Главнейший остыл, довольный тем, что осадил Касьяна, крикнул:
-Ясна, умой и накорми пришельца.
К Касьяну подошла молодка и потянула за рукав. Он вышел на крыльцо, умыл лицо и руки, спустился в подпол, она сказала:
-Лежанка, стол и лавка, ведро для нужд, водица в кувшине. Душно станет, откроешь маленький лючок. У Главнейшего нрав крутой, не заедайся с ним, не увернёшься, покалечит.
-Ты, как сюда попала, по воле или доставили насильно?
-У нас в народе говорят, когда любовь переполняет тело, и разуму нет места в нём, за безрассудством следует расплата, её сполна сейчас хлебаю.
Касьяна накормили до отвала, шаги над ним сон гнали прочь. Повторил вслух умные слова молодки, подумал, по доброй воле здесь, не уж то бес её с Главнейшим спутал?
Прошло пять дней, Главнейшему доложили, Касьян работу оценил, велел зажечь сигнальные огни. Он подошёл к Касьяну и с раздражением крикнул:
-Я сделал все, что ты просил!
-Из-за тебя заминка вышла. Знаки шлют, решетку не решаются поднять. Отряд с восточной стороны, одежды белые одел и у ворот залег. Их конница стоит в засаде. Табун толпится у ворот.
Главнейший взревел:
-Ты что мне голову морочишь!
Охранник, одноглазый Крив приставленный к Касьяну, шепнул:
-Сигнальщики не врут, отрядники между собой решили воспользоваться случаем удачным и штурм затеять у ворот. Палач затею подсказал.
-И без затеи их сомну, всех отозвать и отойти к жилью!
Продрогшие от долгого лежанья на снегу, мимо Касьяна, ворча, шагали мужики. Он машинально стал считать, до сотни сосчитал и сбился. Представил, что могло случиться, от ужаса закрыл лицо руками и сел на снег.
Очнулся от детских голосов и ласковых прикосновений:
-Касьянушка, мы привели табун. Все вышло хорошо, решетка опустилась сразу. Касьян поднялся:
-Милые мои, зачем же так Владыка оплошал, Вражина святости лишилась, и ваши жизни под угрозой.
Он не ошибся. Главнейший, схватил рядом стоящего ребёнка за ворот, и закричал:
-Обещано пятнадцать лошадей, пятнадцатая где?
Голосок заставил оглянуться:
-Я главная из всех, со мной ведите разговор. Соколы не ожидали, что вы нарушите обещанное слово. Гром будет вашим, когда мы все, в сохранности вернемся. За Громом явится Касьян, должны вам передать всё лошадиное добро, под каждую лошадку шито. Пришли обряд вершить, иначе лошади не приживутся. В каждом из вас два человека восседают, первый, нас уничтожить захотел, второй дом вспоминает, где дети и жена, ждут милого, с дороги глаз не сводят. Когда на Молнию взобралась, меня предупредила мать, случиться может и надругательство, и плен, но, страх переборов, сама к вам напросилась.
От расправы, детей спасла молодка, обняв Главнейшего, воскликнула:
-Подобного я в жизни не встречала, смотри, что лошади творят!
Почуяв волю, лошади носились по своему родному полю, и спинами катались на снегу. Касьян кричал:
-Соскучились по воле, ну, будет, будет, от пота и застыть недолго.
Дети понеслись к загону. Вокруг Главнейшего никого, все там, на Лошадином поле, Ясна тянула за рукав:
-Какое чудо вам досталось, как будете табун делить?
-Делить табун? Я переправлю лошадей, что перепало мне, из рук я никогда не выпускаю.
Палач собрал в кибитке главарей. Касьян был рад, кроме Крива, за ним никто не наблюдает. Дети вплетали в гривы ленты, сеяли зерно, в суму подарки собирали. Мужики, смеялись от души и на подарки не скупились. Сквозь толпу протиснулся подросток и принялся лупить гостей. Касьян ручищами зажал, пытаясь выяснить причину гнева. Обряд закончили, лошадок отвели в конюшню. К детям подошла молодка и девочку, спросила:
-Ты, чья? Речь складная и льётся ручейком. Годочков сколько?
