Телефонный звонок разбудил Глебова. За окном светало. Он посмотрел на часы – было около семи.
-Дмитрий Сергеевич, доброе утро - раздался в трубке голос его бывшего шефа. С тех самых пор, как Глебов вынужден был уйти из прокуратуры на вольные хлеба частного детектива, генерал впервые беспокоил его. Да ещё в столь неурочный час.
-Извини, что разбудил: боялся, не застану тебя дома, если позвоню позднее. Дмитрий Сергеевич, у меня к тебе дело, не требующее отлагательств: нужны твои способности блестящего аналитика, взгляд со стороны, так сказать, понимаешь?
-Признаться не очень – буркнул Глебов, ещё не совсем проснувшись.
- Подробности при встрече. Могу я за тобой сейчас заехать?
-Да, через полчаса я буду готов - уже бодро отрапортовал Глебов.
Ровно в половине восьмого он спустился вниз, машина уже ждала его.
Коротко поздоровавшись и отдав распоряжение водителю, генерал приступил к изложению сути вопроса.
-Понимаешь, у моего давнего друга, которому, к стати сказать, я многим обязан, случилась беда: погиб сын, при довольно странных обстоятельствах. Расследование было произведено самое тщательное, следствие склоняется к версии - самоубийство. Но отец ничего и слышать не хочет подобного: он уверен, что сына убили.
Действительно, версия самоубийства, на первый взгляд, выглядит не убедительно: кому придёт в голову, накануне собственной свадьбы, заметь по любви, покончить с собой.
-Сложности по службе, враги? – Привычно уточнил Глебов.
-Все версии проверяли. Очевидных врагов не было, а на службе всё складывалось просто блестяще, с его способностями и связями иначе и быть е могло. Парень исключительно талантливый, не наркоман, с уравновешенным характером – ну не за что уцепиться, чтобы вытянуть версию суицида, потому и вспомнил о тебе.- Закончил генерал.
-Обстоятельства смерти?- опять спросил Глебов.
-Накануне на даче собрались самые близкие друзья, на мальчишник. Сугубо мужская компания так сказать, девочек не вызывали, пили умеренно, разъехались сразу после полуночи. Как показало следствие, никто не задержался и не возвращался. А утром следующего дня домработница, приехавшая убраться на даче, нашла его за письменным столом с прострелянной головой. Оружие в доме было. Вообщем, ты сможешь подробно ознакомиться с материалами следствия.
На квартире у бывшего шефа Глебов подробно просматривал материалы дела. Генерал не торопил его.
- Могу я осмотреть место происшествия – наконец спросил он.
-Да, это возможно.
Спустя пару часов они уже входили в ворота загородной усадьбы. Генерал отпер входную дверь своим ключони миновали просторный холл первого этажа, поднялись по лестнице на второй, нашли нужную дверь, вошли внутрь. Оглядев комнату, Глебов удивился простоте её обстановки, не вяжущейся с роскошным интерьером первого этажа. Никаких лишних вещей или предметов, выдававших привычки и склонности её хозяина. Пожалуй, только книги, которых было несколько больше, чем принято иметь в загородном доме.
Взгляд его задержался на письменном столе. Глебов попытался представить картину трагедии: что делал этот 27-ий баловень судьбы, имевший казалось всё, о чём можно только мечтать, после ухода друзей? О чём он думал, что его мучило, что подтолкнуло к роковому шагу. Если это был действительно суицид?
Такие вопросы было легче задавать. Чем найти убедительный ответ. Глебов подошёл к столу, посмотрел на небольшую стопку книг, взял верхнюю и прочёл - Сэлинджер. Он отложил книгу и вышел из комнаты.
За несколько дней Глебов опросил всех участников загородной вечеринки, закончившейся так трагически абсурдно. Бесспорных подозреваемых не выявилось, более того, он всё более и более убеждался, что единственная вероятная причина гибели потерпевшего – самоубийство.
Но мотив?! Всё, что он успел узнать о погибшем, не складывалось в мотив.
А с другой стороны, что он собственно узнал о нём? Противоречивые и довольно поверхностные суждения близких, формальные факты, перечень событий – обычная житейская суета. Глебов чувствовал, что за всем этим ускользающий, незаурядно сложный мир недюжинной личности, который был закрыт для него, Глебова, и теперь уже навсегда.
