День рождения семьи. Гл. 19. Наденька

Роза Шорникова Гольман
(Продолжение. Начало на http://www.proza.ru/avtor/rozashornikova)


                - 1 -

Этот сон ей приснился в ночь после проводов Андрейки в армию. Странный
был тот день. Все плакали, а ей было почему-то совсем не грустно. Даже инте-
ресно! Песни пели! Молодежь даже на площади плясать пыталась.

Жалко конечно, что с Андрейкой три года видеться не будут. Привыкли они
вместе. Она за ним, как за каменной стеной была. Никто обидеть не смел. А
теперь самой надо за себя стоять! Да ладно! Кто ее обидит-то? В селе все свои!
И потом дядька этот чудной какой-то! Наденька так и не поняла, чего он
от нее хотел?

Проводила его до дома. Дом такой старый, немного уже покосившийся.
А внутрь зашли – просто ужас какой-то! Как так можно жить? Ни мебели, ни
посуды. Хлам только, и старые одеяла прямо на полу валяются.
По селу про этот хутор слухи разные ходили. Поговаривали, что раньше там
очень богатые люди жили. Потом их раскулачили, сослали в Сибирь. Или куда
там ссылали богачей? А сын их, вроде бы, остался. Кузнецом слыл хорошим.
И конюшня справная была. Только кузнец этот уже в возрасте был, а женился
на девчонке совсем молоденькой.

А дальше говорили самое невероятное. Что, мол, родилась у них дочка.
Только кузнец к тому времени помер уже, а жена его умом тронулась. Утопить
хотела девчонку, как котенка какого-то, да Петр не дал. Отобрал ее у матери
сумасшедшей да отдал кому-то. А кому отдал и сам не помнит. А мамку ее так
с тех пор никто не видел. Ушла она из этих мест навсегда.

Ни разу за всю свою жизнь Наденька не думала ни о кузнеце, ни о стран-
ной ненормальной женщине, ни о самом хуторе. Да и была она около него всего
несколько раз, когда забирались с Андрейкой и другими ребятами на самую
верхушку холма посмотреть на село. Первый раз даже жутко было от такой
высоты. Аж дух захватывало!

…И снится ей сон. Будто пришла она на хутор, заходит в дом. Грязный,
старый дом, каким она увидела его сегодня. Встречает ее Петр. Он совершенно
трезвый. Одет в чистую белую рубаху с распахнутым воротом, на груди виден
маленький серебряный крестик. Петр улыбается, берет ее за руку. Она послушно
идет за ним. Ей совсем не страшно. Наденька оглядывается вокруг, и странное
возникает ощущение. Будто бы она уже была и раньше в этом доме. И знает
все, что и как в нем находится. Вот сейчас они пройдут через большую комнату
с разбросанными на полу старыми одеялами и выйдут в маленький коридорчик,
а там – еще одна комнатка, чуть поменьше. И там должна стоять большая кро-
вать, застеленная чистыми простынями, с аккуратно расправленным поверх нее
покрывалом и огромной горой пуховых подушек в накрахмаленных наволочках.

А в углу – большой иконостас с лампадой, украшенной разноцветными каменья-
ми. И от этой лампады во все стороны расходятся цветные лучи, преображая всю
комнату и наполняя ее каким-то волшебным сказочным светом…
Ну вот! Так и есть! Комната с большой кроватью… А кто там рядом
на стуле? Какая-то женщина? Где-то она ее уже видела.

Петр отпускает ее руку и показывает на женщину. Мол, иди к ней!
Наденька, не отрываясь, смотрит на нее. Где же она ее видела? Почему
она уверена, что знает эту женщину? Длинные волосы рассыпались по ее пле-
чам. На щеках яркий румянец. Женщина молчит, только улыбается чуть-чуть
и ласково смотрит на Наденьку, словно хочет получше ее запомнить.
Наденька делает несколько шагов по направлению к ней, и в этот момент
та начинает растворяться. Наденька протягивает к ней руки, пытается при-
близиться, но словно какая-то невидимая стена не позволяет ей сделать этого.

Женщина исчезает, и на месте, где только что было ее лицо, еще некоторое
время светятся два алых пятнышка. А возможно, это просто отблески горящей
лампады. Кто знает? Ведь это всего лишь сон…


                - 2 -

На следующий день Наденька снова побежала на хутор. Что-то влекло
ее туда. Не выходил из головы странный сон, приснившийся ночью.
Она ничего не стала говорить ни маме Тасе, ни Тоне. Они бы начали
ее успокаивать и говорить, что это все ее фантазии. А ее не надо успокаивать.
Она ничего не боится. Просто интересно и все!
Наденька подошла к дому. Ей просто захотелось увидеть того странного
дядьку. Пока она сама еще не знала, зачем. Что-то спросить у него. А что?
И захочет ли он с ней разговаривать?
Калитка болталась на одной ржавой петле, раскачиваясь на ветру.
Наденька толкнула ее и вошла во двор.

