Памятник

   
               

      Он стоял на окраине города, на самом высоком и видном месте: дело в том, что самое высокое и видное  место в городе, почему-то, пришлось на его окраину. Он был бетонным, но изнутри пустым – разве напасешься бетона на цельную махину 54 метра высотой.
      Он, конечно, знал, что он памятник, но кому – не знал. Когда его открывали, он назывался “Слава Труду”.
      Огромный человек в ботинках грубой формы, бетонном комбинезоне и в странной кепке, около правой ноги придерживал огромный молот, а левую руку простирал ладонью вверх, делая шаг навстречу потомкам, как бы приветствуя их.
      Вокруг разросся со временем парк, который сначала сажали, а потом надоело так далеко ездить сажать, и он начал расти сам.
      Сначала хотели сделать здесь парк культуры и отдыха, но соседство каруселей и аттракционов с идеологически выдержанной фигурой не позволило тогдашнее городское начальство, и, постепенно, место, где стоял памятник, превратилось, почему-то, в один из пунктов маршрута новобрачных по пути из ЗАГСа - как Вечный Огонь, или местная достопримечательность, вроде моста в городе Угличе, через который молодой, новоиспеченный муж должен по традиции перенести на руках молодую супругу.
       Потом жизнь вдруг резко поменялась, круто развернулась совсем в обратную сторону, и памятник выпал из городских достопримечательностей. Тропинка, протоптанная новобрачными, заросла, и о памятнике все забыли, только изредка сюда забегали поиграть в войну особо отчаянные мальчишки.
       И бетонный мужик загрустил… Одна лишь отрада – он мог, как все памятники на свете, раз в месяц и строго один час рано-рано утром, когда уж точно все в городе спят, кроме кошек, которые ничего  рассказать, конечно, не смогут; гулять по окрестностям… Но строго в определенный час он должен был стоять на своем месте в своей обычной позе, и встречать начинающийся день. Тогда городские обыватели, выглядывая по утрам из окон, и находя его на прежнем месте, чувствовали стабильность жизни и уверенность в завтрашнем дне.
       И вот однажды поздней осенью, когда ночь выдалась особенно сырая и туманная, когда дождь лил, по- летнему, как из ведра, и потоки воды бежали по склону его холма, словно маленькие горные речки; ему вдруг, до щемящей боли в сердце, надоело стоять и глотать холодную осеннюю дождевую воду…
       И он неожиданно для самого себя вдруг побежал… Побежал от этого опостылевшего места, от назойливых наглых птиц ( “Ох, уж эти птицы!”) от  смертельной тоски, внезапно охватившей все его пустое бетонное нутро.
       Он бежал и бежал, широко и стремительно, упиваясь свободой, удивляясь незнакомому  доселе ощущению полета и собственной легкости, забыв о времени, потеряв чувство реальности…
       А когда он вдруг вспомнил о ней, было уже довольно далеко и поздно, и, если бы он был теплым живым человеком, то его прошиб бы холодный пот от мысли, что он может не успеть вовремя вернуться на свое место, что было равносильно смерти. Но поскольку он был памятником, холодным и тяжелым бетоном, то только похолодел еще больше и еще сильнее помрачнел лицом.
       Круто, как только может круто развернуться такая масса камня, он развернулся, подняв волну жидкой грязи, и кинулся назад, не разбирая дороги.
       Мешал бежать, путаясь под ногами тяжелый и громоздкий молот, и, вопреки всем правилам, он бросил его по дороге (правда при этом  постарался, на всякий случай, запомнить то место, куда тот, со страшным треском ломая деревья, свалился).
       
       Вот и знакомый холм… Но времени уже в обрез, и фонари в парке уже не горят: скоро рассвет…
       С разбегу, круша и ломая деревья, он стал подниматься на вершину, лихорадочно вспоминая свою позу и соображая, как бы выкрутиться без молота.
       Ну, наконец-то, родная, давно надоевшая, но вдруг ставшая такой близкой, площадка на самой макушке холма. Сейчас добежать, встать в позу и отдышаться…
       Но проклятый дождь…  Он коварно подмыл глинистый грунт, и тот стал скользким, как масло. Одно неосторожное движение, и каменный исполин шмякнулся, как самый обычный прохожий : сначала на колени, а потом, не удержавшись,  на карачки ( в позу весьма недостойную для памятника), попытался подняться…, но в это время кукушка в часах ближайшего к холму дома прокричала тот заветный час, когда все памятники в мире должны беспрекословно застыть в своих обычных позах ( то есть так, как они были первоначально созданы), и он так и остался в своей нелепой, весьма пикантной и неудобной позе. Перед тем  как застыть, он успел еще повернуть голову и посмотреть назад на свое тело. Глупая недоуменная улыбка так и осталась на каменном лице, как бы говоря: “ Ну, ничего себе, прогуляться сходил…”.
        Эта улыбка, кстати,  сыграла роковую роль в его дальнейшей судьбе.
               
