Последнее свидание с Настасьей Лопухиной произвело сильное впечатление на наследника престола и изменило его отношение к ней. Девушка всегда нравилась Петруше, но ее робкий перепуганный вид вызывал у него непреодолимое желание ерничать, дразнить, потешаться. И вдруг в этот раз она стала такой…, такой! Петр Федорович не мог описать себе, какой явилась ему Настасья вчерашним солнечным утром – только дух захватывало. Он вспоминал ее гордую осанку и любезную улыбку, как вышла она к нему навстречу, протянула ручку в кружевной перчатке. От одного воспоминания Петруша сам вытягивался в струнку, приосанивался. Приятели не узнавали его. Обычно дурашливое выражение изъеденного оспой лица с тонкими чертами, делавшими его шутовские ужимки еще более комичными, то и дело становилось серьезным, и устремлялся взгляд светло-голубых глаз в неведомую даль. В той дали, под сенью зеленых ветвей, улыбалась ему фрейлина Лопухина. Безусое мальчишеское лицо начинало светиться и приобретало вид почти поэтический. «Какой вы смелый…», - звучали в нем ее слова. «Да, я такой! Просто никто этого не замечал, не верил. Из-за этого я и сам перестал верить. Но теперь я всем покажу, какой я! Раз она увидела меня таким, значит, я такой и есть», - восторженно думал Петруша и млел от неизвестного доселе нежного и трепетного чувства. «Она меня понимает! И солдатиков моих захотела посмотреть. Я знаю, она, наверняка, поймет, что это не детские игры: это будущий великий царь и полководец Петр учится стратегии и тактике. Других таких девчонок нет, она одна такая!» - думал Петруша и улыбался своим мыслям.
- Что случилось, Ваше Высочество, не заболели часом? – поинтересовался, наконец, один из голштинских друзей.
- Ты знаешь, Ганс, я вчера гулял с фрейлиной Лопухиной…, - начал воодушевленно говорить наследник, но его прервал громкий хохот.
- И влюбился! – воскликнул Ганс, всплеснул руками. – В эту милашку с томными глазками!
- Как Вас только угораздило! – подхватил другой.
- Нет, от этой напасти нужно быстро лечиться. Пошлите-ка пропустим по стаканчику, Ваше Высочество, - давясь смехом, предложил Фриц и собирался уже фамильярно хлопнуть Великого Князя по плечу, но замолчал обескураженный его видом.
«Что за уроды», - не разделяя всеобщего веселья, впервые всерьез разозлился на своих кампанейцев Петруша.
- Да, влюбился! Она самая прелестная девушка, а вы – толпа дураков! – визгливым фальцетом заорал он на них, но взгляд был необычно серьезным. Петруша посмотрел на них с досадой и отправился к Настасье.
В комнатке фрейлины наследник застал только служанку, которая сообщила, что барыня со вчерашнего дня не возвращалась. Он приходил в полдень, во втором, в третьем, в четвертом часу дня. Насти не было. Петруша потерял терпение, занервничал. Он то переживал за Настю, может, горе стряслось, то готов был разобидеться: обещала свидание и исчезла. Наконец, его посетила блестящая идея: камер-фрау Чоглокова точно знает, где Лопухина. Петруша со всех ног бросился разыскивать скандальную Чоглокову, тиранящую всех фрейлин с утра до ночи и получавшую от этого большое удовольствие. Он бегал из залы в залу, кричал. Вынь и положи ему камер-фрау. Придворные шарахались от Чертушки: совсем взбесился. Мало слухов о заговоре, так еще наследника какая-то особая муха укусила.
Чоглокова сыскалась быстро. Прибежала, подобострастно улыбаясь, присела в реверансе, как будто и в самом деле преклонялась перед бесноватым наследником. Но, услышав его вопрос о Лопухиной, замялась. Глазки забегали. Пробубнила, что-то невнятное насчет какого-то поручения.
- Какое поручение! – Капризно топал ногами наследник.
- И сама я не ведаю, - оправдывалась камер-фрау. – Поручение от самой государыни….
- Так, я у тетушки и узнаю! – обрадовался Петруша и побежал в палаты императрицы, не слушая увещеваний о занятости Ее Величества.
Громко чертыхаясь и крича, что ему срочно нужно видеть тетушку, прорывался через заслоны перепуганных статс-дам. Ее Величество собиралась вздремнуть, и им надлежало оберегать ее сон. А тут!
Без стука и церемоний влетел в кабинет Елизаветы. Она, издалека услышав вопли, в домашнем махровом халате поверх нижней кружевной сорочки, ждала наследничка, сложив на груди руки. Не обращая внимания, на ее нахмуренные брови, Петруша без обиняков заявил, что желает знать, куда услали фрейлину Лопухину, что он желает видеть ее немедленно и так далее. Елизавета, бледнея от негодования, слушала его тираду минут пять, потом сказала холодно:
- Ее ты больше не увидишь.
Наследник не сразу понял смысл слов, он продолжил было расспрашивать, куда делась девушка, но потом внезапно запнулся, перестал орать.
- Что значит, не увидишь? – с глупой усмешкой переспросил он.
- Ее мать преступница, и она, возможно, с нею заодно. Как бы то ни было, ноги ее при дворе не будет.
- Что? Как преступница? Тетя, что за глупости! – капризно вскричал наследник. – Я хочу….
- Глупости! – Громовой голос императрицы поглотил слабый писклявый вопль наследника. – Ты как со мной разговариваешь, мальчишка! Ты забыл, кто перед тобой.
Петруша оробел, но пытался хорохориться.
- Я, наследник престола, – выпячивая грудь вперед, старался твердо произнести он своим тонким петушиным фальцетом. – И я желаю видеть фрейлину Лопухину. - Но голос его дрожал.
- Вот именно, ты пока только наследник, – гневно осадила его Елизавета. – А я – императрица. Ты наследник, пока мне это нужно. А в случае чего, и другого наследника отыщу, – прищурив глаза, соврала она племяннику (другой кандидатуры в наследники Российского престола не было).
- Но тетушка! – заплакал Великий Князь. – Какая же Настя преступница. Верните ее, прошу Вас, - он упал на колени, - она ни в чем не виновата, ручаюсь. Я прошу…. Я… люблю ее. – Наследник закрыл лицо руками и затрясся в рыданиях.
Елизавета с минуту боролась с противоречивыми чувствами негодования и жалости. Но все-таки смягчилась. Обняла племянника, усадила на софу, сама села рядом.
- Глупенький ты у меня Петрушенька, - гладя его по голове, сказала она. – Лопухины задумали престол у нас отнять. А ты влюбился. Она же тебя обманывала.
- Это неправда, - вырвался из ее объятий Петруша. – Неправда! – шепотом воскликнул он и выбежал из кабинета сломя голову.