Сегодня день был солнечный. В воздухе кружились легкие маленькие сне-
жинки, первые предвестники зимы. Они оседали на пожухлой траве, кое-где
рваными пучками торчащей над черной землей.
– Эй, хозяева! Есть кто? – крикнула Наденька, подойдя к покосившемуся
крыльцу. Ответа не было.
Наденька огляделась вокруг.

Чуть поодаль высилось полуразвалившееся строение, похожее на конюш-
ню. Из разговоров односельчан Наденька знала, что раньше на этом хуторе
была знатная конюшня. А потом, вроде бы, всех лошадей забрали отсюда. «На-
верное, ухаживать некому было», – совсем еще по-детски подумала про себя
девочка, словно продолжая рассуждения соседок о хуторском хозяйстве.

Наденька осторожно поднялась на крыльцо по скрипучим полупрогнившим
ступенькам и постучала в дверь.
– Хозяева! Можно к вам?
Дверь, тихо скрипнув, приоткрылась, словно приглашая ее зайти внутрь.

Она тихонько прошла через темные сени и заглянула в комнату, туда, куда
вчера проводила того странного дядьку.

Петр лежал на своем топчане. Сегодня будить Кирюху он не решался. Два
раза подряд будить Кирюху раньше времени было рискованным делом. Он про-
сто лежал и думал. Для Петра это было не совсем обычное состояние: думать!
Нет, он, конечно, часто думал. О Кирюхе, о выпивке, о том, чтобы еще продать.

Это были важные для него дела. Но сейчас он вспоминал вчерашнюю встречу
с Наденькой. Что-то все-таки его тронуло. Тронуло так, что вечером даже почти
не пил. Чем изрядно удивил Кирюху.
Лежал и вспоминал… Макарку, брата своего любимого. Без руки вернул-
ся с войны, а хваткий был какой! Все делал сам! Никого о помощи не просил.
Мужик настоящий!
А он, Петр, на что в этой жизни годен? Водку жрать, да себя жалеть?
Петр даже сам удивился своим рассуждениям. Давно уже такие мысли не
посещали его напрочь пропитую голову.

А вот вчерашняя встреча с Наденькой как будто все в нем перевернула.
Вспомнился тот день, когда принес ее, маленькую, к Федоровым. Как убе-
жал потом, лишь только Тоня с ребенком на руках в дом зашла. Струсил. Убе-
жал, как заяц бесхвостый. И дела ему не было до них. Как живут? Что едят?
Не вспоминал даже.

А вот вчера что-то надломилось в нем. Выросла девочка у чужих людей,
а он все таки как-никак родня ей. Дядя родной. А хуже чужого!
И тут Петру в голову пришла одна мысль, он даже подскочил на своем
топчане. А что? Пусть Наденька тут живет! С ним! Он ее кормить будет,
ухаживать за ней… Племянница все-таки его родная!

Петр настолько вдохновился этой идеей, что не смог усидеть на месте. Он
резво вскочил, подбежал к столу и, набрав из алюминиевой миски полную пя-
терню квашеной капусты, отправил ее в рот, медленно пережевывая почти без-
зубым ртом. Потом, проведя рукой по грязной рубашке, взлохматил и без того
растрепанные редкие волосы и сел обратно на топчан.
Мысль о том, что Наденька будет с ним жить, полностью захватила его
воспаленный разум.

В этой позе его и застала Наденька. Она осторожно заглянула в комнату
и, увидев Петра, сделала шаг к нему. Петр смотрел прямо на нее, не подавая
никаких признаков жизни. Казалось, он был где-то далеко в своих мыслях.
Но вот их взгляды встретились. Какое-то мгновение они молча смотрели
друг на друга.
– Здравствуйте, дяденька, – тихо произнесла Наденька, делая маленький
шаг в его направлении.
– Здравствуй, дочка, – так же тихо ответил Петр, не сводя с нее глаз. –
Ты пришла…

По его щекам потекли крупные слезы. Он, как ребенок, грязными кулаками
размазывал их по всему лицу и улыбался, как оказалось, единственному дорого-
му для него существу на всем белом свете.

