Правительство Туркмении распорядилось построить в районе города Казанджик молочный завод. Это было начало восьмидесятых годов. Немногим ранее в СССР стали строить укрупненные животноводческие фермы. Где-то в том регионе была построена или строилась такая ферма. Поэтому появилась необходимость в строительстве молочного завода. Рядом с проектируемым объектом находилась воинская часть связи. У них были подземные хранилища боеприпасов.
В связи с тем, что территория проектируемого завода находилась на грунтах, имеющих просадочные свойства, то перед застройкой необходимо провести мероприятия по ликвидации этих свойств. Если построить здание на этом грунте так, как есть, грунт через некоторое время даст просадку и стены здания сначала потрескаются, затем оно разрушится. То есть необходимо осуществить эту просадку грунта заранее, искусственным путем. Такие мероприятия проводятся многими методами, в том числе и с помощью взрывной технологии. Вот этого и боялись руководители воинской части. Мы взорвем, а у них мол, от встряски взорвутся боеприпасы.
Идея просадки взрывной технологии принадлежала киевскому институту геофизики земли. Проект молочного завода разработали в проектном институте из Москвы. Взрывать предстояло нам. Строить министерству строительства. Заинтересованные лица – военные. И вот собрались мы все вместе, представители упомянутых организаций в Ашхабаде, в министерстве строительства. Обсудили общие вопросы. А дальше, что? Нужно ехать на объект в город Казанджик за триста километров. Поехали на трех автомашинах. Военные в Уазике, проектировщики-москвичи со строителями в Волге и мы с киевлянами в Жигули. Среди проектировщиков были две женщины. Руководил всей этой операцией один полковник. Он был руководителем всей службы связи военного округа. Большая величина. У них с собой была провизия и водка. Они часто останавливались и выпивали. Мы в это время их ожидали. Затем кортеж двигался дальше. Мы даже из машин не выходили. По пути нам предстояло заехать на подземное озеро. Это великолепный туристический комплекс под землей на глубине сто двадцать метров. Пещера, в которой есть озеро с присутствием в воде сероводорода. Конечно, в пещеру мы не спускались, но там есть кафе, в котором военные заранее заказали хороший обед.
Вот в этом кафе рядом с пещерой мы обедали. У связистов везде есть свои подразделения. Местное руководство подсуетилось. Было мясо из архара. Были и сопутствующие продукты питания и напитки. Военные в этой командировке как бы отвязались от привязи и расслабились в полную силу. Обед проходил в духе застолья. Выпивали, закусывали, произносили тосты и опять пили и ели. После обеда ехали еще медленнее. Военные опять были впереди. Однажды во время движения полковнику, который был уже никакой, захотелось в туалет по легкому. УАЗ остановился. За ними остановилась Волга, в которой были две женщины. А мы в Жигулях были замыкающими, тоже остановились. Никто из нас не знал о причине остановки. Думали, опять выпить хотят. Солдат-водитель с помощью младшего офицера вывели полковника к заднему борту автомашины. Полковник был настолько пьян, что самостоятельно ничего делать не мог.
Водитель Волги, разгадав маневры военных, вышел из машины, поднял капот и занялся осмотром двигателя. Поднятым капотом он закрыл обзор своим пассажирам. Он не хотел, чтобы женщины, находившиеся в его автомашине, смущались тем, что происходило дальше. Солдат расстегнул полковнику ширинку, вытащил необходимый орган и фиксировал его своими пальцами, чтобы он не возвратился обратно в брюки во время процесса и не наделал беды, пока полковник не закончил мероприятие. Полковник стоял, прислонившись лбом к брезенту автомашины, и держался руками за лямки брезента. Тело его прогибалось то вперед, то назад в том месте, где должна быть талия. Ноги в коленях поочередно пытались подломиться как на подвижных шарнирах, вынуждая помощников прилагать неимоверные физические усилия для поддержания человека в вертикальном положении. Они пытались контролировать каждый такой прогиб в талии и коленях и не позволяли телу сложиться вдвое, или растянуться во весь рост на асфальте. Затем все успешно завершилось, и солдат вернул орган и брюки полковника в первоначальное состояние. Они вместе с офицером отвели начальника на свое место. Можно было продолжать движение. Мне в те годы, не так давно демобилизовавшемуся из рядов Советской армии, было больно смотреть на эту картину, несмотря на то, что это был цирк, и все мы смеялись. Такого я никогда не видел за три года службы. Этому причина то, что полковник долго не был, как говорят, в свободном полете. Все время находился на виду у своего начальства, многочисленных подчиненных, просто жителей военного городка. А тут вырвался на свободу. Рядом нет никого, кто бы мог помешать ему расслабиться. Мы не в счет. Нас мало. Вот он и загудел. Не рассчитал свои силы.
