В обед в кабинет вплыла Лариса Погодина, дочка Всеволода Игнатьевича. Ультрамодная причёска, большие чёрные очки. Дима сразу-то и не узнал её. Хоть и учились вместе пять лет в одной группе и даже иногда шатались по злачным заведениям. Лариса была Викиной подружкой. Девочка-отморозок закалывала пары, заваливала экзамены, но разбиралась в инженерных программах как первоклассный спец, куда посиневшим от натуги ботанам. В прошлом году в «Спектре» прошёл слух, что она живёт с какой-то девочкой недалеко от Красной площади.
- При-и-вет, Минаевский, - нежданная гостья подняла вверх правую руку и отдала честь. – Всё плесневеешь?
Дима скрипнул стулом, в упор глядя на знакомую-незнакомую девушку и судорожно пытаясь вспомнить, кто это.
- О-о-о, - громко протянула она и плюхнулась на Лидин стул, лёгким движением руки подняла очки на макушку, убирая со лба косую колорированную чёлку. Теперь она стала настоящей Лариской. – Ну, ты совсем заработался, мой друг!
- Ларка, - хлопнул себя по бедру Дима и широко улыбнулся. – Ну ты, блин, и вырядилась. Фиг тебя признаешь с такой стрижкой.
- Не всё же с косой до пят ходить, - развела руками Лариса и с любопытством заглянула в папку, где Лида регистрировала входящие телефонные звонки. Бегло просмотрела и с шумом захлопнула. – А ты как тут живёшь-здравствуешь? Слышала, что развёлся с Викусей. И она уже выскочила замуж за какого-то начальника.
- Есть такое дело. Может, чайку попьём или кофе с коньяком? – предложил Дима. Рядом с Лариской всегда хотелось напиться, так располагающе она выглядела - вся в отца пошла!
- От кофейку не откажусь. Тем более если ты приготовишь.
- А что так сразу?
- Ну, ты ж у нас особенный, мальчик-с-пальчик.
Лариса была высокая, широкоплечая спортсменка. Раньше она увлекалась плаванием, видать, доувлекалась. Но, несмотря на внешность, манеры, и явно нетрадиционные взгляды, она никогда не мешала ухаживать за собой и всегда смотрела на Диму, как на мужика, без умиления и желания потискать, в отличие от той же Лиды или даже Вики.
- Покорила Москву?
Кофе с коньяком на вкус получился отвратительным: то ли слишком много коньяка вбухал, то ли кофе испортился, но по довольной улыбке напротив Дима понял, что девушке понравилось. Пронесло.
- Мелко мыслишь, Минаевский. Я уже в Германии пашу полгода. Организую там одно дельце…
Дима отхлебнул мерзкое пойло в надежде, что вкус станет хоть чуточку мягче, и тут же поморщился. Нет, всё так же отвратительно горько. Лариса пришла не просто так. Дима вообще забыл уже, когда к нему люди приходили просто так. Быть может, оно и к лучшему. Не так уж и много у него времени на старых приятелей и праздные разговоры. Лучше пойти потискать Александра Владимировича.
- Что за дельце?
- Архитектурная студия. Эксклюзивный дизайн, самые смелые решения, желание клиента - закон… - Лариса подмигнула Диме и достала из большой кожаной сумки, напоминающей формой и размерами вещмешок, квадратный матовый проспект. На обложке нескромно красовался Димин «Кубик Рубика». – Зацени. Это пилотный выпуск. Рихард про тебя текст накатал, я чуть не прослезилась.
Дима молча взял проспект и полистал. Так и есть, тот самый текст, что был прислан ему на сверку неделю назад. И Димина фотография из Флоренции приютилась в уголке. «Начало пути талантливого архитектора», кажется, так называлась статья. Текст был на немецком.
- Там ещё есть русский вариант, я сама переводила, с обратной стороны, - Лариса перегнулась через стол и долистала проспект до нужного места. Ткнула пальцем.
Дима коротко вздохнул, чувствуя, как начинает волноваться. Так быстро его сцапали. О цели визита Ларисы можно было догадаться, лишь взглянув в её горящие азартом, смешанным с восхищением, глаза.
- А как ты на Рихарда вышла? Он же вроде в журнале печатался?
Дима не хотел читать статью, и не потому, что знал, о чём там, а потому что Лариса её тоже читала и сделала много удобных для себя выводов. И проспект тоже просмотрел лишь мельком, оценивая уже сделанное внутри «Кубика». Пластик заменили металлом, утяжелив конструкцию и сделав её солиднее.