Потом они сидели на его грязном топчане, и Петр долго рассказывал ей
про свою жизнь, про отца с матерью, про Макарку и Любашу, про то, как
жестоко обошлась с ними судьба. Он просил у нее прощенья за всех сразу
и за каждого в отдельности. Он плакал и каялся перед этой девочкой за
свое предательство и за предательство ее матери. И снова и снова просил за
это прощения…

Наденька стала часто приходить к Петру. Приносила поесть, прибирала,
насколько могла, в доме. Петр почти перестал пить и все больше лежал в своем
углу и смотрел на стену. Может быть, вспоминал о чем, а может, мечтал.

Кирюха, видя такое дело, быстро перебрался в другое место. Туда, где по-
веселее и самогона побольше.

Петр почти не разговаривал. Только при виде Наденьки расплывался в ши-
рокой улыбке и просил, чтобы она посидела возле него. Просто посидела, даже
и ничего не говоря. А сам все рассказывал ей про свои мечты, про то, как выйдет
Наденька замуж, как заживут они вместе в родительском доме. И будут жить
долго и счастливо!

После свадьбы Андрей с Наденькой переехали на хутор. Петр к тому вре-
мени совсем ослаб, почти не вставал. Теперь он лежал на большой кровати,
застеленной чистым бельем. Ухоженный и сытый. И, словно блаженный, все
время улыбался. Видно, впервые в жизни почувствовал себя по-настоящему
счастливым.


                - 3 -

Уже несколько дней, как Надежду перевели в предродовую палату. На
всякий случай, как говорится, для верности. Хотя она лежала там одна, ря-
дом за стенкой был пост дежурной медсестры, которая в любой момент могла
прийти на помощь.

Схватки начались в половине второго ночи, были несильными и впол-
не терпимыми. Все шло так, как и говорила Татьяна Ивановна на занятиях
для будущих мам.
Надежда посмотрела на часы, висящие на противоположной стене над
дверью, и стала замерять промежутки времени между схватками. Сначала они
были через 35-40 минут, потом через полчаса, потом через пятнадцать минут.
Она не хотела беспокоить медсестру. По ее расчетам, до утра ничего не должно
было произойти.

В таком режиме прошла вся ночь. Где-то около шести утра промежуток
между схватками сократился до пяти минут, и Надежда решила, что началось!
– Ниночка! – позвала она медсестру.
Никто не отозвался. Надежда подождала еще пять минут и снова крикнула
девушку. Ответа опять не было.

Боли уже были достаточно сильными, но Надежда терпела. Она лежала
одна в этой полутемной палате. Свет настольной лампы, стоящей на столе де-
журной медсестры, через окошко в двери слабо освещал больничные стены, на-
половину закрашенные масляной краской, наполовину заклеенные белым кафе-
лем. И стояла такая гулкая тишина, что казалось, кроме нее, одиноко лежащей
на этой неуклюжей высокой кровати, застеленной рыжей, видавшей виды кле-
енкой, никого нет на всем белом свете. И от всего этого веяло таким холодом,
что Наденьке стало страшно. Даже не страшно, а жутко!
– Нина!!! – страшным голосом закричала она. – Где же ты? Мне страшно!
Но крик ее снова потонул в больничном предутреннем сумраке.

Она уже ничего не чувствовала. Ни боли, ни холода, ни страха. Наденька
начала проваливаться куда-то вглубь этой гулкой пустоты. Промелькнуло лицо
Андрейки. Она хотела его окликнуть, но то ли сил не было крикнуть, то ли он
не услышал ее… Потом пронеслись мимо мама Тася и Тоня.
«Куда же вы? Я здесь! Помогите мне!» – кричала Наденька, но все только
удивленно смотрели на нее и пролетали мимо.
Наденька обхватила обеими руками свой большой живот. Кричать больше
у нее не было сил…

И вот в этот самый момент она снова увидела перед собой лицо той жен-
щины с длинными волосами. Женщина так же, как и тогда, немного улыбаясь,
смотрела на нее добрым нежным взглядом.
У Наденьки не было сил позвать ее. Она просто смотрела на нее, словно
ища поддержки и помощи. И все глубже и глубже проваливалась куда-то
вниз…

Вдруг Наденька почувствовала, будто оказалась на руках у этой загадоч-
ной женщины. Она словно превратилась в маленькую девочку, может, даже
в грудного младенца. Ей стало так тепло, так уютно… и так спокойно…так,
как бывает на руках у мамы…


                (Продолжение следует)