Космическая катастрофа

Любовь Отраднева

Космическая катастрофа

Пронзи моё сердце этим взглядом
и унеси меня на небо
бесчисленное множество раз…
Подпись к портрету Санзо
на обложке одной из глав манги «Саюки»

От автора
Началось с того, что мне было просто скучно и я играла в очередную игру из серии «возьмите случайно выбранных персонажей и подставьте имена в условия задачи». Основной расклад, который получился, объединён под заглавием «Мрак болотный», но я зачем-то начала тасовать имена по-новому. Вообще таких вещей лучше не делать, обычно получается чушь и чепуха и пишешь-то всё равно то, что выпало изначально. Но в дополнительном раскладе меня зацепил один пункт. «Первый раз, Санзо и Мисато». Я поняла, что хочу это написать. Более того, написать не в виде романтически-неприличного глюка на три странички, а встроить этот самый глюк, так сказать, в систему. Обосновать их встречу, придумать мир, в котором органично смотрелись бы они оба, не как пришлый элемент, а как родившиеся здесь, жившие всю жизнь и многое испытавшие. И да – чтобы их первый раз был действительно первым. Для обоих. Почему-то я почувствовала, что вариант «опытная Мисато под тридцать и девственник или почти неопытный Санзо» меня бы не порадовал.
Так что наслаждайтесь свеженьким глюком! Двое почти-детей в гибридном мире и примкнувшие к ним остальные из команды Санзо, и больше я карт не раскрываю.

Вместо вступления
Тогенкё… Бескрайние просторы и ветер, иногда такой горячий, что нечем дышать. Далёкая огромная страна, в которой когда-то смешались два древних народа и их языки. Мир, в котором до недавнего времени существовали в гармонии две разумные расы. Мир, который зачастую смотрится странно в век сверхскоростей и поражающей воображение техники.
Куда катится этот мир и что тому виной?

Глава первая
Сумерки опускались на землю – густые, фиолетовые, и из них в скудно освещённое помещение придорожного трактира шагнула молоденькая девушка. Одета она была легкомысленно и даже вызывающе – но, может быть, по жаре ей попросту было удобнее в маечке на двух тесёмках и коротенькой юбке. Во всяком случае, на лице девушки не было и следа косметики – да и зачем, с такими длинными и густыми чёрными ресницами, с таким румянцем и свежими губками? Иссиня-чёрные волосы были свободно распущены, а растерянно-любопытное выражение тёмно-карих бархатных глаз ясно давало понять, что пришла она сюда вовсе не ловить клиентов.
Впрочем, завсегдатаев трактира до таких тонкостей дела не было. Девушку сразу обшарила дюжина раздевающих взглядов, посыпались замечания касаемо её выдающихся форм и статей, мгновенно вогнавшие её в краску. Кто-то грубо схватил девушку за руку и дёрнул на себя. Она рванулась, даже заехала ему по морде, но убежать не смогла. Ей уже заступили дорогу и сжимали вокруг неё кольцо.
Но тут на весь трактир грянул выстрел. И тот тип, что закрывал вход, сполз по стене. С дыркой во лбу.
Все обернулись. Поднявшись из-за стола в дальнем конце комнаты, с дымящимся пистолетом в руке стоял юный буддийский монах с золотыми волосами и таким тяжёлым взглядом, что кровь стыла в жилах.
– Мало или добавить? – осведомился обладатель священного сана, опрокидывая локтем собственный стакан с вином и выходя из-за стола.
Ответом ему было гробовое молчание. Того, что странный монах с маху сказанул несусветную чушь, с перепугу никто не заметил.
Он быстрым шагом пересёк комнату и крепко схватил дрожащую девушку за руку.
– Уходим, живо!
…Некоторое время они почти бежали. Потом остановились передохнуть – а со всех сторон их обступал густой лес. Монах наконец выпустил девичью руку. Порылся в карманах, чиркнул зажигалкой, закурил.
Девушка недоумённо похлопала глазами:
– Это… спасибо, да.
– Фигня. Лучше скажи – какого хрена тебя понесло в такое место?
– Людей посмотреть и себя показать, – дрожь её унялась, и ответ прозвучал даже с некоторым вызовом. – А вот что ТЫ забыл в таком месте?
– Согласен, у них и вино хреновое, и общество поганое. Так что, похоже, забыл я там кого-то вроде тебя.
– Вот и я, кажется, надеялась там встретить кого-то вроде тебя. Только сдаётся мне, что ты эти одежды носишь для прикрытия. А на самом деле ты разбойник, – глаза её при этом сияли от восхищения.
– Думай как знаешь, – он чуть заметно усмехнулся. – Знай только, что я уж точно не благородный герой и не святой праведник. Тебя звать-то как?
– Мисато. А тебя?
– Тридцать Первый наследник Тоа, Генджо Санзо Хоши.
– Ой, мать моя женщина, как длинно и красиво! А покороче как можно звать?
– Ну обычно зовут «Санзо-сама» и пальцем в небо не попадают. Любого, носящего на плечах священную сутру, можно назвать так.
– Нет, ну я, конечно, по гроб жизни обязана… но для «сама» молодой ты пока. Да ещё и куришь…
– А у тебя, Мисато-тян, язык без костей, знаешь об этом? Переживёшь с моё – не только закуришь, но и запьёшь!
– Будет тут язык без костей! После того, что мне пришлось пережить – я вообще два года не разговаривала!
– А тебе всего-то сколько?
– Зимой будет восемнадцать.
– Какое совпадение, мне тоже. Только в самом конце осени. И Мисато-тян, если жизнь твоя уже била ключом да всё по голове – ты должна знать, что опасно девушке одной, да с твоими данными, да в таком виде шататься по кабакам!
– Ты не понимаешь… Генджо-тян. Одно дело – потерять отца и плыть в ящике по ледяному морю, а другое – общаться с людьми. Второго я совсем не умею.
– А я прекрасно понимаю и первое, и второе, и третье. И я тебе так скажу: и не начинай. Хороших людей очень мало. А остальные… да, если захотят пристать – разглядят под любыми лохмотьями, не то что…
– А зачем ты тогда шляешься по кабакам? Хочешь убить побольше плохих людей?
– Не хочу, они сами нарываются. И если честно – мне было муторно, и я пошёл искать, с кем бы на хрен нарушить обет безбрачия.
– Ох, какое совпадение! Мне тоже было муторно, и я пошла искать, кому на фиг отдаться.
– Нашла?
– Сам-то как думаешь? Всё, я поняла: ты не разбойник, Генджо-тян. Ты просто хочешь, чтобы тебя выгнали из монахов.
– Я-то, может, и хочу, не моя это дорога, но мой учитель хотел, чтобы я по ней пошёл. На меня возложена ответственность, это долго объяснять, выгнать меня нельзя, потому что больше никто мою работу делать не будет – значит, пусть терпят, что я буду жить не по их правилам, а по своим собственным.
– Как же я тебя понимаю! Я вот осталась одна на свете – и мне совершенно невыносимо быть хорошей девочкой. Было бы ради чего!
– Ну да. Только ты… не надо совсем уж с первым встречным, ладно?
– Теперь уже нет. Да ведь и ты тоже… совсем уж с кем попало не станешь, правда? И не надо так на меня смотреть. Я как будто опять тону в ледяном море…
– Да ладно тебе…
– Серьёзно. У тебя безумно красивые глаза – и очень тяжёлый взгляд…
…А меж тем была почти уже ночь. И заметно похолодало, и они оба не заметили, как стали совсем вплотную друг к другу. Мисато больше не смотрела на Санзо. Зато её ладони коснулись его металлического нагрудника. А потом и голова на плечо склонилась…
– Ты меня не боишься? – он осторожно её приобнял – одна рука под затылком, другая на талии. И даже забыл на эти мгновения, до чего ненавидит чужие прикосновения…
– Нет, – её ответ проще было почувствовать, чем услышать. – Я боюсь темноты и холода.
Он, кажется, понял. И так они простояли несколько бесконечных минут – а потом страхи отступили. Мисато вздрогнула, словно проснувшись, и подняла голову.
– Ты где живёшь-то? – спросил Санзо, опуская руки.
– В соседней деревне, – девушка указала рукой направление.
– Поздравляю. Мне в монастырь в другую сторону. Ну пойдём, провожу, ночь уже…
– Можешь остаться у меня ночевать. Я живу одна.
– А вот не откажусь.
…Мисато подцепила Санзо под руку и шла с ним рядом, наслаждаясь этим новым ощущением. Говорить пока больше ни о чём не хотелось – сердце было переполнено, и она в сладком ужасе думала: неужели же сейчас они переступят порог, и вот так сразу?.. Она как-то забыла о том, что собиралась именно «вот так» и «сразу», да ещё и «с первым встречным». Сейчас ей хотелось вечно идти, держась за руку белокурого монаха, а потом, в следующую вечность, снова разговаривать о главном и сокровенном, и… в общем, чтобы он всегда был рядом. А остальное приложится.
Санзо чувствовал примерно то же самое. Только не пытался формулировать и осмысливать, больше занятый тем, чтобы не потерять дорогу и в целости доставить спутницу домой.

Глава вторая
– Пришли, – сказала Мисато, вытаскивая ключ из-под коврика.
Оглядев её обиталище, Санзо чуть ли не присвистнул:
– Мать моя, ты вообще хоть когда-нибудь убираешься?
– А для кого мне? Знала бы, что ты придёшь – хоть мусор бы выбросила и посуду помыла. А теперь – испугаешься и сбежишь?
– Ночь уже, так что и не мечтай.
– Не буду, – она улыбнулась. – Так… из еды есть пиво, даже холодное, рыбные консервы и какая-то карамель. Ну ещё в огороде растёт чего-то…
Монах махнул рукой:
– Оставь на утро. Куда у тебя лечь можно?
– Ну я сплю на полу, – Мисато залилась румянцем. – Места хватит… Я тебя позову.
Она прошла впереди Санзо в комнату. Бросила вторую подушку рядом со своей. Поколебалась – и всё-таки легла не совсем одетая, а в лифчике и трусах. Закуталась в простыню – и сказала громко:
– Я легла, заходи.
Он скользнул по ней взглядом. Смутился, но виду не подал. И потянулся к поясу своего облачения.
Мисато от смущения прикрыла глаза. Но всё-таки смотрела из-под ресниц на его стройную фигуру, обтянутую майкой и джинсами, на точёные руки в длинных перчатках без пальцев… С ума сойти!
Санзо небрежно бросил своё белоснежное одеяние на спинку стула, поверх вещичек Мисато. И как был – в джинсах, майке и перчатках – лёг рядом с девушкой.
Она замерла, затаила дыхание. Санзо прикрыл глаза и сложил на груди руки. Вид у него был отсутствующий. Но на самом деле сердце его сильно билось и поминутно замирало. Он думал о том, что, в общем-то, имеет полное право дотронуться до красавицы рядом, обнять её, притянуть к себе… Но что-то его останавливало. И вряд ли только отсутствие опыта и боязнь решиться.
Мисато склонила голову набок, привалилась к открытому плечу Санзо. Тот слегка вздрогнул, но не отстранился. Ему было щекотно от её волос и очень приятно от её душистого тепла.
– Генджо, – позвала она тихонько.
– А? – он так и не открыл глаз.
– Знаешь, я не хочу, чтобы всё вот так сразу началось и с рассветом закончилось. Я, кажется, поняла: я пошла вовсе не первого встречного искать, а свою судьбу.
– Ого! И ты хочешь сказать, что вот так сразу нашла?
– Я пока не знаю. И как раз хочу проверить. А для этого нужно время. И общение.
– Мисато-тян, а ты не боишься привязаться, попасть в зависимость? Потом будет очень больно терять.
– Знаю. И боюсь. И именно поэтому хотела вот так – одна ночь и разбежаться. А вот сейчас лежу с тобой и понимаю, что это было бы неправильно.
– Скажи лучше, что просто боишься.
– Да ты сам боишься ещё больше меня!
– И благодари всех, в кого ты там веришь, что я боюсь! Будь у меня опыт – я бы не посмотрел на твои слёзы… и утром ушёл бы не оглядываясь.
– Будь у тебя опыт – ты бы сделал так, чтобы я не пролила ни слезинки. А будь опыт у меня – я бы сделала так, чтобы тебе не захотелось от меня уходить.
– А я бы тогда пошёл и пристрелил того, с кем ты такого опыта набралась.
Она почувствовала, как он внутренне напрягся, и это её немножко напугало, но в то же время Мисато не смогла удержаться от счастливой улыбки:
– О, Санзо-сама ревнует?
– Не в этом дело. Меня учили не привязываться. А я это очень, очень плохо умею.
– Может быть, и не надо этого уметь?
– Спи давай. А то от таких мыслей и вовсе не уснём…
* * *
Конечно, толком они оба так и не выспались. Лежали, прислушиваясь к дыханию друг друга, привыкая к ощущению кого-то рядом, по временам проваливаясь в зыбкую полудрёму. И стараясь сильно не прижиматься друг к другу. Хотя в какой-то момент, почти под утро, Мисато пустила Санзо под простыню и положила горячую ладонь на его замёрзшее плечо – не то, на котором практически проспала всю ночь…
Утром монах легонько потормошил сонную девушку:
– Мне пора. Да и ты куда-нибудь опоздаешь.
– Некуда мне опаздывать, – Мисато поморгала, фокусируя взгляд на его растрёпанной чёлке и строгом лице. – Сейчас провожу, – она вскочила, наскоро оделась, вроде бы и отворачиваясь от Санзо, но на деле стоя к нему вполоборота. Это получалось у неё очень изящно и волнующе. И парень даже не собирался отводить взгляд…
А когда они уже сидели за скудным завтраком, монах вспомнил, от чего отвлёкся, глазея на Мисато:
– Чем ты живёшь-то, дитя природы, если не работаешь?
– Пенсия сиротская от государства да огород. Мне ведь много не надо… А вообще я хочу поступать в университет.
– Ну ты хватила! Это же за границу выбираться надо!
– Спасибо, я знаю. Я была в эпицентре той катастрофы, после которой нашу державу отбросило в средневековье! И я прекрасно помню, каким был прежний мир. Тебе ведь тоже было четырнадцать, когда всё случилось… но по тебе это могло так не ударить. Ты же в монастыре рос, а у вас, наверно, средневековые традиции и не менялись, в общем-то. А я, дочь профессора Кацураги, живу теперь в такой глуши…
– И пьёшь пиво прямо с утра, вместо того чтобы копить деньги на дорогу.
– А Санзо-сама желает, чтобы всё пиво досталось ему? Ох, ты такой наивный! Тут не в деньгах дело. Ты разве не знаешь, что с тех пор, как Тогенкё завладела магия и вытеснила техногенную цивилизацию – остальные страны закрыли границы? Чтобы пробраться куда-то – надо быть кротом или птицей. А я хочу закончить университет и служить на спецобъекте, хнык! За границей полно отделений НЕРВ – ну, той организации, в которой работал мой отец и которая должна защищать мир от глобальных катастроф…
– Как всё запущено. Только знаешь, может, я нигде и не был дальше лесов и монастырей, и ещё ближайшего большого города, который теперь лежит в руинах… да к тому же я не склонен верить даже тем богам, которых видел своими глазами, но мне говорили, что эти ваши защитнички заигрались с синтезом науки и магии. И в результате имеем то, что имеем.
– Ну не знаю я толком, что там произошло, мне говорили и везде говорят, что пробудилось адское существо, и из-за него взбесились все демоны в нашей стране и вообще мир сошёл с ума… и то существо с трудом удалось загнать обратно. Но оно грозилось вернуться.
– Я слышал, что оно обязательно вернётся. И скоро. У большинства здешних ёкаев здравый смысл и рассудок на пределе. Знаешь, примерно поэтому наша система меня и терпит. Раз уж всё началось с гибели моего учителя и кражи одной из сутр Творения… без этого они не могли начать, и раз уж сложилось так, что его преемником оказался я – сирота без роду, без племени, но жаждущий найти и отомстить… так кому ещё вручать освящённое оружие, и, когда придёт время, я доберусь до тех, кто всё устроил!
– Давай вместе, Генджо-доно! Мне тоже есть за кого мстить!
– Хм, тогда тебе надо сходить со мной в Храм Заходящего Солнца. К Трём Ликам Будды. Пора просить совета.
– А меня туда пустят?
– Со мной – должны. Но если ты сомневаешься – я могу сначала сам сходить и спросить. Подождёшь меня… ну, думаю, не больше недели?
– Ага, конечно! – Мисато посмотрела на Санзо абсолютно счастливыми глазами. А потом протянула руку за окно, пригнула ветку с вишни, нарвала почти чёрных ягод: – Вот, лучшее, чем богаты, а то опять забуду…
Она бросила вишни на тарелку – а монах уже поднялся из-за стола.
Мисато надула губки. Взяла одну ягоду – и быстрым движением поднесла её к губам Санзо. Тот удивлённо моргнул, но взял. И его ли губы, её ли пальцы нажали слишком сильно – но тёмно-красный сок брызнул на белоснежное одеяние монаха.
– Ой, прости… Сейчас застираю.
– Ты, пожалуй, застираешь, – Санзо сплюнул косточку в ладонь. – Фигня, это ведь не кровь и не вино.
Мисато хотела было сказать, что вишнёвый сок отстирать не менее сложно – у неё это никогда не получалось как следует… но не успела. Святой монах, пользуясь тем, что она всё ещё к нему тянется, взял её за подбородок, и она совсем близко заглянула в его загадочные, лавандового цвета глаза, и…
…«Ты сама как эти вишни, – проносилось в голове Санзо, пока инстинкты подсказывали ему и Мисато, как продлить поцелуй и сделать его слаще. – Такая тёмная, терпкая, тягучая сладость. А сок всё равно красный…» И от таких непривычных мыслей кружилась голова – ещё больше, чем от самого поцелуя.
А Мисато и думать ни о чём не могла – все её чувства были обострены до предела. И под конец глаза её распахнулись, и она увидела лицо Санзо – совсем мальчишеское и очень сосредоточенное, и сомкнутые золотистые ресницы… И опять подумала очень содержательно: «С ума сойти!»
А потом обоим было немножко неловко, и теперь уже Мисато прятала глаза – в основном чтобы не напрашиваться на продолжение. Санзо же и не подумал извиниться – только наспех попрощался и обещал, что через несколько дней появится снова.

