Поцелуй Лилит. Глава XVII

Макс Котерман
         Еще прошлым утром у Теодора родилась эта безумная затея – отправиться вместе с Мигелем в Гдиель, небольшой городок, к западу от Орана. По словам одного черноногого, люди, след которых искал Массиньи, отправились куда-то на северо-запад.
         Гдиель же был последним пунктом, все еще не посещенным в ходе поисков. Когда-то в этом небольшом городском селении черноногие составляли более половины населения. Через местную гавань многие плантаторы отправляли во Францию сахар и апельсины, ткани и вино, но, после Второй мировой, началось стремительное падение города в бездну. С тех пор, как в горах, вокруг города, появилось несколько баз муджахидов, местные черноногие стали объектами террора со стороны мусульман и берберов-националистов: поджоги, похищения, саботаж предприятий, массовые убийства. К концу войны город практически опустел, а места черноногих были заняты берберами. По словам Франца, в этом селении, среди нескольких тысяч жителей осталась жить лишь одна «черноногая» семья.
         Дорога из Орана тянулась сюда не через пологие склоны прибрежных холмов, а извивалась по отрогам Атласских гор. Мигель и его спутник отправились на мотоцикле Теодора – довольно потрепанном механизме баварского производства, но несмотря на это, все еще невероятно жизнеспособном.
         Асфальтированная дорога, над которой, практически на склонах скал, свисали окраины берберских селений, появилась здесь, как раз, в начале войны и предназначалась для поддержки войск, дислоцированных на западе Алжира.
        - Осталось не более двадцати километров, - предупредил своего приятеля младший Ортега, управлявший мотоциклом.
        Мигель лишь молча кивнул. В последние дни он практически не спал и потерял аппетит. Лишь в короткие периоды сна к нему возвращалась Лилита, словно охотившаяся за его жизненными силами.
        Когда дорога превратилась в спуск, ведущий к узкой полосе прибрежных равнин, далеко на севере уже можно было рассмотреть побережье и тянущиеся вдоль него цепочки небольших селений. Южный ветер, дувший им в спину, снова превратился в дыхание ада, наполнившее долину, по которой они ехали, песчаной пылью. Это пыль, с каким-то давящим чувством, забивалась в глаза и уши, с каждым вдохом Мигель и его спутник могли почувствовать, как она наполняет их легкие.
        Лишь преодолев еще около десяти километров, они почувствовали, что снова свободны от окружавшей их желтоватой пелены. Вскоре показались очертания Гдиеля, становившиеся все более и более четкими.
        Когда они въехали в этот городок,  Массиньи мог рассмотреть, что это место отлично от того же Орана, имевшего немало сходство с испанской Малагой или же с корсиканским Аяччо. Дом, брошенные черноногими, пришли в запустение, а их новые обитатели – арабы и берберы, не имели ни знаний, ни возможностей, чтобы их восстановить, и поэтому строили лишь одноэтажные глиняные хижины, делая селение все более похожим на муравейник.
       - Тебе, как я понимаю, нужно сюда, - младший Ортега.
       Остановив мотоцикл, водитель кивнул на вход в аптеку, построенную в двухэтажном здании, построенном в мавританском стиле, типичном для домов черноногих.
       - Мне нужен Алехандро Топалоро, - сняв платок, закрывавший нижнюю часть лица и поздоровавшись, произнес Массиньи.
       -  Наша аптека закрывается…навсегда, - разочарованно произнес владелец аптеки, испытывавший заметное напряжение, и вернулся к своему делу.
       Когда двадцать лет назад сицилиец Топалоро и его жена Мария, венецианская армянка, открыли здесь аптеку, они были лишь одной семьей из множества черноногих живущих в городе. Теперь же, после множества угроз со стороны мусульман и общего упадка города, они покидали место. Алехандро, вместе с дочерью и сыном,  собирал непроданный товар в коробки, в то время, как их личные вещи были уже давно собраны.
        - Я прибыл сюда по другой причине, - продолжил Мигель. – У меня есть один вопрос: не появлялись ли здесь, за последнее время, итальянцы или, может быть, подозрительные люди из Америки.
        - Нет, даже  самые безрассудные люди обходят дальней стороной эти места.
        - Итальянцы, которых я ищу, служат в Иностранном Легионе. Может все-таки здесь кто-то появлялся из числа легионеров?
        - Легионеры появлялись в окрестностях – они участвовали в стычках в горах, в селениях берберов. Они ушли отсюда еще до Эвианского соглашения.
