Жена миллионера

Ирина Лялько
   Лет двенадцать назад я разрабатывала дизайн одной женщине, жене миллионера. Она была истеричкой и полной дурой. Развязная, избалованная гламуром, с точёным личиком, на котором все черты заострены: маленький носик, мелкие голубые глазки, аккуратный ротик. Эта женщина была подвижна словно белка, и привлекательна как раз именно множеством мелких непредсказуемых движений и поступков.
   Разрабатывая дизайн для её салона красоты, я как всегда воспользовалась  качеством души, позволяющим найти подход к любому человеку – непредвзятостью, и её наглое высокомерное поведение не трогало меня. Почувствовав это, она успокоилась и стала вести себя мягче по отношению ко мне – начала доверять. Когда салон красоты был готов, я предложила ей облагородить клумбы на улице, потом добавились скамеечки и фонари. И, в конце концов, однажды за чашкой кофе я предложила ей вместо покупки очередной машины облагородить городской сквер возле её салона и назвать её именем – Виктория. Через три дня, она неожиданно согласилась. Её мужу пришлось заплатить значительную сумму денег местным властям за возможность помочь городу – внести культурно-эстетический вклад. Несколько месяцев вместе с ландшафтными дизайнерами мы продумывали расположение дорожек, освещения, системы полива и видео наблюдения. Каждый день до поздней ночи с ней вдвоём эскизировали диковинные скульптуры, сказочные фонари, гроты, лавочки, альтанки…
   Мы стали одержимы её парком. 
   Мы разделили всю территорию на три зоны. Одна, из которых была в стиле дикорастущих садов: высокие буйные травы, дорожки из гравия, множество полевых цветов, колосьев, ручейки оформленные как естественные. Лёгкая небрежность и вольность в многообразии растений. Эта зона стала местом слияния с природой, местом, где можно побыть одному. Укрыться от жары в прохладных гротах.
   В другой части, открытой, там, где были жуткие остатки дискотеки советских времён, выдернув из земли как старые зубы, корни бетонных плит, мы разбили альпийские горки. Лужайки короткой ярко салатовой травы. Собственноручно высаживали дорогой альпийский мох на декоративные валуны.
   В третьей, самой большой зоне, мы расположили роскошные фонтаны, разбили прямые строгие аллеи, обрамили их элегантными вечнозелёными самшитами, подстриженными в виде чёткой геометрической формы. Архитектурные элементы мы сделали пластичными, органично врастающими в природу.
   Мы потратили много сил и времени, размещая подземные комнаты с оборудованием для обслуживания фонтанов и гротов. Пришлось привезти тысячи кубометров чернозёма, сотни деревьев различных пород и размеров: клёны, берёзы, дубы, липы даже любимые Викторией сосны. Мы просчитывали месяцами, в какой зоне, в какую почву высадить растения, к примеру, дубы любят свет и плодородные земли, соснам пришлось привозить песок, берёзы расположили там, где естественная влага – они любят воду. На открытых зонах мы устроили каркасы – вертикальные опоры для красивоцветущих лиан: клематис, княжиков, жимолости. Возле беседок высадили плетистые розы.
   В общей сложности мы потратили четыре года и несколько миллионов долларов мужа Виктории. Не смотря на затраты и старания многие люди хотели нам помешать – им почему-то казалось, что Виктория хочет отнять городской парк. Многие деревья были старыми, их пришлось удалять – это напугало местных старушек, они стали усиленно писать жалобы меру, приезжали корреспонденты, рыскали среди стройки, потом писали в местных дешёвых газетёнках злобные клеветнические статьи. После этого Виктория хотела бросить нашу затею и бросила, высказав мне всё, что накипело в её душе, она улетела в Гонконг. Спустя два месяца позвонила и сказала срочно прилететь – она нашла в Гуанчжоу новую очистительную систему для фонтанов и красивую недорогую мозаику. Я полетела к ней.
  После нашего возвращения, Виктория увидела сюрприз, приготовленный в её отсутствие – скульптуру древнегреческой гетеры. Роскошное изогнутое тело, вольная поза – Виктория, как и все женщины, хотела увековечить себя красивой и томной. Возле ног скульптуры мы сделали пруд, позже заполнили его водой, китайскими карпами и лилиями.
За пол года до окончания работ по разбивке парка Виктория погибла. В это время я была по делам в Нью-Йорке. Говорят, она узнала об измене мужа, наглоталась какой-то дряни и на новом белом «Bentley» с огромной скоростью въехала в бетонный забор.
   Парк мы закончили без неё. Виктория не увидела открытия и завершённой, пышно разросшейся зелёной красоты. Не увидела, как в парке с её именем гуляют и целуются люди, как бегают дети.

   Сейчас парк великолепен, в самом сердце его красивейшее место: на золотом мозаичном солнце сидит молодая женщина, её белая мраморная кожа светится. Черты лица отточены: острый маленький носик, мелкие, но живые, кокетливые глаза, заострённый ротик. В скульптуре застыла некоторая беличья подвижность, угадывается живость характера, обаяние. Такой я и запомнила Викторию.Свои воспоминания о чудесном знакомстве с ней я записала через восемь лет после открытия парка, любуясь китайскими карпами возле белоснежной гетеры. Каждый раз, бывая в этом городе, я приношу белые лилии на это место. Почти все горожане считают, что парк построил безумно влюблённый в свою жену мужчина, поэтому  сюда обязательно приезжают молодожены в день свадьбы.
   
   Что самое интересное, оказывается хороший пример также заразителен, как и плохой – три состоятельных подруги Виктории попросили своих мужей вместо брильянтов такие парки. Один из них появился в Европе, два других в России.
   Дай Бог, чтобы стало модным создавать красоту в таких масштабах.






*Посвящается древнегреческой гетере.
 Вздорной и взбаломошенной моей лучшей подруге Виктории. С Любовью. Нам было чертовски весело мечтать и строить, а также шляться по ночным барам Гонконга и просто вместе хохотать.
 Я помню…