Глава третья
Всю следующую неделю Мисато изводилась. Бродила по дому, механически пыталась прибраться, а сама снова и снова перебирала в памяти каждое слово, каждое движение и взгляд – всё, что было между ними двоими. Бросалась на постель, зарывалась лицом в подушку, ещё хранившую лёгкий запах Санзо… Проклинала неведомых существ, из-за которых, ко всему прочему, в Тогенкё теперь не было ни одного работающего телефона.
К концу недели, уже под вечер, Мисато, вся как на иголках, сидела на крыльце. Ела вишни и плевалась косточками во все стороны. Вишни тоже пахли Санзо… но всё же их кисло-сладкий вкус понемногу набивал оскомину.
…И только когда уже совсем стемнело, монах появился. Правда, не один. А в сопровождении лохматого мальчишки-подростка с золотым обручем на лбу и несчастными глазами.
– Ой, а это кто? – спросила Мисато вместо приветствия.
– Это… – Санзо махнул рукой. – Да так, нелепое создание природы. Свалилось вот мне на воспитание… Знакомьтесь: Гоку, Мисато.
– Очень рада, – девушка улыбнулась. Парнишка не мог ей не понравиться, хоть она совсем и не рассчитывала на лишнюю компанию.
Гоку улыбнулся в ответ:
– Я тоже! Только… правда, что у тебя дома из еды одно пиво?
Мисато бросила испепеляющий взгляд на Санзо:
– Нет, неправда. Много чего есть, и на участке полно выросло. Больше всего вишни. Сорт особый, растёт самосевом, называется «поцелуй Санзо-сама».
Монах смерил её ответным убийственным взглядом. Впрочем, Гоку в хозяйкину тираду не вслушивался – уже убежал опустошать сад. Так что Санзо присел на ступеньку рядом с Мисато и начал рассказывать:
– Ушёл тогда от тебя – так пришлось по дороге сделать крюк. Потому что я снова услышал зов. Некое настырное создание очень хотело меня видеть. И я поклялся, что уж на сей раз я найду этого кого-то и заставлю замолчать! Ну и нашёл. Дурацкую обезьяну, которую кто-то засадил под замок… ну и куда его денешь теперь такого…
– Ага, ещё бы, он же маленький, и теперь наверняка ты для него самый главный человек…
– Увы, блин. А он ещё и лопать готов непрерывно. Признаюсь, я хотел тебе его подкинуть, но вряд ли он согласится.
– Можешь успокоиться, я тоже пока морально не готова кого-то усыновить. Мы с тобой сами ещё маленькие, Генджо-тян. И с такой ситуацией лучше разбираться на пару, не находишь? – она потихоньку, как бы украдкой, коснулась его руки, и он позволил их пальцам переплестись…
– Нахожу. Именно. Я был в храме, и мне сказали, что этот мальчишка – на самом деле чудовище, пять веков назад низвергнутое с небес. И пятьсот лет не евшее, ага. Его силу сдерживает только обруч на лбу, и даже сами Три Лика не знают, что выйдет из нашей с ним встречи. Зато мне было категорически заявлено не водить дружбу с некоторыми профессорскими дочками.
– Это ещё почему? Они боятся, что ты сложишь с себя сан и уйдёшь заниматься личной жизнью?
– Об этом речи не шло, – он заметно смутился. – Они просто сказали, что ты связана с нашими врагами и хочешь объединиться с силами за границей, которые готовят новое и окончательное воскрешение главного демона.
– А ты бы им сказал, что ничего такого эти самые силы не хотят, и что уж во всяком случае я хочу только одного – отомстить за смерть своего отца и за падение нашей державы. И мы с тобой вместе найдём кому.
– Да примерно это я им и сказал. А они мне в ответ заявили, что не надо в это лезть. Мол, скоро придёт время, и всё само объяснится, и всем, кому надо, я отомщу. Угу, сказал я, позвал мартышку и пошёл прямо к тебе. Потому что понял: они хотят что-то от меня скрыть.
– Ага, ага, я бы тоже так подумала. И что дальше?
– Значит, так, Мисато-тян. Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы разобраться в этой паскудной истории. И чтобы помочь тебе выбраться за границу.
– Генджо!.. – она неверяще ахнула – и повисла у него на шее.
– Ми-тян… – это сказалось само, и он не менее крепко стиснул девушку в объятиях.
…Нет, это было сильно. В свои неполные восемнадцать Генджо Санзо вдруг оказался ответственным сразу за двоих существ ненамного моложе. Оба вот так быстро и нахально влезли к нему в сердце… и от этого было почти физически больно, а деваться-то некуда – да и не хотелось. Главное, чтобы никто не узнал, насколько он, Санзо, стал теперь уязвимее…
И, оторвавшись от сладких губ Мисато, он сказал командирским тоном:
– Завтра собираемся и едем на запад!
– Ага! – она с готовностью кивнула, даже не спрашивая, на чём они, собственно, поедут и откуда он знает дорогу…
* * *
Эту ночь Гоку провёл на полу у Мисато в пристройке. А она сама и Санзо устроились примерно как в прошлый раз. Может, только потеснее прижимались друг к другу, ища тепла, делая осторожные шаги по пути к сближению… То есть делала-то в основном Мисато – ей словно бы не верилось, что он здесь, рядом, хотелось его почувствовать. И дать почувствовать ему, как она благодарна, как рада, что его встретила… Кажется, сейчас она была готова отдать ему всю себя – но только пусть сам захочет, пусть сам это решит, ей-то страшно…
А Санзо уж точно не стал бы спешить. Позволял девушке его касаться – а ведь и не думал, что кому-нибудь вообще позволит! – помогал устроиться поудобнее и шептал:
– Тише, Ми-тян, всё ещё будет… Когда мы станем взрослыми. Когда дойдём до цели…
– Когда дойдём… – сонно бормотала Мисато, ластясь к нему невинно и доверчиво и потихоньку засыпая. Она и не ведала, какой пламень могла пробудить – да и сам Санзо пока не понимал толком, что с ним творится.
Эта девчонка, которую он видел второй раз в жизни, что-то в нём изменила. И не быстро, но необратимо, не переставая, таяла та ледяная корка, которая доселе сковывала его душу. У юного Санзо Хоши не было причин любить этот мир, и просветление на его лице видели только те, кто хотел что-то такое там увидеть, и обеты для него ничего не значили – кроме тех, что он давал себе сам. И очень странно было сейчас чувствовать, как разливается в груди тепло, как приходят желания – достаточно смутные и при этом жаркие, и ведь их не сведёшь к «взять своё и уйти»… И вот это-то и есть самое страшное.
Санзо почти не дышал, приобнимая заснувшую Мисато. Кто она для него? Он не готов был сам себе ответить. Только знал: обидеть её, бросить – так же подло и невозможно, как обидеть и бросить мартышку. Может, и в самом деле всё станет ясно, когда они вдвоём доберутся до цели?
На этом месте монах забылся сном. И привиделась ему некая скудно одетая и очень нескромно себя ведущая женщина, выдававшая себя за богиню – и вроде бы правда немножко похожая. Она засмеялась и сказала:
– Ну наконец-то, мой мальчик, и ничего не бойся! Всё у вас будет замечательно! А если ищешь дорогу за границу – то слушай…
* * *
Утром Санзо обнаружил, что помнит каждое услышанное во сне слово. И когда Мисато, сладко потягиваясь, спросила:
– Генджо, а нам куда? – он уверенно сказал:
– Надо добраться до бывшего места работы твоего отца. А оттуда уже легко.

Глава четвёртая
Раньше до нужного места можно было легко доехать на автобусе. Сейчас приходилось идти пешком, и насколько Мисато с Санзо примерно прикинули – это должно было занять не меньше чем пару дней.
Сначала они двинулись в путь довольно бодро. Вещей у них было, в общем, немного, и то провизии больше, чем одежды и снаряжения. Всё уложилось в две сумки, самую тяжёлую Санзо всунул Гоку, а вторую взял сам.
И вот они шли, пока только немного сетуя на жару. Мисато и Гоку болтали без умолку, радуясь, что наконец-то есть с кем. Хотя девушка, может, и предпочла бы быть наедине со своим Генджо… Сам монах курил и отстранялся от нескончаемого трёпа через его голову. Важно было не потерять дорогу – и чтобы Мисато не выпустила его руки…
…Дождь полил вдруг, сразу – и хорошо, что к этому времени компания уже подошла к лесу. Туда, под деревья, все трое и бросились, надеясь, что не успеют промокнуть насквозь…
– Скоро пройдёт, слишком сильный, – ободряюще сказала Мисато, оглядывая спутников… и тут же испуганно прошептала: – Генджо?.. Тебе плохо?
Монах прислонился спиной к дереву, на лице его была смертная мука.
– Отвалите все! – замахал он руками на подскочивших к нему Гоку и Мисато.
Они испуганно отступили на шаг.
– Что это с ним? – шёпотом спросила девушка.
– Не знаю, – тоже шёпотом ответил мальчик.
Санзо тем временем сполз на землю и закрыл лицо руками. Слышны были его бессвязные слова:
– Я не смог его защитить… его кровь до сих пор на моих руках… учитель…
Мисато опустилась на землю рядом с ним, поймала его руку, погладила…
– Не переживай, всё будет хорошо, мы ещё им всем покажем, слышишь, солнце моё?
– И моё, – горячо подхватил Гоку, взяв Санзо за другую руку.
Монах оставался безучастным, но больше их не отталкивал. Только бормотал что-то едва слышно.
Дождь меж тем перестал, и надо было бы двигаться дальше. Гоку поднялся, Мисато тоже попыталась – но тут у неё потемнело, поплыло перед глазами, тоненько зазвенело в ушах – и она рухнула прямо на колени Санзо. В натуральнейшем обмороке.
Мальчик-обезьяна перепугался не на шутку. Потормошил девушку, и монаха тоже потормошил – без толку. Оставлять их одних было страшно… но ещё страшнее было сидеть тут с ними и не знать, как помочь. А за лесом вроде должна быть деревня, где все они трое собирались заночевать…
* * *
Мисато пришла в себя в чистой постели, обвела взглядом незнакомую комнату. На соседней кровати лежал Санзо, такой же заспанный, как она сама, и так же недоумённо моргал. А ведь оба раза, что ночевал у неё, он просыпался раньше и так бодро её поднимал…
– А мы хоть где? – спросила девушка.
– Понятия не имею, – монаху сейчас хотелось закрыть глаза и никогда не вылезать из-под одеяла. Пусть отступили привычные кошмары – слабость осталась…
В комнату заглянул Гоку:
– Отдохнули? Мы в гостях. У добрых людей, которых я нашёл, чтобы помогли, когда вы оба были не в себе. Санзо, правда, я молодец?
Монах только неопределённо хмыкнул. Впрочем, Мисато показалось, что его это тронуло…
– Молодец, молодец, – улыбнулась она мальчику.
Чуть подвинув Гоку, в комнату вошла девушка с толстыми косами:
– Ну как вы? Как совсем в себя придёте – идите ужинать. Будем знакомы – я Каннан.
– Мисато, – профессорская дочка попыталась сесть в постели. Голова ещё кружилась, но жизнелюбие уже брало верх. – Очень приятно.
– Санзо, – у монаха не было сил выпендриваться, щеголяя полным титулом, и желания, чтобы впечатлялись и переспрашивали, тоже не было. Мартышки хватило, а Ми-тян не в счёт. А вставать всё-таки надо было, да…
…За столом путешественники увидели ещё одно новое лицо. Парень явно был братом Каннан – те же каштановые волосы и зелёные глаза – но смотрел поверх очков неприветливо. Его явно раздражало, что в его дом набилось столько гостей.
– А что с нами было-то? – спросила Мисато. – Я помню, что Санзо-сама стало нехорошо, а потом…
– Тебя мы нашли в обмороке, – Каннан решила с ней не церемониться, и это воспринималось, как будто так и надо. – Брат сказал – может, давление скакнуло или на солнце перегрелась. А монаху повезло больше – его тащить не пришлось, сам шёл, только не очень соображал, куда.
– Мне в дождь всегда нехорошо, – буркнул Санзо. – Неважно.
– Спасибо, – Мисато перевела взгляд с Каннан на её брата. Тот хмыкнул:
– Ну я-то никого не тащил и вообще… Сестрёнка, ты меня просто поставила перед фактом, что у нас нежданные гости. А помогал-то тебе опять этот красноволосый!
– Гоно, ну что такого-то, – Каннан засмеялась и даже не смутилась – видимо, ей и правда нечего было скрывать. – Не надо говорить про человека гадости только потому, что он наполовину ёкай!
– А я не поэтому говорю. А потому что он нагло подбивает клинья к моей сестре! Сам будучи первым бабником на деревне.
– Да ладно, правда ничего такого, – некстати влез в родственное объяснение Гоку, – они шли себе вместе по улице, тут подбежал я и сказал, что нужна помощь…
– В любом случае, – Мисато дипломатично улыбнулась, – спасибо, что не выгнали. Мы вас надолго не стесним, нам скоро в путь, да, Санзо?
Тот только кивнул, уткнувшись в тарелку.
– А куда путь держите? – полюбопытствовала Каннан.
– На запад, – брякнул Гоку. – На старую базу… а потом сядем на поезд и поедем под землёй! За границу!
– Трепло! – Санзо перегнулся через стол и треснул мальчишку по затылку.
Но было уже поздно. Ладно ещё Каннан – но Гоно весь превратился в слух.