        -  Может быть все-таки кто-то появлялся в городе. Меня интересует легионер Лукрецио Катани, сицилиец.
        -  Вам нужен Лукрецио Катани? – с интересом произнес Алехандро, отвлекшись от своего занятия.
        -  Да, и я готов заплатить немалую сумму тому, кто поможет мне его найти.
        - А этот Лукрецио случайно не хотел поступить на службу, в морской флот.
        - Насколько мне известно, этот человек действительно хотел, а может и хочет сейчас, служить на флоте.
        Топалоро рассмеялся. Отвлекшись от сбора коробок, он, опустившись на корточки, хохотал, заливаясь слезами.
         - Разве я сказал что-то смешное? – с недоумением спросил Мигель.
         - «Лукрецио Катани, который хотел служить на флоте» - шутка, известная уроженцам Катании, - вытерев слезы, ответил Алехандро.
         - То есть, такого человека может и не существует? – с удивлением произнес Массиньи. 
         - Когда я был ребенком, в Катании так называли тех, кто стремился к достижимой мечте, но никак не мог её достигнуть из-за собственной глупости. Так же называли тех, кого окружал просто-таки ореол неприятностей. Понимаете, о каких людях я говорю?  «Искать Лукрецио Катани» - искать неприятности, а в некоторых местах этим выражением обозначают выполнение бессмысленной работы, - пояснял Топалоро. – Когда мой дядя служил на флоте, во время войны в Ливии, в тысяча девятьсот тринадцатом, он столкнулся с подобным событием. Он служил на канонерской лодке, прикрывающей итальянские войска  со стороны моря. Так вот, однажды, в заливе,  они попали в сильный шторм. Судно было у причала, а него грузили провизию. На пристани было около двадцати человек, когда кто-то крикнул: «Лукрецио Катани смыло в море. Спасите его», - Топалоро отпил воды, а затем продолжил. – Семь моряков спрыгнули с причала в воду…только двоих удалось спасти, а остальные сытно накормили рыб, - допив остатки содержимого бутылки, Алехандро продолжил. – Оказалось, что кто-то, этого человека так и не нашли, из катанцев, просто жестко подшутил, а никакого Лукрецио Катани, среди команды судна, конечно же не было.
        - Спасибо. Занятная история, - Мигель и его спутник покинули помещение.
        Оказавшись на улице, они могли почувствовать все усиливавшуюся жару. Сирокко больше уже не дул, но солнце, казалось, делало это место все более и более похожим на сковородку. Какое-то время, выйдя из аптеки, Теодор и его спутник провели в молчании.
        - Знаешь, чего бы я сейчас больше всего хотел бы? – произнес Мигель, уставший от борьбы с адским зноем. – Я бы сейчас выпил смесь пива с сидром, отдохнув где-то в тени.
        - Глупое желание, - спокойно произнес Теодор. -  Ехать в это проклятое Богом места лишь для того, чтобы мечтать о пиве с сидром...
        - Не много ли ты на себя берешь? – раздраженно спросил Мигель. – Да, я хочу сейчас лишь одного – пива с сидром. Или, хотя бы, в тени, распить бутылку прохладной воды.
        Теодор уже собрался ответить собеседнику в той же манере, но промолчал – Массиньи, обессиленный многочисленными нагрузками и отсутствием сна, едва ли был в себе. Младший Ортега жестом пригласил спутник сесть на мотоцикл, а затем, заведя мотор, отправился по той же дороге, которая их привела сюда.
         Несколько раз сын Хорхе пытался завязать беседу, но осекался на полуслове, видя, что его спутник был физически изнурен и, одновременно, готов к  взрыву. Как и по дороге в Гдиель, дорога казалась совершенно пустой, но, несмотря на это, жандармерия перекрыла дорогу в Оран, поэтому младшему Ортеге пришлось выехать на дорогу, связывающую Оран и Саиду. Здесь, свернув в сторону Орана, мотоцикл влился в неспешный поток машин, в основном, состоявший из грузовиков, следующие со стороны побережья.
         Мигель снова успел забыться, впав в состояние, которое можно было бы назвать тонкой гранью между сном и сознанием. Но, бросив случайный взгляд назад – в сторону немногочисленных машин, следующих в том же направлении, что и мотоцикл Теодора, он снова вернулся в нормальное состояние. Небольшой фургон двигался гораздо быстрее, чем остальные автомобили, следующие в Оран.
         - Я пропущу его, - произнес сын Хорхе, тоже обративший внимание на этот автомобиль, а затем попытался прижаться к обочине.