- Это мой хлеб, - пожала Лариса плечами, напряжённо вглядываясь в лицо Димы. Его сдержанность смущала девушку, готовившуюся, по всей видимости, к несколько иной реакции. Полгода назад Дима бы прыгал от радости, быть может. И просил бы взять его на работу в новую европейскую студию, а теперь всё изменилось. Он мог делать то, что ему нравится, и здесь, и никуда не спешить.
- Приглашаешь присоединиться? – напрямую спросил Дима, закрывая и отодвигая проспект. Он бы, конечно, не был против оставить его себе на память, но подсознательно хотелось быть как можно независимее.
Лариса побарабанила пальцами по столу и залпом допила кофе.
- Приглашаю. Проект будет крутиться вокруг двух-трёх архитекторов. Авторские проекты, конкурсы, мировая известность. Пиар и рекламу я возьму на себя. Стася – всю бухгалтерию. Мы поставим на имя, а не на фирму. На твоё имя, в частности.
- И ты думаешь, оно надо кому? В Европе и своих талантов пруд пруди.
Лариса снисходительно улыбнулась и, набрав в грудь побольше воздуха, начала говорить о Димином таланте и его росте, об открывающихся перед ним перспективах. И казалось, что все эти красивые слова как не о нём вовсе, а о ком-то постореннем. Ну не может живой человек быть таким офигенно замечательным и во всех отношениях продвинутым. Прям гений мысли и формы. После двадцать пятого захода Дима подумал, что вот сейчас точно засмеётся.
- Ты видел, какой резонанс вызвала статья Рихарда в прессе? Да там все с ума посходили, когда узнали, что мальчик, во-первых, русский, а во-вторых, ему двадцать пять. Ты понимаешь, что это значит?
Дима нервно передёрнул плечами. Было уже откровенно не по себе. Никогда прежде на него так не давили. И чем же?! Его собственными заслугами.
- И что это значит?
- Что теперь твои проекты будут идти на ура, вот что это значит! – воскликнула Лариса, эффектно закатывая глаза.
- Но они и тут идут неплохо, - парировал Дима. Конечно, прозвучало это неубедительно – детские садики никогда не сравнятся с национальными музеями, но, тем не менее, вернуло мир в прежнее положение.
- Ты хочешь всю жизнь проработать на моего отца или на Яковлева? – жёстко проговорила Лариса. Она явно пришла для того, чтобы получить ответ «да», и любой другой вариант её не устроит. Только Дима терпеть не мог, когда на него давят.
- А ты предлагаешь работать всю жизнь на тебя? – усмехнулся он. – Не вижу смысла менять шило на мыло.
Лариса недовольно поджала губы и быстро встала из-за стола. Посмотрела на часы и, тяжело вздохнув, вновь улыбнулась.
- Всё такой же колючий. Но ты подумай ещё, Минаевский. Мне было бы приятно работать с тобой, всё ж таки учились вместе. Проспект я тебе оставлю, там на последней странице мой сотовый телефон написан, позвони, если передумаешь.
- Замётано.
- И ты это… - Лариса обернулась уже на пороге, – отцу не говори, что я заходила. Не хочу баламутить воду раньше времени. – И, понизив голос, добавила: - Он мне за тебя башку оторвёт.
- Не скажу, не парься, - Дима махнул рукой на прощанье.
Проспект он забрал домой, чтобы ещё раз подумать и прийти к тому же выводу: что ему делать в Европе? На еду и здесь заработать можно.
- Саш, я зарываю талант в землю?
В ванной жарко, тесно вдвоём, но зато не в обиде. Так приятно чувствовать горячие пальцы на своей груди, они скользят сверху вниз от шеи к животу, обводят соски, слегка касаются, волнуют. Дима откидывает голову, упираясь затылком в плечо Александра, пытаясь заглянуть в лицо, напроситься на очередной поцелуй. Губы уже ноют от прикосновений, но хочется ещё. Всегда хочется ещё…
- Ты получаешь удовольствие от процесса, тебе не нужно признание.
Александр убирает волосы с ушей, облизывает, целует, кусает. И внутри тает, хочется, чтобы рука спустилась чуть ниже, коснулась иначе, уверенно, твёрдо.
- Лариса Всеволодовна приходила сегодня, звала в свою контору работать, - вздохнул Дима, теряя мысль. Александр накрыл его рукой и жарко выдохнул в ухо. Ему определённо очень нравится трогать Диму, заставлять его терять мысли и запинаться. Ведь вроде бы серьёзный разговор… весь вечер хотел обсудить… что обсудить?
