Из окна стоявшего возле подъезда черного джипа доносился унылый рэп. Змейка от только что зажженной сигареты потянулась к форточке. Приговаривавшие уже вторую бутылку шампанского девушки лет двадцати пяти сидели напротив и казались абсолютно зеркальным отражением друг друга. Тот же прямой нос, небольшие уши, прикрытые темными прядками, тот же пухлый чувственный рот... Даже родинка возле правой (левой) мочки.
— Слушай, Ленка, у меня к тебе просьба... — сказала та, у которой родинка была под правой мочкой.
— Ну... — осторожно протянула та, которую назвали Леной.
— Ты знаешь мою ситуацию...
— Давай-ка без предисловий, — глаза младшей (на две минуты) сестры чуть-чуть сузились.
— Да ладно, не злись! У меня мужика уже, считай, полгода не было. На стенку скоро полезу.
— Но у тебя же Тайка, ты говорила, — заметила Лена.
— Тайка — это Тайка, — не согласилась Ксюша. Она пощелкала пальцами, подбирая фразу. — Это как... как кожа и кожзаменитель.
— Подружка твоя — кожзаменитель, — уточнила Лена. — Ну и?
— Уступи мне своего Юрку, — выпустив из пухлых губок тонкую струйку дыма, сказала Ксюша. Чуть зеленоватые глаза изучающе смотрели на сестру.
— Обалдела? — единственное, что смогла произнести младшая.
— А что ты теряешь? Семя? Так его так и так в тебе не будет. Вы же предохраняетесь, как я поняла?
— Ну...
— А в ротик ты брать не хочешь.
— Откуда ты знаешь?!
— Ну ты мне сестра или как? ...Я же на время, — поспешно добавила Ксюша. — Сама скажи, на сколько.
Несколько минут молчали. Лена прикурила от первой сигареты, сосредоточенно глядя в окно. В доме напротив на балконе задумчиво курил какой-то мужик. Заметив симпатичную брюнетку, махнул рукой. Лена отвернулась.
— Ну! — потребовала ответа старшая. Не дождавшись, добавила. — Пойми, Ленк, я не могу и не хочу искать на стороне — в клубах там... на улице... Тащить в постель первого встречного... Ну ты же у меня умничка, ты сама все понимаешь...
— Месяц, — вытолкнув струйку дыма, решилась младшая. — В следующую пятницу я в командировку уезжаю. На месяц. Сегодня только стало известно.
— Ну вот и хорошо, ну вот и договорились...
— А что Тайке скажешь? — уголок верхней губки дрогнул.
— Что скажу... Ну, не знаю, что скажу. Отпуск дали, к родителям съезжу...
— Привет передавай, — автоматически произнесла Лена. — Ой!.. Ну да...
— Давай съездим как-нибудь...
— Давай...
Помолчали.
— Думаешь, не заметит?
— Куда ему!..
— Э-э, ты моего Юрку не трожь!
— Поздно. Договорились.
— Нам нужно будет одеждой поменяться. А то заметит. Расспросы пойдут: «На какие шиши ты это все накупила?..»
— Скажи — у сестры взяла поносить. Поменялись.
— Ну да, это идея. Так проще. Ты только ничему новому его не учи. А то еще заподозрит чего.
— Да не поймет он, что я — это ты. Или что ты — это я.
— А я разве об этом? Ну откуда я вдруг научусь чему-то новому? Еще подумает, что у меня любовники были...
— А что, не было? — поддразнила Ксюша.
— Откуда?
— От верблюда! Никогда не хотелось?
— Я Юрку люблю.
— Ну-ну... Чего ж ты тогда мне его отдаешь?
— На месяц всего... И если бы это была не ты...
— ...А лучшая подруга? — закончила вопросом Ксюша. Взглянув в глаза сестры, сжалилась. — Ну, рассказывай, как это все у вас проходит.
— А надо? — робко поинтересовалась Лена.
— Надо, — заявила Ксюша. — Чтобы он не обвинил, что у тебя есть любовник. ...Был, — поправилась она.
— Ну зачем ты меня мучаешь? — голос младшей дрогнул.
— Хорошо, молчу.
Дымчатая змейка выползает в форточку. Сигарета докурена. Дышать становится легче.
— А может, и правда? — задумчиво произносит Лена. — Может, на самом деле рассказать, как? Вдруг пойму, что у нас не так?
Она спрашивала только себя. Ксюша молчала.