         Теодор и не заметил, что водитель мини-фургона тоже попытался прижаться к обочине. За резким рывком автомобиля последовал толчок, после которого мотоцикл слетел на обочину и, потеряв управление, перелетев через низкий бетонный столбик, перевернулся.
         От удара спиной о землю Мигель потерял сознание, на мгновение почувствовав, будто какой-то безумный великан попытался резким рывком вырвать его лопатки и верхние ребра. В бессознательном состоянии Массиньи провел несколько минут, а затем сделал попытку подняться. Боль отступила, уступив место всё той же странной сонливости.
        Поднявшись и осмотревшись, он заметил, что Теодор сидел на земле, в нескольких метрах от сильно поврежденного мотоцикла. Подойдя к нему, Мигель жестом предложил помочь подняться, но младший Ортега, отказавшись, поднялся сам.
         - У меня, кажется, сломано запястье, - произнес сын Хорхе. – Хорошо, что авария произошла невдалеке от большой дороги. Здесь мы можем надеяться на помощь кого-то из числа черноногих.
         -  Ты не знаешь, кто нас мог толкнуть?
         -  Кто-то из арабов. Они знают, что на мотоциклах здесь ездят только черноногие, поэтому и, просто, не уважают водителей двухколесного транспорта. Хотя…может быть, этот водитель толкнул нас специально - он мог видеть меня, до этого, где-то в Оране, - произнеся это, Теодор направился в сторону дороги.
        - Не правда ли, действительно, проклятое место? – спросил Мигель.
        - Ты прав. Здесь есть нечто темное, манящее к себе и, одновременно, отталкивающее…
        ***********************************

        В ночь, после посещения Гдиеля, Мигель снова видел Лилит. В этот раз, снова вернувшись, она уже не звала его за собой и не тянула в свои объятия. В этот раз он чувствовал себя лишь бесплотным духом – еще одним порождением Лилит, как и этот мира упадка, который он видел в своих сновидениях.
        Он видел город, с широкими авеню и огромными массивными громадами зданий,  через пустынные улицы которого дул ветер. Этот ветер приносил лишь песчанную пыль, плотным слоем оседающую на тротуаре. Он видел как Лилит, легкой быстрой походкой, словно паря над поверхностью, уходила куда-то вглубь пустыни наступающей на улица города и еще более безжизненной и унылой. Она не обращала внимание ни на Мигеля, ни на другие бесплотные души, которых она когда-то лишили жизни и вечного покоя. Накинув на голову капюшон плаща, она спешила мимо руин и мертвых деревьев, занесенных песком. Она спешила в другой мир, который теперь ожидала та же участь. Чем больше он спешил за этой демонической искусительницей, тем более углублялся в пустыню, и тем более он отставал от Лилит.
        Проснувшись, Мигель сразу же посмотрел на часы. Он проспал  не более двух часов, но теперь шанс заснуть были призрачными. Рассматривая, через окно, ночное небо, обозримое из того положения, в котором он спал, Массиньи пытался вспомнить прошедший день.
        Он вспоминал о том, как Теодор согласился поехать с ним в Гдиель, о том, как он в очередной раз убедился в бессмысленности задания Дженовезе, лишь играющего в безумную игру со своими исполнителем. Он вспоминал об аварии, произошедшей в двенадцати километрах к югу от Орана, о том, как фермер-черноногий подвез их в Оран, взявшись перевезти и остатки мотоцикла Теодора. Через несколько часов их осмотрели в городской больнице –  Массиньи отделался лишь несколькими ушибами, но у его спутника обнаружили двойной перелом руки. Хорхе, вскоре узнавший о травме сына, нашел в этом повод отправить Теодора во Францию, избавив себя от переживаний, а своего сына – от опасности.
          Этот ночной покой Мигеля, имеющий слишком мало общего со здоровым сном или полуденной дремой, был прерван разговором в квартире наверху. Там, на третьем этаже, было организовано еще одно место для сборов группы Гоулда, которая теперь стала объектом постоянной слежки.
         Услышав голоса над собой, Массиньи еще раз напомнил себе о том, что квартира, в которой он лежит, как и само здание, была лишь дешевым жильем, построенным еще в начале войны. Оно было рассчитано на то, чтобы в нем селились бедные иммигранты из Европы, на которых так рассчитывали черноногие, столкнувшиеся в начале войны с массовыми забастовками и вооруженными мятежами рабочих-арабов. Но притока иммигрантов из Европы так никто и не дождался, а жилье, во время войны, сдавали немногочисленным рабочим-арабам, отказавшимся восстать против своих хозяев.
