Дима сидел на кровати и тупо пялился на погасший вот уже пять минут назад дисплей. Реальность постепенно обретала объём, углублялась, выпрямлялась.
- Бред же… - прошептал Дима, машинально пытаясь заправить несуществующую чёлку за ухо. – Кошмар. Наснится же…
За окном резко запищала чья-то потревоженная машина, истеричка. Дима вздрогнул и оторвал взгляд от телефона, казавшегося живым организмом с характером. Пять минут пятого. А если Александр спит? Скорее всего…
А если нет?
Мгновенно вспомнился Витя. Люди разбиваются на машинах, и такое случается в жизни. Страшно. Дима до боли прикусил нижнюю губу и набрал номер Александра. Руки дрожали, не попадая на кнопки.
- Аппарат вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети.
Дима сдавил корпус и вновь набрал номер. Знакомый до последней цифры. Подними ночью, и Дима сможет повторить его наизусть.
- Ну давай же… Саша, ответь… - шептал он, прикусывая ноготь. Но механическая девушка на том конце обречённо пела свою извечную песню – «вне зоны действия сети… вне зоны… вне».
Дима шмыгнул носом и зажмурился, убирая телефон от уха. За окном светало. И бледно-розовый рассвет казался молчаливым предвестником катастрофы. А если и правда что-то случилось? Дима узнает об этом последним. Не родственник, не супруг. Ему никто не позвонит, о нём вспомнят в последнюю очередь, если вообще вспомнят. Их связывает только ненадёжный телефон, который стоит только выключить невовремя, и всё…
Дима опять набрал номер, и тишина, воцарившаяся в трубке, затянула в свою необъятную глубину, лишая воли, подчиняя своей всепоглощающей жажде разрушения. В эту секунду Дима явственно ощутил состояние тех людей, которые рвали на себе волосы и сдирали кожу, оказавшись в закрытой камере с пониженным давлением.
- Ну ответь, Саша… пожалуйста. - Перед глазами всё расплылось, и розовый рассвет стал мутно-серым.
А потом пошли длинные гудки.
- Да? Дима? – Александр говорил быстро, и в его голосе слышалась тревога. – Ты почему не спишь?
- Проснулся… - выдохнул Дима, опускаясь на пол и с силой сжимая пальцами переносицу. Плечо прижалось к ледяной батарее. Просто кошмарный сон. Неправда. Такая глупость. А горло сдавило от подступающих слёз – не вдохнуть. – Ты где? – как можно беззаботнее, размазывая слёзы по щекам. Обычная фигня - звонить посреди ночи, с кем не бывает.
- Въезжаю в город.
И впрямь на заднем плане отчётливо слышался шум мотора. Александр едет в машине. С ним всё в порядке… и не было никаких остро пахнущих мёртвым деревом досок, никакой едкой гари, и пустоты тоже не было. Всё приснилось.
- В какой?
- В родной, - коротко ответил Александр. – Буду через десять минут. Дим… только без глупостей. Я скоро.
- Да, я буду ждать.
Нужно успокоиться, взять себя в руки. Но не получается, никак не получается. Было так близко, так ярко, так реалистично, что до сих пор верится. Чувствуется, как своё. Словно сам там был, видел, разбивался.
Дима прошёл на кухню и поставил на огонь чайник, помыл посуду, открыл холодильник – переложил все продукты аккуратно. Сделал два бутерброда, поставил в микроволновку. Свет включить забыл.
Чай остыл, сыр на бутербродах пожелтел и покрылся корочкой. Дима задремал, глядя поверх них, в окно. Небо опять затянули тучи – будет дождь. Ожидание похоже на растягивание упругой резинки – один конец остался в той минуте, когда Дима отключил телефон, поговорив с Александром, а другой крепко зажал в руке и стал тянуть. Сначала шло легко, а потом всё тяжелее и тяжелее. Резинка-время натягивалась и грозила лопнуть, ударив больно по рукам. Опять стало страшно.
Александр открыл дверь своим ключом и, разувшись, сразу прошёл на кухню. Знал, что Дима не будет спать.
- Привет, - прошептал он, присев на соседний стул, и погладил сонного расстроенного Диму по голове. – Ну давай, рассказывай, что случилось? Что приснилось?
- Привет, - бледно улыбнулся Дима, протягивая руки и крепко обнимая Александра за шею. Живого, тёплого, пропахшего машиной, дорогой и ранним утром. Теперь всё взаправду, всё правильно. – Почему ты так рано? Ты же сказал, что выедешь в десять из Москвы.
