Плохая девочка

Ольга Алексова
1.
Сентябрь лениво поворачивался к холоду, устало трепыхал несвежей листвой, слезливо бормотал об ушедших солнечных деньках и вздыхал утренними туманами.
Туманы растекались, будто кто-то неумело умывал сонные дворы.
Пристроившиеся под старыми липами деревянные скамейки сиротливо чернели возле колченогого стола доминошников. Георгины, высаженные ранним летом дворничихой, а теперь подёрнутые ржавчиной, умирали от непогоды.
 
Ленка, уткнувшись лбом в оконное стекло, смотрела, как целуются у подъезда Вовка с Наташкой: спрятались от моросящего дождика под Вовкину куртку и думают, что никто не понимает, что они там делают.

***
Вчера соседская Наташка прибегала в новом платье покрутиться у большого зеркала Ленкиной матери. Упросила, в конце концов, подкоротить подол и чуть-чуть защипнуть под грудью, а то, мол, не модно.
Пока они спорили, прикалывали брошки и примеряли поясок, Ленка молча наблюдала. Но как только отправились в спальню за швейной машинкой, быстренько сунула ноги в белые Наташкины туфли на каблучках, крутанулась перед зеркалом, потом двумя руками затянула халатик в кулаки  за спиной и стала внимательно изучать то место, где когда-нибудь у неё наконец-то появится грудь.

Грудь ей была нужна позарез. Грудь — это пропуск в настоящую жизнь, где целуются, не выгоняют из комнаты, когда приходит плакать Наташкина мать, где после доминошников можно до ночи сидеть с Вовкиными друзьями и лопать конфеты, пока они пьют вино и отстукивают в такт ладошками по столу или коленкам, подыгрывая Вовке и его гитаре.
Но грудь — зараза! — появляться не спешила. Ленка свела лопатки, выпятилась вперёд, выискивая не проснувшуюся пока, девчоночью красоту и шмыгнула  простуженным носом:
— Так и буду до старости малолеткой, нисколечко не растёт.

Наташка  притащила швейную машинку, мама принесла шкатулку с нитками:
— Снимай, Наташ, платье и вот здесь подпори.
Та, хохотнув, сдёрнула платье, и  Ленка, глянув на неё исподлобья, скинула с худеньких  ног туфли:
— Зато ты — дура!  И … и толстая! Вот!
— Давай-давай подпарывай, — почему-то улыбнулась мама оторопевшей  Наташке.

Ленка вскипела: и мама над ней смеётся! Рванула к столу, одним  махом смела на пол шкатулку и бросилась в свою комнату.


2.
Сегодня Ленке гулять запрещено. Вот она и мается в своей комнате, сидит на подоконнике и смотрит во двор.
Мама ещё вчера вечером сказала, чтобы Ленка внимательно посмотрела на себя со стороны.
— Насмотрелась уже.
— Теперь подумай, чего тебе не хватает?
— Знаю я… чего.
— Ну, так приведи всё в норму!

Ленка сползла с подоконника и потащилась рассматривать себя в зеркало.
Огромные серые глаза придирчиво изучали отражение.
Всё в отдельности Ленку устраивало, даже губы красить не надо, а только облизать покрепче и всё! — сразу станут красными.
Никаких хвостиков, а вот чёлку, как у Наташки, надо сделать. Ленка хватанула ножницами прядь расчесанных на глаза волос, но осталась недовольна: слишком коротко получилось. Лаком приподняла челку кверху и поняла, что с такой взрослой причёской надо украсить уши клипсами:
— Нормальненько получилось… даже супер… даже полный отпад!

За ужином Вовка с мамой переглянулись, но  ничего не сказали.
— Пронесло, — решила Ленка, — не заметили чёлку.
— Лена, я еду к бабушке. Ты со мной?
— Нет, мам.

Вовка убежал почти следом за мамой, и Ленка опять устроилась у окна ждать, когда же придут ребята с гитарой.


3.
Первыми появились братья-близнецы, Ленкины одноклассники.
— Молодняк сопливый, только их здесь не хватало, — поджала губы Ленка и вдруг увидела того красавчика, который уже два раза приходил  к ним во двор.
Ленка накинула Вовкину джинсовую куртку, сунула ноги в кроссовки и выбежала из квартиры.