          В этом доме были, до невозможности, тонкие перегородки, через которые можно было услышать каждый звук из смежного помещения. Среди людей, собравшихся на третьем этаже, Мигель узнал голоса Альбано, Сентонжа, нескольких малознакомых ему людей из группы Гоулда и голос Ортеги. Судя по всему, рядом с ними не было самого Франца, который еще несколько дней назад обмолвился о вынужденной поездке в сам город Алжир.
         - То же самое, что и вчера – вот уже  три дня нет сигналов. И так во всех городах побережья, - произнес Альфредо, судя по всему, попытавшись включить телевизор. – Могу  поспорить, что Советский Союз поставляет им специальные устройства, которые могут глушить и радио, и телевизионные сигналы.
        -   Но не стоит унывать – скоро у нас будет и вооружение, и техника гораздо лучше, чем у арабов.
        -  Но не стоит путать желаемое с действительным, ведь скоро нас вообще не будет, - усмехнулся Альбано. – По крайней мере, для Франции, мы уже успели превратиться в одну большую обузу.
        - О чем ты говоришь? – резко переспросил Жозеф. – Нас предал де Голль, нас предало правительство, а народ Франции совершил большую ошибку, - он вспомнил о референдуме, в результате которого французы одобрили процесс получения независимости Алжиром. – Но мы ведь любим Францию, и любим её народ. А когда у нас появятся силы, мы простим Франции ту глупую ошибку.
        - Ты до сих пор находишься вне реальности, - продолжил Альфредо. -  Всё – забудь! У нас больше нет союзников – есть лишь враги, и есть безразличные наблюдатели.
        - Глупости. Франц смог выйти на связь с израильскими спецслужбами. У них те же проблемы, что и у нас: мусульмане-фанатики, арабский сепаратизм, террор на улицах и много другое. Советский Союз поставляет арабам лишь шлаки своей военной промышленности, а Израиль снабдит наши группы всем самым лучшим.
        -  Израиль снабдит нас лишь в том случае, если независимость объявят не раньше осени.
        -  Значит, подождем до осени, - после этих слов Вулкана люди, присутствующие в комнате, рассмеялись.
        - Жозеф, ты сейчас похож на мальчика-мечтателя, которому взрослые ребята пытаются объяснить, что рядом с волшебной страной Оз, всё-таки, существует и реальный мир, - в голосе человека, сказавшего это, Мигель узнал Хорхе.
        -  Грустно слышать подобное от человека, не раз клявшегося в дружбе, - ответил Сентонж.
        - Иисус! Ведь ты, Жозеф, живешь в мире грез…Кстати, ты чувствуешься этот запах? - Вулкан, в ответ, промолчал. – А здесь? Подойди сюда – здесь он чувствуется немного лучше…Хотя, нет, подожди, он везде одинаково отчетлив. Но откуда же он идет? Может отсюда… - судя по звуку, Ортега перевернул какой-то стол. – А может отсюда? – он подвинул какую-то мебель.
       - О чем ты говоришь? – раздраженно спросил Сентонж.
       - О чем? – с недоумением переспросил Хорхе. – О запахе гнили и разложения. Почувствуй – он везде: в узких улочках Орана,  в песчаной пыли, которую приносит сирокко, в водах утреннего прилива и, даже, в нашем дыхании. Но ты стараешься этот запах не замечать, пытаясь перебить его сладким запахом грез и мечтаний. 
       - Ты с такой легкостью об этом рассуждаешь. Но ведь не твои предки создали здесь рай на пустом месте.
       - Верно, всё это было создано с нуля, но, прости, я не могу не упомянуть столь очевидные вещи. Пойми меня правильно, я твой друг и до последнего буду идти по той тропе, по которой идешь ты, сколь бы безумной она ни была. Но мне очень жаль, что ты все еще тешишь себя пустыми надеждами.
        - Нет, друг, как раз, я и мыслю здраво. Это вы легко погрузились в уныние, - резко отрезал Вулкан.
        - Жозеф, ты знаешь, какой запах исходит от человека, умирающего от рака? От человека, тело которого уже давно поражено метастазами…Не знаешь? Так вот я хочу, чтобы ты сейчас почувствовал этот запах и вернулся в реальный мир.
        - И не вижу повода для сравнения, - резко отрезал Сентонж.