Глава пятая
Она была далеко на западе, и уже давно. И Чо Гоно всё бы отдал, чтобы добраться туда и увидеть её снова…
…Когда он впервые увидел Рицуко – они оба были совсем детьми. Гоно тогда ещё жил в приюте, где всё ему было ненавистно, мечтал сбежать, найти сестру, с которой его разлучил развод родителей… А здесь не было ни одного человека, с которым вообще хотелось бы общаться.
И вот в очередной скучный, похожий на другие день в приют приехала комиссия. По коридорам шептались, что кого-нибудь обязательно заберут «на опыты», будут изучать возможность слияния людей с ёкаями – демонами, готовить новую эру и всякое такое… Гоно на всё это было решительно наплевать, живым в руки он бы не дался, а пока никто не приставал – мальчик шёл себе в библиотеку, в единственное тихое место.
И тут он увидел её. Девочке было, наверно, уже лет восемь, или так казалось, что она его постарше? Высокая, тонкая, лёгкая, она почти невесомо ступала по краю клумбы, засаженной разной дребеденью и претендующей на альпийскую горку. С очень целеустремлённым видом, словно прокладывая маршрут в ей одной известное место, девочка шла по бордюру, почти не прилагая усилий, чтобы держать равновесие. У неё были короткие белокурые волосы, сейчас насквозь просвеченные солнцем, и зелёные-зелёные глаза.
Если бы она не была блондинкой и если бы Гоно не говорили, что с сестрой они были близняшками – он бы подумал: всё, нашёл. Нет, в этом не было ничего ни волшебного, ни романтического, и вовсе не казалось, что она слетела сюда из небесных высей, которых нет и не было… но глаза отвести не получалось.
И девочка как будто бы споткнулась о его взгляд. Оступилась, начала падать… ударилась коленкой, но не заплакала, только губу закусила.
Гоно подбежал к ней и помог подняться – а ведь и не ожидал от себя такого, но как было по-другому-то?
Девочка кинула на него удивлённый взгляд:
– Я бы и сама справилась.
– Я знаю. Но не оставлять же так. Больно?
– Какая разница.
– Ты… теперь будешь здесь жить?
– Только если матери совсем осточертею. А так она в комиссии, а меня некуда девать.
– Понятно. Небось тоже хочет, чтобы ты научилась общаться.
– Вроде того, а зачем? Ты мне лучше покажи, где у вас книги.
– Я сам туда иду, провожу.
…Может, как раз потому, что не видели в общении большого смысла, у них оно получалось. По крайней мере, мальчик узнал, что новую знакомую зовут Рицуко Акаги, что её мать большой учёный и она хочет стать такой же… только вот детей не заведёт ни за что!
До позднего вечера они рылись в книгах. Пока девочку не забрала мать – властная молодящаяся женщина с нехорошей сумасшедшинкой в глазах. Как потом выяснилось – она вообще забыла про дочь, потом спохватилась и возвращалась за ней с полдороги… И оба, и Гоно, и сама Рицуко, пожалели, что она вернулась… И понадеялись, что ещё увидятся, но мальчик как-то не сообразил попросить у девочки координаты…
И какое-то время скучал, а потом всё подёрнулось тиной проклятой повседневности.
* * *
Минуло лет, наверно, семь. И в одну ветреную ночь Гоно всё же сбежал из приюта.
И ему повезло – скитания его были недолгими. В одной из деревушек он встретил свою сестру.
Каннан на тот момент с приютом ещё не распрощалась, но ей там уже тоже надоело до смерти. Ещё немного – и она сама пустилась бы на поиски брата. И наверняка нашла бы, с её-то энергией…
…Гоно ещё не успел опомниться от счастья, узнавая, или, как ему казалось, вспоминая свою близняшку, ещё только устроился в школу там же, у Каннан в приюте… как его ждало новое сказочное потрясение.
В тот день он всего лишь решил проехаться в ближайший город за книжками. Доступный набор учебников не устраивал – хоть парню и было только тринадцать, а думалось уже о том, чтобы поступить в университет без репетитора. И в преддверии этого всячески «расти над собой»… И когда Гоно искал специальный магазин или техническую библиотеку – вдруг вместо того узрел видение. Лёгкое и строгое, по-прежнему окутанное золотистым сиянием.
– Ты?.. – она тоже его узнала. Даже странно, ведь тогда он только-только в школу пошёл – это она уже тогда была красавицей…
За книгами они пошли вместе. Гоно похвастался Рицуко, что нашёл сестру, чувствуя – теперь его сердце обречено разрываться пополам… Девочка в ответ поведала, что усиленно учится и помогает матери на научной базе. Оба хотели бы поступать в университет вместе… если бы только не два года разницы. Хотя Гоно всерьёз собирался поступать в шестнадцать… Всё больше времени вместе в одних стенах!
Вскоре Рицуко побывала в гостях у Гоно, Каннан отнеслась к ней тепло и всячески подталкивала юную пару к укреплению отношений. Хотя, конечно, пока они только несколько раз целовались, а так всё больше говорили о науке и строили планы на будущее.
Идиллия длилась несколько месяцев. А потом, бродя как-то в ожидании подруги вокруг той самой базы, Гоно увидел сквозь щель в заборе: там спешно пакуют вещи, грузят какие-то коробки в фургон… Люди, как муравьи, уползают под землю. А вот… вот мать Рицуко ведёт её под руку…
– Ри-тян!.. – парню казалось, что его услышит сейчас вся округа и даже безмолвные небеса.
Она обернулась, кажется, увидела его, подарила полный боли взгляд… и отвернулась снова.
– Конечно, она не по своей воле уехала, – говорила потом брату Каннан. – Она тебе ещё напишет или позвонит…
Только и не написала, и не позвонила. Хотя тоже явно не по своей вине. Буквально через неделю после прощания на Южном полюсе грянул взрыв, и катастрофа зацепила полмира, а главное – отозвалась рикошетом на той самой базе в Тогенкё, отбросив страну во мрак веков.
Гоно с тех пор уверенно, вопреки официальной версии утверждал, что всё было подстроено и что катастрофа планировалась заранее.
А с мечтой об университете пришлось проститься… и только иногда он, один или с сестрой, приходил к забору базы. Даже пробирался внутрь – щель теперь стала проломом, подходящим для кошки или для худого подростка. Мрачно смотрел на дверь, преграждавшую вход в туннель. Пытался открыть – но то ли сил не хватало, даже с железкой в руке, то ли он не знал, в какой точке надо эту силу прикладывать…
* * *
И вот теперь он видел людей, которые собирались туда, и под землю, и на запад…
– А вы что же, знаете, как открыть вход в туннель?.. – вырвалось у Гоно раньше, чем он подумал.
– А, да, – сразу затараторила Мисато, – там надо знать, как открывать, там замок врезан вверх ногами и кнопку не сразу найдёшь… – тут она поглядела на Санзо и осеклась. Смерила нового знакомца недоверчивым взглядом: – А тебе-то что?
– Да ничего, – парень резко отвернулся.
Но тут же вмешалась Каннан:
– Санзо-сама… а вы бы не могли взять моего брата с собой? Там, за границей, должна быть его любимая девушка, он очень хочет её найти, да не знает, как туда попасть!
Гоно неслышно вздохнул – любимая сестричка, как всегда, не церемонилась. Санзо и Мисато переглянулись.
– Ты небось тоже, – обратилась девушка к Гоно, – небось тоже мечтал поступить в университет, а всё накрылось и ты клянёшь это средневековье? А если у тебя ещё и правда романтическая история, связанная с нашей базой, – то, как говорится, сам Бог велел! – и снова посмотрела на монаха.
– А, пускай, хуже не будет, – бросил тот с отсутствующим видом.

Глава шестая
И они продолжили путь. Впятером. Тот самый красноволосый полудемон, которого звали Годжо, увязался с ними не столько даже со скуки, сколько почти нечаянно.
Когда Гоно у крыльца прощался с сестрой, парень, что вместе с ней помог путникам, вертелся рядом. Гоно напутствовал Каннан:
– Ну вот, теперь тебя некому будет защищать, ты смотри – не подпускай никого близко, а вот его – особенно!
– Очень нужно, – фыркнула Каннан. – Пока ты с невестой не вернёшься – никто чужой не переступит порога нашего дома.
– Очень нужно, – Годжо отвернулся, – я себе посговорчивее найду и с роднёй поприятнее!
– Врёшь ты всё, – Гоно смерил его недоверчивым взглядом.
– Ну если ты так боишься, братик… – то пусть он идёт с тобой, – Каннан поглядела сначала на одного, потом на другого.
– А пусть!
– И пойду! – это они заявили совершенно синхронно.
У Санзо на лице ясно написалось: «Меня вообще кто-нибудь спросил?» Но прочесть сумела только Мисато. Тут же поймала его руку, заглянула в лицо:
– Пусть тоже идёт с нами, а? Ведь не одни мы должны найти свой кусочек счастья!
Монах махнул рукой – мол, делайте как знаете. Он всё больше жалел, что ввязался в эту историю. Хотя, пожалуй, жить как прежде, выполнять поучения Трёх Ликов и ждать неизвестно чего было бы ещё хуже…
Большой компании радовался только Гоку, по-ребячески надеясь поладить со всеми. Мисато, может, тоже радовалась бы, если бы происходящее не становилось бы всё меньше и меньше похоже на романтическое путешествие с избранником. Ладно, всё ещё будет…
– Ты её любишь? – как-то поинтересовалась она у Годжо.
– Кого?
– Каннан. Хотя если переспросил – наверно, нет…
– Не знаю, – на данный момент он жадно разглядывал её, Мисато. – Мало ли хороших девчонок на свете! Надеюсь, там, куда мы направляемся, они тоже найдутся…
– Я тоже надеюсь, что ты не зря с нами поехал, – девушка улыбнулась.
Годжо подмигнул:
– Если ты, красавица, со своим монахом каши не сваришь – всегда готов принять с распростёртыми объятиями!
– Иди ты, идиот! – Мисато гневно вспыхнула и сама отошла подальше.
– Ладно, ладно, я пошутил…
…Годжо тоже курил, и иногда из-за этого они с Санзо держались вместе, поодаль от остальных.
– Слушай, я тебе дико завидую, – говорил красноволосый. – Вроде бы в сане – а отхватил такую красотку! Что, сладко обеты нарушать? Или вы так ещё и не…
– Заткнись.
– Смотри, она ведь затоскует, и ты её упустишь, уйдёт к кому-нибудь погорячее и с опытом! Грешить так грешить, а иначе…
– Если я сейчас тебя пристрелю – это грехом не будет. Ибо какая от тебя польза?
Годжо поймал взгляд Санзо – и ему стало не по себе. Ведь и правда – застрелит.
– Всё, всё, молчу. Но ты задумайся…
* * *
Наконец они добрались до заброшенной базы. Дырку в заборе им показал Гоно – и, вестимо, пролезть вовнутрь для компании, по сути, почти подростков труда не составило. А внутри Годжо и Гоку с любопытством оглядывались, Гоно уже стоял у входа в туннель, где когда-то скрылась его невеста… а на Мисато сразу нахлынула ещё большая ностальгия и печаль. Каждый камень будил в ней воспоминания, и она шептала об этом Санзо, и тот даже понял её чувства и прижал девушку к себе, утешая… но потом резко отпустил:
– Пошли, а то на поезд опоздаем!
– Неужели он правда ещё ходит? – Мисато быстро открыла вход и теперь вертела головой, пытаясь отыскать нужный туннель.
– Мне сказали, что ходит, им же люди никогда не управляли, запустили один раз – и… Видимо, это сильная магия.
– Это наука, Генджо… правда, чтоб я ещё сама понимала, как это работает… Ты поступишь со мной в университет?
– Ага! – выпалил Санзо раньше чем подумал, и тут же задался вопросом – а сдаст ли он вообще экзамены, да ещё на чужом языке, который еле знает…
Тут в разговор влез Гоку:
– И что, если мы сядем в этот поезд – нас никто и не поймает?
– Не должны, – бросил монах, – там же нет людей…
– Зато могут быть системы слежения, – подал голос и Гоно, – и на конечной станции нас могут ждать с наручниками.
– Прорвёмся, – беззаботно сказала Мисато. – Если заграничным коллегам не нужна ни эта база, ни поезд – то и на «зайцев» им будет наплевать.
Пришлось объяснять Гоку, кто такие в данном случае «зайцы». Тем временем компания спустилась под землю, на платформу… и скоро действительно подошёл состав – гремучий, поржавевший, но вполне остававшийся на ходу.
Двери гостеприимно распахнулись, компания попрыгала внутрь. Раздался механический голос: «Приветствуем вас на борту «НЕРВ-экспресса». Занимайте свои места. Приятного путешествия».
У Мисато из глаз брызнули слёзы, и она повисла на руке Санзо, который повёл её по вагонам, выбирая место.
– Мы в соседнем, – крикнул им вслед Годжо. И было слышно, как он говорит Гоку: – Не лезь к ним, обезьяна, им кто угодно сейчас лишний…
Поезд был скоростной, а потому спальных мест в нём не предполагалось, только сидячие. Мисато устроилась у окошка и грустно подпёрлась рукой – за окном ничего не мелькало, кроме темноты и проводов.
Санзо присел рядом, поближе к ней. Прикрыл глаза и задумался. Слова Годжо дали свои всходы – в воображении теперь мелькали картины, куда более нескромные, чем раньше. И юный монах чувствовал, как его тело отзывается на эти образы, как его влечёт к сидящей рядом девушке – сильнее, чем раньше, и по-иному. Прежде его желания дремали и почти не тревожили, было легко взять над ними верх…
– Кацураги… – шёпот его был сейчас почему-то слегка хриплым.
– Что?.. – она вздрогнула. По фамилии её не называли со школы, по крайней мере парни, и было так странно слышать это от Санзо, тем более произнесённое таким тоном…
– Я так тебя сейчас хочу…
Сердце её замерло, она почувствовала страх и радость… А сама резко повернулась к нему и сказала с детской обидой и возмущением:
– А я тебя, Генджо, прежде всего люблю. А потом уже всё остальное.
Его словно бы кинжалом в сердце ударили. Вот оно, оказывается, как – услышать подобные слова! И тоже нахлынули разом радость и страх, а дрожь желания унялась, отступила, и Санзо взял себя в руки:
– Не кидайся ты такими словами! Ты ещё недостаточно повзрослела, чтобы разобраться в себе… да и я тоже.
– Зато, кажется, ты достаточно повзрослел, чтобы делать мне неприличные предложения.
– Чтобы осознать свои желания. А предложений потому и не делаю, что нельзя же вот так… Хотя, думаю, если бы я настаивал – ты бы не устояла.
– И не мечтай! Пока Санзо-сама не соблаговолит сказать мне «люблю» – ничего больше пары поцелуев не получит!
– Ладно, хорошо… Давай доедем до места, поступим, разберёмся со всем…
– Давай ждать нашего восемнадцатилетия. Ещё почти полгода… Если к тому времени мы поймём, что нужны друг другу по-настоящему – вот тогда…
– Давай лучше сейчас не мечтать о том, что будет «тогда». Договорились, ждём до декабря. И стараемся друг друга не провоцировать, ладно?
– Ага, – Мисато кивнула. И тут же с очаровательной непоследовательностью положила руку ему на колено.
Санзо отодвинулся. А потом и вовсе резко встал и пошёл в сторону тамбура, на ходу доставая сигареты.
Мисато проводила его взглядом. Хотела было пойти за ним, но раздумала. У неё, бывало, мелькали мысли начать курить, чтобы казаться взрослой – но она всякий раз их отметала, потому что на самом-то деле ей даже было неприятно находиться рядом с курящими. Хотя, конечно, к ставшему уже родным для неё запаху Генджо всегда будет примешиваться табачный дым… но всё равно, монах не дождётся, чтобы она за ним бегала!
Девушка вытянулась на сидении, подложила ладони под щёку и попыталась задремать. Словно бы слыша, как радио «НЕРВ-экспресса» поёт песню из уже такого далёкого прошлого…
Столичный выговор, уже почти позабытый ею, Мисато, за два года больницы и следующие два в этой глуши. Чуть ли уже не чужой язык…
«Hitoyo, hitoyo, hitoyo ni saita…» (Прим. автора: «Цветение длилось одну ночь, одну ночь, одну ночь…» (яп.) Песенка из заставки аниме “Patalliro Saiyuki!” – ещё одной версии «Путешествия на Запад»).