-Я дочь Владыки, Светик. Другим не надо знать, иначе с жизнью распрощаюсь. Спасибо вам, вы вовремя вмешались. Мальчик напал на нас, обидными словами поливал. Греха не знаем за собой, узнать хочу причину гнева.
-До осады, ваши мужики обоз остановили, мать Ясека и старшую сестренку Стешу пустили по рукам, а Крепыша меньшего в бездетную семью продали. Отец у них, Подглавный здесь, Главнейший советы ценит.
-Есть среди женщин пришлые с детьми, к ним мужики относятся с поклоном. Еду, мы делим поровну на всех. Беда сроднила наши души. Я писарь, в книжки записываю все, что люди просят, наказы для потомства, прощальные слова, истории из личной жизни. Рассказы важными считаем, случиться может все, нас донимает холод, дров не хватает для горячей пищи. Историю семьи я помню, женщину зовут Полиной, с ней дочка Стеша, маленького роста, с горбушей на спине, и сын Крепыш. На встречу ехали к отцу. Осада их прибила к нам, если разговор о них, дайте знать, бельё развесьте во дворе. Свидание с сестрой устроим, пусть виду не подаст при встрече. Уйти нам помогите, наемники перечить вам не станут.
Молодка крикнула в толпу:
-Темнеет. Пора детей отправить восвояси.
Её послушались, мужик посадил детей в подвоз и быстро покатил к воротам. Свои на стенах торопили криком, всадники на лошадях неслись во след.
Крив подошёл к Касьяну.
-Палач потребовал, тебя и деток порешить. Не время заниматься лошадьми, смуту вносят. Подписан договор, на равных в доле выступаем. Раздор случился, отрядники в толк не возьмут, зачем с тобой немедля расправляться, им Грома надо получить. Главнейший с ними заодно, не зли его, отправь сигнал, чтоб утром Грома выпускали. Жаль голову твою, в ней мастерства скопилось много. Какие лошади, я удивлён их красотою!
-Здесь мастерство не ценят, добыча голову вскружила, чуть деток наших не убили.
-Не скажи! За ними гнались просто так, от палача хотели отмахнуться. Жестокостью достал, ему бы каждый день кого-нибудь да вешать. С утра пусть Грома выпускают, людей от вольностей удержим.
Ясна лежала на лежанке и вслушивалась в тишину. Свидание с детьми растеребило душу. Услышала тяжелые шаги и поспешила к печке. Налила в чан воды с напаренной травой и поднесла к лежанке. Главнейший цвел, как маков цвет. Сунув ноги в воду, ласково спросил:
- Наревелась? Когда детей лобзала, слезинки на глазах блестели. Свою, что ль вспомнила? Хорош табун! Завтра я Грома получу. Отец на небесах от зависти перевернется. Пятнадцать лошадей в хозяйстве, да каких! Ты что ли приказала детей так рано отпустить? В дела мои не вмешивайся больше.
-Не гневайся, я девочку к груди прижала, почудилось, что дочку обнимаю. Соскучилась по ней, и ты детей частенько вспоминаешь. Поражена была, передо мной стояла не девочка а диво от природы.
-Научили, дети как попки, за взрослыми любое повторяют.
-Такому научить нельзя, ума палата девочке достались по наследству. Сам говорил, умен Владыка Соколиный, жена его, за мастерство от Стражников бумагу получила.
-Причем Владыка Соколиный, ты задалась испортить вечер?
-Та девочка, их старшенькая дочь.
Главнейший от удивления присвистнул:
-Пустить родную кровь на явную погибель! Чуть было не прибил её. Говоришь, девка, умна не по годам? Не нужен бабе ум. При всех достоинствах ума, ты блекнешь перед бабою моей, в ней мать заложена природой, от детей не побежит за пришлым мужиком, и за меня перегрызет всем горло.
