Надя
— Наденька, ты с кем хочешь остаться?
Я посмотрела на судью и ничего не сказала. Только крепче прижалась к папке.
— По-моему, все ясно, — разобрала я негромкий голос заседателя.
Судья возразила:
— Суду нужен ясный ответ. Наденька, с кем ты хочешь остаться?
Я еще крепче прижалась к папке и четко, чтобы ни у кого не оставалось никаких сомнений, произнесла:
— С ним.
Я думала, что мама начнет возражать или уговаривать, но она только вздохнула — едва заметно.
Так мы и остались с папкой вдвоем.
Сергей
Юлька ушла от нас два года назад. Наде тогда было тринадцать. Мне казалось, она выберет Юльку. Но дочь выбрала меня. С той поры мы налаживали быт вдвоем, без каких бы то ни было женщин.
Надя никогда не походила на девчонку — пацан в юбке: вечно короткая стрижка, выгоревшие на солнце волосы, велосипед, содранная кожа... И лишь один, один-единственный Юлькин жест, небрежно-царское мановение руки: «подите прочь!», если кто-то мешал.
Светлана
Профессия врача редко предполагает личную жизнь. Наверное, мужчины действительно уставали от моих вечных дежурств, моей вечной усталости... Но я снова и снова пыталась наладить отношения хоть с кем-то, разочаровывалась я, разочаровывались во мне, я опять зализывала раны... Может, любовь, желание счастья вообще — не мое? Может, просто мое предназначение на земле — служить людям, забыв о себе? Полтора года я живу одна, не дома — по существу, в больнице. Что мне делать дома? Кто меня там ждет?
Но сегодня, первого января, я вдруг осознала: мне — тридцать. Уже — тридцать. А я всегда хотела, чтобы у меня была дочь. Надеялась. Но поезд уходит, и мне — кровь из носу! — нужно успеть зацепиться за последний вагон.
Сергей
Два года без женщины... Мужики понимают, что это значит. И дело даже не в сексе, нет. Дело в ласке, в участии. Дочь дочерью, но...
В общем, нужно кого-нибудь найти. Но чем больше думаю: где?, тем яснее становится: негде. Прежние компании давно распались, на работе — мужской коллектив, одна женщина — бухгалтер Леночка, да и та, обжегшись на молоке, дует на воду. Знакомиться на улице в мои сорок — стыдно и пошло. В телевизоре назойливо мелькает реклама сайта знакомств. Собственно, почему бы и нет? По крайней мере, все намерения там четко обозначены.
Светлана
Старенький модем остался у меня от одного из моих бывших. В телевизоре снова мелькнула реклама сайта знакомств...
Сергей
Тридцать лет... Мне всегда нравились женщины младше меня. Врач... В ее профессии — и плюсы, и минусы. Домашний доктор — неплохо, но — риск заразиться, и где она работает — в поликлинике, в больнице, в «скорой помощи»? А если — постоянные дежурства? Что это за жизнь? ...Живет отдельно. Значит, если все сложится, можно будет сдать ее квартиру и жить в нашей двухкомнатной. А когда Надя выйдет замуж... Стоп, Серега! Опять пытаешься делить шкуру неубитого медведя. ...Света. Светлана... Любимое женское имя...
Светлана
...Букет январских роз на столике у стены. Приглушенный свет... Но именно этот свет ему и мешает: он явно хочет разглядеть меня. ...Странно, кажется, я знаю его уже тысячу лет.
— Кажется, я даже читала ваши очерки...
Это — не дежурная фраза, я действительно вспоминаю один из них.
— Почему у вас не сложилось?
Наверное, я бестактна.
— Светлана, — помолчав, говорит он. — Когда между двоими возникает симпатия, интерес, у них нет, не может быть прошлого. У них — только настоящее и, может быть, будущее. А прошлого — общего — нет. Оно принадлежит каждому из них — отдельно. Не пытайтесь узнать чужое прошлое: оно умеет стрелять.
Он отпил кофе, в приглушенном свете казавшийся чернее, чем был на самом деле. Пристально посмотрел в глаза.
