Королева станции Арзамас-1

Владимир Липилин
12 часов из жизни женщины


Все так, и ХХI век на дворе, и феминизм, и эмансипация. А все равно удивляет: женщина, руководящая целым подразделением железной дороги. Даже в самой фразе есть что-то неестественное: «женщина, дорога, железо». Сочетание несочетаемого.

Станция Арзамас-1. 6.30 утра. Снег и ветер.

– Это вы из газеты? – встречает меня на перроне дама в черной шляпе с бантом. В тусклом свете фонарей разглядеть ее нет никакой возможности. Да она и не позволяет.

– Идемте, – кивает в сторону лестницы. И дальнейшие пять минут я лицезрею в полутьме только ее шляпу. Которую она бережет рукой, чтобы не сорвал дотошный ветер. Ведьмой стонет пурга в ветвях, раскачивает на проводах промерзших галок.

Подходим к одноэтажному дому. Темные окна мрачно поблескивают. Щелкает выключатель, и окна становятся синими. Это и есть кабинет начальника станции. В кабинете – шкаф под потолок, забитый различными папками. Два стола напротив друг друга. Два телефона с замысловатыми кнопками и древний портрет Муслима Магомаева. Женщина снимает шляпу и, тряхнув волосами, протягивает ладонь.

– Кочешкова Светлана Александровна.

Ладонь тонкая и холодная. Но лицо какое! Глаза – темная ночь со слезой. Один взмах ресниц – удар кинжалом в самое сердце. Голос, как у Киры Муратовой в «Коротких встречах».

Я говорю, что хотел бы на сегодняшний день стать ее тенью.

– Работа как работа, – пожимает она плечами. – Подвигов не совершаем. Зато выгоняют каждый день.
Она подходит к столу, где аккуратно разложены стопками бумаги. Берет телефон.

–Татьяна, где там Наденька? Погрузку-выгрузку на сегодня давайте. Так. Хорошо. – Стук трубкой по корпусу. Еще один номер.

– База? Ну что, сварщики пришли? Ё-пэ-рэ-сэ-тэ. Ладно.

И так бесконечно. С двух трубок, изредка отвлекаясь на мобильный.

– Сын, проследи за младшим. Куртку зеленую из шкафа достань. Шапку пусть теплую надевает. – И тут же без перехода в другую трубку: – Вань, я тебя прекрасно понимаю. Всем быстрее надо. Только у нас не скорая помощь, а железная дорога... Покормить его не забудь. Что? Нет. Это не тебе.

Стук в дверь, входит человек. Мнет кепку в руке.

– Сергей Петрович, – говорит вместо приветствия Кочешкова, – я тебя отстраняю от погрузки.

– Это почему?

– Хулиганишь потому что. Пока экзамен не сдашь, разговор у нас с тобой будет короткий.

– Я сдавать не буду, – понуро басит тот. – А это вот посмотрите, – он протягивает начальнику какой-то план.

– Что за куклу ты мне принес? Ладно, оставь, я потом гляну.
Сергей Петрович уходит.

– Кто это? – интересуюсь я.

– Грузоотправитель. Он технику безопасности нарушил, а я виновата, – говорит Светлана Александровна, набирая уже следующий номер.

– Валя, что там у нас по Пешелани?
Пешелань – это одна станция неподалеку, которой тоже руководит Кочешкова. Там два крупных завода. «Декор-1», специализирующийся на изготовлении гипсовых плит, кирпичей и блоков. И финское предприятие ООО «Стара Энсо Пакаджинг ВР», производящее упаковку из гофрокартона. Оба этих завода постоянные и основные поставщики грузов на станции Пешелань.

А из Арзамаса-1 отправляют в разные концы страны щебень, металлолом и валенки, сработанные на войлочной фабрике им. товарища Буденного. Здесь же грузят технику для коммунальных служб: ассенизаторские грузовики, снегоуборочную технику, асфальтоукладочные машины. Фермеры Нижегородской области отправляют отсюда картошку, морковь и лук для Российской армии. Помимо этого, станция узловая, расположенная, как выражаются железнодорожники, на кресте. Поезда отсюда идут в четырех направлениях – Муром, Горький, Сергач и Красный Узел.

12.15. К крыльцу конторы подъезжает старый «Москвич». Топая ботинками, в кабинет входит человек с роскошными усами.

– Евгений Николаевич,  что там у нас на путях?

– Все в норме, – довольно шевелятся усы дорожного мастера. – Митрич заходил?

– Ну да. На обед, говорит, из-за тебя не пошел, ищу его, ищу. Я еще подумала: так вот почему зима началась: Митрич на обед не пошел.

– Если еще будет спрашивать, скажи, что я вчера на Марс улетел.

– Судя по всему, и мы сегодня без обеда. Съездите в магазин, купите что-нибудь к чаю.

– Так я мигом, - молвит дорожный мастер уже на ходу. - Пузырь брать?

– Это Евгений Николаевич так шутит, – улыбается мне Светлана Александровна.

Дорожный мастер, такой же довольный, явился в контору через 15 минут. С пакетом бутербродов и пластиковой коробкой в которой мороженое. На этикетке значилось «Сердце Африки». В соседней комнате, со следами голландской печи в стене, мы пьем чай из голубых чашек. А из каких же чашек пить чай на родине Аркадия Петровича Гайдара?

– А мороженое зачем? – недоумевает Светлана Александровна.

– С кофе хорошо... – ползут вверх усы дорожного мастера.

