Баринок

1
- Барин приехал, барин! – разнеслось по деревне.
Прокуренные мужские, дребезжащие старушечьи, пронзительные детские голоса, словно луговые насекомые, зудели в мареве лета, норовя залететь в череп, от них становилось душно и хотелось чего-нибудь холодного. Барина ждали, вот барин приехал, а стало быть, будет, будет раздача подарков селянам, будет мужикам и выпить и закусить и отеческое наставление, само собой тоже будет, и беседа за жизнь и вечерний мордобой с награждением победителя. Барин же!
Чеслав выдрался из душной дремоты и пошел к озеру. Плотный и прохладный береговой песок чуть пружинил под ногами и раздражение, вызванное нелепыми криками, слегка остыло. Чеслав прошлепал по мокрым, брызгающим водой из щелей лавам и сел на краю, опустив ступни в воду. Стало почти хорошо.
- Тьфу ты, барин! – зло сказал Чеслав, но плевать в озеро не стал. Просто так сказал. Он никогда не плевал в озеро. – Тоже мне… баринок!
Барин появился в начале лета, за полдень,  приехал не один, а с кучей челядинцев мужского и женского пола на целом кортеже автомобилей, возглавляемом белым «Хаммером», что само по себе было необычайно. Доселе никто в деревне белых джипов не видывал, не в русских это традициях, ездить на белом джипе. Джип должен быть черным, как похоронный костюм, а тут – поди же! Хотя среди разнообразных челядинских машин преобладали-таки черные, так что, хоть тут новорусские традиции соблюдались.
Несколько машин, хрустя низкопрофильными шинами по сосновым шишкам, одна за другой выкатились из лесу, осторожно, словно приседая на тяжелые крупы, сползли с горки, и встали на околице. Из под колеса выкатившегося немного вперед белого «Хаммера» слабо сочилась мутная жижа – это пытался пробиться на свет маленький родник, нечаянно придавленный широким протектором. Дверца открылась, и из кремового кожаного нутра появился барин.
Было ему далеко за пятьдесят, шелковую сорочку распирал небольшой аккуратный животик, который, впрочем, не мешал приезжему двигаться легко, словно отставному танцору, загорелое улыбчивое лицо украшали пегие усы. Приезжий ласково оглядел собравшихся жителей деревни и сказал картавым московским тенорком:
- Здравствуйте, я ваш новый барин.
И засмеялся неожиданно тоненько, по бабьи.
В деревне жили в основном дачники и пенсионеры, пара художников, да еще Чеслав, о котором никто толком ничего не знал, но поговаривали, будто он не то старый хиппи, не то поп-расстрига, а вообще человек безобидный. Деревенские сплетницы сходились на том, что Чеслав скорее всего, просто бывший бомж, нашедший на берегу озера древнюю развалюху-сторожку, да там и поселившийся. Все лучше, чем на вокзале. Всякое, конечно говорили, уж больно имя в наших широтах странное – Чеслав, только и для сплетни повод нужен, а поводов-то как раз и не было. Можно, конечно, напридумывать бог знает чего, но для этого нужна фантазия, а с фантазией у местных было слабовато.
Промышлял Чеслав рыбалкой, рыба в озере водилась всякая, да только не всякому удавалось ее поймать. Чеславу удавалось, и дачники охотно покупали у него темных озерных окуней и похожих на оперенные бревна щук, благо, цену старый хиппи не ломил, сколько давали – столько и брал. Мужики частенько пытались набиться к Чеславу в ватажники, места рыбные выведать или секреты какие, да только все без толку. Брать-то с собой старый хиппи брал, и от водочки не отказывался, да только у него ловилось, а у остальных нет. Выпив, говорил, что знает щучье слово, да кто ж в него верит, в слово-то?
В общем, селяне оценили шутку приезжего и заулыбались в ответ. Приезжий явно был непростым человеком, по-повадке видно, может в чинах, может просто при деньгах, а, скорее всего, и то и другое. Только как оказалось, вовсе не шутил моложавый господин на белом «Хаммере»
- Вот что, мужики, - начал он, хотя среди присутствующих были и женщины, да и  мужиков настоящих, по правде говоря, в дачной деревне не водилось совсем, одни отставные военные, да прочие пенсионеры-инженеры из районного Растюпинска. – Купил я ваше озеро, ну и окрестности впридачу. Буду старую усадьбу отстраивать, а потом, глядишь, и насовсем к вам перееду. Надоело мне в столицах, суетно там да пошло, а тут корни мои, отчина, так сказать, и дедина. Так что, если хотите здесь оставаться, считайте меня своим барином, прошу любить, а жаловать уж я вас сам буду по заслугам вашим. Человек я нежадный и умный,  со мной вам будет хорошо, сами увидите.  Сейчас кто-нибудь покажет мне старую усадьбу, а по холодку устроим-ка мы праздник, пусть женщины помогут столы собрать, а нужный припас у меня в багажнике. Вот ты, любезный, - он поманил белой, в редких мохнушках, рукой Чеслава, - как тебя звать-то?
- Чеслав, - ответил Чеслав.
- Ишь ты, - удивился приезжий. – Где старая барская усадьба знаешь?
Чеслав кивнул.
- Поедем, покажешь, - барин задумался, потом сказал: - Ты прямо хиппи какой-то, волосатый весь и босиком, джинсы линючие небось, да еще и грязные, все сиденья загадишь. Нет, ты лучше впереди иди, дорогу показывай, а уж мы следом, не торопясь.
- А он и есть хиппи, - подобострастно вякнул кто-то из селян. – Битлы-битники.
Барин улыбнулся в усы. Отношения с местными, похоже, налаживались.
- Ну, веди, битник, - сказал он вслух и неожиданно затянул веселым фальцетом:
- Ин зе таун, вер ай вас борн…
И подмигнул Чеславу.