     -  Ну вот, и до нашего урода добрались, - с грустью сказал кто-то из жителей окраинных домов, не найдя утром привычного корявого силуэта на сером клочке неба и, тяжело вздохнув, поплелся по своим делам.
      
        А поменявшаяся жизнь шла своим чередом. B городское начальство выбились совершенно новые лица. Новые лица стали делить между собой городское хозяйство, отдавая часть  лихим ребятам на мощных скоростных автомобилях, которые, получая в пользование бывшие продмаги,  закусочные и пивные залы, стали делать из них супермаркеты, стрип-бары и VIP-салоны.
        Потом, как всегда, кто-то оказывался недовольным своей долей, и дележ начинался снова, сопровождаясь иногда драками и перестрелками, в которых нередко погибали и обидчики, и обиженные…

        И вот как-то, некто из новых «хозяев жизни» заблудился после очередной пьянки, которые стали почему-то называться модным словом «презентация», и оказался на окраине города в давно заброшенном и заросшем парке. Пили три дня подряд, в Пашкином ресторане, почти безвылазно, а на третий вечер он не выдержал и вылез погулять на свежий воздух. Неожиданно для себя зашел куда-то далеко, упал в теплую пахучую траву и заснул…
      -…Казино… У нас в городе нет казино… - была первая мысль в его похмельной голове, когда он очнулся утром. Вчера, когда базарили с пацанами, кто чего построил и кому чего еще надо, никто почему-то не вспомнил про казино…
      - Казино – вот, блин, чо надо-то. Пойду скажу пацанам… – уже вскакивал он на ноги с этой мыслью. Но вдруг страшный удар в затылок, такой, что мгновенно выбил весь вчерашний кайф, заодно с мозгами, бросил его обратно в бурьян.
        Едва не потеряв сознание, он, чисто инстинктивно, мигом перевернулся на спину, лицом к противнику, и приготовился защищаться, правой рукой выхватывая из-под левой подмышки пистолет, который, слава Богу, оказался на месте.
        Хорошо, что он не успел выстрелить… Когда желтые и синие круги в глазах, после удара, рассосались, он, к своему удивлению, не обнаружил над собой никого, кто мог бы так больно шарахнуть его по башке, но и неба, которое, по логике, должно было над ним появиться, он тоже не обнаружил. Поморгав глазами, и попытавшись найти потерянный в трехдневном пьянстве и улетевший вконец после удара фокус, он … не нашел его, ничего не понял, смутно увидел нависшую над собой, и, как ему показалось, надвигающуюся на него какую-то массу,  тут же провалился в черную дыру своего сознания, успев, все-таки, подумать:
« Эх, не успел Ваське морду набить за вчерашнее…»
Очнулся он так же внезапно, как и отрубился. Голова раскалывалась, но фокус вдруг появился, и он уже пять секунд, с интересом, разглядывал каменный потолок какой-то как будто бы пещеры.
      - Живой, – пронеслось в мозгах.  Надо выбираться отсюда, - пробежала еще одна, вполне уже трезвая мысль. Он перевернулся, осторожно встал на карачки, опять едва не потеряв сознание от дикой боли в голове, как мог огляделся, и пополз на свет…
        Секунд через двадцать яркий солнечный свет ударил ему в глаза. Пробежав на карачках еще метров десять, все еще не веря, что  живой и  на свободе, он остановился, и с глупой, по-детски, радостной улыбкой на роже, посмотрел назад, пытаясь понять, откуда это он вылез.