Александр провёл рукой по напряжённой Диминой спине, успокаивая. Помял пальцами шею у основания, взъерошивая волосы на затылке. Такой ласковый, понимающий… необходимый.
- Хорошо, что я сообразил приехать раньше, - тихо засмеялся Александр, поднимая на руки вцепившегося в него Диму. – Птичка ты моя… впечатлительная.
- Саша, - Дима вдыхал мягкий, низкий запах кожи Александра, и в груди сладко замирало от каждого вдоха. Самый приятный запах, уютный, родной. – Я видел аварию… на мосту. И ты там тоже был. Я знал, что ты рано поедешь.
- Я приехал, всё хорошо. Успокойся… всё хорошо.
Дима сильнее прижался к Александру и судорожно вздохнул. Это был момент, когда хотелось просто молчать, сидеть на кровати, обнявшись, и молчать. Гладить Александра по спине, по плечам. Целовать в губы, в щёки, в шею.
- Любимый мальчик, - Александр уложил Диму на кровать и целовал, нежно скользил по губам, пробуя на вкус, пытаясь согреть, вдохнуть спокойствие. Глаза медленно закрывались в истоме. И дрёма постепенно вновь сковывала тело слабостью. – Давай поспим немного, пока темно и делать нечего.
Александр прикоснулся губами к скуле. Это было щекотно, приятно. Ощущения смазались, переплавились в иную реальность, и Дима провалился в черноту.
- Вот же незадача, – Дима нелинейно мотался по комнате в поисках подзарядника к телефону и то и дело забывал, а что, собственно, он ищет. Ему было стыдно, просто до спазмов в горле было стыдно за свой ночной звонок, за такое девчачье поведение. И ревел ведь ещё! Но с этим ещё можно было смириться. А вот с тем, что для всего мира они никто друг другу – не получалось. И если что-то случилось бы на самом деле… – Саш, ты не видел мой подзарядник? Вчера же здесь был… На тумбочке… или в тумбочке. – Дима открыл дверцы, и на пол вывалились какие-то футболки и шорты. Нашлась любимая пижама, а вот того, что искал, след простыл. – Вот блин, ну и бардак…
Александр неслышно прошёл по коридору и встал в дверях, молча наблюдая за мытарствами ушедшего в глубокие раздумья Димы.
- Где ты его обычно оставляешь? – спокойно и тихо проговорил Александр. Он специально так делал, чтобы Диме приходилось прислушиваться.
- На тумбочке, кажется, - Дима старался не смотреть на подпирающего косяк Александра, потому что он ещё не придумал ответ на свой извечный вопрос – как быть? Как много проблем решает штамп в паспорте. Традиционный подход и всевозможные права, в том числе и на получение информации из первых уст. А жена Александра живёт в другой стране с любовником.
- Я видел на кухне какой-то подзарядник. Может, это тот самый?
Дима замер с пачкой журналов в руках и поднял удивлённый взгляд на Александра, он уже в очередной раз забыл о том, что что-то искал.
- Точно! Он самый. У меня он только один.
Дима контрольно широко улыбнулся и прошмыгнул мимо неподвижно стоящего Александра. Действительно, тот самый чай! Тот самый друг с проводком. Дима поставил телефон на зарядку и с ужасом обнаружил, что все дела переделал и отвлечься не на что. И осталась только растерянность, смущение и как самый нижний, едва ощутимый, но неумолимо подавляющий всё остальное слой – страх. И Дима, насквозь открытый перед ним и бессильный.
- Я привёз тебе футболку. В твоём стиле.
Александр вернулся на кухню с ярко-синим пакетом и протянул Диме, отвлекая того от невесёлых размышлений на тему своего несовершенства. Футболка была ярко-красная с обглоданной рыбиной спереди, под которой красовалось нескромное название «Вобля».
- Бля… - хрюкнул Дима. – Прям про меня. Ещё бы раздельно написать.
- Ну это будет совсем нецензурно.
Александр налил чай и поставил на стол перед Димой, мнущим в руках футболку. Тот явно зависал. И прекрасно это понимал, пришлось изрядно напрячься, прежде чем отложить подарок и сфокусировать взгляд на Александре. Силы закончились, и Дима устало плюхнулся на стул и прислонился затылком к стене.
- Радость моя, - кружка прошуршала по скатерти, и Дима опустил глаза, встретившись взглядом с Александром. Тот улыбался, снисходительно и понимающе. – Пей чай.
- Спасибо.
- Дима, ты всё утро где-то витаешь. Расскажи, что там такое сложное решается в твоей голове. Может быть, я помогу решить эту проблему.
Дима поёрзал на стуле, устраиваясь удобнее, и отхлебнул чай.