        - Знаешь, я помню, как мой отец умирал от рака – его тело тогда было разрушено за пять месяцев. После смерти матери мы с братом не могли поверить, что отец может нас оставить, умирая в муках. И мы не верили – мы были в плену у собственных иллюзий. Мы,  к дьяволу, верили, что следующим утром мы проснемся и, забыв его вечерние страдания, увидим, как он, выздоровев, снова поднимется на ноги. Даже когда он умер, мы не могли в это поверить. Пойми, если бы мы с братом тогда приняли  его последние дни агонии как должное, то нам не пришлось бы столь болезненно пережить эту утрату.
        - Мне очень жаль твоего отца, но я не вижу связи между умирающим от рака человеком и цветущей землей.
        - А я вижу – когда мой отец умирал, мы тоже думали, что этот, еще совсем недавно, здоровый и крепкий мужчина лишь немного приболел и совсем скоро выздоровеет, - Хорхе выдержал паузу, превратившуюся в хаос более тихих голосов людей, находившихся в комнате, а затем продолжил. – Алжир – не больной. Алжир – одна сплошная раковая опухоль на теле Франции…
        - Что ты себе позволяешь, - после слов Жозефа послышался шум, словно он встряхнул своего собеседника.
        - Успокойся, Вулкан, - вмешался Альфредо, судя по звуку, оттолкнув Сентонжа в сторону. – Хорхе сейчас, как бы тебе не хотелось, прав.
        - Я не откажусь от своих слов: Алжир – сплошная раковая опухоль, - продолжил Ортега. – Больному, по имени Франция, ничего так и не помогло – терапия оказалась здесь бессильной. Последний шанс – хирургическое вмешательство, в ходе которого, раковая опухоль будет удалена. Жаль только, что тело уже поражено метастазами, поэтому будущее для нас -  слишком темная вода.
        - Все, расходимся, - резко прервал своих собеседников кто-то из людей Гоулда. – Ваш спор сейчас, несомненно, легко расслышать со стороны улицы, - после этих слов он тихо произнес еще несколько фраз, а затем, судя по звуку, покинул помещение.
         Какое-то время в квартире наверху можно было расслышать суету, которая закончилась лишь после того, как квартиру на третьем этаже покинули собравшиеся в ней люди. У Мигеля появилась возможность заснуть, но до четырех оставалось не более тридцати минут, и он мог надеяться лишь на короткий сон.


******************************

         Окрестности Орана казались совсем безлюдными в это сумрачное время. Небольшая группа людей, пересекавшая то, что некогда было табачной плантацией, а ныне заросло сорняками, быстрым шагом двигалась в юго-восточном направлении, все более и более отдаляясь от городских кварталов.
         Четверо вооруженных бойцов вели двух пленников, едва способных идти с повязками на глазах. Стараясь не сбиться с тропы, человек ведший группу, внимательно следил за темпом своих бойцов и пленников. Было уже достаточно темно, но группа еще могла разобрать в темноте знаки предводителя, не желающего включать фонарь или нарушать тишину.
         Когда они подошли к входу в подвал старого дома, там их уже встретило несколько человек, сразу же закрывших вход после того, как группа спустилась в подвал. Посадив пленников на стулья у стены, с их глаз сняли повязки. Через какое-то время они привыкали к яркому свету, а затем начали рассматривать пленивших, лица которых были закрыты масками.
         Люди, судя по всему, руководившие группой, так же с интересом изучали пленников, пытаясь выиграть время – он ждали, пока те сами начнут разговор. 
          - Назовите себя, - произнес Франц Гоулд, лицо которого сейчас было закрыто маской.
          - Саид Бен Хадж, - ответил широконосый мужчина с темно-коричневой кожей.
          - Ферхат Битат, - сквозь зубы прошипел высокий сухопарый бербер.
          - Как вы можете догадаться, господа, мы – патриоты Алжира…французского Алжира, - усмехнулся Франц. – Сейчас наш долг – расплатиться с теми, кто убивал женщин и детей, наивно ожидая, что подобные деяния будут забыты.
          - Почему бы не убить нас сразу? – пожал плечами Бен Хадж. Египтянин пытался играть роль хладнокровного убийцы, но бойцы Гоулда уже успели обратить внимание на его дрожь. 
          - Ответите на несколько вопросов – умрете быстро. Во-первых – кто были те иностранцы, погибшие во время перестрелки?
          - Это были инструкторы из Советского Союза, - ответил Битат.
          - Ты ведь  учился в советском союзе? Ты приехал сюда уже вместе с ними?
          Ферхат, сын вождя одного из берберских племен, промолчал. Он начал догадываться, что пленившие его люди все уже знают.