— Одно могу сказать: во всех прежних отношениях я поставил точку. Я всегда ставлю точку...
Не пила. Но голова закружилась. От пристальных, вбирающих меня всю, серо-зеленых глаз. От запаха — не приторно-одеколонного, искусственного, а — настоящего запаха. Запаха мужчины.
Темнело. Я только сегодня смогла вырваться — после работы. Преодолела усталость. И то — лишь потому, что завтра неожиданно образовался выходной: Ольга вышла-таки с больничного.
— Нам, похоже, пора? — полувопросительно сказал он.
Я понимала: действительно пора, за окном — минус двадцать пять, транспорт ходит как бог на душу положит... Но это я о нем думала: мне-то до дому — десять минут...
Я боялась за розы.
— У вас газеты нет? Замерзнут...
— Дайте, — сказал он и укрыл их под курткой.
— Сумасшедший, — неожиданно для себя произнесла я. — Замерзнете... Проводите меня, пожалуйста!
Этого я от себя не совсем ожидала. Да, такой вариант — попросить проводить — был вероятен, но все-таки я надеялась, что он сам... Я сказала эту фразу, когда он еще только помогал мне надеть пальто.
— Разумеется, — откликнулся он. — Далеко?
Спросил просто ради интереса. Я это чувствовала. Мне казалось: я чувствую Сережу всего, до последнего сантиметрика его кожи. И когда успела?..
Надя
Папка всегда приходил рано. В шесть. Сейчас уже десять вечера, а его все еще нет. Все. Еще. Нет. Что случилось?!
Сергей
...Кажется, мы подходим друг другу.
Светлана
К счастью, он замерз. Иначе не было бы у меня повода сказать:
— Зайдем ко мне.
Посмотрела в глаза. Колеблется. Я схватила его под руку — почти отчаянно:
— Никуда я вас не отпущу без кружки горячего кофе! Вы ж закоченели весь!
Он решительно открыл дверь...
Потом мы сидели на кухне, Сережа шарил взглядом по стенкам, пытаясь обнаружить присутствие другого мужчины, а я улыбалась про себя: ищи-ищи, нет никого уже полтора года... Я ничего не планировала, мне просто хотелось продлить наше свидание.
Сергей
Похоже, у нее действительно нет никого. Господи, да что ж я так не доверяю человеку? ...Нет, мне пора. Мне давно пора. Отогрелся — телом и душой, теперь — домой. Надя уже вся испереживалась...
Светлана
— Спасибо за красивый вечер, — сказал он.
Я откликнулась устало:
— Вам спасибо...
Сумасшедший больничный день напомнил-таки о себе.
Оделся. Протянул руку. Осторжно пожал мою. Сказал:
— Я обязательно вам позвоню, Света. Мы еще встретимся.
Добавил:
— Обязательно!
Повернулся к двери. Я стояла, не в силах подойти к ней и повернуть ключ, выпуская его. Я поняла, осознала вдруг: он уходит! Сережа — мой Сережа! — уходит! И если я его не удержу — вот сейчас, вот сию секунду!..
— Останься!
Он медленно повернулся и пристально (я уже изучила этот его взгляд) посмотрел мне в глаза.
Сергей
В спину — подстреленный крик:
— Останься!
До сих пор мы были на «вы». До сих пор я с ней — на «вы».
Поворачиваюсь. Смотрю в глаза. В них — отчаяние.
Светлана
Как долго он смотрит в мои глаза — минуту, две, пять? Делает шаг ко мне и говорит — медленно, подбирая слова:
— Ты на самом деле хочешь... этого... или... или просто для того, чтобы я не ушел?
Я выдерживаю его взгляд и говорю — стараясь, чтобы прозвучало ровно и твердо:
— Да!
— «Да» — что? — спрашивает он. И, не дожидаясь ответа, продолжает. — Ведь самый кайф от постепенности, в том, чтобы — шаг за шагом: случайные прикосновения, потом — рука в руке, влюбленные, обещающие взгляды, после — поцелуй... пока — в щеку, изучающий — в губы... И лишь после — полное растворение друг в друге...
