Счастье быть судимым

Счастье быть судимым, или
благо человека – справедливость.
Беседа с мастером Вальтером.



– Добрый день, старина Вальтер! Как поживаете? Надеюсь, дела ваши идут прекрасно?
– Дела. Какие дела? Разве я канцелярист? Спроси лучше, как идёт моё дело.
– Дело?
– Ну да. Моё дело в суде.
– Помилуйте, разве вы судитесь? С каких пор, и с кем? И в каком суде ваше дело? И кто ваш адвокат, и судья, знаю ли их?
– Сужусь, и горжусь этим, как всякий порядочный кавалер. Дело же моё в суде Града Божия, и судья мой никто иной, как царь Иисус. Вчинил я, видишь ли, виндикационный иск Противнику, и востребую имущество своё из незаконного владения его. Адвокатом же моим выступает святой Валентин, покровитель мой.
– Умеете вы, удивить, однако!
– Невелика хитрость – удивить невежу. Ты, конечно в своём процессе не участвуешь, а он, между тем, идёт. За тебя спорят с Дьяволом святые и апостолы. Ты же в праздности пребываешь. Вот, поучись у меня, как нужно действовать.
– Всегда рад учиться у вас, мастер.
– Бахвалишься, как всегда. Да я тебе не верю.
– Истинно говорю, и докажу вам. Теперь же поведайте, какое имущество отнял у вас Дьявол?
– Известно какое – жизнь мою вечную, душу бессмертную. А она дорога мне. Вот, теперь истребую её в суде Божьем. Земная-то жизнь к концу подходит, и исполнится обещание смерти: съедят демоны лицо моё. А мне этого вовсе не хочется. Вот и сужусь. Надеюсь, если не на победу, то хоть на амнистию долгов моих.
– Ну, вы оригинал…
– Я христианин. Теперь это «оригиналом» зовётся?
– Ладно, не сердитесь. Лучше вернёмся к вашему делу. Что Противник-то говорит?
– Да, что он говорит…, известно: предок, мол, твой, Адам, продал мне душу твою за плод познания доброго и лукавого, – захотел с богами  сравняться. Теперь, говорит, выкупай.
– А что Судья говорит?
– Судья ещё Моисею сказал: «первенца выкупай дорогой ценой». И вот, положил я на чашу весов Фемиды жертвы мои о правде и милости, а Сатана грехи мои положил на другую чашу. И об этом, собственно, суд: довольны ли жертвы мои для выкупа брата моего, сына Божия, в котором жизнь моя вечная. Он – всегдашний первенец. Держась за него, не пойду долиной смерти.
– Значит, первенец матери твоей – сын Божий. Она у тебя – Мария?
– Кто же ещё, если говорить по существу? В свете Нового Завета всякая жена – Мария, как в свете Ветхого Завета всякая жена – Ева. Ещё Марию называют второй Евой, явившей свету новое человечество, а сына её Эммануила, или Иисуса, называют вторым Адамом – первым представителем нового человечества и вождём его.   И, как в грешном ветхом человечестве повторялось его Начало, и всякая жена рождала первенца Каина, – которого изгнал Отец от лица Своего за убийство брата, – так в новом, воскрешённом человечестве повторяется наше Начало, и всякая жена рождает сначала Эммануила, ещё до познания мужа, и лишь затем прочих детей.
– Так, значит, его ты выкупаешь, Эммануила?
– Да, выкупаю, по закону Моисееву, – потому что принадлежит первенец Богу, как сын Его.
– И что для вас этот выкуп, в экзистенциальном плане? Как  вы обретаете жизнь вечную в результате?
– Достойный выкуп даёт рождение свыше, о котором сказал Спаситель Никодиму. Потому что выкуп – это жертва. А жертва рождает. Это давно известная мудрость. Всё родится через жертву, молвил древле Праджапати. Ты разве не слышал?
– Слышал. И, кажется, понимаю.