Чеслав ничего не сказал, припева про желтую субмарину не подхватил, признать в приезжем собрата-хиппи не соизволил, а молча пошел к развалинам старой усадьбы. Пошел как бы сам по себе, словно ему там что-то было нужно, а не барину дорогу показывал. Видно было, что не хотелось ему, а вот шел.
«Баринок ты киношный, а не барин, - думал он, - показать бы тебе настоящего барина, все бы сиденья в тарантасе своем загадил бы так, что никакая химчистка не справилась бы. Ну ничего, свидитесь еще, куда ты денешься».
Но шагал молча, не было серьезного повода обижаться, вот и терпел. Ловок был барин с людьми управляться, вроде и силком делать ничего не заставлял, но почему-то все получалось как ему надо. В сущности Чеславу наплевать было и на баринка и на дачников, натруженными на государственной службишке задницами учуявших начальника. Терла его, Чеслава, жизнь, как джинсу, вот и вытерла до джутовой основы, а джут, как известно, трава грубая.
Глинистая муть в широкой колее постепенно светлела, заполняясь родниковой водой, такой же чистой как прежде, только вот пить ее уже не хотелось.
2
От старой барской усадьбы ничего не осталось, кроме кирпичных глыб, похожих на комки окаменевшего мяса, перевитого жесткими белесыми жилками известкового раствора, да нелепо торчащих порушенных колонн из белого камня. Развалины были похожи на догрызенную волками говяжью тушу, которую хищники заволокли в заросли крапивы, да и бросили, потому что поживиться здесь было уже нечем. Ниже, под горкой, на которой некогда стояла усадьба, уходила глубоко в землю искрящая на солнце плоской верхней гранью прохладная глыба озера.
Дверца «Хаммера» отворилась, мазнув Чеслава по лицу отражением водяной глади и сосен на берегу, новый хозяин легко выбрался из машины, холуев он оставил в деревне взяв с собой только молодого парня, видимо, человека доверенного и среди прочей челяди выделенного.
- Вот мы и на месте, - сказал баринок своему не то охраннику, не то управляющему. -  А ты, дружок, ступай себе, - повернулся он к Чеславу. – На водку не дам, не проси, вечером вместе со всеми выпьешь. Кстати, ты не поляк, случаем? Чеслав ведь польское имя.
- Нет, - ответил Чеслав. – Не поляк.
- Живут на озерах поляки… - баринок ненадолго задумался, потом посмотрел в лицо Чеславу насмешливыми выпуклыми глазами. – Барином, насколько я понял, ты меня называть не будешь? И хозяином тоже?
- Не буду, - согласился Чеслав.
- Ну и зря, - засмеялся приезжий. – Я ведь внук последнего местного барина, так что, имею полное право. Жизнь – она дамочка со странностями. Как там у вас поляков поется? «Dziwny jest ten swiat»?
- Я, пожалуй, пойду, - сказал Чеслав. – Вечер уже. Донки ставить пора.
- А озеро-то теперь мое! – довольно хохотнул баринок, - Так что, придется тебе, пан Чеслав, впредь, прежде чем по рыбку собраться, у меня дозволения испросить. Как озеро называется? Ась? Не слышу?
- Барское, - нехотя буркнул Чеслав. – Так и называется, «Барское озеро». Когда-то, говорят, по-другому называли, но это было давно, никто не помнит.
- То-то! – приезжий поднял сильный холеный палец. – Мое озеро, барское, стало быть, кто я? Правильно, барин! Но все пшеки смутьяны и через один - паны, так что можешь называть меня Сергеем Григорьевичем, а фамилия моя – Апарин. А вот твоя фамилия, равно, как и отчество, мне совершенно не нужна, в чем между нами и состоит разница. Понятно? Так что, пан Чеслав, не ловить тебе в моем озере ни щук, ни налимов, ни ершей колючих, если мы с тобой не подружимся, а что-то мне подсказывает, что этого в ближайшее время не случится. И вообще, для поляков есть Польша, я доступно излагаю?
- Вполне, - Чеслав отвел огрубевшей рукой волосы со лба. – Только настоящий барин – он  в озере, так что ты, Сергей Григорьевич, мне не указ. Тебе еще самому надо разрешение на жительство получить, а дозволит старый барин или нет – там видно будет. Мне вот дозволил. Так что, бывай пока… баринок.
И ушел, мгновенно пропав среди сверкающих перьев падающего за озеро солнца. Словно в закат канул.
Сергей Григорьевич на минуту задумался, щурясь на пылающую воду, потом повернулся лицом к развалинам.
- Ну что там, Мишаня? – смаргивая нестойкую солнечную слепоту, позвал он. – Никак все заново строить придется?
- Фундамент сохранился, Сергей Григорьич, а уж остальное по старым рисункам восстановим. Были бы деньги да желание.
- Деньги-деньги, дребеденьги, а без денег – все динь-динь, - пропел новый хозяин усадьбы, ловко сдвинул на лоб светлую шляпу и полез в машину. – Ну, хватит делами заниматься, поехали с народом дружить, Мишаня. Глянь-ка, вечер уже, и как незаметно, подлец, подкрался! В деревне столы, небось, накрыты давным-давно.  Ты вот что,  - хозяин посерьезнел, - найди мне завтра какого-нибудь старожила из местных, настоящих, а не этих холопов, порченых городом. Хотя, холопа никакой город не переделает, что, собственно, и ценно. Ну, трогай, голубчик!
«Хаммер» аккуратно развернулся и укатил в деревню, так что некому было видеть, как острая рябь сдернулась с поверхности воды, словно расшитая стеклярусом скатерть, взлетела над берегом и с колючим шорохом опустилась на старую усадьбу. Озеро на миг потускнело, потом снова зачерпнуло солнца и засияло, как прежде. Что-то произошло особенное, только вот  удивиться было некому, разве что Чеславу, но ему было не впервой, так что он и не удивился. Да и мало ли что бывает на закате.
