5. http://www.proza.ru/2010/08/03/470
6
Пока Гера и Зевс коротали время в гостях у Флегия, Деметра, принявшая образ согбенной старухи, была озабочена поисками надежного убежища. Случилось так, что к берегам Эгилии как раз причалил купеческий корабль.
- Послушай, - попросила богиня кормчего, - возьми меня с собой на материк, а я отдам в качестве платы эту замечательную корову.
- Изволь, - отвечал капитан.
Подгоняемый свежим попутным ветром, корабль уже вечером прибыл в Аттику. Сойдя на берег, Деметра отправилась прямиком к царю Элевсина Келею, постучалась в двери его дома и спросила:
- Добрые люди! Не найдется у вас для меня какой-нибудь работы?
- Право не знаю, - отвечал царь. - Впрочем, подожди. Сегодня жена рассчитала няньку нашего сына Демофонта. Представь: эта мерзавка явилась на кухню, что бы пропустить стаканчик винца, потянулась за кувшином и уронила малыша прямо в очаг! Теперь он мучается от ожогов и плачет навзрыд.
- Позволь мне взглянуть на него, царь - попросила богиня. Она прошла на женскую половину и предстала перед царицей Метанирой. Бедная мать буквально сбилась с ног, стараясь укачать сына, но дело у нее очевидно не ладилось. Юный принц вопил, брыкался и никак не желал засыпать.
- Сейчас я помогу тебе, повелительница, - сказала Деметра. Она распеленала малыша, достала кувшинчик с амброзией и смазала ею больные места. Пузыри ожогов вскоре спали, краснота прошла.
- Эта старуха творит настоящие чудеса! – воскликнула царица и тотчас согласилась принять незнакомку на работу, доверив ей уход за своим отпрыском.
Деметра была очень довольна тем, как ловко ей удалось скрыться от брата. Кто догадается искать ее в образе смертной, среди кухарок и рабов, да к тому же так далеко от Олимпа? Кроме того, общество, в котором она оказалась, пришлось богине по душе. Царица Метанира – женщина властная, но простая - совсем не чуралась прислуги. Ее главными помощницами в доме были дочь Ямбо и старая ключница Баубо. Деметра за ее необычайные познания в медицине, распорядительность и веселый нрав также была принята в этот избранный кружок.
Обычай в элевсинском дворце был такой: переделав все дела, женщины любили собраться в покоях Метаниры и коротали там время за рукоделием, рассказывая друг другу всякие забавные побасенки. Тот вечер не стал исключением. Как раз тогда, когда Гера не берегу Пенея млела от наслаждения в объятиях Громовержца, женщины расселись с работой возле открытого окна, и царица сказала:
- Твоя вчерашняя история, Баубо, пришлась мне по вкусу. Жаль только, она оказалась такой короткой. Но кто порадует меня рассказом нынче вечером?
- Маменька, а не попросить ли об этом нашу новую няньку? – предложила принцесса. – Она приплыла издалека и, наверно, принесла с собой кучу свежих сплетен.
- Я-то не прочь, - отвечала царица, - но что она сама об этом думает?
- Всегда готова служить тебе, повелительница, - живо отозвалась Деметра. – Только предупреждаю: все мои истории не для девичьих ушей.
- Рассказывай, не смущайся! – воскликнула Баубо. – Наша Ямбо девушка не робкого десятка. Уж чем-чем, а крепким словцом ее в краску не вгонишь!
- Что тогда говорить о тебе, бабуля? – сердито покосилась на ключницу Ямбо. – Я ведь знаю: если тебя вечером не окатить с ног до головы какой-нибудь скабрезностью, ты и глаз сомкнуть не сможешь.
- Ну-ка помолчите, пустобрехи, - прикрикнула на них Метанира. - Пусть наша новая служанка говорит, как умеет. А если начнет болтать лишнее, мы ее зараз остановим.