Глава седьмая
Санзо прошёл в соседний вагон, безошибочно определив по звукам местонахождение остальных троих. Судя по всему, они там играли в карты. И Гоку громко обижался, что проигрывает.
– Правильно, обезьяна! – поддерживал его Годжо. – Очкарик жульничает! Он единственный, кто взял учебники – так пора его этими учебниками по голове!
Гоно саркастически усмехался:
– Всё это инсинуации. Мне просто везёт, а ещё вас легко просчитать.
Зацепив боковым зрением монаха, Годжо сразу на него отвлёкся:
– О, тебя что, отшили?
– Она спит.
– Тогда ладно, значит, утомил. Садись с нами, что ли, раз уж тебе сан не мешает…
Санзо сел, правда, концентрации ему явно не хватало, да ещё и играл он в паре с мартышкой, которая и вовсе только училась. Быстро стало скучно. А потом…
Вдруг со всех сторон обрушились какие-то люди, налетели вихрем…
В вагоне образовалась «куча мала», и Санзо даже стрелять не рисковал – ещё попадёшь в кого из своих… Приходилось драться врукопашную – а в этом его и Гоно, и Годжо с их дворовым опытом отчасти превосходили. Про Гоку и говорить нечего – первобытная сила как она есть и желание заслонить самого важного человека…
На шум прибежала Мисато, босиком и с кружкой в руке. Раскрыла ротик, взвизгнула – и прицельно залепила кружкой в лоб одному из нападавших. До кучи полив остальных водичкой.
– Мотай отсюда! – зло крикнул девушке Санзо. Хотя её удар и свалил врага с ног… но всё равно ребят теснили.
И вот тут произошло то, чего никто не ожидал.
Золотой обруч на лбу Гоку треснул и разлетелся на части. И мгновение спустя по вагону прыгало уже совсем другое существо – дикое, необузданное, совсем не осознающее себя… и не унявшееся даже тогда, когда всех уже или уложило, или повыкидывало в окна.
«Вот, значит, какова его истинная сущность…» – Санзо было сильно не по себе, но он даже сумел не спутать ни словечка, читая молитву-заклинание.
Священная сутра сорвалась с плеч монаха, спеленала странную мартышку… Обруч появился снова, Гоку открыл глаза и растерянно заморгал:
– А… Санзо, ты не ранен?
– Нет, блин! Тронут, сдвинут, опрокинут! – монах с сердитой миной отошёл от Гоку. Принялся разглядывать поверженных. Ни одного живого. Ни одного.
– Ужас-то какой… – прошептала бледная Мисато, стоя всё там же, откуда бросала кружку.
– Ещё бы не ужас, – откликнулся ей Гоно, и сквозь стёкла очков не поймать было его взгляда, устремлённого на покойников. – А самое ужасное – что их теперь не допросишь.
– Обезьяна, ты перестара… – начал было Годжо, но святой монах хорошенько наступил ему на ногу.
Мисато бегом бросилась в соседний вагон. За ней побежали Санзо и Гоку. Монах догнал девушку первым и обнял, успокаивая…
Мальчишка смотрел виноватыми глазами на обоих. Мисато в конце концов почувствовала этот взгляд и потрепала Гоку по волосам:
– Ничего, всё хорошо…
Через некоторое время к ним подошли Гоно и Годжо. Красноволосый доложил:
– Ёкаи. Но не все. Мы их обыскали и повыкидывали в окна, а найти толком ничего не нашли.
– Как будто бы тут было две группировки, – продолжил мысль Гоно. – У кого из вас так много врагов?
– А фиг знает, – раздражённо бросил Санзо. – Могли уже просечь мой побег. А могли сделать свой шаг как раз те, которые готовят новую катастрофу.
– И кто же её, по-твоему, готовит? – Мисато наконец пришла немного в себя.
– Те, чей поезд, – ответил вместо монаха Гоно. – Прошлую тоже они устроили.
– Параноик!
– Так я сам видел, как они снимались с той базы. А через неделю всё и грянуло…
– Да ну быть не может…
– Может. Ты стала для них опасна, потому что ты теперь не одна.
– Но одна ты больше никогда и не останешься, – Санзо снова притянул дрожащую девушку к себе.
– Мы все тебя защитим, – Годжо сказал это подозрительно серьёзно, без всяких попыток с ней заигрывать.
На миг всем показалось, будто когда-то они уже стояли вот так вчетвером, сплочённые, защищая девчонку и прикрывая друг друга…
– Сейчас вот он, – ляпнул Гоку в повисшей тишине, кивая на Гоно, – сейчас вот он скажет: «Ми-тян, не спорь с папой!»
Тишина повисла снова. А потом Санзо хмыкнул:
– Молчи уж, если головой ударился.
Но все ощутили… словно бы погружение куда-то, прикосновение к чему-то очень хорошо и прочно забытому… но бесспорно бывшему на самом деле. Только вот откуда могли у них пятерых взяться общие воспоминания?
* * *
Оставшиеся пару часов пути компания просидела не расходясь, притихнув, насторожённо прислушиваясь к творящемуся вокруг. Постепенно только отмирали, перебрасывались в меру незначащими фразами. Строить предположения о том, кто и почему на них напал, не получалось. Всем казалось, что разгадка там, у цели…
…А этот русский город Мисато помнила. Отсюда когда-то началось их с отцом роковое путешествие на крайний юг. Правда, конечно, с большой вероятностью консульство Тогенкё больше не существовало… но куда-то же для начала надо было пойти! Раз уж на здешней базе НЕРВ царило такое же запустение, как и там, на родной земле…
Мисато кинулась спрашивать дорогу – на ужасном, но очень эмоциональном и выразительном английском. Гоно пожал плечами и хотел было переводить её слова – но многократно повторяемые «НЕРВ», «профессор» и «Кацураги» уже сделали своё дело. Девушку узнали и разахались, особенно женщины: ах, бедная, такая трагедия, два года в больнице, а потом… да как же ты выбралась, деточка?
Суть всех этих причитаний Гоно всё-таки перевёл – кроме него из всех что-то понимал только Санзо. Да и тот, как потом выяснилось, с лёгкой руки покойного учителя когда-то выучился читать и по-русски, и по-английски, но ни на том, ни на другом языке объясниться бы не смог. Вот и пришлось хмурому отличнику Гоно вести переговоры…
В результате компанию направили на окраину города – там сейчас расположились на жительство граждане Тогенкё, застрявшие в России после катастрофы. Мол, хоть среди своих будете, а там, может, и знают, куда переехала международная база.
Идти было долго, но, по словам сердобольных тётушек, «вы уж лучше пешком, там дорога так петляет, что ни на чём и не доедешь…»
И в самом деле – впечатляло. Вверх, вниз, по оврагам, по колдобинам… А когда наконец путь пошёл по ровному месту и все немножко расслабились – Годжо дал волю раздражению:
– Слушай, ты, монах в джинсовых штанах, ты или рясу сними, или девушку не лапай! На тебя косятся!
– Пусть завидуют, – устало огрызнулся Санзо. – И ты первый.
– Санзо, в самом деле, – сказал теперь уже Гоно, – тебе стоит переодеться в цивильное. На тебя оглядываются!
– Премного благодарен. Учту, когда будет где и во что.
– А на него в любом случае будут глазеть, – Мисато окинула своего защитника обожающим взглядом. – Он такой один.
И вот на это Санзо только хмыкнул. И, разумеется, обнимать её не перестал.
…Наверно, это было ужасно. То, что с тех пор, как связался с ней, он не мог уже больше твердить ни вслух, ни мысленно: я никого не защищаю, я не отвечаю ни за кого, кроме себя, я ни к кому не привязан. Он ещё мог делать вид, что ему наплевать на Гоку – всё равно бесполезно, мартышка его боготворит и чувствует больше и вернее, чем может понять и выразить, но врать Мисато у него почему-то не получалось совсем. И никто не тянул его за язык, когда он, Санзо, предлагал девчонке помощь, и нечего было выдумывать этому какие-то более эгоистичные и глобальные причины. И открыто с ней вместе он не ради того, чтобы бросить кому-то вызов, и даже не ради того, чтобы её не пытались увести. Он – её защитник, и этим всё сказано.
* * *
На месте путешественников сразу направили к главе общины. Лин Токо оказался представительным мужчиной почтенного возраста, говорил он как по книге и жесты делал картинно-благородные.
– Дети мои, – вещал он, – никогда больше не ходите тем путём, что привёл вас сюда! Это очень, очень опасно. Вам придётся принять то, что вы никогда больше не увидите землю предков!
Санзо и Мисато, кажется, дружно подумали об одном и том же: «Значит, обязательно надо будет пройти ещё раз!» Гоно подумал ещё выразительнее: «Чёрт, надо было взять с собой сестру! А теперь придётся сделать возможное и невозможное, чтобы увидеться с ней снова!» Годжо просто мысленно обозвал Лин Токо старым лицедеем. А Гоку как-то быстро перестал слушать этого важного дядьку – только смотрел на его мелькающие пальцы, на уши, на разрез глаз, и почему-то от всего этого веяло чем-то очень знакомым…
Тщательно запретив «юным жертвам режима» возвращаться на Родину, Лин, разумеется, обещал им всяческое содействие. Лично при них позвонил соотечественнику, который теперь был вторым человеком в ближайшем отделении НЕРВ: мол, Икари-сан, командирую к вам дочь профессора Кацураги с компанией земляков. Прошу похлопотать о поступлении в университет Дружбы Народов!
* * *
– Не понравился он мне, – высказался потом Годжо. – Мягко стелет, да жёстко спать.
– И вообще похож на гиену в сиропе, – кивнула Мисато. – Но что поделаешь, пока что он наш благодетель.
– Лично я предлагаю, – взгляда Гоно опять было не поймать, – взять всё, что он может дать, а потом плюнуть ему в рожу и сделать по-своему.
– Да ладно, – влез Гоку, – может, не такой уж он и плохой. Если в профиль, чем-то даже на Санзо похож. И уши такие же!
– У тебя сейчас никаких не будет! – этот вопль нервного монаха поставил точку в очередном совещании.