- Сравнения ни к чему, ты мечешься меж нами, причина кроется не в женщинах, доверивших тебе судьбу. Прежде, чем близость навязать, твои края родные посетила, наведалась к родне. Отец ломал тебя нещадно. Когда из дома убежал, мать кинулась искать, вернувшись, застала женщину другую. Как гибкая лоза отца заботою обвила, под прихоти его стелилась. Ради детей, упала на колени, мало показалось, потребовал от доли отказаться. Три короба наобещал, дорогою был несказанно ласков. Она составила бумагу и перед тем, как подписать, в окно на муженька взглянула. Надменный вид перевернул решение, все ровно поделила на детей. Судьба плачевна, спустя месяц, руки наложила и старики за нею вслед. На поминальном месте, три холмика стоят рядком, я за тебя им поклонилась. Сестры решили, доли свои, как младшему, тебе отдать. Вдруг надобность в пути застанет, у Стражников её возьмешь.
- Мне крохи эти не к чему, родню намерено отрезал.
-Те доли, суммою не мерят, цена им велика, не сломленная женская душа. В письме прощальном мать умоляла, тебя найти и просьбу передать, не повторять жестокостей отцовских.
Главнейший, потянулся за питьём, и Яснее указал на дверь.
Утром Ясна упросила с собою взять, лошадок посмотреть. Вчерашний разговор не вспоминали, словно и не было его.
Касьян услышал ропот мужиков, Главнейший не в духе, видно сразился с палачом, шагает широко, руками машет, опять кого-то изувечит.
Ткнув кнутом в Касьяна, приказал:
-Показывай добро!
Касьян с подробностями описал каждую лошадку, достоинства и цену. Смотрины, завершив, Главнейший, глядя на пустую стойку, произнес:
-К обеду Гром здесь должен находиться, я дважды повторять не буду.
Мужиков разом сдуло из конюшни. Главнейший повернулся к Ясене, приблизился и произнёс:
-Стерва, вчера мне душу догола раздела!
От сильного удара, Ясна упала. Второй удар ногой пришёлся по лицу. Крив вцепился Главнейшему в ноги и заорал:
-Не тронь Хранителя, иначе быть беде!
Касьян нагнулся, взял Ясну на руки и вынес из конюшни. Положив тело на подвоз, крикнул мужикам:
-Ей нос поправить нужно, зовите костоправа.
Главнейший подошёл к подвозу, мужики разом преградили путь:
-Увечить Ясну не дадим, и в дом её доставим сами.
Костоправ открыл свой знатный сундучок, и стал на крышку выкладывать вещицы. Из кувшинчика накапал Ясне капель, помял руками липкую тянучку и осторожно сунул в ноздри. Затем достал кусочки пористой коры, ножом стал вырезать подобие слепку.
Налив в ковш масла, просил держать над угольками. Макнув в него болванки из коры, ввел в ноздри, поправив соединения надломленных костей, произнес:
-Закончил дело. Милая моя, нос будет без изъяна, горбинка малая появится на нем, уродовать не будет. Зайду жирок лечебный капать, чтоб кожа рваная к болванкам не прилипла. Опухоль спадет, и мы их уберем. Дышать придется ртом, на улице нос битый прикрывай. Цвет по лицу пойдет, глаза припухнут, не пугайся, до свадьбы заживет. Головкой не маши, не век же во вторых ходить.
Крив, окликнул хозяина подвоза:
-Свезешь домой, поможешь в комнату подняться.
Ясек с неохотой согласился, подъехав к дому, Ясна попросила вынести лохань, бельё развесить на веревке.
-За дело получила, не жалко вовсе, не будешь выродков ласкать.
В ответ на грубые слова, Ясна спросила забияку:
-Мать Полюшкой зовут, сестренку Стешей нарекли, она с горбушкой на спине? Твой младший брат на Стешеньку похож? Ты встретишься с сестрой, и если смерти не желаешь, все в тайне сохрани и сам к сестре не подходи. Бычок упрямый, с подвоза я не слезу, пока бельё развешено не будет.