Дома его ждала сердитая записка от Вики. Вика занимала в его жизни определённое, в полном смысле этого слова, положение. За несколько лет их нежной дружбы они не подумали узаконить свои отношения по двум причинам: Глебов после неудачного опыта семейной жизни, который закончился, пять лет назад разводом, искренне считал себя сложившимся холостяком. Вика же, в виду своей молодости, возможно, находилась «в стадии поиска». Может, это было и не так – Глебов никогда не мог понять женщин до конца.
Он набрал нужный номер – Привет, малыш, что случилось?
- Где ты пропадаешь, по твоей милости мы не попали на банкет – сразу же накинулась она на него.
- Какой банкет? – Не понял Глебов.
- На каком свете ты находишься? Оксана защитилась!
- Да, да, конечно, она, кажется , филолог?
- Ну, хоть это вспомнил. А её статью, которую я тебе привезла пару недель назад, прочёл?
Глебов не мог сознаться, что так и не удосужился открыть эту злополучную статью. Пришлось немного схитрить.
- Знаешь, малыш, ты постоянно мне что-то привозишь, я, конечно, читаю,… но что ты сейчас имеешь в виду?
- Статью о творчестве Селинджера, ну, ладно, об этом после. Самое главное,
Оксана устраивает приём завтра дома, в узком кругу, будут только свои. Мы с тобой приглашены, я тебе никогда не прощу, если ты опять откажешься меня сопровождать: не могу же я, в самом деле, явиться туда одна.- Закончила она свой энергичный монолог.
И Глебову ничего не оставалось делать, как покорно согласиться с её непреклонным требованием.
На следующий день в назначенное время они были у Оксаны. Окинув взглядом собравшихся, Глебов невольно сразу же выделили виновницу торжества. Оксану Дмитриевну невозможно было не заметить в любом обществе. Дело было не только в её красоте. Хотя роскошные волосы, безупречная фигура и бархатный взгляд тёмно-карих глаз обращал внимание окружающих. Но выгодно отличало её от многих красивых женщин неподдельное ощущение значимости собственной личности, то достоинство, с которым она подавала себя в обществе, ничего общего не имевшее ни со спесью, ни с пренебрежительным отношением к людям.
Выслушав поздравления Глебова, она поблагодарила, улыбаясь чуть- чуть теплее, чем требовала того официальная вежливость, и увлекла Вику за собой, оставив его в одиночестве.
Глебов взял бокал вина со столика и приостановился в раздумье, куда бы присесть. Из присутствующих он близко не был знаком ни с кем. Вдруг он почувствовал на себе пристальный взгляд чьих-то глаз, обернулся и заметил мужчину средних лет, на которого первоначально не обратил внимания. Тот сидел несколько поодаль и не принимал участия в общей беседе. С минуту они молча разглядывали друг друга, пока ни подошла Оксана.
- Доктор Илья Александрович Рождественский - представила она гостя.- А это мой друг, частный детектив, Дмитрий Сергеевич Глебов - проговорила она своим тёплым, обволакивающим, низкого тембра голосом.
Вопреки ожиданиям Глебова, Илья Александрович не выразил ни малейшего любопытства по поводу рода его занятий. Дружелюбно улыбнувшись, доктор молча отпил глоток из своего бокала. Беседу пришлось начинать Глебову, он выбрал наугад тему, близкую сегодняшнему событию.
-Оксане Дмитриевне, неверное, было не просто защитить свою работу.
-?!
-Селинджер – фигура загадочная в мировой литературе – Уточнил он свою мысль.
-Да, вы правы, в массовом сознании он давно стал легендой- нарушил молчание Илья Александрович.
Глебову вдруг очень захотелось не ударить в грязь лицом перед этим человеком, к которому он почувствовал искренне расположение. Он начал припоминать все, что знал о писателе, загадочность которого не переставала изумлять читающую публику спустя десятилетия после его добровольного ухода из литературного процесса.
-Если мне не изменяет память последнее произведение Селинджера было опубликовано, кажется в 1965году, и с тех пор он не поддерживал никаких отношений ни с литературной, ни с читательской средой. Практически он многие годы вёл жизнь затворника. Ходили слухи, что он занимался медитацией и писал великое произведение, которое смогло бы удивить мир. Бесспорно, что даже то, что он успел опубликовать, замечательно. А что касается самого известного его произведения, «Над пропастью во ржи» - то это вообще прорыв в иное литературное измерение, как считают многие критики.
И всё-таки, в чём же причина его добровольного молчания? Вот вам и загадка века, которую никто так и не смог разгадать.
