Три толстопуза с блестящими лысинами и цепями выкатились из кондиционированного нутра огромного пикапа, как три колобка на масляную жаровню. Здесь в эпицентре июльского пекла город плыл в мареве раскалённых волн сухого, пропитанного смогом, воздуха. Все трое, как по команде, вытащили из-за пазухи шёлковые платки и принялись усиленно ими обтираться. Уголки платков содержали вышитые золотым монограммы «Br.J.», что означало «Братья Жлобские». Вся троица переместилась в сторону старого панельного общежития и гусиной стайкой, переваливаясь с бока на бок, поднялась по лестнице на предпоследний этаж. Лифта не было, поэтому каждый лестничный пролёт выдавливал из братьев Жлобских крупные бусины пота. Те градом катились вниз, орошая дорогие платки, любезно подставленные по случаю. Наконец, препятствие было преодолено и все трое оказались перед металлической дверью. Сегодня братья Жлобские оказались здесь неспроста. По ту сторону двери их ожидал человек с ружьём.
Как известно, ружьё, мирно сосуществующее с персонажами пьесы в первом акте, в последнем непременно должно выстрелить. И шальная пуля обязательно настигнет свою жертву. Так должно быть. В жизни обычно так. Эпилог жизни – это реквием. Со знанием этого несложно найти мотивы одного американского графомана, любителя хоррора и насилия. Тот взял да и написал историю про дикое будущее, общество которого ставило в рамки закона и делало легальным и лицензированным убийство людей. Ситуация штатная, если брать во внимание, что это будущее, и оно, как минимум, дикое.
Вернёмся к нашему настоящему. Оно тоже дикое и неразумное. Говорят, наступило чахлое время. Падающие самолёты, выгорающие леса, умирающие дети и запутавшиеся во лжи политиканы. Мир чахнет, догорает, бьётся в предсмертной агонии. Нынче всё имеет цену. Даже человеческая жизнь. Произошла латентная подмена ценностей. Честолюбие, совесть, истина превратились в фальшь и ложь.
Один из троих постучал носком лаковой туфли по двери. Дверь отозвалась гулким эхом и затихла, словно испугавшись. По ту сторону кто-то заскрипел половицами, исчез и появился пыльный лучик света, кто-то прильнул к глазку и защёлкал замками.
Вспотевшие ладони сжимали немного шершавый приклад тёмного ореха. Воронёные стволы смотрели в скрипучий пол, когда я освобождал дверь от многочисленных замков и цепочек. На пороге возникли троица, которая не нуждалась в описании. Это были братья Жлобские.
Первый в знак приветствия протянул мне мясистую пухлую ладонь, и брезгливо огляделся по сторонам, оценивая обстановку. Не дожидаясь приглашения, он вошёл в прихожую, остальные двое последовали за ним, удостоив меня лишь молчаливым кивком головы. Взгляд их скользнул по скромной меблировке комнаты и остановился на оружии в моих руках.
Признаюсь честно, я где-то согласен с американским графоманом-фантастом, предложившим своим читателям, подобный сюжет. Есть люди по-настоящему плохие, которые достойны титула «выродки». Но как только спустишь курок, ты тут же уподобишься той ублюдочной мрази, что маячила на перекрестье оптического прицела. И тут же займёшь их место, а твоё, в свою очередь, и это очевидно, займёт какой-нибудь новый романтически-настроенный герой. Это и есть подмена ценностей.
Предсказать будущее невозможно. Оно не определено. Невозможность эта полная и абсолютная. Единственное, что можно сделать – это правильно истолковать то, что уже существует, но пока малозаметно. Любовники тянутся друг к другу задолго до своего первого поцелуя. Убийство зреет в приметах дружбы. Многие кажущиеся случайности являются вполне логичной цепочкой событий, особым ходом истории, заточенным под тот или иной финал.
Итак, финал. Последний акт. Два сухих щелчка. Толстосумы довольно причмокивают, цокают языками. Переламывают через колено приклад, по очереди заглядывают в стволы ижевской вертикалки. Учтиво осведомляются о калибре. Щупают курки, проверяют холостой ход, беззастенчиво целятся друг в друга, хохочут. Наконец, один из них, лениво шевеля губами, называет цифру. Остальные вызывающе смотрят на меня, морщатся, то ли от жары, то ли от нежелания торговаться.
Я киваю. Соглашаюсь. Мятые синие и зелёные купюры перекочёвывают из бумажников покупателей в мой карман. Этих денег как раз должно хватить на свидание с морем. Сделка состоялась. Я остаюсь один. Долго провожаю кротким взглядом трёх охотников, семенящих под покровом зноя от подъезда к машине. Мотор ревёт могучим зверем, окутывает палисадник клубами придорожной пыли и уносится вдаль. Становится тихо и даже слышно, как кошка на моём подоконнике умывается лапой. Иные метаморфозы идут на пользу обществу. Но пока на лице человека с оружием будет блуждать фанатичная улыбка, это будет мир выродков, ибо в руках их будет сила, сила тупая, но могучая. Сегодня я отрекаюсь от убийства. Я больше не фанат умерщвления гулких сердец. Достойнейшее из занятий - быть созидателем.
Август 6, 2010