Глава из романа "НОРВЕЖСКАЯ РУЛЕТКА
для РУССКИХ ЛЕДИ И ДЖЕНТЛЬМЕНОВ"
ПРОЛОГ
Прекрасная Елена (в те минуты ей как раз о себе так подумалось) по-кошачьи комфортно возлежала в мягком белом кресле с ароматной чашечкой любимого каппучино и эскизами шикарного кольца с бриллиантами — будущего подарка от Ричарда. Ей предстояло необыкновенно приятное для женщины задание утвердить окончательный дизайн кольца-мечты от любимейшего Вашерон Константин к их с Ричардом свадьбе.
"Любимая, как спалось?" — спросил Дир и бережно прикоснулся тёплыми как у телёнка губами к завитку тёмных волос на Алёнином виске. Она демонстративно медленно потянулась всем телом, довольно промурлыкала малоразборчивый ответ, но красноречиво ответила нежнейшим поцелуем. "Кстати, моя секретарша Николь занимается сейчас билетами во Францию и заказала нам лучший отель на Куршавель. Всё, как ты хотела, милая!" — сказал он бодрым голосом и, удаляясь в ванную, засвистел как мальчишка какую-то неизвестную Алёне мелодию.
От этой новости сделалось ещё приятнее, и прозрачное, светлое — цвета ромашкового мёда — тепло, дотоле сконцентрированное лишь внизу живота, начало мягко растекаться по всем остальным частям тела.
"Жизнь — прямо как в кино или романе!" — мелькнуло в голове и, улыбнувшись новой хорошей мысли, она села поудобнее к столику с эскизами.
"Нет, много лучше, чем в кино!" — баюкающие мысли о предстоящей поездке мешали сосредоточиться на дизайне.
"Ну вот и всё, — легко подумалось ей. — Конец всем мытарствам и неустроенности, русско-совковской бабьей доле, изнурительной работе на износ, экономии на колготках, платежам долгов банкам-грабителям и прочей чепухе, к которой я за многие годы уже притерпелась. Коне–е–е–ец!"
От переполняющего её существо чувства воистину глубокого удовлетворения Алёна пружинисто поднялась и подошла к огромному до пола стеклу окна, открывающему изумительную, сейчас будто бы простреленную прямыми яркими лучами солнца навылет панораму моря. Море сейчас казалось глазу нереально бирюзовым, словно в любовном порыве сливалось оно на горизонте с небом в виде удивительной дымки — точь-в-точь как знаменитое "сфумато" на полотнах великого Леонардо, волны же зацветали вовсе не пеной, но молочно-радужного цвета сферами, с такой высоты похожими на гигантские хризантемы. Их дом стоял на высокой скале. Ричард, он же Дир, гордо именовал его "Орлиным Гнездом". Обозревая оттуда беспредельную голубую даль, казалось, что ты на седьмом небе в состоянии парения и не подвластен никаким земным законам. Алёне нравилось, что спальни, ванные комнаты и кухня здесь были не какими-нибудь, а абсолютно круглыми.
"Вот оно — наконец-то я на вершине! Свершилось! Смогла-таки! Ай да Алёна Политова, ай да молодец! Чего ещё желать-то? Вот теперь ломаю голову, какое выбрать кольцо по индивидуальному заказу... Неужели это отныне и навсегда станет самой сложной задачей в моей жизни?" — с новой и ещё более сияющей улыбкой подумала она, и в спонтанном танце включила "Весну" Вивальди. Именно Весна расцвела в её душе. Пьянящая, свежая и совсем по-детски наивно радостная. По всему дому поплыла удивительно лёгкая солнечная музыка с нежнейшими и словно смеющимися переливами многочисленных ручейков, капели и пения птиц. Лучезарная, чистая и всесокрушающая Весна залила всецело своим искрящимся исцеляющим медовым бальзамом душу, дотоле столь хладную, грубую, стервенелую и заскорузлую от порядком затянувшейся внутренней Зимы.
