Жила была себе на белом свете злая зая. Хорошо жила, вверх росла, не бедствовала, в двухкомнатной норе с удобствами, при папе-маме и младшем дебиле брате.
По детству в сад и школу с другими зайчиками ходила, злиться училась, гуляла, играла, головы пупсикам отрывала, - зайчатам отрывать мысли были, да взрослые не разрешали, ремнём грозили. А во дворе, когда зая беспечно прыгала, бесцельно руками-ногами дрыгала, соседи питомцев прятали на всякий санитарный случай, и сами по норам сидели – неприятностей не хотели.
А мама с папой как с рождением братика справились, души в детках не чаяли, лелеяли, но временами даже они с заей маялись. Пиналась она, бывало, или кусалась – так её детская ревность проявлялась.
Время шло неспешно, но неумолимо, и всё, как правило, мимо. И зая его не замечала, время она тоже убивала, так и жила, что с ней никто не дружит, и ей никто не нужен.
Жила , злая зая без друзей подруг, а и выросла вдруг. Стоит перед зеркалом по пол часа каждым боком и понимает что хороша, йяпона мать , что тело, что душа… и хвостик и носик и ушки и зубки, всё ровненькое, симпатичное –симметричное … И хочется зае не то чтобы большой любви, а чтобы её любили, принцы с ума сходили, а она красивая и гордая их от себя гоняла, к телу не подпускала и чтобы они сцуко от любви сохли, коли не дохли.
Нарядилась зая принцессой, пошла в народ: идёт и виду не подаёт, что за ней хахели процессией. Один осмелится, подойдёт – «урод!», другой тож рылом не вышел, кривой. И третий не принц и четвёртый… не сезон у принцев чего-то. А смелые хахели не бесконечны, их в процессии восторженных всё меньше и меньше. Подойдёт очередной с поникшей головой, обречённо морковку подарит, слова скажет.., по морде схлопочет то словом, то жестом, и с миром отвалит.
Вдруг смотрит зая, скачет принц, белый пушистый, шесть искрится, в меру упитанный, молодой, с гордо поднятой головой. Принц с большой буквы «ПЭ» скачет себе мимо, будто и в очередь за заей вставать не собирается – непростительное поведение для простого зайца. Злая зая вприпрыжку на опережение, дабы своим видом захватить принцево воображение, и ушами и попой виляет, а принц гад её не догоняет. Рвётся заино самолюбие на куски, зая вторую губу догрызает с досады и прочей тоски. Не выдержала, подскочила к принцу, разулыбалась, мол, прости дорогой, обозналась, но сейчас зато совершенно свободна и для мужского счастья пригодна. И вообще он, мол должен гордиться, что родился всего лишь принцем, а она, какая жалость, только сейчас ему досталась. А ещё не забудь что она подошла к нему первой, а принц сплюнул, остановившись: «да пошла ты, стерва…». И в лес ускочил по своим делам а злую заю оставил там.
Какая жестокая насправедливость на злую заю навалилась. Разве ж можно так с ней, несравненной, это невыносимо и даже не современно. И Зая, ещё пуще злая, да вдобавок обиженная, принцем прилюдно униженная, поскакала рыдать в подушку, ибо не было лучшей подружки. И злилась она и отомстить божилась и от жалости к себе охала, ну и, короче, сдохла...