          - Нам известно, что ты был подготовлен, в Советском Союзе, как инженер-подрывник. Мы знаем, что там ты познакомился и с советскими спецслужбами, и со своим коллегой египтянином. Мы знаем, что офицеры советских спецслужб обучают ваших бойцов.
         - Зачем тогда задавать вопросы? – безразлично спросил египтянин.
         - Теперь мы поговорим серьезно, - спокойно произнес Гоулд и дал знак своим людям.
         Бойцы отряда взяли широкую прямоугольную доску, из которой торчало множество гвоздей разной толщины и разной длины, а затем закрепили её на стене. Битата пересадили на скамью с низкой спинкой и, связав еще крепче, приставили к стене. Теперь он, за исключением головы и верхней части спины, был полностью обездвижен.
        - Вот, в чем загадка, - продолжил Гоулд. – Вы не знали самого простого – что мы не являемся какой-либо структурной единицей внутри Секретной Армейской Организации. Но вы откуда-то знаете, что я получаю приказы от полковника Гарде и знаете, даже, что полковник никогда не получал прямых приказов от генерала Жуо…пока того не арестовали. Так вот,- произнес Франц, приблизившись к пленникам. – Мне интересно, почему ваши знания о нас столь обрывочны…
         Скамейку, на которой сидел сын вождя, приблизили к стене. Теперь между самыми длинными гвоздями и затылком Битата оставалось около десяти сантиметров.
         - Кто вам поставляет информацию? – спросил Сентонж. – Ведь вы находитесь вне «Фронта национального освобождения», потому как «Фронт» подписал перемирие с французским правительством.
         -  Кафиры, вы, все равно,  нас убьете. Пускай же мы умрем как настоящие воины, - Ферхат посмотрел на египтянина, которому предстояло наблюдать за его пыткой.
         Крепкий высокий мужчина, один из бойцов группы Франца, встал прямо перед сидящим на скамье Битатом. Выставив ладонь вперед, он резко толкнул голову пленника. За первым толчком последовали и другие.
         От этих толчков голова пленника отлетала назад, позволяя гвоздям, многие из которых были изогнуты, впиваться и разрывать  кожу. Инстинктивно, чувствуя боль, пленник дергался вперед, нанося себе еще больше рваных ран, но он тут же получал еще один толчок, снова отталкивающий его голову назад. Подобное повторялось десятки раз.
         Египтянин безропотно наблюдал за пыткой бербера, словно для него все это было безразлично. Какое-то время Битат терпел боль, но затем от него уже начали доноситься, сначала, едва слышимые стоны, а затем и все более громкие.
         - Хватит, - остановил пытку Гоулд. – Ты готов нам что-то сказать? – обратился он к пленнику.
         - Я никогда не буду унижаться перед черноногими, - прошипел Битат.
         Франц дал знак продолжить пытку. Эти толчки повторялись сотни раз. Сами гвозди не могли нанести серьезных повреждений пленнику, но они превращали его затылок в кровавое месиво, являясь при этом и источником нестерпимой боли.
         - Ахмед Бен Белла, - тихо произнес египтянин, наблюдая за пыткой.
         - Что ты сказал? Повтори, - обратился к нему Франц.
         - Информацию мы получаем от людей, верных Ахмеду. Все это проходит через много людей, и мы не знаем, кто её распространяет. Ахмед готовится к прибытию сюда, поэтому верные люди хотят, чтобы мы знали врага в лицо, - продолжил египтянин, на ломанном французском.
         -  Когда и куда прибывает Бен Белла? – с интересом спросил Сентонж.
         -  Поклянись, - тихо произнес египтянин. – Поклянись, что отпустишь меня отсюда живым.
         - Хорошо, - резко ответил Гоулд.
         - Первого июля он должен приехать в Орана.
         - Откуда? – Гоулд  подошел к пленнику почти вплотную.
         - В конце июня Ахмед прилетит из Туниса в Саиду, а первого июля он вместе с верными людьми приедет в Оран, с юга, из Саиды.
         - А это уже интересно…- тихо сказал Гоулд.
        Предводитель группы, узнав новую информацию, сразу же приказал казнить Битата, а нескольким людями дали указания посадить египтянина на судно, следующее из Малаги в Александрию, остановившись на несколько дней в порту Орана.
        Новая информация, только что полученная Францом, была подхвачена всей группой и воспринята как повод для рождения нового плана. Гоулд, как и многие бойцы отряда, был уже одержим этой идеей.
