Остановившись в небольшом сквере, Джереми получил возможность передохнуть после тяжелого дня. Сентябрьский Чикаго, с его безоблачным небом и бекрайними равнинами, казался Лартеру слишком прохладным негостеприимным, по сравнению с Бостоном. Присев на скамейке, он закурил трубку.
В Бостоне, через несколько дней, его возвращения ожидали жена и дочь. Дженнифер была довольна финансовыми успехами Джереми, но сейчас он едва ли желал разделить с ней эту радость. Когда он был игроком, занимавшим свою часть поля, а теперь он превратился в тень…в тень Лукаса Дженовезе. Сейчас ему казалось, словно кто-то заставил его играть чужую роль, чуждую и непонятную. Где-то, позади, осталась его свобода и безопасность семьи. Теперь же поводок был слишком коротким. Лишь частые поездки в Чикаго давали Джереми возможность иногда чувствовать себя свободным.
«Город Ветров» сейчас казался безветренным и безоблачным. Невероятно прозрачное, светло-голубое небо напоминало огромный стеклянный купол, подобный тому, под которым ныне оказался Джереми.
Заняв край длинной скамейки, Джереми и не заметил, как рядом с ним села девочка-подросток. На вид ей было не более семнадцати лет. Голубоглазая, со светло-каштановыми волосами, одетая в теплый свитер и клетчатую юбку, она чем-то напомнила Лартеру его младшую сестру, ныне живущую в Лондоне, с которой он так долго не виделся. Девочка не обратила никакого внимания на сидящего рядом мужчину – она была увлечена содержимым большой картонной коробки, лежащей у неё на коленях. Из коробки выглядывали щенки ретривера, рожденные, видимо, не более недели назад. Лартер с интересом разглядывал щенков, пока девочка, обернувшись, не прервала молчание.
- Не правда ли, они милые? – с улыбкой произнесла его соседка по скамейке.
- Когда-то, в детстве, я мечтал о таких же, - усмехнулся Джереми.
- Их, все равно, нужно будет кому-то отдать, - девочка протянула своему собеседнику одного из щенков. – Это – подарок, - улыбнувшись, добавила она.
Благодарно кивнув, Джереми взял щенка. Посидев еще несколько минут, девочка ушла, и теперь он, спрятав щенка под ткань плаща, снова остался наедине со своими мыслями. Погрузившись в мысли о грядущем, теперь он мог задуматься над тем, что ожидает его вместе с Дженнифер и Кэтрин, в случае, если он останется верным Лукасу. Сейчас будущее ему казалось более притягательным, хотя и все еще достаточно темным.
*********************************
Еще с детства Маркус привык к тренировкам на свежем воздухе. Последние годы он делал упор на упражнения с оружием. Разложив на полу смотровой площадки покрывало, на котором лежали ножи, кинжалы, несколько коротких мечей и небольшая булава, он, обнажившись по пояс, отрабатывал новые удары и приемы, встречая здесь рассвет. В детстве, под руководством отца его матери, упражнения начинались с занятий с обычной длинной палкой, но со временем эти тренировки становились все более и более интенсивными и плодотворными. Когда Като закончил упражнения с охотничьим ножом, убедившись, что до рассвета еще не менее двадцати минут, он отправился в ванную.
Промыв глаза, от попавшего в них пота, он внимательно посмотрел в зеркало. Как и раннее, он пытался увидеть в этом лице и во взгляде нечто новое, все еще загадочное для него самого. Когда-то дедушка научил его, что для человек нет врага хуже, чем демон, живущий в глубинах собственного сознания. Демон, порождающий сомнения, уныние, подталкивающий на опрометивые поступки и сбивающий с верного пути. Сейчас, в зеркале в ванной, Маркус пытался рассмотреть некогда, казалось бы, умершую душу. Он пытался рассмотреть того романтичного юношу, живущего в своих грезах, которого, когда-то, с жестокостью убили зависть, ненависть и ложь. Сейчас он снова убедился, что этот юноша жив – он лишь разделил свое сущствование с еще одним Маркусом Като: жестоким, смелым, решительным, циничным, безумным, подозрительным и безрассудно благородным. Они не слились воедино, а лишь ужились, пускай и после множества попыток, вместе. Сейчас в одном сердце уживались любовь и ненависть, мягкость и сила духа, жестокость и снисходительность.
Вернувшись на смотровую площадку, Маркус мог рассмотреть, как краснеет предрассветное небо. Здесь, в прохладе сентябрьского утра, чувствуя, как дрожь проходит через тело, он мог очистить свой разум скверны. Далеко на горизонте, за бедными кварталами Северного Бруклина и Брайтон-Бич, поднимался красный шар, знаменуя начало нового дня. С тех пор, как он привык к короткому сну, едва ли длящемуся несколько часов, он полюбил последние часы ночи и момент рассвета. Солнце уже было достаточно высоко, когда он бросил свой взгляд в сторону зала – в дверях стояла Паола, видимо, наблюдавшая за ним всё это время.
