2. Четыре побега
...Жили Будниченки в хатке, спрятанной «у вишневому садочку» на Житомирщине.
Здесь Алексей родился, рано остался сиротою. Женился на Ганне по любви, хатку с нею построили, а в ней двоих дочерей колыхали. В садочку своем на качелях их качали.
Ганна ждала его из Туркмении, где он в красноармейской папахе за бандами на коне гонялся.
За те бои в пустыне, за всю самоотверженность и смелость хранил Алексей в своем сундучке именную саблю да часы лично от комдива. Мундир кавалерийский держал в чехле, одевая его лишь на праздники, да на висилля*
Ганна дождалась его, раненного, и с Финской войны. Там, в холодных, чужих снегах Алексей чуть ногу не оставил, да жена его спасла - выходила волшебными травами, да любящим сердцем и добрейшими руками.
Только было приступил он к плотницкому делу, как новая война в поход позвала. Пригодился кавалерийский мундир и сапоги яловые. Снова Алексей вскочил в седло, попав в конную разведку
Для конного разведчика лошадь - первое дело: как бы ни устал и ни был голоден сам, а сначала позаботься о ней, -рассказывал Харитонович, бывший полковой разведчик
- Помню, прибыли мы в село Николаевку. Лошадей восемь, а нас, разведчиков, семеро. Пуще глаза коней берегли: спрятали их в надежный, кирпичный дом, а сами в подвале разместились.
Ну, немцы, видно, пронюхали про лошадей-то, и давай молотить по дому бронебойными: ни дома, ни шести лошадок.
Такая досада взяла, так мы расстроились, что тот обед из конины и есть не смогли. – он с досадой закурил свой любимый «Прибой» и видно было, как руки у него тряслись.
- А почему немцы именно за лошадьми охотились?
- Как почему? - удивился мой названный папка и поднял на меня удивленные, цвета киевского каштана глаза. Как же об этом можно не знать? - Ведь лошадь-то то же, что скоростной велосипед: ей ни горючего, ни дорог не нужно. Пока это пешая разведка доползет, разузнает, приползёт, да доложит, - презрительно сплюнул он.
- А мы на конях-то быстренько доскачем до пригорка, в бинокль что надо засечём и тут же пулей на КП - докладывать. В сей момент вражьи огневые точки и технику наша артиллерия и накроет. Вот за это немцы нашу разведку и ненавидели, пуще авиационной.
Я за два года в разведке трех лошадей потерял и каждую до сих пор светлой памятью вспоминаю. Конь ведь как друг: в холод согреет, от опасности умчит, да и дом напомнит, родную деревню, где в детстве и скачки устраивали, и в ночном с пацанами у костра страшилки до утра калякали, песни пели.
Особенно отрадны картинки, когда в речке Ирпени купали коней. Чистый приток самого Днипра! То широкий, стремительный! А то местами словно глубокий звонкий ручей лучами солнца струится. И несет тебя, голыша с коником, в даль степную. Туда, к самому солнцу!
Искупаешься сам, коня щёткой помоешь, гриву и хвост ему причешешь- как уж он довольно заржёт, такой послушный становится после таких ванн - благодарит, значит.
А ты ему то корочку хлебную, то сахарочку припасёшь. Берет из руки гостинец нежными губами, да так незаметно, будто на ладошке ничего и не лежало.
И столько тепла Харитонович вкладывал в свой рассказ, что представляешь все те украинские просторы, по которым он так тосковал здесь, в чужой ему полупустыне.
Видишь и сады в винограде, и кавуны* с медовыми дынями на бахче, и рассветы те зоряни, и костёр тебя в ночном согревает, и коней ты купаешь в той, самой лучшей реке его детства...
Продолжение см. 2. Свадьба http://www.proza.ru/2010/08/10/1287