Совсем-совсем ненавязчиво и как-то вкрадчиво-стеснительно заиграл звоночек телефона. "А вот и обязательная, как будильник, Николь с заказанными билетами," — Алёне льстил тот факт, что смазливая и молодая, на целых одиннадцать лет её моложе, секретарша некогда сама имела серьёзные виды на Дира и была бы не против оказаться в "Орлином Гнезде" на правах хозяйки, однако теперь бедняжке приходится довольствоваться лишь "зубом" на более удачливую русскую.
"Хэллоу," — и в незримую даль как птица полетела по телефонным проводам утренняя Алёнина улыбка.
"Любимая, ты?" — после почти минутной тишины полупрошептал по-русски до обморока, до синевы в глазах, до разрыва шаровой молнии в горле знакомый голос. Алёна так растерялась, что на некоторое время словно бы оглохла, слыша лишь гулкие горячие удары собственного сердца в висках.
0– Алле, – алле... Ты куда-то пропала... Тебя совсем не слышно... Алёнчик, ты меня узнала?
– Да, я узнала.
Наконец-то она справилась с собой и сумела заставить слушаться трепещущие, как флаги на ветру, губы.
– Ну, наконец-то... Ну, наконец-то вновь слышу твой глубокий, чудесный и всегда волнующий голос! Здравствуй-здравствуй, моя по-прежнему незабвенная козочка–газель. Слышал ты всё скачешь и скачешь вверх по горным тропкам, копытцами серебряными стучишь и стучишь и никогда, ни при каких условиях не сдаёшься обстоятельствам!
Слова мужчины на конце провода звякали и звякали дешевыми стекляшками, так похожими на те, на которые наивные индейцы когда-то променяли своё золото, но Алёна давно перестала быть наивной.
– ...Не поверишь, до чего я преклоняюсь перед такими женщинами. Ты — необыкновенная, а я все эти годы в разлуке смертельно скучал по тебе, думал, что когда-нибудь...
– Что случилось, Валентин? Какие-нибудь серьёзные проблемы с сыном? Опять грозят армией? Скажи уж сразу, не вытягивай душу!
Алёнино тело самопроизвольно натянулось тугой струной и камертоном завибрировало на сверхвысоких частотах. "Нет, это не с армией, Там всё удалось хорошо уладить ещё прошлым летом," — подсказала интуиция. "Неужели же травма какая у ребёнка? Да при таком безответственном отце станется..."
Будто бы играя с Алёной в некую сатанинскую игру траурного цвета трубка — она же весь телефон, долго хранила поистине космическое безмолвие, тем не менее оглушительным звоном отдающее в барабанные перепонки. Алёна испугалась не на шутку.
– Ну, в общем, как бы тебе это получше сказать...
Теперь извечно знакомый голос на другом конце зазвучал много глуше, с лёгкой хрипотцой и учащённым придыханием.
– Валя, прошу тебя — не тяни.
До смерти встревоженную мать уже бил озноб и одновременно она чувствовала подползающую к горлу холодную тошноту.
– Да "наехали" на меня тут. Разорили фирму, поставили на "счетчик". И нашу бывшую квартиру в Петербурге, и квартиру моих старичков пришлось отдать этим в счёт долга. А всё равно на мне ещё висит двести пятьдесят тысяч зелёных долга. Деньги большие, взять их больше неоткуда, а их последний срок истекает пятнадцатого сентября.
Да, конечно же, долларов, не рублей же!
Как, кто такие? Ты что же, ни газет наших не читаешь, ни Интернет?..
Хочу сказать тебе, Гизель... Честно, за себя я не боюсь, но не потому что стал "крутым"... Просто как-то устал, надоело тут всё и вообще... Иной раз жизнь так скрутит... Но за Сашеньку, за мальчика нашего поневоле приходится опасаться. У него вся жизнь впереди... А эти бандиты без роду, без племени...