«Дело в том, - начала Деметра, - что я хочу рассказать об Афродите. То, что она первая красотка на Олимпе и легко сходится с мужчинами, об этом вы и без меня, наверно, слыхали, а вот о том, как она в первый раз попалась на своих проказах, знают немногие. К слову заметить, муженек нашей богине достался не то что бы убогий, но как-то совсем не в ее вкусе. Ведь Зевс, когда пришла пора, решил выдать нашу Киприду за ее сводного братца Гефеста. Мужчина он с головой и с руками – тут я ничего сказать не могу; если надо что починить, смастерить или сделать, Гефесту равных нет, хоть полсвета обойди. Но когда дело доходит до того, что, скажем так, ниже пояса, то тут, милые мои, - полный облом. Умолчу об остальном, но чего стоят хотя бы его ноги – они у него маленькие и кривые, а ходит он так, словно с утра принял чарку для храбрости – того гляди растянется на ровном месте! Не знаю, по этой ли причине, или по какой другой, но только наш Гефест оказался ужасным бирюком. С утра до вечера он сиднем сидел в кузнеце и колдовал над каким-нибудь очередным заказом. Ночью придет домой усталый, потный, прокопченный, молча сгребет жену в охапку, повернет лицом к стенке, вроде верстака, задерет подол и отделает так, что не ясно: то ли он занимался любовью, то ли ворошил своей кочергой угли в литейном горне. Потом – бух на постель лицом к стенке и давай храпеть.
Нечего и говорить, что Афродите все это было совсем не по нраву. Сначала она сердилась и пыталась устраивать сцены, а потом решила: «Что я кипячусь, словно свет клином сошелся на моем дорогом муженьке? Если ему так нравится, пусть он хоть похоронит себя в своей кузнице, я найду, как скоротать время!» Действительно, если муж не умеет целиком занять свою жену, то пусть тогда не претендует даже на самую малую ее часть. Тут ведь как получается: хорошо либо все, либо ничего, а делать дело спустя рукава с серединки на половинку, как это делают обыкновенно большинство наших мужей, значит только все портить.
Так вот, как только Афродита решила, что может прекрасно обойтись без Гефеста, она стала поглядывать по сторонам, прикидывать и делать различные наблюдения. Вскоре богиня приметила, что ее деверь Арес весьма и весьма неровно к ней дышит. А не заметить этого было довольно трудно. Ведь Арес очень похож на его разлюбезную мамашу Геру, но только гораздо глупее ее. Хитрости в нем ни на грош, и если он чего возжелает, так это прямо отпечатывается на его смазливой физиономии. Встречая где-нибудь невестку, Арес пялился на нее во все глаза и самодовольно топорщил усы. Афродита делала вид, что смущается, краснела и опускала глазки, но при этом весьма игриво двигала своими бедрами. Наш доблестный воин вообразил, что его чары неотразимы, и что невестка сражена ими наповал. Тогда он решил приступить к активным действиям, и смело ринулся в атаку.
- Вот что, сестрица, - заявил он, подойдя к ней как-то во время прогулки, - ты, я вижу, скучаешь все время одна, но я готов тебя развлечь. Завтра, когда Гефест отправится стучать своим молотом, я обязательно заверну к тебе на огонек.
- Конечно, деверь, - отвечала Афродита, - милости просим по-родственному в любое время.
И вот на следующий день, едва Гефест заперся в кузнице, Арес постучался в двери его дома и прошел прямиком на женскую половину.
- Видишь, что у меня в руках, сестрица? – спросил он.
- Вижу, но ума не приложу что это, деверь, - призналась Афродита.
- Это пеплос, сшитый самой Афиной. Примерь-ка его, а я потом скажу, к лицу тебе обновка или нет.
Хитроумная Киприда отправилась переодеваться в опочивальню, но при этом, будто по забывчивости, оставила открытой дверь, чтобы Арес мог видеть в зеркале ее наготу. И вот, когда она совлекла с себя старую одежду, но еще не успела облачиться в новую, бравый сын Зевса вошел вслед за ней в комнату и заключил нашу красотку в объятия.
- Что ты делаешь, деверь? – вскричала в притворном смятении Афродита, - ведь Гефест твой единокровный и единоутробный брат, а ты собираешься опозорить его супружеское ложе! Одумайся, пока не поздно.
- Вот еще! - возразил Арес. - Мой братец полный болван, и мне нет до него никакого дела, лишь бы нам с тобой было хорошо.
Тут наш вояка извлек из-под одежды свое внушительного вида копье, чтоб последним ударом закрепить уже одержанную, казалось бы, победу, да не тут-то было! Афродита, оттолкнув его, говорит:
- Оставь эту игрушку для дешевых шлюх! Ты думаешь, любовь Киприды можно купить за какие-то тряпки? Поглазел на меня и хватит! Возвращайся туда, откуда явился.
