Казнь Литии Евы, которая не побоялась бросить вызов самому великому тирану в истории человечества, подмявшего под себя и демократические и религиозные принципы, была неминуема. Своим неслыханным поступком она вызвала споры в Коалиции, бунты среди инженеров и протестные социсследования среди операторов. Казнь должна была состояться в среду.
Мартина с маленьким Кройксом нашли сразу же после инцендента, Всевидящее Око легко выдало их местоположение. Отпираться было бесполезно.
- Это Вы, капитан шхуны «Чайка» Тихоокеанского пароходства, Мартин Адам? – обратились к нему с порога полиционеры, в руках которых была картонка с изображением креста, диктофон, пистолеты и еще десятка два разных по функциям вещей – на все случаи жизни, – Клянитесь на этом кресте и говорите только правду! Вы были сожителем Литии Евы?
- Вообще-то, я ее муж, - пытаясь хоть как-то сохранить лицо, сказал Мартин.
- Тупица, почему ты до сих пор не включил диктофон? – двинул толстый полиционер, по-видимому, главный из них своему подчиненному, а потом со строгим выражением лица вновь обратился к задержанному, - Это, как говорится, Вас не оправдывает. Мы – моральная полиция. Мы говорим Вам – Вы понесете наказание за то, что вы, морской офицер, пригрели в наших доблестных морских бастионах эту гадюку, лгунью и развратницу.
- Правда? Не замечал… А мне она казалась даже слишком правильной. Но молчу-молчу, вам-то, с неба лучше знать, – не скрывая своего сарказма, почти впрямую издеваясь, спокойно сказал Март, про себя только и думая – КАК СПАСТИ КРОЙКСА?
- Он издевается над нами! – заверещал старший полиционер с пузиком и усами.
- Ну что Вы, ребята, все нормально. Может быть, пока я был в рубке она тайно изменяла мне со своими книгами? – он уже не боялся их. Умирать, так с музыкой.
- Он не в себе! – отозвался младший по званию.
- А это что? – гневно спросил старший, как будто увидел мышь в углу.
- Это, ребята,… ребенок. Одной моей знакомой… - не нашел ничего лучшего сказать для объяснения находки Март.
- Какой еще знакомой? Как ее зовут?
- Мисери Корд. Она заболела и попросила, чтобы мы с Лит присмотрели за ним, - Мальчик молчал, он рано все понимал, – он тихий и нам не мешал. Решили, пусть немного побудет с нами.
- Ребенок похож на вас… - находчиво отметил старший пухлый полиционер.
- Ну, как вам сказать… Мисери Корд то же говорила об этом… Все возможно, – мастерски намекнув на свое темное матросское прошлое, не без артистизма разыграл их Март.
- Он просто изменял этой писаке с Мисери Корд – вот точно я вам говорю! Я этого ухаря раскусил! – почувствовав себя героем оттого, что раскрыл это невероятное дело, проговорил его подчиненный, густо покраснев при этом. Нашел изъян, унизил этого красивого, сильного и находчивого, настоящего капитана, при том при сем – мужа самой Литии Евы!
- Мужики, я ничего не знаю. Портовая девчонка просто хотела замуж. Ну а я тут рядом тусовался в порту Окленда, разгружал «Чайку», а тут она тоже подошла, ну то да се… Обычное дело. А потом, как в Окленд пришли через год, мне вот это чудо принесла и отдала, говорит – твой! Может, переправите его мамаше, жалко же мальчонку.
- Может, правда, отдадим его матери, ребенок-то не виноват! – вступился вдруг младший, - С кем не бывает, шеф!?
- Не, он что-то темнит. Берем их вместе. В предварительном заключении дознаемся, кто там что делал, и чей все-таки ребенок.
Мартин за всю свою жизнь не переживал и не размышлял с таким напряжением. За те, несколько дней до казни Литии, с которой он в своем сердце попрощался еще тогда, у нее дома, он думал только об одном – что может спасти Кройкса. Думал только о сыне.