Вдруг связь с Россией резко испортилась. Трубка странно как-то забулькала, затем послышался вроде как надрывный плач младенца в сочетании с заунывным, почти инфернальным скрежетом металла по стеклу.
Я — как ножик по стеклу,
Я не режу, я — колю.
Вихрем пронеслись в Алёнином сознании строчки одного знакомого поэта. Теперь слабые хрипы бывшего мужа стали едва слышными, доносились как из самых последних глубин преисподней.
– Не могу больше разговаривать с заграницей; деньги кончились и связь вот-вот оборвётся. Прощай, любимая! Не поминай лихом!
Чёрная трубка почти упала из Алёниных разом помертвевших, потерявших гибкость пальцев. "Отчего же так холодно в доме? В горле першит, неужели начинается ангина, как в детстве?" — оцепенело подумала она, машинально накинула на плечи шаль и закрыла окно.
"Кофе какой-то совсем безвкусный и холодный до смерти. Б-р-р-р... Срочно нужно добыть деньги для спасения Саши, остался только месяц... А как прореагирует Дир, если узнает? Я хорошо знаю мужчин. Они не больно-то любят проблемных тёток! Ну а Ричард: он изыщет нужную сумму для любимой женщины или же предпочтет отложить свадьбу... или вообще всё отложит? Меня отложит и уедет с Николь на Куршавель... Так сказать ему сейчас или лучше повременить? А что он ответит после свадьбы? Тогда до срока вообще десять дней останется... Нет, до чего же этот напиток мерзкий и горький — вовсе как не кофе. Надо пойти сварить новый."
Алёна варила кофе автоматическими, как у робота, движениями и с отсутствующим взглядом, но по многолетней привычке неосознанно разглаживала двумя пальцами кожу на лбу — чтобы морщины не возникали. Перед её внутренним взором отчаянно метался черный петух с отрубленной головой. Из его шеи фонтанировала кровь, а он бегал и бегал кругами по грязному, совершенно заляпанному помётом и навозом птичьему двору.
Из оцепенения Алёну вывели грозные перекаты "Шторма". По извечной иронии судьбы эти композиции на диске шли одна за другой.
Подвязана челюсть,
К ладони ладонь.
Сегодня в лёд,
Ну а завтра в огонь.
* * *
На мой взгляд Алёна имела интересную судьбу.
Она вышла замуж в девятнадцать за красавца-пятикурсника, по которому сохли все девочки вокруг как институтские, так и любые первые встречные. Вскоре молодая жена родила Сашеньку, но смогла спокойно продолжить учёбу — муж Алёнку боготворил, а его родители и с ребёнком очень помогали, и материально. Не без поддержки своего влиятельного папы молодой супруг быстро пошёл в гору и в карьерном плане, так что подружка моя могла жить в своё удовольствие. Очень скоро их просторная старинная квартира на Невском стала поистине "полной чашей" во всех смыслах, а Алёна, по её собственному определению, превратилась в красивую домашнюю кисочку или в ухоженную декоративную болонку с бархатным бантиком на шее.
Так шла жизнь: всё в общем-то хорошо и спокойно, достаточно свободного времени, чтобы регулярно следить за собой, денежных затруднений в принципе нет и если что надо — муж или его папа достанут без особых проблем. Алёнкина вторая половина много работал и очень уставал, приходил домой обычно поздно, однако семья в виде красивой, ухоженной, интеллигентной и интеллектуальной жены, любительницы театральных премьер и знатока литературных новинок и развитого, не по годам смышлённого и весёлого сына — абсолютного отличника в школе с англо-математическим уклоном его любили, лелеяли и старались создать все условия. Справедливости ради, надо отметить, что глава семьи также не ленился побаловать при случае милую жёнушку и послушного сынка.