Сергей
Она сказала:
— Пропасть лучше преодолеть одним прыжком, зажмурившись.
— Почему — пропасть? — поинтересовался я.
И тогда она выронила фразу, которой я не ожидал:
— У тебя — дочь...
Надя
Папка позвонил и сказал:
— Надюшка, ты ложись спать. Я... я тут задержусь... до утра...
Сказал так виновато, что я поняла — где. Поняла и ничего спрашивать не стала. Зачем? Этого давно можно было ожидать. Я ответила, стараясь подавить дрожь:
— Не беспокойся за меня. Все нормально.
Я проревела полночи, а потом решила, что, может быть, еще ничего и не случилось. Может, она... эта... может, они будут встречаться где-то там и я ее никогда не увижу. Главное, чтобы мы с папкой были только вдвоем. А в голове все равно крутилось: «Она отберет у меня папку...»
Сергей
Я боялся Надиного вопроса, даже слышал его — воочию:
— Папка, где ты был?
Дочь ничего не спросила. Она была не то уставшая, не то невыспавшаяся. Молча разогрела и поставила передо мной тарелку.
— Надюша, ты...
Она повторила Юлькин жест и ушла к себе.
Светлана
— Он улетел, — сказала я, глядя в окно. — Но обещал вернуться. Милый...
Рассмеялась, но смех оказался невеселым и немного истеричным.
«Влюбилась, — констатировала я. — Как кошка». Дочь. Я всего лишь хотела дочь. Но сегодня была не моя ночь. «Дочь-ночь, дочь-ночь», — двигался маятник старых, еще бабушкиных, часов. Потом в голове появилась дурацкая песенка:
Ой, Серега, Серега,
Ты не стой у порога.
Ты не стой у порога,
Я теперь не твоя...
«Твоя... твоя... твоя...» — слышалось эхом. А он? Я-то ему нужна? Память начала услужливо подбрасывать детали: нежный вечерний шепот, я — у него на руках, ночная страсть, утренний кофе, едва я открыла глаза... Случайная знакомая вряд ли удостоилась бы... Да, но ведь у него — дочь...
Мне нужен он. И мне нужна дочь. Моя дочь. Но ведь и у него — дочь. «Его дочь... моя дочь... его дочь... моя...» — билось в голове. Кажется, я схожу с ума. «Его» и «моя» переплетаются и становятся общим. Бред, да и только... Бред...
Бред. Бред?
Надя
Они встречаются. Я знаю, что они встречаются. Я с этим почти уже смирилась. Папка иногда (редко, правда) приходит утром, но всегда вечером звонит и предупреждает. Он не говорит, где остается, и между нами уже — молчаливый уговор: я знаю, но не спрашиваю; он знает, что я знаю, но не говорит. Я благодарна ему хотя бы за это. Только бы она не отняла его у меня, только бы не появлялась здесь. И дело совсем не в том, что в его комнате когда-то жила мама.
Сергей
Светлана ворвалась в мою жизнь. Разворошила. И я не могу не быть благодарным ей. Я снова начинаю жить. Света... Светлана... Впрочем, для меня у нее совсем другое имя: Лана. Это мягче и нежнее, чем Света. Это имя — только для меня.
Ланка не просит познакомить ее с Надей, но я чувствую: это неизбежно. Весь вопрос: когда?
Светлана
Я, наконец, решилась:
— Сережа, у тебя есть с собой фотография дочери?
Я не сказала: «фотография Нади», я сказала: «фотография дочери». Дочь — нечто абстрактное, имя — конкретнее, фото — еще конкретнее. Фото — это уже шаг. Тот шаг, за которым — второй, третий...
Сергей
Я не мог как Лана — зажмурив глаза — через пропасть. В голове — бредовая (но — лишь на первый взгляд) — мысль: а ведь я и выбираю не только любимую. Я выбираю мачеху для дочери. Мачеха... Слово скользкое и жесткое одновременно. Поладят ли они? Нет, сумеет ли Ланка разбить Надин лед, ее отчужденность? Я знаю свою дочь. Она может быть не только ласковой кошечкой. Она может быть и разъяренной тигрицей. Сумеет ли Ланка?..