3
Сергей Григорьевич оказался человеком дела. Работы по восстановлению имения он повел с истинно русским размахом и европейской расчетливостью. Уже через неделю на проселке появилась дорожная автоколонна с вагончиками для прокопченных шоссейным солнцем и гарью рабочих, бульдозерами на нерусских треугольных гусеницах, грейдерами, трамбовщиками и прочей дорожной техникой, заревели самосвалы со щебенкой, гаубично заухали копры, укрепляя берег под усадьбой. К концу лета шесть километров асфальтовой ветки от шоссе до старой усадьбы были построены и перегорожены черно-белым шлагбаумом, при котором появилась утепленная сторожевая будка с двумя дежурными мордоворотами внутри и непременным черным джипом снаружи. Рядом висел щит, сообщающий прохожему-проезжему, что за полосатой палкой начинается частное владение господина Апарина. Охранники прохожих-проезжих пропускали беспрепятственно, так что было немного непонятно зачем они нужны вообще. Впрочем, дочки-дачницы новым людям обрадовались, в деревне бесхозных молодых мужчин было мало, Чеслав – тот вообще как бы человек без возраста, да и нелюдим, а тут общество, можно сказать, слегка даже столичное, да еще и при дежурной машине.
Сам хозяин в деревне появлялся редко, но с толком, приезжал, раздавал деревенским подарки, в основном всякую нужную в хозяйстве мелочь – мобильные телефоны, спутниковые антенны для телевизоров, один раз привез небольшой американский трактор с полным набором сельхозорудий. Доступом к трактору был пожалован демобилизованный по ранению морпех Николай, с условием бросить пить и помогать всем сельчанам, кто бы не попросил.
- Деньги будешь получать ежемесячно у Михаила Васильевича, - сказал барин. – Смотри, если узнаю, что запил или хоть копейку с односельчан  стребовал – мигом выгоню.
- Не изволь беспокоиться, барин, все будет путем, - заверил бывший морпех. – Мы службу знаем.
Как-то незаметно Сергей Григорьевич стал для местных дачников «барином» и разговаривали с ним соответственно, как с барином, сначала в шутку, а потом привыкли. Да и почему не уважить хорошего человека? Дорогу-то вмиг построил, а другие – сколько их было-то! –  только обещали, да и то перед выборами, а после и обещать переставали.
Всеми работами и по строительству дороги, и по реставрации барского дома руководил управляющий, которого сначала звали по имени-отчеству, а потом – просто Мишаней, на что тот, кажется, не обижался. Жил Мишаня вместе со строителями, хотя и с отдельном вагончике-трейлере, в котором имелись все удобства.
А Чеслав куда-то пропал, сгинул. Может, нашел себе другое озеро, да только вряд ли, потому что сказывали мужики, да тот же Колька-морпех, что видали его на закате на берегу, а Кольке теперь верить было можно, месяц уже не пил и даже жениться удумал. Как такому не верить? Только сторожка на берегу у мостков, там, где когда-то была барская купальня, а сейчас возводилась ротонда с колоннами, похожая на прозрачный револьверный барабан, пустовала, шурша на ветру пересохшими сетями. Наконец ее сломали, а на ее месте возвели осиновую, как полагается, баньку. Да и сами купальни отстраивать начали, чтобы к августу успеть.
Вечерами в озере шумно плескалась рыба. Бил на отмелях крупный окунь, гоняя рыбью бель, тяжко плюхала щука, клохтал сом. Только вот не ловилась рыбка-то. Сгинул старый хиппарь в закате, так и не сказав никому щучье слово, пропал неведомо куда.
«Может и вправду поляк, - шептались сельчане, - если не поляк, то гонор-то откуда?»
Как будто гордость свойственна только полякам.
О Чеславе старались не вспоминать, как будто чувствовали за него неловкость перед новым барином, которого понемногу начинали любить, потому что было за что, а еще, потому что он показал себя человеком слова и хозяином. В России не любят навязанного начальника, но за начальника природного, каким, безусловно, являлся Сергей Григорьевич, готовы в огонь и в воду, и если уж любят, то надолго, покуда тот не покажет себя законченным нелюдем. Да и нелюдя многие любить не перестают, вспоминают с теплом времена, пока тот был хоть немного человеком. Бабья душа у русского народа, что и говорить! Только уж кого-кого, а барина нелюдем назвать было трудно. У него-то, как раз, все выходило по-людски. И дорогу построить, и усадьба вон уже второй этаж из подлеска кажет, церквушка реставрируется, и все остальное.
На яблочный спас барин приехал с ночевкой. Варили уху из привозной рыбы, местная так и не давалась, выпили, конечно, и совсем уже Сергей Григорьевич собрался лечь почивать в специально собранном бревенчатом домике на берегу, куда, кстати, переселился и Мишаня, как из темноты вышел невесть откуда взявшийся Чеслав и заступил дорогу.
- Ну, здравствуй, баринок, - сказал старый хиппи. – Барин зовет, потолковать с тобой желает. Пришла, значит, твоя пора хозяину представиться!
От неожиданности Сергей Григорьевич вздрогнул, но быстро справился и с иронией сказал:
- Ну, здравствую и ты, пан, явился, не запылился, значит. Да и то сказать, куда ты денешься, я же справки о тебе наводил, никакой ты не Чеслав на самом-то деле, а просто…
- Барин ждать не любит, - оборвал его старый хиппи. – Ты его лучше не серди, баринок. А то пришлет еще кого-нибудь еще, слуги у него разные, так что лучше уж со мной иди, со мной неопасно.
- Куда я с тобой, друг любезный пойду, на ночь-то глядя, - засмеялся Сергей Григорьевич. – Да и ты никуда не пойдешь, потому как ищут тебя в городе, видно начудил чего. Ну, да с тебя станется. Так что переночуешь в сарайчике под замочком, Коля вон за тобой присмотрит, чтобы ты чего не выкинул, а завтра поедем мы с тобой, паненок, в город, сдам тебя в милицию – и дело с концом. И долг гражданский исполню, и себе приятность сделаю. Не нравишься ты мне, хотя я по-натуре, человек добрый, но не нравишься – и все тут. Не такой ты, какой-то… - он задумался, подыскивая подходящее сравнение, - чужестью от тебя несет за версту, вот что.