Новенький сидел за столом один.
— Привет, — плюхнулась рядом Ленка, — скоро все соберутся.
Парень поднял глаза и хмыкнул:
— Ну, чё? Споём? — прошёлся перебором по струнам.
Ленка вдруг осмелела и засмеялась:
— А легко!

Они тренькали на гитаре — Пал Петрович убил бы за такие аккорды — смеялись, а потом пили красное противное вино из пузатой, посаженной в корзиночку, бутылки, которую принесли ребята.
Ленке стало жарко, и она совсем уже было собралась сбросить куртку, но, вспомнив, что футболка с цветочками быстренько доложит о её малолетстве, терпела. И даже совсем не ела конфеты, только немного струхнула, что засмеют, когда пришлось отказаться от протянутой сигареты.
— Ленка, иди домой, — попытался сказать Вовкин приятель.
— Не маленькая, — захихикала Ленка, — отвали.

Ленке стало смешно смотреть на этих взрослых мальчишек, которые совсем не умели играть на гитаре, но при этом учили друг друга и даже переругивались матом.  И на рыжего кота дворничихи, который тёрся об её ногу, и на дядю Сашу, которого толкала в спину Наташкина мать и что-то голосила при этом.
Ленка  так громко хохотала, что устала и вдруг брякнулась головой на стол. Сырые доски приятно холодили  лоб, и Ленке стало хорошо. Так хорошо, что  она даже закрыла глаза.


4.
Проснулась Ленка от того, что мама  ругала Вовку.
Вовка молчал, и Ленка испугалась. Она свернулась калачиком и стала ждать.
Хлопнула входная дверь, значит, мама  ушла.
Вовка заглянул к Ленке в комнату:
— Проспалась?
Ленка не отзывалась.
— Дура ты, Ленка. Такие волосы испортила! В плохую девочку решила поиграть?
Ленка с головой укрылась одеялом и заплакала.

Ранняя осень отстукивала дождём по стеклу извечный ритм  тайных желаний,  непостижимым образом убаюкивала страхи и рождала мечту о весне.

Ленкина мама, подставив лицо холодному дождю, стояла под старой липой и считала.
Надо досчитать  до ста. А потом, почти успокоившись — бегом по неотложным делам.


5.
… пожухлая трава колола спину даже через платье. Ленка перекатывалась с боку на бок, выискивая уставшим телом место поудобнее. Прямо над ней нависла огромная серая стена  старой городской крепости.
« … что ж так жарко-то? и кузнечики стрекочут!» — Ленка медленно поднялась и посмотрела вниз на реку. «Доченька, иди ко мне», — мама  кричала ей из лодки, но вдруг, пошатнувшись, взмахнула руками и упала в воду. Ленка бросилась к  маме, запуталась в траве и покатилась по косогору: «А-а-а!» …

— Ну, чего ты орёшь? Приснилось что-то? — Вовка тряс Ленку за плечи.
— Мама где?
— Вчера надо было про маму думать. Вставай! В школу пойдёшь?
Ленка опустила ноги и, сгорбившись, уселась на  кровати:
— Иди ты… Вов, иди… куда-нибудь, а?
С трудом поднялась и пошлёпала умываться.
— Попробуй чай без сахара. Лен… Я ушёл, — Вовка хлопнул дверью.

"Кузнечики какие-то, главное, ещё снятся, — злилась Ленка, выдавливая зубную пасту на щётку, — …скрипачи!  Как  эти гитаристы вчерашние…"
"Гитара! — Ленка  дёрнулась, как сорвавшаяся пружинка, и тут же замерла, — Пал Петрович!"


6.
Пал Петрович был учителем музыки у Вовки, а ещё прежде — у Ленкиной матери. Вовку он любил, а на маму почему-то сердился. Вовка думает, потому что мама бросила когда-то музыкальные занятия. Раз в неделю, бесплатно, он согласился заниматься и с Ленкой.

Высокий, хорошо сложенный, Пал Петрович всегда носил серый  костюм и тонкий чёрный свитерок, на ногах —  тяжёлые, как у военных, ботинки. Ходил медленно, опираясь на толстую палку, которая частенько служила ему  иную службу: то в дверь ею стукнет, то  штору задёрнет, то так бабахнет по столу, что  книги подпрыгнут.  К тому же, бритая голова и будто выгоревшие на солнце глаза делали Пал Петровича страшным. Одним словом — Фантомас.