– Ну, вот и славно. Родившись же свыше, я соединяюсь со своим братом, первенцем, и он вводит меня в покои Царя. Однако, легко сказать, но трудно сделать. Всё происходит так, как в Начале прообразовано Иисусом, сыном Марии из Назарета, первым среди первых.
– А как прообразовано?
– Ну, ты же Евангелия читал?
– Я-то читал. Но знаю, что того не прочитал, что вы прочитываете. Поэтому хочу из ваших уст слышать.
– Два рождения, две природы, два брата в одном лице: Эммануил, Сын Ашеры, Супруги Бога, которую мы знаем в человеках как Шхину – Силу Божью, Дыхание Божье или Дух Свят; и второй брат – Иисус, сын Марии, жены Иосифа плотника. Эти две природы всё время грозят распасться – Отец небесный и с Ним град Божий заявляет свои права на Эммануила, сына Ашеры; отец земной и с ним град Каинов заявляет свои права на Иисуса, сына Марии. Единство поддерживается выкупом – постоянной жертвой. Несёшь на алтарь правду – имеешь истину. Но там, где ложь в ходу, отец Лжи за правду отнимает у тебя «блага» свои. Так лишаешься постепенно всего, ради образа Града Божия в людях. Но наступает момент, когда град Каинов не выносит уже правды твоей, и хочет тебя убить, повторяя дела основателя своего. И тогда самый большой выкуп приходится платить – жизнью земной. И, хотя веришь Отцу, что «не вкусишь смерти» и жив будешь с братом своим в Истине, всё равно страшно; и тоскует душа и болит, как это было в Гефсиманском саду с Иисусом. Кто этот выкуп платит, тот рождается свыше. И тогда две природы соединяются уже нераздельно, и становишься Человек, в котором  двуединство божественного и человеческого. И только ему достоит имя Человека, – о нём же и Отец сказал устами Пилата прокуратора: «Се Человек».
– Это замечательно: с одной стороны свежо, с другой – как будто всегда это знал, только подзабыл. Не уверен, правда, что всё это ко мне применимо. Может быть, я всё же немножко другой: отличаюсь от Иисуса и от вас, в худшую сторону?
– Да нет, ты такой же. Сказано о Нём – во всём подобен нам, кроме греха. Хотя, правильнее, наверное, сказать, что мы во всём походим на Него, кроме греха.
– Вот-вот, «кроме греха». Я как раз об этом и подумал. И в связи с этим, может быть, расскажете мне, каким образом Противник ввязывается в Процесс ваш? Ведь если ты выкупаешь брата, и брат твой у Бога, то какой выкуп, и за что, требует Сатана?
–  А это немножечко другая повесть. Верно ты заметил, что до сих пор мы говорили о Космосе только в части прерогатив Бога и собственности Его в человеках, не касаясь греха; то есть, не рассматривая нарушения человеком этих прав Бога. Закон о выкупе первенцев, данный Моисею на Синае, очерчивает область Бога в человеках, или устанавливает космос = порядок. О грехе же не говорит. Между тем, грех, как раз состоит во вторжении в область Бога: присвоении принадлежащего Ему. Так, Адам самовольно распорядился плодами деревьев в саду, который ему не принадлежал, ибо Бог сад насадил; с Адамом же только заключил договор аренды. Адам вышел за пределы договора и стал неверным. Это нарушение договора с Господином и есть грех.
– А Сатана тут при чём?
– Он на стороне греха. Соблазняет. Как сказал пророк, «разукрасил Дьявол в их глазах деяния их». И если ты без греха, как Иисус, то Сатана может лишь клеветать на тебя. Но если ты со грехом: если ты соблазнился дарами его и держишься за них, ты платишь ложью: правду кривишь. И всякий раз, когда берешь богатство неправедное у Дьявола, хозяина тех богатств, он требует платы за них. И эта плата – ложь и предательство. Вещным образом она может выглядеть по-разному: и деньгами, и подарками, и работой, и молчанием, и говорением…, но суть всегда одна – ложь и предательство.