- А знаете, меня в своё время тоже заинтересовала загадка Селинджера.
Немного помолчав сказал Рождественский.
- И мне кажется, я её разгадал.
- Так он действительно хотел создать великую вещь?
- Думаю, что нет – твердо произнёс Рождественский.
-То есть, вы хотите сказать…-начал Глебов,-
-Что нет никакого смысла писать великую книгу для людей, которые отвергли Сеймура Гласа, - перебил его доктор.
-Кто такой Сеймур? Провидец, не услышанный гений, духовный наставник. И что же? Он совершенно не нужен этому миру, непонятен и почти враждебен подавляющему большинству из его окружения. Чего только стоит намерение его невесты (с подачи её маменьки) отправить любимого к психоаналитику, чтобы он стал «таким как все». А его попытка отложить свадьбу – шок для окружающих. Они не могут понять, как можно любить девушку и при этом не стремиться обладать ею! Этот поступок воспринимается как неприличная странность, в лучшем случае, чудачество.
Конечно, никому не возбраняется постигать умозрительные истины, но Сеймур Глас – истина не умозрительная, он воплощенная любовь к людям.
-Вы хотите сказать, что это новоявленный Христос, помещённый волей автора в реалии 20-го столетия? – С невольной иронией спросил Глебов.
- Воздержимся от прямолинейных аналогий. Я – не литературовед, я – психолог, речь идёт не о сюжете, а о мироощущении писателя. То, что Сеймур Глас идеальная личность, вряд ли об этом нужно спорить. Автор, используя приём вызывающей недостоверности, как бы подчёркивает эту мысль - семилетний Сеймур, уехав в Хепворд, пишет громадное и сложное письмо( по стилистике, это письмо взрослого человека).
Создаётся ощущение, что автор всё время играет с читателем в подлинность. Реальность, мастерски до мелочей продуманная и описанная, ничего не значит, она неуловима, как мираж. За миром обычных вещей почти видится присутствие мира вечных ценностей, которые и определяют мотивы поведения героев Селинджера.
Подобное ощущение бытия бывает у мистиков, но его персонажи – подчёркнуто обычные люди. И это опять игра с читателем – совмещение несовместимого: обычные люди с необычайно тонкой восприимчивость трансцендентного, (что значительно осложняет им жизнь, кстати сказать).
Они не мечтают стать мистиками, святыми, пророками, или ещё кем-то в этом роде. Они собираются жить обычной жизнью, в этом мире, и не стремятся ни в какой иной. Но мир этот слишком груб для их сверхтонкого
психического резонансного восприятия. Он пошл и душен, но не сам по себе, а именно в их восприятии.
Не хочется поддаться искушению и, в след за некоторыми критиками, увидеть в поступках героев Селинджера «протест против серой, убогой и бездуховной» действительности. Смею утверждать, что никакого протеста и никакой критики здесь нет. Действительность не плоха и не хороша сама по себе, она бездуховна в том виде, как это ощущал сам автор, и соответственно его герои. Он наделил их своим уникальным даром ощущения трансцендентного, сделав при этом заложниками этого природного феномена. С этим природным даром жить или очень непросто или вообще невозможно.
- Вы имеете в виду самоубийство Сеймура Гласа? – Уточнил Глебов.
- Не только. Я имею в виду упорное не желание взрослеть у персонажей Селинджера. И опять велико искушение интерпретировать это как некую странность, может быть даже болезненность, или тем более пресловутый протест против «пошлого мира взрослых».
- А вы считаете это несправедливым?
- Я считаю такое толкование несколько упрощённым. Всё гораздо естественнее. Психический феномен, о котором я уже говорил, гармонично сочетается с миром ребёнка, а вот взрослого – нет. Если, конечно, взрослый человек не становится затворником, как сам Сэлинджер, или не пускает себе пулю в висок, как Сеймур Глас. Помните, у А.Беляева, как Ихтиандр навсегда покидает землю и уходит в океан. Не потому, что земля плохая, он просто жить на ней не может.
-И всё же в чём загадка Селинджера ? – После небольшой паузы возобновил беседу Глебов.
- Я могу признать справедливость многих ваших суждений, но как творческий человек, да к тому же гениально одарённый, перестаёт творить? О сколь многом он её мог рассказать людям?!
-Чтобы точно ответить на ваш вопрос, позволю себе ещё одну литературную аналогию. – В глазах Илья Александровича Глебов успел заметить озорные искорки.
