Проснулась я от вкусных ароматов, витающих в воздухе. Хорошо же как, не вскакивать с утра спозаранку, и сонной курицей носиться по кухне, сшибая стулья и пересчитывая все острые углы, готовя завтрак мужу и детям.
Мужу … Детям… Стоп. Я открыла глаза и резко села. Солнце уже во всю светило за окном, покрывая пол солнечной дорожкой. Выстиранная и выглаженная одежда висела на вешалке. А Баюн довольно урча, лакомился сметаной.
В сенях скрипнула дверь. Послышался тяжелый топот, сопровождающийся недовольным бормотанием, и в дверном проеме показалась небольшая тяжелая фигура домового с ведро воды.
- Проснулась? – Бросил в мою сторону угрюмый взгляд. – Что за бабы пошли. Им теперь все принеси, приготовь, разогрей, уберись, а сами белые бока на печке отлеживать будут.
Чудеса! Нечисть домовая людей отчитывает.
- А вас, между прочим, никто не просил.
Укутавшись в одеяло, я спрыгнула с печки, и полезла в сумку. Нащупав шелковую ткань, извлекла на свет божий белое кимоно, расшитое алыми маками.
- Дождешься от вас. Доброго слова не молвите.
- Отвернитесь.
Хмыкнув, домовой уронил сковородку и растаял в воздухе.
Пожав плечами, я переоделась и вышла на улицу.
Красота. Высокие деверья макушками царапали ясное небо. Сочная трава буйной зеленью простилалась вокруг, непривычно глазам, привыкшим грязно-асфальтовому пейзажу города.
Вода в колодце была ледяной и очень вкусной, отчего все мои три пломбы заныли мелкой болью. А вот клозет… Именно такие маленькие радости делают жизнь в городе, несмотря на все его многочисленные минусы, наиболее привлекательной.
- Елизавета Андреевна.
У калитки стояла Марина. Кучерявые светлые волосы были спрятаны под черную косынку. Сама она была одета в длинную черную юбку и черную приталенную рубашку, с длинными рукавами, и широким острым воротником.
- Здравствуйте Марина… Как вас по отчеству?
Марина улыбнулась, приоткрыв ровные жемчуженные зубы.
- Просто Марина, иначе я себя чувствую древней старухой. Хорошо устроились?
- Не жалуюсь.
- Вот и славненько. – Обрадовалась та, и тут же, слегка смущаясь, добавила. - Елизавета Андреевна. Не примите это в укор, у вас очень красивый халат, но здесь так не принято выходить на улицу.
Я оглядела себя. Ничего вызывающего я не нашла, и будь ткань немножко другой расцветки, оно могло сойти за длинное летнее платье.
- Я подумала, что у вас нет другой одежды. – Марина протянула небольшой сверток. – Возьмите, пожалуйста.
В свертке оказалось платье. Небольшой квадратный вырез, рукава на три четверти, и широкий подол, украшенный бледно золотистой вышивкой. Платье пришлось как раз. Покрутившись у зеркала, я заметила, что фигура стала немножко стройнее и подтянутее.
Внезапно возникло желание, чтоб на меня посмотрели и другие люди. Схватив кошелек, я помчалась в самое людное место в любом поселении – магазин. Дорогу я не знала, и следовала за своей интуицией.
Ожидания мои оправдались. Небольшое рубленное строение, в котором помещался магазин, был забит до отказа. Народ собрался в небольшие кучки, и о чем-то шушукался. Мое появление было встречено настороженным вниманием. Мда. Здесь не до моей персоны. Протолкнувшись, сквозь плотные ряды людей к прилавку, я принялась делать покупки. В первую очередь туалетная бумага, мыло, килограмм лука. Продавщица, недовольная тем, что ее оторвали от всеобщего обсуждения, с грацией ленивого гиппопотама, ходила за каждым заказом в подсобку. Растянулось это надолго. Терпение собравшимся не хватило, и до моего уха стали долетать обрывки разговора.
«Машину пополам сплющило…», «… ногу сломал, а мог бы и шею», «…вчера вечером привозил кого-то».
Тут до меня дошло что, говорят о шофере, довезшим меня до поселка. Припомнилось вчерашнее приключение, и всю радость от нового платья как водой смыло. Ощущение возникло какое-то гадкое, хотелось поскорее умыться и залезть в свое старое любимое кимоно.
Решив не откладывать все на потом, я расплатилась за покупки и бросилась до дому. Бросив покупки на стол, я стала расстегивать платье и не смогла. Молния застыла на месте, и не двигалась ни вверх, ни вниз. Схватив с полки нож, я не колеблясь распорола лиф, и скинула платье на пол. И тут же почувствовала облегчение. Свежий воздух холодным душем прошелся по моему разгоряченному телу. Поддев платье кочергой, я сунула его в печку. Оно больше не казалось мне прекрасным, наоборот, напоминало содранную человеческую кожу.
Немножко успокоившись, я огляделась. Кот пропадал в неизвестном направлении, а сумка валялась на полу. Нахмурившись, я нагнулась что бы поднять… Что-то здесь не так. Оставив сумку валяться на полу, я укуталась в одеяло, присела на скамейку и задумалась.
Вскоре явился домовой. Бросив быстрый взгляд на сумку, заворчал.
- Что поднять трудно, или кости ломит?
Ворчание домового меня в конец доконало. Хлопнув рукой по столу, процедила сквозь зубы.