Вообще-то, Ленка его не боялась, просто остерегалась делать такое, от чего Фантомас уставится на неё и будет молчать. Молчание Фантомаса было хуже крика, будто ты совсем уж дура, поэтому и говорить с тобой бесполезно.

Зато Фантомас классно играл на гитаре. Делал он это редко, всегда неожиданно, никаким  уговорам никогда не поддавался. Просто приходил в класс, бросал палку на стол,  рывком разворачивал к окну стул, садился спиной к случайным свидетелям его откровений и играл. Ленка в  это время боялась дышать,  а только смотрела на его порозовевшие на фоне оконного света уши в белёсых волосинках. А когда он вдруг замолкал и уходил, ловила себя на том, что рот её открыт, будто воздуха не хватает. Ну, дура-дурой, чего с ней Пал Петрович возится?


***
Ленка выскочила из подъезда, прошмыгнула мимо осунувшихся от дождя лип и, глянув мельком на окна Фантомаса на третьем этаже, выбежала со двора.
— Стоп! — услышала она глухой голос и подняла глаза. — Хочешь орать, как драная кошка ночами — ори!
Фантомас смотрел на неё не моргая, потом двумя пальцами, брезгливо, приподнял Ленкину шапку и выдохнул:
— Ещё одна дура… спасибо, морду не изуродовала. Неделю даю на полоскание мозгов. Гитару в руки не бери. Не позорь! Уйди с глаз, — здесь Ленке показалось, что Фантомас … улыбнулся?

Ленка поплелась домой, совсем не подозревая, что отведённая Фантомасом неделя, обернётся не одним месяцем.


7.
Неожиданно, посередь дня вернувшийся домой Вовка, с порога крикнул:
— Лен, бегом ко мне!
Та выглянула из комнаты и увидела испуганное лицо старшего брата:
— Что?
— Мама в больнице… собери… Лен, а что делать-то?
В незапертую входную дверь просунулась Наташка:
— Вов, что?
Ленка почему-то разозлилась:
— Без тебя разберёмся — не маленькие!


***
Мама, вытянувшаяся на больничной кровати, казалась совсем  девочкой. Белые пальчики, тоненькие-тоненькие, безвольно лежали  на застиранной до серого цвета  простынке. Ленка жаркой ладошкой  прикоснулась к маминой руке и вздрогнула: такой  чужой она показалась.
Смотреть  маме в глаза и вовсе не решалась, хорошо, что они закрыты, пусть спит. Или она не спит?
— Вов, мама спит?
Вовка молча пожал плечами.
— Спит, спит, — сказала вошедшая в палату медсестра. — Идите уже.
Ребята молча вышли и, оглушённые свалившимся на них горем, поплелись к дому.

Подняться в квартиру Ленка не смогла, села за доминошный стол, уронила голову на руки и беззвучно заплакала.
Рыжий кот дворничихи запрыгнул на скамейку и устроился рядом.
Так они и сидели, как всё понимающие подружки: посмотрят друг на друга  и молчат.

Дворничиха, толстая баба Настя, вечно угрюмая, сильная, как танк — дядя Саша так и говорил «танк прошёлся» — опустилась на скамейку рядом с Ленкой:
— Ты, девка, не реви, мамке твоей не сопли, а помощь нужна. Иди-ка, умой морду-то. Или стой-кО, пошли ко мне, я тебе причёску новую сделаю. Я, Ленка, раньше всех наших девок стригла под моду всякую. Не бойся, я умею… пошли.

Ленка согласилась с бабой Настей — лишь бы не домой идти — устроилась на табуреточке в дворницкой и закрыла глаза.
Через полчаса она увидела в зеркале симпатичную девчонку, которая пыталась улыбнуться заплаканной Ленке:
— Ой, баб Насть, ну ты даёшь! Даже лучше, чем у Наташки.
— Во! Беги домой. И скажи, чего там мамке-то надо, слышь, скажи, — дворничиха привычно погрозила  кулаком и вдруг рассмеялась.


8.
С первым снегом маму из больницы выписали.
Чему больше радовалась повзрослевшая девчонка: маминой тихой улыбке и  тому, что она сама, без всякой помощи, могла пройтись по убранному свежим снежком дворику, или баб Настиным пирогам к счастливому этому дню, или сморщенной полуулыбке Пал Петровича, Ленка и сама не знала.
Только странным образом в первые морозные деньки к ней вдруг пожаловала весна.
— Ленка влюбилась? — смеясь, теребила Вовку Наташка.
— Да кто вас, девчонок, разберёт! Они, вроде, с Фантомасом, сюрприз для мамы готовят.