   Что же до «души бессмертной», которую имярек ему якобы заложил, и которую якобы нужно выкупить, то это, скорее, народное предание, чем церковное. Всё тут несколько перепутано. Да, ты выбираешь между дарами Дьявола и дыханием Жизни, и если соблазняешься его дарами, то от Жизни отказываешься, ради утоления острой жажды, порождаемой идолами. (Потому изображают Дьявола искушающим в пустыне безводной, что там всегда жажда, и она сильнее всех чувств).
Отказываешься, ибо вместо выкупа Богу за первенца, платишь за «напиток богов», который только усиливает жажду и ставит тебя в полную зависимость от Сатаны. Так Каин, вместо выкупа достойного Богу Отцу, дары рукотворные принёс идолу – представлению своему о Бозе. Бог дары эти не принял, поскольку – не его. У Авеля же, который богу богово отдал, принял. И этим главного кумира Каинова посрамил – образ самого себя; главной услады лишил – самодовольства. Этого не вынес Каин: в результате брата младшего убил. По стопам его пошёл Иуда Искариот, которого, как друга своего, хотел спасти Иисус, вплоть до отдания души своей, – как и апостолов учил: «нет большей жертвы, чем если кто отдаст душу за друга своего». Иуда же мнение своё вознёс до небес, так что и учителя предал. И деньги взял за предательство своё, будто бы для бедных, – сам же поле купил, чем и обнаружил истину свою. А когда обнаружился сам для себя, то и огорчился до смерти. Соблазнил же его Сатана, сказавши: ты, как бог, Иуда, – знаешь, каким должен быть настоящий Мессия; праведник ты, и душу свою за бедных кладёшь; потому открыты тебе тайны Бога Израилева, и Он избрал тебя орудием своим. Этой лестью волю его захватил.
Так что, если ты грешен, значит воля твоя в руках  Дьявола, который соблазнил тебя, и ты, вслед за Иудой, продал Христа в лице ближнего своего, за дары Сатаны.
– И что же мне делать теперь?
– Тебе нужно крещение принять,– которое заключается в отречении от Сатаны, дел его и даров его. Должно тебе перестать лгать, как в речи и чувствах, так и в обыкновении; перестать творить неправду, во всех аспектах существования и общения; и всякую правду исполнить.
– Не так это легко, как может показаться.
– На счастье твое, однажды уже отдал Христос душу за тебя, когда ты был в лице Иуды грешника. Благодаря чему воскрес из гроба и взят был на небо живым. Его можешь просить, как отца своего, о помощи в крещении. Если же крестишься, то сможешь предстать на Суд, и там просить о милости.
– Думаю, помощь  Христову я зарезервирую на крайний случай. Теперь же объясни мне, что значит «исполнить всякую правду»?
– Правда, друг мой, это правое суждение и решение, согласное с законом, о тяжбе твоей с ближним твоим. Исполнить правду значит поступить соответственно этому решению. О всякой тяжбе нашей всегда существует правда в суде Божьем, которому мы имеем счастье быть подсудны. И эту правду ты можешь узнать, обратившись к Судье Града Божия. Это и будет помощью Его тебе, – ибо, зная правду, не согрешишь, и участь праведника стяжаешь.
– А какая тяжба у меня с ближним моим?
– Тяжба всегда существует и возникает, потому что пересекаются наши интересы и устремления; и всегда есть нехватка «материалов» и «средств» для воздвижения наших индивидуальных «башен» и литья «истуканов»; всегда есть ноша труда, которую хочется облегчить; и всегда есть соблазн, о нём же сказал Господь Каину: «за дверью грех лежит, и он влечёт тебя к себе, но ты властвуй над влечением сим».
– Да, читал об этом.
– А ты спросил себя, почему грех лежит «за дверью»?
– И почему же?