- Ии?
Дима упёрся коленями в стенки ванны и вцепился руками в края, пытаясь сдерживаться. В этом был несравненный мазохистский кайф – он не поддастся, не поддастся…
- Я не хочу, - захныкал Дима и мягко свёл колени вместе, чувствуя движения Александра внутренней стороной бёдер. Перед глазами плавали чёрные точки, как майские мухи. И сдерживать стоны больше не было сил.
- Раздвинь ноги, талантливый мальчик, - Александр целует глубоко – шею приятно тянет, хочется извернуться и обнять его, как положено, но лень… и так хорошо, когда пальцы сжимают, скользят вдоль и вглубь. Дима закидывает ногу на край ванны, прохладный воздух мгновенно обдаёт распаренную кожу, и это уже слишком… Глухо стонет и соскальзывает куда-то вниз, под воду.
- С тобой невозможно разговаривать серьёзно, вечно хватаешься за всё подряд, - Дима чувствует себя сахарной ватой, плавающей в сиропе, сейчас она размокнет совсем и превратится в морскую пену, как чудо-русалочка. Александр одной рукой взбивает шампунь на Диминых волосах, а другой поддерживает, чтобы он больше не плюхался в воду.
- Я тебе ответил, птичка моя, не стоит идти от отца к дочери. У Ларисы свои счёты с Севой, тебе не стоит становиться посередине.
- Да, у них своя свадьба, а у нас своя, - грустно протянул Дима, вспоминая Юру. Александр крепче прижал его к себе и чмокнул в щёку.
- Закрой глаза, я смою пену.
За окном царствовало бабье лето, и стоило ветру набрать чуть больше силы, как листья, уже изрядно прихваченные пурпуром и золотом, неминуемо сыпались на асфальтированные дорожки под ноги спешащим в школу мальчишкам и девчонкам. За углом здания, в котором располагался «Спектр», в зарослях каштана приютилась средняя школа. Около двух часов дня, когда официально заканчивались занятия, под окном Диминого кабинета стоял такой ор, что даже плотно закрытые окна не помогали абстрагироваться от проблем Катьки – «Дуры набитой и мымры» и Вальки – «Сам придурок прыщавый». Иногда Катька и Валька шли молча, поедая ярко-красные яблоки, иногда смеялись над чем-то вместе, гоняли галок и беззаботно пинали листья. Но всё-таки ругались они чаще. «На то она и первая любовь, чтоб можно было обзываться на всю улицу», - с лёгкой завистью думал Дима, наблюдая за детьми из раскрытого настежь окна.
Сегодня Катя и Валя шли на расстоянии двух метров. Яблоки не ели, не ругались, и даже не смотрели друг на друга. Так и шли, глядя прямо перед собой, как на расстрел. Катя несла в руках красную розу, и щёки Вали горели в тон этой розе.
- Seht ihr mich? Versteht ihr mich? – подпевал Дима Тилю, выносящему барабанные перепонки. Наушники плотно сидели на голове и давили на дужки очков, но музыку выключать не хотелось, а очки снимать не моглось, поэтому приходилось мужественно терпеть дискомфорт и бодро подпевать. А что? Жизнь есть страдание. - Ich versteh euch nicht.
Александр неслышно вошёл в кабинет и опустил перед Димой вазу, битком набитую белоснежными каллами. Штук тридцать пять, не меньше. Крупных, нежных, атласных. С жёлтыми сердцевинами в белых легкомысленно неровных чашах. Они пахли свежим тенистым прудом и летним дождём.
- Здрасти, - шокировано протянул Дима, стаскивая наушники и неотрывно глядя на букет, и улыбка медленно растягивала губы. – И кому такое чудо? Лида изображает тюленя на Бали, только что звонила, жаловалась, что обгорела. Цветы не заказывала…
Дима машинально протянул руку и осторожно коснулся плотного бархатистого края – прохладный и неожиданно хрупкий.
- Это подарок на День рождения, - Александр перегнулся через стол и мазнул губами по Диминой макушке, подождал, пока тот подставит губы, и легонько чмокнул.
Кровь мгновенно прилила к лицу, когда Дима сообразил, что цветы для него. Казалось бы, такое простое решение, ну действительно, кому же ещё? В кабинете больше никого нет, и вообще… это же Александр! А с другой стороны…
- Но у меня только через месяц, - неуверенно промямлил Дима. Нее… точно помнит, что третьего октября день рождения, точно не сегодня.