Его ребята, моряки, также попали под расследование. Но суд их оправдал. Они не знали и не видели ничего криминального в спокойной и тихой нянечке старенького капитана Джеймса. Джек даже сказал, что понятия не имел, что Лития когда-то что-то писала. «Что вы, это была прекрасная девушка, возлюбленная нашего капитана Марта. Она была для нас, как сестра!» - ни один из них не проговорился, что у Мартина и Литии на корабле родился сын.
Однако, тайные полиционеры в каких-то трущобах все-таки нашли живого свидетеля рождения Кройкса от Литии – бабку повитуху. Она отчаянно упиралась от всего содеянного. Но при первой же пытке «царской водкой»* во всем чистосердечно призналась. Кажется, что если бы это было и неправдой, то старушка все равно бы откровенно бы засвидетельствовала это событие в жизни семьи.
Мартин был повержен. Но его мозг начал думать еще более интенсивно. «Март, не узнаю тебя! Не может быть, чтобы ты ничего не придумал!» - уговаривал он себя и стыдил. Решения не приходило. Отчаяние от думы: «Если так все заканчивается, зачем тогда рождался наш ребенок? Чтобы пасть жертвой искренних творений своих родителей? Что он, в конце концов, сделал – родился от «ненормальной» матушки, для которой не существует своего здорового дитя, покуда существует весь остальной больной мир? Ну что ж теперь? Он-то не знал, от кого рождается!» - все это было несовершенно, вряд ли могло помочь…
Мартин не знал, что его история об якобы произошедшей связи с Мисери Корд облетела уже все каналы Интердизайнера. Даже ежеквартальная «Трансмировая газета» выпустила спецвыпуск об этой сенсации, естественно, умолчав о предстоящей казни. Саму Мисери «вымыли и расчесали», привели на передачу в стиле паршивейших ток-шоу по названием «Их нравы». И хотя она не сказала ничего, подсознательно чувствуя, что Марту и Литии угрожает опасность, дикторы и ведущие Интердизайнера рассказали все за нее.
- Этот человек, сообщник Литии, был маниаком, так ведь? – и тут же перебивая, только что хотевшую сказать нечто обратное светловолосую простушку Мисери Корд, ответил на свой же вопрос, – Это подтверждает лицо вот этой несчастной жертвы этого жестокого преступника!
- Говорят, что Лития Ева тоже подходила к вам с непристойными предложениями? – домогался журналист.
- Это неправда, – четко сказал Мисери, – Мы даже не были знакомы.
- Ничего, господа зрители. Это только часть айсберга, которая скрывается под личиной Литии Евы и ее несчастного сожителя, который пал ее жертвой, Мартина Адама. Ждите продолжение расследования ровно через неделю.
Но программы подобного рода, которые решительно сокрушали все то доброе, что Лития и Мартин успели сделать в своей жизни, выходили ежедневно. Народ озверел от лжи и возненавидел Интердизайнер. Люди не верили ему, по всей стране прошли акции инженеров в защиту писательницы.
Даже Мамон был поставлен в неловкое положение в данной ситуации. В своей жестокости он зашел в тупик. Это не смотря на непрекращающийся шквал грязи, в который попал не только Март, ее ребенок, Мисери Корд, но и отец Литии, Ирмос, лишившийся работы и жилья.
В общем, народ-то не обманешь. «Отца сгноим в тюрьме. Мужа - на принудительные работы на урановый рудник… Придется отпустить ребенка… Народ не поймет его уничтожения. Скажет, что я тиран…» - вот так подумал Мамон-IV, уже тогда лысеющий человечек со скверным цветом лица.