- Мама еще спит? – спросила падчерица.
- Да, мама еще спит, - ответил он, вспомнив, что вчера Джованна весь день, вместе с редакторами, работала над содержимым нового номера её журнала.
Подозвав к себе падчерицу, Лукас посадил её к себе на плечи, откуда Паола могла обозревать вид утренней Ист-Ривер и тянувшихся вдоль неё кварталов Манхэттена. Воздух сейчас казался удивительно прозрачным, и со смотровой площадки можно было рассмотреть пригороды, расположенные на Лонг-Айленде и берег океана. Небоскребы Южного Манхэттена прятали, от их глаз, вход в бухту, но уже сейчас к выходу в океан спешили немногочисленные небольшие суда, способные проходить по узкой Ист-Ривер.
Паола еще хотела спать и сонно вытирала глаза. Недавно она очень обрадовалась, узнав, что у нее будет младший брат. Не меньшей была и радость самого Маркуса, знавшего, что скоро на свет появится точная его копия, которой ему так не хватало в этом мире. Он отдавал свой разум мечтам о том, чтобы его сыновья и дочери унаследовали черты того Маркуса Като, которого он знал в минут любви и радости, упеха и прогресса.
Пока что он знал только одного, достаточно похожего на него человека – Мигеля Массиньи, с прошлым которого его столкнула лишь случайность. Зная, что пока этот человек только успел слезть с крючка проходимцев, которым сам же доверил свою судьбу, Като выжидал.
Паола снова отвлекла Маркуса от раздумий, вернув в ту реальность, где его окружали любящие жена и падчерица, в реальность, где он ждал рождения сына. В этой реальности жил тот Маркус Като, которого так любила Джованна. Но, бок о бок с ним, жил иной Маркус Като – жестокий и расчетливый мастер темных дел, знаток самых грязных потемок мира и человеческих душ.
**********************************
Два с половиной месяца бесплодных поисков – так тянулись дни и недели Мигеля. Узнав, что Эруан Фау никогда не принадлежал семье Галан, он попытался найти хотя бы одного человека в Бретани с фамилией «Галан», но всё это был тщетно. В Бретани он нашел лишь несколько десятков девушек с именем «Фабьенн», но они едва имели отношений, к той Фабьенн, которую он искал. Бесплодными были и поиски среди студентов Сорбонны – проверив контингент этого университета, он занялся стундетами других университетов Парижа и Бреатани. Время шло, а поиски становились все более и более бесплодными.
Теперь ему было известно, что Хорхе, Теодор и Жозеф попали в официальные списки пропавших без вести. В тот день, пятого июля, когда Мигель увидел колонну грузовиков, въезжающих в Оран, в городе погибли сотни людей, а еще тысячи были признаны пропавшими без вести. Жена Хорхе, Вероник, уехала в Дижон, и Массиньи стоило немалых трудов найти её там. Она вручила ему несколько толстых тетрадей, в которых хранились списки квартирантов, составленные Ортегой, но и здесь не было Фабьенн.
Мигелю удалось узать и о том, что Лоренцо, некогда бывший промежуточным звеном между Массиньи и богатыми заказчиками, был убит какими-то головорезами еще после того, как его приятель покинул Бостон. Дженовезе и его товарищи уже давно успели забыть об исполнителе, в услугах которого они нуждались, и от присутствия которого они столь желали избавиться.
Купив ту квартиру, которую он, в июне, присматривал для себя и Фабьенн, Мигель постепенно начал забывать о девушке, появившейся в его жизни, словно фантом, и столь же неожиданно исчезнувшей, оставив о себе незабываемые, хотя и обозримые, словно в тумане, воспоминания.
Выполнив последний заказ одного из скупщиков антиквариата, плохо рабиравшегося в цепочках посредников, но бывшего достаточно щедрым клиентом, Мигель собирался отправиться в очередную прогулку по Парижу. Он был застигнут телефонным звонком.
- .Шарль? – инстинктивно спросил Массиньи, сняв трубку.
- Мигель Массиньи? – добродушно усмехнувшись, переспросил, на английском, с заметным лондонским акцентом, его собеседник.
- С кем имею честь говорить? – он пытался угадать в голосе собеседника кого-то из своих былых партнеров из Лондона.
- Мне жаль, но я тебе вряд ли знаком. Называй меня, просто – Маркус… - после небольшой паузы собеседник Массиньи продолжил. – Я знаю, что последние несколько месяцев оказались достаточно тяжелыми для тебя. Я знаю, с какими людьми тебе пришлось иметь дело, в последний раз, в Бостоне, - собеседник старался вести себя с Мигелем максимально осторожно. – Мне извемтны твои возможности и умения, поэтому у меня всегда найдется для тебя интересно предложение.