А мама смотрела, как Ленка ловко управляется по хозяйству и думала:
— Когда же ты вырасти-то успела, маленькая моя?
Ленка бегала между кухней и комнатой, собирая праздничный стол, и без умолку спрашивала:
— Мам, хорошо, да? Сюда поставить?
— Хорошо… да… Взрослая ты у меня, Ленка. А, давай-ка, тебе новое платье сошьём?
— Потом, мам, потом… когда ты совсем поправишься, ладно? — улыбнулась в ответ взрослая девочка.


9.
— Дорогая моя соседушка! Мы здесь собрались, — Наташкина мать прерывисто вздохнула, скривилась и заплакала.
— Мам, не надо…
— Ты, чё, мать? Похороны, што ль? — повернулся к жене Сашка. — Давай, выпьем и эта… то, сё … споём с Петровичем.
— Да она мне вместо и сестры, и матери всегда была, а теперь? — рыдала соседка.
— Да ты что? Белены объелась? Что теперь-то? Сашка! Сиди смирно! — прикрикнула на суетившегося в нетерпении Наташкиного отца баба Настя. — Жива. Ребята большие. Мы рядом. Всё!

Такого поворота событий Ленка никак не ожидала. Она посмотрела на Вовку, но тот  отвёл глаза и принялся уплетать салат, будто важнее дела для него не было. Мама что-то тихонько отвечала Пал Петровичу. Дядя Саша тянулся к бутылке, не обращая внимания на всхлипывающую жену. Баба Настя бросила вилку и вдруг спросила:
— Петрович, а ты когда  к нам приехал, Вовке-то  сколько ж годков было, не помнишь?

Пал Петрович улыбнулся, откинулся на спинку стула и, глянув на Вовку, смешно пробасил:
— «Шестой миновал»
Все, будто только этого и ждали. Дружный хохот вмиг снял, невесть откуда навалившееся было, напряжение. Ленка крутила головой и спрашивала:
— Мам, что? Вов, скажи, что? Ну, баб Насть!

Ни от кого  она не могла добиться ответа, ничего не понимала и начинала чувствовать себя лишней:
— А я? Пал Петрович, а я?
Смех стал потихоньку стихать, и тогда дядя Саша, опрокинув очередную рюмку, хохотнул:
— А не было тогда тебя! Про это только наш Петрович и знал!
— Петрович-то умный, ему положено знать… А тебя дурака пьяного я сейчас вынесу вместе со всем твоим говном, — рассердилась баба Настя.
— Ленк, — повернулась к растерявшейся девчонке дворничиха, — Вовка  так всяким взрослым дуракам отвечал. Его спросят «как дела, маленький?», а он в ответ «я — большой!» Ему: "сколько ж тебе годочков?", а он — вишь, в школе-то у мамки твоей на уроках сидел и запомнил — "шестой, говорит, миновал…"   Сам-то махонький, а голоском сердится, как мужичок. Его Петрович потом к себе на уроки стал таскать.

Все замолчали.
— Ну, давай сюрприз наш маме покажем, а? — Пал Петрович протянул Ленке гитару.
Девочка, улыбнувшись, села поудобнее и заиграла мамину песню.

Уже потом, когда Ленка опустила гитару возле себя и подняла глаза, она поняла, что мама и  Фантомас смотрят на неё  совсем одинаково: тихо улыбаясь, никого не замечая вокруг.
За столом вовсю стучали вилками, легонько переругивались, а эти сидели молча и смотрели на Ленку, словно видели её в первый раз.
У Ленки пересохло во рту, и она, с трудом сглотнув, спросила:
— Получилось?
Фантомас с мамой одинаково кивнули головами, будто очнувшись от чего-то, и ответили почти одновременно:
— Получилось…


10.
Вставать Ленка не хотела. Так и лежала с закрытыми глазами, согретая снами, убаюканная ожиданием чего-то невозможного,  тайного и желанного. И только когда до её полусонного сознания стали доходить знакомые звуки из кухни, глянула в окно и впустила в себя утро. Разлитая по небу синева брызнула солнечным  весельем, высветила укутанную инеем старую липу, зазвенела чистотой.
Ленка босиком прошлёпала в кухню и сходу выкрикнула:
— Мам, получился у нас с Фантомасом сюрприз вчера?
Мама подняла чуть припухшие от слёз глаза и сказала:
— Умывайся, доченька, мне поговорить с тобой надо.