Глава восьмая
Мисато «взялась за ум». Выражалось это в том, что ей надоели её ногти, частично обломанные, частично отросшие, как у ёкая какого. Она аккуратно подровняла все их до минимума и теперь старательно красила в бледно-розовый цвет.
Санзо от запаха лака морщился и чихал, а Мисато вредничала:
– Не нравится – не сиди рядом! Я, между прочим, на твоё курево примерно так же реагирую!
Нет, они не жили в одной комнате. Пока ещё нет. Они просто сидели вместе на балконе общежития, ловя прощальные лучи солнца.
Они и студентами-то ещё не были, куда там! Им требовался минимум год, чтобы подготовиться и на приличном уровне освоить язык. Но пока что обещанное «благодетелем» сбывалось, и общежитие приютило не только их, но и Годжо, который в университет ни в одном глазу не собирался, и Гоку, которому было ещё рано об этом думать… Такая могущественная организация, как НЕРВ, явно полагала, что не обеднеет, обеспечивая их всех.
В этом году поступил только Гоно – как и мечталось когда-то, в шестнадцать лет. Ну, почти совсем в семнадцать, но всё же… Правда, оценки его были похуже, чем можно бы, но выше проходного балла он набрал – да к тому же комиссия учла то, что парень героически прорывался за знаниями из самых диких земель и сдавал экзамены на чужом языке.
– Ты из-за сестры переживаешь? – зелёные глаза Рицуко глядели на Гоно проницательно и грустно. – Я же представляю, да, каково это – когда не можешь ни написать, ни позвонить…
– Прорвёмся. Тебя я уже нашёл, значит, и её не потеряю. Съездишь со мной?
– Меня, боюсь, не отпустят. Я же всё свободное время занята у матери в проекте…
– А мне сдаётся, что нам в любом случае придётся сбежать без разрешения. Нам внятно сказали: если уж выбрались оттуда – больше не возвращайтесь.
– Тогда, боюсь, для верности они остановят поезд и засыплют туннель. Или в поезде вас… нас будет ждать засада.
– Тогда надо искать другой путь на Родину. Тот, которым они не думают, что мы пойдём.
– Хорошо, Гоно-кун. Я постараюсь хоть что-то узнать. Хотя бы что они замышляют устроить там, в Тогенкё, и сколько у нас времени.
– Удачи тебе, родная.
Вот они-то жили в одной комнате, но, в общем-то, по настоянию Годжо, которому иначе было бы некуда водить местных девиц (вот уж кому незнание языка ну совсем не мешало!). А так – обстановка совсем не располагала Рицуко и Гоно к романтическим глупостям. В воздухе всё более ощутимо пахло войной.
* * *
Рицуко Акаги было уже почти девятнадцать. И до сих пор она так толком и не научилась радоваться жизни. Увлечённость учёбой и работой, моральное удовлетворение от успехов – это одно, а вот… Ей почти с самого начала казалось, что ничего у них с Гоно не выйдет, что они больше никогда не увидятся, что ему будет с ней скучно… и много ещё мерещилось всякого. Она так изумилась, узнав, какой путь проделал Гоно, чтобы её найти, что даже толком обрадоваться не сумела. Так, с широко открытыми глазами, и приняла его в свою комнату, и смирилась с тем, что его товарищи периодически напрашиваются к ним двоим на кофе. Который она так любила, а Гоно так чудесно варил…
Мисато довольно активно набивалась к Рицуко в подружки – и, в общем, водиться с ней было хлопотно, но можно. Девка она была хорошая и при всём своём задоре какая-то беззащитная, и, пожалуй, с ней было легко. С Санзо Акаги держала вежливый нейтралитет, и только иногда они делились сигаретами. Гоку невесту Гоно почему-то побаивался, а она была рада, что он не лезет к ней общаться – детей она не понимала и не любила. А вот кто её дико раздражал – так это Годжо. Она вообще терпеть не могла вот таких бесстыжих, кадрящих всё, что движется, уверенных в собственной неотразимости. А этот ещё всё время в неё всматривался, словно хотел спросить: «Девушка, а мы с вами в прошлом году на пляже вместе не лежали?» Хорошо ещё, что ему быстро надоело, да и на чужое он, видимо, не любил охотиться, и видела она его рожу редко.
Жизнь тянулась по инерции, даже выруливая иногда на неожиданные повороты… но вот настал момент, когда надо было самой принять решение и совершить поступок. Может быть, доказать самой себе, что достойна Гоно, способна ему помочь?
…И, вернувшись под вечер в их общую комнату, Рицуко доложила:
– Я взломала программу управления полётами. И запрограммировала в одном аппарате автопилот до Тогенкё. Я проведу туда, где он стоит. Но лететь надо на всякий случай двоим – одному пилотом, другому штурманом. На Родине техника может сильно сбоить. Я, конечно, буду отсюда контролировать полёт, но…
– Понял, спасибо, – кивнул Гоно. – Сейчас найду Годжо и попробую припахать…
– Годжо в загуле, я его третий день не вижу, – это сказала Мисато. Оказывается, она уже минут пять стояла в дверях и слушала разговор. – Давайте вы припашете меня?
* * *
Санзо, злой как собака, отыскивал возле очередного метро очередную аптеку. «Чёрт, говорили ж тебе, дураку, что обезьяны так легко простужаются!» Хотя вроде и не с чего было, осень началась тёплая и не промозглая… но мартышку всё равно где-то протянуло. И, наверно, неведомая инфекция гуляла по всей общаге – но свалила только Гоку. У мальчишки долго держалась температура под сорок, он не отпускал Санзо от себя, хватал за руки, нёс феерический бред – обзывал монаха почему-то Конзеном, спрашивал, куда уползла малышка Ми-тян, плёл что-то про небесные чертоги… – и только чудом не перекидывался в истинную сущность.
Наконец температуру сбили – средствами народными и не очень – но Гоку всё равно жестоко кашлял и никак не мог продышаться от соплей. Общежитская врачиха ругалась: мол, вот вы так и не купили лекарство, которое я выписала? Так оно теперь никогда не пройдёт! Санзо в ответ огрызался: мол, во всех аптеках меня посылали в такую, в которой сами делают лекарства, а где я вам такую возьму? Врачиха в конце концов сжалилась и дала координаты. Довольно приблизительные, но Санзо, со своей дурацкой гордостью, дорогу спрашивать не собирался.
В итоге аптеку он, конечно, нашёл, но влетел туда с видом человека, намеренного забрать из кассы всю выручку. Даром что пистолет не доставал и даже все ругательства оставил при себе, а только гневно вопросил:
– Есть у вас протаргол?!
…Выдержав баталию с Гоку, вопившим, что лучше бы он, Санзо, попробовал себе в нос закапать такую жгучую-пекучую гадость, монах покинул их общую комнату-лазарет и направился в гости к Мисато.
Из-за неплотно прикрытой двери падала узкая полоска света и негромко бормотало радио. Кацураги жила одна (точнее, с соседкой, но та вечно то в городе болталась, то зависала у того же Годжо), и одиночество её угнетало – так и спала со включённым ночником и едва успевала вырубить на ночь приёмник. Это Санзо его выключал сразу как входил в комнату – уж очень раздражало. Но сейчас не успел.
Мисато в комнате не было. И только на столе белела записка.
«Генджо, Гоно срочно понадобилось забрать из Тогенкё свою сестру. Ри-тян добыла воздушный корабль, а я срочно понадобилась в качестве пилота. Потому как Годжо мы не нашли, а тебя дёргать не рискнули. Скоро вернёмся. Привет Гоку, привезу ему бананов и тёплого ветра с Родины. Люблю, целую, твоя».
– Идиотка ненормальная! – в дальнейшей тираде Санзо цензурными были только два слова: «мать» и «Кацураги».
А радио, словно издеваясь, пело-рассказывало:
А «тридцать второй» кричит: на брюхо
Сажусь – и делу хана!
А пенсию – официантке Валюхе,
Она мне – вроде жена!
А человек, сидящий верхом на турбине,
Капитан ВВС Донцов –
Он памятник ныне, он память отныне
И орден, в конце концов!
(Прим. автора: Юрий Визбор, «Капитан ВВС Донцов»)

Глава девятая
Летательный аппарат, похожий на длинную сигару, ждал пассажиров за приоткрытыми дверями ангара. Рицуко, с карманным компьютером в руках, отдавала электронной начинке последние команды. Она вручила Гоно распечатки карт и толстую книжку в бумажной обложке – «инструкцию по эксплуатации»:
– На всякий случай. Я надеюсь, если что – ты с этим быстро разберёшься и ей объяснишь. Мисато-тян, садись вперёд, пристёгивайся ремнями. Хорошо пристёгивайся! В полёте не спать, всё внимание на экран, руки на рычагах. Если сигнал пропадёт – всё в твоих руках. А ты ей подсказывай, Гоно-кун.
– А ты сама когда-нибудь летала? – в кабине Мисато чувствовала себя как дома, и её понемногу охватывала эйфория.
– Нет, только с земли руководила. Вот как сейчас. Я, если честно, высоты боюсь…
Кацураги, устраиваясь, обернулась через плечо. Увидела, как Рицуко поправила ремень на плече Гоно и на секунду прижалась губами к его губам. Всего на секунду – но сколько же вместилось в это мимолётное касание! Мисато поспешно отвернулась и украдкой вздохнула…
– Скорее, – Акаги нажала какую-то кнопку. – Пока не засекли. Взлёт!
Машина дрогнула, покатилась вперёд – и, бесшумно оторвавшись от земли, под углом пошла вверх. В ушах засвистел ветер, девушка вцепилась в ручки кресла и даже тихонько взвизгнула. Страшно не было – было здорово. Только очень чувствовалось, как сильнее и сильнее натягивается нить между ней и самым дорогим человеком. Генджо… Они ведь даже не попрощались толком. И мало шансов, что он на неё не рассердится…
Мисато постаралась пока об этом забыть – и это даже почти удалось. Её гипнотизировала красная точка на экране, ползущая по тонкой пунктирной нити и превращающая её в сплошную. Рицуко, помнится, уверенно говорила, что курс проложен до самого дома Гоно и Каннан…
Вниз смотреть было неудобно, да и не видно толком ничего, так что девушка сосредоточилась на электронной карте. Ужасно хотелось самой повести этот воздушный корабль… но пока она не решалась.
– Может, на обратном пути, – словно прочёл её мысли Гоно. – Сейчас нам просто надо как можно быстрее долететь. Потом поучимся…
Все шесть часов полёта он старательно изучал выданную невестой документацию. А Мисато уже почти дремала с открытыми глазами… и даже не сразу заметила, что экран погас и они начали падать.
– Рычаги! – резко крикнул сзади Гоно. Но девушка сама уже интуитивно схватилась за них, удивляясь, как, оказывается, легко выровнять машину…
До дома Каннан они, конечно, дотянули «на честном слове и на одном крыле», и без чётких указаний Гоно Мисато перепугалась бы и всё угробила, и хорошо, что отказал только автопилот да пропала связь с базой… Остальное работало. Хотя сели они, конечно, не артистично – тряхнуло так, что оба даже вылетели из кабин…
– Ми-тян! Осторожнее! – Гоно попытался до неё дотянуться… но свет перед глазами померк.
* * *
Пятьсот лет назад, на небесах.
– Ми-тян, осторожнее! Ударишься ещё! – Тенпо, маршал Западной, с некоторой тревогой смотрел на маленькую девочку, шустро ползающую по его захламленному кабинету. Девочка только смотрела на него, хлопала глазищами в тёмных ресницах и улыбалась во все свои восемь зубов.
Малышку недавно подкинули к Небесным Вратам, при ней была записка, гласившая, что «земная пассия Тенпо Генсуи отправилась к праотцам, с благодарностью вспоминая недолгое время, проведённое вместе, и завещала ему позаботиться о живом даре любви».
Глазки у девочки были уже сейчас определённо карие, не зелёные, и, насколько можно было судить по такой крошке, явного сходства с маршалом в ней не просматривалось. У Тенпо была масса врагов, он прекрасно это знал, и для них раздуть скандал вокруг него и ребёнка-полукровки было бы праздником. Но маршалу было на всё это плевать. И он не собирался доказывать свою непричастность к появлению на свет этой малышки, рождённой внизу и отмеченной знаком небожителя. Тем более что тут было, как говорится, «пятьдесят на пятьдесят». Глядя на девочку, на её улыбку, Тенпо с усилием, но вспомнил её мать – не так и много лиц пришлось перебрать в памяти… Хотя главное – даже не эта призрачная память о ни к чему не обязывающем романе. Главное – то, что не возьми он малышку под защиту – не будет ей жизни. Никакой.
Вот и нянчился теперь, прикидывая, сможет ли, уходя в очередной ратный поход в нижний мир, доверить Ми-тян другу-приятелю, Конзену. Тот, конечно, уже попривык воспитывать Гоку, но ведь чудная мартышка с земли была уже не такой крохотной…
А сейчас именно к Конзену девочка и ползла, тянула ручки – то ли хотела, чтобы взял, то ли подёргать его за длинные золотые волосы… золотые… золотые…
* * *
– Какой странный сон я видела… – Мисато потянулась, поморгала, фокусируя взгляд на приветливом лице Каннан. – Как будто я была совсем крошечной и звала Гоно-кун папой. И мой Генджо там тоже был, только с длинными волосами…
– Чего только не привидится, – Каннан улыбнулась, сильно, видимо, не вникая в слова Мисато. Хотя брат с час назад пытался рассказать нечто похожее… – Ты вставай потихонечку, братик там вовсю чинит ваш летучий корабль, хочет, чтобы мы улетели побыстрее…
…Помогая Гоно, Кацураги всё больше убеждалась в его одарённости. В самом деле, как ей повезло со старшим товарищем! Сейчас она как-то и забыла, что как раз она старше без малого на год…
И они уже почти всё закончили, и Каннан уже выносила из дома последнюю сумку с вещами, как вдруг дом и корабль окружила яростная толпа взбесившихся ёкаев.
– Где Генджо Санзо и его сутра?! – вопили они дружно, повисали на летающей машине, тянули когтистые лапы к перепуганным девушкам.
– Мисато! В воздух! – у Гоно в руках была коса из сарая, он так и резал ею по демонической толпе… – Улетайте! Живо!
Девушки, благо он их прикрыл, и в самом деле попрыгали в машину, но улетать не спешили. Кацураги, не дрогнув, пошла на таран, сметая ёкаев с пути. Потом, может, и придёт осознание, что они тоже ведь не виноваты в своём безумии… но сейчас важно только убрать их, расчистить путь и подхватить Гоно на борт…
И всё равно парень, в дикой своей, слепой ярости, положил демонов больше, чем летающая машина… А когда наконец девушки подняли его на борт – Гоно потерял сознание. И Каннан с Мисато в ужасе увидели: у него теперь длинные ёкайские уши, и когти на руках, и узоры по коже, похожие на лозу…
Каннан трясло, она вообще уже давно ничего не соображала, кроме того, что брату надо как-то помочь. Мисато тоже всхлипывала, умом понимая, что надо улетать, но совсем не будучи уверена, что там, в НЕРВ, справятся – с таким…
И тут перед ними появилась статная женщина в почти прозрачных одеяниях. Мисато потом припомнила, что вроде видела и её в том сне… Женщина склонилась над Гоно, потянула его за ухо… и его лицо на глазах стало прежним, и больше он не был похож на демона… только на левом его ухе теперь блестели три металлические серьги.
* * *
Рицуко радостно встрепенулась и прижала пищащий наладонник к груди. Нашлись!
С той минуты, как летательный аппарат Гоно пропал с радаров, она сказалась больной, ушла к себе в комнату и неподвижно сидела на кровати, глядя в одну точку. И вот, наконец-то… правда, Акаги прекрасно видела, что корабль летит сам, его надо только подстраховывать. Ну и скинуть сообщение, чтобы сели в поле, за городом, чтобы как можно меньше народу заметило, а там она, Рицуко, сама по-тихому перегонит машину в ангар…
В этом самом «поле, за городом» она их и встречала, обнимала, не стесняясь плакала… А потом они шли пешком до города, и Каннан с Мисато тихонько шептались о чём-то своём, а Гоно… Гоно упорно отворачивался от невесты.
И только когда они остались наедине и картонная дверь отгородила их от мира, от воплей Гоку, от ещё более громких воплей Санзо и визгов Мисато – только тогда он сказал тихо и твёрдо:
– Рицуко, послушай меня. Нам надо расстаться.
– Я так и знала, – она окаменела, помертвела, и голос звучал едва слышно. – Ты такой же, как все. Ты меня использовал, чтобы спасти свою драгоценную сестру. Я никому не нужна. Никому.
– Да послушай же! Погоди ужасы воображать и чушь нести! Лучше посмотри на меня – ты знаешь, что это? – Гоно коснулся серёг на ухе.
– Ограничители демонической силы… – прошептала поражённая Рицуко. – Откуда они у тебя?
– А вот так. Я больше не человек. Я убил тысячу тварей и сам стал тварью. Я больше не имею права…
– Такое в самом деле бывает? Фу ты, прости, я не бесчувственная, я просто учёный… И можешь успокоиться, я вообще не человек. Если так – то мы друг друга стоим.
– Ты… о чём?
– А о том, что мать нашла меня в компьютере. Я технологический глюк, который слишком похож на живую девушку и который только и умеет, что работать без передыху…
– Не только. Хотя без тебя мы бы ничего не смогли… Но если то, что ты говоришь, – правда, то компьютеры умнее людей. Если бы тебя не было – тебя надо было бы придумать. Нарисовать, спроектировать, вдохнуть жизнь. Я всегда знал, что ты… не такая, как остальные. Потому и не имею права теперь…
– Чо Гоно. Ты идиот. Уж я-то всегда тебя приму – таким, какой ты есть. Потому что я ненавижу себя с рождения, а ты… ты ко мне, вроде бы, неравнодушен…
– Да для меня в жизни только два важных человека и есть. Ты и Каннан.
– И я не удивлюсь, если она уже успела тоже назвать тебя идиотом.
– Не без этого. И ты хочешь сказать, что ненавидеть себя в компании – не самый плохой вариант?
– Ну да. По крайней мере, если обидишься на что-нибудь – всегда скажешь себе: «А я-то кто?»
– Ну ладно, там, глядишь, и привыкнем… Если раньше ничего не случится, конечно. Та тётка, называвшая себя богиней… ну, которая надела мне это… сказала, что все ёкаи в Тогенкё уже безумны, что нам больше туда нельзя ни в коем случае, особенно всей компанией, что всё началось всерьёз и что там, где мы есть, мы должны сами понять, что нам со всем этим делать. Хотя в первую голову это касается Санзо… а мне вообще наплевать, лишь бы ты и Каннан были в безопасности.
– Мне, в общем, тоже наплевать. Главное, чтобы меня на работе не заставили делать ничего, что испортило бы всё ещё больше и повредило бы тебе… А если это случится – я придумаю, как расстроить их планы. Должна же быть хоть какая-то польза от моей сущности! Ты думаешь, каким образом я сумела обеспечить вам транспорт? Я подавала сигналы через собственный мозг и так взломала систему…
– Ты умница. Больше того – гений. И как бы я хотел защищать тебя всегда, а не только когда мы в этой комнате…
– А давай я попробую сделать так, чтобы ты попал в проект к матери! Почему нет-то?
…И всё выходило почти как в той песне, которая так напугала Санзо, что он не услышал её окончания:
А человек, сидевший верхом на турбине –
Капитан ВВС Донцов –
Майор он отныне, инструктор отныне,
Женат он, в конце концов!

