Время португальских корабликов

Елена Качаровская
     Берег был уже достаточно  далеко, но Славка всё  плыл, плыл, плыл к крошечной точке острова на горизонте и остановился лишь накрытый внезапной волной. Начал задыхаться, захлебываться, фыркать как тюлень, отплевываться какой-то горечью, накопившейся изнутри.  Ослабел, перевернулся на спину, распластался морской звездой, широко раскинув руки. Мысль о необитаемом острове  и привлекательной судьбе Робинзона Крузо снова посетила его гладко выбритую голову.

    Его уже мутило и от пафосного дорогого курорта, и от людей, от вибрирующих орущих телефонов, бесконечного сканирования мозга то шоппингом, то Интернетом, от вымученных, исчерпавших себя, отношений с женой, где каждый играет в свою обманную игру «верю-не-верю» и  ежедневно проигрывает,  теряя драгоценные секунды недополученного счастья.
 
   Спасение в одиночестве.  Простой рецепт.  Надеяться только на самого себя.  Брести по собственным влажным следам,  выковыривать песчаные крошки между пальцами. Наблюдать за альбатросами, пикирующими с высоты за  расслабленной от  тёплой воды рыбёшкой, придирчиво выбирать гладкие камушки, приятные для ладони, чтобы  затем, бросая их в море-океан, сосредоточенно считать количество соприкасаний  летящего камня с водой.  Двадцать два касания - славкин личный мировой  рекорд.
         
    Тростник  напевает тягучее спокойное «шииииии-шииии» Можно спать на шипящем тростнике, жадно глотая солёный воздух, словно лекарство от боли. Погрузиться в долгий штиль, пережить неожиданный ураган, намотав на  руку какую-нибудь  лиану, скользящий спасительный канат… Намылить голову кокосовой мякотью, не думать ни о чём и кричать с альбатросами до изнеможения «кто громче», а затем обессилено валяться у самого обрыва скалы, на грани обрыва себя…

      Ещё Славка очень хотел поговорить с Богом. Ему почему-то казалось, что именно на необитаемых островах больше всего любит бывать Господь Бог и с ним проще найти общий язык. Выговориться Богу  до конца слов.

      Славка никогда в жизни не каялся. Крест носил. В церковь иногда захаживал. Все сейчас захаживают. Свечи ставил перед образами как положено, и за здравие, и за упокой, вглядывался в суровые скорбные лики и ничего Такого в себе не чувствовал, кроме запаха ладана и оплавленного воска.  Перекрестить себя в церкви стеснялся. Ему это казалось лицедейством.  Но интуиция  подсказывала ему, что на острове он  сможет встать на колени перед Богом и искренне попросить прощения за всё, что он натворил.

     Хотя  нет ему никакого прощения. Друга Федьку продал. За большие по тем временам деньги, слив информацию о фирме конкурентам. Дочь Наташку от первого брака бросил. Из трусости, стыдно с ней разговаривать и глазами встречаться… Она горько, отчаянно плакала,  всё ручонками за него цеплялась, висла, когда он уходил после долгих скандалов из первой семьи к его нынешней гламурной жене. Других детей не случилось, да и вторая супруга не захотела красивую модельную фигурку уродовать. Друг Федька, знакомые говорили, спился, сейчас бомжует где-то или уже и не бомжует. Дочь уже взрослая. Зачем ей такой трус-отец-подлец?  Овчарку любимую усыпил, жена сказала, что лечение слишком дорогое и усыпить будет легче. А он послушался. Так легче. Тогда было легче. Теперь же, последнее время, Славка почему-то постоянно с ними, со всеми мысленно  разговаривает, прощения просит. И у друга Федьки, и у дочери Наташки, и у собаки… Они -то вряд ли ему простят.

      Может, Бог простит?

      Море глубоко вздохнуло, и Славка тоже вздохнул. Не доплывет он сегодня до острова. Сил не хватит. Может быть,  завтра. Пора плыть обратно. Не хочется. Он  перевернулся на живот и тут же обнаружил, что оказался в плотном кольце  из покачивающихся на воде фиолетово-розовых шаров, похожие на  переливающиеся мыльные пузыри..
      
     Славке некстати вспомнилось, что последнюю новогоднюю ночь его жена встречала в пышном карнавальном парике такого же цвета,  и он  тогда с глумливым удовольствием назвал супружницу Горгоной.
       
     А сейчас под плавающими фиолетовыми шарами извивались многочисленные  длинные волоски-щупальца,  которые всё ближе и ближе приближались к Славке.

    Он почувствовал нестерпимую боль,  будто всё его тело погрузилась в кипящее масло. Постарался не шевелиться и сохранить равновесие на воде. Но через несколько минут его руки и ноги оказались парализованными. Кожа начала синеть и вздуваться. Одновременно появилась сильная резь в желудке.

    - Как же они называются, эти ядовитые медузы-горгоны? - совсем не вовремя подумал Славка, и в тот же момент сильная судорога скрутила всё его тело, он начал тонуть, словно в замедленной съёмке погружаясь в море.
 
    - Физалии. Мне говорили, я вспомнил, вспомнил. Они называются физалии или португальские кораблики, - последняя славкина мысль была подхвачена  проплывающим мимо морским окунем на глубине полутора метров от поверхности.

     Нарядные фиолетово-розовые кораблики-пузырики стали перемещаться по ветру ближе к берегу.

     Поисковики нашли  тело спустя сутки  на малюсеньком островке.  Всю спасательную группу удивило наличие рядом с телом отпечатков босых человеческих ног с узкими длинными ступнями, хотя из-за малого размера острова, там обитали только птицы и черепахи.

      Вдова недолго плакала о муже и вскоре  удачно вышла замуж за владельца того самого отеля, где они жили последний раз вместе со Славкой. Тем более владелец  так проникновенно утешал новоиспеченную вдову после страшной находки.

      Спустя полгода, в городском храме отец Федор исповедовал молодую женщину Наталью, которая внешне  напомнила ему давнего друга Славку. Приняв исповедь, отец Федор полюбопытствовал и, получив положительный ответ о родстве,  сильно разволновался и потом долго молился, каясь и упрекая  себя о   потерянном друге.

     Свечка, поставленная в тот день  дочкой  за упокой славкиной души, горела ровно и долго.
      
      Видимо, на том маленьком острове Господь Бог всё-таки  простил его.