ИРИНА ЛАРИНА
Мой краткий словарь:
Пэн – мужской половой член.
Пиэль – женская половая щель.
МАРИНА – И МОРЕ
Я теряла девственность дважды… и это очень печальная история.
В 1987 году, окончив школу, я молниеносно поступила в пединститут, не создавая никаких проблем своим родителям. Всеобщему семейному ликованию не было предела, и мой папик, подполковник мед. службы, презентовал по этому случаю мне летнюю путёвку в военный санаторий Крыма.
И вот, Ялта - гостеприимно распахнула для меня свои объятья. Наконец-то я оторвалась от опеки своих родителей и могу в полной мере насладиться настоящей свободой! Море… 17 лет… ну что ещё нужно сумасбродной девчонке, чтобы почувствовать себя взрослой и готовой к самым невероятным превратностям (её Величества) судьбы?!
Кирилл Романович был моим лечащим врачом. Я пришла к нему на приём – и «погибла». Он был молодой, красивый, умный и такой внимательный…(правда, как выяснилось позже, уже женатый и глубоко семейный, но сейчас это было совсем не важно). Никогда в жизни я не была так близко, наедине, с человеком, сводившим меня с ума одним своим взглядом… поэтому, когда он спокойно приказал мне: «Раздевайтесь!»- земля поплыла у меня под ногами, а звон в ушах не давал опомниться.
-Что с Вами, Марина? Я не сделаю Вам больно… ну, смелее же,- он нежно, почти с любовью расстегивал пуговицы на моей блузке, пока не оголил грудь: -Ну, вот и молодец!
Я - доктор, а доктор не может обижать своих пациентов,- приговаривая так, он щупал и гладил мои, торчащие бесстыже упругие женские прелести,- я обязан осмотреть Вашу грудь, так положено, ну-ну, спокойнее, всё будет хорошо…
Я закрыла глаза и мне показалось, что я уже тону в пучине тёплого Чёрного моря и сгораю в сильных мужских объятьях. Это были бесконечные (всего лишь какие-то) 3 минуты осмотра… и потом мы снова сидели за столом, гладя в глаза друг другу. Кирилл (позже он просил меня называть его именно так) внимательно слушал то, что я плела в растерянности и смятении, отвечая на его различные вопросы, касаемо моего пищеварительного тракта. Наконец, он (торжественно) вручил мне санаторную книжку и назначил… приём на завтра. Как ни странно, я даже не переспросила, зачем(?) я была просто счастлива, что завтра снова увижу Его, вот и всё!
Выполнив все необходимые указания врача, окунувшись в пенные объятья Чёрного моря; повалявшись всласть на ялтинском морском берегу под лучами испепеляющего солнца; отведав разных деликатесов местной кухни… на завтра, в назначенный срок я снова стояла у двери знакомого кабинета. Мой разум, умытый морем и подогретый южным солнцем, повелевал мне покориться судьбе, а сердце страстно жаждало обновлений в моей не хитрой доселе девчоночьей жизни. Итак, переступая порог кабинета, я была уверена, что вступаю в новую жизнь… и предчувствия не обманули меня. Любимый доктор чисто риторически поинтересовался, располагаю ли я свободным временем (конечно, не было сомнений!) и предложил встретиться.
Квартира на окраине Ялты скорее напоминала гостиничный номер, но меня это мало волновало. Главное, что мой избранник был рядом, и больше не надо было слов…
Если охарактеризовать моего Повелителя одним словом, то это «нежность». Нежность, море нежности и… моих слёз. Сначала Кирилл просто гладил, любовался мною, сравнивая со скрипкой Страдивари(!) при этом понемногу снимая с меня нехитрый наряд. Потом он схватил меня в охапку и, кружась, осторожно опустил на кровать. Я ощущала на себе его непреодолимый гипноз - мне было хорошо. Кирилл осыпал и осыпал поцелуями моё пылающее (от новизны ощущений) тело, при этом он бесконечно повторял: «Сладенькая моя, что ты делаешь со мной!» Наконец, пылкий любовник так распалил мои желания своей страстной дрожью, что у меня тоже задрожали губы и пальцы, которыми мне постоянно необходимо было ощущать его тепло, нет…его воспалённую жажду (испить меня до конца). Я непроизвольно извивалась в его объятьях, пытаясь следовать всем его удивительным «па» в этой неистовой пляске страсти! И вот он уже щекой провёл по благоухающей (спасибо косметике Эйвон) шевелюре на моём аккуратно постриженном лобке… наконец он добрался до самого сокровенного места на моём уже забывшем стыд теле. Я всё-таки немного напряглась, но Кирилл упреждающе успокоил меня. Сначала рукой он провёл вниз от лобка, потом осторожно раздвинув мои, немного упирающиеся ноги, нежно поглаживая и касаясь моих интимных мест своей пылающей щекой… Он заставил меня сладострастно застонать… прикосновение его языка к моей налитой и пылающей пиэли, её клитору… привело меня в такую импульсивную ярость, от которой я вцепилась в его волосы и громко закричала: «-А-а! Я …хочу, твоя, бери…» А его язык упрямо продолжал… вдруг мой Повелитель замер (сильно сжав в запястьях мои бьющиеся в истерике руки)… потом осторожно провёл пальцем и заглянул в потаённый карман моей пиэли: «Ты девственница?! Ты девушка! Ты девочка…»