- Смотри, баринок, не пожалей после, - дерзко бросил Чеслав, когда Николай, совершенно, кстати, трезвый подтолкнул его к сарайчику, только сбросил с плеча тяжелую морпеховскую руку: – Уйди, холоп, сам пойду.
- Как ты меня назвал? – разъярился бывший морпех. – Барин, ты слышал, как он меня назвал? Да я…
- Успокойся, Колюня, - махнул рукой Сергей Григорьевич, - в кутузке ему живо разъяснят, кто есть кто. А на холопа не обижайся, все мы чьи-то холопы, если разобраться по совести. Я же не обиделся, когда он меня баринком обозвал? Верно ведь, не обиделся?
- Так то баринком, - возразил было морпех, - это почти что барином, а меня…
- Вот именно, что почти, это-то и обидно. Ну, давай, делай, что сказано, ступай себе. Да не вздумай покалечить, хиппи – они как дети. Хотя и детей время от времени надо пороть, а то из них черт-те что вырастет. А этого – пори не пори, не поможет, стар уже, хотя как был пацан, так и остался. Ишь ты, шляхтич какой выискался!
- Сделаю…, барин, - немного помедлив, сказал Николай. – Не сомневайтесь, не сбежит.
А Сергей Григорьевич отправился спать. Странно было у него на душе, вроде и занозу какую-то из судьбы выдернул, а как будто не всю. Что-то осталось и нудно саднило, грозя нарывом.
4
Ночью по озеру жгутами побежал туман, медленно скрутился в бугристый мутно-белый колобок и накатился на берег. Всхлипнула дверь сарайчика, вдавливаясь вовнутрь, в новом домике нестерпимо запахло выдавленной из бревенчатых стен огнестойкой пропиткой и прочей химической дрянью, Сергей Григорьевич заворочался на волглой постели, стало холодно и неуютно. Туман высосал из комнаты тепло, задушил тлевший углями камин и, натешившись, медленно влился в спящего человека. Человек застонал, не умея проснуться, а потом затих, потому что с ним заговорил барин.
- Что же ты, баринок, моим приглашением пренебрегаешь? – донеслось из ледяной мути. – И зачем человека моего обидел?
Сергей Григорьеич хотел что-то ответить, но во сне разговаривать не получалось и он только замычал страдальчески, нелепо двигая непослушными руками, может перекреститься хотел, да вот никак не получалось, и снова застонал уже от собственной беспомощности.
- Завтра на закате придешь в усадьбу, там и потолкуем, может быть, договоримся по-хорошему, а нет – так будет по-плохому. Сам сюда приехал, я тебя не звал, но раз уж приехал, да еще барином себя обозначил – значит, тебе судьба, а мне покой. И Чеслава отпусти, он человек мирный.
- Ты барин? – хотел спросить Сергей Григорьевич, но не спросил, потому что побежал во сне, как бегают собаки, бестолково дергая ногами, и убежал ведь, а может, барин сказал все что хотел и сам ушел.
- Мишаня, - фистулой позвал Сергей Григорьевич, жадно хватая ледяной воздух. – Мишаня, ты где?
- Здесь я, хозяин, - круглый, словно пулевой шрам, свет от фонаря упал на постель. – Электричество выключилось, сейчас починю, и в камин, словно кто-то воды плеснул. Надо чего-нибудь?
- Водки принеси, Мишаня, и покурить, а электричество потом. - Сергей Григорьевич сел на постели, спать после всего случившегося не хотелось.
- Вы же бросили, - укоризненно сказал Мишаня, но, поймав хозяйский взгляд, поправился: - Сейчас принесу.
- Утром уезжаем, - хотел крикнуть вслед Сергей Григорьевич, но не крикнул, не успел. Прыток был Мишаня, за что и жалован.
От водки сразу отпустило, после рюмки да пары затяжек стало казаться, что ничего особенного не произошло, ну приснился кошмар, так ведь возраст, лето жизни на излете, август на дворе. Хозяин подошел к окну и отворил его. Стеклопакет открылся беззвучно, явив зябкий провал ночи, в глубине которого тяжко и медленно шевелилось озеро.
- Ишь, пугать меня вздумал, - неизвестно кому сказал Сергей Григорьевич и выщелкнул в лицо темноте недокуренную сигарету. Огненный червяк просверлил ночь и сгинул.
На рассвете Сергей Григорьевич на белом «Хаммере» укатил в город, оставив после себя темные росчерки на поседевшей, прихваченной ранним заморозком траве. Чеслава он взял с собой. Старый хиппи, без возражений забрался на заднее сиденье, только головой покачал, да зыркнул исподлобья, и все.
В городском отделении милиции пришлось ждать, потому что приехали рано. Начальник был внизу, там, где камеры предварительного заключения, решал, кого из отловленных за ночь бомжей, хулиганов и прочих антиобщественных личностей отпустить, кого в суд, кому что – в общем – казнил и миловал. В крашенных мерзкой краской коридорах воняло дезинфекцией, зло шаркала тряпкой уборщица, еще пахло человеческим страхом, въевшимся в стены, и даже странно было, что люди здесь работают годами и ничего им не делается. А может быть, делается, кто знает? Сергей Григорьевич вышел на улицу, думая про себя, что похоже пахнет в военных городках, только не так сильно, видимо есть у несвободы свой специфический запах. Вот свобода, она как чистая вода, ни вкуса, ни запаха не имеет, а попробуй-ка, проживи без воды? А без свободы? Без свободы человек жить может, но только в том случае, если на свободу надеется. Значит, не вода, значит что-то другое. Сергей Григорьевич провел ладонью по железному поручню милицейского крыльца, вытер холодную влагу с ладони платком и вспомнил про озеро. Прошлая ночь тоже пахла несвободой, только какой-то иной, не тюремной, а какой-то вечной, что ли, и от этого под ложечкой леденело.