Лет через пятнадцать достаточно безмятежного и благополучного существования женская счастливая судьба разлетелась на мелкие осколки после дребезжащего звонка антикварного малахитового телефона. Вежливый приятный женский голосок, представившийся актрисой театра оперетты, четко по пунктам проинформировал подругу, что её обожаемый супруг хочет, но никак не решается выложить жене правду-матку. Оказывается уже много-много лет он мечтает развестись с Алёной, потому что давно любит другую, но опасается своим уходом вызвать у жены тяжёлый нервный срыв или болезненную истерику.
– Этого просто не может быть, Вы ошибаетесь. Вы меня просто с кем-то путаете.
С интуитивным стоном — болью в сердце, с ещё более болезненным нытьем под ложечкой, с туманным хаосом путанных мыслей в голове, но ещё улыбаясь, веря в вечную незыблемость своего положения и бессмыслицу вынесенного судьбой приговора, гордо отвечала ухоженная респектабельная женщина — любимая жена, мать и хозяйка дома, которой по-хорошему и по-всякому завидовали все подруги.
– Вам, дорогая, никогда не казалось странным, что Валентин Александрович так часто не может попасть из офиса домой из-за ночной разводки мостов? Да только слепой или, извиняюсь, слепая может ничего не замечать столько лет! Хотя, возможно, просто сама не хотите не замечать, не думать и на всё вам наплевать — живёте в своё удовольствие жизнью бабочки-шоколадницы, да и ладно. Ах, если Вам до сих пор с трудом верится, то часам к четырем-пяти подъезжайте ко мне в гости, заодно увидитесь с супругом и поговорите по душам впервые за столько-то лет. Да, кстати, Никитушка, мой и Валин сын, ему скоро девять будет, внешне просто вылитый Валентин Александрович. Записывайте адрес.
И молодой женский голос уверенно продиктовал улицу и дом ошалелой Алёне, которая записала адрес трясущимися руками.
В полной прострации, но волевым усилием пытаясь собраться и сконцентрироваться, размышляла несчастная Алёнка, мучаясь в вагоне метро родного города-героя:
– Ведь я сделала очередной аборт всего четыре месяца назад, а так долго мечтала иметь второго малыша. Валентин прямо в лоб вроде как бы никогда не отказывался, но всегда отвечал: "нам второго не потянуть, ты посмотри сама, что в стране делается". Я же тянула и тянула с последним абортом, а потом пришлось делать искусственные роды на поздних сроках за большие деньги. Боже, какая я дура.
Дверь открыла интересная дама на вид лет двадцати пяти-двадцати семи с миловидным лицом лисички в рыжих, густых локонах. Нельзя сказать, чтобы особенно красивая, но именно интересная и изящно-элегантная. На ней были чёрные замшевые туфельки с бантиками, черное шёлковое платье под стиль пятидесятых годов и длинная нитка настоящего розового жемчуга.
"Сегодня — траурный день для меня", — сразу же подумалось-почувствовалось Алёне и тут же у неё слегка потемнело в глазах от головокружения и испарилась так тщательно заготовленная к встрече уверенность в себе, муже и благополучном исходе всей этой несуразицы.
– Проходите, пожалуйста. Мама заварит Вам чаю или кофе сварит — по Вашему желанию. А я сейчас позвоню Вале в офис и попрошу приехать сюда.
Глупо и отвратительно себя чувствуя, однако смирно и с аристократически прямой спиной сидела Алёна в старинном кресле с чашкой обжигающего чая в руках, церемонно поданного заботливой седовласой мамой молодой и талантливой певицы оперетты. Она слово в слово и слышала и представляла весь короткий диалог между собственным мужем и своей счастливой соперницей. Эти слова ударами тяжёлого стального молота падали на раскалённый, рвущийся на куски мозг Алёны, мешаясь в кучу с рассказом пожилой мамы актрисы о недавней премьере "Летучей мыши":
– Вот где Людмилочка так сверкала, так пела, так играла голосом — весь зал рукоплескал. А мы с Валентином Александровичем с букетами чайных, её любимых роз сидели во втором ряду партера. У неё совершенно божественный летящий голос, берёт все октавы — вот дал-то Бог...