Так и пришлось ему удалиться несолоно хлебавши. Но ясное дело – тот мужчина, которому довелось лицезреть прелести нашей красотки, забыть их уже не может. Арес крепко заглотнул наживку и попался на крючок к Афродите, как какой-нибудь глупый пескарь. И чем чаще являлось перед его распаленным взором видение голой женушки Гефеста, тем жарче он в нее влюблялся. Наконец, страсть настолько взяла над ним вверх, что Арес опять подъехал к Киприде со своими ухаживаниями.
- Послушай, душечка, - признался он ей однажды, - мне так приглянулись твоя кругленькая попка, крепенькая грудь и нежный бугорочек между ног, что я, право, ни о чем другом не могу больше думать. Скажи, как мне попользоваться всем этим, а уж я, поверь, в долгу не останусь.
- Все вы, мужчины, сладко поете, пока не проберетесь в наш укромный садик! – отвечала ему Афродита. – А после от вас даже слова доброго не услышишь. Только со мной этот фокус не пройдет: я женщина ученая и цену себе знаю.
- Как ты могла подумать обо мне такое! – ужаснулся Арес. – Ведь я питаю в отношении тебя самые честные намерения.
- Хорошо, если так, - смягчилась Афродита. – Говорят, твой и мой папочка в ту пору, когда он еще не осчастливил большим животом твою мамочку (позже он на нее и смотреть перестал!) подарил ей прекрасное золотое ожерелье весом в добрый талант, все изукрашенное крупным жемчугом и бриллиантами. Добудь его для меня, тогда и поговорим.
И вот представьте себе, любезные товарки, что делает с мужчинами проклятая похоть, - Арес не то что не смутился этим наглым требованием, но тотчас бросился обворовывать свою мать. Стащив ожерелье, он опять отправился в гости к Афродите. А та, получив желанный подарок, сделалась гораздо уступчивее, но по-прежнему предпочитала держать любовника на расстоянии вытянутой руки.
- Общаясь с посторонними мужчинами, я, конечно же, обязана помнить о скромности, - промолвила она, - но ради тебя, деверь, можно пойти на некоторые исключения.
С этими словами Киприда присела на низенькое креслице, оголила ноги и открыла вместе с ними низ своего премиленького животика. Арес упал на колени и зарылся головой в ее смятые одежды. Какие только фортели не выделывал он в тот день своим языком! То, вытянув его лодочкой далеко вперед, проникал вглубь лона Киприды; то, отыскав заветную горошинку наслаждения, быстро-быстро двигал из стороны в сторону самым кончиком; то, широко распластав, водил им, как губкой, вниз и вверх. Афродита с закрытыми глазами тихонечко постанывала в ответ, но когда наш доблестный воин попытался обнять ее, богиня тотчас поднялась и отпихнула его прочь.
- Довольно этих глупостей, - строго сказала она, - не забывай, что я замужем и должна оставаться в рамках приличий!
- Но как же твои обещанья, сестрица? – растеряно спрашивает Арес.
Он-то по простоте душевной думал, что получит за свое жалкое ожерелье всю ее целиком на все времена и со всеми потрохами! Но Киприда живо поставила его на место.
- От твоих слов, дорогой деверь, - сморщила она носик, - так и несет казармой. Вижу, ты привык мерить женщин не талантами, а оболами. Возьми обратно свое ожерелье, разменяй его на медяки, и тогда ты сможешь поиметь за декаду всех пелопонесских потаскушек! И правда: зачем тебе ласки богини любви, раз ты мечтаешь всего лишь о куске мяса?
- Ты не поняла меня, сестрица! – смутился Арес. – Разве можно сравнить твои прелести с тем, что предлагают по темным углам эти долговязые крохоборки? Умоляю об одном: дай вырваться наружу демону сжигающей меня страсти, иначе я просто наложу на себя руки!
- Ладно, пугать небылицами, - усмехнулась Афродита. – Средство от твоей болезни, мне, впрочем, известно. Но скажу сразу: стоит оно недешево.
- Пусть так, только бы помогло! – вскричал распаленный Арес и в самом деле готовый на все.