- Кто в дом заходил?
- А мне почем знать. – Пожал плечами домовой, взяв со стола покупки, принялся расталкивать их по полкам.
- Как почем? - Изумлению моему не было предела. – Кто-то лазил в моих вещах, а ты не знаешь?
Домовой нахмурился и обошел вокруг сумки. «Даже не пытался поднять» - заметила я.
- Я в хозяйских вещах без веления хозяина не трогаю. – Заявил домовой уперев руки в бока. – А не знаю, потому что за рыбой ходил.
В подтверждении своих слов, притащил из сеней корзину полную окуней.
- Кто тебе позволил дом оставлять без присмотра. – Не сдержавшись, заорала я.
Глаза домового вспыхнули, и тут же погасли.
- Но и не запрещали.
- Вон, - подскочила я, указав на выход, - и без моего приказа не являйся.
Лицо домового почернело, черты лица обострились, волосы стали дыбом, рот искривился в оскале, обнажая острые как у акулы зубы. Мне было наплевать на его трансформацию, скрестив руки на груди, ожидала, когда останусь в одиночестве. Плюнув на пол у моих ног, домовой исчез.
Подождав несколько минут, я закрыла глаза и просканировала пространство. Все чисто.
Найдя в сенях мел, я начертила вокруг сумки круг, и принялась старательно выводить руны. Работа это было долгая и кропотливая. Неровная или недостаточно длинная/короткая черта, и руна становилась похоже на бомбу замедленного действия, способная исказить или погубить заклинание.
Закончив, я оглядела придирчивым взглядом свою работу и осталась довольно. Все как по учебнику, и на уроках каллиграфии - выверено до миллиметра.
Распустив длинные волосы, развязав узел одеяла, я присела около черты и стала читать заклинание.
Сумка внутри круга и стала медленно подниматься в воздух. Достигнув уровня глаз, она застыла. Сменив тональность, я стала плести другое заклинание, выявляющее на свет скрытое от постороннего внимания. Послышался тихий треск. Опустив глаза вниз, я увидела на полу грязно зеленый мох покрытый серебристой паутинкой. Бомба-ловушка. Простейшее но довольно эффективное заклинание. Стоило лишь невнимательному человеку потревожить сумку, как мох подкидывал в воздух паутину. Паутина разворачивалась и обхватывала жертву со всех сторон, и через споры проникая в организм человека съедая его изнутри. Беда, что эту ловушку легко разоблачить, и в нее мог попасться только очень невнимательный человек. И сейчас, не почувствовав тяжести сумки, мох вскинулся и метнул паутину в мою сторону. Руны вокруг круга вспыхнули, и паутина занялась в огне. Комнату заволокло дымом, и ужасная вонь, разнеслась по комнате.
Мох стал желтеть и оседать пылью, обнажая новую ловушку. Эта же была по части из детских шалостей. Раскрытый капкан. Слегка ослабив барьер, я протянула руку чтобы захлопнуть ее… И тут прокукарекал петух. Капках покрылся зыбью, на мгновение теряя свои очертания… Мама мия. Я с визгом отдернула руку, и едва успела захлопнуть барьер перед ядовитой пастью тисовой змеи. Если бы не петух, разрушивший иллюзию, то от меня и косточки не осталось. Змея тем временем бесновалась. Руны горели белым пламенем, стараясь сдержать напор взбесившегося животного. Чувствуя, как таят их сила, я выскочила на улицу. Посреди дороги, в окружении белых курочек, разгуливал петух. Прошмыгнув перед носом гуляющей семейной парочки, я схватила петуха, и бросилась в дом.
Дела была плохи. Руны не выдерживали натиск змеи, и стали плавиться. Еще немножко и гадость останется на свободе. Швырнув, ничего не понимающую птицу в комнату, я захлопнула дверь. Раздалось злобное шипение и громкое кукареканье. Что-то тяжелое ударилось об дверь. Доски жалобно застонали, но выдержали. Послышался звон бьющейся посуды, треск ломающейся мебели. Шум стоял невообразимый.
Постепенно все стихло. Нервы сдавали. Я стала прислушиваться к звукам, раздающимся внутри комнаты.
Послышалось слабое кудахтанье. Затем еще одно.
Слегка приоткрыв дверь, я заглянула в комнату. Посреди разгрома важно разгуливал живой, но слегка потрепанный петух. То, что осталось от змей, было кусками раскидано по всему полу.
Тошнота подкатило к горлу. Захлопнув дверь, я без сил опустилась на пол.
- Домовой!
В углу сеней что-то заухало, заворочалось, и показался домовой. Глаза его азартно блестели. Видно было что, разворачивающееся внутри действие, ему очень понравилось.
- Прибери все! Мои вещи не трогать.
- Прибери, убери. Дела сами наворотят, а я теперь за место служанки, подчищать все должен. Поднявшись на ноги, я вышла на улицу и замерла. Вдоль забора стояло наверно все население поселка с вытаращенными глазами. И в первых рядах семейка, ехавшая со мной в одном купе.
Глаза у женщины, сверкали от предвкушения. Осмотревшись, много ли набежало любопытного народа, она уставила на меня указательный палец и заверещала:
- Ведьма!
Это что за издевательство такое. Нервы мои не выдержали.
- Вон!!! – Заорала я, не своим голосом. Народ в испуге шарахнулся в разные стороны. Это что-то. Раньше такой реакции на мои гневные повизгивания не было.