– Валечка!
Меж тем всесторонне талантливая Людочка ласково говорила по телефону с Алёниным законным супругом в течение последних пятнадцати лет.
– Ты можешь подъехать ко мне прямо сейчас? Нет, это действительно очень важно. Нет, не с Никиточкой; да , он как всегда в это время на музыке. Случилось то, что и должно было случиться. Нет, я вовсе не думаю тебя пугать. Хорошо, жду.
Алёне происходящее казалось дурацким сном или запредельной фантасмагорией, мозг напрочь отказывался верить в реальность подобной ситуации. По-прежнему пребывая в умственной прострации, абсолютно дезориентированная, плохо представляющая себе, что правильно делать в таких случаях, как надлежит себя вести, чтобы отреагировать с достоинством; она просто надеялась вот-вот проснуться у себя дома в уютной с розовыми шторами спальне, раскрыть в доме все окна и со свежим ветром стряхнуть странное наваждение. Повесив трубку, молодая соперница присоединилась к общему чаепитию со словами: "Валентин будет минуть через пятнадцать и всё наконец-то выяснится".
И вправду, вскоре раздался короткий звонок в дверь. По-прежнему невероятно красивый высокий синеглазый брюнет, Алёнин всё ещё супруг и отец её сына-подростка, так и не подозревая о Людмилочкином "сюпризе", быстрым шагом вошёл в гостиную и буквально остолбенел:
– Алёнчик?! А ты что здесь делаешь?
"Я не сказала ему ни единого слова, даже не взглянула в его сторону, — спустя пять лет рассказывала мне Алёна. — Просто прошла мимо, не глядя, быстро оделась и ушла. Меня никто и не останавливал. До вечера бесцельно бродила по родному городу; очень странное было у меня ощущение — будто бы на совсем случайной гильотине, просто под руку попалась я судьбе, только что отрезали голову, но тело меж тем продолжает следовать с утра намеченным маршрутом. Некоторые из добрых прохожих спрашивали, почему я плачу и не нужна ли помощь, но я молча уходила от них. Я сама совсем не чувствовала своих слёз, хотя щёки явно были мокрыми. Потом сидела на знаменитой гранитной набережной Невы, молчаливая и неподвижная, как сфинкс, а внутри всё болело, всё взрывалось и лопалось. Казалось, что сердце не выдержит и разорвётся, тогда и я умру. "Никиточка, как всегда в это время, на музыке. Он, как всегда в это время, на музыке. Он, как всегда в эти часы, на музыке". Почему-то эти слова тысячами удавов и гадюк душили и жалили более всего. Я поняла с предельной отчётливостью, что моя прежняя жизнь кончилась, а вместе с ней погибла и прежняя наивная Алёнушка. Зато родилась новая, совсем иная Алёна".
Той переломной ночью подруга приняла кардинальное судьбоносное решение. По своей натуре она действительно была суперволевой и активной женщиной. Последние два года в Санкт-Петербурге Алёнка иногда подрабатывала, как шутил её муж Валентин, "на дамские штучки и прочие заколки" свободным переводчиком в одной русско-норвежской частной фирме. Владелец фирмы приударял за красивой, умной, стильной русской дамой и на полном серьёзе умолял её бросить мужа и стать его, как он выражался, единственной драгоценностью и розой одинокого мужского сердца.
