(Продолжение. Начало на http://www.proza.ru/avtor/rozashornikova)
- 1 -
– Согласна ли отречься от мира по заповеди Господней?
– Ей, Богу содействующу, честный отче.
– Пребудешь ли в монастыре и постничестве даже до последнего
издыхания?
– Ей, Богу содействующу, честный отче.
– Сохранишь ли себя в девстве, целомудрии и благоговении даже до смерти?
– Ей, Богу содействующу, честный отче.
– Претерпишь ли всякую скорбь и тесноту монашеского жития, Царствия
ради Небесного?
– Ей, Богу содействующу, честный отче.
Мать Алексия стояла с зажженной свечой в руках и внимательно следила за
обрядом пострига. Душа ее ликовала! Наконец-то, возродился древний мона-
стырь! Монастырь, который в течение нескольких веков был святым местом для
сестер и паломников. Сколько людских историй слышали эти стены? Сколько
судеб находили здесь свой приют? Сколько Божьих людей могли открыто жить
во имя Господа!
И все это было в одночасье разрушено. Кресты с куполов сняли, в кельях
поселили рабочих, из трапезной сделали общую кухню, а перед алтарем поста-
вили трибуну для выступающих на бесконечных собраниях. В общем, все как
и повсюду в те далекие страшные годы…
Но, Слава Богу, остались еще тогда маленькие островки благочестия, где
монахини бывшего монастыря жили небольшими общинами, пытаясь сохранить
монастырский дух и уклад, соблюдая иноческие обеты.
Мать Алексия вспомнила небольшой домик на окраине их городка, где они
собирались по вечерам, и где после должного искуса матушка Лукиана облекала
в рясофор сплотившихся вокруг нее сестер.
«Радуйтесь, разумные в Господе девы, что удостоились на земле такого ан-
гельского жития. Благословен Бог, творя ангелы Своя духи, благословен Бог,
возвышающий смертных еще во плоти к житию бесплотных…» – не раз по-
вторяла матушка Лукиана слова Старца Иосифа Афонского, и сестры с благо-
дарностью внимали этим наставлениям…
Негромкий стук падающих со святого Евангелия ножниц вернул мать Алек-
сию из воспоминаний. После того, как постригаемая трижды собственноручно
подняла бросаемые схиигуменом ножницы, свершился обряд крестообразно-
го пострижения. Затем последовало облечение в монашеские одежды, и чин
пострига пошел к своему завершению.
- 2 -
– Подъезжаем, граждане! – громко крикнула на весь вагон проводница,
крупная полная женщина, надевая форменную синюю куртку с погонами из
приборного сукна черного цвета. – Вещи не забывайте!
Пассажиры засуетились, доставая свои скромные послевоенные пожитки.
Люди, уставшие от долгого пути, дорожной грязи и пыли, поспешили к выходу.
Две женщины в длинных черных юбках и туго повязанных на головах черных
платках встали было со своих мест, держа в руках небольшие узелки, но, увидев
толпу людей, заполнивших весь проход старого вагона, снова сели на место.
Одна из них подняла глаза на верхнюю полку, где лицом к стене лежала
девушка.
– Эй, девонька, вставай! Приехали! – окликнула она ее.
Та не отозвалась.
Эта девушка всю дорогу пролежала там, ни с кем не разговаривая, из-
редка слезая с верхней полки, видимо только по надобности. В начале пути
пассажиры плацкартного купе попытались завести с ней разговор, но не по-
лучив ответа, отстали. Не хочет человек разговаривать, не надо! У каждого
свои думы, пусть едет спокойно…
Женщина встала и потормошила девушку за плечо, немного разворачивая
к себе.
Вдруг рука лежащей на полке девушки откинулась и больно ударила женщину
по лицу. Та инстинктивно отдернула голову, поморщившись от внезапной боли.
Девушка лежала, не шевелясь.
– Ты что, милая? – Женщина, поставив одну ногу на нижнюю полку, при-
поднялась наверх.
Девушка лежала на спине. Глаза были закрыты. Следы слез размазаны
по обветренным щекам. Русые длинные волосы сбившимися комками лежали
вокруг головы на грязной подушке. Вся кофточка и простынь были мокрые.
Женщина в ужасе отпрянула от лежащей девушки и посмотрела на подругу.
– Сестра Серафима, посмотри, она мертвая… – то ли сказала, то ли спро-
сила она у той.
Вторая женщина, перекладывающая что-то в своем узелке, резко поднялась
и пощупала пульс на висящей в воздухе руке.
– Живая, без памяти только. Сестра Елена, проводницу позови, – спо-
койно сказала она.
Сколько людей, сколько смертей повидала она на своем военном пути, ра-
ботая в санитарном поезде. И не сосчитать. Привыкла, хотя, и говорят, что к
такому привыкнуть невозможно.
– Люди добрые, позовите проводницу! Здесь девушке плохо! – обрати-
лась сестра Елена к толпившимся в проходе пассажирам. Те еще больше за-
суетились. Не освобождая прохода и не сходя со своего места, каждый старался
заглянуть в купе.
