***

Клеенка и Король

Обеденная Клеенка жалобно вздохнула и тихонько съежилась: ей было  зябко, одиноко и очень тоскливо. После ухода гостей Хозяйка проветривала кухню и распахнула настежь окно: холодный воздух методично и беспощадно  инспектировал каждую дырочку и прорезь на поверхности бедняжки.
К тому же ее так удручал этот густой, удушливый и неотвязный запах! Она брезгливо принюхивалась к себе, мечтая, чтобы ее немедленно постирали с мылом. Это желание возникало у нее всегда после нашествия "гостей". Она не переставала удивляться, почему Хозяйка так любит принимать "гостей". Зачем ей утруждать себя – ведь ей приходится каждый раз менять уже установившийся порядок вещей.
А ведь им было очень хорошо вдвоем (так, по крайней мере, думала Клеенка): тонкие, молодые, сильные пальцы Хозяйки всегда бережно и неторопливо прикасались к ней; от ее рук исходил какой-то необычный знойный и пряный аромат, который рождал в воображении Клеенки чудесные, мимолетные как предрассветные сны, образы.
Нашу героиню отличали излишняя экзальтированность, созерцательность, склонность к почти полному одиночеству. Она была  тонким созданием  (состоящим всего лишь из одного слоя!), легкоранимым и непрочным (в чем убедилась Хозяйка после первого же прихода гостей!) и имела скромную, ненавязчивую приятную расцветку, увы! чрезвычайно подвластную времени. Неяркая внешность увеличивала ее природную неуверенность в себе.
Нерешительность и робость очень быстро почувствовали окружающие предметы и, в первую очередь, мерзкая злыдня, небьющаяся  кружка – ее соседка по полке в Универсальном Магазине – недавнем обиталище Клеенки. Сварливая соседка третировала Клеенку нещадно, кричала, что только ненормальный посмотрит на нее и уж тем более захочет купить.
– Кому, скажите на милость, может понравиться этот пошлый, мещанский бежевый фон? Кого не стошнит от этих тусклых, размытых тонов, убогих букетиков из крошечных беленьких и голубеньких цветочков, разбросанных в чудовищном беспорядке? О чем говорит этот рисунок? К чему он нас, так сказать, призывает? – вопрошала она общественность гулко и зычно, благо ее толстые небьющиеся стенки и дно усиливали вопли.
На боку кружки насмешливо и нагло сверкала аршинная сакраментальная надпись "Я пью за мир!" –  ничего аналогичного Клеенка миру предъявить не могла, поэтому была готова провалиться сквозь землю при каждом новом вопле злыдни: ей казалось, что все предметы в Магазине смотрят только на нее – неуверенному созданию были мучительны недоброжелательные взгляды окружающих.
Она не представляла себе, что когда-нибудь будет страдать от своей скромной окраски, наоборот, с ранней юности Клеенке хотелось быть как можно незаметней, сливаться с общей массой предметов и не привлекать к своей особе дополнительного внимания.
К счастью, если можно так выразиться, "Я пью за мир!" не была изощренной склочницей – ее оскорбления  отличались однообразием:
– Кому ты можешь понравиться – ты же настоящая деревенщина! Эдакая мечта поселянина: коровки, пастушки, цветочки, ах, ах, как романтично!  Мечта идиота! Хо-хо-хо!
 Эта случайно брошенная фраза толстозадой кружки привела к тому, что кличка "Мечта идиота" прочно приклеилась к бедной Клеенке. Сам факт существования "Мечты идиота" раздражал толстозадую воительницу, считавшую, что красиво лишь то, что полезно, и потому бедной Клеенке была объявлена беспощадная война, война до победного конца.
– Ты ведь настоящая бессмыслица, – настырно твердила кружка, – ты никчемность, ненужность, неизвестно зачем появившаяся на свет! Какой смысл и какая польза в твоих ничтожных букетиках?
Короля, как известно, делает свита, поэтому "Я пью за мир!" апеллировала к разделочным доскам, консервным ножам, пластиковым помойным ведрам и крышкам для унитазов.
Надо сказать, что общество в Магазине давно разделилось на два враждебных и неравных лагеря, о примирении между которыми нельзя было и помыслить! К первым относились многочисленные "предметы обихода", без которых, как ни крути, никто обойтись не может. "Мечта идиота" и некоторые другие предметы составляли второй лагерь.
Самое печальное, что обвинение в бесполезности, которое "обиходы" предъявляли "пустячкам", было очень трудно опровергнуть, и "пустячки" порой начинали всерьез задумываться, с какой целью их создали.
Лишь однажды "Мечта идиота", решившая, что нашла ответ на этот вопрос, попыталась жалобно и неубедительно возроптать:
– А разве нельзя быть просто красивой? – наивно спросила она  толстозадую.
– Как это, просто? – до толстозадой скандалистки все доходило не сразу.
– А так. Быть просто красивой, радовать глаз, веселить, будить воображение, дарить покой и теплоту, – ответила "Мечта идиота" и застенчиво прищурилась через трогательные букетики.
Это были ее последние мирные минуты в родном Магазине. Через мгновенье толстозадая кружка обрушилась на нее с гневной отповедью:
– Ты так же глупа, как и тот, кто тебя породил! Бессмысленная красота не имеет право на существование, заруби себе на носу! Даже ежу понятно, что, скорее равнину можно назвать горой, чем тебя – красивой.
