СУДЬБА ХУДОЖНИКА
(из очерка «Протезы на память ядерщикам»)
– Родители мои раньше жили в совхозе, неподалеку от этого проклятого полигона… всего в шестидесяти километрах… Семья простая, пасли скот. Они даже не понимали, что там происходит, когда земля начинала страшно трястись, а из-за сопок вырастали черные грибы… до неба. И весь мир содрогался от грохота, словно раскалывался. Они выбегали из домов, смотрели на эти грибы, падали на колени – и молились… В шестьдесят первом году они переехали подальше от этого места. Да, видно, поздно переехали… Родился у них первый сын – погиб в автокатастрофе. Родился еще один мальчик – не прожил и трех месяцев. А в шестьдесят восьмом родился я. Мама, говорили люди, чуть не умерла с горя, когда ей сказали, что я родился совсем без рук…
Карипбек остановился, задумчиво уставился в окно. Я уже хотел выключить магнитофон, но он повернул лицо ко мне и продолжил:
– Родители не надеялись, что я выживу, но, когда мне исполнилось три года, отец решил как-то приспособить протезы, чтобы я хоть поесть мог сам…
Тут я сделаю вставку в рассказ Карипбека Куюкова, потому что одно наблюдение мне даже мешало в тот момент слушать его. Хотя он говорит довольно быстро, весьма колоритно и не перескакивая с одного на другое, тем не менее не увлекается своей речью, ведет себя, словно чуткая птица. Чуть скрипнет кто-нибудь дверью, он немедленно оборачивается в ту сторону и, если, скажем, вошла женщина, тут же вскакивает и кивает ей на стул: «Садитесь, пожалуйста!» А как-то Карипбек с отцом были у меня дома, я брал еще одно интервью, на сей раз у отца. Не останавливая магнитофона, я стал искать на столе что-нибудь пишущее. Карипбек вдруг вскочил со стула и принес мне ручку, оказавшуюся на диване. Принес доступным ему способом – в зубах.
Можно представить себе мое смятение в этот момент, а Карипбек разулыбался:
– Вы не переживайте, Владимир Иванович! Я ведь дома почти все сам делаю. И еду приготовить могу, и ем все сам. Могу и ведро воды принести. Конечно, зубами… Они у меня крепкие!
Протезы у меня были… Ленинградский научно-исследовательский институт протезирования испытывал на мне многие свои протезы. Сначала были простые механические, потом электронные, потом газовые протезы были, очень дорогие… Но институт – как? Придумали протезы, на мне их испытали, демонстрировали-рекламировали перед иностранцами и начальством, а меня отправляли в детдом с теми, с которыми я к ним приехал… А они были, считайте, для вида больше, для «красоты»! И кончилось тем, что когда у нас, помните, был советско-американский марш мира и состоялась демонстрация в городе Курчатове, я оставил свои протезы этим военным, ядерщикам. Повесили мои протезы на колючую проволоку над забором. Может, и сейчас там висят?
Этот рассказ Карипбека Куюкова оказался настолько трудным для осмысления, что я, кажется, с полгода чуть не каждый день брал в руки огромный диск магнитофонной записи, думал над ним, но никак не находил для него журналистского решения. И только когда зарождалась авторская радиопрограмма «Земляки», «высветился» первый материал для нее – очерк о безруком художнике из далекого Егиндыбулака. Я рассказал в нем не только о несчастьи мальчика, но и о том, каким мужественным он вырос, как посетил вместе с лидером движения Невада-Семипалатинск Олжасом Сулейменовым США, Германию, Японию, Турцию, как поразил мир своими антиядерными рисунками. Затем очерк о Куюкове появился в двух моих книгах.
Карипбек живет сегодня в Караганде, в Доме ветеранов по ул. Букпинской. Общается с людьми. Работает, как может. На лице у него все та же заразительная улыбка.
Господи, сколько знаешь людей, которые хнычут куда в более комфортной жизненной ситуации!
1998, 2004 гг.