- Дошел до меня слушок, - сообщила богиня, - что в кладовых нашего батюшки за крепкими медными дверями спрятана роскошная золотая колесница с серебряными колесами. Если добудешь ее, так и быть, постараюсь тебя ублажить, а нет – можешь ко мне больше не являться.
Объявив о своем желании, Афродита выставила беднягу за дверь. Той же ночью Арес тихонько пробрался в хоромы отца, подобрал ключи к целой дюжине запоров и сумел незаметно умыкнуть драгоценную колесницу. С утра, едва его брат отправился в кузницу, Арес приволок добычу под окна возлюбленной и стал громко вызывать ее. Афродита еще нежилась в постели. Но когда раздались крики ее непутевого обожателя, богиня не стала медлить, завернулась в тонкую простыню (конечно, не из стыдливости, а для того, чтоб лишний раз подразнить его!) и тотчас вышла во двор. Ловкость и проворство Зевсова сына пришлись ей по вкусу.
- Теперь я верю в твою любовь, деверь, – сказала она, - и готова взяться за твое лечение.
Услыхав эти сладостные слова, Арес возликовал всей душой. Он ждал, что невестка отведет его в опочивальню и там немедленно отдастся ему, но оказалось, что у нашей Киприды имелось в запасе немало других способов выбивать мужскую дурь. Она принесла из конюшни конскую упряжь, приготовила длинный гибкий хлыст и велела Аресу, сняв с себя всю одежду, опуститься на четвереньки.
- Не сочти меня назойливым, сестрица, - спросил тот с удивлением, - но к чему все эти грозные приготовления?
- И ты еще спрашиваешь! - возмутилась она, - сам говорил, что одержим страшным демоном вожделения! Думаешь, мне легко будет укротить его?
Тут Афродита без лишних слов избавилась от тех немногих покровов, которые еще имела и, как есть нагая с ног до головы, подошла к Аресу.
- Мужайся, дружок, - предупредила она, - сейчас я нападу на твоего мучителя, но боюсь, что без борьбы он не сдастся.
- Да! - отвечал наш боец, весь дрожа от возбуждения.
Перед тем, как приступить к врачеванию, Киприда взнуздала Ареса, словно жеребца и крепко привязала к коновязи. Потом подняла хлыст и изо всех сил стеганула по голым ягодицам.
- Ай! – завопил наш дурачок, - что ты делаешь, сестрица?
- Избавляю тебя от лукавых демонов! Подними лицо и посмотри на меня! – строго велела богиня. – Ты видишь мои прекрасные груди? Они ведь нравятся тебе? Ты бы хотел сжимать и ласкать мои сосочки?
- Конечно! Очень хотел бы!
- Так они будут твои! – пообещала она с жаром и дважды изо всех сил вытянула его по спине.
- О! О! – дергался Арес.
- Не отворачивайся! – прикрикнула Афродита. – Смотри на мои чувственные бедрышки! Ты ведь восхищаешься ими? А как тебе этот чудный треугольничек на лобке? Ты бы хотел потрудиться над моим бугорком?
- Да! Да! Еще как!
- Знай, что так оно и будет! - воскликнула Афродита. – Ведь я сама хочу того же!
Затем она стала спрашивать его о «своем нежном животике», о «чудесной кругленькой попке», о «мраморных плечиках» и обо всем остальном в том же духе, благо, лакомых местечек у нее было предостаточно, и о каждом при желании можно было сочинить целую поэму. Арес вертелся как уж на сковородке и вопил, что безумно желает получить все это, а она отхаживала его хлыстом по чем ни попадя. Оба пришли от этой забавы в такой неистовый раж, что, право, не заметили бы самого Гефеста, если бы он вдруг вздумал вернуться. Внезапно могучий лук Ареса, уже давно находившийся в крайнем напряжении, выстрелил сам собой и притом с такой силой, что извергнутое им семя зашибло до смерти маленького белого голубка, пролетавшего на высоте десяти локтей.
- Ну вот, - заметила Киприда удовлетворенно, - надо полагать, деверь, тебе немного полегчало?
- Не знаю, что и сказать! – с кряхтением отозвался Арес. - Одно несомненно: такого любовного приключения со мной отродясь не бывало.