        - Ненавижу пытки, но, к сожалению, порой они являются единственным выходом из сложных ситуаций, - произнес Нанду, когда они, сняв маски, поднялись на первый этаж старого здания, бывшего некогда домом знатного плантатора.
        -  Верно, я тоже стараюсь избегать от их применения, но когда на кону стоит жизнь моих людей или мирных жителей, то иначе невозможно. Ведь ты помнишь, что было в Алжире в тысяча девятьсот пятьдесят седьмом… – погрузившись в воспоминания, произнес Франц.
        Гоулд, как бывшему служащему Вермахта, было трудно расчитывать на карьеру во французской армии. Он мог вступить в Иностранный легион, но этот человек, баварец по крови, и искатель по духу, выбрал путь солдата удачи. Он выбрал путь тех, кто идет, как тень, за военным успехом.
        Тысячи раз ему приходилось играть разные роли: коммандира, стрелка, подрывника, полевого хирурга, связиста, палача, переводчика, аэрофотографа и великое множество других ролей, определяющих универсальность солдата удачи. Франц считал себя кондотьером новой эпохи.
        - Я помню, как было трудно в те дни, - кивнул головой Перейра, налив ром себе и своему собеседнику.
        Он вспоминал те дни, когда французские войска, под предводительством генерада Салана, заняли город Алжир. Тогда там французские войска оказались в аду: взрывы на улицах, постоянные нападения мусульманских фанатиков на войска и на мирных жителей, массовые убийства и похищения. Капралу Перейре, как коммандиру отделения во взводе, не раз приходилось принимать решения о пытке военнопленных – лишь ценой этого ему удавалось спасать жизни своих собратьев по оружию.
        Но применение пыток было не самым худшим, с чем приходилось сталкиваться офицерам. Худшим бременем было принятие решений об убийствах женщин или детей – офицерам приходилось убивать женщин и детей, участвовавших, в качестве исполнителей, в террористических актах.
        - Ну а что скажешь насчет того, о чем нам рассказал египтянин? – спросил Гоулд, прервав молчание собеседника.
      - Может быть, правда, а может – нет, - пожал плечами португалец.
      - Кстати, я недавно говорил с полковником Гарде. По его же словам, многие информаторы говорят о том, что, возможно, независимость будет принята первого июля – в таком случае, у нас есть над чем поработать.
      - А что еще известно о Салане и других, - спросил Перейра, вспомнив о серьезном положении Секретной Армейской Организации.
      - И во Франции, и в Алжире каждый день кого-то арестовывают жандармы, придают соратники или же убивают мусульмане. САС мертва – любые наши действия будут лишь агонией, но…после откровений египтянина ко мне, словно, вернулась надежда, - мечтательно произнес немец.


***********************************
 
         Жители Орана были в панике – по городу поползли слухи о том, что в начале июля, возможно, будет официально объявлена независимость Алжира. Черноногих пугала сама мысль проснуться, в одно утро, в совершенно чуждом и, к тому же, враждебном, государстве. Билеты на теплоходы в Аяччо, Марсель, Барселону и Малагу были выкуплены на много дней вперед. Многие люди отправлялись в город Алжир для того, чтобы воспользоваться аэропортом, временно возобновившим, прерванное во время войны, прямое сообщение с Парижем.
        Мигель, окончательно убедившийся в том, что задание Дженовезе – лишь фантом, часть какой-то безумной игры, бесцельно гулял по улицам увядающего на глазах Орана. Магазины были навсегда закрыты, встречая пешеходов лишь плотными листами картона, вставленного вместо вынутых и увезенных стеклянных витрин. Многие жилые дома были уже освобождены черноногими, но арабы и берберы еще не решались здесь селиться, лишь выжидая удобный момент. Многие гостиницы превратились в безжизненные громады, из которых теперь вывезли последнюю мебель. Банки и офисы крупных компаний, хотя и готовые сотрудничать с будущими хозяевами этой земли, временно прекратили свою деятельность.
         Теперь этот мир напоминал Массиньи тот опустошенный демонами мир, который он видел в своих сновидениях. Здесь не хватало лишь Лилит, снова, временно, ушедшей из его снов.
         - Не правда ли сейчас здесь все овеяно ужасом и унынием?
         Повернувшись, Мигель, до этого рассматривавший морскую гладь, увидел перед собой Хорхе, с которым он уже не сталкивался несколько дней.
         - Всё это мне, друг, напоминает пат в шахматах – нет ни пути впереди, ни пути назад, - пожал плечами собеседник Ортеги.
         - Возможно…Поехали в кафе Жозефа, на западной окраине, - после этих слов он кивнул на джип, в котором его ждал Нанду.