Перед публичной казнью он выступил так:
- Дорогие вы наши народные массы! Инженеры и операторы, чиновники и рабкласс, девочки и мальчики! Я удручен тем, что сегодня мне, Главе Северо-Западного государства приходится исполнить свой долг перед справедливостью. Сегодня будет исполнен приговор от 4 февраля 2175 года о казни Литии Евы, писательницы, чья судьба могла бы быть совершенно другой. Я готов представить вам 100 томов доказательств вины Литии Евы в преступлениях, причина которым ее крайняя гордыня. Наши молитвы за ее душу слышит Господь! Мы говорили ей: приди дитя в светлый очаг настоящей культуры – в наш Великий театр – и встреться с нами. И что это дитя натворило? Оно надругалось над нашими светлыми читательскими чувствами. Оно извергло из себя кровавый язык. Я не знаю и знать не хочу, что это значило в древности. Но знаю, что такое прощать нельзя! – распыхтелся отец народов.
- Убей ее! Убей ее! – кричали накаченные литрами сгущенки и хорошо оплаченные ею же представители голодного рабкласса.
- Суд в моем лице и лице нашей справедливой Коалиции постановил: отца Литии Евы, Ирмоса Адама освободить от занимаемой должности; ее сожителя, бывшего капитана шхуны «Чайка» Тихоокеанского пароходства, Мартина Адама – приговорить к 25 годам принудительных работ в исправительном лагере города Уранска; незаконного, «запрещенного» отпрыска мадам Литии, Кройкса - наше правосудие жалеет! Он поступит в школу-интернат закрытого типа для детей «запрещенных» и преступников; Литию Еву Суд приговаривает к смертной казни через «очищающий огонь». Привести приговор в исполнение! – закончил свою речь маленький невидный человечек с блестящей лысиной.
- Я ее муж, идиоты! - были последние слова Марта, которые услышала Лития.
- МА-МО-ЧКА! - заплакал ее осунувшийся неухоженный мальчик, который пока еще стоял вместе с отцом.
Лития сохраняла молчание не потому, что ей нечего было сказать своим родным и далеким людям, а потому, что больше не могла говорить. Ее едва спасали от потери крови незаживающей раны, которая обратилась бы летальным исходом, если бы не старания медиков Коалиции. Мамон не давал человеку умирать от собственного поступка, желая оставить последнее слово за собой. Вот и сейчас он победил. Конечно же, на время, на тринадцать лет, но все ж таки победил.
Пока Литию привязывали к столбу, с теми, кто был свободен только от внешних пут, но связан по рукам и ногам путами внутренними, она разговаривала своими морскими глазами. Бездна тоски выразилась в синих, загрязненных прожитыми испытаниями глубинах. Она опять боялась не выдержать и заплакать. Но когда пламя факела прикоснулось к соломенному снопу, которым она была окружена, вдруг на несколько минут ее пронзила радость и благодать. Огонь быстро поглощал высохшую траву, с которой навсегда соединилось ее тело. «Как же я всех вас люблю, Господи!» - ее глаза смотрели вверх.
В этот момент ее лицо казалось таким красивым, озаренным каким-то счастьем и истиной, бесстрашием, потому что все самое страшное в ее существовании было здесь, на земле. Ушел страх за свою жизнь и жизни своих близких, ушли все сомнения и утраты. Она добивалась этой смерти всей своей жизнью. Она получила эту смерть, благодаря которой теперь кричала в своей душе: СПАСИБО, ГОСПОДИ!
Ее лицо исказила/преобразила гримаса/лик смерти/а, может быть, все-таки, вечной жизни?
Людям, опьяненным опротивевшим зельем, казалось, что Лития плакала. И только ее муж, сын и палач чувствовали, что она смеется.
Именно это чувство и запомнил Кройкс, которого оттащили в тот момент от закрывавшего ему глаза отца.
Мальчик больше никогда не видел ни отца, ни мать.
- Я бы никогда не сдался! – вдруг с горячностью и досадой на мать воскликнул юноша, - Я бы никогда не сдался! – повторил он по-мальчишески уверенно в своих словах. Но Надэль поверила ему по-настоящему. Она знала: «Он не сдастся. Никогда не сдастся!»