- А я-то как старалась ради тебя! – пожаловалась Афродита. - Запарилась, словно отдалась за час пятерым здоровенным бугаям.
- О! Они, конечно, не остались на тебя в обиде, - проворчал незадачливый любовник, потирая иссеченное в кровь тело.
Кое-как одевшись, он поплелся домой, а Киприда бросилась на кровать и хохотала не менее получаса, так позабавила ее эта проделка. Но если говорить откровенно, она сама уже находилась во власти вожделения, ведь хорошенькая порка любимого – наилучшее средство к тому, чтобы распалить собственное желание!
Вечером оба вновь встретились на пиру у Аполлона. Улучшив минутку, богиня спросила:
- Как твои дела, деверь? Ты по-прежнему в воинственном настроении или твой пыл немного поубавился?
- А ты, сестрица, никак не угомонишься? – невесело усмехнулся Арес. – Все ищешь, как больней помучить меня?
- Нет! И вот тебе в том порука! – подмигнула Афродита. – Если придешь завтра в гости, буду лечить тебя на новый лад – без плеток и кровопускания.
Услышав такое недвусмысленное обещание, Арес сразу воспрянул духом и обещал непременно быть, едва только Гефест уберется по своим делам.
В то время как любовники сговаривались в своем уголке, Бог солнца Гелиос отозвал в сторонку Гефеста и рассказал ему о том, что успел разглядеть вчера и сегодня. Ведь ему с высоты было прекрасно видно все происходящее у Афродиты!
- Думай, что хочешь племянничек, - сказал он в заключении, - но только в твоем доме творятся престранные дела! Вчера Арес был для твоей жены верной собакой, сегодня он стал ее жеребцом, а завтра он, того гляди, займет место на твоем ложе. Ведь о чем, скажи на милость, шепчутся сейчас два эти голубка, как не о том, чтобы наставить тебе рога?
- Ну, это мы еще посмотрим! – мрачно изрек сын Зевса, и взгляд его, милые товарки, не сулил нашим шутникам ничего хорошего!
Он незаметно ускользнул с пира и, запершись в кузнице, быстро сковал крепкие сети из тончайшей, как паутина, железной проволоки. Потом Гефест опутал нижней частью сети подножье их с Кипридой брачного ложа, а верхнюю часть приладил к потолку. Афродита, понятное дело, ничего об этом не знала.
Утром, едва взошло солнце, Гефест, как всегда, отправился к своей наковальне и к своему молоту. Уходя, он сказал жене:
- Нынче не жди меня рано: буду занят работой до позднего вечера.
Ничего другого Афродита и не желала от него услышать! Она велела приготовить пьянящий нектар с легкими закусками, чтобы им с Аресом было чем возбуждать и поддерживать огонь своей страсти. Потом богиня приняла горячую ванну и умастила тело нежным розовым маслом. Едва успела она расчесать свои великолепные золотистые волосы, как раздался стук в дверь. Киприда набросила на плечи легкий диплоис из тончайшего аморгина и пошла открывать любовнику. То-то порадовался Арес, увидев ее перед собой в таком наряде!
- Воистину, сестрица, ты прекрасна, как тихая заводь в знойный полдень! – заметил он, ухмыляясь, с галантностью истого рубаки. – Хотел бы я порезвиться в ее глубине.
Тут он раздвинул одежды возлюбленной и запечатлел горячий поцелуй на ее бедре, словно нетерпеливый хозяин, который спешит пометить тавром купленную им кобылу.
- И ты тоже выглядишь аппетитно, деверь! – в тон ему отвечала богиня. – Так и тянет порезать тебя на тонкие ломтики и смаковать их один за другим, будто свежую пастилу за завтраком.
Обменявшись этими игривыми комплиментами, они скинули одежды и возлегли на ложе. Их полуоткрытые уста слились в долгом поцелуе, в то время как жадные языки терлись, ласкаясь, друг о друга. Руки Ареса застыли на очаровательных выпуклостях грудей невестки.
- У тебя такие твердые соски, сестрица - шепнул он на ушко Киприде, - что можно почесаться о них переносицей.
- А у тебя такой крепкий сучок между ног, - с усмешкой отвечала она, - что можно подвесить на него корзинку с моим рукоделием!
