Ураган мял море. Выбивая из чёрного покрывала постели, мешающие ему крошки. Обстукивал пенистую простынь о полированную скалу-тумбу, встряхивал, обильно сбрызгивал ливнем, отходил, недолго смотрел со стороны и вновь, недовольно урча, встряхивал солёную постель. Наконец наведя, понятный одному ему, порядок, удалялся, истратив и силу, и желание. И только пятак прибрежного, дикого берега принимал постояльцев, бывших жителей глубин, выброшенных, за ненадобностью, скрывая от чужого взора годами и песком.
Дикий, дикий пляж.
Настолько дик и недоступен, что пробираться к нему решались самые отчаянные, самые безрассудные люди и, конечно, влюблённые, которым неприступность природы только в радость. Крабы лениво прятались в море, выброшенные водоросли тихо умирали на солнце, песок скрипел, горланили чайки, а лёгкая пена прибоя благодарно остужала ноги желанным гостям.
… а на берегу, большая раковина дышала под дождём, наполняя свои внутренности февральской влагой. Потом один влюблённый идиот, нашёл и принёс её в свой дом.
- Дорогая! - говорил пижон свое возлюбленной - мы превратим этот предмет в сосуд, и станем пить из него лучшее вино!
После первого глотка "хванчкары" ракушка умерла, но люди этого не заметили, продолжая пить мёртвый напиток из мёртвого тела ....