Лето. Весь город — наш, все парки — наши, и я боюсь лишь одного: чтобы нас вместе не увидела Надя. Даже не глядя в наши счастливые глаза, она все поймет.
Впрочем, не так уж часто выпадали нам с Ланой такие встречи.
— Сережа, милый, прости, у меня завтра — дежурство...
Светлана
Я чувствовала: от знакомства с Надей мне никуда не деться. Надо решаться. Надо, как привыкла я — с зажмуренными глазами — через пропасть. Потому что тянуть — невыносимо.
Сергей
— Сережа, — сказала она, теребя «собачку» молнии на моей куртке, — Сережа...
— Говори, мой хороший...
Я часто называл ее так: «мой хороший». Не знаю, почему. Просто хотелось.
— Я хочу к тебе...
— Я же с тобой, любимая!
— Ты не понял, — произнесла она и легонько ударила меня кулачком. — Я хочу жить с тобой...
И подняла на меня глаза. В них я прочел отчаянную решимость.
— Ты... ты против?
Милые удивленные глаза.
— Нет, мой хороший, конечно же, не против! — я улыбнулся.
— Ты боишься реакции Нади, — констатировала Светлана. — Я понимаю. Я знаю, что все это серьезно.
Она прижалась ко мне, я обнял ее — крепко-крепко — и ответил:
— Нам будет очень тяжело...
— Я знаю, — сказал мой хороший человечек. — Я справлюсь.
Светлана
Я решилась. Разбежалась и у самой пропасти зажмурила глаза...
Сергей
Я не мог запретить ей прийти ко мне. Все равно рано или поздно это должно было случиться.
Светлана
Я попросила Сережу меня не встречать: боялась, что рядом с ним вся моя решимость исчезнет. Испарится. Он мне нужен. Но рядом с ним — Надя. Его прошлое. Его настоящее. И наше с ним будущее.
Подошла к дому. Сверилась по бумажке. Нажала кнопку домофона.
— Ты?
— Я...
Я знала (мы так договорились), что если он добавит: «Держись!», то это будет означать, что Надя дома. Сережа сказал только: «Заходи».
Сергей
Она зашла как всегда — уверенная в себе. Тут же прошла в ванную — мыть руки. Я усмехнулся: издержки профессии... Из ванной — прямиком на кухню. Обследовала холодильник.
— Сережа, а у нас помидоры есть?
«У нас», — отметил я. Это говорило о многом.
— К-кажется, нет.
— Та-ак, чего у нас еще нет?..
Из магазина я почти бежал: вот-вот должна прийти из школы Надя.
Светлана
Сережа должен был видеть меня уверенной. Но уверенна ли я — вот сейчас, сию минуту? Я посмотрела на свои руки, перебирающие рис. Мои пальцы дрожали.
Кто-то открыл входную дверь. Сережа? Да нет, он бы не успел так быстро — вечер, в магазинах — очереди. Значит, Надя. Все, Светланка, свершилось. То, чего ты боялась. Встреча один на один. Почти автоматически я сняла фартук и вышла в коридор.
Надя
Я сразу увидела ее пальто. Оно висело на вешалке совершенно одиноко. Значит, мы с ней только вдвоем и никто не сможет мне помешать сказать ей все, что я думаю. Явилась! Обнаглела. Это — наша квартира! А она — кто...
— Ты кто такая?!
(Не думала, что у меня вырвется это «ты»...)
— Я — Светлана...
— А мне по фигу, как тебя зовут! — бросила я и, постаравшись изобразить полное презрение, прошла к себе.
Светлана
«По крайней мере мы уже перешли на «ты», — с горькой иронией подумала я. Но что делать дальше? Ждать. Только ждать. Сейчас придет — уже идет! — Сережа.
Сергей
Беглого взгляда на вешалку хватило, чтобы понять: не успел. Как они здесь без меня?
Ланка вышла в коридор и ткнулась лицом в мое плечо.