– Потому что за порогом дома твоего начинаются интересы и права сограждан твоих, и как только переступаешь порог, тут же возникает требование эти права и интересы блюсти, и соблазн их ущемить и нарушить в своих видах.
– Ясно, пожалуй. Но что за счастье быть подсудным? Не лучше ли быть неподсудным и творить невозбранно и безнаказанно?
– Говоришь так, потому что молод, и ужаса смерти не чувствуешь. Лучше быть наказану, чем сгинуть навсегда. Ведь придёт время, и будешь скошен, как зрелый хлеб, и попадёшь в жернова Природы, которые перемелют кости твои. А когда захочешь жить и узнаешь, что для этого нужно исполнить правду, тогда и возжелаешь эту правду знать; для этого же нужно быть подсудным суду, который эту правду выносит. Отсюда и счастье быть судиму.
– Положим, так. Но Суд Града Божия это же не овощная лавка, в которую забегаешь всякий раз, как овощ понадобился. Как мне туда входить, и что спрашивать?
– Верно. В суд не войдёшь без основания: без бумаг, что называется. И чтобы получить ответ, нужно задать вопрос: правильно задать. А для этого нужно самому прежде разобраться в ситуации, если действительно хочешь поступать по справедливости. Таково следствие нашей свободы. Это животные всегда правы – им путь точно указан во всех случаях; мы же должны всякий раз отыскивать свой путь.
– И как это делать?
– А вот для этого тебе дан закон. Взгляни на положение дел глазами законодателя, а не собственными глазами, залитыми кровью выгоды, обиды и страсти; осмысли ситуацию в логике закона, а не в собственной логике; и не в логике «народной мудрости», выраженной в пословицах и поговорках; и не по понятиям какой–то группы; и не по обычаям какой–то конфессиональной или этнической общности; и не в традициях твоей семьи; и не в интересах корпорации…. Словом, настрой способность суждения в консонанс с законом: внутренне согласись с логикой закона, признай правоту законодателя, – чем ты выразишь почтение к старшему тебя, и более основательному. И этот жест почтения откроет тебе следующую дверь в череде покоев ментального храма, приближающих к «святая святых» – седалищу Судьи, которое было прообразовано ковчегом Завета в скинии Моисея. Такова роль закона.
Если посмотреть на эту роль в аспекте жертвы волей и «умного делания», то закон есть правило дисциплины ума, которому должно следовать в общениях и отношениях внутри дома и града. И это истинно христианская дисциплина ума, согласная с единой заповедью христовой, обнимающей все остальные. Советую заметить здесь отличие этой ментальной практики от языческой, которую впитала в себя традиционная церковь. Язычник – делатель, горшечник и скульптор: он лепит свой облик, поведение, волю, чувства, ум, речь и прочие ментальные способности и качества. И он много страдает, оттого что терпит здесь многое фиаско. Но, вместо того чтобы отстать от бесполезного занятия, он делает «цацу» из своего страдания и своих неудач, воображая, что на нём Бог с Дьяволом спорит. На деле же он сам дьявол и разбойник, соперничающий с Отцом, на путях воплощения своих набожных представлений о благочестии и праведности, вместо того, чтобы дать Христу в нём воплотиться; и насилующий, подобно Прокрусту, свою душу и плоть. А христианин – не делатель: он пребывает в субботе с Отцом (почему и зовётся «Господин Субботы»). Его мысль не технологическая и не творческая: она – правовая; то есть это мысль о ближнем, его интересах и правах; и о заповедях, охраняющих эти интересы и права; которые есть драгоценность для верного, ибо это права и  интересы самого Христа, как и сказал о том Спаситель.
