Сказки Ветра. неоконченный роман

                СКАЗКИ ВЕТРА



 



                ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

                СОЛДАТ



               


                ПРОЛОГ
               
  Зачем искать вдали то, что ближе всего? Так близко, что даже не надо тянуться? Зачем просить помощи, если можешь Сам? Хлещет в залитое слезами лицо колючий дождь, глухая стена за спиной, и орущая толпа тянет к тебе когтистые ветви – рвать тебя и кромсать, и подкрадывается к босым ступням предвестник конца - холод, и бога молить готов ты о том, чтоб защитила тебя несокрушимая стена. Не зови. Не тревожь по пустякам. Все под рукой. Гранит для стены – в тебе. Как строить – ты знаешь. Ты же читал книги, ты шел по жизни с открытыми глазами, ты же все это видел… Осталось только вспомнить.  И понять – как.
 Вынуть из души своей гранитный валун, пусть и неподъемный, вырвать его из глубин памяти – пусть с криком и воем от боли и стыда, но вынуть и заложить первый камень фундамента своего дома. Того, что станет твоей крепостью. Чужие когти не смогут даже оцарапать его – никто не сможет его разглядеть – он невидим для других, он в тебе.
 Каждому в жизни бывает плохо. Иногда – совсем плохо. До него вот – вот доберутся, и он растворится в толпе. Его необязательно затопчут, но он перестанет быть собой. И из толпы он уже не выйдет – некому будет выходить. Да и незачем.
 А вот если ты успел построить свой дом…
 Обтечет толпа замковый холм, может и тронет гранит стен, но не ворвется внутрь, и не станет делать то, зачем пришла - громить и грабить. И ты останешься тем же, кем и был – самим собой. За этими стенами ты можешь быть трепетным и нежным, доверчивым и ласковым, тебе все можно.
 Но это еще не все. Однажды случится настоящее чудо – кликнет по мышке тоненький пальчик, и хрипловатые буковки сложатся в слово «Здравствуй». И ты его поймешь – поймешь так, как никто и никогда до тебя не понимал.
 И в твоем доме кончится одиночество.
 И ты поймешь, для кого ты его строил.
 И сможешь об этом рассказать.
 Смотри…
 Повисли руки над клавой…
 Что же сейчас выскочит из - под моих пальцев? Я боюсь этого нового как самого себя... Как просто было раньше... Что она такое говорила, как мелькала сзади и сбоку, и - как рычаг у гранаты - звяк, шшшшшшшшшшшшшш... И понесло... Два - три длинных шага - она стелется над каменными плитами и скользит к двери, кокетливо оглядывается через плечо и ямки на концах губ и зубики сверкнули, а она, не останавливаясь, с ходу - каблуком босоножки – трах между створок, и многотонные двери, непреодолимые ни для кого на свете, покорно раскатываются в стороны, и ворох листьев срывается с ошалевшей луны, но все я успеваю - рвануть из кресла за нею, и коснуться рукой специально для меня отставленных пальчиков, которые сжали мою руку и тянут... Тянут в Наш мир... Вот он развернулся под нами - где вы? Те, кто его не видит? Я вижу вас, я вам расскажу...
 Но сначала - про вас...
               

                КАРАНТИН


  - Ногу - поднять!!!!!! Держаааать!!!
 40 сантиметров - Держааааать!!!!!
 Габриелян уже не орет - визжит на грани хрипа - бог мой, ну я сейчас сдохну, но у него - то откуда столько сил издеваться????? Его - то кто заставляет ? Ведь третий час уже орет...
 - Жора, бля, в тени-40!!!... Скорей бы зима...
 - Сдурел? Что угодно, лишь бы не холод...
 Позади самолет, валящийся в сверкающую чашу ночной Алма -Аты, аэропорт и теплынь после ленинградского снега...
 - Братцы - 24 град!!! Живем!
 - Э-э-э, Юра, по местному - 3 часа ночи - что днем будет?
 А днем у всех обгорели уши, и я понял, что можно все - таки горы спутать с облаками, и дед вкрадчиво:
 - Отдай часы - все равно отберут...
 - Так ты сейчас и отбираешь...
 Почему я не хочу, чтобы именно он? Ведь все равно... И Универ позади - ушел по состоянию здоровья... Все законно... Почему мне стыдно? Почему тошно и потеря гложет меня? Что не так? Ну не годен учиться - годен в армию… Годен... Негоден... Негодный... Негоден учиться... Неспособен... Вот оно!!! Нет способностей! Бездарь... И не здоровье это... Неспособность... Даже не лень... Хотя и лень…
 Ты проиграл… Проиграл игру в жизнь… Проиграл игру в науку... Зачем сел за стол? Взял карты в руки? Ведь против тебя - не шулера... Просто сильные игроки. Как просто… Они сильнее тебя... И ты слабее... А эта игра? Ее тоже проиграешь? Судя по истории с часами, тут проще - на кону - жизнь... Ну, здоровье... Морда, наконец... И годен - не годен спрашивать не будут... Годен... На что? Сдохнуть на этой жаре, от этого быдла?... Тррррр... А сам - то кто? С двух метров и не отличить... Бля, делать  то что?
 Что ж тошно - то так? И страшно...
  - В глаза смотреть!!!! Ты о чем, падла, думаешь!!!????
  - Ногу держу, товарищ старший сержант!!!
  - Молчать!!!
 И пошло, и пошло...
 Н - даааа, хорошо - не зима...
 Больно, конечно, но не тошно... А тошно из-за Универа... Бля, что я в него так вцепился??? Ну, элита, ученый там, оптика, спектрограф, красиво, черт, интересно... Не то... Не то... Жалко, конечно... Не повезло...
 Стоп!
 Не повезло... Не было удачи? НЕУДАЧНИК!!! Ох, ма, как стыдно -то...
 Догадался на свою голову...


                ПРИСЯГА
 

 Что так все липко-то... Не жара, нет..  Все липкое - люди, чувства.... Прилипает все к душе, ко мне…  Как дерьмо... Такой же, как все - по крайности - выживешь... Ну и что, что не хочу? Тоже, особенный нашелся…Тут все одинаковые - так положено... Без этого войны не выиграешь... Ох, бля, еще и это... А если и впрямь грохнет??? Ведь кранты этому стаду - и я тут первый баран... Такой же, как все...
 - Жора, в сортир надо... Хохлы...
 - Зараза, опять... Так морда никогда не заживет... Зурик, давай на хер это дело...
 - А Девяткин? Трахнут ведь... Морды ему жалко... Тебя - что? Мало били...?
 - Ааааа , хрен, когда еще кто трехнется ? Пошли....
 Господи, да люди ли это????
Ведь ходят, разговаривают... Как люди. А ведь я такой гадости и представить себе не мог. А вот же она – во плоти, метр всего до него… Ненавижу... Бог мой, ну и ну... А ведь терять - то нечего... Бля буду - нечего... Может от ТАКОГО солдат ура кричит?
 Ведь вот так поживешь - рад будешь кому хошь в глотку вцепиться... Лишь бы разрешили... Точно. Так и есть... Здесь - свои типа, их -нельзя… Китайцев можно… А я их в глаза не видал!!! А Бернацкий -вот он - падла, гомосек херов...
 Какой он мне, на хер, свой!!! Забью, тварь!!!

 Хм.... Вот оно значит, как бывает...
То есть даже на губу не угодили... Ну, до присяги все равно нельзя.... Но все же... А чё так радостно? От того, что гада этого обломал? То есть если ты - зверее зверя – зверь - твой? Как просто...  А зачем он мне? Он и не зверь теперь – так, мяса кусок... Лежит на соседней койке... Мразь... Все равно забью...
 Забьет он... Посадят... А за китайца не посадят... Мудро... Ай да государство... Но пока - то друг друга бьем... Хотя какой он друг... Вражина...
 То есть нации - ни при чем... И страны - ни при чем... Просто люди... Один на один... Как в подворотне - то же самое....
 Интересно... Это вот так вот меня натаскают, злости во мне воспитают, а потом спустят как пса - на кого? На чехов в 68-м. На венгров в 59-м. На поляков в 80-м... А я не хочу... То есть так не хочу, что совсем не хочу... То есть пусть лучше меня... Или - нет... Чё делать - то??? В смысле, когда из санчасти выпишут?

 Я, гражданин Советского Союза, вступая в ряды вооруженных сил... Присяга... Присягнул... Или присягнули? Меня пристегнули... К государству? Куда оно - туда и меня? Торжественно  так... Строй, знамя... Котлетку дали, винегретик... Город показали... Два часа. Фото. Все вместе… Пристегнутые... И ямщики... А ведь грохнет - я вас первых перестреляю... Все правильно - кнут и пряник – кнут, правда, увесистый - чуть дернешься - меньше 10 лет тюрьмы не светит, а вот пряничек - жидковат... Хотя чего на нас тратиться - и так сойдет - куда мы денемся...
 Третий час я просто сижу... За этот месяц такого не было... Джидааа... Одуряющий запах - как сандал, наверное, - духи у мамы такие были... Так бы и сидел – вдыхал. Что ж встал то? Пошел куда-то... Не сидится тебе. Зачем? Сопка, камни... Чего я тут не видел?... Полоса препятствий... Да что мне надо - то?????
 Аэропорт... Вооот оно что... Домой захотел? Угораздило же - аэродром и гражданский и военный - все два года люди глаза мозолить будут. Ненавижу... Стоп. Кого? За что? Это вот так вот просто - он в джинсах и - к самолету, а я в дерьме - и я его ненавижу? Вот за ЭТО??? А ведь и правда... Что ж это со мной? Последствия присяги? Мистическое приобщение к воинскому духу?
 А дух этот, значит - всех ненавидеть... Всех. Тот, в джинсах - вроде свой... Я его типа защищаю... Теоретически, согласно присяге. А сам стою за колючкой, и каб не она – придушил бы к чертовой матери… А колючку порву – желания - то – хоть отбавляй – часовой пристрелит. И правильно сделает – я для мирного народа советского щас опасней любого самого кошмарного уголовника.  Даааа, бог Сульдэ не умер с Чингизом... Назад надо. А то и впрямь через колючку ломанусь - гражданских лупить по сытым рожам...
 Плечо... Левое... Вперед... Ша..г… Нет... Чччччччттттооо?... Что это? ОООООООООоооооооохххх тыыыыыыы.... Степь... Запах... Пыль, горечь, соль, да ведь ног же не удержать... Ветер... Я с тобой!!!! Над этими камнями, с пыльюю...
 Я влетаю грудью в небо, прозрачно-синее до бесконечности, руки - врозь и растут они и растут, и уходят за горизонт, обнимая землю, и смыкаются там, с той стороны, и я сжимаю их, а земля - вот она, вся - во всей своей невообразимой мощи и величине - вот она - мааааааааленькаяяяяяяя... Совсем... В моих ладоняххх... Детство.... Тогда это было без труда....
 Это то самое – МАЛЕНЬКОЕ - БОЛЬШОЕ - пронзительное ощущение детства, когда я выходил на залитый солнцем переулок и катал, тихо улыбаясь, в ладонях свою самую главную тайну - землю в детских ладонях... Я не скрывал этого, я делился со всеми, но никто не мог этого почувствовать, даже понять не могли, о чем я говорю.... Вот она и стала тайной... Просто никто не понимал... У всех были дела... А дети - смеялись...

ТВАРИ!!!! Ну что сейчас-то?????

  - Рота!!! Бегом марш!!!!
 Куда мы? А, к губе...
  - Справа по одному – бегом, строиться...
 Господи, твоя воля!!! Да что же это????
 Квадрат двора гауптвахты я видел то сверху, то сбоку, то как-то изнутри, наверное глазами всех, кто был в этом дворе… И все глаза видели одно: у стены - кучка губарей - человек двадцать, точь - в точь, как на обложке «Band on the run», кто еще стоит, а большинство - на корточках, коленях, просто лежит, или пытается подняться на руках, многие уже избиты. Крови хоть и немного, но они какие-то уж очень… Предсмертные...
Перед ними караул - шеренга 19 человек, АКМ на ремне, ремень вокруг локтя для стрельбы, штык – вперед, я еще не верю, то есть не понимаю, то есть - хрен знает, что такое? Ну, бля и праздничек...  Присяга... 13 июня 1982 года... Мама!!! Сектор огня внизу!!! У всех!!! Но ведь это - Сашка Чернов, вот Рамиль Ишманов, Телявсин, Саитгаллиев, я всех их знаю, это наша рота...
 И тех - у стенки – Рафик, Телков, Агеев, Зульфикаров, Зибик, Устилко - мне по наследству достался его автомат - ТР7926....
 И - ЧТО????!!! Сейчас комбат, набычившийся гигант, неплохой мужик и отличный командир... Вот сейчас он рявкнет:  «ОГОНЬ!!!»????
Вот так вот??? Свои по своим??? Ведь это не в морду дать...
 Бунт... Бунт на гауптвахте... Ну и что? Будь у меня клаустрофобия, как у Рафика, я бы тоже дверь выбил... А он и не удрал даже, а просто присел на крылечке... Потом остальные подтянулись - чего сидеть, если дверей нет? Никто ж не слинял?
 А если бы днем позже? В строю со стволом стоял бы я... И - что?
Как бы я ждал команды «огонь»? Ну, пусть сейчас я не там, но я в таком заведении, где такая ситуёвина - запросто... Могу - в строю, могу - у стенки... Как карта ляжет... Бля, что делать-то????
Сейчас-то все ясно - ща или грохнет, так я нырну за кого, чтоб рикошетом не зацепило, или все обойдется... Но еще ведь такое будет... И не раз, наверное. И не только на губе... Вот тебе и присягнул - или палачом, или трупом...
 Зибик шагнул вперед от стенки, подняв руки, и встал на колени…
  - Не стреляй, комбат, парни век не отмоются...
 Он лег вперед, вытянул руки, и, обернув голову, сказал:
 - Ложись, ребята, крови не будет...

 Потом мы их брали за руки и за ноги и носили по камерам…
 А караул так и стоял, и мы ходили под стволами - губари и только что присягнувшие солдаты советской армии. И сектор стрельбы все еще смотрел у всех вниз...
 Вниз... Вниз... В бездну.


                ЗАРЯДКА
 

  Здравствуйте, Георгий  Тарасов… У вас нет новых писем… Нет новых событий… Вы один… Вы никому не нужны… У вас есть клава… Но тут уж все зависит от вас…

Так жми же на нее!!! Как педаль газа «Шеви – Камарро» - она бросит тебя вверх, вперед, и не будет силы удержать тебя, и пойдут мелькать миры и страны, города и холмы, и ветер оторвет от усталой головы болотную жижу прошедшего дня, и весь мир - мой, я там, где хочу… Хотите увидеть рассвет? Вот же он! Горькая пыль оседает за мной на желтую колею среди серой степи, нет ничего прозрачнее этого воздуха, последнего воздуха ночи, ему осталось всего несколько секунд, он задрожит от жара солнца, размоет и скрадет все, что передо мной. Но сейчас… Сейчас… Нет  земли, я смотрю прямо в космос, очертания сопок четки, но нереальны, меня опять и опять несет вперед сквозь холодный туман – вперед - к этому чуду - ведь не знай я что сейчас будет… Как мальчишка у Грина, впервые в жизни увидевший  рассвет - я не так силен духом, как он – я бы умер от страха…
 Холод, холод перед рассветом, он все сильнее, и запах степи все резче, резче, сердце сжимается в страхе первобытном, и хочется оглянуться в поисках норы – боже, ведь это конец мира… Только секунды краснеющей полосы, ты не успел спрятаться, и слава тебе за это - вот оно солнце - с чмокающим звуком булькнуло из-за горизонта и наклонившаяся к нему степь сверкнула теми цветами, которых никогда у нее не было - всеми цветами спектра… Бриз тронул лицо, мазнул по щеке поцелуем лучшей женщины мира и счастлив ты, как ребенок, сам родивший этот мир… Вот оно, солнце, уже в моих ладонях, и я катаю его между пальцев, освещая  степь, землю, вселенную… А за спиной еще зыбко дрожит ночной холод, я силюсь повернуться, дать ему света и тепла, но - нет … Нет… Нет… Это нельзя освещать… Оно не достойно солнца…

 Там бухают солдатские сапоги, и мразь грязных мыслей травит все, что есть в этом мире… Там плоско и злобно каркают офицеры, с первого года службы понявшие, что они продали свою жалкую жизнь дьяволу за жалкую цену, одуревшие от бессилия куски, удравшие в позор от солдатчины, и вконец озверевшие сержанты, разрывающиеся между своими братьями - солдатами и позором своего долга…
 А вот и они - бывшие люди… Мясо в погонах, которое за мутно -сверкающим туманом героизма и славы, сочащегося из каждой газеты и речи на трибунах не подозревает, что бежит оно к зверству и собственной и чужой смерти…
 Зарядка… Чем заряжают вас, что вгоняют вам в мозг, как патрон калибра 7.62, стандартный, непреодолимой силы патрон лучшего в мире автомата – в ваш патронник, уже заточенный и подогнанный под этот патрон десятилетием школы, да и всей вашей короткой жизни?
 Вы еще мечтаете о чем - то, надеетесь и ждете… Ну год… Ну полтора… И дернет какой - нибудь  зажравшийся маршал спуск и рявкнет ваш рот этим патроном по всему, на что его направят… И конечно же, рикошетом - по вам…
 Раскачиваются бегущие спины в синих майках, бухают кувалдами по асфальту сапоги…
 Зарядка… Зарядка…
 Мы, два сержанта роты молодого пополнения, стоим в дырявой тени благоухающей джиды, тихо радуясь цвету рассветных крыш, который красит даже казармы и даже дым моей сигареты не может заглушить одуряющих запахов утра. На солнце – кранты, но в тени - минут двадцать у нас еще есть… Даже орать неохота… Хотя надо бы…
 - Что ты там, падла, отстаешь????  Жрал мало, или родину не любишь??? Ты чё, бабай, совсем оборзел??!! 
 А он, покачиваясь, все притормаживает…
 Вообще, сука, на шаг перешел!
 - Ну и косит… Больной, да и только… Ком цу мир, зараза!!! Смирно! Рота - стой! На месте, шагом –марш!!!
Рядовой Ербасов!!! Напра  - во!!! Бегом - марш!!!
Слышь, Зурик – хрипит, как сердечник…
 - Да-а-а, бабай - бабай, а косит четко… Бля, Жора, упал!
 - Ну ни  хера себе… Гони этих на полосу, я разберусь с этой тварью…
Ну и что мы тут лежим? Асфальт понравился? Лизни, как на вкус - ща жрать будешь!!!!
Э, парень, ты чего? Мать твою…
 Да и не глаза это вовсе – черно - коричневые болота… Только  человеческие… Он и серый какой – то, а не копченый… Синеют губы… Бля, да ему же больно…  Нет солдата в майке и галифе - длинный нескладный парнишка с дергающимся кадыком на тончайшей шее бьется всем телом на мягком от жары асфальте – минута, может две - он умрет… Вот повезло – то: до санчасти всего метров триста - я даже в дверь влетаю спиной, чтоб не зацепить его об косяк - слава аллаху, Бандач здесь – капитан, начальник  медслужбы…