- Хорошо, я подумаю, - согласился Мигель. – Но мне на это понадобится время.
- Я прекрасно понимаю. Можешь не волноваться – когда это будет необходимо, я сам тебя найду.
Мигель осекся на полуслове, когда незнакомец уже положил трубку. Так или иначе, новый клиент казался ему глотком свежего воздуха в том душном и тесном мешке, в котором он провел это лето. Выйдя на улицу, Массиньи отправился по тому же маршруту, по которому он некогда гулял с Галан. Дойдя до Сите, на набережной, он был застигнут врасплох ливнем. Остановившись под навесом деревяной галереи, протянувшеся вдоль набережной, он спокойно наблюдал за серыми водами Сены. Засунув руку в карман, он вынул оттуда, сложенный в несколько раз, альбомный лист – последнее напоминание о пребывании Мигеля в Алжире. На бумаге он мог рассмотреть созданное им же самим изображение Лилит. Когда-то, находясь на грани безумия, он был неразрывно связан с этим образом, рядом с которым, он не мог провести грань между реальностью и эфимерным пространством снов и видений, посещающих помутившегося рассудком человека.
Тогда этот образ его пугал, но он, недооценивая сам себя, был уверен, что легко может разграничить реальность и сновидения. Но то, что Мигель считал столь реальным, в одно мгновние превратилось в нечто призрачное и недостижимое, незаметно ускользнув от него.
- Кем же ты была? – он тихо произнес, вспоминая Фабьенн, обратившись к самому себе. – Сон? Призрак? Или нечто, еще более необъяснимое?
Сейчас Массиньи пытался вспомнить их последнюю ночь, чувства и мысли, а затем и последнюю беседу, но он не мог вспомнить самое главное – последние слова, которые она ему сказала, перед прощанием. Ему казалось, словно нечто пытается стереть из его памяти образ Фабьенн. Еще раз глянув на изображение Лилит, он спрятал его в карман – теперь этот рисунок демона-искусительницы из его сновидений остался последнием напоминанием о Фабьенн, которую он считал своим настоящим и будущим.
Ливень стих, превратившись в небольшой дождь, и Мигель, перейда на правый берег, направился в сторону Монмартра – одного из немногих районов в Париже, практически незнакомого ему. Гуляя под дождем, он испытывал теперь жесткое противоречие: и дальше пытаться воссоздать этот образ в своей памяти и кормить себя бессмысленными надеждами, или же попытаться навсегда о нем забыть. Дождь уже едва моросил, когда Массиньи поднялся на одну из небольших площадей на вершине Монмартра. Здесь, под широкими навесами, художники выставляли свои работы, от работ, которые можно было назвать шедеврами, до пафосной посредственности.
Внимание Массиньи привлекла одна работа – темноволосая девушка, с матовой кожей и лазоревыми глазами, одетая в темный плащ с алой подкладкой, стоявшая на поле, омрачненном недавней битвой. Мелкие капли дождя падали на землю, орошенную кровью и усеянную телами павших воинов. Она была удивительно прекрасна и столь чужда на этом поле. Её спокойный взгляд был обращен вдаль, где ветер развевал знамена победителей.
- Это – Морриган. Богиня войны, покровительница воинов и странников. Она была самым почитаемым божеством у бриттов, гэлов и пиктов, - пояснил художник, заметив интерес в глазах Мигеля.
- Она – прекрасна…
- На протяжении истории она была одним самых притягательных сверхъестественных образов. Её появление в стане одной из сторон было знамением градущей победы. По преданиям, она являлась к вождям и королям в образе прекрасной девушки, невообразимо земной, но, в то же время, загадочной. По некоторым утверждениям, гэльские и бриттские правители в самые неожиданные моменты сталкивались с этой темноволосой светлоглазой девушкой – по одним свидетельствам, он являлась в ночь перед битвой или началом новой войны, а по иным – неделями жила рядом с правителями, прежде чем загадочно исчезнуть. Некоторые короли сходили с ума, тратя время на бесплодные поиски девушки, принесшей им надежду, давшей им драгоценные минуты удовольствия, знаменовавшей их успех и исчезнувшей в предрассветной тьме, или же в первые минуты сумерек, следовавшей за закатом солнца.
Мигель продолжал с интересом рассматривать картину. Сейчас он, словно почувствовал свет, на мгновние прояснивший потемки его памяти. Прошло несколько мгновений, и теперь он мог отчетливо вспомнить слова Фабьенн, сказанные перед прощанием: «…земной путь человека – река, мутные воды которой, порой, бывают обманчивыми…».