— Ну что ты, мой хороший, ну что ты?.. — шептал я. — Ничего, мой хороший, она перебесится...
Я старался говорить уверенно.
Надя
Ну и что мне теперь делать? Что?! Появилась... эта... на вечер или навсегда? Хотя, какая разница? Если даже и на вечер, то потом все равно — навсегда.
— Валюш, привет! Скажи, что мне делать?..
Кто ж мне мог еще посоветовать, кому ж я могла еще позвонить, как не лучшей подруге?
— ...В общем, так, — раздалось в трубке. — Игнор. Поняла? Полный игнор. Она для тебя — никто. Сможешь?
— Она и так для меня никто, — сказала я.
— Тем более...
Мне нужно выйти к ним. Я не могу. Как — выйти? Вот просто так взять и выйти? Но не сейчас. Не слишком рано. Но и не слишком поздно. Не как всегда — переодевшись. Чуть позже. Чтобы папка понял: мне это все не нравится. Игнор. Демонстративный игнор.
...Не знаю, сколько я проспала. Похоже, недолго, потому что никто из них не пришел звать меня ужинать. Только подумала так и поняла: я жутко хочу есть.
Светлана
— Ты вовремя, — сказала я. — Мой руки и садись за стол.
Надя скроила рожицу и ушла в ванную. Сережа молча погладил мою безжизненную руку. Я посмотрела на него благодарно. Только чем он мог мне помочь? Наладить контакт с Надей должна была я сама.
Надя
И зачем я скорчила ей рожу? Говорила же себе: игнор. Полный игнор! Дура...
Сергей
Лана просила меня не вмешиваться. Все время повторяла:
— Я сама!
Может, потому, что считала: Надя оценит, что не пошла легким путем — с моей помощью, а решила сама?
Надя
Ну и что мне делать?! Скажите — что?! Все, что на столе, приготовила она. Папка такое не делает. Не умеет. Фаршированные помидоры. Мясо — явно из духовки, с запекшимся майонезом и помидорами. Пюре...
...И слюна во рту. Бл-лин! Чё делать?!
Светлана
Надя колеблется. Вижу: голодная, а в холодильнике больше ничего готового, привычного нет. Я сказала:
— Прошу к столу, за... за ужин.
В последнюю секунду остановилась, проглотила слово «праздничный». Для Нади этот ужин — совсем не праздничный.
Сережина дочь исподтишка смотрит на меня, пытается вычислить мою реакцию. Да не смотрю я на тебя, чайник свистит, я поднимаюсь и выключаю газ. Бери фаршированный помидор, бери, клади на тарелку — рядом с мясом по-купечески...
Только, Сережа, ради бога, не смотри на меня победным взглядом, не спугни, ради бога!
Молчим. За столом не нужно говорить, тем более в такой ситуации.
— Ты победила! — жарко шепчет Сережа, когда Надя уходит к себе.
Нет, любимый, это еще не победа. Это всего лишь один маленький шажок к ней. Сколько их еще будет? Нельзя, невозможно сейчас — зажмурившись через пропасть...
Надя
...А мама никогда не делала фаршированных помидоров...
Светлана
В нашу с Сережей комнату (уже — «в нашу»?) Надя после ужина так и не зашла. Я лежала, свернувшись на Сережиных коленях под чьим-то старым пледом, и думала: остаться или не остаться? Должно быть, я произнесла этот вопрос вслух, потому что Сережа произнес:
— Останься!
Когда-то я то же самое сказала ему. Нет, не сказала — выкрикнула, выстрелила в спину. А он... А он сейчас — просительно-нежно. Я подумала: если сказать «нет», — это надо вставать, одеваться, тащиться через дождливый осенний город... И я молча кивнула.
Надя
Осталась... Пока без вещей. И что мне теперь делать? И вообще — почему это я в нашей квартире должна оглядываться на какую-то там Светлану... Светку?.. Кто она такая?!
Светлана
Все-таки она услышала, что Сережа называет меня Ланой. Дверь в нашу комнату распахивается, заглядывает симпатичная пятнадцатилетняя рожица («Вся в мать, Юльку!» — говорит Сережа), выпаливает:
— Лана, Ланка, склянка!