 Мы сидим по – зоновски, на корточках, под стеной санчасти, я даже не курю, Зурик длинно тянет «Кок-тюбе»….
 - Шалваич, у  него порок сердца… Врожденный… Он сирота, всю жизнь жил в больнице - помои выносил… Его дернули в армию вместо сынка директора исполкомовского гаража - надо было кого-то для отчетности… Бля, я его чуть не убил……
  - Не бзди, ты же его и спас…
  - Не убивал бы - спасать не надо было бы…

 Ночь… Ночь… Треск цикад и птичьи трели разбавлены свистом турбин взлетающих самолетов… Караганда, Алма – Ата, Сары –Шаган,  Целиноград… Люди… У них дела и отпуска, а в санчасти с синеватым лицом лежит нескладный мальчишка, которого кому - то надо было хоть убить, но сделать солдатом… Он хрипит, и на него больно даже смотреть - длиннющие пальцы обирают невероятно тощее тело и мука, беспредельная мука в этих болотах вместо глаз… Он, наверное, даже не понимает, что с ним… Ему просто больно и страшно… За всю жизнь ему встретился один - единственный Человек: врач, который приютил его в больнице и который ничего не мог сделать против государства, нацелившегося убить этого ребенка…
 Всем остальным - он не нужен.  Или мешает… Волосок, на котором висит его жизнь, путается у всех под ногами… И вот мой сержантский сапог чуть его не оборвал… Что ж я за мразь такая?
 Я прилично пьян, мы сидим с Айваром  в ленкомнате, двухлитровый графин с «Массандрой» почти пуст, тени по партам от ртутного фонаря сквозь листву уж совсем невообразимой красоты, и Граббс,  Гуннар Граббс и «Магнетик-бэнд» из радиолы… Джаз… Чудо из детства ранним  воскресным  утром…
 - Жора, не казнись ты! Бабай - он и есть бабай - одним больше, одним меньше… Они сами не помнят сколько у них детей в семье - вон Бабукоза сгребли - родители только через год узнали, что он в армии -когда он писать по-русски научился…
 -  А-а-а….
 Я махаю рукой, беру графин за глотку и иду за казарму… В кустах -ведро с божественной жидкостью СВС – спирто - водяная смесь - в просторечии – «Массандра», в 25 мигаре её - 260 литров… Графин ныряет в ведро - рука по локоть в 50 - градусном пойле, пахнущем яблоками… На крыльце останавливаюсь и пью… Глуповато ухмыляюсь: поза звездочета - и впрямь все звезды видно… Пью… Пью…
Слышу Айвара:
- Юрик, оттащим его на койку…
Ну и ладно…
Нет… Что-то… Что-то же... Я же…
 - Бля, да отстаньте вы… Юрик, что я хотел..? Ты ж сам детдомовский, ну пойми - у него ж никого… Не понимают… Заразы….
 - Жора, угомонись!!! Шура, успокой ты его!!!….
Ни хрена себе… Ладно, хоть графин цел… Я опять пью…
О! вспомнил… Что я… Хе… Вспомнил…
 - Да братцы… Габриелян - то щенок был… Я то - похуже….


                ПОЗВОНИЛ…
 
 
 - Алло!!! Привет. Ну как???
 - Как всегда - не знаешь, что ли?
 - Нет, ну в смысле - нормально прошло? Без последствий?
 -  Откуда я знаю - три дня всего… Ты что не звонил??? Вчера? Позавчера?
 - Ну не мог я, понимаешь, не мог… Я ж в армии все – таки…
 - Слушай, это уже третий раз - будешь возвращаться - спираль вставлю… Или вообще разведусь!
 - Да ладно тебе – солдат, на три дня, изголодался за полгода… Да и вообще, вы мне, мадам, не безразличны… Голову, понимаете потерял…
 - Да ты хоть интересовался - КАК это???!!! Нас там - как свиней!!!! Как  животных!!! А, суки, залетели - отдувайтесь теперь, и – ложкой… Им начхать, замужем ты или нет!…
 - Ну что я, не понимаю? Ну прости ты… Вернусь - сделаем как захочешь…
 - Да было б из-за чего мучиться… Тоже мне удовольствие… Ты чего так поздно - полночь уже, мне спать - на работу завтра…
 - У нас так вообще три ночи… Я…
 - Ладно, все, пока… Напишу потом подробнее…
 Визгнул алюминий двери переговорного пункта, ветер ожег морду, нос - в рыбий воротник шинели, вперед… До части - восемь верст… Напрямую-то - шесть, да попробуй-ка по степи… Раз, два выпал снег, с полметра, ветер отполировал поверхность и – амба… Шаг - наст держит, ногу вытягиваешь - проваливаешься… Сто метров такой ходьбы - минус килограмм… Как у истребителя на взлете… Только пайки летной не дадут... Так что – обочина… Шесть вёрст до аэропорта, две - до части. И не дай Бог - патруль или военная машина… «Самоход» - в лучшем случае - семь суток нашей губы. В худшем - три… Но в Караганде…
 Шшк, шшк - валенки по песку – противно, снег крахмально скрипнул -тоже противно… Интересно, это от холода? Или просто противно? Ведь красиво же… Дышать только нечем - минус тридцать… И ветер… Маклин  писал - при минусовой - один метр ветра добавляет один градус… Итого - 50… Ну и занесло меня… Широта Крыма… Бля, а этот - то откуда? Видать у него совсем не жизнь - вот так, по доброй воле… Да еще на верблюде… В три часа ночи? А ведь и впрямь – сказочно... Ведь летом видел - все время где - то здесь. Одинокий казах на верблюде… Малахай, халат… И халат вроде тот же, что и летом… Вечный казах… И я - вечный жид… Нет мне успокоения… Сколько ж еще переть?
 Что я несу???? До него метров триста… Как с такого расстояния ночью вижу я цвет его халата и свалявшуюся шерсть на верблюжьем горбу??? Чем я это вижу??? А сизо - карий верблюжий глаз сверкает лунным светом и блестит под ним слеза, выбитая убийственным ветром… Дернуть надо… Глюки  пошли… Холодно - то как…
 Пить на морозе из алюминиевой солдатской фляжки - большое искусство: флягу рывком вверх, и вбросить спирт точно в глотку, чтоб не стал язык резиновым. Да губ не коснуться, а то флягу не оторвешь…
 Хррррр…. Каааайф… Ффф…. Подкручивается под меня звенящая дорога, скрипит и звенит все, на что я наступаю… А тень моя на удивление ровно тащит и тащит меня туда – домой. Эйфория…
 Какой дом??? Казарма, где от силы - +3, и весь гарнизон, где невозможно согреться, только в кочегарке, да и то прямо у печи… Не знал, что мороз - пустяк, а холод - вот так долго - выматывает насмерть: жить – точно не хочется… Как у Олистера Маклина в «Улиссе»… Владел вопросом… У скандинавов ад, кстати, - ледяная пустыня - знали толк в мучениях… Стоп. Еще надо… Версту отшагал….
 Звонко – то как!  Пронзительно… У нас такой прозрачности - дня два в году. В конце сентября… У нас… Третий аборт… Что я в самом деле… Пять минут не потерпеть? Ну и что, что не так уже будет? Блин, интересно, а вот если не хочу - все равно ведь трахну… Да и когда это я не хотел? Сама должна думать… Если так больно… Но врачуги - то… Ссссссуки…
 Чтоб их самих так… Вот за это…
 О, аэропорт… Ну, все… Может, бегом - 8 минут по нормативу? Жаль не засек - быстро чего-то получилось… КПП - тут свои -пропускают… Таааааак… За благополучное возвращение…
 Блин, где это я? Стены какие-то… Где выход - то? Во занесло… Бок болит… Зараза, куда это я вперся? Слип… Это ж яма на полосе препятствий!!! Ну, хорошо - никто не видит - сержант раком в родной яме ползает…
 - Тарасов!!! Ты что ли? Ты чё  там забыл?
 - Сигареты уронил, товарищ капитан….
 - Вылазь, дурень… Пьян????? ТЫ???
 Аж башка мотнулась от пощечины, и тут же - по шее. Меня понесло вперед, но устоял…
 В лицо…
 Все….


                ГУБА

 А ведь сами эти нары придумывали. Ржали еще… 40 см в ширину и доски – поперек, вразбежку… Чтоб не заснуть надолго: края досок режут бока, а в щели тело хоть чуть - чуть, да проваливается… Казалось - смешно… На них и сидеть то нереально - через минуту все кости в тазу болят… Талантливо… На полу – иней, на стенах - иней… Краску черную не так видать… Моя, кстати, идея - черный цвет камеры, чтоб подавляло психику… Подавляет… И нехило так… Клаустрофобия? Вроде не было… Так и в камере не сидел… В обезьяннике – люди, не один сидишь… Что ж так страшно -то? Холодно… Бля, ну тут уж совсем… Хуже, чем в степи… Или страх…? Чё будет…? Разжалуют, конечно… Значит, каждый день - на пост… Сдохну там на ветру… А они как стоят? Спят где попало… Я их гонял… Теперь меня… Я их бил… Теперь меня… Хотя - кто? А Ворона например… Рискнет… Дам отмашку - сяду… Уже в тюрьму… Ддаааааа, страшно и от этого - тюрьма все время в затылок дышит… Жрать нечего, украл - сел… Выпить захотел, украл – сел... В рыло дали – ответил - сел… Не ответил - еще дадут, и не раз - понравится… Сержанту ответишь – очень плотно сядешь… Я в рыло бью – предупреждаю - «без погон», а Ворона та же? Хохол церемониться не будет… А чурбан если? Тут без вариантов… Один Габриелян чего стоил… А Зибик, Музаффаров, да все дагестанцы… Понятно, почему в охране целиком призыв и нацию меняют… Дал бы Зибик мне сейчас в зубы - точно в карауле бы  его пристрелил… Да и остальных…
 Холодно… Как же свернуться, чтоб не так… Хоть бы спичку… Одну… На пару секунд… О г о н е ч е к… Маааленький… Нежаркий… Мммммммммммм… Кхха!!! Да ведь и кашель - то сухой пошел - не прокашляться… Только грудь дерет…
 Усилием воли прекращаем озноб… Как же… В теории… А как реально, чтоб не трясло? И чё так страшно, что один? Ведь всю жизнь к одиночеству стремился - на вот, размышляй - никто не мешает… Почитать что ли чего? На черном от лизола потолке светлым пятном послушно развернулись бессмертные строки пражского гуляки…
«Убили, значит, Фердинанда - то нашего!
Какого Фердинанда, пани Мюллерова? Я знаю двоих - обоих не чуточки не жалко…»
 А меня жалко? Нет. Даже мне… А чего так ссу  тогда? Рядовой службы? Ссу , конечно… Я гонял – меня погонят, я бил - меня бьют, я орал - на меня орут… Что это? Я не хочу. Я не выдержу… А они? Как они меня терпели? В глаза заглядывали… А я - буду? Заискивать…
Нет! А если - в рыло? Впятером, скажем. И по сортиру - мордой… А хрен ты, милый выдержишь… Может, не с первого раза, но обломают. Учитель у них был - загляденье… Теперь на нем потренируются. Слушай, так выходит, что это я сам себя буду??? О - па! Так вот она тюрьма - то зачем? Раскаяние? То есть меня сюда кинули, я тут дохожу от  холода и чем занимаюсь? А чем мне заниматься, как ни спрашивать – за что?
 А есть ведь, есть за что… У любого человека есть за что…
 «Что же касается вины секомого, то подобная мысль вообще не должна посещать голову начальника, ибо если секомый и  не виноват в том, за что его секут, то уж наверняка виноват в чем – нибудь  другом…» Ай да Соловьев! До такого только в тюрьме и можно допереть. Если размышляешь… А чё тут еще делать? Пока от холода не сдох… И выходит - НЕ СУДИ ? Возмездие неотвратимо? А награда? За «не суди»? Ну не буду я никого судить… Что от меня - отстанут что ли? И судить будут и казнить… Завтра например…
 ОН не судил никого - так его вообще к кресту приколотили… Нет правды на земле? Так нет ее и выше… У католиков - вон, вообще, - ОН там сидит и судит. Всех. Дорвался… Ну и как он их судить будет, если они его до этого – батогами? По милосердию своему будет судить? Что - то ветхий завет полистать - хрен там, а не милосердие - сплошь резня, обман, кары, да предательство… Только и оправданий, что богоизбранный народ – мол, все можно… То есть - своих прощаем… Чужих - режем… Тоже землячество… Как в армии… Бля , куда ж от этого деться? Чтоб ни одна падла не влезла…
 Чтоб стена - полста аршин, чтоб ров с крокодилами, а со стены - шварк картечью…
 Час, наверное, уже разминаюсь - ни хера не согреться… И не выйдет… Вон как лень уже… Точно лягу - гори оно все огнем… Огнем… Огонечек бы… Печка… Дрова гудят и щелкают… Печка - стояк в Малой Вишере… Бабушка пирог обметает чайкиным крылом…
Треск в печи - уголек вылетел, а я его – кочергой, от половика… Щас бы его сюда… Ладони сверху - чашей… И ближе… Ближе… Вот он – коснулся, не жжет - просто тепло… Растет… Там, внутри… Еще... Еще… Еще… Как Земля… В ладонях… Тепло…
 А ведь и впрямь теплее стало… Что - й то я с собой такое сделал – то, что потеплело? Земля… Маленькое - большое? Огонек… Стояк? Что ж это было?  Вот память… Ведь наверняка там все есть, а как добраться - то?... И не страшно совсем… Что за на хер…?
 Та-а-ак… Огонек – стояк - земля… Нет… Раньше… Раньше…
 И пусть суются - эка важность - не доберутся. Габриелян не совался –лез, пер буром, а хрен ему что выгорело… Так до меня и не добрался… Ведь слюной исходил, как хотел… Из шкуры лез… Мою попортил… Я ж от него нырял классно - я здесь и не здесь… «Тарасов, ты что улыбаешься???!!» «Рад служить отечеству, товарищ старший сержант!!!» Бред, конечно… Просто молчать - и все. И улыбаться… Я не здесь… Жору вам – пожалуйста. Если достучитесь… А Егора не видать вам… Никому… А куда ж его спрятать, чтоб не достучаться, чтоб ворота - кованые, из бруса дуба столетнего, чтоб стены… Стены… Стены!!!!!!!!!!!
 Замок. Я построю замок. И буду в нем жить. Сам.  Один. Как хочу. И никого туда не пущу… Никогда… Никто и никогда до меня не достучится… Жору - берите, казните, сажайте. Невелико приобретение, в нем – пусто. Это химера, да и то не моя – ваша - это то, что вы хотите видеть… Оно будет соответствовать тому, прежнему мне, иногда соответствовать вашим законам, но никогда вы до него не достучитесь - в нем нет Егора… Он живет в замке за непробиваемыми стенами в недосягаемом мире своей фантазии, вооруженный всесокрушающим оружием, которое подарил ему Марк Твен…   Суньтесь только – над вами весь мир со смеху покатится. Залп с моих стен сделает любого агрессора посмешищем…
  - Сэмьюэл Ленгхорн Клеменс! Я поднимаю твое знамя на своем донжоне…
 Странное дело, вроде и не так холодно. А-а-а-а, напрягся, пока замок строил… И напрягся – то как - то грамотно - я ж так не умею… А может и вправду  - замок? Замок…
 Вот я поднимаюсь по косогору, царапая шпорами кремнистую дорогу, иззубренный меч - на плече, и ножны уныло бьют по стальным наголенникам… Я не первый раз возвращаюсь после проигранного боя в свой дом, и никогда не брошу оружия - все беды случаются на последних метрах пути домой… Коня зарубили и кираса промята жестоким ударом капитанского копья, в душе – страх, мерзость и помои… Я сам себе противен… Может и не стоит возвращаться таким? Сесть на каменюгу - вон подходящая - и ждать пока свистнет стрела из-за дерева или с грохотом и звоном вылетит из-за поворота кавалерия с клинками на темляках, чтобы с лету, не останавливаясь, и не придерживая стелющегося полета коней, свистнуть сталью по шее… И полетит отсеченная голова, додумывая последние мысли, никому, в сущности, уже не нужные… А не найдут меня? Что - вот таким - в дом? Чтобы осквернить его своим поражением? Домой надо возвращаться со щитом… На щите - дом не нужен… Да и нет там никого… В замке… Так не все ли равно, каким возвращаться - никто не глянет в глаза и не прочтет там тоски и боли…
 Ну а жена? Нет уж… То я просто домой не возвращался… То я не знаю что будет… То меня с порога воплями не встречали… Так что это существо я туда не пущу… А кого? Другую?... Нет ее, и не предвидится… То есть их много, но… Разницы - то особой нет… А какую ты хочешь? Чтоб возвращаться… Всегда возвращаться к ней… Леди… Фея… Эльфесса… Нет, не так… Вот вхожу и приваливаюсь к дубовой дверце потайного хода - все, силы ушли на последний шаг… Медленно сползаю по отполированной прежними возвращениями двери… А она?
 Мгновения не прошло - она вылетела на галерею – знаю, знаю,  родная, ты все видела… Не глазами, нет, ты все про меня знаешь, ты выла от жалости ко мне, но не открывала дверь, чтоб я не размяк и у меня хватило бы сил на последний шаг... Вот и сделал я этот шаг... Теперь - можно… И вот оно - то за что я тебя безмерно люблю -свистящим облаком ты рванула с галереи вниз, ко мне, ты не плачешь надо мной и не зализываешь раны, ты рвешь из-за моего пояса кинжал и отточенными взмахами рассекаешь ремни доспехов, ты вкладываешь в мою руку рукоять выпавшего меча, и сила, безмерная сила боевого оружия вливается в меня, ты знаешь в этом толк, я встаю, опираясь на сизую олонецкую сталь и плечо твое - не для опоры, а для нежности… И скользнет под нас лестница, и плиты, тысячелетние плиты каменного пола подставят свои груди нашим ногам, качнутся гобелены, и мы увидим то, что нам дороже всего на свете - скомканную еще с прошлого раза мантию перед полыхающим камином… Да, здесь тепло, здесь всегда тепло… Огонь камина родного замка и ожидание лучшей женщины вселенной - вот оно -тепло моего мира… Она ждет меня… Ждет и вся горит в нетерпении - этого огня хватает на все, что мне дорого... Ей все равно, каким я приду… Лишь бы пришел… И мне все равно, сколько боев и поражений впереди – я должен вернуться... К ней.










                ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

 

 На столе – изобилие, которое ну никак не может даже присниться солдату советской армии… Шесть пузырей шампанского, советского, полусладкого, ананасы в банке, сервелат, сало, конфеты трюфеля, икра, гусь, плюшки и много, много всего - посылки подкатили к Сашкиному дню рождения… Да и именинник подсуетился в летной столовке - спер гуся, кило два рыбы, баранью ногу, и еще чего -то… Мне уж и не разглядеть…
 За столом в каптерке - элита роты охраны, да и всего батальона, да и в полку, пожалуй, не найдется нам равных – мы сами пишем постовые ведомости, ставим в наряд кого хотим, губа - наша вотчина - типа личного зиндана… Фазаны нас трогают уж в совсем крайних случаях… Мы знаем свою силу и чуть не давимся своей властью и безнаказанностью… Батальону крупно повезло, что мы - сплошь  европейцы и башкиры - азиаты и с меньшей властью устроили бы из 53-го ордена Суворова, ордена Кутузова, ордена Красной Звезды, Краснознаменного авиационного Никопольского разведполка натуральный Освенцим…
 Позади всего год, но мы все знаем, все видели, вальяжные и наглые, внушающие остальным ужас и непреоборимую зависть… Саня -старший стрелок в моем взводе, Зураб - комод,  Шура Чернов - замок первого взвода, я – второго, но на данный момент - старшина роты молодого пополнения, Рамиль - старшина, хоть и срочник, а Серега и Толик – рядовые, но такие, что при их появлении не то что куска -фазана тянет честь отдать… Только их честь - нам в падлу - дерьмом не интересуемся… Я уже был два раза разжалован, Шура посидел в Караганде, где у него обострилась эпилепсия, но пока мы - при своих. До следующего залета… И сильны мы потому, что об этом научились не думать… Влетим, так влетим…
 Шампунь никому не катит – так, для торжественности, только Серега вяло посасывает его из горлышка. Я наслаждаюсь упавшей в брюхо Массандрой, и черпаю печенюшками черную аральскую икру из двухлитровой банки - плата Садвакасова за разбитое рыло. Ноги у всех на столе, в позах - безмерный расслабон… Мы даже не чувствуем, что он наигранный - при всей своей наглости мы, как псы, ждем пинка - ареста, тюрьмы, проверки, губы и черт знает чего еще… К этому нельзя привыкнуть, но со временем страх притупляется…   Еще больше мы боимся, что может грохнуть и начнется - Брежнев сдох, Андропов - вообще кранты - какой-то псих, даже для коммуниста - полный придурок - с гражданки такое пишут, что трудно верить: людей хватают на улицах, в банях, трясут, почему не на работе. И вообще… Мы - то думали - у нас концлагерь…
 Блин, что за государство? Из такой страны такую парашу сотворить… Нигде жизни нет… Дорвались кухарки до власти по ленинскому завету - только и доперли, что до страха, как орудия управления. Правда, за семьдесят лет довели до виртуозности… Мы вот тоже… Не последние ученики… Сижу вот… Гордый такой… Все мне по барабану... И ненавижу… Сам не знаю кого… Боюсь… Всего… А со стороны - хрен подумаешь… Сержант советской армии на отдыхе…

 - Жора, крысы…- это Рамиль…
 - Ты старшина, тебе и разбираться. По старшинству… Тяни лямку, отрабатывай свои 22 рубля… Давно?
 - Месяц… Может два…
 - Ну ни хера мышей не ловишь. И много?
 - Рублей 70 на круг. Да часы, шмотки… По мелочи много…
 - О-па… У моих, кстати - тоже… Денег - то нету, а так... Календарик  вон,  у Бунина попятили. С девкой… Они, значит. Казарма - то одна…
 - Мы уж секли… Пасли… Глухо…
 - Ты еще объяву  повесь - объявляется охота на крыс - мыша просим не высовываться. Хошь - нарисую… Вычислить пробовал?
 - А то… Месяц все даты записывал…
 - Пошли в канцелярию…
 - Бля, мужики, ну ей богу, не сейчас…
 Это именинник прорезался…
 - Сань, крысу отловим – секешь, что будет? Потащищься…
 - С вами поймаешь… Давай любого дернем, и – вперед. Какой -нибудь да расколется. Вот и потащимся…
 - Сиди уж… Тащун… Мякиш - дежурный по части - чего ему срать? С тобой звону не оберешься… Шампань лакай - тебе положено…
 Я листаю дежурную ведомость сличая с рамилевым календарем краж. Мысль проста, как лапоть - от роты охраны до роты карантина - только мимо дневального. Но дневальные ничего не видели. Значит – сами. Но не все… Кто? Ага, есть… Онаркулов и Омаржанов…
 - Рамиль! Держи… Пудов 80….
 - Застроим? Вообще - то час ночи…
 - Херня… Скоро итоговая – ты, как старшина - проверяешь армейские документы, я, как комсорг - комсомольские… Типа, чтоб у всех - комар носу не подточил…
 - Ага… И чтоб лишнего не было. Пошли…

 - Рота, подъем!!!!! Строиться с матрасами!!!!
 Мы идем вдоль строя очумевших солдат, и проверяем на вшивость -военные билеты, комсомольские, безжалостно рвем письма и разные прибабахи типа фоток  любимых девушек - не положено… Вдруг я вижу себя сверху и немного сбоку… Ох и гадина же… Ведь в яме живем… В помойной яме… Как не захлебнуться? Письмо… Просто письмо… Оттуда… И держит оно усталую, вечно сонную голову солдата над помоями - бледный свет далекой звезды из той жизни… Слабый шепот мамы - есть жизнь… Где-то. Как-то… Но есть… Ты живи, сынок, цепляйся, дотерпи… Есть для чего… И мой голос - резкий и каркающий - дома все!!! Тут - никого!!! Здесь - я тебе и мать и родина… А это все - хлам!!! И рву… И кидаю на пол… Тоже прав - накроют с таким - всем хреново будет, это только в уставе всех за одного не гасят, а здесь - как у Чингиза в войске - круговая порука… Залог наших побед… Только моя - то правда - народная, общественная, стадная… От его имени выступаю… А у солдатика, чье письмо я порвал - правда одного человека - человеческая…
 А главное: у меня самого такое в кармане - не приведи господи… А вот ведь, выпендриваюсь… Поборник…
 Вообще- то наши действия имеют глубокий смысл. Четверть века спустя она меня спросит: «Зачем вы отбирали письма? И рвали? Это жестоко…»
 Что я ей ответил? Что у сына Сталина Якова в плену обнаружили письмо от приятеля, где говорилось о скорой «прогулке в Берлин». И это стало неоспоримым доказательством того, что превентивный удар Германии в какой – то мере спас мир от всемирной революции, что агрессором был Советский Союз, и ему так и не удалось отмыться от этого позора… Что с мертвого и пленного можно снять бездну информации, но лучшим доказательством все - таки остается письмо. Если правильно растолковать, то оно понятно даже газетчикам… До генералов все - таки дошло, что как мозги не промывай, а в плен все -таки сдаются… Да и сам процесс чистки карманов - тоже промывка мозгов - нечего о доме думать… Не отвлекайся, падла, от выполнения боевой задачи!!!  У солдата не должно быть ничего лишнего…  Особенно мыслей…
А почему так жестоко? Да просто все… Нас ведь тоже… Так же… Когда - то… И мы гордимся, что вот, мол, терпели, нам похуже было, у нас такие звери были – дагестанцы! Только нет их уже… Год, как нет… А мы за то унижение мстим казахам, немцам, кара - колпакам, узбекам, латышам, и еще 52-м нациям… Главное, что можем… Они - беззащитны… А мы -безнаказанны… Потом будут они… И рассказывать про нас… Потом еще…
 Всегда удивлялся - почему люди так гордятся тем, что когда - то им было плохо? Вон, Павка Корчагин - шашкой махал, с белыми воевал, раскулачивал, то есть людей резал, стрелял, грабил, сделал так, что всем стало плохо… Надорвал здоровье на разбое и лежа на санаторном диване в Крыму меня через шестьдесят с гаком лет учит -тебе, мол, жрать нечего, а я еще и кувалдой на холодном ветру махал, понял…??? А чего тут непонятного? Ты б, сука, коров бы в революцию в вагонах не морил, зерно бы не гноил, мясо б хлоркой не засыпал, людей бы не резал ради светлого будущего, оно б и не наступило, и я бы не голодал… Ходил бы сытый и воровать бы для этого не пришлось бы… Чем тут гордиться?  Один грабил, теперь другой ворует… Обоим плохо…
 И эти вон… Стоят… Ворьё… Животные… Хотя, - нет… Звери чуют, что их сейчас резать будут… А эти - нет… Страха в глазах не больше, чем обычно… Вот уж кому плохо сейчас будет, так плохо… Хотя знаю ведь почти наверняка, что – они, почему жалко? Или нет… Не так… Почему я цепляюсь за надежду, что не они? Может, палач тоже так надеется: вот подводят ему такого - он знает, что надо голову рубить, но почему - то надеется - пусть будет не этот… Другой какой -нибудь… Отвлеченный… Вот этот - конкретный - он же ничего мне персонально не сделал! И что я его - по шее топором? Кому сделал, пусть тот и рубит… Или палачу - по фигу?
 А солдат? Штыком - в пузо! Китайцу, например… А я этого китайца и в глаза не видывал - он даже не плевал в моем присутствии… А я его -штыком… И мне за это – ничего… Война… Боевые действия объявлены… Ну вот кто объявил - пусть тот штыком и орудует… Как сможет…
 В детстве, помню, мысль была - собрать всех генералов и спросить:
 - Хотите воевать?
 - Да, мол, хотим – на то и генералы… Я - вот с ним, а я - вот с этим…
 - Ну и лезьте в яму и грызите друг друга… Кто выжил - победитель… Ему - пулю в лоб. Чтоб не плодился…
 Тогда  еще, помнится, затык вышел… А кто ж победителю в лоб стрелять будет? Выходит - палач… Тоже по чьему-то приказу… По нашему. Вот собрались гуманисты и приказывают - стреляй, мол, он - плохой… Тот и стрельнул… Доволе-е-е-н… Или нет? А зачем на такую работу устроился? Наверное, все-таки доволен… Кайф ловит от такой работы… Ладно, щас посмотрим, что это за кайф… Рамиль стоит перед Онаркуловым и держит в руке календарик… С девкой… Похоже - тот… В левой - документы… И я ору через всю казарму:
 -Бунин!!!! Ко мне!!! Ты как дни отмечал?
 - Накалывал…
 Рамиль смотрит календарик на просвет - точно, с 12 октября все дни проколоты - я этот день помню - сам их в часть из Риги привозил… Тогда и в Питер заскочил на три дня… А зачеркнуты даты с 13 мая -когда казахов призвали…
 - Хитрый, значит?... - Рамиль вкрадчиво мурлычет прямо в лицо Онаркулову…
 Я стою правым плечом к Омаржанову… Неужели они еще не понимают? Во, дурни…
 Свистнул левый сапог с оборота - точно под ребро, чтоб не отбросило, у него еще глаза не закатились, а я уже бью в  лицо правой и валюсь коленом на горло. Все… Готов… Саня поддевает Онаркулова скользящим ногой под подбородок, голова запрокидывается, и Рамиль уже принял ее на плечо, и всадил пальцы в глаза… Секунда, может, две - мы тащим их в спортзал, сейчас - казарму карантина. Строй распался - за нами толпа…
 Санин полет дракона я вижу уже не боковым, а каким - то затылочным зрением, Омаржанов валится в  сидячем положении на койку и Рамиль, Зурик и Серега начинают его месить…
 Но мне уже не до них - эту тварь я сам уделаю… Левой - за ухо и левым ухом его - об верхний ярус железной койки - так, чтобы не повредить висок - он мне еще долго нужен…
 - Что, тварь, детишек грабим???? Ответить не могут??? А как я тебе??? Не ждал, падла!!!???
 Я сажу и сажу по ненавистной роже - все кражи, от которых я когда - то страдал, корчился от обиды и унижения, все бессилие перед вором, который спер, и уже давно смылся - все это с хрустом вламывается в посиневшую от ужаса и ударов харю… Что интересно - крови совсем нет, я горжусь собой, и меня охватывает азарт - мне во что бы то ни стало надо попасть именно туда, куда я хочу, и я бью с филигранной точностью, меня это заводит свыше всяких пределов, и я уже хочу невозможного - избить его до смерти, но чтобы он ни в коем случае не умер…
 Да кто там, в конце концов? Кто посмел прервать такой экстаз? Локтем - назад, не глядя, оборот, ниже… О - па… Чья - то рука - к кобуре - я рву за вытяжной ремешок, когда его пальцы отщелкнули пуговку – «Макаров» выскакивает из кобуры… Обойма, предохранитель, скоба, затворная рама - разобранный пистолет летит в разные стороны, да пустите же вы!!!! Я рвусь вперед, но уж никак не получается, я хриплю и бьюсь, но все бесполезно, только на слабый удар в скулу и хватило...
 Передо мной на полу сидит командир роты – Мякиш - старший лейтенант Мягкохлеб, сейчас - дежурный по части, я сразу перестал рыпаться, но слышу я плохо, и соображаю неважно… Кровь бухает в ушах, а рев воздуха, врывающийся в легкие, и подавно все глушит… Дать в рыло офицеру, отобрать оружие… Сколько же мне припаяют? Мякиш - тот еще гондон - спалит меня со всеми потрохами… Бля, может добить его, раз все равно сидеть?
 Да и этих… До кучи…
 Поздно… В кубрик вваливается Лом - начштаба батальона, замполит, парторг и еще какая-то погонная шваль помельче… Кранты…  Доигрались… Придется червячков на зоне жрать… Как у Шаламова…

 Как вы думаете, господа, что делают шотландцы со старыми бритвенными лезвиями?
 Не знаю… А что с ними можно делать?
 Они ими бреются…

 Но даже шотландцу в Советской армии делать нечего - одна бритва на 53 человека, на все - про  все - полчаса… Тридцать секунд на человека… Четырьмя отточенными взмахами растительность сносится с лица… И вода - холодная… Гестапо отдыхает…
 Сержантов да элиты, это, понятное дело, не касается… Мы стоим в углу мойки и трем о вчерашнем… Никого не посадили - больно страшненько все это выглядело, да и как сейчас к нам подступиться –Андропов, ходят слухи, хочет до пяти лет срок службы продлить, мы озверелые - ни фига себе, два - и то много, а тут еще три года трубить, фазаны ссут в казармы заходить, только с оружием, а его так просто не получишь – только, если в наряд… Вот и лезут офицерье и прапоры - кто дежурным по части, кто - по столовой, кто по автопарку… Подъем энтузиазма… Разгар служебного рвения… Марс, так тот вообще из караула не вылазит - благо он по совместительству еще и начальник губы… Хотя тоже… Как посмотреть…Он - то в карауле - с пистолетом, а мы - то – с автоматами… И  у каждого на борту  - шестьдесят приглашений на тот свет… А у него – только шестнадцать… Да еще Рамиль - он в запарку никогда не впадает – втолковал Лому, что воров били… Их - от греха подальше - на губу, нас - по койкам… Но Мякиш, похоже, затаил… Марс Кадышев, командир первого взвода, под рукой шепнул Рамилю, что Мякиш на меня одеяло тянет… За пистолет… Про морду стесняется… А меня что-то свербит… Не уловить. Взбудоражен здорово... Вон как курю -четыре затяжки - сигарета… О!
 Дошло…
 - Слышь, отцы… Рыло – то мы им помяли, а где ворованное - то, а? Неясно…  Поспрошать бы надо…
 - Точно! Пошли на губу… - это Саня отозвался - соображает он на диво быстро…