        Мигель охотно согласился и сел в автомобиль. Капрал старался не ехать по большим улицам, сворачивая на узкие длинные переулки, занесенные тонким слоем песка, принесенного с дыханием сирокко. Город покинуло не более трети живущих здесь черноногих, но Оран  казался теперь мертвым городом, словно жестокая Лилит отомстила ему за какие-то былые грехи.
        Когда они доехали до кафе, оно было закрыто - там не было ни посетителей, ни работников. Ортега провел своего спутника в пристройку, примыкающую сзади к кафе и дому, в одной из квартир которого прожил некоторое время Массиньи.
        Это помещение являлось небольшим складом и химической лабораторией по совместительству: здесь Жозеф, судя по всему, и работал над взрывчаткой, и хранил оружие, и работал над образцами пород, найденных во время разведки в горах. 
        Пристройка была довольно крупной, но представляла собой одно цельное помещение, в центре которого стоял массивный металлический стол. Здесь было разложено приготовленное заранее оружие: карабины, пистолеты-пулеметы, несколько дробовиков, револьверы и несколько американских штурмовых винтовок. Здесь же лежали ручные гранаты и разнообразные взрывные устройства.
         - Ты же ведь владеешь оружием, - кивнул на стол Ортега. – Можешь выбрать то, которое подходит тебе по вкусу.
        Некоторое время Мигель мешкал и нерешительно рассматривал разные образцы, пока его взгляд не остановился на пистолетах-пулеметах. Рассматривая их некоторое время, он взял в руке «Томпсон».
        - Пожалуй, я взял бы его, - одобрительно кивнул Массиньи.
        - Неплохой выбор, - отметил Ортега. – У нас, в Испании, он был популярен среди каталонцев.
        - Правда, это обновленная модель – тысяча девятьсот сорокового года, а двадцать восьмого, как может показаться сразу, - произнес Сентонж, вошедший в помещение несколько минут назад, успев понаблюдать за выбором Мигеля.
        - Речь идет, как ты, наверно, понимаешь, о базе данных, составленной командирами «Фронта», - осторожно произнес Хорхе. – Двадцать восьмого числа весь боевой состав группы Франца покидает Оран – Гоулд забирает своих людей на новое задание в горы, близ Саиды. Ты же можешь отправиться вместе с ними, потому как предполагаемое место размещения базы муджахидов, где база может находиться, находиться, как раз, недалеко от основного маршрута группы…Но, запомни, ты всегда можешь отказаться от этого задания, и я буду лишь рад, если ты сегодня же отправишься во Францию.
        - А что касается тебя самого?
        - Пока боевой состав отправиться на задание, я, как и еще несколько человек, буду поддерживать радиосвязь с отрядом. Надеюсь, получится связаться и с тобой.
        -  Много ли человек направится туда, на юг, в сторону Саиды? – спросил Мигель.
        - Двадцать семь, включая самого Гоулда, - разочарованно ответил Ортега.
        - А почему сама САС не может оказать помощь Францу и его группе? – с интересом продолжил собеседник Хорхе.
        - САС? – вмешался Жозеф. – Секретной Армейской Организации, фактически, уже не существует. Она осталась лишь на бумагах, - разочарованно продолжил черноногий.
        - Это шутка? – собеседник смотрел прямо в глаза Вулкану.
        - Нет, - вздохнув, ответил Сентонж, от которого Хорхе так долго ожидал должного восприятия действительности. – Остались лишь разрозненные группы вроде той, которой командует Гоулд. Что касается САС, то её члены, которых еще ни убили или арестовали, уже давно успели бежать в Испанию, ЮАР и Аргентину. Теперь же против нас все: муджахиды, «Фронт», Советский Союз…Против нас даже народ Франции, проголосовавший на плебисците за получение Алжиром независимости.
        - А что будет после выполнения задания?
        - Для нас, пока, это – загадка, - произнес Ортега. – И какие бы картины не рисовал себе Жозеф, но Алжир уже давно сгнил…увы.
        - Что касается меня, то сегодня, через несколько часов, я отвезу свою жену и детей в Алжир. Они вылетят рейсом Алжир-Кейптаун, а через неделю к ним присоединюсь и я, - взглянув на Перейру, Вулкан добавил. – Нанду, Франц и еще несколько человек из группы  тоже полетят в Южную Африку. Но для начал нужно завершить еще одно дело…
        - Если первого июля мы добьемся успеха, то уйдем отсюда, щедро расплатившись, - добавил капрал.