Алёнин шеф умел красиво говорить и ещё лучше ухаживать, а ей романтический интерес богатого норвежца льстил и она кокетливо смеялась, но обращала в шутку его домогательства. Аксель Ларсен был весьма обеспечен даже по западным меркам: имел красивую каменную виллу в богатом районе Осло, несколько автомобилей престижных марок, дачу в горах, яхту под названием "Принцесса Норвегии" и одного породистого скакуна; внешне он (в смысле Аксель, а не его конь) до невозможности походил на Владимира Ильича Ленина — вождя мирового пролетариата, только был высок и вовсе не лыс. В последнее время бизнес с Россией шёл из рук вон плохо, шеф отчаянно ругал маразматические российские законы, планировал в скорости сворачивать деловую активность на русской земле и возвращаться восвояси в свою прохладную Норвегию — страну фьордов, скал и троллей. Климат в принципе был похожий и подходящий; ленинская наружность Акселя Ларсена на уровне подсознания автоматически вызывала искреннее почтение с глубоким уважением, исподволь намекая на скрытый гигантизм мыслей; вилла, яхта, дача и лошадь также совсем не казались лишними; двое его великовозрастных сыновей от двух разных, но одинаково неудачно закончившихся браков жили отдельно и не в Осло.
Туманным прохладным утром, когда над полноводной Невой поплыла розовато-сиреневая дымка, Алёна решительно позвонила шефу и осчастливила его неожиданным согласием стать "Принцессой Норвегии".
По имени можно было догадаться, что Аксель на поверку окажется двойным Акселем. В самом начале Алёна не то, чтобы была как-то необычайно счастлива, но определенным образом удовлетворена как прелестная женщина, привыкшая к поклонению и обожанию.
Неверный муж каялся, умолял не разрушать семью и клялся, что никогда и одной секунды не думал уходить от жены к певице. Гордая подружка моя холодно-любезно объявила ему, что он опоздал и попросила хорошенько следить за их сыном-подростком в её отсутствие.
Сына она планировала забрать сразу же, как обоснуется в Норвегии в новом своём положении; во всяком случае таков был устный договор с готовым на всё ради любви господином Ларсеном.
Первые три месяца новой жизни в столице Норвегии на симпатичной вилле в престижном местечке у самого синего моря, катании на "Принцессе Норвегии" по красивейшим Осло-фьордам и на коне по имени Сносторм (по-русски "Метель"), содержащемся в специальной частной конюшне для "тугих кошельков" прошли довольно хорошо, если не считать некоторых "пустячков". Аксель оказался страшным дамским любителем и особо увлеченным искателем сладострастных приключений; вечерами напролёт он смотрел крутое порновидео, искал по интернету сайты с новой "клубничкой", посылал электронные письма весьма фривольного и недвусмысленного, если не сказать больше, содержания разным легкодоступным красоткам и частенько хвастал перед женой, что каждую весну отправляется на Филиппины в так называемые "секс-туры" для европейских мужчин. Однако битую жизнью русскую бабу Алёну Политову (а ведь известно, что нет в мире ничего крепче алмаза, русской бабы и русской водки, причем с некоторых пор бабы даже перешли на первое место) странные пристрастия нового мужа не слишком-то пугали, хотя и раздражали изрядно. Чрезмерно влюблённой в него, как в своего первого красавца, она не была, имела теперь холодную, рациональную голову на плечах и думала, что в будущем всё наладится. К тому же Алёна ничуть не сомневалась в своей чисто женской неотразимости, притягательности и сексуальности и, являясь в принципе восточной чаровницей, могла легко превзойти в постельных делах более, чем фантастически там изощрённого господина Акселя Ларсена. Дальше дела пошли всё хуже и хуже. Хорошо зная, что русской жене в принципе некуда податься, норвежский муж принялся безумно ревновать "вторую половину", при этом всячески её унижая "навечно варварской" национальностью и устраивая страшные скандалы и нервотрёпки по поводу и без оного. "Кто-то же должен тебя, дикую тёмную варварку, воспитывать и жизни учить". "Но ведь и ты — не Господь Бог. У каждого свои недостатки", — как можно мягче и смиреннее отвечала моя подруга, в душе возмущаясь бестолковостью замечаний куда менее образованного, чем она, Акселя.
