ГЛАВА ВТОРАЯ
ЕПИСКОП
1
Епископ Лангрский размашисто шагал по Сарагосскому дворцу за сутулым провожатым и недовольно хмурился. Час назад присланный из Франции гонец принес ему дурную новость: сэр Генри Болингброк наконец решился, высадился в Англии, прошел по ней победным маршем, арестовал (о, Боже, арестовал!!!) законного короля Ричарда и фактически силой вынудил его отречься от престола, после чего перед лицом парламентской ассамблеи провозгласил королём себя!
Нет, лично против сэра Генри епископ ничего не имел. В конце концов, граф для Франции не чужой – девять месяцев прожил в стране изгнанником фактически из-за того, что всего лишь был лично неугоден этому идиоту Ричарду! И местная знать, весьма падкая на проявления рыцарского благородства, всегда по достоинству оценивала историю с прерванным поединком (1), считая сэра Генри стороной безусловно правой. Поэтому, когда пришло известие о смерти лорда Гонта - всеми уважаемого отца сэра Генри, и о том, что все его земли конфискованы короной, а десятилетнее изгнание сына заменено на пожизненное, по обе стороны пролива нашлось немало желающих предоставить свою помощь в возврате незаконно отнятых прав.
А тут и случай подвернулся. Восстали ирландские короли, и болван Ричард, не слушая уговоры людей здравомыслящих и дальновидных, поехал усмирять их лично! И увяз в этом конфликте по самые уши!
Он вообще последние годы старательно свергал сам себя, приближая к трону людей, мягко говоря, странных, слушая не менее странных фаворитов и, по личному желанию расправляясь с людьми, чья вина была так же сомнительна, как и вина изгнанного Болингброка. А чего стоило одно только дурацкое желание непременно стать императором Священной Римской Империи, или, к примеру, канонизировать этого мужеложца Эдуарда Второго! Глупости и только! И это ещё мягко сказано. Болингброку не пришлось прилагать много усилий, чтобы найти себе сторонников.
Но наследственные земли - это одно, а корона - дело иное! Тут уже права самого сэра Генри вызывали сомнения. И благородный изгнанник, ещё вчера всем понятный и приятный, в одночасье превратился в узурпатора, которому, во избежание конфликтов внутренних, обязательно теперь потребуется конфликт внешний - то есть новая война!
Но с кем?!
Боже милостивый, до чего же глупы бывают, порой, правители земные!
Епископ еле удержал готовый вырваться стон досады.
"Что теперь будет? - думал он. - Что?! С таким трудом добились перемирия в бесконечно вспыхивающей войне, заключили договор о взаимной военной помощи герцогу Бургундскому, выдали за Ричарда дочь французского короля... И, к слову, что теперь будет с ней?!"
Перед мысленным взором епископа промелькнуло детское личико восьмилетней Изабеллы. Такой он видел её три года назад - немного испуганной, храбро не подающей вида и очень, очень милой... "Нет, тут волноваться не стоит. Девочку, конечно же, вернут во Францию. Но вот сам Ричард... Что будет с ним?"
Рука сама собой сотворила крестное знамение.
"Тут и гадать нечего, - мысленно вздохнул епископ. - Свергнутые короли живут недолго!" Можно считать, что Ричард уже умер. Но вот война...
Это епископу Лангрскому было сейчас совсем не нужно.
2
Как пятый сын герцога де Бара, епископ Лангрский по традиции готовил себя только к духовной карьере и никем другим, кроме как прелатом, естественно, быть не мог. Хотя чего греха таить: мечталось иногда и о крестовых походах, и о кровавых сражениях с непременным подвигом, за который король обязательно дарует герою собственное герцогство или графство, и обездоленный пятый сын, не имеющий никаких надежд продолжить династию, станет родоначальником династии новой - своей собственной.