***
— Баб Насть, можно я у тебя жить буду? — всхлипывала Ленка.
Баба Настя, крепко расставив ноги, сидела посреди комнатки на табуретке и смотрела на Ленку, свернувшуюся на её кровати калачиком.
— Здесь, Ленка, так получается: сопливых за руку водЮт, большие — сами ходЮт. Мы тебя с Рыжим, конечно, в обиду не дадим. Только, Ленк, и обиды я чего-то не вижу. Дело это ихное, им с этим делом и жить. А тебе, Ленк, или в подол прятаться, или глаза разуть. Ведь что случилось-то, подумай-кО? Двум человекам после всяких мытарств жизнь всласть показалась, а мы их слезами да упрёками точим. Давно ли мать помирала, а сейчас цветёт. Так не этого ли вы с Вовкой хотели? Ну?
— А я? Я совсем плохая и никому, даже маме, раз она меня на Фантомаса променяла, не нужна?
— Ты не плохая, ты — дура. Вон, даже Рыжий смеётся, глянь-кО!
— Всё равно не пойду домой. И в школу не пойду.
— Ну, в школу, и разговоров нет, не только пойдёшь, но ещё и вприпрыжку побежишь. Иначе мы с Рыжим враз тебя веником отходим, — улыбнулась  баба Настя. — Лен, может, к бабушке поедешь?
— Нет, — упрямо отрезала девчонка, — я с тобой хочу.
— Живи… — и, вздохнув, уже сама себе, дворничиха прошептала, — сколько этих сюрпризов-то ещё будет.


11.
За зиму Ленка так окрепла, что уже легко могла по утрам разгребать снег у подъезда и дорожку к улице. Баб Настя всё чаще оставалась дома, сидела с Рыжим у окна и любовалась на молодую  Ленкину прыть.
Воскресные баб Настины пирожки они поедали вместе с Вовкой и притихшей, какой-то загадочной Наташкой. Наташка сюсюкала с Рыжим, как с ребёнком, чем злила Ленку и смешила баб Настю.
Ни Фантомас, ни мама к Ленке не приставали, но несколько раз она видела, как  те о чем-то взволнованно толкуют с дворничихой.
Баба Настя не рассказывала, а Ленка изо всех сил старалась показать, что её это не волнует.


***
А потом баба Настя умерла.

В школу прибежал Вовка и сказал, чтобы ночевать Ленка шла к ним, так будет лучше. Они вместе вышли и тихо, как когда-то из больницы, где лежала мама, побрели домой.
Почерневший снег тяжело разваливался на грязное месиво, чавкал и будто проголодавшийся  помойный пёс,  огрызаясь, выскакивал из-под ног.
Во дворе было непривычно тихо, только таявшие на солнце сосульки выплакивали прощальную песню зиме и бабе Насте.

Ленка взяла Рыжего на руки и пошла  к своему подъезду.
Рыжий выгнулся и, соскользнув с рук,  бросился к дворницкой.


***
Ленка и мама сидели на диване. Сумерки давили на Ленку тишиной. Она вжала голову в плечи, всхлипнула и уткнулась лицом в  мамины колени:
— Плохая я … все от меня уходят, даже Рыжий. Опять я в подол прячусь… Дура какая-то... правильно баб Настя говорила.
— Людям часто бывает больно, — тёплая мамина ладошка  гладила вздрагивающие Ленкины плечи, — отплачется и это.

Ленка притихла, согретая маминым спокойным голосом, натянула на согнутые коленки платье и уставилась на ходики на стене. Те мирно тикали, убаюкивая горькие девичьи слёзы, прогоняли притаившиеся страхи, вселяли надежду на счастливое завтра и скорые тёплые денёчки.
 
— Георгины баб Настины посадим, мам?
— Посадим…
В комнату тихонько зашёл Пал Петрович и укрыл Ленку пледом.
— Спасибо, — уже засыпая прошептала она.


***
Снился Ленке косогор у старой крепости, весёлая мама с Рыжим на руках и баба Настя у реки в белом платочке, она смотрела куда-то вдаль  и счастливо улыбалась.


