрюшку и уходит на пару дней к сестре. Соседи сидят дома, как контуженные мышки, выходят в самом крайнем случае, а в отхожее место бегают по очереди и затемно. Немецкая овчарка Хонда, скотина умная и предусмотрительная, обрывает тонкую цепочку и уходит тоже. Ну, его к бесу. Бережёного бог бережёт.
Гоша пьёт, и его посещают странные видения. Юность, золотая Колыма, антифриз через ломик, комсомольско-молодёжный барак с такими же искателями счастья, бура, сека и драки до кровавых пузырей.
В минуты просветления, Гоша пишет стихи. Вернее не пишет, но записывает. В кудлатой башке просыпается кто-то неуютный, вредный и докучливый. Приходит тема, а вместе с ней рифмы. Гоша судорожно записывает, перечёркивает, рвёт и снова записывает. Озарение, мать его в промежуток!
Участковый инспектор, а это много? В городе, где людей больше чем тараканов, это обыденность, прилагательное, штрих. Но в деревне, где каждый человек на виду, участковый - это власть, сила!
Наш Гоша - мент, но только по должности, в душе же он, как я и говорил, поэт. Если честно, то таких участковых поискать.
- Мальцев! Иди сюда, свинтус! - Гошин тон не предвещает халвы с вареньем, - рассказывай, кто вчера в клубе учинил драку?! Не ты? А если я тебя в город отправлю? Я не отправлю? Я добрый?! Это меня оклеветали. Собирайся, поедем в тюрьму! Вобщем так! Прощаю последний раз, и только из-за матери. Думаешь легко ей без отца с вами пятерыми справляться? Чего прости? Завтра утром поедешь в город. Дом спорта знаешь? Найдёшь Виктора Ивановича Мелехина, скажешь от меня. Выбирай! Или ты у него в боксёрской секции получаешь разряд и по морде, сроку тебе год, или я тебя когда-нибудь посажу. Добро! Вижу в тебе зачатки интеллекта. Свободен… пока.
- Матросова! Стоять, когда тебя не спрашивают! Ты опять, ведьма, принялась за старое? Водочку из-под полы банчишь? Ай, ты ж, солнышко наше, незамутнённое. Для людства, стало быть, радеешь? Похвально! Вот тебе моё слово. Последнее, учти! Если я ещё хотя бы раз узнаю, что ты по ночам торгуешь пойлом, упеку надолго. Поедешь в Ныроб, рукавицы шить. А что? Дело хорошее, польза для обчества и всё такое. Поняла? Сдрисни!
Вечером, когда жизнь в деревне затихает, Гоша идёт домой. Клава с Андрюшкой гостят у мамы, в доме тишина, сумерки. Участковый подходит к холодильнику, открывает дверцу и долго смотрит на посудины. Водка подмигивает, притворяется доброй подругой, способной снять усталость, боль в натёртой ступне, открыть иные состояния мира. Сука!
Гоша наливает полный стакан … кефира и, с ненавистью глядя в потолок, судорожно дёргая кадыком, выпивает белый яд. Выдох!
Потом он переодевает пропотевшие за день скитаний носки, берёт свежую пачку Винстона и идёт к реке. Прямо за его домом, а он крайний, начинается склон, и там внизу, мягко шелестя по разноцветным камушкам, струится речка Луша. Добрая и ласковая, как мама, как память.
Гоша присаживается на бугорок, закуривает. Пошла клубника, опять начались набеги городских засранцев. И ведь с котомками идут, как на работу. Ну, ни чо, я вас поймаю, мало не покажется.
Гоша курит и любуется видом, а посмотреть есть на что. Поля, лента дороги, река в обрамлении ивняка. Простор такой, что захватывает дух. И скоро осень, золото, дожди, перерождение. Строки рождаются сами, летят в небо, живут!
…Время напоит тоской беспредельной,
Память истлеет и станет скелетом.
Я и не ведал, что осень смертельна
Чувству, рождённому в отзвуках лета...(с)
Гоша уже давно заметил тех троих. Осторожные, знать-то пуганые. Ну-ну! Он ложится так, чтобы не сразу заметили, а бичуганы подкрадываются к крайнему огороду, отодвигают прясло, ишь, приготовили заранее, и ныряют в тень. Пора!
Гоша хлопает себя по правому бедру … бля! Оставил в сейфе! Ну, да авось без оружия возьму гавнюков.
Участковый крадётся по угору, ныряет в раскрытый зев огорода, вот вы где, голуби! Викторию собираете? Ах, вы ж умнички мои!
- Внимание! Всем стоять и не двигаться! Милиция! Харями в грядки, руки на затылок!
Обычно воровские ремёсла редко пересекаются. Вор, ворует, убийца, соответственно, убивает, майданник рыщет по станционным залам ожидания и вагонам. У каждого своя специализация. Редко, но перекрашиваются, по нужде, в случае крайней необходимости.
Окрик участкового заставил ворьё вздрогнуть, дёрнуться, напугал, ошеломил! А далее произошло непредвиденное. То, чего в принципе быть не могло.
Крайний к Гоше "клубничник", резко развернулся, и Гоша успел увидеть блеск металла. Это было последнее, что он вообще увидел… Ах, да, не последнее.
Уже когда грянул выстрел обреза, и картечь разворотила живот участкового инспектора, уже когда он упал навзничь, от жгучей боли вцепившись когтями в тёплую землю, он увидел небо, облака… облака…
Его хоронили всей деревней, на самом угоре. Там, где открывается вид на бескрайность. Дома стояли пустые, с мёртвыми окнами. Пришли все, от мала до велика. Кто сам, а иных, как бабку Сусвятиху, привезли на инвалидной коляске. Плакали бабы, сурово комкали кулаки мужики, бубнил поп.
И облака. Они всё так же плыли в свою осень, над тёплыми полями, над доброй Лушей, над этой замечательной землёй. К себе, в осень.
…В этом мире взгляд, куда ни брось,
Всё, как будто смыслом дышит высшим.
Ты же здесь, дружище, просто гость.
И, похоже, ненадолго пришлый...©