...Как это происходило, к примеру, в последний раз? И когда это было? И вообще, что он тогда спросил: Кажется: «Как ты хочешь?» И вроде бы она ответила: «Сзади». А вообще, должен мужчина спрашивать у женщины: «Как?» Самец должен показать свою силу — самка твоя, ну и бери ее как хочешь. А с другой стороны, ты что — должна быть бессловесной? Он — дело сделал, отвалился, а ты — кусай губы от досады, обиды и доласкивай себя в ванной?
— Не хочу, — сказала Лена. — Ничего не хочу.
— Ничего или никого? — уточнила Ксюша.
— Хочу. Но не так.
— Как «не так»?
— Просто — не так. Все.
И отвернулась.
***
— Юра, ты?
— Я, родная.
— Что-то голос у тебя уставший, — донеслось из кухни. — Мой руки, садись.
Он, будто не слыша, прошел в комнату, рухнул на диван и закрыл глаза. Очнулся от нежных прикосновений.
— Устал мой хороший... — голос ласковый и воркующий, совсем не похожий на обычный Ленкин. Хотя... когда-то, кажется, он уже слышал эти интонации. — Тебя переодеть?
— Ты что?! Думаешь, я сам не в состоянии?!
— Ч-ш-ш-ш... Конечно, в состоянии. Но почему я не могу за тобой поухаживать? Разве ты не ухаживаешь за мной?
Ну как на это возразишь?.. Да и сил возражать нет.
...Он и правда устал. Ксюша видит: это не мужское кокетство. Мужское кокетство Ксюша терпеть не может. А для нее... для нее один из самых волнующих моментов — процесс раздевания. Разоблачения, как говорит она сама. Одежда далеко не всегда отражает сущность имеющего ее. Одежда не всегда — для нас. Бывает, что и мы — для одежды. А когда ты обнажен — вот тут ты весь. Раздеть мужчину, самой снять, сорвать с него все маски — разве не праздник для женщины?
...Сорвать, оставив лишь плавки да носки (именно — носки, это фирменная Ксюшина фишка — заниматься сексом с мужчиной в носках, и чтобы на не самой — ничего кроме узкого кожаного «ошейника» с небольшим стразом...) ...плавки да носки, а потом снять и плавки — медленно, играючи, опустившись на колени, и самый кайф — опустившись в новых колготках, в изысканном платье (лучше — вечернем). Спустить его плавки двумя пальчиками — с длинными коготками, с маникюром, и демонстративно вытянув язычок, провести им по основанию головки, а после — прошептать с придыханием: «Ты все еще терпишь? Или все-таки пора уже меня раздеть?» А дальше — с небольшими вариациями: самой поднять юбку и чуть наклониться вперед, или стоять покорно, опустив голову и лишь изредка игриво вскидывать ресницы. И наблюдать, смотреть во все глаза, как поднимается, на глазах набухает... как это назвать, чтобы не показалось пошлым? — все слова будут не те, кроме одного — Он. Поднимается, набухает, растет, раскрывается как цветок — для тебя одной. Разве не стоит Он того, чтобы его ублажать, ласкать, лелеять?
— Не могу, — виновато сказал Ленкин муж. — Опять не могу.
Кажется, он ждал удара. Словом или взглядом. Съежился.
— Ты не так говоришь, — возразила Ксюша. — По-другому скажи: «Я пока не могу». Повторяй за мной: «Я пока не могу». Ну!
— Я пока не могу, — почти покорно повторил Юра.
— Тембр не тот, — учительским тоном произнесла Ксюша. — Скажи: «Я пока не могу, но с твоей помощью мы все поправим».
— Я пока не могу, но...
— Уже уверенней. Подожди минутку, я приготовлю ванну. А пока... Погладь моего любимого, — Ксюша осторожно провела ноготком по головке, на секунду задержавшись у основания — там, где выходит на поверхность семенной каналец.
И тут же упорхнула в ванную. Кажется, Юрке не хватило воздуха — до Ксюшиного слуха донесся слабый всхлип, именно такой бывает, когда человек лихорадочно хватает воздух.
Отвернула кран с холодной водой. Добавила чуть-чуть горячей: Юра устал, почти горячая ванна его усыпит и удовольствия тогда не видать, как своей попки.
Ксюша появилась в проеме двери — боком, дразняще, намеренно не показывая ни соски, ни попку, ни, тем более, темный, чуть тронутый бритвой, треугольник. Поманила пальчиком и скрылась в ванной.