– Однако единая заповедь Христова есть заповедь любви. Кажется, здесь вовсе нет места уму. Может быть, христианская дисциплина это дисциплина чувства? Может быть, нужно культивировать в душе любовь? А закон – это всё еврейские дела…
– В истории европейского благочестия много найдётся попыток именно такого, чувственного и экстатического толкования единой заповеди; особенно среди дам это популярно. Также и ко Христу Иисусу приходили многие и просили, чтобы приобщил их к Отцу. Он же всегда спрашивал: исполняешь ли закон? И тому, кто готов был по видимости оставить всё и ходить с Ним, говорил: пойди прежде исполни закон. То есть Он не допускал бегства от закона в надзаконную сферу Любви. Не могли бы апостолы просить отца о Хлебе Надсущном, который есть Любовь Отца к человеку, если бы прежде не исполнили закона, в котором – образ Любви. Через образ пришли к существу. Как то и сказано о человеке в Генезисе: сначала сотворён по образу, а затем вдохнул Духа Живого.
Своим требованием исполнить прежде закон, Царь Иисус объявил «городу и миру» (urbi et orbi),  что нельзя прийти к нему иначе, нежели на путях исполнения закона; что не может быть беззаконной любви. Чем и подтвердил неотменимость ветхого завета: сохранение его в силе. Так что новый завет не отменяет, а развивает завет прежний. И все попытки лжепоследователей Христа Иисуса жить беззаконно: в наитии и любодеянии, – не имеют в Нём основания, и есть языческий оргиазм, пытающийся выдать себя за Любовь Божью.
Посуди сам: ведь не просто о любви сказал Иисус апостолам на прощанье; но сказал «любите, как я вас люблю, и как любит меня Отец мой небесный». То есть, фактически, сказал: любите, как боги любят. Разве ты бог, Манфи?
– Да, пока нет, как будто.
– То-то же! Посему познай, что значит «исполнить закон» и старайся исполнить.
– Положим, буду стараться. Но и до меня многие исполняли ревностно закон, а от гибели не спаслись. Также и Павел, апостол Духа, сказал, что «закон не спасает». Как с этим быть? Вот, фарисеи исполняли закон ревностно, так что Иисус ставил их в пример ученикам своим. Но тут же и обличал их в излишней щепетильности в отношении закона, и сам вольно обращался с предписаниями закона. Ведь именно благодаря этой вольности Христовой, – которой последовал и Павел в споре своём с Петром о предписаниях «шулхан-аруха», – многие христиане довольны тем, что они в своей религии свободны от утомительного священного закона, которым отягощены все так называемые «ритуалисты». А многие из них, напротив, ощущают недостаток и чрезмерную свободу, не позволяющую им выстроить внешнее «Я», и потому придумывают «законы святости»: всяческие правила  и обеты.
Так, где тут Путь? С одной стороны, закон не отменён, с другой стороны, в каких–то частях не обязателен, – как, например, в части обрезания. Для евреев – одно, для эллинов – другое. А что для нас, немцев? Закон отправляет к Любви, Любовь – обратно к закону. Как разобраться в этой диалектике?
– Не разберёшься, если будешь метаться от одного берега к другому. Диалектику снимает синтез. Если ты образованный немец, то должен был логику Гегеля усвоить.
Противоречие это не случайное. Оно указывает на то, что закон сам по себе не фетиш. Если бы можно было войти в Жизнь, просто следуя определённым предписанным траекториям, тогда человек исчерпывался бы умом, – как и думали некоторые философы, вслед за Анаксагором. Но человек больше ума: сказано о нём, что в неразумии он превосходит себя умного. Человек жив не в законе, а в союзе с Богом. И грех первых родителей состоит именно в разрушении союза с Господином. Заповедь и её исполнение существуют не сами по себе, а в осуществлении сказанного союза. Этот разрушенный союз нужно восстановить. И первое условие восстановления – исполнение закона. Если будешь сознавать, что не ради закона, как такового, а ради Господина творишь дела закона, то не будешь так скован буквой.
