Вечером трудного дня, новобранцы, после того, как несли караул, пришли к тому неутешительному выводу, что война эта ведется не на передовой, а в душе человека, там, где таится страх. Старшие товарищи подтверждали эту догадку. Они говорили, что если человек – трус от рождения, то его даже можно не убивать, он сойдет с ума сам. От своего страха. Особенностью войны с идейными воинами было то, что они были практически бесстрашны. Многие же северозападцы боялись. Только некоторые укрепляли свои позиции тем, что они выполняют задачу Родины… но вследствие ее предательства, и это перестало помогать.
«Старик», ответственный за взвод Кройкса, возраст которого едва превышал 39 лет, был потомственным старшиной. Тоже, по сути, «запрещенный».
Здесь ценен миг, потому что за ним могла быть вечность…
Кройкс прежде думал, что именно останавливает офицеров от того, чтобы, выжив в этой войне, не отправиться на гражданку. Теперь понял. Во-первых, кем бы они стали там, где о них многие просто забыли, где они как бы и не нужны? Кем им стать? Операторами, прикованными к собственным постелям? Лимитами, которые боятся высунуть нос на улицу и попадают в свои «уличные» зачистки? Или, может быть, их приняли бы в тайную полицию или в обычную? Это скорее всего. Но вот только не каждый из этих мужчин пошел бы на такое. Конечно, множество проблем отошло на второй план, если бы они позволили себе стать полиционерами… проблема пищи, крова и довольствия… может быть, у них бы появились семьи и жены-красавицы, что для полиционеров-мужчин было позволительно? Но что теперь думать. Они избрали путь – остаться здесь. Здесь, где они были необходимы как воздух. Формально – для государства, а реально – чтобы не бросать своих ребят, не оставлять их перед неизбежностью лицом к лицу…
Солдаты, привыкшие вместо тупого Интердизайнера, успокаиваться под монотонные, смешные или грустные рассказы своего командира, попросили «старика» рассказать что-нибудь интересное. Но старшина, задумавшись, ответил:
- Да, какой я рассказчик! – он тяжело вздохнул, - в прошлом месяце погиб Роман, тоже старшина, как и я. Вот это был рассказчик. Он знал столько анекдотов, смешных баек и сказок, что просто диву даешься. А умер так вот, от пули снайпера. Все, сколько всего погибло с ним! Сейчас уже никто не знает, то, что знал он!
«Государство не понимает, что оно теряет с гибелью каждого человека. Государство само неизбежно гибнет без него. На всех уровнях», - подумал Кройкс.
Позже он подал голос с уважением и опаской:
- Все умирает вместе с людьми. Каждая личность – бесценна чем-то своим. Когда мы теряем людей – мы теряем искусство, историю, юмор, навыки и умения, производство, знания, веру, институты, семьи. Теряя человека, мы безвозвратно теряем осколок человечества. Его кирпич, его слагаемое, - многим не хотелось думать о гибели, потому они вовремя «заткнули» «умника».
- Ты говоришь, как философ. Так люди не разговаривают, так только в книжках писали, - отозвался «старик», тоже не большой любитель общения на глобальные темы в условиях всеобщего страха. Он хотел было приструнить мальчишку, но потом что-то остановило его. То, что Кройкс не хотел умничать, а хотел помочь.
- У меня нет выбора. Ведь у нас нет книг! Кое-какие из них - в моей голове, - отшутился Кройкс.
- Ты теперь их заменяешь? – со злобой искривился голос старшины.
- И не пытаюсь. Так получается. Само собой, - обиделся Кройкс.
- Да, он у нас такой, - объяснил «странность» Кройкса его друг, Захар, в шутку схватив его за шею, и пытаясь стукнуть философа по голове.
Ночью же Кройкс вспомнил об этом вновь: «Когда человек умирает, он остается только в своей семье, в друзьях и в своей работе. Ничего больше не остается от человека. Мысли же его - либо утекают в вечность, либо передаются потомкам, которые могут их потом и подрастерять.
Таким образом, ничего не остается от человека, только его эмоции в виде детей и мысли – воплощенные в предметную область или те, которые привыкли не иметь хозяина, а кочевать из поколения в поколение, от одной эпохи в другую.
Что значит такая жизнь? Остаток жалок, если человек не любил мысль и идею. Он оставил на этой земле только своих бедных детишек, которые совсем не благодарны ему за данную жизнь, которая не была подкреплена отцовской мыслью.
Остаток от жизни человека – его труд, облеченная в вещь идея. Права была Надэль, она знала, что мир слишком разный. И труд – тоже… он не только ценится по-разному, но и дается не в равных условиях и возможностях. Но есть то, что объединяет людей всех профессий и конфессий - это праведность жизни. Нежелание зла и наживы, преданность во всех отношениях и поступках. Вот и все».