Но увы: традиции жестоки и жестки. Воевать прелату не полагалось, четверо старших братьев на здоровье не жаловались, а когда к смертному одру старого герцога слетелись в полном составе все искатели наследства, молодой Луи де Бар окончательно уяснил, что стать первым в этой толпе можно только с помощью наемных убийц или яда. Поэтому, оставив в стороне честолюбивые устремления, епископ пораскинул мозгами и нашел единственно приемлемый путь на широкие просторы династической мечты и реальной власти. Путь хоть и хлопотный и чрезвычайно извилистый, зато безгрешный и надежный. Путь откровенной купли-продажи, которую для людей родовитых и высокопоставленных давно уже заботливо окрестили политикой.
Благо и в государстве дела складывались так, что без дипломатии на плаву никак не удержишься.
Безумие, поразившее короля Шарля, привело к тому, что в борьбе за власть сцепились между собой его брат – Луи Орлеанский и дядя – Филипп Бургундский. А это в свою очередь раскололо светское общество точно так же, как еще раньше противоборство двух пап – Авиньонского и Римского – раскололо духовенство. И тому, кто научился маневрировать в бурном море церковной политики, море светских страстей было уже не страшно.
Шпионская сеть, давно уже ставшая для высокопоставленных прелатов чем-то вроде обязательного перстня, регулярно доносила обо всех междоусобицах, территориальных конфликтах, необоснованных притязаниях, мелкопоместных ссорах и прочем таком же, что составляло главную ценность любого политика, а именно: подробную и точную информацию.
Оперируя ею достаточно было протянуть руку туда, где особенно густо переплелись интересы сильных мира сего и в самый что ни на есть нужный момент вытащить за хвост мелькающую тут и там удачу. Кому-то она являлась в виде солидной должности, выгодной женитьбы или ловко построенной интриги. Епископ же понимал под удачей покровительство и дружбу влиятельных людей.
Взять, к примеру, одного из знатнейших дворян королевства - Луи Второго Анжуйского. Его отец - брат всесильного Филиппа Бургундского, первый герцог Анжуйской ветви и второй сын Иоанна Доброго - оставил сыну обширные территории богатейшего герцогства и номинальные титулы короля Сицилии и Неаполя. Покровительство такого человека очень бы пригодилось епископу в деле объединения церкви, которым он давно и безуспешно занимался. Но как к такому подступиться?!
Не приносящие особых побед разорительные военные походы, которые Луи Второй, продолжая дело отца, регулярно снаряжал в Италию, отвратили его от дел французского королевства. А турниры, до которых герцог был очень охоч, не входили в сферу деятельности священнослужителя. И останься положение дел таким как есть, епископу пришлось бы искать покровительство в другом месте.
Но тут в дело вмешалась вдовая герцогиня Мари де Блуа! Эта дама нашла способ помочь сыну в его итальянских притязаниях и занялась устройством брака с арагонской принцессой Виолантой, тоже носившей номинальные титулы королевы Неаполя и Сицилии,
И вот это уже была удача! Да ещё с таким пушистым хвостом, что грех не ухватиться, ибо арагонская принцесса приходилась епископу не кем иным, как родной племянницей!
Поёрзав в кресле, азартно потирая руки, он тут же взялся за дело!
Несколько ловко составленных писем, пара задушевных бесед с нужными людьми - и вот уже епископ сидит перед герцогиней в Анжере как человек, в чьей помощи нуждаются.
- Поговорите с моим сыном, - сказала тогда её светлость. - Но я вам уже рада. И, поверьте, в долгу мы не останемся...
Блеск в глазах Луи Анжуйского яснее ясного дал понять, что наживку он тоже оценил.
Письмо, в котором недвусмысленно звучало разрешение начинать сватовство, епископ получил от него так скоро, что в другое время счел бы подобную спешку даже неприличной. Но сейчас, радуясь, что не ошибся, он складно и ловко надиктовал пышное многословное послание Арагонскому королю и отправил с личным гонцом и с единственным требованием – нигде не задерживаться.
Письмо, перенасыщенное лестью в адрес всех заинтересованных сторон, уведомляющее о скором приезде самого епископа и о его страстном желании повидать «драгоценную племянницу» для того, чтобы предложить ей крайне выгодный и достойный брак!