Исполнением ты покажешь, что вернулся к послушанию и почитаешь Хозяина Сада за господина. Через это из отлучника  делаешься слуга, или раб. Второй шаг – исполнение не только по форме, и не только из жалости к себе и желания вернуться, но с той мотивацией, которую указывает Господь, объясняя истину служения Ему. В частности, когда Он говорит верным своим: не те послужили мне, что курили мне и славословили, и кровь козлищ проливали, но те, кто ближнему оказали милость и справедливость. Обретя именно эту мотивацию в исполнении закона, ты выказываешь внимание к пожеланиям  Господина. И через то делаешься приятным ему (или приятелем). Когда же ты душу за Него отдашь, сделаешься друг. Как и сказал Господь: нет большего служения и большей любви, чем отдать душу за други своя.
– А сейчас я, выходит, не то что не друг и не приятель, но даже не слуга Ему?
– Увы, это так.
– И кто же я тогда?
– Индивидуально, ты просто тварь; деревянный или глиняный человечек, – как тебе угодно.
– Это что значит?
– Это значит что ты обладаешь только двумя природами: земнородной и тварной, или умной; и тебе не хватает третьего фюзиса – богородного. Без которого ты не человек, а только предложение стать человеком. Перстом Пилата Бог указал нам на человека: «се человек» – сказал Пилат на Суде, указывая на Христа Иисуса; в нем же три природы: земная, умная и божеская. А у тебя только две. И потому ты – Пиноккио, и станешь человеком не раньше, чем войдёшь в дверь, скрытую за завесой, на которой пища нарисована, и вкусишь настоящего Хлеба.
– А как мне пройти за завесу?
– Ты её даже не различишь, ибо нарисованное на ней принимаешь за реальность. И чтобы различить её нужно исполнить закон. Через это обретёшь зрение, подобно слепому Вартимею. И тогда увидишь людей «как деревья».
– А сейчас как вижу?
– Ну, наверное, как обезьян, одетых в платья.
– А что значит, как деревья?
– Потом поймёшь.
– Та-ак. Ну, хорошо. Вы сказали, что индивидуально я – Пиноккио. А социально кто я?
– Социально ты член толпы.
– А должен быть?
– Должен быть членом народа, в смысле демоса. Народ же образуют слуги Божии, вступившие с Богом в союз, заключившие договор с Ним на этот предмет. Только в составе народа Божия сможешь явиться на Суд. Заметь, что царь Иисус не птиц в облаках судит: он царь города Иерусалима. Потому, только будучи гражданином, можешь иметь право и привилегию быть судиму.
– И как же мне стать гражданином и членом народа?
– А как Моисей сделал евреев народом?  Дал им закон. Но не всякий, заметь, закон, а полученный от Бога. Вначале ведь он судил их сам, по своему произволу. И был, через то, не судьёй народа, а предводителем разбойников, которые обокрали своих соседей, египтян, и сбежали. Так и бродили бы по степи, и разбойничали, пока их не перебили бы, в конце концов. Но тесть Моисея, священник мадиамский, Иофор, вразумил его, сказав: не можешь судить сам, но заключи завет с Богом отцов твоих. И Он даст тебе закон, и станете народом.
     Иофор, в данном контексте, осуществил свою роль старшего в семье, духовного наставника; и через это выступил для Моисея представителем Бога.
     Потому и ты станешь гражданином и членом народа только через приобщение к обществу тех, кто имеет закон от Бога, и исполняет этот закон в рамках договора с Богом, уповая на Него и обещание Его – суда правого и милостивого, и жизни вечной.
– Надеюсь, вы мне не предлагаете, мастер, надеть вериги и соблюдать посты, молитвы и праздники? Эта компания мне не симпатична и, мнится, наследует больше фарисеям, чем Иисусу.
– Хотя суждение твоё о видимой церкви нахожу поверхностным, но: нет, не предлагаю.
– Где же  тогда найти мне моего Иофора, священника мадиамского, и к какому обществу пристать?