Появился начальник милиции.
- О, какие люди к нам пожаловали! – радостно воскликнул он, хотя видно было, что не до гостей ему, утренний гость к просьбе, а просьб начальник не любил, особенно, если отказать просителю не представлялось возможным. – Чем могу служить?
- Вот бомжа тебе привез, - сказал Сергей, на озере моем обосновался.
Начальник насупился, но быстро выправился. Портить отношения со столичным деятелем ему было не с руки.
- Вообще-то у меня своих бомжей хватает, - сообщил он, радушно улыбаясь. – Могу парочку презентовать, тебе ведь нужны крепостные?
- Нет, покамест, когда нужны будут – скажу, - серьезно ответил Сергей Григорьевич. – А мой бомж тебе пригодится. Это его физиономия у тебя по всему городу развешана. Милиция просит найти человека, вот я и нашел. Забирай, а что с ним делать – тебе лучше знать. - Мишаня, давай сюда этого шляхтича, - крикнул он в сторону джипа, - и так уж из-за него полдня потеряли.
Подошел Мишаня с Чеславом. Старый хиппи почему-то не выглядел напуганным, наоборот, кажется, даже улыбался.
- Ну, чего лыбишься? – спросил Сергей Григорьевич. – Родную хату признал?
Чеслав молчал, только усмехался в сивые усы.
- Документы, - коротко сказал начальник, - имеются?
Хиппи извлек из кармана джинсовой куртки, одетой прямо на несвежую майку, документы, завернутые в полиэтиленовый пакет, аккуратно развернул и подал милиционеру. Документов было много, целая пачка.
Тот выудил из пачки паспорт и принялся внимательно его изучать. Через некоторое время на лице начальника отобразилось удивление, смешанное с уважение.
Начальник посмотрел на Чеслава, потом перевел взгляд на Сергея Григорьевича, сообразил что-то и сказал:
- Спасибо что отыскал человека, Сергей Григорьевич, только ему не ко мне, ему в военкомат надо, орден получить и наградные.
- Какой еще орден? – изумился баринок, - какие еще наградные?
- Красную звезду, - смущенно сообщил начальник милиции, словно он был виноват в том, что звезды раздают типам, вроде Чеслава. Он летчик-снайпер, бывший, правда.  Вячеслав Закревский. А звезду… ее так просто не дают, значит, было за что. Больше ко мне ничего? В имении как, все спокойно? Бродяги не беспокоят?
- Все в порядке, - суконным голосом ответил приезжий. – Если что-нибудь понадобится, я позвоню. И добавил:
- Мирный, значит.
- Что? – насторожился начальник.
- Да так, вспомнил кое-что. Ну, извини, брат, пора мне, большие деньги – большие заботы.
- Мне бы твои большие заботы, - пробормотал начальник милиции ему вслед. Но потихоньку, так чтоб никто не услышал.
- Тебя в военкомат отвезти? - неприязненно спросил Сергей Григорьевич у Чеслава. – Или пешочком прогуляешься?
- Спасибо что до города довез, баринок, - усмехнулся хиппарь-снайпер. – А в военкомат я уж как-нибудь сам доберусь. Ты вот что, - посерьезнел он, - с барином не шути, он ведь велел тебе прийти? Значит велел. Не тяни с этим, только хуже себе сделаешь. На озере встретимся, баринок, прощай, пока.
И пошел себе по улице, ну вылитый бомж, только сутулиться так и не привык. Удивительная все-таки страна, Россия-матушка!

5

Уже сентябрь отходил по земле шаркающими дождями, уже кое-где ностальгическим дымком курились кучи картофельной ботвы, уже подняли первый этаж барского дома и вывели под стеклянный, похожий на лобовой фонарь старого бомбардировщика, колпак круглую оранжерею. Чеслав, получил свой орден, вернулся на озеро, походил по берегу, покосился на светлые еще доски заново отстроенной купальни, покачал головой и ушел жить в пустовавший вагончик. Прогнать его Мишаня не решился, герой, все-таки, а барина, чтобы распорядиться, не было. Запропал барин, как уехал в августе в свою любимую Европу, так в имении и не появлялся. А ждали. Ждали не подарков, хотя и их тоже, а хозяина, за которым жить надежно и спокойно, который скажет что делать, а чего не делать ни в коем случае. Ждали и, наконец, дождались.
Белый «Хаммер» прокатился по местами просевшей под колесами самосвалов дороге, мимо торопливо салютнувшего шлагбаума и встал над темным, неласковым, словно мокрая наждачная бумага, озером.
- Барин приехал, барин! - разнеслось по деревне и люд начал понемногу стягиваться к джипу.
- Здравствуйте, - Сергей Григорьевич запнулся на мгновение, - люди.
- Здравствуй и ты, барин, - загомонили сельчане. – Чего-то давненько тебя не было, позабыл, что ли про нас?
Сергей Григорьевич поморщился, почему-то обращение барин его раздражало, сам не мог понять, почему.
«Сейчас посыплются деревенские новости, кто умер, кто женился, кто напился и в озере утонул, да сколько грибов нынче осенью собрали и кто больше всех. Да какая у кого картошка уродилась, да ком кого молнией шибануло или током из розетки, потому пойдут просьбы и просьбишки, заискивание и ожидание в глазах, а там дело и до жалоб дойдет. Скучно это, ах, как скучно, – подумал он, - зря я эту карусель с родовым имением затеял, зря.… Не так уж и весело быть барином, барин-то оказывается, совсем не то, что господин, а еще и отец родной и мамка-нянька!»