Очень некрасиво. До сих пор, когда вспоминаю эту картину, становится немного брезгливо. В беседах с другим военным руководителем, подполковником, одним из свиты сопровождения, я услышал интересные рассуждения о службе, начальстве и об армии вообще. Мне было приятно осознавать, что среди самих военных есть люди грамотные и умные, что они самокритично относятся к действительности. Он был человек с юмором и рассказал мне такую притчу. В армии существует много законов, писаных и не писаных, которые нужно неуклонно соблюдать. Есть практические и теоретические выводы из пройденных жизненных ситуаций. Но, есть просто поговорки, анекдоты и притчи, высмеивающие тупость отдельных руководителей. Все мы знаем анекдот про то, как прапорщик давал солдатам задание по уборке территории. У него спросили, откуда начинать и где закончить. Он ответил: «От рассвета и до забора». Вот и этот подполковник рассказал мне армейскую притчу. Вот она.
«Долгие годы в штабе армии изучали воздействие лома на обрабатываемые предметы. Что такое лом? Это обыкновенный ручной металлический инструмент для разрыхления твердого земляного грунта. Мы не знаем, сколько солдат помахало этим инструментом на строительных площадках, начиная от Байкало-Амурской Магистрали и кончая генеральской дачей.
Методом проб и ошибок, теоретических выкладок, и на основе многолетних проведенных практических экспериментов в отношении лома был выведен основополагающий закон. Вот как он звучит: «Лом, опущенный в воду, тонет точно так же, как и связка ломов, опущенная в воду». Это железная логика. Доказательство является незыблемым, как воинский Устав. Но, военные на этой теоретической выкладке, на этом достижении высшего разума не остановились. Они пошли дальше и вывели доказательство обратного характера, позволившее сделать им огромный скачок вперед. Это доказательство выражается так: «Связка ломов, опущенная в воду, тонет точно так же, как и отдельно взятый лом». Это венец усилий всего командного, политического и ученого состава штаба армии».
В этой притче весь смысл отношения военных кадров к своей службе, руководству, порядку, установленному в воинских частях. Недаром ведь еще во времена моего пребывания в армии, существовал незыблемый неписаный закон военных: «В армии думать не надо. Здесь нужно руководствоваться принципом: круглое – кати, квадратное – кантуй». Философский вывод. Это говорит о многом.
Рано или поздно, но мы приехали в конечную точку следования – войсковую часть. Ходили по поземным хранилищам. Под землей в нишах и на полу в прекрасных условиях хранились взрывчатые вещества, какие-то снаряды и средства взрывания. Я сделал для себя открытие. У них такие же средства взрывания, как и у нас, на гражданских предприятиях. Только называются по-другому. Например, у нас взрывная машинка КПМ-1, а у них подрывная машинка КПМ-1. У нас взрывные работы, а у них подрывные и так далее. Вот и все отличие. Ничего там опасного не было, просто военным хотелось о себе громко заявить, что вот они тоже существуют. Что они такие важные. И малейшие движения рядом с их территорией не остаются не замеченными. Но это мое личное мнение, возможно, я не прав. Всё же мероприятия по безопасности были нами разработаны, в том числе предусмотрено устройство траншеи между подземными хранилищами и строящимся объектом. Эта траншея должна гасить колебания грунтов при взрывании зарядов.
Еще помнится, когда мы пришли в офицерскую столовую, один из военных – майор, предлагая выпить, сказал:
- Ну, что, поговорим по-английски?
- Я не понимаю по-английски, - ответил я, на что он сказал:
- Это поймешь, вот слушай, - и скороговоркой выдал:
- Давай-наливай-выпьем. – Вот это и была «английская речь». Действительно, когда эти слова быстро произносишь без остановки, то в этом что-то есть. Налили, выпили и тогда я ему тоже рассказал о схожести украинского и французского языков. Существует целый рассказ, но я помнил только один эпизод. Вот он. Приходит покупатель в киевский гастроном и спрашивает:
- Ковбаса е-е? – и слышит такой же мягкий протяжный и вежливый ответ:
- Вжэ нэма-а. – Ну чем не французская речь? Не забывайте, что события происходят в восьмидесятые годы двадцатого века, когда в магазинах уже были перебои с продуктами.
Вот такая получилась командировка, которую хочется назвать совсем иначе – занятной прогулкой, достойной мужчин.