– В нашем всемирном граде, к счастью, живёт общество наследников  слуг Христовых, которые вышли из рабства теократии, абсолютизма, и произвола тиранов. Но не стали разбойниками, как многие другие, ложно употребившие свободу. Они прислушались к отцам, верным Христу, и приняли от них закон, укоренённый в Суде Христовом. А именно, конституцию, в которой Любовь Отца, человечество Бога и божественность человека выражены в абсолютном приоритете прав и свобод человека перед лицом всякого фараона и его строек. И во главе этих прав и свобод поставлены право и свобода исповедания Христа, как живого Царя и Сына. Ровно так же, как Моисей, испрашивая у фараона свободу народу своему, указывал, прежде всего, на нужду поклониться богу своему и принести ему жертвы. Эти отцы, известные в истории Нового Времени, как отцы либеральной конституционной демократии, как раз и выступили в роли священника Иофора; и отвратили последователей своих от разврата революционного беззакония, соблазн которого неизбежно возникает при эмансипации, или выхождении из под патерналистской власти семьи, сиротского приюта или работного дома. Этого соблазна не выдержали многие христианские нации. В том числе и германская, и российская, – которая теперь, пройдя через многие казни, всё же возвращается в активной части своей от разбойного произвола к закону, полученному от Бога Отца через Сына, – по примеру братьев своих, европейских народов.
    Вот твой Иофор, и твой закон. Нужно исполнять его, и блюсти чистоту его, как от фараона и слуг его, которые хотят подчинить личность строительству державных пирамид, так и от вождей разбойничьих шаек, которые хотят жить беззаконно, по своим прихотям, понятиям и представлениям. Ясно тебе?
– Ясно. Но…
– Что «но»?
– Не вижу, где тут религия. Ведь это светский закон. Как же он может спасать, если священный не спасает?
– C’est la vie, или, говоря пространно, так устроен, оказывается, человеческий космос, по промыслу Божию, что священный закон не спасает, а светский спасает, – хотя думали иначе.
– Но, в истории разве священный закон не предшествует светскому?
– Предшествует. Но и Исав предшествует Иакову, однако первородство отдано Иакову. Так и здесь. Думали, что священный  закон главный, но оказалось, что он служебен по отношению к закону светскому.
Заметь, в законе Моисеевом две части: сакральная и светская. В сакральной – устройство скинии, алтаря, порядок жертвоприношений, одеяния священников и прочее в том же ключе. Казалось бы – самое важное; ведь сказал Бог: прежде всего возлюби Бога своего, иным богам не поклоняйся. Однако, как толковать эти слова? Принесение жертв первинами и испрашивание оракулов – это, очевидно, Божье; поэтому обставим это с наибольшей торжественностью, пусть внушает…! Но и Исав  вышел первым под звон тимпанов, однако державший его за пятку оказался впереди.
Да, это так таинственно и важно: «урим и туммим»; воскурения, песнопения, златые хоромы, златотканые одеяния и т.д.. А что там, во второй части закона? Так пустяки: огороди яму; огороди крышу; охраняй гостя; возмести вред; помоги попавшему в разбойники; не клевещи; не лжесвидетельствуй; в мести не будь чрезмерен: не требуй большего, чем сам потерял: за око бери око, за зуб – зуб, но не больше; давай отдых земле; не мучай скотину; дай бедному собрать крохи со стола твоего; и так далее, в том же ключе. Всё это, конечно, тоже от Бога, но не так важно. Согрешишь против ближнего: ну, ничего, купишь птичку, зарежешь на алтаре, или левиту денежку дашь, вот и исправил всё. И перекос этот в пользу сакрального так далеко зашёл, что ударились все в святость и набожность, правами же и нуждами ближнего пренебрегли.