Тот, по словам Алёны, так даже путал одноглазого циклопа Полифема из легенд Гомера с древнегреческим скульптором Поликлетом, считая их обоих античными архитекторами из Афин. Как можно было этих двоих спутать — такого я понять не могла: просто невообразимый верх бескультурья, по нашему с подругой русскому разуменью. В итоге Аксель принялся частенько поколачивать жену, но даже в то страшное время Алёна, сжав зубы, учила норвежский язык и старалась активно в нём упражняться. Всё же русская женщина не выдержала и почти сломалась психологически, когда так похожий на Ульянова-Ленина норвежский муж начал практиковать привязывание её к металлической решётке их роскошной двухспальной кровати эластичными бинтами и по-настоящему изощрённо насиловать и содомировать, не отвязывая по несколько дней кряду. При этом "заботливый" господин сам готовил для неё еду, лично кормил с ложечки и охотно носил в постель кофе, соки и судно. (Скорее всего я просто не слишком чуткий и душевно тонкий человек, но как раз в этом месте очень напряженного эмоционально подругиного повествования не смогла дольше сдерживаться и расхохоталась невероятно вульгарно, дико и глупо. Алёна тогда сильно на меня обиделась, но через несколько дней простила. До сих пор не пойму отчего, но время от времени нападает на меня какой- то дурацкий, абсолютно неуместный, но и никакими силами не удержимый гогот.) В те жуткие, полные для Алёны безотчётного ужаса дни, Аксель казался относительно довольным жизнью и более менее спокойным, но время от времени он не забывал повторять, что вот теперь-то капризная и до безобразия избалованная жёнушка находится в полном его распоряжении и власти, и он волен с ней творить всё, что душа пожелает. При первой же выдавшейся возможности перепуганная подружка удрала от своего полусумасшедшего "суженого-ряженого" сначала в полицию, а далее в так называемый "Кризис центр" — в просторечии "дом для бездомных", а тем временем её норвежская виза подходила к концу. Естественным для такого человека, как Аксель, был путь шантажа совершенно ошалевшей от выпавших на долю испытаний в течении всего каких- то семи месяцев Алёны её возможной высылкой из Норвегии, чего он сразу же не преминул сделать и потом целых полтора года она то уходила от него в "бездомный дом", то опять возвращалась на виллу. Всё это время подруга отчаянно пыталась найти себе более менее приличную и дающую достаточный заработок работу, но испытала на себе, что малые нации не очень-то жалуют иностранцев. Ей в конце концов удалось получить кое-какой приработок на мытье полов и окон, а чуть позже — на уходе за одинокими стариками. Когда же подруга сумела осилить съём дешёвенькой хубель — комнаты с кухней и отдельным санузлом, то окончательно порвала с дикообразным мужем и от него уехала.
Лишь нынешней весной, в апреле, после почти пятилетнего проживания в Норвегии наконец-то повезло найти место консультанта по русским проектам на Сахалине и в Находке в крупной интернациональной нефтяной фирме и тогда же она сразу взяла заём в банке, через три недели купила нормальную трехкомнатную квартиру и подала самостоятельные документы на получение постоянного вида на жительство. До глубины души уязвлённый двойной Аксель принялся забрасывать Министерство иностранных дел Норвегии жалобами о том, что Алёна Ларсен обманом вышла замуж без всякого намерения создать семью, была плохой и неверной женой, вдобавок выкрала у него значительную сумму денег и должна быть немедленно выслана из "северного рая". Эти письма попортили подруге много нервов и отняли много сил пока она, следуя совету одного умного юриста, не сообразила сообщить властям и доказать, что Ларсен Аксель просто-напросто патологический ревнивец.