- В последнее время я слишком много реву. Из-за любой фигни реву! – Дима закусил губу и поскрёб пальцем скатерть. Одна едва заметная затяжка проходила вдоль края. Не о том он говорит, совсем не о том.
- Это не фигня. Ты испугался. За меня испугался.
Дима опустил голову ещё ниже и тяжело вздохнул.
- Саш… я без тебя уже не могу, - прошептал он и провёл ладонью по щеке, словно что-то стряхивая. Попытался улыбнуться чуть увереннее. – Оставайся у меня навсегда. Как семья… будем жить. Я хочу, чтобы ты возвращался ко мне каждый раз… только ко мне, как домой… сюда.
- А ты будешь меня ждать? – Александр улыбнулся, но не шутил. – Как любимая жена, мой хороший.
- Хоть как жена… - смутился Дима, щёки загорелись, и сердце забилось как ненормальное. Он согласен?
- Птица моя ручная. Вечером съезжу за вещами.
- А как же дом?
- Продам, и построю другой дом, по твоему проекту. - Александр, протянув руку, накрыл Димину ладонь, лежащую на столе около кружки.
- Здорово… я в тебя опять влюбился. Но у меня постоянно жуткий бардак, и я не очень-то люблю его разбирать, это нормально? Ты можешь работать в гостиной, там стол есть, можно оборудовать тебе кабинет… и я тихий на самом деле, когда не нервный, а это часто случается. Работаю молча, в хозяйстве неприхотлив, в сексе неразнообразен.
- Разберёмся, - усмехнулся Александр, встал из-за стола и подошёл к Диме, взял его за руку. – Пошли, потанцуем. Как-никак у меня вчера был День рождения.
- Отмечал? – Дима поднялся и снизу вверх посмотрел на Александра. Какой же он всё-таки красивый, вот такой домашний, никуда не спешащий, расслабленный и бесконечно любимый.
- Работал и очень хотел с тобой потанцевать.
- Я противопоказан во время работы.
- Просто в крайней степени.
- Бессамэ, бессамэ мучо, - подпевал Дима компьютеру, прижимаясь ближе к Александру и стараясь не наступать ему на ноги. Получалось не очень, но тот не обращал внимания, увлеченно дышал в ухо и задирал футболку на спине, гладил пальцами поясницу, поднимался выше по спине, к лопаткам. – Странно танцевать днём, не пьяным и рядом с кроватью…
- Худющий, - вздохнул Александр, как показалось, с сочувствием. – Все кости прощупываются.
- А ты не щупай, - усмехнулся Дима, уткнувшись носом в крепкое плечо. У Александра ничего не прощупывалось, никаких костей, одни только мышцы. Сплошная энергия, поток, мощный, смывающий всё на своём пути. А сейчас спокойный, почти ручной. Только для Димы. Какие танцы? Руки то и дело падали на пояс, но Александр упорно продолжал закидывать их на плечи и вести.
- Люблю тебя, моя птичка, - чуть слышно, в самую суть, вглубь, под кожу… к сердцу. – Люблю.
- Са-а… ша. – Звук имени тонет в поцелуе, и музыка тоже становится глуше, красивая. Льётся из динамиков, о любви, без слов. Дима не знает испанского, но и так всё понятно. Обними меня, обними меня крепко...
- Как ты сегодня хочешь? – Александр опрокинул Диму на незастеленную ещё с ночи кровать и навис сверху, чмокнул в кончик носа, потом стянул с себя джемпер. Убрал одеяло в угол кровати, чтобы не мешалось.
Дима растерянно пожал плечами и мгновенно смутился. Александр ждал его распоряжений, чтобы сделать всё, что попросит. И непременно это будет замечательно, и нежно, и горячо, и особенно приятно оттого, что желанно. Что бы такое загадать? Дима закрыл глаза, позволяя Александру целовать себя в шею. Чего он хочет? Одна и та же мысль не давала Диме покоя вот уже который месяц, один и тот же образ. Что будет, если Александр выйдет из-под контроля и захочет взять Диму против его воли? Так ли это страшно? Или эта игра предельно чувственна – никаких запретов, никаких границ. Дима всегда чувствовал, что Александр хочет большего. Никогда не признается, быть может, потому что и не думает об этом. Но Дима знает, что оно живёт внутри, этот зверь, жестокий, опасный, неуправляемый – чистый восторг. Выпустить из тесной клетки на волю, оставить её для Димы. Ему там хорошо, а не Александру.
Дима резко упёрся руками в грудь, останавливая. Тяжело задышал, выскальзывая из-под Александра и искушающе облизывая горящие губы.