 - Выводной!!! Ключи от губы!!!
 Вообще – то, мы даже не в карауле сегодня, да и в карауле ни одна тварь не имеет права требовать открыть губу… И часовой просто обязан нас пристрелить еще на подходе… Только это наша рота… Им после караула - в казарму, а там - мы… И в карауле - мы… Когда в наряде… И за малейший бзик - зубы вынесем, плевать, что у тебя автомат… Им же и получишь… Так что в камеру мы входим без эксцессов.
 Два мешка в форме лежат, стуча зубами в углу КВЗ - камеры временно задержанных... Никому в голову не придет посадить крыс в общую - добьют сразу…
 Кина никакого нет - просто бьем. Без слов и разговоров - сами должны догадаться, что нам от них надо…
 Онаркулов скис сразу - обхватив голову руками, он визжит:
  - Вся атдам, нэ бэй, таваисся сииззант !!!
 Бьем все равно - мало ли, что еще расскажет… Да и второй - пока он не в обработке - пусть стоит, смотрит, пугается… Со страху  мнооого чего наболтать можно…
  - Где барахло, гнида???
 Зурик  дергает его за задние ноги - он вольный борец, КМС - у него это здорово получается, и силищи на троих - при моем росте -170 см -110 кг веса. А жира нет… Он держит его за ноги на весу, а Толик и Серега в два смычка обрабатывают казаха ремнями… Не, похоже не знает…
 - Ну что, браток? Пора и тебе покаяться?
 Я вкрадчиво, мягким пушистым котом струюсь в сторону Омаржанова… Чешиииирскииий… Мяяугкиииий… Улыбаюсь… Я так хочу, чтоб в этих буркалах от страха плясала только моя улыбка… Пусть видит, как мне это нравится….
 Меня качнуло вправо – влево, два хука по ушам лишили его последнего соображения и я снизу резко и страшно всаживаю раскрытую ладонь, повернутую тыльной стороной вверх ему под левое нижнее ребро… Как штык… Пальцы уже в теле, и пока упругость живота не выбросила их наружу, привычно подгибаю фаланги, захватываю ребро и рву за него вниз… Он грохается на колени, и я тут же встаю ему сапогом на ладонь… Визг стоит непередаваемый - уже порвано легкое, сломано ребро, раздавлены суставы пальцев и гудит голова, но улыбка чеширского кота убеждает, что это даже не прелюдия, а так… Настройка инструментов… Левой я рву за подол гимнастерки – вперед, через голову и вниз, и встаю на нее вторым сапогом. Все - он в темноте, в трубе… Он НЕ ЗНАЕТ, что с ним сейчас будут делать… Волшебная сила неизвестности… Из трубы сквозь вой и хлюпанье понеслась информация: кому продавали часы, где живет барыга, что сказать под дверью, чтоб пустили, что пили на ворованные деньги - все, все, что только помнит мозг… А он помнит все. Спрашивать только надо уметь…
 Я бью ладонью по пряжке своего ремня и взмахиваю рукой – вверх –вниз, ремень змеей обвивает руку, и пряжка со свистом щелкает его по спине… На месте удара четко отпечатывается силуэт советской армейской пятиконечной звезды. Дьяволово клеймо…
 Кто мы? Вот стоит раком крыса - явная бесовская добыча, и уж что –что, а клеймо это он заслужил… Над ним я - даже не мститель или судья – палач, я тоже заклеймен этой армейской звездой - она у меня не на теле - глубже… За что я сажаю ему звезду за звездой на спину? Ведь у меня - то он ничего не украл… Значит это - не месть. Я хочу от него что-то узнать? Но он все уже сказал… Да он уже и говорить - то не может… Я вступился за обворованных солдат? Не знаю… В тот момент вот об этом я точно не думал… Такие оправдания приводят позже… После того… Или, когда лупил Онаркулова в кубрике - за всех воров на свете? Но он даже не вор в законе, он не посвященный - как он может за них отвечать? Он - просто крыса… Гадкая перепуганная крыса, и я - гордый и смелый - его бью… Гордый - оттого, что вроде за дело, смелый - оттого, что мне ничего уже от него не грозит…
 Вот оно!!!
 Я наслаждаюсь тем, что он - в моей власти: я могу сделать с ним все, буквально все… Вот откуда пятьдесят звезд на его спине, когда он уже все сказал… А ведь пришли -то именно за этим… Чтоб узнать…
 Меня оттаскивают от искалеченного тела, я дышу полной грудью, я в восторге…

 Мы опять стоим в мойке и обсуждаем перипетии допроса. Все на взводе, хотя никто еще не пил… Мы пьяны своей силой и властью, а это - повкуснее спирта… В наших головах - рой мыслей - вот мы нашли, разоблачили, победили зло и наказали виновных… Благодаря нам мир стал чище и добрее… Но это - не все! Мы сейчас пойдем и переловим всех воров в батальоне. И тоже их накажем… И в полку… И в городе… Мы выдернем барыгу из его поганой хаты, и он нам всех сдаст... А мы их всех - по цепочке… И победим весь преступный мир… Как просто… Это ментуре не по зубам, а у какой уголовщины духу хватит против армии переть? Всех перебьем…
 Мы молчим, но мысли…
  - Это ж сколько народу надо будет передавить? - задумчиво цедит Зураб…
 Я вздрогнул - я сейчас думал то же самое…
  - А Жору на них спустим - у него все заговорят… - усмехается Саня…
  - Ты чё, ишак? Я те что? Я те что, палач что ли?
  - Виртуоз… - усмехается Толик..
  - Э, мужики, вы серьезно, что ли?… Сами – то…Да и без меня все давно придумано… Ты в Коми АССР бывал? Там вообще сплошные зоны… И там все ваши клиенты... И там, на зоне, они сами, понимаешь – САМИ – жопу рвут, чтоб в палачи вылезти, закон воровской для того и писан… Я их – по их закону… Законно…
  - Ладно… Разохотились мир исправлять. Надо в самоход рвануть -барыгу этого потрясти, заодно и наваримся - это Рамиль….
 Удар ногой в дверь, и в мойку вваливается комбат - здоровенный мужик, бывший вертолетчик… Палец его уверенно тычет в тех кто орудовал на губе - ты, ты, ты, ты, ты… И ты. За мной – в канцелярию…
 Мы даже не переглядываемся - исправление мирового  устройства откладывается лет на десять… И барыга умрет от старости - если свои не грохнут.
 Мы застроены у стенки, и в канцелярию вводят крыс… Почти вносят… Я смотрю на дело своих рук и ничего не понимаю - неужто это я из обыкновенного казаха такое сотворил? Я не говорю о внешнем… Но движения!!! Это же просто вибрирующие от боли куски студня… Они неспособны ни на какие осмысленные движения… Их просто крючит… Единственные их целенаправленные действия - это встать так, чтобы не было так больно… Это легко читается даже со спины… По нервам пробегают фантомные сигналы - тела непроизвольно дергаются то там, то здесь - совершенно бессистемно… Ну и ну… По таким кускам мяса анатомию точно не изучишь… На меня наползает дикий страх - за такое точно придется ответить… И там где я буду отвечать, со мной запросто сотворят то же самое… Особенно, если срок отбывать придется здесь - с их  земелями…
 Со страху я не замечаю, как помещение наполняется офицерьем… Их много, но мелькнула искорка надежды: нет особиста - майора Бакалашвили… Значит будет междусобойчик, батя не будет выносить сор из избы… Зам командира батальона, начштаба, парторг, та еще сука, ком роты, замполит роты… Капитан Зернов: он – то что тут делает? А-а-а-а, он же в штаб округа стучит… Хреново дело… Правда,  не очень ретиво, это – шанс, против бати он не попрет… А вот начальников служб и командиров других рот не видать… То есть -никого… Только свои… Причастные…
  - На губе сегодня были? - комбат сверлит меня взглядом..
  - Так точно, товарищ подполковник…
 Чего врать, и так – кранты…
  - Значит так - комбат загибает пальцы - проникновение на охраняемый объект, самосуд, коллективное избиение, завладение табельным оружием, разжигание межнациональной розни… На губу зачем поперлись?
  - Так ворованное надо вернуть - вмешивается Толик…
 Кретин!!! Это же…
  - И что, сказали? - комбат вкрадчив и вежлив…
  - Так точно…
 Все…сказано… Эх, Толик,Толик…
  - Та-а-ак… И пытки с целью добычи информации… Неплохой букет, а?
 Такого страха, я пожалуй, еще не испытывал - мне вдруг со всей ясностью представилось в чистом виде то, что я натворил… А ведь они ничего мне не сделали… Вообще ничего… Так за что я их так? Выходит, мне просто нравится людей мучить… Был бы повод… Просто повод… Я же тащусь от этого – вон, вчетвером оттаскивали… Я палач… Не по профессии, а по призванию… Бить и мучить – только, чтоб безнаказанно… Я в садисты бы пошел - пусть меня научат…. А меня и учить не надо… Впятером - на двух беззащитных… А я ж за всю свою жизнь один - на один - раз десять всего дрался… Всегда их больше было… Только тогда, с Серегой, над костром… Сколько ж мне было? Четырнадцать… Пятнадцать…
 До заката еще далеко, но вечер, вечер, толстый и вальяжный, сыто спускается с косогора, подкрашивая тенями траву и проплешины голой земли… Я уже вышел из воды, а брат ныряет и ныряет до одури - глаза уже красные, как помидоры… Небольшой пруд и остров на нем - соловьиный… Откуда название - неясно… Хотя он зарос березами и рябиной, и в сумерках бывает таинственным и притягательным… Может, из-за вида… Так и хочется рассадить на березах соловьев и пусть себе роняют нотки своих трелей на звенящую в ответ воду… Парень чуть постарше меня, подходит и спрашивает:
 - Дай ласты поплавать…
 Мне страшно не хочется, я боюсь и стесняюсь… И страха своего стесняюсь и самой ситуации… Не его же ласты… Как так просить можно? Невежливо…
  - Мы вообще-то уходим сейчас…
  - Да ладно, я недолго - вон твой еще купается… - показывает он на младшего братишку…
 Вообще то он прав - Митьку из воды за уши не вытащишь…
  - Ладно, только недолго….
 Что у него за лицо такое… Страшно от него… Или гадко. Непонятно… Просто очень не хочется его видеть… И я вздыхаю с облегчением, когда он уходит с моими ластами…
 Мы уже давно собрались, и я все не решаюсь попросить ласты назад… Но делать нечего… Мне страшно неудобно, но я подхожу к ним и говорю:
  - Мы уходим…
  - Ну и иди…
  - А ласты…
  - Это мои. Что ты пристал?
 Тут до меня доходит, но я еще не верю…
  - Отдай! - я вцепляюсь в бирюзово - зеленую резину и меня начинают бить. Брат бежит ко мне, но я кричу ему – беги, беги… Он еще хочет ко мне, помочь, но что он может - он на семь лет младше меня… Но он храбр… А этих - пятеро… Как же его заставить бежать? Меня все бьют и я ору - быстрей беги, отца позови! Тут он рванул… Слава богу это не дезертирство, а – за помощью… Он поверил… От ударов я падаю на четвереньки и крабом отбегаю к косогору… Меня догоняют и сбивают с ног, но я вырываюсь, и бегу – быстро, не разбирая дороги…
 Август… Уже пронзительный, но еще жаркий… И вечер, как тогда, и мы снова на соловьином и с нами Серега - мы знаем друг друга с его двух месяцев, а моих - пяти…
 Митька  вдруг вылетает из воды и бежит к нам - глаза горят, он невероятно возбужден, и весь светится от радости.
  - Там! этот!
  - Кто?
  - Ну, ласты который! Я его сразу узнал… Блин, а я его и не помню в лицо - то…
  - Покажи…Точно - он?
  - Да он, он, точно он, я так его запомнил…
 Мне страшно до судорог - я никогда не начинал драку первым… Но тут младший брат, друг детства - надо выглядеть…
 Соответствовать…
 Тот выходит из воды, я встаю и иду к нему… Серега тоже встает - он в курсе той истории, но я бросаю через плечо - «Ты - позже…Но быстрее…» - я хочу закончить все как можно скорее, меня тошнит от страха….
 - Ласты отдай…
 - Они дома…
 И тут я вижу на лице испуг… Черт знает, чем я его почувствовал, но роли мгновенно переменились - теперь он – жертва, и я сделаю с ним все, что захочу… Я коротко бью в лицо, Серега уже налетел, и мы бьем его снизу вверх, чтоб не упал - мы босиком, и бить ногами неудобно…
 Через пару минут он валится мешком башкой вниз в траву и даже удары его не поддерживают… Мы хватаем его за руки - за ноги, и подвешиваем задницей над костерком: все – таки август, и после купания надо согреться… Мы по неопытности не в курсе, что он потерял сознание - нам просто хочется поиздеваться, а бить мы уже устали. Скоро он заизвивался и завизжал:
  - Жаааааркооооо!!!
  - Остынь!!!
 Мы раскачиваем его и бросаем в воду, и только во время полета я почуял запах горелого мяса и увидел наполовину обгоревшие плавки. Он бухнулся в воду и сразу пошел ко дну, хоть там и было - то всего полметра… Через полминуты вынырнул, но Митька с разбегу прыгнул на него с берега и начал топить, мы его еле оттащили, дали этому пару раз в рыло и, одевшись, неторопливо ушли… Мы знали, что нам ничего не грозит - по жестокости мы превзошли всю эту Лиговскую шпану…
 И сейчас… Все точно так же - огромное наслаждение - плющить ненавистную харю… Ну тогда еще можно понять - я мстил за себя и брата… Я наказывал заведомую тварь, чтоб неповадно было… А тут –то? Как говорится, ничего личного. А ведь ненавидел так же. И наслаждался так же – оттащить же не могли… Значит все-таки палач... А с виду и не скажешь… И всю жизнь - не был… Что ж меня таким сделало? Откуда такая жестокость? И наслаждение? Что общего в этих плачевных эпизодах моей жизни? Вроде ничего…
 Как ничего? СТРАХ!!! Вот оно! Там я боялся эту шпану, и от страха терзал его за мое и ваше, когда дорвался… А здесь я просто боюсь всего – залета, тюрьмы, пули, штыка, войны, проверки, того, что Андропов накинет еще три года службы… И тоже бью со страху напропалую, когда дорвусь… И наслаждение понятно откуда - страх исчезает, КОГДА ПОСЛЕ ПЕРВЫХ УДАРОВ ТЫ НАЧИНАЕШЬ ЧУВСТВОВАТЬ, ЧТО ТЕБЕ, ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ ОТ ЖЕРТВЫ, НИЧЕГО НЕ ГРОЗИТ… СВОБОДА… СВОБОДА ОТ СТРАХА…
 Д-а-а-а… Стоит раз такое попробовать - хрен отвыкнешь… Не представляю себе палача на пенсии… Да и солдат тоже… Советский, по крайней мере – точно - он всю службу в страхе живет, так спусти его на кого хочешь, и скажи, что все можно, и ничего за это не будет - биться будет до последнего… Вот он где, исток героизма - в страхе… Главное - втолковать, что отвечать ни за что не придется - тогда страх превратится в жестокость… А побеждает всегда тот, кто более жесток… То есть более труслив… Но нам - то сейчас ответить придется - за нами генералов нет… Одно проникновение на охраняемый объект – это от десяти лет тюрьмы до расстрела… Бля, привыкли, что губа - как дом родной - что караул, что казарма, без разницы… Щас от дурных привычек и отучат - у стенки. Навеки… В назидание…

 - Караульный конвой в помещение! Два… - негромко произносит комбат…
 Это для нас. Только почему – два? Непонятно… Что мы - бежать собираемся? Шилов, замполит батальона, подходит к крысам и вдруг со злобой вопрошает:
 - Как стоим? Смирно!
 Они пытаются подтянуться. Но их крючит...
  - Что? Неужто больно, а?
 Шилов задирает на Омаржанове  гимнастерку сзади. Ну и зрелище… Вся спина – сине - багровая, и черные звезды… А над брючным ремнем виноградными гроздьями повисли почки… За одну и берется Шилов и плавно сжимает.
 Боец извивается и шипит, наконец застонал и – визжит… От боли он падает на колени, но майор так почку и не отпустил… Бог мой! Да он же наслаждается! Ну и ну… Доставили удовольствие вышестоящему начальнику… Хорошо бы - благодарность… Или срок скостить… Ай да командиры у нас… Что – все такие? Обвожу взглядом офицерские хари - мать моя! Точно - все… Чуть не облизываются… А ведь нас, пожалуй, не съедят… Мы одной крови - палаческой…
 В канцелярию вваливается конвой - Сашка Чернов, Ворона, и четыре бойца под штыками.
 - Рядовых - на гауптвахту, до окончания разбирательства! Сержантов - в штаб! Ко мне в кабинет…
 Мы с Зурабом идем под штыками - комизм ситуации -непередаваемый… Нас конвоируют Саитгаллиев и Телявсин - они в двухсменке, но вчера были ночные полеты и заступили в караул они только утром, а ночью принимали активное участие во вчерашнем побоище, так как были в роте, а Саня Чернов – помощник начальника  караула - с его ведома мы прошли на гауптвахту - начкар спал без задних ног после ночных перипетий… Лотерея…

 Он сверлит нас глазами уже которую минуту… Ну и страшная же у него рожа - прям волнорез  Литейного моста… Мы стоим навытяжку в его кабинете - конвой он отослал… Вообще всех выгнал…
 - Воинские преступления вам вменять не будут. Но  вот избиение - это чистая уголовщина… А уголовщине в армии не место! Тарасов! Что за это полагается?
 - Статья 206 УК РСФСР, Часть 2… От двух до пяти….
 - Ну вот, пятерочку я вам и нарисую… А чтоб знали, от чего увернулись - вот на полочке уставы - УГиКС и внутренний - у вас пять часов, наизусть! Проверю, хоть раз ошибетесь - и за воинские привлечем…

 Я смотрю на Зураба и восхищаюсь… Он сидит тупым углом на стуле командирского кабинета, вытянув ноги, и изучает устав. Я вообще развалился в кресле: мне это - незачем… Еще в первый месяц я, чтоб не пробегать полосу препятствий за каждую ошибку, уперся и вызубрил уставы наизусть… Оказалось, что дело это полезное - при любом наезде на меня со стороны офицерья я закатывал глаза к небу и начинал цитировать соответствующие статьи устава… Поскольку чесал прямо по тексту - от меня быстро отлипали… Потом вообще цепляться перестали… Даже гордились - вон какой уникум в батальоне есть… Перед проверяющими хвастались… Даже увал однажды заработал таким манером…
 А Зурик… Ведь по сути - нам пи…ц. Без вариантов… Ну, может, и не тюрьма - но дисбат – точно. Но есть краешек призрачного шанса - и он выгребает его до конца. Лицо посерело, нос заострился, щеки обвисли: он стар, мудр, и напряжен сверх всяких пределов - и так уже четвертый час. Уму непостижимо, сколько упорства… И ведь уверен, что все запоминает. Были прецеденты… Я бы уж давно хрен забил на это дело - только на способностях и выезжаю… Страшно довольно прилично, но, помнится, на губе в первый раз похуже было. Замок строил… Летал… Давненько он мне не нужен был… А может уже и нет его? Сдох его владелец… Погиб под руинами… Опозорил знамя и герб и сгинул… Замков у палачей не бывает. Интересно, воткнут меня на зону, ну там - в карцер, найдут за что… Буду я доходить от холода и ломиться в несуществующую дверь? А если и существующую? Будет ли меня там кто - нибудь ждать? Нет… Не будет… Предал я ее… И замок и знамя и герб… Зачем же я нужен - без чести? Лучше и на глаза ей не казаться…
 Тогда - что? Ну это - то просто… Выйти отсюда - не проблема: до караулки триста метров, гаркну  часового с четвертого поста – ссыпется с вышки в момент и вытянется в струнку… Левой – за ствол, коленом - в пузо, сектор - вниз, большим – затвор, компенсатор – под зубы и на спуск… Напряглись руки на подлокотниках, сжалась пружина тела, сейчас - рывок из кресла и пошел… Осталось жизни триста метров…
 Но ведь ждет же… Любого… Какой бы ни был - лишь бы пришел. Она - моя… Она ждет  меня... Любого. Что я ей скажу? Правду… Приду и скажу… Правду… И она поймет… Даже то, что я не понимаю, она поймет… Все остальное уже будет неважно – простит, убьет своей рукой, выгонит или прикажет казнить, но – поймет. Потому что я - её… И больше никто меня не знает… Егора…
 И сколько я буду идти к ней? А хоть всю жизнь. Неважно. Смыло беленые до половины стены и распахнулся во всей красе осенний лес, окружающий и баюкающий в своих оранжево - красных крыльях голубой с серебром замок… И мечется она по каминному залу, и заламывает, пока никто не видит, руки… Решусь я или нет… Не выйдет на балкон и не подбодрит взглядом и вздохом - нельзя! Такое решение я должен принять сам. А она умирает, но ждет… Ждет… Решения? Да плевать ей, что я решу !!!!
 Она ждет меня!
 Любого.