Только тогда малопредсказуемое, как океан, норвежское Управление по Делам Иностранцев или УДИ заменило свой жесткий первоначальный отказ на милостивое разрешение дальнейшего пребывания. Хорошо помню, как отчаянно рыдала вконец измученная Алёна, насмерть растерянная перед силой и непостижимостью Божьей кары и на коленях выпрашивающая Господа о путях его Высшего Провидения, когда она получила официальное предписание покинуть Норвегию до конца текущего месяца. Я не хотела, чтобы подруга уезжала отсюда и от меня и надавала ей много советов и предприняла кучу полезных, на мой взгляд, дел. Теперь всё у Алёны было в полном порядке.
– Позавчера я звонила своему делопроизводителю и, представляешь, он сказал, что моё дело наконец-то решилось положительно, и официальное письмо о моём постоянном месте жительства готовится ими к отсылке. Такое дело надо будет хорошенько отметить. Давай, когда письмо придёт — обязательно обмоем конец моих многолетних мучений. Сходим в какой-нибудь барчик, выпьем чуток и поиграем в бильярд и в рулеточку.
В Алёниных сияющих зеленоватых глазах искрили россыпи звёзд, сегодня вечером она пребывала в совершенно отменном настроении.
Эпилог 1
"Да ладно, чего уж там больно-то раздумывать!" — успокаивал Валентин Александрович сам себя, опустив на рычаг телефонную трубку.
"Оно, конечно, не совсем хорошо, но она теперь — крутая миллионерша и ей такие деньги, что мне — ржавый пятак. А у меня в семействе прибавление, очередной сын родился. Теперь вот и о нём приходится думать, а финансовая ситуация никак ничего не позволяет... Эх, ну что за жизнь — жестянка: человеком крутит, вертит, изламывает и прогибает, не даёт ему — бедняку даже малейшей передышки. А Алёнкин характер за шестнадцать лет нашей совместной жизни я успел изучить получше собственного. Она — как стальная пружина ни в какой ситуации не сломается, а лишь чуть-чуть прогнётся, да и сразу же опять выпрямится. Она точно со всем справится. А уж от её очередного муженька — богатенького американца, не убудет и подавно!"
– Валик, ну где ты там застрял, иди скорее сюда. Мишеньку после кормления надо покачать, чтобы срыгнул, и успокоить, чтобы заснул. А ты в ванне засел, как на сто лет... Мне же пора убегать к гинекологу на приём, ведь опаздываю уже!
"Да, от них совсем не убудет! Мне гораздо нужнее, и это по справедливости. К тому же по всему похоже, что моя опять на сносях".
– Бегу-лечу, любушка моя. Я уже совсем весь здесь!
Эпилог 2
Из хроники кратких сообщений в газете "Филадельфия ньюз" от 27 сентября 200... года
При неудачном спуске с одной из вершин горной гряды Иутонхейм на территории королевства Норвегия сорвался и насмерть разбился известный филадельфийский инвестор, крупный финансист, предприниматель и, одновременно, увлечёненый альпинист-любитель Ричард Бэрнас (родился 2 октября 196… года). Меньше чем за месяц до несчастья господин Бэрнас сыграл свою третью по счёту свадьбу с русской по происхождению гражданкой Норвегии Еленой Политовой-Ларсен.
Обстоятельства произошедшей трагедии до сих пор не ясны. Несчастный случай вызвал сомнение у норвежской полиции, поэтому в настоящее время норвежскими следователями совместно с их коллегами из США начато расследование. По непроверенным данным Елена Политова Ларсен якобы являлась агентом сразу трех иностранных спецслужб, однако уполномоченный по делу инспектор отказался ответить на вопрос нашего корреспондента.
О ходе следствия и его результатах мы будем регулярно информировать наших уважаемых читателей.
Прощание с покойным состоится в ближайший вторник 29 сентября в большом зале Гринчестер церкви.
Редакция также выражает глубокое соболезнование семье и близким глубокоуважаемого Ричарда Бэрнаса, так неожиданно и трагически рано покинувшего сей мир и нас 15 сентября сего года.
Наталья КОПСОВА (Норвегия, г. Осло)