Хотел спросить: «Что с тобой, Ленка, какая муха тебя укусила?», но сил не было. Странно. Не было. Еще минуту назад не было, и вдруг... Кажется, стал чуть бодрее. Правда, еще и голод проснулся. ...Но ощущение ноготка возле семенного канальца — мимолетное, дразнящее — не проходило.
— Ну ты идешь? — из ванной, чуть капризно.
— Ты уже забралась? — голос какой-то не свой, будто говорит другой кто-то, будто не твоя жена в ванной. — Иду!
Почти рывком поставил себя на ноги. Ленкин голос необычен — то воркует-обволакивает, то стегает плетью, обжигая. И опять — воркующий, и тогда в груди что-то замирает и становится сладко-сладко.
— Откуда это все?..
— А ты не понял еще? Это мои фантазии. Я долго не решалась. А вот сегодня...
— Ленок, ты говоришь правду?
— Да...
Ксюша говорила правду.
Он думает, что вода будет его ласкать. Нет, дорогой, ласкать, расслаблять, нежить тебя буду я. А пока тебя нужно взбодрить. Чтобы не висел Он устало-обреченно, а держался гордо-независимо. Как хочется почувствовать Его в себе! Скоро... уже скоро... Во всем, что я сейчас делаю, присутствует некий азарт. Когда все, что ты хочешь, достается легко, это по меньшей мере скучно и не так сладко.
— Ну как тебе душ? — интересуется Ксюша и смотрит на Юрино лицо.
— Издеваешься, да?! — почти обиженно спрашивает он.
Отвечать резко сейчас нельзя.
— Нет, дорогой. Теплая ванна тебя расслабит и ты попросту уснешь. Но ты же хочешь меня, правда?..
...Разве может мужчина ответить на этот вопрос «нет»?
«Все, что я делаю, я делаю для себя. ...Ну и немного — для него».
— Никогда не думал, что ноготки могут быть такими ласковыми.
— Понравилось? Хочешь еще?
Ксюша улыбается. Юра кивает.
— Но это нужно еще заслужить.
— Чем?!
Ксюша загадочно улыбается.
— Решай. Ты — мужчина.
Ушел на кухню. Кофе в постель — нестандартный ход! Может быть, не совсем верный в данной ситуации, но, по крайней мере, достойный поощрения.
Ну что, Ксюша, какую тактику ты сегодня изберешь? Бросать мужчину из жара в холод? Не давая надежду, а после — отбирая, и все — снова, а именно — из жара в холод: готов? — подожди немного, я сейчас... Неужели ты думаешь, что я сейчас лягу и усну?! Взбодрись, я почти готова...
— Ложись... — прошептала-проворковала.
Лег послушно. Это становилось интересным. Обычно именно он был инициатором сближения. А сейчас роли поменялись. Ох, Ленка-Ленка, чего от тебя ждать? И с чего это ты вдруг?..
Ксюша привалилась, пристроила левую ножку на ногу своего мужчины. Осторожно куснула Юрину мочку. Ага, не ожидал! Дернулся. Отпустила. Провела ноготком по головке. Снова куснула мочку. Теперь — одними губами. Скосила глаза вниз. Поднимаемся, да? Готовимся? Скользнула головой к бедрам, быстро провела язычком под головкой — по кругу. Он дернулся. Губами отодвинула крайн.. плоть и закружила — сверху, забираясь кончиком в семенную дырочку, спускаясь вниз по канальцу — набухающему, пульсирующему, к вожделенным яичкам — захватить ртом сразу оба, осторожно, чтобы не причинить боль (самое нежное, самое уязвимое мужское место!), перекатывая, помогая себе язычком. Потом бросить, сользнуть змейкой-ящеркой вверх, провести сосками по его груди и остановиться — глаза в глаза, рот в рот, одновременно сжимая Его — со всей силой, на которую способна (ничего, от этого — не больно, наоборот, это — сильно, это — красиво и даже, как ни странно — нежно), и — вверх-вниз ручкой, вверх-вниз (какой это кайф, как соскучилась Ксюша по этому всему, как соскучилась она по Нему — у Тайки ведь, к сожалению, Его нет!), вверх-вниз, одновременно забираясь язычком в рот мужчины своей младшей сестренки, цепляясь за его язык, не переставая работать ручкой. Напрягся под рукой еще сильнее, кажется даже, еще больше запульсировал, это значит, что вот-вот... Метнулась вниз, вобрала головку, обволокла слюной — чтобы мягче, чтобы полное ощущение у него, что он — в лоне, и вот — вскрик (его вскрик!) одновременно со струей (успела подумать: давно у них с Ленкой не было, если накопилось столько...), и — дернувшись несколько раз, опал. Сдулся, как сдувается наполненная воздухом игрушка. Ну что ж, полежи, отдохни немного... Ксюша знает: нельзя сейчас трогать ни Его, ни яички. И уходить нельзя. Просто нужно лечь рядом, едва касаясь, провести осторожно подушечками пальцев по груди, проворковать что-нибудь нейтральное, не дай бог: «Тебе было хорошо?» — этого — ни в коем случае!