И правда, казавшаяся в начале лета такой удачной идея с покупкой родового имения, обернулась лишними заботами и несвободой, да еще какой!  Старался ведь, доказательства разные собирал, чтобы признали его, Сергея Григорьевича Апарина, законным продолжателем рода помещиков Апариных, и собрал-таки, деньги потратил великие, да шут бы с ними, с деньгами, последнюю душевную горячность на это извел, а теперь вот рад бы откупиться, да не получится. Деньгами от судьбы разве откупишься? А чем можно? Догадывался, что чем можно – то уже заложено-перезаложено и выкупу не подлежит. Не только деньгами заплатил Апарин за озеро, а спокойствием своим и наработанной за долгую, порой не слишком праведную жизнь, уверенностью в завтрашнем дне, уверенностью, что даже если к вечеру умирать, то умирать с чувством добротно прожитой жизни и никак иначе. Не оставлял его старый барин. Доставал и в Ницце, и в Баден-Бадене, и даже в основательной Британии, где, казалось бы, своих призраков хватает. Возникал неожиданным песчаным смерчем среди виноградников на берегу Иордана, ткался из морозных струй взбесившегося кондиционера в пятизвездочном номере на Кипре, грозил, укорял, совестил. Сам ведь судьбу выбрал, а судьба-то оказалась с довеском, и довесок этот, как догадывался Сергей Григорьевич, был – ох, тяжелехонек!
И вот – приехал. Вернулся на озеро, чтобы вечером пойти-таки на поклон к настоящему барину, пускай хоть и мертвому, да кто его знает, мертвый ли он?
- Потом, все потом, - отмахнулся он от набежавшей толпишки и, словно виноватясь, добавил: - Устал я с дороги, ребятушки, завтра потолкуем, как следует, да заодно и лето проводим.
- Так кончилось лето давно, зима на носу, - не к месту вякнул было кто-то, но ойкнул, получив тычок в ребра и заткнулся. Барин приехал – уже праздник, лето кончилось – тоже, зима на носу – втройне, особенно, если тратиться ни на что не надо. Отчего не погулять? Мы к праздникам привычные!
Барин ушел к давешнему деревянному коттеджу, провожаемый опростившимся среди деревенских, по-настоящему, а вовсе не по моде небритым управляющим Мишаней. Народ потоптался еще немного и тоже стал расходиться, поговаривая, что не пошла Европа барину на пользу, вон как ковыляет, костью истончился  и на лицо потемнел.
Барин тяжело опустился в кресло, закурил и спросил:
- Что, Мишаня, Чеслав давно на озеро вернулся?
- Еще летом, - ответил Мишаня. В вагончике живет на стройке, тихо живет, не балует. Рыбку, правда, полавливает, да только где и когда – неизвестно, не следить же за ним в самом деле. Прогнать, что ли велите?
- Пусть живет, - махнул рукой Сергей Григорьевич. – Ты вот что…. Позови-ка мне его, потолковать с ним хочу.
- Как скажете, - Мишаня, если и удивился, то вида не подал. – Сейчас позвать, или отдохнете сначала? У меня скоро банька будет готова.
- Банька – это кстати, - безразлично отозвался барин. – А Чеслава проси быть немедля, очень проси, слышишь?
- Николая, может быть позвать? – спросил Мишаня. – Вдвоем-то у нас куда убедительней получится.
- Я тебе позову! - отчего-то рассердился Сергей Григорьевич. – Поговори с ним по-человечески, скажи, баринок очень просит прийти. Ступай.
Мишаня пропал за дверью, дивясь барской переменчивости, впрочем, если уж так просит, то значит, и впрямь приперло. И все равно исполнять надо, на то он и хозяин.
Чеслав пришел быстро, словно ждал, что его позовут. Загорелый, бородатый, все такой же вечный хиппи, только белые морщинки на загорелой физиономии говорили – не вечный, просто старый. Пожилой. Хотя слово «пожилой» к хиппи неприменимо, не бывает пожилых. Старые – да, старые бывают. Тем более, что и не хиппи он, как выяснилось, а человек военный, а о хиппи-военных доселе никто в мире не слыхивал. Впрочем, это было неважно.
- Решился? -  спросил Чеслав. – Сам, или…
- Или, - честно признался Сергей Григорьевич. – И дернул меня черт купить это имение!
- Судьба, - констатировал Чеслав. – Ничего, до заката еще пара часов имеется. Тут идти-то полчаса, всего ничего. Да оденься потеплее, холодно вечерами, октябрь на дворе.
- Может тебе тоже что-нибудь подыскать, - спросил Сергей Григорьевич. – Холодно в джинсовке, небось. Да и обувь у тебя несерьезная.
Чеслав посмотрел на жеваные летние туфли некогда кремового цвета  и сказал:
- Мне не нужно, я привык.
- Может, поужинаем, и водочки, для согрева, а? – предложил хозяин, подумав, что ждал от Чеслава каких-то разъяснений, а вот напрасно, выходит, ждал. И откровенный разговор под водочку тоже вряд ли состоится. Однако крикнул в дверь:
- Мишаня, организуй нам выпить и закусить.
- Сей момент, - холопским голосом, что означало неодобрение, отозвался невидимый Мишаня.
- Водка это неплохо, - неожиданно согласился хиппи-снайпер, прихвати с собой, и закусить прикажи, чтобы собрали. Барин сам пьет помалу, однако любит, когда при нем выпивают и закусывают. Есть у него такой пунктик.
Сергей Григорьевич оживился. Разговор сам собой повернул на барина, и это следовало использовать.
-  Понимаю, печень, то да се.… У меня вон поджелудочная пошаливает, но понемногу пока выпиваю. Старый барин-то, наверное.
- Да как сказать, - пожал плечами Чеслав. – С виду не скажешь, а так, конечно, старый. Вон сколько лет прошло. Да ты не мельтеши, ничего я тебе рассказывать не буду, и не потому что не хочу, а потому что не моя это история. Я же не секретарша у кабинета какого-нибудь начальника, чтобы шепнуть за конфетку в духе – не в духе. Да и барин не начальник, не на ковер вызывает.