Ясек, словам не верил, известие о надругательствах принес родной отцовский брат, когда устраивал на службу. Отца приметили за ум смекалистый и силу, и после клятвы на верное служенье делу, назначили Подглавным. Перед осадой, отец его над многими возвысил, подвоз и лошадь подарил. Он зарабатывал на нем, за ездку, из-за отцова положения, ему платили без обмана. На днях, отец шепнул секрет, кобылка знатная достанется их роду.
Сославшись на дела, отец выслушивать не стал, велел до вечера дождаться. Ясек повернул подвоз в конюшню и отчитался:
-Довез, белье развесил за монету, - Кося глазами на Касьяна, наврал, - был у отца и слышал, Главнейший к обедне обещался, повесить Соколиное дерьмо.
Касьян, не оборачиваясь, ответил:
-Ошибочки бывают и в природе, мать добрый человек, сестра на ласку не скупится, братишка малый помощь предлагает, а ты слюною злою брызжешь.
Время обедни наступает, Главнейший свернул к конюшне, пора сигналы посылать.
Коневод подошел к тлеющему костру, подложил сухие щепки, прикрыл охапкой сена. Над костром поднялась тоненькая свечка. Соколы трубить не стали, решетка поднялась, мужики выставили за ворота лошадиное добро, вывели Грома, и быстренько убрались восвояси. Наёмники сорвались с места. Касьян в след закричал:
-Остановитесь, Гром малого наездника затопчет, я сам приму! Вскочив на неоседланную лошадь, направился к любимцу. Учуяв запах Коневода, Гром поднялся в дыбы. Выпустив из рук поводья, наездник шлепнулся на снег, и неуклюже откатился прочь. Встреча Коневода с Громом, всех несказанно поразила. Конь ноздри раздувал, показывал Касьяну зубы, на плечи голову склонял, пугать принялся мужиков, вскидывая в их сторону копыта.
Главнейший, наблюдая встречу, подумал, такую лошадь приручить нельзя, погибнет, но не подчиниться.
Касьян подвел к нему коня и, вытирая слезы кулаком, проговорил:
-Вот, Громушка. Теперь я ваш, позволь проститься со своими.
Наемники подбирали лошадиное добро, Касьян поклоны отбивал на стены. На крепостной стене, вдруг разом все сошли с зубцов, оставив женщину одну, Касьян снял шапку, к ней руки протянул. Женщина, начертив рукою круг, исчезла.
Наёмник, ткнув Касьяна в спину, размякшим голосом сказал:
-Баба твоя, рукою начертила круг, защиту жизни строит. Соседу моему, он не помог, пал не понятно почему. Жизнь твоя, от Главного зависят, сговорчивее будь.
К Касьяну подошел наездник, протянул рюкзак и голосом девичьим произнес:
-Здесь записи твои по лошадям и по добру, письмо от дорогой жены, подарки.
Касьян вручил мешок охране:
-Проверьте, подвоха не должно быть в нем.
Посадив девочку на Грома, Касьян прочь зашагал от крепостных ворот. В конюшне, её раздели догола, ощупали одежду. Мужики с сожалением смотрели на уродливое тело, один из них, к ней жалость проявил:
-Если бы у меня дите с горбушкой появилось, при первом вздохе уморил.
Помеченные седла, уздечки, сбруя, другое лошадиное добро, сверялось с записями, и вешалось на крюк напротив лошадей. Девочка, не выдержав нагрузки, склонила голову, и как в народе говорится, заснула на ходу. Касьян её устроил на лежанку. Получив от раздатчиков еду, сунул котелок Ясеку, и попросил поставить на печурку.
Сестру признал, разлука, лик не поменяла. Во сне она зашевелилась, испугавшись, Ясек попятился к двери и выскочил наружу. Мужик заметил, мальчуган в лице переменился, решил, проснулась жалость к уродливому телу, пытался успокоить:
-Не переживай, у горбачей нет долгой жизни, помаются немного и свет освободят от ноши.
Стараясь скрыть растерянность и слезы, Ясек забрался на подвоз, отъехал малость и залился слезами. К отцу поехать побоялся, вдруг да не стерпится, откроется секретом. С раннего утра, загрузив подвоз овсом, он прямиком заехал в коридор конюшни и закричал:
-Овес примите, за ездку, кто будет платить?