  - Черт с вами…
 Полуторачасовой допрос - экзамен по уставам советской армии закончен. Комбат роняет нам на головы стопудовый вердикт…
  - Валите в роту - кабы не воры были - точно бы посадил…
  - Так, кабы не воры - их бы и не тронули…
  - Вон пошел!!! Придурок!! Еще и нарываешься!!!
 Мы отдаем честь и, согласно приказу, валим… Даже в роте Зураб еще не пришел в себя - слишком все резко переменилось - морально готовые даже к расстрелу мы аж на губу не угодили. Я тихо и счастливо улыбаюсь… Плевал я на причуды комбата и счастливое избавление – не это меня радует… Теперь я знаю, что есть мой замок и в нем ждет и ждет меня она… Это она… Она… Спасла и сохранила…
 И не это  главное… Она - есть! Я -есть ! МЫ -есть!
 Жди, родная… Любого… Меня…
 Плевать, какой длины дорога - я иду…
 К НЕЙ.



               


                ОХОТА
 

 Я отбил роту молодого пополнения и, рявкнув какую - то херню для проформы, развернулся к выходу… Делать мне было совершенно нечего. После бойни с ворами вопрос о поддержании дисциплины отпал сам собой. При виде участников расправы у любого зуб на зуб не попадал, о том, чтоб вякнуть, не могло быть и речи, плюс все это обросло красивыми легендами, как подвиги незабвенного Александра Матросова и героев – панфиловцев во фронтовой многотиражке… Мне, например, Тариел Нижерадзе из роты охраны штаба округа рассказывал, что сержанты  в одной части поймали воров и тут же их расстреляли из пистолетов, которые они отобрали у дежурных офицеров. Но поскольку это были воры, да еще и крысы, участникам расстрела ничего не было… Я ему сказал, что все он врет, на самом деле их наградили и распустили по домам. По – моему, он мне не поверил, хотя был к этому близок… Больно уж глаза у него горели от такого торжества справедливости…
 Ведь было же в моей жизни действительно кое – что, достойное всякого уважения… Пару раз людей спасал, домиков  штук пять построил – в них люди живут, радуются… Так уважают за это несильно… Так… По обязанности… А уж слушаться точно не будут: ты меня из омута вытащил – спасибо, конечно, только я бы и сам, наверное, справился, а вот указывать мне - не смей!!!!
 А тут - озверел до потери соображения, ненавистью весь окружающий мир изгадил, и – на тебе! Такая уважуха… Никто слова поперек не скажет… Вот и выходит, что чем больше в тебе зверства и ненависти, тем больше у тебя шансов в этом обществе. Так пошло оно к едреней фене – такое общество… Мне с ним явно не по дороге. Оно в ад прет на всех парах, раз у него такие правила, а меня это как -то не прельщает… Противно. И правила эти я в гробу видал, а уж выполнять их - обосретесь заставлявши…
 Заставлять - то не государство припрется, громыхая винтиками, а как раз винтик. Один… Может два… А уж человечка - то одного обломать - не вопрос… Рецепт есть и опробован - побольше зверства… Только растолкуй ему сначала, что вот пришел он, такой гордый, весь от государства - сильный и смелый, а стоит передо мной не человек, и не винтик даже, а кусок мяса килограммов на восемьдесят, который я вот сейчас, прямо на месте, превращу в студень… Как Омаржанова… Дай потом ему лазейку, чтоб ретироваться мог без вреда и позора для себя - вмиг туда шмыгнет… И ни хрена – то меня совесть не кольнет -он бесу за жирную пайку продался, кусочком дарованной власти полакомиться захотел, а подумал за чей счет, а? За мой! Так что и убью я тебя - имею право - ты моя собственность, и горевать нечего -невелика потеря, все равно ничего не умеет. Мог бы дом построить -честно бы на жизнь зарабатывал…
 Я отлип от косяка, додумывая напоследок: ну и философия - Гегель отдыхает… Главное - понятно все… Туману - ноль… Ясно… С ясной погоды в Гернике все и началось… Над всей Испанией безоблачное небо… Тоже ребятам все ясно было… Так что я ещё посомневаюсь…

  Два шага по коридору - слева ружпарк. Открыт? Рамиль сидит боком на оружейном  столе и набивает автоматный магазин. Что за хрень? Патроны - то желтые! Караульные патроны зеленые и дико подотчетные… Через месяц в меня будет со страху стрелять Завадский, выпустит 14 патронов, и мы с Саньком  затрахаемся их красть, чтобы восполнить расход - Генку бы точно посадили, если б мы случайно не вспомнили, что в НЗ на случай войны та же серия, что и в карауле…
  - О! - Рамиль просиял - на ловца и зверь! - Он ухмыльнулся пока только ему понятному каламбуру – поохотиться не желаете?
 Конечно, мы, бывало, валили тушканов и сусликов крадеными на стрельбище патронами. Я раз на офицерских стрельбах спер почти целый цинк - 640 патронов, и устроил в третьем карауле - благо он в семи км. от части за двумя грядами сопок - такую бойню, что даже через месяц  там не найти было никакой живности… Но то - в третьем. Или во втором эшелоне… И называли мы это охотой… Но здесь? Посреди гарнизона? В роте? Разве что на машине отъехать… Тачку достать не проблема, но хлопотно. Угонять все - таки надо... С НЗ или с пожарки…
 - Колись, что за тема?
 - Повадился тут один зилок фароискателем часового слепить в третьем… Комбат узнал - ревел как бык - штык у дневального из ножен вырвал - ЗИЛ-130 шинковать… Так что - пошли добывать …
 Я сразу все понял. Не так давно зарыли Брежнева, и вся советская армия с месяц сидела на боевом дежурстве - мы спали с автоматами, в полной сбруе, два мигаря с бомбами стояли круглосуточно на газовке и летчики жрали прямо в пилотских фонарях. Боевое сняли, оставили только повышенную, но мандраж  остался - на разводе караула зачитывали сводку ЧП по округу и надежды на спокойную жизнь там было – ноль. Караулы резали почем зря, часовых убивали каждый день, в основном с целью завладения оружием, а когда становится  страшно, наиболее трусливые вооружаются. Судя по сводке - перетрусили все, и увлечение это приняло повальный характер. А с зилком… Процентов на девяносто - это кто - то шутковал по дурости и пьяни… Но оставались десять… Те самые… А это - труп нашего брата с перерезанным горлом, или заточкой под лопаткой или спицей в ухе и украденный автомат, а может и кое - что похуже - вырезанный или расстрелянный караул, если нужен не один ствол, а четыре, плюс гранаты в НЗ, а если и до складов второго эшелона доберутся – там оружия на три полка и бомб… Одних ФАБ-500 - триста штук - полутонных чудовищ, оставляющих в земле сорокаметровую воронку… Такое рванет - от города пыли не останется…
 - Приказ есть?
 - А то! Лом с нами… Старшой.
 - Рамиль!!! Письменный приказ на применение оружия есть???
 - Ну, крыса канцелярская! Есть! Тонковид уже строчит…
 - А ты пасть закрой! Старшина всея говна! Чем больше бумаги - тем чище жопа - закон авиации… Свалим кого - хер отмоемся, мне  тех крыс за глаза хватило! На всю жизнь обосрался, пока вышку ждал…
 Я рванул свой ТР 7926 из пирамиды, разобрал, снял смазку, продраил ствол – стрелять, похоже, придется, так чтоб чистить потом легче, собрал, и схватил первую коробку с патронами, одновременно потянув  из пирамиды свою сбрую…

 Третий час я лежу на вершине левой сопки перед третьим караулом – передо  мною божественная панорама серебристой от инея  подмерзшей ночной степи… Воздух тут такой, что и при звездах немало видно, а уж при луне… Висящего без дрожи почти в зените серпа вполне достаточно, чтобы видеть посеребренные изгибы сопок, чудно перекрывающих друг друга в какой - то коловратский  узор с темными шарами перекати – поля, и звездами разлапистых приземленных растений… Стрелы их скукоженных листьев образуют морскую звезду, а торчащий из центра стебелек, на котором весной растет голубовато-фиолетовый цветок, похожий на кукурузный початок, согнут, понур и уныл… Но он, хоть и темен, но слишком мелок, чтобы затмить серебряное сияние степи… Только шевельни головой - и по всему полю перед тобой засверкают искры измороси, и степь меняет очертания, а тряхни головой, чтобы сбросить сон, и уж вообще  заколышется как море… И звезды - морские…
 И плывут по этому морю на юго - запад диковинные темные корабли - плоские, неправдоподобно широкие  и  клиновидные - темнотой своей и поднимающимся от них паром закрывающие серебро звенящей ночи…. Дробный гул приближается и видно уже в каком четком порядке идут скифские войска - кланы развернулись в цепь, и не перемешиваются - ряд гигантских темных треугольников ровно и быстро пожирает серебристое пространство… Движение столь однообразно, что производит впечатление движущейся машины… А это и есть машина - страшный механизм войны с тысячелетним опытом, который на третьем рассвете у берегов Сырдарьи молниеносным маневром, дальностью стрельбы и невиданными для европейцев приемами боя обломает жадные зубы Искандеру двурогому, заставив его, такого наглого и самодовольного, драпать аж до Мараканды, лечась от поноса и зажимая рану на ноге от скифской стрелы, пущенной через реку с запредельной дистанции и вознося хвалу всем своим богам за то, что стрела почему - то оказалась не отравленной…
 И две тысячи лет понадобится историкам, чтобы заставить поверить следующие поколения в то, что он пришел на берег великой реки и, поглядев на тот берег, просто повернул назад, сделав тем самым бессмысленный крюк по дороге в Индию в пару тысяч километров, растеряв половину войска, и сдох от пьянства и разврата на пороге исполнения мечты, все проиграв…
 Ври - не  ври, а вряд ли кто в такое поверит… Чтобы тот, кто имел одну только цель – завоевать - просто посмотрел и ушел? И не попытался завоевать? Отказался от цели? По доброй воле? Нет уж! Значит получил он по зубам от свободного сильного и гордого народа, да так, что и про мечту свою забыл… Его великий учитель Аристотель рвался к краю вселенной, чтобы убедиться, что он есть. Или нет… Тогда пришлось бы заново познавать новый мир… Узнать, что ты прав, или начать новое познание - все это – блаженство, в поиске и познании ты никогда не проиграешь. Но ученик оказался туповат - он решил мир не узнать, а завоевать - а это по любому - проигрыш. Тут или тебя просто победит тот, кто сильнее, либо ты, всех победив, вознесешься на такую высоту, что зависть соратников и побежденных тебя сожрет - их в тысячи раз больше и хоть одному да подвернется шанс… А у тебя - ни одного... Это будет или стрела, свистнувшая из -за портьеры, или длинная булавка из прически блудницы или просто банальный яд из чаши, наполненной лучшим, но, увы, стоящим ниже тебя другом. Или вообще просто прирежут... Встав на дорогу войны ты заведомо обрекаешь себя на проигрыш. Так стоило ли Александру, сыну Филиппа,  топать из Македонии через всю Азию, чтоб получить по соплям от скифского князя Будакена, забраться в какое-то индийское захолустье и отдать там концы, в горе и тоске от того что проиграл и прогадил мечту свою, подаренную ему мудрым учителем… И горе - империя его, построенная на крови и страхе, развалилась через пару десятков лет на то, что было до его прихода