        Зрелище, которое открылось бы случайному прохожему, появись он в это время на этом месте, было бы достойно пера писателя-юмориста Михаила Задорнова: на вершине холма, залитой ярким летним солнцем, среди благоухающей и радостно жужжащей и порхающей июльской природы средней полосы России, стояли на карачках в абсолютно одинаковых позах, два мужика – один бетонный, пятидесяти четырех метров ростом; другой – живой, ростом метр восемьдесят (не больше), лет 25-30, в дорогом, но жутко грязном костюме-тройке; и оба абсолютно одинаково, как будто блаженно нежась в лучах солнышка, улыбались.
        Первым очнулся, естественно, живой. Реакция его была очень странной. Он вскочил на ноги; и, как маленький ребенок, который больно ударился головой об стул, и заплакал, а взрослые уговорили его, что это злой стул его ударил и его надо побить - стал кидаться и бить бетонного мужика ногами (стрелять, даже в воздух, он не решился).
Бетонный отвечал на это все той же глупой улыбкой. Наконец, вдоволь намахавшись, немножко подустав, остыв и отбив себе вдобавок к больной голове еще и обе ноги, поняв полную бессмысленность своего занятия, он остановился, отдышался и решил осмотреть своего обидчика. Он  несколько раз обошел его кругом, потом отошел подальше и задумался:
     - Не понял, чего это его раком-то поставили… Вроде памятник… Должен стоять или сидеть, ну - лежать ( Сашка, его дружбан, рассказывал, что где-то не то в Индии, не то в Китае в ихнем храме, видел, мужик лежал, огромный такой и весь золотой), а этого раком… Во, прикол!

      Через несколько дней кавалькада, состоящая из двух “мерседесов” и джипа, лихо закатила на вершину уже знакомого нам холма. Из машин, добродушно матерясь и потягиваясь, вылезла компания довольно молодых, короткостриженных людей, в одном из которых можно было без труда узнать нашего старого знакомого, “борца” с монументами.