И пришёл Исайя пророк, и сказал от имени Бога, прообразуя сказанное затем Христом: ненавистны мне, Израиль, всесожжения и праздники твои; любви хочу, а не жертвы. Пришёл затем Царь небесный и сказал: священное потом, сначала окажите милость и справедливость ближним своим. А иначе, чистое ваше – грязь в глазах Бога; и праведное ваше – мерзость пред лицом Господа истинного. И так оказалось, что светский закон, окормляющий повседневные отношения между рабами Божьими, важнее священного закона, который сам по себе ничто, если не служит исполнению закона светского. Так установил Царь, которому мы служим, и подтвердил обещанием, рисуя картину будущего Суда: когда пришли к нему верные его, которые много курили ему и славословили, и под этим предлогом на шее у ближних сидели; и сказал – не знаю вас. И пришли робко те, кто за заботами и трудами забывали свечку поставить пред образом, и сказали: прости нас, не служили мы тебе вовсе. Он же сказал: напротив, когда милость и справедливость ближнему оказывали – Мне оказывали; заходите в обитель Мою, садитесь за стол Мой, вкушайте Хлеб жизни. Так-то вот.
– Понятно. И всё же Бог впереди всего. Ведь и здесь главное – Служение. Спор идёт лишь о форме и способе такового. Разве не так?
– Может быть и так. Однако же, Истина (ЙАХВЕ) воплотилась, и оказалась – Человек. Следовательно, все прочие «воплощения» Истины, как то: храм, алтарь, обряд, священство и проч.; теперь вмещены в человека. Об этом сказал Иисус, говоря: разрушу храм и в три дня построю. Разумел храм сердца человеческого. В котором Любовь Отца к людям имеет место и время, сиречь бытие.
Да, священство и священное по-прежнему впереди. Но они ушли из мира вещей, противопоставленных человеку и довлеющих над ним. Они теперь – в самом человеке. И верховенство их, а с ними – Бога, выражается теперь в преобладании сакральных предметов над человеком, а в том, что билль о правах человека и гражданина открывается правом на свободное исповедание Бога, то есть правом на священство. Каковое право безусловно вытекает из возможности общения каждого человека с воскресшим Сыном, единым с Отцом. То есть, священное стало головной статьёй светского закона, охраняющего личность от посягательства хищных вещей. Через это восстановлено изначальное богородство человека. И восстановлен изначальный (до Адамова греха) вселенский порядок, или Космос. А человек обрёл своё истинное достоинство Сына Божия.
Это достоинство не хотят признать дети дьявола, нечестные «сторожа виноградника»,  которые захватили не принадлежащее им и не пускают в сад наследника. Таковы те священники, которые хотят сохранить власть священных вещей над личностью, и вместе с этим – свою власть и положение, как сторожей этих вещей. Вот так обстоят дела, друг Манфред.
– Что ж, теперь мне ясно. Но хочу всё же узнать…. Пусть вся эта объективная сфера сакрального служебна по отношению к светскому порядку, окормляемому правами личности. Но всё-таки важна ли, и нужна ли эта область сакрального – все эти храмы, обряды, священство, монахи и прочее достояние ортодоксальной церкви, или вовсе нет, – и всё это лишь уродливый нарост на древе жизни?
– Ты знаешь, я не католик: не имею детского опыта храма и мессы как посредников между дольним и горним души. Но, думаю, такое посредничество уместно. Оно, должно быть, служит воспитанию чувств, ума и воли, в плане присутствия горнего в земном мире, в плане почтительности к этому горнему, в плане очищения души от сует мирских, в плане формирования воли к добру и в плане знания священного предания, сообщаемого в фигурах и речах служения, в архитектонике и убранстве храма.
И, тем не менее, служение в храме есть только у священника, а у прихожанина в храме – только образ служения; истинное же его служение – в миру. Не зря же храм являет собой образ мироздания: показывает его истинное и тайное для внешних чувств и ума устройство. Это подобно тому, как в школе гражданское служение есть только у учителя, ученик же учится, чтобы полученное в школе применить за её стенами. Так и прихожанин – полученное в храме знание и образование, и настрой душевный должен осуществить в миру, исполняя единую заповедь Христову об осуществлении Любви Божьей к человекам в своей личной жизни.
На этом, пожалуй, всё. Хватит с тебя на сегодня. Прощай.
–  До свидания, Мастер.               

Конец беседы.