 -  Жора, чисто…
 Это Рамиль - он лежит справа от меня на такой же сопке, но повыше. В лощине - караульная кобыла - ГАЗ-66, тупорылый вездеходик с кунгом. Для погони – ноль, конечно - движок слабоват для такого веса, но наперерез - вполне… Для того и лежим  на сопках, чтоб засаду сориентировать… В кобыле - командир роты - старлей Мягкохлеб и пара солдат. Толик стреляет довольно прилично, а вот Венька Халитов… Тачка дрянь, поэтому на автоматы вся надежда - видно здорово, прицелы и мушки подбелили, патроны с перекладом - каждый третий – трассер. Для пальбы ночью - условия просто мечтовые…
  - Не спишь, свинья, ну погреби, погреби…
 Связь держать как в учебнике - полный бред - позывные, кодировка… Ни у кого не выходит. А вот так… Мы ж с полслова… Уговоров никаких, но я уверен, что Рамиль уже пошел по кругу, щелкая тумблером рации - газон, караулка, Лом... Рассечь, что мы говорим, никому не выгорит - слэнг свой, любой дешифратор сгорит от натуги... Фраза из анекдота про Винни – Пуха, главное в ней - погреби - слово, обозначающее какое - то действие - он и действует - обзванивает точки засады. Придет моя очередь - он мне анекдот траванет… Со словом… Не смогу - облаю матом со словом сплю.
  - Мякиш давит…
  - ****уй ты на хер!!!!
 То есть – иду, действую, и быстро, поскольку с матом. «Ромашку» - на шею, тумблер на постоянный прием - что не так - Рамиль сориентирует, и отсечет, если надо: стреляет он здорово… Я ссыпаюсь с холма и наискось по ложбинке - вниз… К Газону… На 99 процентов – горе - вояки просто заснули. Но и один процент… Тоже много… Я бегу тихо и ровно, дыхание мне сейчас понадобится… Автомат перебрасываю цевьем в левую, сектор – вниз, затвор… Вот и газон… Обегаю сзади, дверь рывком, но тихо, чтоб не отыграла назад, на колено и ствол вверх… За рулем – Славка, вроде спит, левую - на ступеньку, ствол – пистолетом - вверх и налево, ногу – на ступеньку, поза краба, качнулся - вверх!!! Плечом в стену - салон под обстрелом. Пусто… Выскакиваю - к кабине, рву дверь.
  - Российский! Где эти ****и????
 И ведь проснулся, лишь когда я зашипел... А я ведь в салоне шумнул малость, когда плечом. И тачка качнулась… Охранничек…
  - Так в караулку пошли - холодно…
 В  караулке - картина маслом - командир согнал начкара с топчана и дрыхнет с изрядным размахом, начкар согнал отдыхающего, остальные сопят вповалку на полу. Веня даже ватник подложить не удосужился…
 Орал я долго и со смаком… Застроив состав караула я изгалялся минут пять, да так, что Мякиш инстинктивно примкнул к строю. Вопли мои подходили к концу, постепенно оформляясь в постановку боевой задачи, когда я  услыхал звук мотора… Пискнув – «По местам!!!», я шмыгнул наружу и сам себе поразился - от злости и мандража я не сразу допер, что мотор - УАЗовский, и идет со стороны гарнизона… Значит - комбат или Лом - начальник штаба… Скорей всего – Лом - он по расписанию должен стоять в ложбине между двумя грядами холмов, километрах в трех от третьего караула. Не иначе - тоже погреться, или терпение кончилось - любопытство разобрало…
  - Лом… - шепнула рация…
 Один Рамиль дело знает. Ну и стадо… Что им - неинтересно, что ли? Я вон, весь вибрирую, азарт - век бы так носился…
 Лом подлетел на УАЗе, как генерал на белом коне - с пылью и характерным свистом тормозов - будто и не засада вовсе - рыба гниет с головы – бардак, да и только…
 Походкой хозяина мира к караулу валил  майор Матюхов - белорус, 2.12 росту, призер Минского чемпионата по вольной борьбе, начальник штаба батальона.
 Лом.
 Начальственное табло распахнулось на всю ивановскую, да и по делу - суета как на самаркандском рабате, а на засаду как - то не похоже. Втирать ему, что я тут ни причем - дело безнадежное… Да и не до него мне – нехай орет, клиентов еще нету, а от меня не убудет… Порох у него иссяк быстро и я услышал осмысленное:
 - Ну что тут у вас?
 - Товарищ майор, дайте команду занять места по расписанию…
 - А сам??? Язык отсох???
 - Кому? - вопрошаю я, и делаю злорадный кивок в сторону Мякиша.  Хрен я тебя покрывать буду… Командир заспанный... Со второй буквой С. Лом сразу въехал и повернулся, но Мякиш уже рвал к караульной кобыле…
 - Есть! - шепнул Рамиль - на два часа…
 Я смотрю вдоль ложбины - не вижу! Даже зарева от фар… Я щелкаю тумблером.
  - Накрывай, ща…
  - Товарищ майор, надо к Ишманову - вроде увидел…
  - Я с тобой…
 Ага, наш человек, тоже завелся с полоборота. И какой он мне теперь начштаба - он мой брат, такой же дрожащий от нетерпения зверь, а я тоже свинья - и как зовут - то его по имени не помню… А ведь он меня с карагандинской губы выдернул - 300 верст в один конец, причем сам за рулем… Мне уж допов тогда 8 суток припаяли в довесок к трем объявленным, а я б и за пару в той давиловке концы бы отдал…
 Ну вот, голубчики, рыскают… Фары шарятся километрах в трех, иногда подсвечивая небо и поганя лунную степь. Ну раз в зенит светит - точно с фароискателем… Наши…
 - Охота - сто пудов - изрекает Рамиль…
 Лом даже башкой не кивнул, да и я тоже - и так все ясно… Просто констатация факта. Мило другое – мы сидим на одной волне - три покачивающихся на напруженных лапах зверя, со вздыбленной шерстью на загривках и наши хвосты в унисон хлещут нас по бокам в ожидании атаки. У моих друзей так же, как и у меня стекает по оскаленным клыкам солоноватая, пузырящаяся в предвкушении бешенства погони, слюна… Пока слюна… Ничего… Только б не промахнуться… Будет и… Озноб волной прокатился от пяток к плечам и ударил в затылок. Время замедлилось, и подкатил долгожданный восторг – теперь я точно все успею - времени полно…
 Фары перестали рыскать и уверенно стали мостить светом дорогу к нам, точнее к задней дорожке часового первого и единственного поста третьего караула, ясно: охотничков снова потянуло пошалить…
 Это была последняя мысль о них как о людях… Подкатил СТРАХ и мозг услужливо рванул по привычной дорожке. Свистнули мысли бронебойными пулями, очередью, и все – в десятку! Кто за рулем? Водила, сперший на ночь грузовик с автобазы? На такое решиться ох, как не просто… Тут наглости надо полные штаны. Или привычка… Значит - угонщик или уголовник… Свой транспорт - отпадает сразу - ни один гражданин Советского Союза не может купить грузовик. Даже в теории… Они все подлежат мобилизации на случай войны… А что вообще за город Балхаш Казахской ССР?
  А это - БГМК - Балхашский  Горно – Металлугический Комбинат, крупнейший в Европе и Азии. Медь… Когда плавка выходит - весь город накрывает желтое облако серы. Ветер его сносит не меньше, чем за несколько часов – это степной - то ветер, и дышать невозможно, и выхаркивают  люди на запыленные тротуары города без травы желто - зеленые омерзительные комки серной слизи сгибаясь, как после газовой атаки, а кто давно здесь – тот и ошметки легких с кровью и сукровицей, оставшейся от прошлых плавок…
 Да еще Коунрадский рудник - потрясающая в своем омерзительном величии дыра в земле, размерами своими превосходящая все и всяческое воображение… Разверните GOOGLE – «Планета Земля», и посмотрите, что сделали с этой планетой, с этой землей - это на северо-восток от Балхаша - километров двадцать… Промерьте расстояния и загляните в него, поиграв навигатором….
 А я еще  подскажу, что это не просто рудник ,а самая громадная в Средней Азии зона. И глубина - под километр… И все, почти все, что выплескивает в мир эта зона после окончания сроков и амнистий –почти все оседает в городе или поселке Коунрадский… В Отаре… В Ботсаде… В Аягузе… Куда им – по многу раз сидевшим, со сто первым километром, и всеми мыслимыми запретами жить свободно - куда? Только здесь и догнивать. А дешевых среди них почти нет - сюда всех по тяжким сгоняют… Безнадежных… Вот потому и казахов в городе почти нет - всех уголовники поперебили… Что в стране буча будет - всем ясно, только у этих - то верхнее чутье - дай Бог каждому, особенно на заваруху… А в мутной воде лучше – с оружием, тогда ты – король. Они все помнят, хоть и по рассказам, холодное лето пятьдесят третьего… Так что за рулем - в лучшем случае какой - нибудь  Людвиг Ольферт, потомок несчастных немцев, занесенных в Россию три века назад, выгнанных под Оренбург, а с началом войны –дальше - в переполненной теплушке, по морозу - прямо в степь… И рядом – пара профессиональных неудачников с тремя - пятью ходками - даже воровать и грабить - и то не умеют, раз попадаются…  Это уж вражины стопроцентные, по таким - на поражение… Без вариантов… И желательно - поточнее…
 Лом распрямился и втянул воздух - каб не ветер степной, нам с Рамилем и не хватило бы…
 Пальцем крутнул у уха, ткнул в меня, потом в караульную кобылу и рубящей ладонью, мгновенно превратившейся в лезвие топора, указал направление перехвата… Я каркаю в рацию:
  - Кобыла!!! Курс - десять часов по сигналу!!! Готовность - р-р-раз!!!
 Палец тыкает поочередно в нас, очерчивает круг над головой и упирается в стоящий у подножия сопки УАЗ. Мы срываемся вниз и влетаем на заднее сиденье козелка – я справа, Рамиль – слева – он левша… Патрон у меня в патроннике, я показываю Рамилю пятку магазина, даже в таком освещении он видит контрольку - ночное зрение у него не хуже моего, и, растянув рот до ушей, он со смаком досылает патрон, преклонив ухо к затвору, чтоб насладиться в полной мере звуком заряжаемого автомата… Потом с сожалением, четко написанным на его красивейшей харе, защелкивает флажок предохранителя и поднимает на меня чернющие  бездонные глаза… Да знаю, я знаю, и скалюсь как и он, и мы синхронно облизываемся… Ну как же без этого… Теперь главное, чтоб Лом не струхнул… А он – уже на переднем - погнал УАЗ ложбиной под подножье дальней сопки на контркурсе с нарушителем… Судя по скорости, которую держит водила, мы как раз выскочим из - за сопки за ними, и пристроимся им в хвост. А гоняться на козелке по степи - самое то, что надо… ЗИЛ-130 прошуршал метрах в ста, нас он вряд ли видел - мы идем без фар. Водила аккуратно огибает сопку и включает свет. Со стороны - вроде как не торопясь выезжают такие же… Охотнички… Мы идем по дороге за ними, по чуть - чуть сокращая расстояние… Мы пока ничего не можем – они ничего не нарушили. Но если это те самые - то вляпаются они сейчас по самые ушки…
 Раньше трафареты «Стой!!! Охранная зона - 100 метров» стояли между дорогой и колючкой, но это - метров 70, чтоб не перекрывать дорогу… Днем на дорогу выставили трафареты у обочины - проехать можно, но пристрелят… Сто метров отмерены строго – дорога, не дорога - безопасность державы - превыше всего… Вот они и лезут, не зная, что брод поменялся… Ночь - видно неважно… И трафареты какие - то серенькие… А днем, когда понаедут особисты и менты, охранную зону будет видно прекрасно, и при подсчете убытков и раздаче слонов никому и в голову не придет, как это все выглядело в темноте. А и придет - не хер по ночам раскатывать, фары - то должны работать… ПДД…
 Они уже скатывали с дороги влево - ближе к колючке, когда из-за сопки, сияя разноцветными огнями на крыше - опознавательный знак караульной машины, с включенными фарами и фароискателем, нарядная, как новогодняя елка, выкатилась караульная кобыла… От такого зрелища Зилок дернул вперед с проворотом, черт знает, что у него за движок, занавесив весь горизонт пылью, и стал уходить в степь прямо на север… Но за то время, пока он катился по дороге, Лом успел крикнуть:
 - Предупредительный!!!!
 Он не сказал - кто, да оно и так понятно - влепим в кого, надо, чтоб пули были копченые… Мы с Рамилем рявкнули вверх прямо из опущенных окон и, накрутив ремни на локоть, распахнули дверцы и уперлись спинами в задние стойки…
 Больше Рамиля я не видел… Только чуял... Но еще раньше услышал шелест севшего голоса…
  - На поражение…
 Гавкнув два раза, я понял, что попасть не выгорит - цель скачет, площадка скачет, ствол - вообще ходуном… В кино это как - то по другому… Я раскорячился, как краб - правую ногу - в дверцу, левую – в пол, левой рукой - за потолочную ручку и вжал приклад в плечо, прильнув к прицелу. Выцеливать мишень на такой скачке – дело поганое, но хоть линия прицела при такой стойке – прямо в глазу… И ведь никто не учил, как надо… Даже не рассказывал… Мишень мазнула по мушке - Рявк!!! Еще… Рявк!!! Все подмывает на очередь поставить… Терпение… Терпение… Все равно очередью ствол уведет… Рявк!!!... Не попасть… Все равно достану!!! А-а-а-а, плевать!!! Хоть разобьюсь, но врежу-у-у..!!! Спина уперлась в заднюю стойку, а левая рука отлипла от рукоятки и легла на цевье… Автомат занял любимое свое положение на моем теле и спокойно и уверенно с точностью метронома стал рявкать вслед улетающему автомобилю… Нет у тебя больше шансов, голубчик… Пороховая гарь давно уже меня взвинтила, но тут нахлынуло что-то беспредельное - я видел полет выброшенных затвором гильз, их божественный звон с переливами, когда они подскакивали на  камнях и твердом песке мерзлой степи, я слышал пальбу ишмановского автомата - он тоже бил одиночными, но с дикой скоростью, как и я, и гильзы его звякали мне в ноги… Пыль? Тоже мне помеха… Куда надо, туда и сажу!!! Да и Рамиль  – тоже… 
 Грузовик дал крена, полетел боком, и, на грани переворота, встал и грохнулся на все колеса… Влепили - таки…
 Только чудом я успел ухватиться за ручку, УАЗ тормознул, чуть не выламывая мне суставы, и мы спорхнули на землю… В распахнутую правую дверь я увидел мужичонку лет сорока - его била дрожь, он зажимал оцарапанный бок, дышал тяжело и часто, и лепетал в стиле - мы не знали… Мы не хотели… Я выдернул его наружу и вместе с ним на землю выпала старая курковая двустволка шестнадцатого калибра… Наколки хоть и были - а кто в Балхаше без них, - но мужичок был абсолютно безвредный - даже не шалун… И что его на подвиги потянуло? Лом уже стоял над ним с пистолетом, гари от его ствола я не чуял, и поразился - ни хрена себе, во выдержка - даже не стрелял, а ведь видно, как он взвинчен… А с той стороны грузовика было так тихо, что идти мне туда точно уж не хотелось…
 Подлетела караульная кобыла и из нее выскочил Мякиш. Вот уж кто был возбужден, так возбужден... Речь на грани бессвязной сводилась к одному - вы видели как я стрелял??? В руке у него было штатное оружие советского офицера – горе - пистолет Макарова с полностью отстрелянным магазином… Лом повернул башку, даже не довернул и спросил:
  - А далеко было - то?
  - Метров двести - Мякиш опешил. До него начал доходить позор содеянного…
  - И куда ты попасть надеялся?
 УАЗ был на линии огня, но, учитывая конструкцию славного детища нашей оружейной промышленности, нам ничего не грозило.
  - За боеприпасы хрен отчитаешься - буркнул Лом и двинулся…
 Молчание с той стороны стало совсем уж невыносимым и оттягивать больше было нельзя…
 Он лежал на пузе в позе переползания по-пластунски или как будто лез на стену… В хребте над ремнем - взъерошенная дыра с орех -входное… Что-то великовата… А-а-а, пуля крутнулась, через два борта шла и стенку кабины… Лужа под ним уже не растекалась, вытекло этак с полведра…
 - Оружие - к осмотру! – это я каркнул и все послушно отомкнули магазины, оттянули затворы и продемонстрировали пустое оружие.. Мне… Надо мне это? Мы с Рамилем подобрали свои патроны и защелкнули их в магазины, спрятав их в подсумки, и взяли оружие на ремень, причем я – почему - то стволом вниз - как охотник в дождь. Пистолетные маслята подбирать не пришлось - майор во время гонки к оружию не притрагивался, а  старлей отстрелял весь магазин… Что ж ты, падла, в меня не попал???!!! Ведь восемь раз выпалил!!! Думая, что мы ссым, начальник штаба прогудел:
 - Все в порядке, применение оружия оправдано - вам ничего не будет.  Он сел на ступеньку ЗИЛа и его стало крючить, но рвоты не было…
 Я подправил ремень автомата и, не торопясь, пошел в степь.
 Сколько я так иду? Минуту? Две? День?  Не знаю… А вот идти буду –вечность… Я буду идти и  идти, но до нее я никогда теперь не дойду… Замок - вот он – на горе, среди серебристого, покрытого изморосью леса, но не дойти до него, и оплывает он, подточенный и размытый её слезами, и не вижу я того, что в нем творится, не вижу, как рыдает она в полный голос, как рвет рукава и мечется по залам и плитам двора, как выкрикивает проклятия и стонет от вопросов, ответы на которые я расстрелял. В небо и в землю бросает она эти бесконечной тяжести вопросы - Зачем? За что? Почему? Зачем ты послушался этого людоедского приказа???? За что ты застрелил человека??? Почему ты так стреляешь??? Ведь мог же ослушаться… Отказаться… Нет, тебе надо было во что бы то ни стало!!! Сам полез!!! С удовольствием!!! С азартом!!! За что ты его убил??? Ведь ничего-то он тебе не сделал!!! Тебе - персонально… Ну ничегошеньки же!!! Почему ты не промахнулся, наконец!!! Ну пусть кто другой, любой, но не ТЫ!!! И можно бы было на что - то закрыть глаза – на азарт твой звериный, на злость собачью, на то, что ты послушно пошел на поводу у этой бессовестной своры, но - нет!!! Тебе надо было быть первым!!! Лучшим!!! В чем, любимый мой???  В зверстве этом беспредельном??? Что тебе в этой погоне??? Ты просто хотел быть лучше всех, но здесь нельзя, нельзя быть лучшим, и худшим нельзя быть...
 Здесь просто нельзя быть.
 Она сбавляет шаг, идет все медленнее, и, остановившись перед камином, со смертной тоской смотрит на скомканную перед камином мантию... Все… Конец… Этого уже не будет.
 Закусив зубами кулачок, чтоб не так был слышен отчаянный вой, она бессильно идет сквозь открывающиеся сами собой двери прочь, идет не куда, а – отсюда… Где покинут ее силы? Где упадет она от безмерного горя, не в силах зализать ни свои, ни чужие раны, не знает ни она, ни я, значит - никто…
 А я уже не вижу всего этого - связь потеряна, и только слезы, ее слезы, стекающие с висящей передо мною луны, говорят мне, что не выплакала она все глаза по мне, и тому, что я наделал, но надежды ни у неё, ни у меня – нет.
 И я всаживаю опозоренный меч в землю, превращая его в могильный крест, сваливаю  на камни доспехи, отстегиваю шпоры и сдираю с себя рыцарский пояс. Я не умею воскрешать… И убивать, значит, было тоже нельзя, мне не исправить и не отмолить этот грех, но босиком и без надежды я все равно буду идти.
 Теперь моя дорога - длиной в вечность, мне незачем идти, но все равно я буду идти к ней.









                ДЕТИ

 