- Мальчик придумал игру? – глаза напротив вспыхнули как два уголька, азартно.
- Я хочу, чтобы ты не сдерживался, абсолютно. Не жалей меня, бери… - голос дрожал от дикого волнения. Пульс разгонялся до ста двадцати в минуту. Диме хотелось почувствовать, коснуться этой мощи, ощутить всю её глубину.
- Не испугаешься? – Александр встал на колени и одной рукой расстегнул джинсы. Вторую потянул к Диме и мягко обхватил лодыжку, погладил большим пальцем выступающую косточку. Он принимает условия. – Я могу быть очень несговорчивым.
- Нет, - уверенно ответил Дима и одним точным движением освободил ногу. – А я могу быть очень ловким, - он оттолкнул Александра и легко спрыгнул с кровати. – Да, я забыл сказать, я буду сопротивляться.
Дима стащил футболку и швырнул её куда-то в угол, оставшись в одних домашних штанах, призывно ухмыльнулся и метнулся из комнаты, не глядя больше на готовящегося к прыжку Александра. Пусть догонит.
Тот настиг в коридоре, ловко перехватил поперёк груди и поставил подножку. Дима вовремя выкинул вперёд руки, смягчив падание. Но захват был недостаточно сильным, всё-таки жалел. И сладко от этого и обидно. Ведь договорились же! Значит, нужно завести, раззадорить, разозлить. Александр куснул его за ухо и тут же облизал. Зверь и есть. Напрягшись, Дима легко разжал его руки и вывернулся, нечаянно ударил локтём в твёрдую челюсть. Александр зашипел от боли, ослабляя хватку.
- Обломись, радость моя, - выдохнул Дима, стараясь не думать о том, что натворил - не сейчас, и встал на четвереньки, чтобы подняться. Но рука Александра мгновенно вернула его на пол, дёрнув за ногу. Ударился плечом он знатно, так, что искры из глаз посыпались.
Два незаметных движения – Дима растерянно охнул, не успев сгруппироваться.
Александр перевернул его на живот и подмял под себя, заломив одну руку, чтобы подчинить полностью. По всей видимости, он тоже владел боевым искусством и весьма неплохо… Локоть пронзила острая боль.
- Значит, поиграть захотел, - низкий, незнакомый тембр заставил Диму вздрогнуть, и кожа мгновенно покрылась мурашками – игра пошла по-крупному. – Ну давай поиграем.
Дима попытался освободить руку, которая затекла и почти не чувствовалась. Александр стащил с него штаны и дёрнул за руку, заставляя встать на колени. Дима вскрикнул от боли, но послушался. Перед глазами расплывались синие квадраты коврика, то превращаясь в какое-то месиво, то становясь просто до ужаса чёткими. И тумбочка с острым краем, и обувь, которую Александр оставил здесь ещё ночью, стояла ровно, как на параде. Поясница непроизвольно выгнулась, подставляясь под безжалостные пальцы.
- Ноги раздвинь, - ни капли нежности, просто приказ. Безличный и непреклонный. Дима опустил голову и коснулся лбом шерстяных ворсинок ковра, застонал и послушно расставил ноги шире. Возбуждение затопило душной волной, лишь только стоило представить, как он смотрится со стороны. Доступный, покорённый. Александр кусал его в шею сзади, и гладил пах свободной рукой, сжимал, отпускал, надолго… нестерпимо надолго. Скользил внутри, не прекращая целовать спину, плечи, оставлять следы. Дима хныкал, уже не сдерживаясь, не обращая внимание на затёкшую руку, и неласковые поцелуи – хотелось ещё больше, ещё больнее… Ну давай же!
- Трахни меня… быстрее… - шептал он, рычал он, скулил он. Но Александр не слышал, продолжал свои поцелуи-укусы и молчал… молчал. Дима слышал его прерывистое дыхание и чувствовал прикосновения к липкой коже. И это было так непривычно, что на секунду Диме показалось, что он не знает этого человека, совсем не знает.
Александр вошёл резко, когда Дима совсем не был готов. Больно. Квадраты перед глазами слились воедино и исчезли. Дима потерялся в боли. Никаких оттенков чувств, никаких граней – просто одна звенящая нота боли, которую нельзя оценить, к которой нельзя привыкнуть. Которой невозможно наслаждаться.
- Больно… очень… - Дима забился в крепко держащих его руках, и с ужасом понял, что Александра уже не остановить. Поздно - зверь, которого так все ждали, вырвался из клетки, выломав прутья решётки. И теперь он правит бал, Дима так захотел, сам.