- А кто же? – спросил Сергей Григорьевич, понимая, что спросил глупость и барин-то уж точно не похож ни на начальника, ни даже на президента.
- Барин – он барин, - сказал Чеслав. – Станешь сам барином – поймешь.
Вошел Мишаня, толкая перед собой жестяной сервировочный столик на колесиках. На столике красовалась запотевшая бутылка, уже открытая, пара граненых стопок и тарелки с вкусно парящей картошкой, огурчиками, грибочками, ну и прочей снедью. Покосился на хозяина, но ничего не сказал.
- Миша, собери нам с собой пару бутылочек, и закусить, - попросил Сергей Григорьевич. Мы попозже прогуляемся, тут недалеко, потолковать кое с кем надо, ты за нами не ходи, сделай милость. Ничего со мной не случится, обещаю.
Управляющий хотел что-то возразить, но только люто посмотрел на Чеслава, кивнул и ушел. Может быть, уже знал о барине?
- Вот ты сказал, что это не твоя история, - продолжил разговор Сергей Григорьевич. – А у тебя, что и своя есть?
- А у тебя нет? – спросил Чеслав. – Моя история уже закончилась, а твоя только начинается.
- Ну, за что выпьем? – хозяин разлил водку по граненым стопкам и пропел почти прежним тенорком, только как-то бесцветно, словно заставил себя:
- Стаканчики граненые упали со стола, упали и разбилися, разбилась жизнь моя. Ну, за старых хиппи, я ведь тоже в молодости хипповал, было дело. Только хиппи-пилота, да еще снайпера вижу в первый раз. Это же абсурд. Хиппи ведь не любят войны.
- Пилоты тоже, - серьезно сказал Чеслав, медленно выпил и аккуратно закусил грибком. – Особенно снайперы.
- Еще по одной? – хозяин потянулся к бутылке.
- Нет, - Чеслав отвел его руку. – Барин не против, когда при нем выпивают, но не любит, когда к нему приходят пьяные. Да и пора нам. Ствол, кстати, оставь, не поможет ствол.
- Пора, так пора, - потерянно согласился Сергей Григорьевич, неловко выкладывая на столешницу «Глок». Весь с трудом наработанный кураж куда-то пропал, осталась пустота под ложечкой и стыдное желание никуда не ходить.
«А ведь когда-то на бандитские стрелки хаживал  - и ничего. И кураж был, иногда на нем родимом только и выезжал. Старею, все-таки! - подумал он, поднимаясь с кресла. – И поясница заныла, как назло. Черт бы побрал этого барина и меня вместе с ним!»
- Слушай, Чеслав, - собравшись с духом, сказал Сергей Григорьевич, - Я по дороге сюда в город заехал, так мне начальник милиции сказал, что с орденом какая-то накладка вышла, то есть.… В общем, убили тебя, и видеозапись имеется. Майор Вячеслав Закревский, погиб, и так далее…. Как же так?
- Снайпера убили, а хиппи остался, - невозмутимо ответил Чеслав. – Что тут удивительного?
6
Все – дома, дорога, недостроенная усадьба, медленно опускалось в холодный осенний вечер. Мир напоминал огромную квартиру в доме на снос, из которой уже вынесли все мало-мальски ценное, сняли люстры, оставив тусклые, светящиеся насморочной желтизной лампочки, неопрятные кучи старья по углам да бессильные тени некогда живших здесь людей. Озеро к холодам словно вырастило на себе черную упругую кожу, под которой будет не больно замерзать. Над усадьбой вспыхнули яркие прожектора, рывком выдернув ее из осени, и сделав похожей на маленький, затерянный в российских весях космодром. В круге света, на темном пузыре, так и не установленной стеклянной крыши оранжереи, словно на утонувшем в грунте глобусе, сидел барин. Почему-то Сергей Григорьевич сразу понял, что это барин и поспешил на свет, хрустя ногами по прихваченной холодом тропинке.
Барин был не стар, на вид куда моложе Сергея Григорьевича, одет в опрятный, ловко сшитый сюртук, светлые панталоны и коричневые сапоги и, казалось, возник из модного сериала о помещичьей жизни, только все в нем было настоящее. Сюртук ношен, сапоги чищены, но не до зеркального блеска, ну и еще что-то, некоторая житейская неловкость в позе, какой не бывает у актеров.
- Ну, вот и встретились, наследник, - сказал барин, поднимаясь навстречу. – Садись, голубчик, разговаривать станем. - Потом посмотрел на гостя и добавил:
- А ты, братец, как я посмотрю, уже немолод. Хотя, Апарин, конечно, есть в тебе наша кровь, несомненно. Так что – все законно.
Сергей Григорьевич поискал куда сесть, потом, помянув про себя черта и  собственную поясницу, опустился на холодное мокрое бревно.
- Зачем звал, барин? – спросил он. – Чего тебе надо от меня надо?
- Вот ведь какой прыткий, - усмехнулся барин. – Сразу «чего надо». Нет бы, обрадовался родственнику или вид хотя бы сделал. Неужели неинтересно, а, наследник?
- Интересно, конечно, только ведь не для пустого разговора ты меня позвал. Так что, давай к делу.
- Ты, случаем, не по юридической линии пошел? – осведомился барин. – Рассуждаешь, как стряпчий, какой. Я ведь тебе двоюродным дедом прихожусь, как никак, мог бы уважение проявить.
- Польщен, - ответил Сергей Григорьевич. – Только сначала дело, а потом все остальное.
Взятая с собой водка казалась здесь неуместной, выпивать в компании барина совсем не хотелось, но Чеслав уже разложил на битой осенью траве пластиковую скатерку, выставил снедь, водку и граненые стопки. Барин смотрел на эти приготовления одобрительно. Потом взял наполненный стаканчик, поднял его, поднес к губам и со вкусом выпил, даже поморщился как человек.
- Мертвые разве пьют? – вырвалось у Сергея Григорьевича.
- А я не мертвый, - спокойно ответил барин. – Что такое человек? Вода и еще немного пепла. А все остальное – душа. Есть душа – значит живой.
