"Члену Вражеской Организации посвящается. :)"
Сегодня не хочется оставлять свой след в истории…
Не пишутся комментарии к интересным заметкам, не находятся ответы на простые вопросы – все мысли скопились в «большом зале» и рвутся без очереди. Жаль, я не вижу, что творится в моей голове – наверное, это было бы фееричное зрелище – пугающее и завораживающее…
Этот день уже был. Его запечатлел на своем холсте неизвестный художник. А потом продал свое творение молодому скряге за копейки. Тот даже не удосужился взглянуть на полотно, неаккуратно свернул и бросил в выцветший, местами горелый, чемодан. Оглядываясь по сторонам, он исчезал за поворотом узенькой улочки самого бедного квартала маленького города.
Художник, пересчитав мелочь, пошел в кабак. Он выпил столько, на сколько хватало денег. Но одна из рюмок была отравлена пожилым господином, который жаждал отомстить своему сыну за то, что тот рассказал всем жителям города правду о его грязных намерениях по отношению к одной молодой особе, коей на днях должно вот-вот исполниться шестнадцать лет. Слепой старик, подрабатывающий в кабаке своего зятя, перепутал художника с тем самым молодым человеком, потому как они странным образом были внешне похожи и сидели за соседними столами.
Через пару часов, еле-еле переставляя ноги, художник брел по каменистой дороге, которая должна была привести его в маленький, оседавший, с потрескавшейся краской и проломленной крышей домик. Когда жилище уже стало виднеться вдалеке, силы покинули его. В груди вспыхнуло пламя, которое в долю секунды овладело всем телом, душой и сознанием художника. Он как будто нагибался, чтобы рассмотреть какую-нибудь диковинную вещь на асфальте, потерянную зазевавшимся прохожим, но по-настоящему, он мелено таял. Руки, ноги, голова, вся его физическая оболочка больше не была в его власти, если она когда-либо вообще принадлежала ему. Через три с четвертью минуты на улице раздался хриплый, глухой стон, который ветер разнес по всему городу мелкими осколками эха.
Никто не заметил, как умер художник. Его земная оболочка лежала на острых грубых камнях. В темноте казалось, что на дороге лежит простая дворняга, набегавшаяся за ночь или подбитая глупыми мальчишками, слоняющимися без дела круглые сутки…
На следующий день его найдет дворник, подметающий этот квартал от случая к случаю. Никто даже не станет выяснять, что случилось с мужчиной, на вид которому можно дать лет тридцать пять, а может и все сорок. По заношенной рваной одежде и запаху алкоголя все придут к единому заключению, что это спившийся бродяга, у которого не может быть ни родных, ни денег на свои похороны. Художник обретет свое последнее жилище на старом заброшенном кладбище, под бугорком серой земли, среди таких же, как он людей – возможно талантливых, но погубивших свой дар в земных страстях.
Единственное отличие художника от них лишь в том, что от него останется то странное полотно, которое скряга уже давно выдал за шедевр какого-нибудь известного мастера кисти. Глупая, но состоятельная женщина с восхищенными вздохами, дрожащими руками выкупила это творение за немалые деньги и, не веря своему счастью наслаждаться прекрасным и великим, показывала холст каждому заезжему гостю. Ничего не понимающие в искусстве господа, только охали и ахали при виде такого богатства, которое смогла себе позволить эта «тонко-чувствующая» натура. Они долго рассуждали о красках, глубине сюжета, о тайной мысли, запечатленной на гениальной картине. Чаще всего это были пустые нелепицы, так как каждый в это время думал либо о предстоящем ужине, либо о том, сколько эта «доброй души» женщина сможет дать им в долг, а еще лучше, о какой сумме она вскоре позабудет…
Спустя много лет состоятельная женщина разорилась и, оставшаяся при ней глупость, никого уже не интересовала без приложения к ней наличности. Картина отправилась на торги, но профессионалы сразу, не прилагая больших усилий, определили, что картина никоем образом не могла принадлежать кисти великого художника, о котором так красочно рассказывал скряга бедной глупой женщине. От этой новости и без того слабое здоровье бывшей «любимицы общества» совсем сошло на нет, и через полгода его бренное тело оказалось через могилу от того самого холмика, где был захоронен художник.
Картина долго пролежала на чердаке, пока дом не начали сносить. Мужчина грубой наружности, с темной кожей и угрюмым выражением лица нашел полотно при разборе имущества. Оно выцвело, подурнело, и сама по себе серая картина стала почти безобразной. Пугающей своей унылостью.
На свалке старья она смотрелась даже немного шикарно. По сравнению с другими предметами, обитающими там, ее вид хорошо сохранился. Так же картина владела огромным преимуществом в том, что была цела, просто чуть-чуть поцарапана, и то в незаметных местах.
Как-то утром, проходящий мимо бродяга заметил среди мусора неказистый холст. В прошлом собиратель антиквариата, но так же разорившийся, он принял ее за бесценную вещь, брошенную невеждами на произвол судьбы. Стряхнув легонько пыль с рисунка, он аккуратно обернул картину старой тряпкой, найденной на этой же свалке.
Придя в свое жилище, если так можно назвать погорелый дом, с выбитыми окнами и осевшим фундаментом, он черными от грязи руками, развернул полотно… Он восхищался картиной, как ребенок, которому дали на вечное пользование много разноцветных фантиков от самых вкусных и дорогих конфет. Творение неизвестного мастера стало единственной отрадой в жизни бывшего скупщика ценных вещичек.
Это было место, в котором картина прожила больше всех предыдущих своих приютов. Она была почти приравнена в своем ранге к человеку. Бродяга делился с ней своими мыслями, изливал душу, рассказывал жизнь.
Тридцать первого декабря одного из многочисленных годов его нашли в этой погорелой постройке с отмороженными ногами и замершим на века сердцем. Как ни странно казалось со стороны, но на его лице была улыбка, а к старой, порванной телогрейке почти примерзла картина, с уже стертыми красками, неразборчивым сюжетом. Бродяга зажал ее в объятьях, может пытаясь таким образом хотя бы чуть-чуть согреться в холодную новогоднюю ночь.
Картину сожгли. Теперь уже никому не пришло в голову подумать, что потекшие краски на холсте старой бумаги могут принадлежать великому художнику. Напротив, все подумали, что бродяга, замерзший в ту ночь, в прошлом своем был любителем порисовать, а это творение – единственное, что у него осталось.
Полотно горело ровно и ярко, чуть потрескивая угольками. Из картины уходила душа, легким серым дымом растворяясь в воздухе. Я верю, нет – точнее – я знаю, что во всем есть душа. А душа этого холста, прожившего такую непростую судьбу, не может просто уйти, исчезнуть безвозвратно. Она летает по миру, по городам, заглядывая в случайные дома. И сегодня ветер пригнал ее к моему жилищу. Она раскинулась во всей своей красоте и грусти перед моими окнами. И я увидела все. Все то, что могла показать мне та странная картина, нарисованная пропащим художником в день своей печальной смерти.