12.
И снова осень прилетела паутинками, обнажилась легкой сединой в уставшей листве деревьев, притихла поникшими от утренней сырости травами, вздохнула срывающимся мелким дождиком и желанием обнять себя за плечи.

Ленка молчала у окна. Она ждала. Знала, что он придёт позже других, почти незаметно глянет на её окно и протянет руку за гитарой. А потом будет что-то тихонечко напевать, пока она не выйдет из подъезда, чтобы пройти мимо, будто её эти глупые вечерние посиделки за доминошным столом не интересуют. Она дойдет до  школьного двора и спрячется там от любопытных глаз, а он махнет рукой соседским ребятам и тоже исчезнет в тихих улочках.

Одной не скучно. Совсем наоборот: нет рядом Вовки и Наташки, вечно мурлыкающих друг другу всякие глупости . Ну ладно Наташка! Катается себе колобком, никого вокруг не замечает, глупо улыбается и прикрывает ладошкой свой огромный живот, будто кто-то собирается  в него тюкнуться с разбегу. А Вовка-то? Вчера полез  в антресоли за куклой, чтобы примерить на неё новенькие детские носочки. А потом они с Наташкой  ещё и хохотали, натягивая кукле на голову чепчик. Чепчик оказался мал, и  чуть не поссорил  этой ерундой ребят.

Вовка теперь не болтает с Ленкой вечерами, и утром не будит, чтобы она не опоздала в школу. Перетащил из своей комнаты к Ленке старое кресло, разобрал стеллаж с книгами, а мамину настольную лампу к себе у кровати поставил — готовится папашка.
Как там баб Настя-то говорила? «одна пчела немного мёду натаскает»… Ну эти натаскают, аукнется нам их сладкая жизнь.
Ленка на Вовку не сердилась… так посмеивалась про себя.

А вот мама с Фантомасом... Ну хорошо, пусть живут вместе, если уже всё равно как-то так решилось. Но что из себя молодых-то строить?  Вчера Ленка забежала на кухню, а там Фантомас маму целует, и она еще его за шею обнимает. Старые совсем, Фантомасу уже пятьдесят лет в прошлом году было, и мама его догоняет, а туда же.

Ленка крутила в руках забавный брелок, который ей подарили мальчишки: так наклонишь — девочка в платье, а так повернёшь — девочка в цветочках голубеньких. Вот в платье девочка, а вот почему-то только в цветочках…


***
Смешные лютики появились у неё перед глазами неожиданно, она даже вздрогнуть не успела. Смотрела, как на картинку с девчонкой и улыбалась. А потом она услышала лёгкий поцелуй в висок и замерла. Ленка боялась пошевелиться, и не могла заставить себя оглянуться на удаляющиеся шаги, только сжала в кулачках робкие цветочки и тихонечко выдохнула.

Она еще долго сидела так,  не решаясь встать, чтобы не встретиться  глазами с ним. Свои первые взрослые цветы она несла домой, вспоминая  нежное прикосновение мальчишечьих губ. У Ленки появилась тайна, и она высвечивала в ней женщину… юную, трепетную и пока еще совсем-совсем глупую в своей нерастраченной нежности.


***
Племяшка родилась утром. Накануне  ночью все суетились, покрикивали друг на друга, а потом  Наташку увезли в роддом.
Теперь уже вторую неделю малышка  не дает покоя ни днём, ни ночью. Ребята сбились с ног, поэтому спят по очереди. В доме стерегут тишину и говорят только о ребёнке.  Ленка этому рада, потому что никто не донимает её всякими глупыми вопросами про частые букетики цветов на ее столе рядом с учебниками, про поздние прогулки и припухшие губы.
Никто не знает, что руки любимого мальчишки скользили по её проснувшейся груди, а она прижималась к нему и задыхалась в неумелом поцелуе. Глаза Ленки затуманились, она улыбалась своим девичьим секретам и нет-нет, да и вспоминала баб Настю: «сам себе на радость никто не живёт».

Ленка подошла к кроватке племяшки и вдруг почувствовала на себе  её синий, какой-то нездешний, взгляд. Девчонки смотрели друг на друга  так серьёзно, будто открывали для себя самую главную тайну, а потом почти одновременно улыбнулись: малышка уголком маленького ротика, а Ленка прорвавшимися словами:
— … и никакие мы не плохие, мы просто бываем маленькими.


Иллюстрация: работа Лили Мамотовой.