-Помните, как в одном из рассказов о приключениях Шерлока Холмса
полиция ищет в доме злоумышленника похищенный документ, и не находит его. Почему?
Потому, что документ лежал на самом видном месте и вовсе не был спрятан. Психологическая установка на поиск тщательного укрытого от постороннего глаза помешала увидеть то. что лежало на поверхности. Что не требовало никаких усилий для того, чтобы увидеть. Ну, разве что чуть-чуть изменить угол зрения, избавиться от зомбирующей психической установки.
Мне кажется, что нечто похожее происходит и с творческим наследием Селинджера. Всё наиболее важное, что он хотел сказать людям, он УЖЕ сказал.
-Цикл о Гласах это повествование о том, что сделали бы люди, если к ним в руки попала бы та духовная истина абсолютного уровня, которую. По вашему мнению, должен был отыскать в своём многолетнем уединении великий писатель. Он нашёл её гораздо раньше и показал не в отвлечённых сентенциях, а воплощённой в предельно понятные слова и реальные человеческие поступки. Говоря словами нашего классика, «ну, зачем же так далёко?». Вот она, из плоти и крови, играет в гольф, спорит с братьями, живёт среди людей жизнью обычного человека. И что же?
-И люди убили её. – Закончил Глебов
- Вы сами сказали это.
-Четыре(!) основные части цикла знакомят нас с жизнью Сеймура. Это и воспоминания о нём брата Бади, и судьба младших, Френи и Зуи, оставшихся без наставника слишком юными и беспомощными. Над ними довлеет авторитет старшего брата: они постоянно мысленно советуются с ним, проверяя себя, как бы поступил на их месте ОН.
Но это не спасает их от ошибок: сестра Френи впадает в глубокую депрессию, а Зуи, младший из братьев, одержим критикой всего и вся. Его блистательный ум не в состоянии помочь ни ему самому, ни сестре потому, что он не обладает главным достоинством Сеймура, его всепрощающей любовью к людям.
Я хочу обратить ваше внимание на эпизод, как мне кажется, имеющий почти мистический смысл. Помните. Как после тщетных усилий помочь Френи, Зуи идёт в комнату старших братьев, долго сидит в одиночестве, впитывая атмосферу, в которой жил, мыслил, чувствовал Сеймур. И потом звонит Френи не от своего имени, разыгрывая её. Если внимательно вчитаться в текст этого диалога, то становится очевидным, что это никто иной, как сам Сеймур Глас, говорит с сестрой. Только он мог найти совсем простые, немудрёные слова, чтобы примирить Френи с жизнью, потому что он не критикует её поведение, а любит её, и не к уму её он обращается, а к её сердцу.
Глебов глубоко задумался и не заметил, как рядом оказалась Оксана.
-Дмимтрий Сергеевич, вы не против, если Вика сегодня останется у меня. Гости расходятся...
-А доктор Рождественский уже ушёл. – Заметила она его удивлённый взгляд.
-Может, кофе?
-Нет, спасибо, мне тоже пора.
Глебов не торопясь, вёл машину по ночному городу. Он находился под впечатлением разговора с доктором Рождественским. Удивительно, как легко тот сумел убедить Глебова согласиться с, мягко говоря, спорными суждениями. Пожалуй, если то же самое сказал бы ему кто-то другой, Глебов спорил бы с большим упорством и, возможно, остался бы при своём мнении. Но этот человек умеет убеждать как никто: убеждают слова, интонации и даже паузы. Какое удивительное человеческое обаяние у этого доктора!
Незаметно мысли его вернулись к незаконченному делу. Что он скажет генералу, чем сможет помочь ему? Похоже, это был тот редкий случай, когда профессионал Глебов терпел полное поражение. Но вдруг он с изумлением осознал, что это обстоятельство его нисколько не беспокоит. Кажется, даже радует. Он сделал попытку разобраться в своих ощущениях: ну, допустим, ему удастся выстроить безупречную систему логических рассуждений, Но будет ли эта версия (даже, если она доказана) иметь хоть какое-нибудь отношение к истинной причине произошедшей трагедии? Нужно ли вообще кому-либо и что - либо доказывать и объяснять, если сам погибший не захотел ничего объяснить даже в предсмертной записке?
Не всё в жизни и смерти человека объяснимо логикой, ещё раз убеждался на собственном опыте Глебов. Есть загадки, которые постигаются только сердцем, как загадка Селинджер