запятые, как всегда плохо.
Велосипед, не подчиняясь рулю, виляя, ехал, как бог на душу положит. Ехал сам по себе. Загорелые мускулистые ноги крутили педали. Цепь была прослаблена и получалось следующее: в определенной точке педали буксовали, крутились туго, после делали рывок и вращались свободно, в холостую….
Володенька Севастьянов осторожно и аккуратно достал из пачки сигарету. – Седьмая, сегодня. С удовлетворением подсчитал и констатировал он. Вкусно, с удовольствием закурил. Глубоко затягиваясь, он кайфовал. Задержав ароматный и пьянящий дым в лёгких, Володенька балдел. Неспеша сквозь влажную щель губ, выдувая тонкую как лезвие бритвы струйку дыма, буквально впал в нирвану. Доктор посоветовал бросать курить. Предложил собственную методику. Наверное, врач сам курил раньше, вот и способ был щадящий, барский способ. Володенька постепенно сползал с двух пачек в день. Каждый день, жертвуя одной сигаретой. Играя в «минусовки» дошёл до половины пачки. Ещё одна фишка была в том, что необходимо не докуривать сигарету до фильтра. Курить две трети сигареты и не больше. Вот и курит Володенька расчётливо, оттягивает время от одного табака курения до другого. Восхищаясь собственной силой воли, душит желание закурить раньше придуманных временных рамок, но зато и курит с редким удовольствием. С чувством, с толком, с расстановкой – совсем не так как раньше – не на бегу. Вкусно, ****ь курит Вован!
Забычковав окурочек Володенька заметил, что у него дрожат пальцы. Они залохматились, затряслись, зажили отдельной жизнью. Вытянув руки перед собой, он напряг пальцы, растопырил их, стараясь удержать предательскую дрожь. Не получилось, постепенно дрожь охватила всё тело. Володеньку трясло, лицо перекосило судорогой, и горько-солёная горошина первой слезы пробороздила щеку и сгинула за воротником рубахи.
Володенька сжал кулаки, зажмурился, тихо завыл и замотал головой, гоня, прочь воспоминания. Топча в себе память, загоняя вчерашний страх и жуть глубоко, глубоко, прочь, прочь.
Вчера было всё как всегда. Отупевший и прибитый жарой, Володенька плёлся домой с работы. Подволакивая ноги, мечтал о кресле у телевизора и литре ледяного пива. До подъезда сто метров: спасительная арка с сырой прохладой, чёрный колодец двора и скрипучая трёхметровая дверь старинного дома. Выплюнув жаркий воздух, Володенька буквально вполз в темень арки, утёр едкий пот мокрым платком, прижался плечом к прохладному кирпичному крошеву – сейчас пару минут передохнуть – и последний рывок к подъезду. Но взгляд упёрся в две серые фигуры, барахтающиеся в пыли, буквально в пяти метрах от дома. Они копошились, матерясь и нарушая гармонию. С любопытством приглядевшись Володенька замер. Спортивный парень похожий на красную хищную птицу сидел сверху на пожилом мужчине. Монотонно будто выполняя постылую но необходимую работу долбил по голове старика обломком кирпича. Дед затих, голова уж лопнула как переспелый арбуз. Под локонами седых волос чернела кровь. Володенька напряг зрение и увидал кашицу подозрительно похожую на расплесканный мозг. Старик, конечно был мёртв. Спортивный парень, весь в красном, чётко и целеустремлённо продолжал колотить расплющенный череп. Пачкая седые волосы кирпичным крошевом.
Сердце Володеньки жарким шатуном заколотилось высоко, где-то в горле, и он побежал. Бог мой, он бежал со всех ног, куда глаза глядят, так он не бегал никогда в жизни…
Прошли сутки с того момента, когда он стал свидетелем убийства. Злого, жестокого убийства. И вот опять накатило это воспоминание. Володенька Севастьянов кутал плечи в плед и бродил, бродил по комнате. Думал.
- Может сходить в церковь? – Поставить свечи за упокоение раба божьего, безымянного. – Поговорить с батюшкой?
Володенька представил грустные глаза Христа, участливый взгляд священника… пантеоны святых и роскошь золотого убранства, и богатство, глубину храма, и роспись свода, лампадное масло и камфару - приторно и фальшиво.
- Чем поможет мне поп? – Торопливо и участливо, заученной скороговоркой объявить, что это его крест и он ему по силам, и нести память ему эту до конца дней своих?! – Либо посоветует пойти в милицию, где рассказать обо всём.
Воспаленный мозг перекинул, мостком спасительную казалось мысль - к милиции.