Это определённо какая-то мистика. Магнитные бури. Сон в летнюю ночь. Короче, наркоманский глюк про каллы. И до чего же милые эти каллы! Самые совершенные цветы на свете.
- У меня День рождения сегодня.
Александр откровенно разглядывал смутившегося по самое не балуйся Диму и, по всей видимости, находил это зрелище забавным. Его улыбка становилась всё шире и насмешливее.
- Да ты гонишь… - прошептал Дима и закусил губу, исподлобья глядя на Александра. Смущение мгновенно сменилось душным и щиплющим щёки как на морозе стыдом. Дима даже и не подумал о том, чтобы узнать про его день рождения. Есть ещё в природе и такой день. – Вот я идиота кусок! А почему ты утром не сказал? А как же поездка? А… Ну вот блин…
Александр обошёл стол и присел на край напротив Димы, продолжая любоваться сменой его настроений, как сменой времён года. Ещё бы Вивальди на заднем плане включить, и было бы совсем хорошо.
- Не переживай, ты меня уже порадовал.
- Да? Тем, что забыл поинтересоваться, когда ты родился? – Дима закусил ноготь и тут же резко отдёрнул руку, вновь провёл кончиками пальцев по бархатистым сочным лепесткам. К этим цветам постоянно хотелось прикасаться. Дима с самого детства любил каллы, но достать их в Перми было невозможно. Лишь однажды мама принесла один маленький цветок с работы, и вся её комната пропиталась тонким ароматом дождя.
- Я сам забыл: у меня каждый день праздник.
- День победы? – хмыкнул Дима и, немного расслабившись, коснулся коленки Александра, потянул на себя. – Блин, такие классные цветы! Давай хоть поцелую.
- Поцелуй.
- Типа ты не против? – Дима поднялся со стула и обнял Александра за пояс, прижался вплотную и приподнялся на цыпочках, чтобы заглянуть в глаза. – Александр Владимирович, а вы подросли. Сколько стукнуло, дяденька?
- Много, скоро дембель.
Александр обнял Диму в ответ и опустил голову, чмокнул в кончик носа, легко уворачиваясь от пытающихся укусить его зубов. Но они всё-таки настигли его губы и слегка сдавив нижнюю, потянули. Дима, улыбнувшись, лизнул место укуса и утонул во влажной глубине рта Александра.
- Сорок пять! – пискнул Дима, когда Александр прихватил его за бок и попытался пощекотать. – Полтинник, что ли?
- Я выгляжу на полтинник? – засмеялся Александр, отпуская активно ёрзающего в руках Диму.
- Нет, - серьезно ответил Дима. – Но иногда ты так говоришь, как будто тебе лет сто.
- А на самом деле? Сколько ты мне дашь? – Глаза Александра светились лукавством. Этот взгляд Дима особенно любил. В животе трепетало, и дышать становилось трудно. Так он смотрит на Диму, когда хочет его.
- Лет сорок, не больше.
- Угадал.
- Я экстрасенс… - хмыкнул Дима, плюхаясь обратно на стул и любуясь цветами. В кабинете стало светлее от их присутствия, даже несмотря на то, что вечером предстоит быть одному. – Сегодня опять уезжаешь?
- Да, но я вернусь завтра утром, - Александр погладил Диму по голове и прижал к своему животу щекой. - И мы отметим.
- Я наберусь мужества и приготовлю праздничный обед, - Дима потерся носом о плотную ткань эсэсовской куртки и коротко выдохнул. – Поздравляю с днём рождения.
- Спасибо, птичка моя.
Ночью пошёл дождь. Капли уныло барабанили по подоконнику ритм очередной потраченной впустую ночи. Дима не мог работать, всё валилось из рук весь вечер. Сегодня почему-то особенно было тоскливо и что-то тянуло в груди, ныло, не давая покоя. Александр позвонил последний раз около восьми, сказал, что в десять утра выедет из Москвы и к обеду будет в городе, оценивать обещанный праздничный обед. На заднем фоне слышалась приглушённая музыка, словно он вышел в коридор из зала, где от громкости звука сносило столы и стулья. Кажется, Валерия пела о родных людях. А потом глубокий женский голос чётко назвал Александра «Сашей» и попросил вернуться к гостям. Так делают, когда хотят, чтобы на том конце непременно услышали это томное «Саша».