Возразить на это было решительно нечего.
- Ну вот, - сказал барин, – теперь можно и о деле. - Слушай меня, наследник.
Апарины – не слишком старый род, как ты понимаешь, только есть у нас всех в судьбе общее. Когда-то я тоже выкупил эту усадьбу и так же как ты встретился с прежним барином. Дело в том, что время от времени местные имение жгут, а владельца с домочадцами загоняют в озеро, чтобы сгинул. Наступает время, когда в имении хозяина нет, все приходит в запустение, барский дом разваливается, потом объявляется новый владелец и все повторяется. Так что, купив родовое имение, ты еще и судьбу себе купил. Пока у имения нет законного хозяина, прежний барин не может ни умереть, ни уйти, как вот я, например. А как хозяин появляется – судьба передается по наследству вместе со всем остальным. Понятно ли?
- Родовое проклятие, что ли? – спросил Сергей Григорьевич.
- При чем здесь родовое проклятие? – удивился барин. – Это по всей России так. Кого ни возьми, живет какое-то время, не тужит, и вроде бы ладится все, потом народишко начинает бунтовать, и хлоп – кого в огонь, кого в воду, а кого в трубу медную.
- Это как, в трубу?
- Это я так, к слову, - сказал барин. – Труба – это не для Апариных, для нас озеро имеется.
- Да у меня, вроде, с народом отношения хорошие, - возразил Сергей Григорьевич. – Помогаю местным, инвентарь покупаю, мелочи всякие. Дорогу вон построил. Они меня любят.
- Я, думаешь, им не помогал? – барин выпил еще рюмку. – Полагаешь, я только и делал, что измывался, порол на конюшне,  девок портил, да кровь народную пил заместо морса? Не-ет, голубчик! Я хозяйствовал. Мельницу поставил, локомобиль из Англии привез, а уж арендную плату брал – смех, а не плата. Не помогло, как видишь.
- Так революция же, - начал, было, Сергей Григорьевич, но барин только рукой махнул. – А предшественника моего за что? Тогда никакой революции не было, а все равно в озере оказался. Вода и пепел. Такой уж у нас народ, и без хозяина долго не может, и хозяина рано или поздно прогонит. Россия, братец.
- И что же мне теперь делать? – растерянно спросил наследник. – Ждать, пока меня сожгут да утопят?
 - Это теперь дело твое, - ответил барин. – Я тебе озеро передал, мне и на покой можно. – А ты думай, может быть что-нибудь и придумаешь. Хотя вряд ли, времена, они, конечно, меняются, а Россия – нет. Так что быть тебе водой и пеплом, годков через десять, а может быть и раньше. Как только дела в имении наладятся, так и жди бунта. Хотя, есть один способ, только не подходит он нам, Апариным.
- Какой еще способ, - безнадежно поинтересовался Сергей Григорьевич.
- Оставить все разваливаться. Догнивать. Усадьбу не восстанавливать, жизнь не налаживать, дорог не строить, махнуть на все рукой, плюнуть и забыть. Тогда, может быть, и обойдется. То есть, помрешь либо от какой-нибудь дурацкой хвори, либо от скуки и и станешь не водой да пеплом, а просто гнилым мясом. Без души. Только ведь вслед за тобой все одно придет кто-то, кто захочет навести порядок, тошно ему покажется жить вдали от родных стен и примется он старое восстанавливать, да еще и новое строить. А значит, рано или поздно все повторится. Вот так, милейший. Или живи, как Чеслав, забудь, кто ты есть, стань человеком планеты, без особых претензий. Устраивает тебя это?
- Не знаю, - задумчиво сказал Сергей Григорьевич и посмотрел на Чеслава. Тот повернулся к Апариным спиной и молча смотрел на озеро. На чужое озеро. Может быть, где-то далеко его ждало свое, озеро ли, пепелище – но родное, на какое только и стоит возвращаться? Кто знает…
- Пора вам, - заключил барин. – Приятно было побеседовать. – И мне пора, я теперь свободен, вот только с озером расставаться жалко. Да и не привык я мертвым-то быть. Страшно, честное слово! Хотя, пока есть озеро, я вроде и не мертвый, просто растворился в нем, вот и все. Все мы понемногу растворяемся, а к старости просто истаиваем. Но у мира появляется наш привкус. Да…
Барин помолчал немного, словно отгораживаясь от всего живого навсегда, потом спохватился и добавил:
- Там в деревне родник есть, затянуло его, наверное, но ты откопай. Я на восстановление усадьбы кое-что отложил, может быть пригодится. И сам позаботься, чтобы твоему наследнику тоже было с чего начинать. Чеслав покажет. И еще… Ты моего летуна не гони, он только при озере жить может. Понятно?
Было непонятно. Но Сергей Григорьевич кивнул.
- Все-таки, ждать веселее, чем… - начал, было, барин, но не договорил и махнул рукой. - Ступайте, что ли! Надоели!
И, не дожидаясь, пока гости уйдут, начал спускаться по тронутому инеем берегу.
Озеро словно вздохнуло, тихо и печально, пытаясь что-то сказать новому хозяину, но Сергей Григорьевич так и не разобрал что. Он еще не научился понимать.
Он думал о том, что надо бы ускорить строительство, а для этого следует поискать подрядчика порасторопней, а деньги – что их беречь деньги-то, на родной дом денег не жалеют. Может, на этот раз все-таки получится? Есть вода, и есть пепел, деньги тоже имеются, достаточно их, денег-то. А вот душа – душа осталась ли?
- Пойдем, барин, холодно, да и поздно уже, - прервал его размышления Чеслав. -  Деревенские нас, поди, уже с собаками ищут, да вон же они! Пойдем.
- Надо бы еще и псарню завести, - подумал Сергей Григорьевич. – Какое имение без псарни? Да никакое!
И зашагал навстречу прыгающим в мокрых ветках фонарям.