- Надо, надо бегом в милицию! - А что скажет он? – Почему не пришёл сразу, вчера? – Не стал ли он косвенно соучастником этого преступления? - Молчал и вдруг - нате вам -пришёл? – Нет, не отписаться. – Замордуют и крайним сделают, примеров каждый день в ящике кучу показывают. – Да, затянут, не выпутаешься.
Мысли сделали зигзаг и метнулись к доктору, тому который отучивал курить.
– Психолог, психиатр – чёрт его знает, кто он?! – Пойти к нему, что скажет он? – Введёт в гипнотический транс, сотрёт кусочек моей памяти, частицу моей жизни? – Моей жизни, будто и не было этого ничего?!
- К чёрту, к дьяволу попов, милицию, психиатров!
Володенька рухнул на стул, обхватил пылающую голову руками и замер, ожидая вечер и спасительную ночь. Вскочил, уронив стул, больно ударив ногу, прошёл к холодильнику. Три кубика льда, щедро - грамм сто пятьдесят виски и на два пальца Pepsi-Cola. Большими глотками осушил стакан, подошёл к зеркалу. Старое зеркало, мутное, амальгама по углам расплылась в рыжие кляксы с кракелюрами-трещинками. Прижался лицом, ощущая приятный холодок и видя свой мыльный силуэт в стиле чёрно-белого декаданса.
- Спать, спать, и забыть, забыть – забыть обо всём!
Открыл форточку, впуская свежий вечерний воздух. Володенька откинул покрывало, и нырнул под одеяло, как в детстве спасаясь от неясных страхов. Закутался, пеленаясь в кокон - надёжно с головой.
Сначала сна не было. После накрыло чёрной ватой. Володеньке Севастьянову снилась старица. Бывшее русло реки. Чёрная вода. Бездонная. Но когда её зачерпнёшь в ладони вода окажется, чиста, прозрачна. Ключи подпитывали старицу не давали её пересохнуть, превратиться в болото. Если сесть на деревянный причал и спустить ноги в воду, судорога скрутит икры. Скрутить крепко и сурово – так местные бабы отжимают простиранное бельё – давно, от начала века и по сию пору. Пальцы ног выворачивает холод. Холод, который не выдержать. Володенька вошёл в сон как в чёрную воду – глубоко. Страхи и воспоминания оставили его.
Под утро другой сон привиделся Володеньке. До жути реалистичный, объёмный как в 3D кинотеатре.
… Он шёл на работу. Через давнишний двор, мимо автобусной остановки. Тощий кавказец улыбчивый, приторный в своём раболепии, продавал бахчу. Добродушно скаля рот полный золотых зубов, он зазывал покупателей: - Слушай, дорогой, купи дыню: хорошая дыня. – Хочешь «колхозницу»? Он советовал что брать, худосочный кавказец трогательно навязчив, но какой с него спрос? – Брат, бери «туркменку» или «волчью пасть» - не пожалеешь – мамой клянусь! – Мед, а не дыня, сам бы ел, да денег нужен!
Аппетитные, астраханские арбузы, наверняка сочные, с ровными зелёными полосами.
- Не хочешь дыню, бери арбуз, сам тебе выбирать буду – пахлава, рахат-лукум, а не арбуз – хлебом клянусь!
Внезапно Севастьянов пнул ближайший арбуз. Тот падает с ящика и с треком раскалывается на подтаявшем от жары асфальте. Кавказец, сокрушено качая головой, приседает к арбузу, запускает тонкие смуглые пальцы в сочную мякоть и виновато цокает языком. Севастьянов сжимает кулаки, сжимает, так что ногти до крови впиваются в ладони и с гортанным криком набрасывается на продавца арбузов и дынь. Володенька с наслаждением, остервенело, бьёт кавказца. Бьёт сильно - смертным боем. Загорелая кожа на лице кавказца лопается, течёт кровь, под костяшками пальцев хрустят хрящи носа. Кавказец, совершенно не сопротивляясь лишь отклоняясь от града ударов улыбается. Вымучено и виновато улыбается. Смеётся, смеётся и улыбается. Летит крошево зубов, под метким ударом заплыл и вытекает глаз, а странный продавец бахчи смеётся, смеётся, смеётся.
Вован просыпается. В странном облегчении, садится в постели, шарит руками по тумбочке, находит сигареты и закуривает. Не считая сколько осталось в пачке курит одну сигарету за другой, курит в несколько затяжек до фильтра. Душа поёт. Движения легки и целеустремленны. Торопливо одеваясь, Вован застёгивает чёрную рубашку на все пуговицы под горло, находит кастет купленный по случаю на кастет.ру. Надевает зубодробительное оружие на левую руку. Руки у Вована в крови, но это его ничуть не смущает. Хлопнув дверью, Вован спешит к торговцу бахчи.
- Утренние сны должны сбываться до обеда, не так ли?