Глава десятая
Пятьсот лет назад, на небесах.
Тенпо и его заместитель, генерал Кенрен, совершенно не должны были здесь находиться. Но это было вполне в их духе – лезть куда не положено и в обход всех правил.
В тот раз они так и не добрались до лаборатории, в которой шли опыты по клонированию и выращивались чудовища. Оба небесных воителя застряли чуть раньше, пытаясь с помощью неподходящих карточек взломать переходник. В итоге пришлось плюнуть и подручными средствами развинчивать его и ломать… и вот тут их ждал сюрприз.
Внутри корпуса устройства, явно прекрасно себя чувствуя, лежала маленькая голенькая девочка с белым пухом на голове и сосала палец.
– Они что, энергию из неё добывают? – Кенрену от одной мысли стало нехорошо, но показывать это он не хотел. Какой только мерзости не насмотрелся – такое уже и не удивит.
– Надеюсь, что нет, – Тенпо бережно взял малышку на руки. Теперь, с появлением Ми-тян, для него это было привычно. – Больше похоже, извиняюсь, на паразитную ёмкость. Самозарождение жизни в условиях электрических разрядов. Читал я когда-то о таком.
Девочка спокойно сидела у маршала на руках и даже улыбалась.
– А может, – Кенрен подмигнул, – может, тебе ещё одну подкинули?
– Да нет, кто знал, что мы сюда полезем? Так бы она тут и… маленькая и никому не нужная.
– Возьмёшься и эту воспитывать?
– Могу тебе перекинуть. Да погоди пугаться, шучу, пристрою куда-нибудь…
– Этот твой приятель из канцелярии, наверно, взвоет. Мало ему крошки невесты, которая вечно тянет его за волосы…
– Да ладно тебе!
– А что, если нас не убьют – так наш век долог, мы и не заметим, как девчонки вырастут красавицами! Вот эту можешь считать своей крошкой невестой, раз нашёл её ты.
– Осталось только тебе ещё! – почему-то на сей раз Тенпо не предложил «перекинуть».
– Да хорошо бы, завидно уже!
Только вот Кенрен Тайшо не успеет.
…Ша Годжо проснулся перед рассветом, хмыкнул над странным сном. Вот же фигня иногда привидится! Хотя если бы он задумался над этим чуть глубже – он бы понял, почему эта учёная блондинка, невеста Гоно, всё время казалась ему смутно знакомой. Но задумываться не хотелось. Кошмары не снились – и ладно. А тем более рядом спала классная девчонка, соседка Мисато по комнате. Звали её Лариса, и Годжо никак не мог научиться произносить её имя правильно…
* * *
Этой осенью мало лило, погода благоприятствовала прогулкам или хотя бы долгим посиделкам на балконах. И сейчас Санзо с Мисато, как это уже вошло у них в привычку, заняли вдвоём целую скамейку. Парень, вытянувшись во всю длину, пристроил голову девушке на колени, и так они пытались на пару читать учебник. У Санзо вроде даже получалось. Он и припомнить не мог, когда чувствовал себя таким умиротворённым. Последний раз, наверно, ещё при жизни учителя…
И это даром что вот-вот, по всему, жизнь должна была втянуть их компанию в неведомые и грозные события. Пока-то всё было тихо, вестей из Тогенкё взять неоткуда – а тут пока шла вполне мирная жизнь. И даже авантюра с вывозом Каннан с Родины как будто бы сошла ребятам с рук. НЕРВ по-прежнему не собирался беднеть, обеспечивая их, тем более что Гоно теперь и в самом деле занимался вместе с Рицуко научной работой, и коллеги даже не косились на его серьги – мало ли кого встретишь в этих лабораториях!
Тогда, сразу по возвращении воздушного корабля, все боялись, что у Мисато после первого боя будет нервный срыв… но её милосердно свалила температура, та же инфекция, что была у Гоку. Санзо-то тогда выругал себя, что не перестал близко общаться с Мисато, обитая в одной комнате с больной мартышкой. Сам он так и перенёс инфекцию на ногах, являя собой живую иллюстрацию к присловью «зараза к заразе не пристаёт». И за своей девушкой ухаживал сам – хотя и Гоно, и Каннан пытались овладевать целительскими практиками ещё в Тогенкё, но Санзо был против того, чтобы инфекция распространялась дальше. И да, в самом деле для Мисато лучше было лежать в забытьи и потом не вспомнить своих кошмаров, чем переживать их наяву…
И сейчас она чувствовала себя вполне нормально и наслаждалась покоем и счастьем. И не она одна. Пока на балкон не прибежал радостный Гоку с газетой и воплем:
– Санзо, там ты!
Мальчишка по-русски не читал, только смотрел картинки… а вот монах и Кацураги синхронно замерли.
Через всю полосу тянулся заголовок: «Глава общины Тогенкё в России Лин Токо арестован за финансовые махинации». И чуть ниже помельче: «Международный трибунал уже проверил все полученные компрометирующие данные». К «данным» была куча наглядных иллюстраций, в том числе вид родного монастыря, смазанная, явно недавняя фотография самого Санзо в полном облачении и с повисшей на его руке Мисато, а рядом – фото женщины, совсем юной и страшно похожей на него…
Мисато читала и перечитывала текст, пытаясь вникнуть в смысл. Санзо-то явно уже вник и теперь застыл, безучастный, почти не дыша…
Из текста получалось, что, во-первых, четыре года назад Лин Токо крупно насолил тогдашнему, в том числе и духовному, руководству Тогенкё. Правительство, руководимое Тремя Ликами, мечтало сделать страну закрытой, изгнать из неё технику и подчинить всё древней магии. Этому противостояло несколько группировок, которые называли как «прогрессивными силами», так и совсем наоборот. Местный филиал НЕРВ настаивал на синтезе науки и магии. Лин, тогда видный политик, пытался вести игру с обеими силами, брал у обоих сторон деньги и в итоге продал в НЕРВ – «за три копейки», как писал автор полосы – некие государственные секреты, в результате чего и были проведены эксперименты, которые повлекли за собой катастрофу на Южном полюсе, главным рикошетом отдавшуюся в Тогенкё. Сам Лин заблаговременно смылся из страны, нигде не засветился и тщательно создавал себе имидж благодетеля оставшихся за границей сограждан. Всячески подчёркивая при этом, что никому из них нет пути назад…
Воля Трёх Ликов свершилась… но более чем извращённым образом. Тогенкё и вправду оказалась отрезана от мира – но ни счастья, ни гармонии это не породило. Эксперименты НЕРВ напрочь разрушили хрупкий мир между двумя расами, заставили ёкаев всё чаще нападать на людей.
В остальном мире пока всё было спокойно. И только недавно Лин выдвинул свою кандидатуру на пост председателя международного благотворительного фонда – между прочим, весьма влиятельной и могущественной организации. Разумеется, личность кандидата изучали под микроскопом – и тут же выплыло, что, сотрудничая с НЕРВ, Лин пускает деньги «налево», наживается на чём только можно и вообще, судя по всему, жаждет продолжать дело «почившего в бозе» филиала НЕРВ в Тогенкё. Сама организация НЕРВ официально отмежевалась от действий филиала и заявляла, что никаких экспериментов больше ставить не намерена, а намерена отвечать своему прямому назначению – защищать мир от глобальных катастроф.
На сладкое в статье приводились «штрихи к моральному облику Лин Токо». Было раскопано, что девятнадцать лет назад у вполне женатого политика (который уже тогда справил пятидесятилетний юбилей) случился роман с юной деревенской портнихой по имени Коран. Девушке было от силы семнадцать. Как только она забеременела, Лин испарился и больше о её существовании не вспоминал. Тяжело больная от горя Коран родила сына, бросила его в корзиночке в реку и вскоре умерла. Было установлено также, что ребёнка нашёл настоятель монастыря Кинзан и воспитал как приёмного сына и послушника. А впоследствии мальчику был передан титул Санзо Хоши.
По моральному облику Санзо в статье тоже проехались. Сначала его обозвали «конфидентом Трёх Ликов», потом написали, что, следуя стопами своего биологического отца, он покинул Родину, проживает сейчас под именем «Генджо Кинзан» (вот это, кстати, была никакая не конспирация – просто надо же было вписать хоть какое-то имя в первый в его жизни документ, удостоверяющий личность!) и, невзирая на своё высокое монашеское посвящение, сожительствует с дочерью покойного профессора Кацураги, занимавшего видное место в филиале НЕРВ в Тогенкё…
А ещё писали, что, раскопав всю эту историю, журналисты интересовались у Лин Токо: как же так, вы ведь видели Генджо Санзо, общались с ним, он – живой портрет матери, неужели же у вас ничего не дрогнуло в душе? И что якобы Лин ответил: нет, не дрогнуло, эта девчонка для меня ничего не значила, но я был готов заботиться обо всех детях моего народа…
* * *
Мисато, помнится, несколько раз принималась строить предположения о настоящих родителях Санзо. И всерьёз утверждала:
– Ты можешь оказаться знатного рода, даже принцем… У тебя необычайные глаза, золотые волосы, и солнце тебя совсем не целует! Я вон на своём огороде стала вся коричневая, только бретельки отпечатались…
– Так у меня рукава длинные. И перчатки.
– А лицо? Ты как будто молоком каждое утро умываешься!
– Молоко пить надо, – лениво огрызался Санзо.
– Ну да, особенно лицам с повышенной вредностью, – смеялась в ответ Мисато.
Дошутились. Теперь даже по старой фотографии было видно, что всю свою неземную красу Санзо унаследовал от матери – простой девочки-швеи… А отец его хоть и принадлежал к высшей касте, но…
И сейчас Генджо Санзо лежал на кровати в своей комнате, отвернувшись к стене и закрывая голову рукой, словно заслоняясь от ударов. Так плохо ему тоже уже давно не было. А Мисато сидела у него в ногах и осторожно-невесомо гладила его спину, стараясь успокоить. В голове её проносились панические мысли: «А если за нами придут? А если нас выгонят, а если…» Она уже привыкла думать, что Санзо всегда её защитит и спасёт, но сейчас он сам был совершенно не в себе…
– Послушай, – шептала Мисато, – не переживай ты так! У всех у нас с родителями какая-нибудь ерунда. У Гоку только мы, у остальных вообще ужас какой-то! Посмотри на Рицуко – мать её родила неизвестно от кого неизвестно зачем и считает обузой. Посмотри на Гоно и Каннан – родители развелись, детей поделили, потом синхронно запихали в приюты. Посмотри на Годжо – его папаша принёс его, как говорится, в подоле от человеческой женщины, и мачеха-демон всю дорогу лупила его смертным боем…
– Это откуда у тебя такие интересные сведения? – перебил Санзо, поворачиваясь.
– Да сам же Годжо как-то по пьяни и растрепал…
– Так. Я что-то упустил? Когда это ты с ним пила?
Мисато выдержала его тяжёлый взгляд – в первый раз, что ли? – и стала терпеливо объяснять:
– А помнишь, как-то два дня лило, у тебя сделалась мигрень, ты никого не хотел видеть, я стала тебя дразнить, что пойду с Годжо на дискотеку, а ты сказал, что я могу идти куда угодно?
– Ну. И что дальше?
– А дальше никуда я не пошла. К этому времени он уже где-то набрался, а Лара-тян, ну, соседка моя, как раз тогда уехала в свою деревню, так бы он её грузил, а пришлось сидеть у меня и жаловаться на жизнь…
– Он к тебе не лез?
– Генджо, он не самоубийца. Он же понимает, что я сразу расскажу тебе! А тогда у него ещё и не было на это ни сил, ни настроения. Он изливал-изливал мне душу, да на Ларкиной кровати и заснул…
– Ладно, проехали. И что, по-твоему, мне должно стать легче от того, что я такой не один?
– Ну надеюсь, любимый… Посмотри в конце концов на меня! Я очень долго считала своего отца последней сволочью, потому что он нас с мамой променял на науку и в конце концов вогнал маму в гроб. А потом он отдал жизнь, заслоняя меня. Погоди ненавидеть. Ты можешь не успеть простить. А ведь этот человек дал тебе жизнь…
– Но отцом мне был не он. Зато он убил мою мать. И явно был причастен к смерти того, кого я действительно считаю отцом, и к похищению сутры. Я же уже говорил тебе – без этого ничего бы не началось. И крови вот такого человека – во мне половина. А предательство, говорят, наследуется…
– Глупости! Мы – это не наши родители, и ты – только то, чем ты решишь быть сам. Ты же всегда меня учил именно так!
– Если бы я только в это поверил…
– А ты верь. Просто верь!.. – Мисато обнимала его, сцеловывала солёные капли в уголках глаз…
Санзо страшно стеснялся своих слёз и шептал:
– Никому не рассказывай… Особенно Годжо и по пьяни…
– Да я столько не выпью… – рыдала Мисато, прижимаясь к его груди. – Тем более на кой мне пить с ним…
Она так эмоционально жалела Санзо, что впору уже было пожалеть её саму… Нежность поднималась откуда-то из глубин сердца, затопляла, и хотелось обхватить эту девочку, спрятать в объятиях – от всего…
– Правильно, маленькая моя… моя крошка невеста… Силы небесные, я так люблю тебя, знала бы ты как!..
– А? – она подняла голову, не смея и боясь поверить в услышанное.
И губы их встретились – но Мисато тут же отпрянула:
– Слушай, да у тебя жар!..
…Может быть, потом Генджо Санзо и стал бы отрицать, что вообще знает такие слова. Но не теперь – когда инфекция всё-таки его подкосила и рьяно на нём отыгрывалась. Не теперь, когда только Мисато ему и нужна была…