Тут началась шутливая воркотня, полная двусмысленных непристойностей, какую нередко затевают мужчина и женщина перед тем, как вступить в любовный поединок. Поглаживая ягодицы Афродиты, Арес называл их «своими сладкими булочками», а она, играя с его мошонкой, говорила, что целует «своих пушистых птенчиков». Покусывая ее груди, он объявил, что «лакомиться спелыми яблочками», а она предлагала ему «поискать в ее садике еще и сладкую клубничку». Припав к лону богини, Арес сообщил, что «нашел между створок ее розовой раковинки славную жемчужину». Она же пообещала «пригреть в своем гнездышке» его «несчастного малыша».
Но по мере того, как кровь их вскипала от вожделения, озорные намеки сменились нешуточными угрозами. Повалив Киприду на спину, Арес говорил, что «непременно насадит ее на свой острый вертел», а богиня пугала его своей «Харибдой», которая «пожрет и проглотит его целиком и без остатка». Распаленные страстью, они кусались и царапались, как два хорька, загнанные в одну клетку. Рот Ареса ощерялся хищной улыбкой. Афродита, запрокинув голову, метала в любовника мрачные взгляды.
Наконец, они перешли от слов к делу. Богиня, закрыв глаза, с тихим вздохом раздвинула ноги и пустила в свой глубокий омут бурного аресова водолаза. Ярясь и бушуя, он то нырял до самого дна, то взлетал на поверхность, а богиня, напрягая мышцы, тесно обхватывала его со всех сторон, как будто хотела утопить в бездне своего ненасытного лона. Их борьба делалась все горячей и все беспощадней. За угрозами пришел черед площадной брани. Стиснув зубы, Арес обзывал свою подружку «блудливой козой», «гулящей девкой» и просто «дыркой». Афродита, испуская громкие стоны, кляла его в ответ «похотливым потаскуном», «грубым членодралом» и «колом неотесанным»…
И вот в ту минуту, когда оба приблизились к самому пику блаженства и уже предвкушали сладостные мгновения освобождения, вдруг раздался громкий щелчок, и сверху на них упала крепкая железная сеть. Это Гефест, воспользовавшись минутой, когда они совершенно ослепли и оглохли от страсти, тихонько прокрался в спальню и привел в действие свой хитроумный механизм. Ловушка захлопнулась. Птички оказались в западне. Им оставалось только одно: молить о снисхождении обманутого мужа. Однако тот совсем не склонен был прощать их проказы. Выйдя за дверь, Гефест принялся громко вопить, созывая всех богов и богинь, чтобы они могли убедиться в вероломстве Ареса.
Хотя богинь разбирало ужасное любопытство, они, сохраняя благопристойность, остались дома. Зато Посейдон, Гермес и Дионис тотчас явились на зов и вдосталь насмотрелись на голую Афродиту, благо ее выставил на позорище собственный муж. Незадачливому Аресу пришлось выслушать целый град насмешек в свой адрес. Впрочем, боги злословили его только для вида, ведь в глубине души каждый мечтал сам оказаться на его месте. Наконец, Посейдон вступился за племянника и попросил Гефеста выпустить пленника на свободу.
- Нехорошо, мой милый, так явно унижать божество войны! – заметил он, качая головой. - Это подрывает наш престиж в глазах смертных. Зачем устраивать вселенский скандал из дела, которое можно было решить тихо и по-семейному?
- Не трать понапрасну свое красноречие, дядя! – воскликнул разгневанный Гефест. – Этот жалкий обольститель получит свободу не прежде, чем Зевс вернет мне все подарки, взятые им за его непутевую дочь! Пусть меня называют рогоносцем, в дураках я, по крайней мере, ходить не собираюсь!
- Твое требование справедливо! – согласился Посейдон. – Но чего ты добьешься, идя к цели так прямолинейно? Пораскинь мозгами и скажи: разве может мой брат явиться сюда и препираться с тобой при свидетелях, в то время как его дочь будет валяться рядом на постели, связанная и униженная, выставив на всеобщее обозрение то, что должна была стыдливо скрывать?
- А кто виноват в этом, скажите на милость? – возмутился Гефест. - Пусть отдувается, раз сама сорвала покровы со своих прелестей! Да и не резон нам говорить здесь о скромности: она готова оголиться перед всяким, кто того пожелает. Чем больше мужиков придет пялиться на ее телеса, тем ей приятнее.