Из двери подсобки высунулся Крив:
-Вчера я заплатил тебе, а ты четыре ездки сделал.
-Забыл, подстилку Главного домой возил, она мне оплатила за бельё, я за подвоз с неё не взял.
Крив, схватил Ясека за ухо.
-Кто научил, стервец, почтенным людям клеить клички?
-Больно, пожалуюсь отцу, - чувствуя, что не отвертеться от цепких рук, признался:
- Баба, что у отца готовит и метёт.
-Бабе передай, она сама подстилка, при живой жене, ребеночком Подглавного связала, к рукам богатство прибрала. За Ясну, наши мужики ей живо язычок подрежут. Ты что в лице переменился, я заплачу тебе за ездку. Бабьи наговоры, не вздумай по свету метать.
Слова Кривого задушили, он не стесняясь, присел на корточки и громко заревел.
Крив пытался успокоить.
-Ну, полно, я думал братик не секрет, ты каждый день бываешь у отца и вроде взрослый, сообразить пора, что между ними узел завязался.
В подсобке, услышав горькие слова, слезами умывалась Стеша, Касьян обнял её и дернул за косичку.
-Все бывает, я тоже в жизни куролесил, простить бы надо, все-таки отец.
-Мать встречу несказанно ждет, мы ехали к нему, осада по пути застала, отправил с глаз долой семью, чтобы другая женщина, ему ребеночка родила. Понять мы не могли, почему дядя, препятствия чинил отъезду. Если меня горбатую стеснялся, ради них, я преспокойно в людях проживу.
-Причина не в тебе, когда между отцом и матерью любовной связи нет, как у меня, к примеру, мужик к теплу другому норовит.
-А как же мы?
-Время лечит, устроят братики семью, мать ваша внуками займется. Вам, главное, осаду пережить, младшего из пекла вырвать, да среднего не потерять. Такая вот у баб задача. Утри лицо, надсмотрщики идут, им знать не надобно о ваших бедах.
Увидев зареванные лица и, сопоставив факты, Крив смекнул, что перед ними брат с сестрой. Заметив в щелочке догляд, велел Горбуше вмиг собираться, Ясеку приказал немедленно свезти к воротам. Страшась погони, не сводя с дороги глаз, Стеша рассказывала брату, как жили без него, как мать на равных с мужиками бьется, им не хватает дров, горячей пищи, обувки и одежды теплой. Ясек остановил лошадь, снял полушубок с шапкой, обувку, затолкав в мешок, просил:
-Подарок брату передашь.
Внезапный окрик оглушил обоих:
-Сворачивай подвоз, не велено пускать девчонку.
Сестра испуганным воробушком прижалась к брату, он на ноги вскочил и закричал:
-Кто не велел пускать, отец мой или брат отца, оба лгали, что Соколы над ними надругались. Отец завел жену другую. Там за стеною мать и брат, они с сестрою неделимы. Не смейте преграждать ей путь! Сестра, не медли, не заставляй мать волноваться!
Стеша, прыгнула с подвоза и, волоча мешок по снегу, уродливо передвигала ноги. Не смея двинуться за ней, наемники смотрели вслед, увидели, как с крепостной стены, скользнула по канату женская фигурка, одной рукой накинула на девочку петлю, другой схватилась за кольцо. Заботливые руки им помогли забраться на зубцы. Вдруг до него дошло, что женщина, возможно, мать, сестру от гибели спасая, его не удостоила и взглядом. От ужаса, что не любим, затрясся, кровь хлынула из носа. Очнулся от прикосновений, наемники прикладывали снег ко лбу.
У Ясека жизнь круто изменилась, раньше, он видел радостные сны, сестру без горба, подросшего меньшого брата, отец и мать сидели рядом. Нынешние сны превратились в муку, он в них терял родню, метался с поиском дороги, расползшиеся язычки костра пытался ветками тушить. Возненавидел ночь за страшные ведения и день, в котором расхотелось жить.