Александр отпустил Димину руку и одним движением перевернул его на спину, ослабив давление. Боль звенела во всём теле, от возбуждения не осталось и следа. И больше не хотелось играть. Александр наклонился и поцеловал Диму в щёку. Его губы казались обжигающими на ледяной щеке.
- Наигрался? – усмехнулся Александр, тяжело дыша. В его расширившихся зрачках отражалось Димино лицо, и скользила тень разочарования.
- Заканчивай, - приказал Дима и рванул Александра на себя, впился в губы голодным страстным поцелуем. Закинул ноги ему на поясницу.
Второй раунд увлёк Диму больше, это именно та грань, которой он хотел достичь – осадок боли, а на поверхности наслаждение, кристально-чистое на мутно-сером, и если встряхнуть посильнее, то всё перемешается. Смесь жажды, нежности, страсти, желания жизни и желания смерти – всё здесь, вместе в гармонии.
Дима потерял счёт времени. Быть может, они были в коридоре всего пять минут, а может быть, несколько часов. Всё тело саднило, особенно неприятно пульсировали стёртые в кровь коленки и локти. Александр перенёс его из коридора в кровать и мазал ранки перекисью. Дима смотрел на его движения и ничего не понимал. Ему казалось, что он всё ещё в коридоре… и зверь на свободе, его не победить…
- Мой… - прошептал Дима, закрывая глаза и протягивая руку к Александру, погладил по бедру, и сил хватило только на одну слабую улыбку.
- Горе ты моё изнасилованное, - послышалось откуда-то из другого мира. Дима хихикнул уже во сне… и впрямь почти статья. Осудить бы вас, Александр Владимирович.
Дима, пошатываясь, выполз из ванной и, довольно улыбаясь, взгромоздился Александру на колени, демонстрируя свои боевые ранения. По телеку крутили какой-то мутный сериал про Спецназ, в котором Александр находил для себя что-то увлекательное. У него вообще был весьма специфический вкус. Садомазохистский.
- Больно я тебе двинул? – Дима осторожно повернул к себе лицо Александра, чтобы внимательно рассмотреть расплывшийся на скуле синяк. Сейчас он был сероватым, оплывшим жёлтым по краям, заползал на щёку, покрывшуюся лёгкой щетиной. Знатно приложил, от души.
- Внушительно, - усмехнулся Александр, ловя губами Димины пальцы. – Не надо слов, бей сразу в челюсть. Да, птичка моя?
- Ты нарушил правила, - прошептал Дима, позволяя целовать свои пальцы. Едва ощутимая дрожь прокатывалась волнами вдоль позвоночника. Такие приятные прикосновения. Кончики пальцев были очень чувствительными.
- Ты тоже, - Александр подхватил Диму под бёдра и усадил на колени лицом к себе. Это был слишком опасный манёвр после того, что они вытворили в коридоре. Внизу спины заныло, и содранные коленки вновь стало дёргать. Дима зашипел, впиваясь пальцами в плечи Александра, и поморщился от боли.
– ****ец, Александр Владимирович, мне щаз так нельзя…
Дима обнял Александра и тихо засмеялся. И впрямь как два придурка: один с фингалом, и другой сесть не сможет ещё несколько дней.
- Зато про войну, секс и насилие, - вздохнул Александр, ссаживая Диму с колен и укладывая на диван. Тот уже смеялся в голос так, что на ресницах выступили слёзы. – Давай ещё помажу, чтоб зажило быстрее.
- Давай, - прекратив смеяться, ответил Дима и ласково улыбнулся. – Только без приставаний.
- Обещаю, - Александр чмокнул Диму в вырез футболки и вышел из гостиной.
По телеку шли новости, Дима лениво хлопал глазами, бездумно наблюдая за сменой картинок. Вот был город, а вот уже лес, небо, девушка-диктор, дорога, огонь. Пожарные и пронзительные сигналы милицейских машин. Дима почувствовал, как сердце мгновенно бухнуло в желудок, пропуская удар. Это же… как во сне.
- Крупная авария произошла в одиннадцать пятнадцать по московскому времени на мосту, в двадцати километрах от города Покрова Владимирской области. Водитель «Камаза», перевозившего пиломатериалы, не справился с управлением и выехал на встречную полосу… Десять человек погибли, трое пострадавших доставлены в реанимационное отделение первой городской больницы Покрова. Справки по телефонам… Александр молча присел рядом, тоже неотрывно глядя в экран.
- Хорошо, что ты не поехал в десять… - тихо проговорил Дима, когда начался следующий блок новостей. И больше сказать ему было нечего.