– Я кофе не пью. И так как заведенная.

Биография Светланы Александровны Кочешковой обычна. И не очень. Утонченная дива из чувашского города Шумерля, дитя потомственных филологов, золотая медалистка поехала как-то с подругой в город Горький. Просто так, за компанию. Подруга собиралась поступать в торговый техникум. Но подруга не поступила, а через дорогу был другой техникум – железнодорожный. «Давай туда попробуем вместе», – в шутку сказала Светлана. Они и попробовали. Подруга снова не поступила, а Светлана, вот так – в шутку – очутилась на факультете управления процессом перевозок. Родители ахнули. В их представлении женщина на железной дороге – мужиковатая проводница с тряпкой в руке. «Там же мат-перемат», – говорили они дочери.

Да и сама барышня Светлана, перечитывавшая когда-то запоем Фолкнера, Драйзера, Бунина, Чехова и Сашу Черного, мало представляла, куда ее занесло. Но, как человек авантюрный, увлекающийся, порывистый, окунулась в обучение с головой. Окончила техникум, потом институт. Работала диспетчером, дежурной по станции. И вот уже 25 лет в ее подчинении десятки людей, стрелки, разъезды, светофоры. Материться так и не научилась, но филологические гены чувствуются. Слова подбирает в такой последовательности, что самых горластых мужиков отбривает, как школьников. Дорога на то и железная, что требует дисциплины и четкости. А вот мужиковатой теткой Светлана Александровна так и не стала. В каждом движении – утонченность и стать. По шпалам и по щебню ходит на каблуках. И как ходит! Королева на фоне полувагонов.

14.45.

– Пожарные звонили, – говорит Светлана Александровна, когда мы в машине Евгения Николаевича подъезжаем к «Белому дому» (так Кочешкова называет административное здание отделения дороги). – Сказали, если до конца месяца в диспетчерской линолеум на плитку не заменю, уголовное дело заведут.

– Раньше сядешь – раньше выйдешь, – шутит дорожный мастер.

– Не приведи Господи. С кем дети останутся?

В администрации Светлана Александровна скинула шубу на спинку стула в кабинете технического отдела, запульнула шляпу на шкаф и, бросив мне: «Подождите минут пять здесь» – исчезла в перспективе коридоров. Я узнавал ее только по дерзкому стуку каблуков. Вот она прошествовала в бухгалтерию подписать какие-то бумаги. Вот добыла где-то кучу журналов и свалила рядом со мной. Вот схватила телефонную трубку.

– Валь, у меня там тепловоз стоит под «хопры». 12 вагонов нужно погрузить. Узнай у сигналистов, как дела...

Когда перезвонили, Светланы Александровны уже и след простыл. Появилась в проеме двери она только спустя минут пятнадцать.

– Можно я вас немножко поэксплуатирую? Вот эти журналы помогите вниз отнести. Там будут синие «Жигули» черт-те какой модели, в багажник киньте. А в подвале кресло сломанное надо забрать. Потом заварю, девчонкам дежурным отдам. Только кресло все в пыли, осторожно, не измажьтесь.

Я загрузил журналы в багажник. Вытащил с водителем «Жигулей» из подвала кресло. Закрепили его на крыше «семерки», закурили.

– Она всегда такая лихая? – спрашиваю я про Светлану Александровну.

– О да, – щурит глаза водитель. – У нас говорят: ей бы пропеллер, всю дорогу на нее повесить можно... А че? Справилась бы. До нее одни мужики начальниками были… Поработают с полгода и уходят. А она уже восемь лет. Сколько НОДов пережила. И каждый НОД хотел ее уволить.

– За что?

– Ну как? Переезд закрыт – начальник станции виноват. Провода стащили – начальник станции виноват. Тот стрелочник, который, блин, всегда.

16.50. Синими узорами цветет окно. Мы берем фонарь и выходим на холод. С этим фонарем Светлана Александровна встречала когда-то и Патриарха Алексия II, который приезжал в село паломников Дивеево. И Жириновского, который был тут со своим бронепоездом. Патриарх осенил начальника станции знамением, Жириновский поцеловал в щечку. Сейчас этот фонарь держу в своих руках я. Мы идем к месту погрузки щебня. Из 12 запланированных «хопров» загружено только шесть. Негабаритное место образовалось из-за поломки платформы – отвалился кусок плиты.

Светлана Александровна газелью влетает на гору со щебнем, что-то с жаром втолковывает грузчикам. Я свечу им фонариком.

17.30. Ветки рябины скребутся в окно. В конторе греем ладони о голубые чашки с чаем. Мороженое «Сердце Африки» так и осталось нетронутым.

– Ну вот, вы сегодня целый день из-за меня голодаете. Я-то привычная.
Через час мне уезжать, подойдет поезд. А для нее это середина рабочего дня. Нужно заполнить наряды. Отправить сыновей по телефону в цирк. В два часа ночи вместе с плечистыми мужиками, у которых на каждом плече по автомату Калашникова, проконтролировать груз, проверить сцепки, лишний раз осмотреть стрелки. А утром – все сначала.

«Зачем вам это нужно? – хочется спросить мне эту красивую, чуть разрумянившуюся к вечеру женщину. – У вас же дети. Куча знакомых в Москве. Масса возможностей».

Но у порога я почему-то задаю совсем другой вопрос:

– Вы когда-нибудь плачете?

–Бывает, – усмехается она своими черными – ночь со слезой – глазами. – Во сне. Когда время есть.