Никогда прежде они не прощались так быстро. Дима вдруг почувствовал себя лишним, неуместным, и непростительно праздным. У Александра День рождения, и он отмечает его с друзьями. Должны же у него быть друзья? Старые, верные приятели ещё со студенческих времён. Они узнали, что он будет в Москве, и организовали для него праздник. Элегантные женщины, весёлые красивые мужчины. Дима бесцельно бродил по кухне в поисках еды. Ничего съестного не было, да и не хотелось есть в принципе. Просто нужно чем-то себя занять и не думать о танцах и вкусном вине, искрящемся взгляде напротив и недвусмысленных шутках.
- Давно тебя не было в Москве, - произносит томный глубокий голос.
- «Давно» - весьма относительное понятие, - улыбается Александр и смотрит на обладательницу роскошного голоса прямо, не моргая. Расшифровывает все послания и отвечает утвердительно.
Дима отпустил дверцу холодильника, позволяя ей хлопнуть. Что-то противно звякнуло внутри.
- Хотя, может быть, всё совсем не так? – хмуро сказал он вслух. Это отдельное удовольствие – гадать, что там происходит на самом деле, за двести километров от дома. Думать об измене не получалось, потому что Дима в неё не верил.
На столе в спальной комнате стоят каллы. Тридцать девять штук, Дима посчитал - нечётное число. Кто-то считает их похоронными цветами, но это просто стереотип. Каллы пахнут свежестью и обновлением. Александр никогда бы не выбрал женщину, демонстративно называющую его по имени. Даже на одну ночь.
Быть может, это рядовая нудная корпоративная вечеринка, на которой Александр просто обязан присутствовать и тратить свой праздник впустую, так же как и Дима.
Рихард опять прислал письмо, но Дима даже не стал его распаковывать, выключил компьютер и завалился спать. Смиряться с ожиданием было трудно, и Диме казалось, что вообще невозможно. Из приоткрытого окна тянуло сыростью, усиливая тревогу.
Сон не шёл, мысли путались, текли медленно, застревали, словно в вате и никак не могли закончиться. По кругу, по кругу… Какие-то девушки обнимали Александра и томно шептали тихо-тихо «Саша… Саша…» И душно от их шёпота, и дурно от того, что они как сирены ласкают слух и возбуждают слабеющую плоть. Александр смотрит пристально, гипнотизирует, манит к себе. Он раздет, он силён, он как натянутый лук, и воздух звенит от его резких, упругих движений. Он поглощает одну сирену за другой, подчиняет, осушает… Они обессилены, глухо стонут, но всё равно продолжают тянуть к нему тонкие бледные руки – наш повелитель, наш повелитель… Дима подходит к нему, медленно снимая с себя одежду, опускается на мягкий влажный ковёр, пахнущий мускатом, пороком и чужим телом. Александр смотрит на него сверху, гладит лицо, плечи. Улыбается, протягивает каллы и укладывает их в изголовье, один цветок за другим. Воздух комнаты становится свежим, холодным. Дима закрывает глаза и сам подтягивает колени к груди, разрешая…
Дорога мокрая, за окном автомобиля туман размывает очертания стоящих на обочине домов. Так хочется спать, на часах четыре утра. И ди-джей по радио передаёт прогноз погоды на сегодняшний день – опять дождь. Мысли лениво бродят в голове, тяжелые, приятные - о Диме. Он сейчас спит, завернувшись в одеяло по самые уши, и не ждёт так рано. Наверное, не спал всю ночь, колобродил, работал. Лариса подошла не вовремя, специально чтобы Дима думал о ней после. Они всегда знают, с кем Александр разговаривает так долго на балконе, бесцельно сжигая одну сигарету за другой. Не нравится, ревнуют. Особенно Лариса. Она не такая как Юра, она ничего никогда не скрывает и привыкла брать всё, что хочет, любой ценой.
Но Дима хороший мальчик, всё поймёт правильно. Никто не нужен больше.
Быстрее бы добраться. Может быть, хватит ещё времени, чтобы подремать вместе часок. Да куда же тебя несёт-то?.. Мы же на мосту.
Визг тормозов, троекратно усиливаемый влажным воздухом. Слишком большой кузов «Камаза» заносит. Пиломатериалы, доски, словно лёгкие щепки, разлетаются по дороге, сметая едущие по встречной легковушки, а сворачивать им некуда, только вниз.
Туман стал плотнее. В воздухе запахло дождём, спиленной елью и гарью.
Дима широко распахнул глаза, выныривая на поверхность из сна, и не мог вдохнуть, так всё окаменело внутри. Рука судорожно нащупала на столе сотовый телефон, господи… четыре утра. Ровно четыре утра.
- Саша.