Пенсионер Волозов очень любил птичек. Всех. Даже помоечных ворон, и тех любил. Он их любил даже больше, чем королевских пингвинов.
- Ворона — птица гонимая и всеми презираемая. Но, тем не менее, очень веселая. А пингвин, что пингвин? Крыльев нет, летать не может. Только и озабочен тем, как бы спрятать свое жирное тело в утесах. Нет, ворона по всем статьям лучше, - бывало, говаривал пенсионер Волозов.
А вот мальчишек он не любил. Можно сказать, терпеть не мог мальчишек. Будь его воля, он бы их всех в младенчестве кастрировал. Причин нелюбви было несколько. Во-первых, все они стреляли из рогаток по птичкам. Во-вторых, и это, пожалуй, было основной причиной ненависти, они ухаживали за девочками и зажимались с ними в подъездах.
- Я в их возрасте, - жаловался он тов.Бататову, - на девочек глаза поднять стеснялся, только онанировал в уборной на знатную свинарку с обложки «Огонька». Поцеловался в первый раз, когда уже получил значок «Ударник коммунистического труда», а они туда же – женилка не выросла, а за титьки хватаются.
Мальчишки отвечали пенсионеру Волозову аналогичным чувством. Они швыряли ему вслед яйцами из разоренных воробьиных гнезд и огрызками хлеба, завернутыми в пустые молочные пакеты.
А вот птицы отвечали пенсионеру Волозову взаимностью. В смысле, любили они его тоже. Стоило престарелому юннату выйти во двор, как со всех крыш и помоек к нему слетались пернатые. Они любовно садились к нему на голову, плечи и руки. От этого пенсионер Волозов сильно напоминал памятник вождю мирового пролетариата. В плане запятнаности облика птичьими испражнениями. И если знаки воробьиной любви были мелкими и легко вычесывались из волос, когда высохнут, то голуби оставляли большие жидкие кляксы.
Чтобы как-то себя обезопасить, пенсионер Волозов и летом, и зимой стал ходить в широкополой соломенной шляпе-сомбреро.
«Уж лучше я буду напоминать памятник герою моей комсомольской юности – Семёну Боливару», - рассуждал он. – «Да и стирального порошка на мытье волос меньше расходоваться будет».
Надо заметить, пенсионер Волозов очень уважительно относился к Боливару. Даже более уважительно, чем к его тёзке – красному революционному ковбою Семёну Буденному. Однажды комсомолец Волозов собрался даже сбежать на Кубу, свергать Батисту. Не успел, однако. Молодой Фидель Кастро Рус проворнее оказался. Оно и понятно, где Кастро и где Волозов? Фиделю и надо было всего лишь легкой трусцой пробежаться до дворца Батисты. С тех пор Волозов дал себе зарок: «На Кубу – ни ногой!» А Кастро считал выскочкой. Вместе с Че Геварой. Правда, товарищу Че хватило ума остаться в памяти потомков молодым, а Великий Команданте уже пережил товарища Хо Ши Мина и обещает прислать венок на могилу товарища Уго Чавеса. «То есть, не хуже нашего Леонида Ильича будет», - рассуждал пенсионер Волозов.
У читателя, поверхностно знакомого с пенсионером Волозовым, может сложиться превратное представление о том, что на полюсах его чувств располагались только птички на одном и мальчишки с Фиделем — на противоположном. Это не так. Не любил пенсионер Волозов еще многих других, в том числе из числа ныне здравствующих родных руководителей и некоторых жильцов дома №66/6. Но вслух имена их оглашать опасался, справедливо опасаясь гонений. И даже чистая ненависть к мальчишкам была замутнена, нет, не симпатией, но осознанием порой их полезности. Мальчишки, эта вырождающаяся ветвь человечества, своими неразвитыми умишками не понимали, что порой, мучая, сдирая живьем шкуру с главных врагов птичек, а значит и пенсионера Волозова, кошек, они становятся его невольными союзниками.
А вот любил он только птичек — это верно. Ту страсть, что тлела в его преждевременно дряхлеющем организме по отношению к Свенсоншведской, любовью назвать было сложно. Большое мягкое туловище и дирижаблеподобный бюст супруги тов.Бататова скорее внушали благоговейный ужас. Пенсионера Волозова пугала гипотетическая вероятность взаимности.
«И что? – вопрошал он себя. – Что я буду со всем этим делать?!» В вопросе крылся глубокий смысл. Там, где у остальных мужчин под гульфиком брюк более или менее бугрилась определенная часть тела, у пенсионера Волозова давно уже прослеживалась явственная впадина.
«Оно, конечно, мне лестна, как мужчине, будет ответная реакция такой женщины, как Свенсоншведская. Но нельзя выпускать из поля умственного зрения супруга ее, тов.Бататова. Он, как-никак, а председатель домового комитета, и в порыве обиды за попрание мною его мужского достоинства вполне может статься, будет всячески вредить. А повременю-ка я форсировать отношения с супругой его. Пока. Временно».
На том и успокаивался.
Но тов.Бататова навечно внес в списки своих потенциальных недругов.