Это пусть он сам скажет. Полежать минутку и выскользнуть в ванную, сполоснуться — под прохладной струей, почистить зубки, чуть-чуть расслабиться, чтобы после — с новой силой...
***
— Слушай, — сказал Юра. — У тебя же родинка была под левым ухом...
— Тебе показалось, — спокойно отозвалась Ксюша.
— Да? — озадаченно поинтересовался мужчина.
— Не отвлекайся!
Он послушно вобрал в рот мочку.
Ты прилежный ученик, ты повторяешь то, чему я тебя только что научила. Но немного хулиганства не помешает...
— Ты никогда не хулиганил на уроках?
— Я?..
Такой вопрос задают, когда хотят собраться с мыслями.
— Похулигань немного. Сегодня можно все.
— Да?..
А ты, оказывается, умеешь быть нудным... Ладно, покажем пример. Ксюша повернулась к его лицу попкой — вот как я тебя уважаю! А вместе с тем — все мои прелести — перед твоими глазами, даже те, что показывать не принято — любуйся! Хочешь целовать — целуй, хочешь разглядывать — разглядывай (как я сейчас — Его), ласкай языком, вбирай губами, трогай, ну!
***
Лена вошла в гостиничный номер и рухнула на кровать. «А ведь она там с ним», — подумала невпопад. Почему «она с ним», а не «он с ней»? Она ласкает его. Нет, не его — Его. Именно так Ксюша называла мужской член. С большой буквы и с большим уважением. А она, Ленка, почему называет не так и не с уважением? Почему она так редко Его ласкает? Может, попробовать — прямо сейчас? Сейчас... прямо... вот сию секунду! Лена лихорадочно стянула ажурные трусики, откинула голову и опустила веки. Рука скользнула вниз. Девушка провела ноготками по лобку, пошевелила темные волосы, представляя его лобок, его темные волосы... Спустилась еще ниже, перекатывая пальцами воздух на ладони, имитируя игру с его яичками. Застонала так, как должен был стонать он. Лена не хотела — стон вырвался сам собой. Замирая, спустилась еще ниже, очертила ноготком дырочку. Вздрогнула. Если такое чувствует она — та, в которую входят, которая природой предназначена для того, чтобы в нее входили — то что должен чувствовать в такие моменты он? Когда нежный женский пальчик проникает...
***
— Нравится? — поинтересовалась Ксюша. — Прости, как-нибудь позже. Я должна сначала обрезать ногти. Иначе тебе будет очень больно. А я не хочу, чтобы тебе было больно.
— А ты хочешь так же?
— Зачем спрашиваешь? Говорить о таком нужно после или до. Но не во время. ...Или делать, — добавила она.
***
— Ну что, сестренка. Мужиком моим ты попользовалась, теперь пора отплатить.
— Ну?.. — осторожно спросила Ксюша.
— Уступи мне свою Тайку — на неделю хотя бы.
— Обалдела? — поинтересовалась сестра. — Это мужики не распознают обман. ...Или не захотят, — добавила она через пару секунд. В глазах ее проявился хитрый блеск:
— А женскую интуицию со счета сбрасывать — себе дороже. Девочка моя раскусит нас с тобой за пару минут. Зачем она тебе? Хочешь, подругу ее подгоню?
Затянувшись еще раз и глянув в чуть зеленоватые глаза сестры, Ксюша заметила:
— Зря отказываешься от Тайки. Сладкая девочка...
Появившийся в проеме кухни Юрий произнес:
— Женскую логику еще никто не отменял. ...Пойдемте, девочки!..
13 — 14.03.10.