Наконец, после некоторых усилий, проводнице удалось добраться до купе.
– Что тут у вас? – недовольно спросила она. – Подъезжаем уже! Мне на
выход надо!
Она резко схватила руку девушки, нащупывая пульс.
– Живая, и ладно! Сейчас на станции фельдшера позову, – уже на ходу
бросила она, пробираясь к выходу из вагона.
За окошком показался перрон вокзала.
- 3 -
Сестры Серафима и Елена сидели около деревянного стола и пили чай. На
столе, кроме старого, но начищенного до блеска самовара, стояло только ма-
ленькое блюдечко с неровно наколотыми кусочками сахара, да несколько суха-
рей лежали прямо на вымытой клеенке с давно стертым рисунком.
Девушка в длинной юбке и кофте, размер которой раза в полтора превышал
ее собственный, сидела напротив них и тихо потягивала горячий кипяток, раз-
бавленный морковным отваром.
На голове ее был повязан серый платок, который скрывал почти половину
лица, изъеденного оспой.
По ее внешнему виду трудно было определить, сколько ей лет. Глаза, устало
и безразлично глядевшие в одну точку, не могли тоже ничего сказать, кроме
того, что случилась в ее жизни какая-то страшная трагедия. Словно сидела она
и раздумывала о смысле продолжения этой самой жизни.
– Ну, что, Елизавета? – Прервала молчание сестра Серафима. – Может,
расскажешь нам, что с тобой приключилось? А то с поезда тебя прямо в больни-
цу отвезли. В беспамятстве ты была, вспоминать страшно. Думали, помрешь, не
выживешь. Да, видно, не время тебе еще помирать. Видно, послужить Господу
еще здесь надо, на земле грешной пожить.
Девушка устало подняла на нее глаза.
– Спасибо вам, – тихо произнесла она. – Вы не волнуйтесь, я завтра уйду.
– Куда же ты пойдешь? – поинтересовалась сестра Серафима. – У тебя
же здесь нет никого.
– Нет никого, – словно эхо отозвалась девушка.
– Ну, да ладно, – сказала, вставая сестра Серафима. – Поживи у нас,
покуда совсем не поправишься. А там видно будет.
- 4 -
Внутри у матери Алексии все ликовало! Господи, что же это за чудо такое!
Неужто она дождалась этого светлого часа, когда можно открыто, не таясь, слу-
жить Господу! Сколько лет она и все сестры жили, глубоко пряча чувства, веру.
Прошло еще совсем немного времени, как начали восстанавливать их мона-
стырь. Повсюду шли строительные и реставрационные работы.
Невзирая ни на что, на фоне ведер с краской и груд мусора, лежащих око-
ло монастырских стен, духовная жизнь уже шла своим чередом, соблюдая все
службы, обряды и праздники.
– Молитвами святых матерей наших, Господи Иисусе Христе Сыне Бо-
жий, помилуй нас, – мать Алексия зашла в свою келью.
Тяжелые своды толстых стен нависали над маленьким окошком. В воздухе
еще пахло свежей краской.
В углу, напротив входа, находился небольшой иконостас и висела лампада,
инкрустированная разноцветными каменьями.
В келье было все необходимое для обычной повседневной жизни. Перед
кроватью с деревянными спинками лежал небольшой коврик. Рядом стояла
прикроватная тумбочка и стул. На стене висела обычная деревянная вешалка
для верхней одежды и платья.
У противоположной от кровати стены стоял большой стол с разложенным
на нем рукоделием. Для матери Алексии это было, пожалуй, единственным по-
слаблением в жестких правилах монастырского устава, которые предписывали
исполнение послушаний в специально отведенных для этого помещениях. Но
поскольку, помещения эти еще не были полностью отремонтированы, и учиты-
вая особые заслуги матери Алексии перед монашеской общиной, ей было раз-
решено заниматься рукоделием в собственной келье.
Мать Алексия подошла к столу.
Сколько лет прошло с тех пор, как сестры Серафима и Елена приютили ее,
больную и беспомощную девушку.
Мать Алексия не любила вспоминать прошлое. Она полностью вычеркнула
из памяти ту жизнь, которая привела ее в этот далекий городок, на другом конце
России. Долгие и долгие годы, день за днем, ночь за ночью она гнала прочь от
себя мысли, насильно стирая из памяти любые воспоминания о прошлой жизни.
Она не хотела, не могла больше выносить этой боли.
Было время, когда она молила о смерти. Каждый вечер, ложась спать, она
закрывала глаза с надеждой, что больше не откроет их никогда.
Но наступало утро, и все повторялось сначала…
Почти полвека прошло с тех пор. Всякое было. И трудности, и радости. Но,
самое главное, мать Алексия понимала в этой жизни все: кто она, зачем живет,
кому нужна! Служение Господу стало ее главным жизненным помыслом.
(Продолжение следует)