Афродита, до этого молча сносившая свое унижение, пришла от его слов в ярость.
- Гнусный лгун! – крикнула она. – Прежде, чем клеветать на меня, рассмотри сначала в зеркале свою немытую физиономию! Да чего там долго говорить! Вот я лежу перед вами без одежды и фальшивых прикрас, такой, какой меня создала природа! Открой и ты свой жалкий огрызок - пусть наши родичи решат: достоин ты обладать мной или нет. Сам знаешь, что они скажут в ответ! Но, не взирая на это, разве я не пыталась честно исполнять свой супружеский долг? Разве я не умащалась лучшими благовониями и не надевала каждый вечер свои лучшие одежды, разве я не ждала тебя на ложе, готовая одарить горячей любовью? И что я получала взамен? Ласки, достойные дворового кобеля!
- Ах ты, двуличная шлюха! – в свою очередь взъярился наш добрый Гефест. – Что ты валишь с больной головы на здоровую и несешь на меня напраслину? Признайся лучше: сочетаться один раз за вечер любовью со своим законным мужем, как это делают все скромные, целомудренные женщины, тебе уже мало! Нет, подавай каждый раз что-то новенькое! И то, что ты брезгуешь уродством, тоже ложь! Мне ли не знать, дядя: она готова отдаться даже сатиру, лишь бы тот смог утолил ее ненасытную похоть!
- Да! – запальчиво отвечала Афродита, - сатир-гуляка куда лучше зануды-мужа. Его я всегда могу обозвать козлом и выгнать взашей, а с тобой должна делить кров и постель до скончания лет, словно рабыня, прикованная цепями к корабельному веслу.
- Вы слышите? – завопил Гефест. - Эта потаскуха даже не пытается скрывать своего распутства!
- Дело непростое, друзья, - заметил, усмехаясь, Гермес, - но если нас зовут его рассудить, мы не должны уклоняться. Правда, я не могу сказать, хороший любовник Гефест или нет, но зато я не прочь подробно разобрать достоинства его женушки.
- Конечно, - поддержал Дионис. – Раз наш брат брезгует Афродитой, надо дать ему развод, а мы утешим сестрицу, как сможем.
- Я бы не решился предлагать свою помощь, но, коли Гефест сам на этом настаивает, мой долг помочь ему, - заметил Посейдон.
Увидев, какой оборот принимает дело, Гефест сразу прикусил язычок. Ведь разводится с Афродитой, наш рогоносец никогда не собирался. Сердито покосившись на троих насмешников, он нажал на скрытый рычаг, ослабил сеть и освободил пленников. Оба сразу вскочили и умчались с Олимпа: Арес – в свой дворец во Фракии, Афродита – на остров Кипр. Боги, хохоча от души, разошлись по домам. Но дело на этом не кончилось. Чтоб досадить мужу, Афродита завела вскоре шуры-муры со всеми тремя богами, ставшими свидетелями ее позора. Последствия этого всем известны: Гермесу она родила Гермафродита, Посейдону – близнецов Рода и Герофила, а Дионису – красавца Приапа. Арес также продолжал пользоваться ее благосклонностью, и его считают отцом Эрота. Только Гефест не сумел ни разу забрюхатить свою женушку, но, благодаря помощи друзей, он сделался теперь почтенным отцом семейства! Я слышала, бедняга совсем забыл об удовольствиях – берет сверхурочные заказы, и даже ночи стал проводить в своей кузнице. И не мудрено: прокормить такую ораву шалунов дело нешуточное, даже для бога!»
Так закончила Деметра свой рассказ, изрядно позабавивший всех слушательниц. Они долго смеялись над незадачливым Гефестом и над ловкими проделками Киприды. Царица Метанира спросила:
- А как же Зевс? Вернул он зятю полученные подарки или нет?
- Где там! – махнула рукой Деметра. – Едва Гефест заикнулся об этом, Громовержец вчинил ему иск за украденную колесницу, а Гера – за похищенное ожерелье. Все дары Гефеста не могли перевесить стоимости двух этих сокровищ. В результате наш добряк еще остался им должен!
7. http://www.proza.ru/2010/08/03/681
"Эротикон" http://www.proza.ru/2013/07/10/377