   Домик караульного помещения сложен из кирпича, но мнится мне что мазанка это… И не форма на мне сержанта советской армии, а суконный егерский мундир позапрошлого столетия, и только - только  что отгремели залпы лучшей в мире русской артиллерии, разнесшей вдрызг ворота Бухары, в которые со свистом и гиканьем после сокрушительного кирасирского удара, опрокинувшего оборону эмирской гвардии, влетела наметом легкая кавалерия, растеклась растопыренными пальцами по узким улочкам и сносит и сносит с лету увенчанные чалмами и мисюрками вражьи головы…
 И хан хивинский, одуревший от собственной мощи, корень которой -вселенский разбой и всемирная работорговля, поднимает зеленое знамя джихада, сзывая весь мусульманский мир на бой со свиноедами, пророчит скорую и близкую победу, не вызывающую сомнений…
 Еще бы - сорок на одного…
 Да только вдарят русские ядра по стенам Хивы, шваркнет  залп, другой, третий, гренадерской шеренги, и егеря, рассыпавшиеся перед строем в четверть часа с немыслимой дистанции прицельным огнем своих испытанных штуцеров выбьют всех офицеров, превратив многотысячное войско в тупорылое стадо…
 И пойдет на Хиву то, что неотвратимо и непобедимо - русская пехота - двадцать шагов - залп!!!! Двадцать шагов - залп!!! Заряжание на ходу!!! Десять шагов - залп!!! Да не куда попало, как мусульмане со страху и для страха, а - прицельно… В полчаса скашивают они вражеское войско, разворачиваются крыльями и в освободившийся проход с гулом влетает кавалерия… Развернувшиеся в цепь драгуны дают залп из коротких карабинов, расчищая дорогу, сабли - вон, поводья - в зубы, в левой – пистолет, и крыльями охватывают стены, смыкаясь в тылу и высекая всех, кто еще не успел сбежать в крепость…
 А и ей недолго стоять… И ворота вышибать не надо… Тяжелые рейтары гонят хивинцев как стадо к воротам, сжимают, вдавливают, не давая закрыть тяжеленные, битые медью створки, и только влетев в город на плечах врага, начинают вырубать всех подряд длиннющими сизыми палашами, больше похожими на двуручные мечи  крестоносцев...
 А и удар-то… Не иголкой ткнул… С седла, да привстав, да с оттяжкой и продергом - до пояса точно любого развалит - есть доспехи, нету их - без разницы…
 А кони тяжеленные дотопчут то, что еще смеет шевелиться...
 Эх и красота! Запоздал я родиться… Эх, ну почему я не тот егерский капитан, который, искромсав штатным тесаком одуревших от ужаса визирей, взял за шиворот хана хивинского, задравшего от такого ужаса руки в гору, и пинком выбил его из дворца… В плен, в позор.
 И повезут его в Питер вроде с почетом - все ж таки помазанник божий, и вроде аудиенция и этикет, а показывали на него пальцами и ржали над ним - просрал зажравшийся работорговец мусульманский мир на двести лет вперед… Грабить - это тебе не воевать… Так и не понял ты, придурок, как из пустыни под твоими стенами появились русские войска, совершившие немыслимый семисоткилометровый марш по караванным тропам… Да в полной боевой появились… Да с лету - в бой… А пластуны загодя уже и охранение все вырезали… Это тебе не детей по русским селам красть…
 Да-а-а… Такое сотворить может только Армия, тщательно и аккуратно построенная, сделанная и вооруженная, а не вороватое советское быдло, оставшееся в наследство от бандитских шаек гражданской войны…
 Вот и сижу я не в мазанке  под разгромленной Хивой, положив ноги в пластунских ичигах на барабан, покрытый захваченными знаменами, а в кирпичной караулке, затерянной в казахской степи, вытянув кирзу до противоположной стены… И заунывно зудит дутар из приемничка,  купленного в складчину, и трепетно оберегаемого от проверяющих - не положено… И гитара за батарейной решеткой - это уж совсем не положено… Отродясь такой зуд за музыку не считал, а в степи -катит… То есть так катит, что тащусь от «Радио Кувейт»… Осенняя степь уже звенит под ногами, и звенят, подскакивая на промерзлых камнях, резкие звуки дутара…
 Гармония…
 Ладно, харэ балдеть… Новости. Надо в курсе быть…
 Мать моя!!! Андропов сдох!!! Едрен -батон… Во вляпались… Год назад Брежнев  дуба врезал - нахлебались досыта - войны впрямую ждали, месяц в полном боевом… Пьяному ясно было, что китайцами только пугали - заводили нас, чтоб по надобности на своих бросить –на казахов, таджиков, немцев - тут их полно… На русских в конце концов… Кто голову поднимет… И было… Чуть - чуть… Только мало уже чуют те, кому мы прикладами головы расшибали. Хоть пальбы не было - и то слава богу… Почти… Ну а сейчас – то? После того, что этот громила из ГБ наворотил, все злые - и наверху, и внизу. Все сорвутся. И китайцы - тоже… Могут… Экая нерва…
 За полдня, что я начкарил в третьем карауле от получения приятной новости до смены - три проверки, так что в роту я вхожу уж совсем никакой. В ружпарке  делаю шаг к столу, машинально бью ладонью сзади по прикладу, и автомат, крутнувшись, ложится на стол в прорези. Дернув первый магазин из подсумка, я выщелкиваю патроны, и тут только вижу…
 Как потом, много лет спустя, скажет один киногерой - картина маслом… На столе - ДП-54 - принципиально не стреляющий пулемет, но с заправленной лентой, только хлопни по коробке, дерни затвор и поливай… Рядом - АКМ со штыком и примкнутым магазином, и над всем этим - ухмыляющаяся рожа Сани Кораблева - дежурного по роте…
  - А теперь, товарищ сержант, - всё назад, и не вздумайте в жопу себе это засунуть – оно денег стоит… Народных…!
  - Тебе, бля, воткну!!!! Что за хрень?
  - Боевое… Ствол – в зубы и иди чахнуть с ним  в обнимку…
 Дрытский конь!!! Я и забыл..
 Волочу ноги в спальное помещение и понять не могу, что за мысль пляшет в очумевшем от усталости мозгу? Дикая какая-то мысль… Дословно:
 «Может, хоть теперь постреляем..?»
 Ну и ну… А надо мне это? То есть я всегда - за… Но чтоб самому хотелось? Не иначе, все так обрыдло, что уж и войне рад. Дожил… Досуществовал…
Теоретически - треть роты спит, треть - на шухере, треть - рыскает вокруг казармы в поисках врагов советской власти и мирового коммунистического движения. Кто писал устав - неясно… Чем думал - предельно ясно… Только во второй караул нужно на 6 постов 18 рядовых, три сержанта… Плюс выводной на губу… Да третий караул -четверо. Да водила.
 Да двое - трое на губе постоянно сидят, а после праздников - под десяток… И два водилы в роте и старшина - срочник… И дневальных -трое. И дежурный по роте.  А в роте - 57 человек, из них пятеро –службы - хлеборез, повар, почтальон - киномеханик и прочая… Служивая… Халява… Вот и дурел проверяющий полкан, пялясь в подшивку постовых ведомостей: Шалтаев - 53 суток в карауле, Рамазанов - 42, Пустовой - 48, а Телявсин и Саитгаллиев, оседлавшие двусменку - по 112 суток… Безвылазно!!! Подряд !!!
 Так что в роте - полтора солдата и обмылок сержанта… Кого на трое делить? Хер знает. Он -то устав и писал… Мудями..
 Я ткнул железяку к тумбочке и растянулся на койке…
 Ну что, Жора, страшно? Да. Теперь - по настоящему страшно… А тоскливо - то  - просто слов нет… Бум готовиться к худшему… Что будет? Война будет. Наверху начнут делить власть. Клан полезет на клан… Армию кто-то уже прибрал к рукам и готов спустить… Я в армии… С кем резаться будем?
 С комитетом – это ясно... А еще? ГБ один на армию не полезет - зубы хоть куда, лучше наших, но меньше. Мы их - толпой… И генерал Ермолов не нужен – никаких тактических изысков – массой задавим.   
 ГБ - это жопа. Но хитрая… Что они могут? Чтоб силы уравнять? Менты - не в счет, они с ГБ на ножах, ну и нам они – не братья товарищи… В менты идут только личности уголовного склада, но трусливые - у них одна задача - словить свое в мутной воде…
 Всегда поражало - почему люди никогда не додумывают мысли до конца? Что мешает сделать последний шаг? Как с ментами – ну уж казалось бы - до чего просто… Сколько раз встречалось – и в книгах, и в кино, и в телеке: матерый опер, герой, но сетуют на него - мол и терминология воровская к нему прилипла, и жаргон, и повадки…
 Да не прилипла же! Он и есть уголовник! По жизни… По сути…
 Жил – был парнишка – деревня, поле, скотный двор, школа - 7 километров, учитель - пьянь… Сгребли в армию… Это гордым там тяжело, а если в струе со всеми, да прогнуться – вполне… На всем готовом, думать не надо. Только выполнять. А если спустя рукава – то и не надорвешься. В городе служил… Большом… Завистью подавился… И как заноза после службы - ну суки, я вас… Я тоже так хочу! А делать ничего не умею. И не хочу. Хочу за чужой счет. Воровать? Поймать могут. Посадят…
 КАК ЖИТЬ ЗА ЧУЖОЙ СЧЕТ?
 А – в ментовку… Оружие дадут, ксиву, ею всегда прикрыться можно. Свои тоже покроют – стая.  Кого грабить будем? А кого и все - народ советский. Но скажем, что мы его защищаем. За это и денег берем. А придет какой спросить – чего, мол не защищаете, мы ему – некогда!!! Нам кормиться надо. Вот будем сильно сытые – тогда заходи… И – в кутузку его. Чтоб не мешал  насыщаться…
 Мент трусливее вора - тот хоть на свой страх и риск грабит – в курсе, что ответить может за разбой и готов к этому. Идет на риск. А  мент – чуть что – за спину матери родины – шмыг! У меня ксива, меня нельзя! И тупее - вор хоть инструмент для работы сам добывает а этот даже на пистолет заработать не может – у народа клянчит… Который потом с этим пистолетом и грабить пойдет…
 И не говорите мне, что Вася Форточкин из Мухосранска месил грязь в деревенских лужах и получал по рылу на танцульках, лелея единственную  хрустальную мечту – правильно организовать дорожное движение в стольном городе Питере, чтоб пешеходов не давили… Скажете - он один такой? Выродок? Господь с вами, да ведь чтоб на ТАКОЕ подписаться – загодя надо от совести избавиться – ведь если хоть один такой в рядах есть, то он, без совести – то, сильнее всех остальных, и под себя их всех подомнет. Даст приказ людоедский – выполняй: присягу давал. Или – в тюрьму в Нижний Тагил, или – совесть в жопу себе засунь и пляши под его дудку… И пляшут. Все. Без исключения. Так что, если до конца додумывать, да посмотреть - зачем туда идут, то и удивляться нечему…
 Так что эта братия пойдет в обнимку с уголовниками осетров бредить в мутной воде. А уголовники их под себя подомнут, как более трусливых и вялых. Как всегда у нас в Советском Союзе бывало - вон даже один на трон забрался. Коба у него погоняло было. Банки грабил – залюбуешься…Талантливый был руководитель… Хоть и людоед.
 С кем же ГБ снюхается, чтоб армию задавить? Не с ментовским же сбродом на пару силы уравнивать. Я так думаю, если они спецы по тайным операциям, то просто все выйдет… Раз они – прирожденные провокаторы, то и будут провоцировать… Нацию – на нацию,  народ - на народ. И на армию натравят… А армия у нас своеобразная… Ведь не америкосы же, в самом деле – главный потенциальный противник –нужны мы им, как зайцу стоп - сигналы… Они на нас семьдесят лет смотрят и доперли, что резать нас так, как мы друг друга режем, у них в жисть не получится. А не доперли чего - британцы растолкуют… Как Гитлеру в сороковом… Открыли парню глаза на то, что дружок его, Коба, сотворить с ним затеял… Тот и подсуетился… Первым вдарил… Хотя и это не спасло…
 А вражина у нашей армии – пострашней буржуев - народ советский. Так еще с гражданской повелось – для этого Лев Давидович Бронштейн Красную Армию и создавал. И замазана она кровью народной за семьдесят лет по самые ушки… Армия, воевавшая против своего народа, против чужой нипочем не устоит: палачи – не вояки… Тут – без вариантов. Вон, в сорок первом, немцы в две недели кадровую красную армию выбили начисто. И, как по проспекту – до Волги. С остановками, правда… Для передыху. Это уж потом советский НАРОД на них навалился, да так по соплям надавал, что немчура до самой Эльбы – кувырком, только ногами накрывалась…
 И спустят, как сто раз уже бывало в нашей истории, советскую армию на казахов, узбеков, украинцев, прибалтов… А комитетчики повод организуют - не сомневайтесь…
 Нет, конечно, в наших рядах славных палачей прошлого - Якира, Уборевича, Блюхера, Тухачевского и прочих антоновых - овсеенок, но и теперешние – правильной крови – палаческой…
 Видел…
 Знаю…
 А внешние - им то что? Посидят, подождут, и припрутся драть на части то, что после нашего междусобойчика останется. Разве что китаёзы не выдержат – раньше времени сунутся… А они – то как раз рядом - 300 км. - и вот он, Илийский проход, а за ним - Синьцзянский военный округ - самый мощный в мире после Киевского… И оружие у них наше – хоть и попроще, но уж во всяком случае не хуже западного…
 И много…
 Просто до хера…
 И что мне в этой ситуёвине светит? Согласно присяге, данной Советскому Союзу, народ резать? Палач… Сто процентов… Нипочем не буду… Встать с оружием на сторону восставшего народа? По своим стрелять? По друзьям армейским? Их же с собой не перетащишь - не поверят, я ведь не государство - мозги промывать. Да и убьют… Это уж - как дважды два… Передавят, переловят и сожгут в какой – нибудь топке паровозной, пулю в затылок за счастье почитать будешь… Да и с каким народом? Тут казахи. Как - то не очень они мне… Вот с русскими бы, там и помереть не жалко… В Россию пробираться? Так это со стволом драпать надо. А по - пластунски по одной степи только тыщу верст ползти надо… Уйти по - тихому - не проблема, дойти как? И там – что? Забраться в середину болота в новгородских лесах и медведей на завтрак валить и лопать? И ждать, пока начнется?… А откуда узнаю? Кабан, чтоль, какой перед казнью поведает? Бред… И курева там нет… А где люди - там меня ловить будут. И закладывать. И все с большим энтузиазмом… Дезертир… Нда-а-а-а, а ведь опять этот вопросец встал во весь рост, как тогда, на губе в день присяги… Только масштаб пошире… Да ситуёвина побезнадежнее…
 И в замок не драпанешь - нет его - смыло его слезами преданной мною женщины и дожгло серебристым лунным светом, и даже ободранным флагеллантом мне туда дороги нет.
 Кто же ты, Георгий Тарасов, сержант палаческой армии и рыцарь, опозоривший свой меч?
 А ведь стреляться надо… Вот он, стоит, до плеча моего - пять сантиметров - ТР 7926, бьет на 11 часов в край десятки… На 300 метров с кем хочешь счеты свести можно… А надо - с собой… В упор. Чтоб не навалил ты, падла, народу, пока не получишь свою заслуженную пулю. А чем это я ее заслужил, интересно?
 А тем что служил... Дьяволу ты служил, и не в том твоя вина, что служил ты ему - многие служат и не понимают – кому, а в том, что понял ты тогда, 13 июня 1982 года, кому ты пришел служить и продолжил. И наворотил… Повесился  бы тогда в сортире и крыс этот был бы жив, и водила этот несчастный… Или хоть бунтанул бы тогда, сел бы лет на десять, и  - амба - на свободу – с чистой совестью. Свобода, конечно – относительная, но уж совесть – то чиста бы была… Хотя на зоне тоже такие дилеммы постоянно бы вырастали… Что ж выходит, что у нас только через тюрьму можно чистую совесть сохранить? А ведь, пожалуй… Буковский, Солженицын, Соловьев…
 Ладно. Пора принимать единственно верное волевое решение – спать.
 Там видно будет…

 Лес, лес, лес… Серый ковер сожженной травы, вперемешку с сорванными ударом раскаленных газов черными сучками… Отвратительный хруст моих шагов по сожженной траве отзывается на окаменевших стволах опаленных деревьев… Ни единого листа не осталось на ветвях – все снес раскаленный ураган моего выстрела… Это был наш лес, яркий и свежий, все мыслимые и немыслимые краски расцвечивали его, и пили мы полной грудью пронзительно свежий воздух, щедро приправленный одуряющими запахами волшебного леса.  Для меня этот лес был ТАЙНОЙ – здесь царила она… У всех женщин есть тайны – большие и не очень, светлые и разные, от первой записи в школьном дневничке – девишнике, до последнего скелета в шкафу. Но у лучшей женщины вселенной и тайна была королевская – целый лес, наполненный тем, что мне не дано было понять, да я и не лез… Что толку пытаться узнать, что за дерево восхитило меня, и как его зовут… А – никак… Стою и восхищаюсь, и плевать мне как зовут её тайну и в чем она – просто обмирает сердце от того, что у неё она есть… Не спрашивал я деловитых бурундучков и шустрых белок – кто они – все равно не скажут без хозяйки, да и невежливо это - у них дела… Может свои, а может и она их попросила что – нибудь сотворить… А что бы она ни делала - все было к моей радости… И суетились деловито у меня под ногами обитатели её леса, подготавливая очередное чудо, которым она хотела меня порадовать. Так зачем спрашивать, если я твердо знаю, что любое чудо должно быть тщательно подготовлено… Я покидал наш дом по своим делам, а она без устали трудилась над тем, чтобы вернувшись, я попал в чудо - и рад бы был тому, что не просто вернулся, а вернулся к НЕЙ… Ну знала же лучше всех на свете, что ничего – то мне не надо, кроме неё самой, а все равно встречала меня каждый раз новым букетом не из цветов и листьев – из чудес. Рыцарей не встречают цветами… Но потянул я плавно спуск  и пробуравила пьяный счастьем  воздух тяжеленная пуля, заражая и убивая его смертным смрадом медной оболочки, свинца и стального сердечника… Страшный удар пороховой гари снес ярчайшие листья волшебных деревьев и обитателей священного леса и опалил стволы навсегда… С дикой, безудержной силой ударила пуля в скалу, казалось непробиваемую, на которой покоился наш замок и потрясла его с основания до самых шпилей… Остатки смыли её слезы… И пошла она прочь, куда глаза глядят, а глядели они в ничто, которое осталось от меня… И никто не сможет теперь найти ее и догнать…
 Этот никто теперь - я…
 Что ж я иду по опаленному лесу?… И что я ищу?… Её… Её… Её… Не надо мне чудес и замков, ни скал, ни пространств – ничего мне не нужно… Только бы увидеть её… Я молю все на свете об одном – единственном, пусть последнем чуде – пусть вернется ОНА…

 Я рулю одной рукой, положив правую на капот мотора караульной кобылы, чтоб согреть ладонь. Двое водил сидят на губе, а Ефим в карауле уже третью неделю, и будить его, чтоб отвезти жратву в третий караул - просто зверство - сам  дорулю, ему ночью работы – за глаза…
 Сводка  ЧП по округу на разводе порадовала безмерно: в Талды -Кургане ушел дезертир с автоматом, предварительно положив караул - 27 человек… Сдуреть можно… Снайпер высшей пробы - даже если он расстрелял весь боезапас - то это всего по два хлопка на  человека - я о такой результативности и не слыхивал…
 Плюс список на два листа - похищение оружия, предпосылки к летным происшествиям, дедовщина, кражи со складов, два убийства часовых и пр. Самое прикольное - в Аягузе бойцы угнали «Урал» и по пьяни в темноте протаранили вертолет. Все остальное - грустно… Вообще - то от таких новостей взвинчен я изрядно, да и немудрено – то что услышал, это уже – экстра… Мне уже чуть ли не мерещится китайский спецназ, крадущийся за сопками, или вылетающая из-за сопки кавалерия потомков скифских  кентавров с ГБ - шным провокатором во главе… Хрен редьки не слаще… Стреляться я с утра раздумал - так и так пришьют – не те, так – эти… Чего зря надрываться – может неожиданно выйдет, так это уж совсем хорошо…
 Да еще сон этот нескончаемый - совсем душу вымотал… Да и нет ее, на хер, души – то… Спалилась…

 Ох ты… Жирный черный дым потянулся клубами из-за сопки и жуткий страх зазнобил все тело, в башке билась одна мысль: началось… Дым - то почти прямо по курсу - значит горит третий!!! И правее - бомбы там! Я свернул правее и погнал ГАЗ-66 прямо по степи – благо что дорога, что степь - разницы особой нет. Только б в солончак не влететь, но это исключено - я на возвышенности, хоть и в ложбине между сопками… Я воткнул передний мост,  раздатка  хрустнула и кобыла врылась всеми четырьмя в землю… Из меня вылетел матерный залп и, схватив автомат, лежавший между сиденьем и мотором, я рванул вверх по пологому склону сопки… Перед вершиной я перешел на шаг, и, отдышавшись на ходу, дослал патрон в патронник, а перед срезом вершины встал на колено…
 Вытянув шею – как бы пулю не схлопотать раньше времени – я  уперся взглядом в кучу горящих метрах в двадцати от колючки покрышек и четыре фигуры рядом с пожаром на фоне неба… Ну, бля,  козлы!!! Нашли место развлекаться!!! Ну ведь пост же рядом - а вдруг  что рванет? Ведь и самих сметет к едреней фене… Я ссыпался с холма, лаясь на ходу на чем свет стоит, но их это не проняло, и добежав до лощины, я, уже совершенно озверев, шваркнул в воздух…
 Фигуры окаменели, цель - идеальная, дистанция – 180-200, промахнуться невозможно, я подцепил центрального на мушку и поволок спуск… Микрон – и пуля, буравя воздух, неотвратимо пойдет вышибать мясо с кровью из… Руки затряслись и ствол пошел вверх, гулко рявкнув…
 Я стрелял в Неё!!!!!!!!!!! Заволокло холм перед самым выстрелом полупрозрачным газовым  голубым с серебром – цветов нашего с ней знамени – покрывалом, окутывавшим самое прекрасное на свете лицо, и глаза, серые глаза, раскрытые шире, чем звездное небо, с тоской и болью ждали, когда моя  пуля ударит между ними…
 ОНА!!!! Это она отвела мою руку и не достиг выстрел на этот раз цели, и рванувшие с места фигурки стали тем, чем и были на самом деле – подростками, просто поджегшими валявшиеся много лет в степи старые покрышки… Она не дала мне убить ребенка… Годы и века она, сломленная и разбитая, лежала, истекая болью и горем посреди сожженного мною леса, и не было на свете ничего, что бы могло её не то что поднять, но хотя бы заставить шевельнуться… Но рванулась она серебристым облаком сквозь голубой туман, чтобы спасти меня от страшного злодейства - и не было на свете ничего, что могло бы её остановить… 
 Шагая вперед уверенно и сильно, я прошел за нею сквозь жирный черный дым и распахнулся передо мной лес, расцвеченный голубым и зеленым, оживший и посвежевший от перенесенных страданий и благодарности к той, которая оживила его. Оживила тем, что, даже умирая, она истово и беззаветно ждала меня…
 Любого…