При этом епископ даже не предполагал, насколько своевременным окажется его приезд в Сарагоссу. И, уж конечно, он не мог знать, что где-то в высших сферах, недоступных ничьему пониманию, кто-то уже вложил сватовство герцога Анжуйского к Виоланте Арагонской, как крупицу мозаики, в давно составляемый узор из сложного переплетения судеб и событий, и сватовство это легло там прочно и основательно, как и положено событиям, что дают Истории новый толчок, поворот или новую легенду.
3
Провожатый наконец остановился перед портьерой с мавританскими узорами и, почтительно приподняв её, пропустил гостя внутрь.
«Господи, помоги мне! – мысленно вздохнул епископ. – Девица, конечно, перезрела – двадцать лет, а все не замужем. Но, кто знает, может от таких-то как раз беды и жди. Начнет сейчас выяснять — каков собой, набожен ли, добродетелен… А потом еще, не приведи Господи, соберется «подумать»! Вот уж совсем некстати. Время не терпит, мало ли что теперь в Европе начнется? Надо как можно скорее решить вопрос с этим браком, да возвращаться домой. Дело о созыве Пизанского собора висит на волоске, а голос Луи Анжуйского в решении вопроса о необходимости его созыва дорогого стоит! Порадую его удачным сватовством, и тем вернее он склонит слух к нашим уговорам. Собор изберет нового папу, а новый папа... - дай, Господи, чтобы им оказался тот, кто нужен! - новый папа вернёт церкви единоначалие! Тогда и о выходке сэра Генри можно сильно не беспокоиться. Голос единой церкви перекроет целый хор королевских выкриков! Но, но…»
Лицо епископа скисло и скривилось. Как все-таки неприятно зависеть от кого-либо, тем белее от перезрелой набожной девицы! Король накануне намекнул на ее желание всё-таки уйти в монастырь. Вот была бы глупость!
Караульный за портьерой, заметил недовольство на лице прибывшего важного гостя, и торопливо стукнул об пол алебардой. Тут же, справа от входа, открылась высокая резная дверь, откуда навстречу святому отцу степенно выползла одетая во все черное дуэнья со злым лицом. Кивком головы она отпустила провожатого, а на епископа взглянула с откровенной неприязнью.
«Ну вот, начинается, – подумал он. – Не успел прийти – сразу вызвал недовольство. Как бы еще эти мамки-няньки не вмешались и не уговорили девицу на постриг! Не зря, ох не зря, торопил меня герцог! Как чувствовал…»
На всякий случай он осенил дуэнью небрежным крестным знамением и протянул руку для поцелуя. Но старуха только взялась за его пальцы своими – холодными и жесткими, и епископа передернуло от этого прикосновения, как будто по руке пробежал липкими лапами паук.
- Принцесса ждет вас, – проскрипела дуэнья, поджимая с укором и без того морщинистый рот. – Давно ждет.
«Дура! – мысленно выругался епископ. – Тут такие дела творятся! Я что - должен был сказать гонцу, который без отдыха скакал от самой границы, мол, подожди, любезный, я сначала схожу посватаюсь, а потом послушаю про дела в Англии?! И без того голова кругом… Опоздал-то всего на полчаса, а старая идиотка уже кривится. Черт их подери совсем! Испанские бабы! На уме одни молитвы да свадьбы…»
И епископ в великом раздражении переступил порог.
_____________________________________________________
1. Генрих Болингброк, герцог Херефорд обвинил Томаса Моубрея, герцога Норфолка в том, что тот замышляет против короны, опасаясь расправы за участие в мятеже лордов-апеллянтов. Настаивая на своём, сэр Генри предложил подтвердить обвинения судебным поединком. На поединок съехалась вся знать. Болингброка приветствовали очень шумно, что вызвало недовольство короля, и без того не очень любившего сэра Генри. Поэтому, прежде чем стал известен итог поединка, король бросил свой жезл и остановил его, тем самым давая понять, что Божественного благословения не достоин никто. В итоге, и Болингброк, и Норфолк отправились в изгнание. Первый на 10 лет, а второй пожизненно.
Продолжение:
http://www.proza.ru/2010/08/04/1399