Глава одиннадцатая
Санзо наконец поправился. Гоку счастливо перевёл дух после затяжного ужаса и битв с Ми-тян за право выхаживать монаха. А сама Мисато только теперь снова начала бояться, что после той статьи их всех выгонят из общежития, а может – и вовсе депортируют куда-нибудь или арестуют… Но пока всё было тихо. Соседи по общежитию перестали коситься и шептаться – надоело, мало ли других дел? Гоно и Рицуко, как люди, уже работающие в НЕРВ, говорили, что вроде бы ничего жуткого не планируется. Никто из компании не верил, что катастрофы закончились с ликвидацией филиала в Тогенкё и арестом Лин Токо. Куда как больше было похоже на то, что главные злоумышленники сдали «козлов отпущения» и продолжают строить козни. Вот только что случится, когда и как… Пока лишь командующий русским филиалом и его правая рука – Гендо Икари (оставшийся на посту, хоть и ходил в приятелях у Лин Токо) передали Мисато, Санзо и остальным – в письменном виде, через секретаря – заверения в том, что ребята всегда могут рассчитывать на защиту, помощь и не должны бояться никаких сплетен. Не все же мол, граждане Тогенкё причастны к преступным замыслам и действиям!
Всё это было до ужаса подозрительно.
Даже та личность, которой всё это меньше всего касалось – Ша Годжо, и тот делился предположениями со своей, в общем-то, уже постоянной подругой. За эти месяцы он хоть как, но выучил русский, да и Лариса, или Лала-тян, как называл её Годжо, оказывается, учила его язык ещё в школе.
Она вообще странная была, Лариса-то. Мисато сначала обрадовалась, когда с началом учебного года к ней подселили соседку, да ещё со знанием языка – но общаться с Ларой оказалось не так-то просто. Она вроде и приветливой была, и понимающей – но какой-то отстранённой. О себе не рассказывала, глядела словно бы внутрь себя – а потом чаще и чаще начала пропадать…
Годжо тоже ей удивлялся. Казалось бы, обычная девчонка – ну то есть не обычная, а щедро одарённая природой: светло-русая коса в руку толщиной, серые глазищи с поволокой и стати ничуть не хуже, чем у Кацураги – молчаливая, сговорчивая… а странная. Знает языки, читает умные книжки – а иногда торгует на рынке какими-то травами, которые привозит из дальней деревенской дали.
– Не бойся, не наркотик, – как-то уже само получалось, что она развешивала свои «веники» сушиться в комнате Годжо, а не в своей. – Целебное.
– Да хоть бы и наркотик, я тебя прикрою…
…Красноволосый полукровка всё время удивлялся и тому, как сдержанно вели себя Гоно и Рицуко, и тому, что, по его наблюдениям, монах и Кацураги до сих пор ещё «не дошли до дела». И не стеснялся отпускать замечания.
Мисато однажды не выдержала и выдала:
– Что ты понимаешь, у некоторых главная эрогенная зона – это интеллект! – и показала глазами на упоённо обсуждавшую что-то околонаучное зеленоглазую парочку. – И вообще вот когда ты сам влюбишься по-настоящему – я на тебя полюбуюсь!
Годжо пока ещё надеялся, что с ним такого не случится. Но, однако же, Лала-тян опять сидела у него, он делился с ней подозрениями, а она внимательно слушала…
И ведь не хотел Годжо обсуждать материи, в которых почти ничего не понимал и которые ему просто не нравились – нутром чуял хрен знает что. Но глубокие глаза Ларисы как будто вытягивали из него слова – и это почему-то даже не возмущало.
– Значит, пора, – в раздумье сказала девушка, когда наконец воцарилась тишина. – Они всё-таки решились. Возомнили себя богами и хотят пересоздать мир…
– И что тогда будет?
– Взрыв, произвол и нечто ещё хуже, нежели сейчас у тебя на Родине. Потому что какая может быть гармония, когда создать её пытаются немытыми руками и никого не спросив?
– Так… а надавать им по немытым рукам нельзя?
– Можно, только сложно. Ты ведь обещал меня прикрыть, Годжо?
– Ну да! Когда это я отказывал красивой девушке? Тебе вообще не придётся ничего делать!
– Это вряд ли. Но я рада, что в тебе не ошиблась!
* * *
Когда совсем стемнело, они потихоньку вышли из общежития. Притом как-то по-хитрому, чёрным ходом, а потом, тоже кружными путями, «на перекладных», добрались до местного филиала НЕРВ.
Годжо мельком подумал, что надо было сказать заранее очкарику с невестой – мол, ждите гостей. Но всё же хорониться у забора, за какими-то здоровыми ящиками, было куда как более в духе парня-полукровки.
Лариса чутко прислушивалась, чего-то выжидала. Потом, отойдя в самую темень, воздела руки к небу, молчаливо прося о чём-то.
И тут откуда-то сверху ударил тонкий луч света. Одновременно вокруг контейнеров начал высвечиваться такой же тонкий светящийся круг. Когда он замкнулся – луч завис в воздухе, примерился… и нацелился прямо в грудь Ларисе. Запрокинувшей голову и доверчиво раскинувшей руки…
Раньше, чем подумал, Годжо сбил девушку с ног и придавил к земле.
Весь свет тут же пропал.
– Идиот! – сдавленно прошипела Лара. – Ты всё испортил! Второго шанса у нас не будет!
До Годжо не сразу дошло, и даже не из-за чужого языка, и сначала он скатился с Лариски, а потом уже сообразил и сказал:
– Оно же тебя убило бы!
– Я этого и хотела. Я уже несколько столетий ищу того, кто помог бы мне умереть…
– Ты что несёшь-то? Тогда тебе уж точно нужен не я!
– Пошли отсюда, по дороге всё объясню, – она поднялась с земли, не преминув уцепиться за руку, которую он «на автомате» ей предложил. – Когда-то из-за меня умер человек. Маленький ребёнок. И меня изгнали с небес и наказали бессмертием. Чтобы я вечно мучилась из-за своей невнимательности. Я пыталась убить себя сама… и в конце концов поняла: жизнь надо отдавать так, чтобы её могли взять. Отдавать за что-то. Только это всё равно очень страшно. Очень. Сегодня я поняла, насколько. И без тебя не решилась бы. Видимо, неспроста приехала в этом году поступать сюда снова, пятьдесят лет спустя… Да вот теперь…
– И молодец, что приехала! Ещё бы не страшно, жить-то всем охота! А обо мне ты вообще подумала, когда помирать шла? Или ты в душе так и хотела – чтобы тебя спас такой замечательный парень, как я?
– Дурак ты! – Лала-тян отвернулась, но Годжо уже нюхом чуял – угадал. – Теперь вот из-за тебя с древними силами больше не договоришься, можно даже не пытаться. Теперь всё зависит от твоих приятелей, а я не сильна в этой вашей восточной премудрости. Придётся ждать. И надеяться, что они всё сделают правильно…
– Пусть, пусть. А мы пойдём гулять до рассвета и наслаждаться жизнью!
– Ну давай попробуем. Хотя, коли уж ты меня спас – есть у меня злоехидная мысль устроить тебя на работу…
…Годжо, кажется, так до конца и не поверил, что Лала бессмертная и во все эти заморочки… Обычная девчонка, красивая, ласковая… И о той ночи он никогда никому не рассказывал. Даже по сильной пьяни.