Я даже ощутила некоторый холод в его объятьях, но в следующую секунду он уже, как мне показалось, решительно брал своё. Брал то, что уже с этой минуты, благодаря моему собственному желанию, по праву принадлежало ему – моему Королю! Я очень тонко ощутила прикосновение его влажного и упругого пэна. Кирилл, покачиваясь, медленно входил внутрь и, как бы опомнившись, ускользал обратно. Это было пикантно и забавно, он как-то так очень уж осторожно и нежно, придерживая и направляя мои бёдра, сосредоточенно совершал волшебные движения, от которых я словно оказывалась в невесомости и таяла, не чувствуя уже ни рук, ни ног… Когда я, в горячке страсти, ломающей всё моё тело, пыталась прижать своего ви-за-ви и почувствовать пэн поглубже, Кирилл точными и нежными движениями останавливал меня и надрывисто шептал: «Всё должно быть красиво, девочка моя.» Всё действительно было очень красиво, нежно: медленные и быстрые фрикции пэна, пьянящего сознание, ласки рук, уносящие меня к звёздам… будоражащий сознание шёпот, поцелуи… нежные и горячие.
Как Вы правильно понимаете, моё тело уже не могло существовать без этих умопомрачительных прикосновений и взглядов, сопровождающихся бесконечными: «Моя сладенькая, моя куколка, моя кошечка…» Да, я сошла с ума и была счастлива, потому что Любовь укрыла меня своим колдовским покрывалом… и под ним я была не одна! Казалось, будто мы с Кириллом самозабвенно играли роли в одноактной пьесе, повторяющейся и повторяющейся от встречи к встрече. Мы словно повелевались желаниям нашего Главного Режиссёра, который никогда, никогда не терпит фальши потому, что этим режиссёром была сама Природа!
Целый месяц пролетел, как одно яркое, типа вспышки молнии, мгновение… Расставаясь, мы понимали, что это навсегда. Обстоятельства были все против нас, зачем же омрачать минуты блаженства глупыми вопросами и догадками… Мы простились, и я, боясь показаться глупой, несмышлёной девочкой, так и не узнала у моего лечащего врача… почему же всё-таки, когда мы занимались любовью, не было ни капельки крови и совсем не было больно. Хотя, в прочем, какая разница, когда тебя уже научили летать…
Дома - все сразу заметили во мне перемены. Мама подчеркнула мою взрослость и даже «спелость вишни», папа стал любезнее и нежнее ко мне в своих знаках внимания. Даже младший брат как-то засмущался при виде меня… неужели так заметно было, что я уже…
Тошнота и тупая, сильная боль в правом боку подняли меня среди ночи. Вызвали «Скорую», врач поставил неутешительный диагноз: - Скорее всего болезнь Боткина…
И я с «желтухой» на 40 дней загремела в больницу. Боли и симптомы болезни, под воздействием лекарств, прошли быстро, но… карантин есть карантин!
Больница так себе, «средней паршивости». Мужская часть здешнего общества вызывала - только раздражение и желание поиздеваться «над убогими». Куда им было… до моего Кирилла! Особенно надоедал один санитар Лёха. Ну, просто клещ какой-то, вот-вот готов впиться своими огромными клешнями. Сначала я злилась, потом как-то незаметно вошла в азарт, за нашими перепалками и страстными «дебатами» с интересом наблюдало всё отделение больницы.
И вот он наступил этот час «Ч». Когда больным, как положено, предстояло поменять бельё, наша кастелянша тётя Катя попросила меня помочь ей, принести - чистое и убрать - старое. Положив ключи от кладовки в карман, я мирно курила, сидя на крыльце подсобного помещения. Вдруг откуда ни возьмись, собственной персоной нарисовался Лёньчик, только не в белом халате, как обычно, а такой - стильный. Даже показался элегантным и симпатичным. Он попросил прикурить, минут пять мы просто молчали, глядя в разные стороны, и думали о своём. Но вдруг я ощутила, что рядом со мной сидит не просто медработник Лёня, а мужчина, жадно жаждущий меня (это было лестно), и я, бросив окурок, посмотрела ему прямо в глаза. Похоже, он словно сидел в засаде и ждал… не помню, как ключи от кладовки из моего кармана перекочевали прямо к Лёне в ладони, он быстро схватил меня в свои тяжеловесные объятья и с хрюкающим надрывным дыханием подмял под себя - прямо на грязном белье, в тёмной вонючей каморке. Страсть охватила сознание до такой степени, что кроме желания соединиться в неистовой пляске двух разно-полюсных напряжений, не было больше ни одного (даже самого маленького спасительного) просвета в моей голове… На «автопилоте» я сорвала свои стринги и, схватив настойчивый пэн Лёньчика, сама помогла ему не заблудиться в промежности. Он как зверь, чующий добычу, уверенно скользнул в мою норку. Удар за ударом… и моя пиэль жадно поглощала его немаленький пэн. Подобно партнёру в танце он уверенно вёл меня, попадая во все такты и не сбиваясь с ритма. Я была без ума от жаркого дыхания, гибкого тела и сильных рук Лёни.