  - Ну, Колян, удружил – классный прикол…
  - Мужик… раком, да еще памятник…
  - Здоровый!…
  - Пацаны! А он внутри пустой – закричал кто-то, успевший подойти поближе.
Вся компания подошла на крик, и все увидели в правом боку ( к которому прижимался когда-то бетонный молот, и бетон здесь был, наверное, тоньше, чем везде) большую дыру, затянутую сеткой уже начинающей ржаветь арматуры. Кусок бетона видно отвалился от сотрясения, когда бетонный гигант всей массой шмякнулся на землю в то злополучное утро.
   - Колян, а давай в нем твое казино-то и сделаем, место здесь классное, - природа…Пруд выроем, лес почистим, - компания по-хозяйски стала оглядываться.
   - Не, пацаны, а как бабки-то отбивать будем? Не поедет сюда никто: далеко…
   - Колян, ты чего, какие тут бабки-то… Дом уже стоит, подкрасить, подделать…      
Вода, электричество, и все путем !  А никто не поедет – сами отдыхать будем, надо же пацанам где-то отдыхать !
        После коротких, но бурных дебатов, было решено поехать в ресторан к Пашке, сесть спокойно, без базара,  обсудить, обмозговать идею.
        В ресторане решили нанять архитектора, пусть нарисует, потом соберемся, обсудим, все посчитаем, может мэр раскошелится – парк городской давно заброшенным стоит.
        Прошло еще две недели пока решили, кто деньги на архитектора даст, потом еще через неделю нашли архитектора, долго торговались и, наконец, договорились.
        Архитектор выслушал пожелания заказчика, сначала не поверил, что объект реконструкции уже существует в натуре, решил, что это очередной бред богатых клиентов, к которому он привык за последние пять лет работы. Но съездил на место и убедился, что здоровенный бетонный мужик действительно существует,и что стоит на карачках, и что действительно улыбается. Не вдаваясь в долгие рассуждения и исследования по поводу происхождения такого, с позволения сказать, памятника, он сначала отнес его в раздел маразмов советской эпохи, вспомнив идею разместить зрительный зал, библиотеку и смотровую площадку в огромной статуе Ленина на крыше здания Дворца Советов в Москве, на месте взорванного Храма Христа Спасителя; а потом нашел более или менее приемлемое для удовлетворения собственного любопытства объяснение:   здесь задумывался во время “перестройки” грандиозный детский парк сказок со скульптурами сказочных героев, что-то вроде советского Диснейлэнда, но денег хватило только на одну фигуру, да и ту до конца не доделали.  “Вот только из какой это сказки?”- этот вопрос долго не давал покоя архитектору. И в конце концов он решил, что так художник изобразил джина из “Волшебной лампы Алладина”, на спине которого должны были сидеть спасенные им Алладин и принцесса, а он глядит на них и довольно улыбается.
        Поэтому, для того, чтобы заинтересовать городские власти архитектор запроектировал на месте заброшенного парка целый город развлечений с аттракционами, аквапарком, кафе и рестораном, аллеями и фонтанами. В самом центре всей композиции красовалось казино, размещенное в теле повергнутого памятника.
        Приступая к проектированию собственно здания казино, архитектор и не подозревал с какой проблемой ему придется  столкнуться. Оказалось, что в могучем с виду чреве исполина было не так уж много места, а ведь надо было утеплить помещение, где-то разместить помещения для персонала, туалеты, сделать вентиляцию. 
        Короче говоря, как ни крутил архитектор планировку будущего казино, как ни переставлял туда-сюда весь необходимый набор помещений, а наиболее оптимальной выходила планировка, когда вход осуществлялся со стороны заднего прохода реконструируемого объекта.
      - Мистика какая-то! – бормотал про себя архитектор, сидя вечером в своей каморке-мастерской на чердаке и рассматривая многочисленные эскизы планировок казино, - ничего не понимаю, самая удачная – со входом через… Интеллигентное воспитание не позволяло ему даже мысленно произнести это неблагозвучное слово. Конечно, ему приходилось даже ругаться матом, но это было на стройке, по долгу, так сказать, службы, когда строители совсем уж откровенно игнорировали его проектные решения. А здесь наедине с высоким искусством он не мог…
        С этим была связана и та неловкость, какую он испытывал, когда представлял себе, как ему придется докладывать свой проект не у заказчиков ( с этими ребятами проще), нет,  а в мэрии города – ведь там сидели, в основном, люди старой закалки, и он просыпался ночью в холодном поту, представляя, как он расхваливает перед ним свой “заднепроходной”, как он его окрестил, вариант.
        Но делать нечего, работа есть работа, ее надо когда-то сдавать, и вот через месяц довольно плотной работы заказчикам были представлены эскизы планировок и внешнего оформления будущего казино.
        К своему удивлению архитектору даже не пришлось долго рассказывать, братва поняла все с полуслова, совершенно серьезно без всяческих намеков и усмешек приняла “заднепроходной” вариант, особенно понравился главный фасад будущего здания, с роскошной входной дверью на месте анального отверстия, мраморной лестницей с фонарями, вывеской с остроумным названием “ Счастливчик Джек” и оформлением бывшего бетонного работяги под веселого беззаботного ковбоя в классических джинсах, модных остроносых полусапожках, в ковбойской шляпе, излучающего радостную приглашающую войти улыбку.
         Архитектору заплатили денег, столько, на сколько договорились ни копейкой меньше ( большая редкость) и даже к его великой радости освободили от необходимости выступать перед городским начальством.
       - Мы сами все сделаем, у нас с городом  хорошие отношения, - как-то многозначительно отрезали ребята на его робкое предложение поучаствовать в разговоре с мэрией, и архитектор понял, что он будет там только мешать.
         С мэром договорились, на удивление быстро и тот, по слухам, даже пообещал дать денег на парк. Еще два месяца ушло на переговоры со строителями; архитектор за это время в ускоренном темпе сделал основные рабочие чертежи, и как раз к зиме стройка закипела. Так уж заведено в России, летом долго и со вкусом думать, лежа кверху пузом и греясь в лучах отечественного, а лучше какого-нибудь испанского, канарского или просто турецкого солнышка, и очнувшись  где-то  к середине осени, и удивляясь, что зима скорее всего все-таки в этом году настанет, срочно напрягать успевших уже порядком устать за строительный сезон строителей и архитекторов, с тем, чтобы под самый Новый год укатить опять в теплые края с сознанием выполненного перед Родиной долга.
          Наконец, в мае,в день Победы, состоялось торжественное открытие и презентация нового казино: мэр разрезал ленточку, члены городской управы играли в новенькую сверкающую рулетку, произносили речи, братва поила собравшийся народ дармовым шампанским и водкой, потом был банкет, фейерверк,  всеобщее   пьяное ликование…
               
        А на следующий день, рано утром, к бывшему монументу “Слава Труду”, а теперь казино “Счастливчик Джек” подошел, опираясь на палку старый кладбищенский сторож Кондратьич, не успевший снять еще своих фронтовых орденов и медалей, постоял, поглядел на это безобразие,плюнул, и произнес фразу, ставшую впоследствии классической: “У России свой путь – к богатству и процветанию -  через ж..у”, сказал, повернулся и поковылял в свою сторожку…