Глава двенадцатая
И опять время словно бы остановилось. Только с каждым днём холодало, на землю потихоньку ложился снег, да знаний в головах так же понемногу прибавлялось. А опасность, нависшая над миром, будто отступила, затаилась… и Санзо с Мисато думали, что спешить им некуда, что раз уж решили – то надо дождаться, как и договаривались, совершеннолетия обоих. Всё равно уже дольше ждали, столько раз были в шаге от падения, и удерживали только страхи, да слабость, когда оба болели, да странное, пожалуй, глупое желание, чтобы всё было… ну, тогда, когда надо и как надо. Даже если они не собираются законно жениться – да и кто им даст? Даже если со взаимными чувствами всё давно ясно – хотя Мисато ни разу не припомнила Санзо ничего из тех слов, что он говорил в забытьи, и не заставляла их повторять… Даже если так – всё равно это должен быть совсем особенный день…
И чем меньше оставалось времени до этого дня – тем труднее становилось терпеть парню и тем больше боялась девушка. Только показывать этого не собиралась, твёрдо веря, что всё правильно, что всё будет чудесно…
…За окнами мело, в окна задувало, чужой город терялся в белёсой мгле сумерек. Лампочка, прикрытая газетой, привычно и еле-еле освещала комнату Мисато. За стеной догуливали её день рождения, слышно было, как поёт Лариса, голосом глубоким и грудным:
Паренёк кудрявый
Прошептал три слова –
И увёл девчонку
От крыльца родного…
С ветки облетает
Черёмухи цвет,
В жизни раз бывает
Восемнадцать лет!
Было в самом деле похоже на свадьбу, когда молодые уже сбежали, чтобы наконец остаться наедине, а остальные ещё вовсю пьют и веселятся… И Мисато сейчас подумала бы, что эта песня – донельзя про них и так перекликается с её любимым «цветением на одну ночь», “hitoyo ni saita”… Но ей, скорее всего, не было слышно, что там поют.
Санзо сидел на её кровати, положив ноги на обогреватель, и нервничал. Пора бы уже, конечно, привыкнуть к тому, что «сейчас, секундочку» у Кацураги растягивается на полчаса. Но в свете того, что им двоим сегодня предстояло, ждать было почти невыносимо. И даже сигареты не достанешь – придётся идти на лестницу, и тогда они ведь разминутся…
Наконец картонная дверь открылась. Мисато порхнула в комнату и зябко передёрнула плечами – явно мёрзла. В последнее время ей приходилось напяливать свитер и толстые «ватные» штаны, и это её угнетало. А сейчас она была в короткой юбчонке и кофточке, которую Санзо видел на ней ещё в Тогенкё.
– Извини, очередь большая в душ была… – на наречённого она и не смотрела. Видимо, внутренне страшилась предстоящего. И уж точно смущалась. И ждала, что сделает он…
Санзо поднялся с места и шагнул к ней. Протянул руки. Мисато со счастливым писком кинулась в его объятия и прижалась так тесно, как только могла.
Так они простояли несколько минут, собираясь с духом и пытаясь успокоиться. На самом деле всё это их только распаляло, и когда они потянулись друг к другу целоваться – то знали: хвала всем богам, уже не надо останавливаться… Правда, спешить тоже не хотелось. Мисато пока и инициативы-то не проявляла – только подставлялась под ласки, прогибалась, помогая любимому её раздевать.
Санзо, кажется, тоже намеренно мучил и себя, и её. Старался действовать помедленнее – и сначала лифчик под кофтой расстегнул, обследовал роскошную грудь на ощупь, и только потом открыл взору… И тогда уже с восхищённым вздохом наклонился целовать.
На каждое его движение Мисато отзывалась полувздохами, полустонами, ей было горячо, почти больно, раньше она и предположить не могла, что ощущения будут настолько острыми… До этого дня Санзо задевал её грудь считанные разы, и то нечаянно, и то, конечно, через ткань, а сейчас он как будто напрямую касался её души, сокровенных глубин её существа. Под конец она уже почти вскрикивала – и только замерла на миг, когда его руки скользнули ей под юбку и потянули вниз трусики. Стало страшновато – ведь в первый раз кто-то касался сокровенных уголков её тела…
– Генджо… – сдавленно прошептала она. – А если я забеременею?
Он явственно усмехнулся:
– А я слово такое знаю, что не забеременеешь!
Она округлила глаза:
– Надо же… каким интересным вещам учат нынче в монастырях!
– В монастырях учат техникам концентрации, – отрубил он в своей обычной убийственно-серьёзной манере. – Не отвлекай меня, – и его руки быстро справлялись с тем немногим, что ещё оставалось на ней из одежды…
А вот потом ему пришлось перевести дух и на некоторое время отпустить Мисато, просто глазея на её прекрасное тело.
– С ума сойти, Ми-тян… Я вообще больше никогда не хочу видеть тебя в одежде!
– Да я бы и рада была… – она и так вся горела, но от его слов по телу прошла новая волна удовольствия. Она была безмерно благодарна ему за то, что так и не заметил страшенного шрама в ложбинке её грудей, тянущегося вниз, к животу. И наверняка этого привета с Южного полюса он не заметил намеренно… хотя в его глазах не отражалось ничего, кроме искреннего восхищения и желания. – Только мы живём в общаге, да и зима на дворе… Я только сегодня и не мёрзну.
– Да знаю я, – он снова протянул к ней руки.
– Тише… Моя очередь.
Мисато сама сделала к нему шаг. Санзо удивился… но губы его тронула улыбка. Правильно, ведь он нисколько не опытнее её, они оба только учатся, познают друг друга…
Она осторожно, стараясь не спешить, стягивала длинные перчатки с его совершенных рук – хорошо, что ради такого дня он вернулся к тому образу, в котором впервые ночевал у неё! Она целовала ему запястья с внутренней стороны и, едва касаясь, проводила языком по коже. Задирала на возлюбленном майку и прижималась щеками к его обнажённой груди… пробегала кончиками пальцев по давно зажившим шрамам, как будто стараясь хоть как позаботиться… смелела и дальше, сбивая ему дыхание, срывая у него короткие, чуть слышные стоны. Только почти на него не смотрела, смущалась. Ловила взглядом лишь его стройный силуэт, а так всё больше изучала на ощупь, отчаянно краснея и не находя слов…
– Ты сильно-то не увлекайся, – Санзо осторожно, но твёрдо отвёл её руки. – А то испортим всё… – и потянул её за собой на постель.
Почти сразу Мисато ощутила на себе его тяжесть – немаленькую, но это было приятно. Оба замерли так, привыкая к новым ощущениям и, наверно, борясь с последними страхами. А потом инстинкты подсказали девушке, как лечь, чтобы обоим было удобно, и она не застеснялась снова коснуться плоти возлюбленного, направить его в себя…
Он изо всех сил старался сдержать себя и войти осторожно… но она не могла унять жар в теле, она сама рванулась ему навстречу. И сначала её пронзила боль, заставив поморщиться и зашипеть. А потом, наконец-то, она почувствовала: они стали единой плотью, между их телами нельзя не только руку просунуть, но даже воздуху просочиться… и наконец-то, наконец-то она прижимается к нему своей сокровенной женской плотью… И плевать, что больно. Она знает, она чувствует, как можно унять этот жар и получить то, что ей хочется…
Её движения навстречу ему были отчаянны, резки, Санзо никак не ожидал такого и почти сразу сказал злым голосом:
– Ты меня собьёшь, – а он ведь только-только поверил, что всё получается как надо!
– А ты притормози пока, – выдохнула Мисато. – Сейчас уже… сейчас…
Она потёрлась об него совсем уж бесстыдно и отчаянно, сосредоточив все свои желания и ощущения в одной точке, и ему ничего не осталось, как подстраиваться под неё – это было приятно, даже очень, но вспоминать те самые техники концентрации уже приходилось. К счастью, совсем скоро любимая девушка вскрикнула и обессиленно откинулась на подушки.
Выиграв свою первую в жизни любовную схватку, с бою взяв своё большое женское счастье.
Ощущения были такими сильными, что перекрыли боль – или сами почти граничили с болью, и дальнейшие движения Санзо уже не причиняли Мисато неудобств. Наоборот, было даже приятно чувствовать его в себе – такое особенное, и вряд ли только физическое, ощущение полной близости, от которого по телу бежали мурашки и разливалась истома… И Мисато старалась как-то дать понять Санзо, что она рада быть с ним, что он всё делает правильно и что от его удовольствия ей тоже приятно. Но могла только гладить по спине и пониже да время от времени прижиматься губами к его плечу.
А слово своё он сдержал. Не позволил себе излиться внутрь её жаркого тела. Когда-нибудь, может быть… а сейчас и так дико хорошо и можно собой гордиться. И, размазывая ценное вещество по её коже, приходил понемногу в себя, шептал:
– Ну ты, блин, даёшь! Не видел бы, что в первый раз…
– Не поверил бы? – она погладила его по влажной спине, наконец открывая глаза. – Я просто знаю своё тело и знаю, чего хочу, вот и всё.
– Ты просто ни на кого не похожа, и меня это восхищает, Ми-тян. И только вот сейчас доходит, что всё было взаправду… что мы одно целое, что ты… сладкая… моя вся, моя… Мисато Санзо Хоши… – укладываясь рядом с ней, он почти засыпал. И потому заговаривался – а может, просто был будто пьян от счастья?..
– Ох, ну что ты, – она тихо засмеялась, – девушка не может быть Санзо Хоши… Особенно если она уже не девушка, – она постаралась прижаться к нему и устроиться поудобнее, хотя на такой узкой кровати это было почти невозможно.
– Да знаю… Но надо же мне как-то обозначить… что ты теперь моя. Совсем моя.
– Ну, это взаимно. Тогда ты в той же степени Генджо Кацураги! И кстати да, ты был великолепен… просто трудно найти слова…
– И не ищи, по тебе и так всё видно. А вот кровищи, кстати, порядочно… Давай застираю?
– Ты, пожалуй, застираешь, – влажно блестящими глазами она смотрела ему в лицо и смеялась. Она очень давно не видела его в священном облачении, но помнила слабые розовые разводы на белой ткани. Следы от вишен из её сада… Как и сейчас. – Вот встанем – просто сдеру бельё да отдам в стирку.

Глава тринадцатая
А что изменилось? А в общем, только то, что теперь Санзо и Мисато наконец-то поселились в одной комнате. А Гоку остался один. И ему было грустно.
До сих пор мальчику как-то удавалось не ревновать монаха к Ми-тян. Потому что девушка успевала и улыбаться Гоку за Санзо, и болтать с ним, и порой даже брать на прогулку в город, и всё это – искренне радуясь общению, а ещё она тоже ненавидела оставаться одна.
А вот теперь выходило, что Санзо с Мисато друг у друга есть, и у всех кто-то есть, а Гоку вроде как никому и не нужен. И даже Годжо, который обычно не упускал случая подколоть «тупую обезьяну», сейчас говорил, надеясь, что это поможет:
– Ты потерпи, скоро они выяснят, что в мире существуют не только они двое!
Но «скоро» всё не наступало, и кому-то, может, и хотелось поржать над Санзо, с головой нырнувшим в настоящий взрослый роман (Мисато почему-то смотрелась куда более естественно), – а Гоку вздыхал.
…И была самая длинная ночь в году, и было холодно, и мальчику жутко не хотелось выходить на снег – но Санзо был где-то там, в городе, уже давно был и никак не возвращался, и Мисато была с ним, и все остальные тоже где-то были… и сидеть одному на пустом этаже становилось всё страшнее и страшнее.
И Гоку уже спустился вниз – хотя, можно подумать, вахтёр бы его так просто выпустил! Впрочем, стал бы Гоку спрашивать, после того, как тот самый вахтёр передал ему записку:
«Приходи быстро, мартышка, на работу к Гоно, у нас большие неприятности, никому из нас отсюда не выйти. Санзо».
Было не до того, чтобы думать, вправду ли это почерк монаха…
– Стой, куда?! – но дедку-вахтёру пришлось уворачиваться от опрокинутого стола, а мальчишка уже нёсся огромными прыжками по улице. Нисколько не боясь, что снова сломает обруч и потеряет над собой контроль…
* * *
Лихо перемахнув через забор, Гоку оказался в центре странного круга. Тёмный пустырь на территории НЕРВ весь светился, будто в иллюминации. А рядом с мартышкой оказался замкомандующего Икари, и в руке у него был надкушенный пирожок с мясом.
– Хороший мальчик, – очки Гендо зловеще сверкнули. – Будешь вкусное?
– Где Санзо?
– Откуда я знаю?
– Где?!
– Он тебя бросил. Ты ему не нужен. Он отдал тебя нам, и вместе мы создадим новый мир!
– Ты врёшь! Ты всё врёшь!!!
– Злись, злись сильнее! Вот так, отлично!
* * *
– Началось, – тихо и обречённо сказала Рицуко, выглядывая в окно из-за плеча своего жениха.
– Нужен Санзо, срочно! – Гоно так просто сдаваться не собирался.
…Лариса вздрогнула и открыла глаза. Потормошила дремавшего Годжо:
– Опять этот свет! Бежим, быстро, может, что ещё и успеем!
…А Санзо с Мисато в это время сидели в кинотеатре и смотрели старую и наивную местную картину о любви. Это был чуть ли не первый раз, когда они выбрались куда-то вместе. К прогулкам погода не располагала, а глядеть им было всё равно что, но Мисато считала, что с фильмом повезло. А Санзо выпал в нирвану ещё на вступительной песне. Впервые раз вспоминая учителя без боли, а только со светлой грустью…
Это не сон, это не сон –
Это вся правда моя,
Это истина!
Смерть побеждающий вечный закон –
Это любовь моя!
(Прим. автора: Рабиндранат Тагор, «Последняя поэма». Если кто ещё не вспомнил – наша парочка смотрит «Вам и не снилось»).
И они видели и не видели, что творилось на экране, и переживали, и целовались, конечно… и вдруг оказалось, что Мисато забыла отключить мобильный, и Санзо выхватил у неё трубку, и потом они неслись как на пожар, едва не поскальзываясь и набирая полные лёгкие морозного воздуха…
* * *
В здании НЕРВ творился феерический раздрай. Правда, несколько не в том ключе, в каком хотелось бы Гендо Икари. Потому что Гоку, даже перейдя в истинную сущность, воспринимал этого противного дядьку с бородой как врага. И гонялся за ним по всему корпусу, вместо того, чтобы смирно стоять в круге и ждать, когда его сила запустит пересоздание мира…
Когда в корпус ворвались Санзо с Мисато, замкомандующего уже еле трепыхался, прижатый к стенке. Но всё же успел торжествующе крикнуть:
– Давай, сыночек Лин Токо, покажи, на что способна твоя сутра!
– Много чести! – Санзо каким-то шестым чувство мгновенно понял: послушайся он, и всё будет кончено. – Отойди, Гоку! Отойди, говорю!
– Он тебя не слышит, не понимает… Скажи заклинание! – настаивал Гендо. – Если хочешь, чтобы я успел ответить на твои вопросы…
Кажется, его никто не слушал. На безумную мартышку навалились всей кучей малой, вшестером, и без всякой сутры, одним хорошим щелчком в лоб, монах воссоздал на Гоку золотой обруч.
Времени изумляться не было ни у кого, но сбежать Икари не успел.
– Вот теперь ты точно ответишь, – пистолет Санзо упёрся ему в висок. – Ты убил учителя?
– Я. И мои люди, мы тогда были разбойничьей шайкой… А нанял нас…
– Я знаю, Лин Токо. И ты потом его сдал…
– Я знал о нём много, и за тобой я следил тоже, и на ходу придумывал, как всё это можно использовать. Если захочешь нового мира…
– То без тебя, – выстрел подвёл черту под допросом. Всё уже было ясно и так…
И если Санзо всё же зайдёт в тюрьму повидать отца – то не за тем, чтобы узнать ещё что-то новое.
* * *
Пятьсот лет назад, у Небесных Врат.
Женщина в нескромных одеждах появилась перед Гоку, прижимавшим к себе двух крохотных девочек.
– Ну что же… Твои друзья отдали жизни, чтобы вывести троих детей в нижний мир. Чтобы никого из вас, таких странных и неправильных, не пытались поставить на должность бога войны… Сожалею, но не могу оставить тебя просто так, Сон Гоку.
– А маленькие? Я же теперь за них отвечаю! Так сказал Конзен!
– За них не беспокойся. Они ещё слишком малы, чтобы помнить хоть что-то. Я легко смогу отправить их на перерождение. А вот тебе придётся понести наказание. Долгие годы, столетия одиночества, пока за тобой не придёт тот, кого ты ждёшь. И только его ты и вспомнишь, остальное забудешь… Потому что я так хочу.
Богиня усмехнулась, но вышло невесело. И забрала у Гоку обеих малышек…
…А вот теперь Канзеон Босацу, Прекраснейшая и Милосердная, могла радоваться. Вся тогдашняя сумасшедшая компания, включая двух девчушек – полукровку и порождение техники – собралась вместе. И выполнила миссию, которую пытались запретить им чуть не все подряд. Только она, Прекраснейшая, помогала, и то буквально пару раз…
– Так-таки не желаете обратно на небеса, маршал? – обратилась богиня к Гоно.
– Чего я там не видел, а Каннан там тем более никому не нужна. А для Рицуко там опасно.
– А вы, генерал?
– А мне пофиг, – хмыкнул Годжо. – Лалу-тян, кажется, не ваше ведомство прощает… Разберёмся с этим – и пофиг.
– Генджо, а мы?.. – Мисато поглядела на наречённого.
– Мартышку я им не отдам. И пусть они только попробуют сделать что-нибудь тебе…
– Ничего мы ей не сделаем, – уверенно сказала Канзеон Босацу. – Пусть себе идёт воевать в Западную как наследница Тенпо Генсуи…
– Ой, а можно?.. – у Мисато отчаянно загорелись глаза.
– Куда без подготовки-то? – удивился Гоно.
– Кстати, да, – поддержал и Санзо. – Кто-то, помнится, хотел сначала университет окончить, а потом уже идти в армию…
– А замуж кто-то не хочет? – богиня хитро подмигнула Мисато. – Статус небожителей много чего даст и тебе, и Конзену…
– А что мы за это будем должны? – Санзо с подозрением прищурился. – Ми-тян ведь полукровка, кто мне поручится за её безопасность?
– Конзен, деточка, я лично поручусь, – Канзеон подмигнула теперь уже ему, и так, что едва не вогнала в краску. – В конце концов, если хотите – воюйте на земле, в нижнем мире, здесь вам всем и всегда дела найдутся. Хотя я буду скучать…
– Тогда в чём смысл этого, как вы говорите, возвращения в статус?
– Ну подарок это вам от меня, детки! Свадебный!
– Генджо… – Мисато посмотрела на него умоляюще. – Это серьёзно всё?..
– Если не один большой подвох. И, между прочим, я не делал тебе предложения…
– Так тебе сан мешал, а тут…
– Давай я сначала выполню то, что пообещал уже давно. Поступлю с тобой осенью в университет! А остальное приложится…

Июнь-август 2010