Внезапно я ощутила в низу, как удар током, резкую боль, и тысячи мельчайших красных искр салютом взорвались под закрытыми веками в моих глазах, я распахнула ресницы и вскрикнула, тут же почувствовав на губах тяжёлую и горячую ладонь упоённого страстью «вздыбленного скакуна» Лёньчика. Мне стало страшно: «Что со мной? Мне плохо… нет, мне хорошо, хорошо, очень хорошо-о». Под импульсивными рывками вырвавшегося из оков приличия и требующего высшего блаженства пэна Лёхи я почувствовала себя разъярённой самкой, опьяневшей от счастья необузданной свободы плоти. Нет, это не Кирилл… напористость и ярость, безбашенность и вероломство – вот имя ему! Этот дикий секс завёл меня так, как никогда раньше…Звёзды, только звёзды могли сравниться с нами в высоте своего полёта…
Лёня откинулся на бельё, осторожно высвободив меня из своей поистине мёртвой хватки. У меня не было никаких ощущений – полная прострация («полный аут», что называется)..сердцебиение слышалось везде, даже в ушах и на кончиках пальцев… после короткой вспышки безумного облегчения во всём теле… словно, вторя большому оркестру, включился маленький оркестрик: я услышала всё угасающую пульсацию где-то в промежности – последствия сильного оргазма, который наконец-то мне пришлось ощутить. (Лежу, словно плыву в тёплых объятьях незабываемого Чёрного моря… плыву, почему плыву?) Я вскочила: всё бельё было перепачкано кровью…(откуда? Так, соображай же… я, что - я?..) Лёня поднял голову, потом плечи, сел… и тоже увидел - бьющее в глаза пурпуром - море крови: «А ни фига себе (и ещё пару матюгов…)» По характерной окраске снова рвущегося в бой пэна, Лёха, немного соображавший в медицине, констатировал факт: «И ежу понятно, это - не мензус (месячные), это - дефлорация (потеря девственности). Мариш, поздравляю, ты стала женщиной, а я – твой первый мужчина!..»
Можете представить, что творилось у меня душе от такого внезапного падения в пучину отчаяния, от сознания необратимости свершившегося… я стала женщиной… не там, в сказке - у Чёрного моря, где осталась моя любовь, мой единственный Король, моя незабываемая песня и счастье… а тут, в пропахшей лизолом и хлоркой тёмной каморе, заполненной кучей больничного грязного тряпья. (Боже мой! Неужели это я… докатилась, допрыгалась, вот так тебе, получай…) Схватив в охапку и прижав к лицу измазанное кровью и спермой бельё, я зарыдала. Лёня, напоминая каменное изваяние, молча и неподвижно наблюдал за мной, лихорадочно соображая, что бы это значило… Придя в себя, он быстро начал вытираться, поплевав для верности на кончик пелёнки, поднятой из бельевой кучи: «Вставай, не дома! Скомандовал он..» Я резко успокоилась и последовала его примеру . Потом мы запихнули все грязные тряпки в тюки и мешки, тщательно заметая следы «преступления», и вышли на крыльцо.
Мой секс-подельник Лёня пытался что-то говорить, даже шутить и я, кажется тоже корчила гримасы, пытаясь улыбаться, но… уже никто и ничто не могло спасти меня от той нестерпимой душевной боли, которая мучает любого человека, испытавшего невосполнимую утрату.
Сегодня, спустя много лет, я могу всё-таки сказать: «Да, я счастлива! Мой муж – моряк – любит меня и наших очаровательных двойняшек Олю и Колю. У мужа тоже была первая любовь, но это уже совсем другая история… а сейчас мы искренне благодарим судьбу, что свела нас, таких разных и похожих одновременно, ставших по-настоящему родных среди бескрайнего моря людского разночтения и конформизма. Я верю, что рядом со мной надёжный, сильный и добрый мужчина. Он знает, что моя невинность и наивность остались в той самой сказке - с Кириллом, научившим меня нехитрой премудрости телесной любви – у моря! (А страшную и смешную одновременно истинную картину – на перепачканном больничном белье - я так и храню в своей памяти на самой дальней полке… в коробке , где море - слёз.) Не судите меня строго, все под Богом ходим.