— и скрывается. Сережа рвется за ней, я тащу его обратно в комнату и хохочу. Любимый смотрит недоуменно и тоже начинает хохотать — надо мной. А я действительно рада. Это еще одна моя победа: Надя меня уже не игнорирует.
Надя
Дура, ну какая же я дура! Надо же так было — по-детски! Что она подумает?! Какая разница, что! Надо мной смеются... Ну ничего, я тоже посмеюсь...
...Только сейчас поняла, как мне надоели папкины супы!
Сергей
Я спросил:
— Может, переедешь?
— Нет, Сережа. Рано. Еще очень рано. Надя не привыкла ко мне.
Откуда в тридцатилетней женщине столько мудрости? Поражаюсь...
Светлана
Не думала, что Надя захочет накрасить губы и подвести ресницы. С чего вдруг — пацан ведь пацаном! Наблюдаю за ней. Красится неумело и ярко.
— Сережа, у Нади парень есть?
— Парень? — Сережа удивленно смотрит на меня. — Не слышал. Вряд ли.
— Для кого же она тогда накрасилась?
Надя
— Ты куда-то уходишь? — поинтересовался папка.
Я помотала головой. Никуда я не собираюсь! Папка, ты даже не спросил, зачем я накрасилась. Ради кого! Я ушла к себе, хлопнув дверью.
Минуты через две — еще не успел спеть Эминем — в мою дверь постучала она:
— Надя, к тебе можно?
Сказать: «Нельзя!»? Но надо же узнать, чего она хочет?
— Да!
— Эминема слушаешь? — спросила она.
— А вы что, знаете? — удивилась я.
— Думаешь, он тебе одной нравится? Сделай погромче.
— Ну-ну... — сказала я.
— Хочешь, научу краситься? — спросила она.
— Зачем?
— Чтобы папа заметил, какая ты стала взрослая...
Я взвилась:
— Иди на фиг, сама больно взрослая!!!
Не знаю, чего это я на нее так налетела...
Светлана
Сережа позвонил мне на работу:
— Лана, хороший мой, приезжай срочно!
— Что случилось, любимый? — встревоженно спросила я.
— Надя заболела!
Она лежала в жару. Градусник показывал тридцать восемь с половиной. Грипп.
— Посидишь с ней?
Я взглянула на Сережу с укором. Как он мог подумать, что я откажусь?!
Надя открыла глаза, увидела меня и отвернулась к стене. Я положила прохладную руку на ее горячущий лоб. Надя дернула головой:
— Не надо возле меня сидеть! Я взрослая! Сама говорила...
Она все время путалась, говоря мне то «вы», то «ты».
— И нечего меня лечить! Тоже мне...
Она думала, что возмущенно кричит. На самом деле она едва выговаривала слова.
— Я — врач, — с легким укором сказала я. — Мне все равно, кто ты такая. Ты — больная. А моя профессия — лечить больных...
Надя попыталась отмахнуться, но рука бессильно упала.
Надя
Я возмутилась. Даже при такой температуре я поняла, что возмутилась. Так, значит, ей все равно, кто я такая, да?! Я — дочь ее Сережи, ясно?!
Светлана
— Я — дочь твоего Сережи, ясно?! Я не — «кто ты такая»!
— Хочешь, расскажу сказку? — спросила я.
Через четверть часа Надя спала.
Сергей
Надя проболела две недели. Вечерами с ней сидела Светлана. Не знаю, о чем они говорили, но однажды я, зайдя в комнату дочери, услышал:
— А можно я буду тебя звать Ланой?
В Светланином голосе смешались улыбка, нежность и легкое торжество:
— Конечно, моя девочка! А хочешь, мы с тобой летом поедем на море?
— Х-хочу... — дрогнувшим от слез голосом проговорила Надя.
Приподнялась с подушки — мне навстречу — и выдохнула:
— Спасибо, папка!
— За что? — удивился я.
Ланка с Надей понимающе переглянулись.
4.01.07.