                ВОЗВРАЩЕНИЕ

 

 Она еще не пришла… Я сижу, воткнув шпоры в драгоценный пол, и некуда мне идти… Я привык  действовать, гнать, сражаться. А сейчас я дохну от бессилия. Незачем никого рубить или гнать по бурелому. Незачем страдать и заламывать руки. Надо думать и думать. Я не знаю, как ее позвать, а мне надо - ЗНАТЬ… И я думаю. Годы и века я сижу здесь, опустошенный и бессильный, не зная что мне делать… Да и думать о чем - тоже не знаю… Она спасла меня и на пороге леса я опять ее потерял - не было у нее сил видеть меня такого… Она порхнула над кронами, и лес принял ее в свои объятия, но мне туда дороги нет… Я извиваюсь как червяк, мне плохо, но не достучаться мне до нее, не дозваться… Худо мне, ох как худо… Но ей – то… Хуже вдвое…
 Я катился вниз, думая, что лезу вверх - к славе, почету и уважению, и терял, и терял ее, сам не замечая того, что рвусь я – для себя… А все хорошее, что я могу сделать - это то, что я делаю для нее… В этом и есть великий смысл любви - только для нее я живу и она - только для меня… А я предал все,  так занявшись собой… Я так зарвался, что перестал ее видеть и слышать, связь порвалась… Я не чуял ее… А чуять стал таких же зверей, каким стал сам… Нет мне места в нашем мире, пусть и я его построил… Стальная шерсть на загривке стоит дыбом, каленые когти рвут песок, терзая землю нашего мира, и капает отравленная слюна на прекрасные цветы нашего сада… Зачем здесь такое? Я сам в себе лишний… И ведь рванулось бронированное тело в диком прыжке, расщерилась бездонная пасть, и сверкнули непреодолимой злобой клыки. Миг - и рвал бы я невинную жертву, наслаждаясь своей злостью, и даже не искал бы себе оправданий - зачем они тому, у кого совести нет?
 А она… Она лежала, измученная и опустошенная, я ранил ее страшно своим зверством и добивал. Добивал... Она так любила меня, что видела все, что я творю над собой и другими, и каждый мой шаг лишал ее сил. Только и хватило ее на то, чтоб закрыть собой мою очередную жертву, не дать мне вонзить в нее отточенные до блеска клыки… Это последнее, что она могла сделать для МЕНЯ… Она все делала для меня… Она жила... Жила только для меня… Последний ее подарок мне - это слабый ток, текущий во мне - она жива!... Время есть, но его мало. Так мало… Я должен найти дорогу к искуплению…
 И что ж ты идешь, царапая шпорами паркет, и звеня ими по камню двора? Шуршат уже листья на обочине дороги, я и иду - то по ней - не по середине - прямо и гордо, как раньше, а крадусь по обочине…
 Зверь и есть зверь… Вот и каменюга, где мог бы я ждать избавления от страшного будущего, которое так быстро стало настоящим… Ну и сижу я на ней, как хотел тогда, но не вылетит из – за поворота всадник бледный и не полоснет по шее светлой сталью… Даже этого мне не дождаться… Зыбко дрожит на скале замок, и знаю я, что  нет у меня времени - оплывут шпили и башни и смоет ее последними слезами по мне весь мой мир… От меня останется то, что и хоронить – то противно, а от нее - ничего… Так она была чиста, что нет от нее ничего в мире людей… А замок… Воздушный и легкий - волшебное творение итальянского духа - флорентийской мощи, неаполитанской радости и сиенского лукавства - сгинет он даже не под реквием и тарантеллу, а беззвучно исчезнет… Слабый звук гитарных переливов еще дрожит под его стенами, но уйдут бродячие музыканты, стают и превратятся в труху лютни и трубы… Стоном завершится сюита, и молчание…
 Даже не тишина…
 Молчание…

 Жуткий ветер полирует и полирует заснеженную степь - ну казалось бы - куда ж больше - то? И ночью – то при луне на нее глядеть  - глаза щуришь, а днем… Только под ноги и смотри, чтоб не ослепнуть… Но ночь сейчас… Ночь… И пурга к тому же… Так… Несильная, я даже и не дергаюсь - вряд ли занесет… А и занесет – плевать - дверь караулки открывается вовнутрь, а лопаты - в предбаннике… Откопаемся… Только теплее в крохотном домишке от навалившего на стены снега. Часовых я не меняю - сами давно все знают… Только и делов, что пнуть отдыхающего - чтоб на пост попер - не крал время у часового… Да и то необязательно – бодряк сам скинет его с лежака -ему тоже поспать охота… Я распарываю пачку краснодарского – третью за сутки, засыпаю в банку для заварки и включаю самовар… Время - к двум ночи, сейчас придет с поста Андрюха Зоткин… Может, если сон меня не сморит, то и чаю попьем… Не то, чтоб ритуал, но делать -то нечего… И говорить не о чем - все переговорено… Тугое это дело - ждать дембеля… Я валюсь на лежанку и в голову приходит занятная мысль: я ведь только тем здесь и занимаюсь, что окорачиваю себя - сдерживаюсь, чтоб не всадить в зубы следующую сигарету… Не то чтоб их мало было – вон, шесть пачек «Примы» на столе, хватит надолго, но дай себе волю - и на сутки не хватит… И жрать особо нечего - шли на двое суток, а смену неделю не видать, и жратву третий день не везут… И связи нет…
 Со связью вообще анекдот вышел. В этом царстве холода все ищут тепла… Всегда… Везде… Лучшее место в гарнизоне - камера арестованных сержантов на гауптвахте - градусов 14  там всегда держится… По ней проходит труба из кочегарки. Дальше все остывает… Караул - 11, казармы - 3-5, в штабе - 0… В столовке потеплее, хоть она и дальняя от кочегарки, но это - от котлов на кухне. Они - электрические… Правда, если генераторы накрываются - через полчаса жратву - только топором. И то с размаху…
 Но есть волшебная дача - третий караул - там печь, и паровое от котла над печкой… До 30 догнать - не вопрос, были б дровишки… Углем еще лучше, да спалили весь, а новый не везут - три четверти машин на мертвом якоре. Какие разворовали, какие размороженные стоят - воду слить забыли… Ну и битых еще полно… Не автопарк, а кладбище погибших кораблей…
 Позавчера приперся капитан Зернов - начальник службы вооружения и боеприпасов - половина охраняемых объектов - это его вотчина, и мы полдня лазали по посту по уши в снегу… То что выше ушей вообще сдуло ветром. Он – то, гад, свалил к себе домой, его «Мормон» ждал под парами, не жаль же бензина, а я вхожу в караулку - какой зуб на зуб!!!! И не стучат уже… Закостенели… И зуд дикий от мороженой хари… И кости льдом покрылись… Под замороженным мясом… Ног нет – по полу сквозь валенки деревянным стуком грохают заледенелые култышки… И слово пиз…ц тоже не подходит. Нет таких слов…
 Холодно, короче…
 Очень…
 Я ткнул автомат в пирамиду, а он инеем, гад, покрылся… И - все!!! А ведь если с такого мороза - да градусов в двадцать тепла впереться -то льдом должен. Мгновенно. И – тишина… Спят, суки!!! Оба!!! И отдыхалка и бодряк… Я вламываюсь в комнату отдыхающей смены, рву вверх топчан, и сбрасываю спящего Ахметкалиева на Тохтасынова, дрыхнущего внизу на ватниках… Пинать ногами в валенках - смысла – ноль, и я грохаю топчаном по проснувшейся куче, рев мой выбрасывает их из караулки к печке, и вдогонку в ошалевшие спины трехдюймовым снарядом бьет:
 - Чтоб через пять минут в начкарке двадцать пять было!!!!!!
 Валиться на топчан - верная пневмония, я скидываю валенки и портянки, с ледяным стуком отлетевшие в угол, и пошел разгонять кровь… И качался я в глубоком присяде с ноги на ногу, когда в начкарку занесло Имангали и он пискнул – «Дров нэта…» - да встал-то так вкусно, давно я хотел снизу вверх попробовать…
 Он и звания - то моего не договорил - а уж вышибло его в соседнюю комнату диким ударом ноги в грудь… Что характерно - даже валенками по полу не чиркнул - так птахом и вылетел… Часа через пол стало тепло – градусов двадцать - я глянул на термометр, отвесил в зубы Тохтасынову для равновесия – непорядок, приказано было двадцать пять, рухнул на топчан и меня сморило…
  И опять, через четверть века… Уже не спрашивает она вслух, но читаю я в ее расширенных от ужаса глазах, ставших от этого еще прекраснее - за что???!!!! За что так жестоко ??? Ведь только спросил!!! А ты его… И второго - ну уж совсем ни за что… Правильно, родная… Ни за что… И ни про что… А для чего! Забудь на час протопить, и встанет колом замерзшая вода и порвет батареи и не согреться будет уже никак, и ни костер, ни печка не помогут, и будет у всех четверых пневмония, и смена хрен знает, когда появится, и до гарнизона – семь верст, а пробежать их и волку не под силу - наст… Он никого не держит на себе и никого не пускает… А больной - и ста шагов по нему не пройдешь… А от дороги за два дня пурги и воспоминания не осталось – кто ее чистить будет… А как я им это все втолкую, если у них по – русски - полста слов на двоих, и главное -учить желания никакого… Я, правда, на фарси тоже - только матом ихним, да ики, бери, уч знаю, но мне простительно - на всех не угодишь, пятьдесят два языка мне влом учить, да и официальный язык советской армии - русский…
 Очнулся я от комы часов через несколько - дай думаю, во второй караул позвоню – может, смену пришлют, или хоть пожрать – вон – три рыбьих тушки общим весом грамм на четыреста и пол литра хлопкового масла… И чай… Все. Меню исчерпано… В нашем ресторане даже сахару нема.
 Ручку верчу, по всем частям аппарата поколачиваю, а – хрен вам… Оно, конечно, есть экстренный вызов – три коротких очереди в воздух – по три патрона каждая… Только что его, воздух этот, пулями буравить - хрен кто услышит с такого расстояния, да и экстренного ничего – помирают просто четверо с голоду – и долго еще помирать будут… Время есть, а за боеприпасы - не отчитаешься… Логика… Так что лишних телодвижений лучше не осуществлять… Я все – таки наружу вылез - дверь заодно приоткопать, воздуху глотнуть - накурил в начкарке – страсть, никак не удержаться… Горизонт взглядом обвел – что – то не так, заноза в глазу… Не сразу въехал – мать моя! Третьего телеграфного столба нет!!! Я и смотреть не стал, только заглянул в кочегарку – точно, полно осмоленных обрубков… Это они столб на дрова пустили, чтоб по рылу еще раз не схлопотать… Логично…
 А связь - хрен с ней… Сменят так сменят, привезут, так привезут, а ори я в трубку, не ори - ни на кого я там в гарнизоне не повлияю…
  Хлопнула со скрипом входная, и из-под моей двери втянуло облако пара, от которого продернул озноб - Андрюха ввалился… Он влетел, не касаясь пола, грохнул оружие в пирамиду, как было - с магазином, и рванул к батарее… Я очумело на него воззрился - от этого кадра можно ожидать чего угодно – с человечеством ему явно не по пути – у него своя шкала ценностей, достойная, между прочим, но и для него такое поведение было – слишком… А этот охламон, не обращая ни на что внимания, уже отодвигал решетку батареи и выволакивал на свет божий гитару… Каково?..  Человек, два часа отстоявший на морозе в 35 градусов с ветерком 10 -15 м/сек в два часа ночи, сожравший за двое суток грамм 200 тушки минтая, выпивший грамм 70 хлопкового масла и сгрызший сухарь из черного хлеба весом в два комара, проходит мимо хоть и убогой, но горячей жратвы, сигарет, самовара, банки с заваркой, и лучшего друга, и хватается за инструмент…  Знаете, даже меня от  уважения озноб продернул… Но тут он повернулся… Я увидел его лицо и все понял… Меня выбросило с топчана, предвкушение чуда рвануло на части мою душу, она заметалась в поисках хоть какого-то осмысленного образа, а  сизо -фиолетовые негнущиеся пальцы уже с безмерной лаской и силой тронули струны и обняли гриф божественным соль - минором, и пошли отскакивать звонкие ноты от булыжной мостовой залитого солнцем Неаполя, развернулась во всю ширь сверкающая гладь залива и взметнулась в головокружительную высь сурово - прекрасная башня Mashino d`Anjovio… Дробная трель перебора сменилась залихватским боем и очумевший от радости и счастья карнавал танцующей походкой скользнул с грифа в море, теплое и прекрасное, прогрохотали салюты, большим пальцем правой руки извлеченные из деки, и знал я уже, четко знал, что я вижу, и как это будет звучать…
 Он еще пытался мне что-то втолковать, еще смаковал переходы и трели, но выталкивал я его из того мира, который он вызвал на радость мне… Теперь дело было за мной - тогда это услышат и поймут все…
 Смыло все прозрачной водой моря, сверкнула луна и позвала солнце, и тепло дома моего нахлынуло из волшебного леса и обняло все мироздание… Я знал, я четко и ясно знал, КАК я ее позову…
 Спохватился я только, когда сообразил, что сижу в самом углу, вжавшись в него всем телом, обхватив бушующую голову руками, накрытый шинелью, и извивающийся от озноба… Клацали зубы в попытке выкрикнуть рождающиеся слова, тряслись руки и свело колени, но я рвался уже сквозь телесную немощь туда – к столу… Две секунды на поиски карандаша разметали вдрызг мои понятия о времени, и прямо на постовой ведомости засверкало :

                Я все равно вернусь домой
                Я все равно увижу лето
                Билеты – со мной! О-О!
                И песня пропета…

                На шпиле замка своего
                Я подниму родное знамя
                Пою далеко. О-о!
                А музыка – с вами!!!

                С вами!
                Осталась  душа моя с вами               
                Звенящая музыка - с вами…
                И радость моя и печаль…
.
 Он – таки вломился в мой мир, но до чего же, зараза, вовремя, и меня понесло дальше… Андрей приплясывал за моим плечом, как незабвенный Иван Савельевич Варенуха перед Римским, а я строчил, ломая грифель:

                Мой лучший друг напомнит вам
                Вас разбудив моим аккордом
                Что  я вам играл. О-о
                Что пел и что создал

                И пусть я буду далеко
                Но вы услышите – я знаю
                Для вас я пою. О-о
                Для вас я играю….

 Он пихнул меня в сторону, я, чтобы не упасть, спорхнул со стула, а он,  поставив ногу в валенке и ватных штанах на стул, и пристроив на колено гитару, склонился  над столом, и, считывая текст с листа сквозь свои невообразимые, подвязанные веревочкой запотевшие очки чистейшим, чуть подметаленным голосом запел… Я отвалился назад. Я понял, что ЭТО может ее позвать…
 Спадало напряжение, эйфория уступила место радости и я мазнул взглядом по часам… Она уже была готова, раскладка инструментов -не вопрос, мы уже все знали - как она будет звучать, техника у нас –дрянь, но на Это на полный разворот хватит… Неужели всего 28 минут?
 - Слышь, Энди, а Битлз -то мы уделали… Они Облади - Обладу сорок минут писали…
 - Ага… И смысла там - не густо…

 Зафузованная «Фарманта» вбросила в толпу последние звуки соло из первой песни «Presence» Цеппелина и дикий вой захлестнул зал клуба БГМК… Энди повернулся ко мне и я прошептал рвущейся на волю мыслью:
  ЗОВИ…
 Он ничего не понял - ему предстоит ЭТО узнать только через двадцать пять лет, и она еще трехлетней девчонкой бегала по зеленому двору Серебряного бора, а я, тот я, еще не знал, что она уже есть на свете, но знал, что рано или поздно кликнет пальчик по левой кнопке мыши и чуть хриплые буковки на экране скажут мне -Здравствуй…
 Андрей понял… Он понял то, что невозможно понять…
 И начал петь…

                ДОМА
               
 Подъемный мост - длинными нетерпеливыми шагами я скольжу по дубовым вековечным пластинам, сторожевые башни, решетка - вверх, и шпоры зазвенели по гулкому базальту двора... Мне незачем сверлить взглядом стену передо мной - я вижу и знаю, что там...
 Я ее позвал...
 Из-за лесного поворота, почти чертя боком по траве, на немыслимых кренах выносится вороной Лорелей, он - то лучше всех знает, как сейчас нужна скорость - ни шпорить, ни гнать его не надо - дороже всего для его всадницы - секунды, которые он прессует своей грудью... А она... Она идет на шенкелях и тело ее струится параллельно изгибам земли, как будто нет под ней бешеного зверя, несущегося во весь опор...
 Какой там дробный топот копыт!!! Гул, тугой гул разрываемого их головами и грудями воздуха - вот токатта и фуга этой скачки...
 Подъем - Лорелей уже не касается земли, и пыль только там, перед лесом, он врывается копытами в землю, а она, слетая, успевает перекинуть поводья через конские уши, и влетает в дугу моих рук... Щелкает пальчик по левой кнопке...
 Здравствуй...