Недавно в наш Магазин привезли клееночку – такую прелесть, такую лапочку, я просто не могла на нее налюбоваться: изящный белый фон, а на нем ровные, правильные красные и синие квадраты. Правда, красиво? – вдруг рявкнула кружка на униженную и окончательно раздавленную таким хамством "Мечту идиота".
– Красиво… – еле слышно пролепетала в ответ Клеенка.
– А  еще и полезно! – не унималась толстозадая. – Всем понятно, что на правильном узоре будет легче устанавливать посуду в четком и строгом порядке.
Восхищенные взгляды присутствующих улучшили настроение толстозадой, и она ненадолго замолчала. Подавленная сознанием собственной бесполезности, "Мечта идиота" попыталась съежиться еще больше и поглубже спрятаться в самом дальнем углу Магазина.
Самое обидное, что ее не понимали даже ближайшие родственники – обеденные клеенки, предназначенные для домов престарелых, больниц и солдатских столовых. Еще бы! Между ними почти не было общего – родственники также не могли похвастаться приятностью расцветки. Точнее сказать – они не имели вообще никакой расцветки.
К тому же были жесткими на ощупь и резко пахли резиной. Тем не менее, именно их первыми покупали. Еще бы! Они были дешевыми, а отсутствие расцветки никому не мешало, а порой оказывалось даже на руку нерадивым хозяйкам – на них грязные и жирные пятна были почти незаметны.
Да, Хозяева стали, увы, безразличны к форме, изяществу утвари. Появилась даже какая-то странная мода на примитивную, наскоро слепленную, грубую посуду, например, на толстозадые, небьющиеся кружки! Многим искренне нравятся эти неуклюжие монстры, и они охотно увешивают свои кухни безвкусными поделками типа "I love you", или "Борис, ты прав!", или "Шеф не спит".
В кружках с толстыми стенками жидкость всегда тошнотворно-тепленькая (не все любят чудесный, обжигающий, крепкий, только что заваренный чай). Несмываемый налет на стенках кружек не так бросается в глаза, как на хрупких фарфоровых чашечках – что весьма удобно, если желание вымыть посуду посещает обладателя кружки не чаще одного раза в месяц. А еще многие ценят такие кружки за то, что их практически нельзя разбить.
Но Клеенке казалось, что  красивая домашняя посуда должна быть хрупкой и тленной, что домашние вещи не должны жить дольше своего Хозяина и рабски-преданно служить другим.
Увы! Соглашались с ней только "пустячки": молочно-белые, тонкостенные, украшенные растительным орнаментом, члены английского обеденного сервиза; маленькие изящные гжельские чайные ложки и солонки в виде фантастических рыбок; японские веера с рисованными томными гейшами; немецкие сказочные музыкальные шкатулки и швейцарские салфетки с золотым шитьем, чудом  оказавшиеся в Универсальном  Магазине.
"Пустячки" всей душой презирали "обиходов", называя их между собой "безвкусными поделками". К сожалению, их сочувствие мало помогало "Мечте идиота": "пустячки" обычно не вступали в полемику с "обиходами", считая ниже своего достоинства вставать с ними на одну доску.
Лишь однажды, когда "Я пью за мир!" превзошла самое себя в оскорблениях по их адресу, высокий сухопарый английский кофейник соизволил холодно заметить:         
– В природе, к сожалению, все компенсируется. Прочность, увы! достигается, очевидно, за счет грубой примитивности устройства…
На распоясавшуюся толстозадую холодная ироничность кофейника оказала определенное действие. Она присмирела, правда, не слишком надолго. Она догадалась, что реальной силы за "пустячками" нет – ведь их было  немного в Магазине, поэтому с ними можно было не слишком церемониться. И, быстро оправившись, набросилась на них с новой силой:
– Ну, надо же, само английское семейство соизволило снизойти до нас, простых смертных! Правда, как всегда у "пустячков", ничего полезного мы не почерпнули – речь невнятная и заумная, они же словечка в простоте сказать не могут!
Вот неуемная воительница, хоть кол ей на голове тещи!
Неожиданно судьба Клеенки круто изменилась к лучшему: однажды в Магазин пришла Хозяйка и купила ее, именно ее – вместе с солонкой в виде рыбки и двумя гжельскими ложечками. "Я пью за мир!" чуть не лопнула от злости.
И потекли блаженные счастливые денечки!
Про свою ужасную кличку в Магазине Клеенка тут же забыла, ведь Хозяйка нарекла ее "Моей радостью". Клеенка обожала свою повелительницу и была готова расплакаться от счастья, когда нежные пальцы Хозяйки расстилали ее на обеденном столе. Ей были милы и приятны те "пустячки", которые Хозяйка ставила на нее: солонку в виде рыбки, прозрачную, из костяного фарфора кофейную чашечку, гжельский подсвечник и гжельскую сахарницу с миниатюрной гжельской ложечкой.
А как у них было красиво на кухне! На стенах радостно поблескивали многочисленные тарелки и подносы, весело и довольно тикали бело-синие фарфоровые часы; важно и степенно дремал на гвозде глубокий пожилой Медный Таз для варенья.
Все предметы на кухне с ним считались: еще бы! Ведь он помнил даже бабушку нынешней Хозяйки – в нем, тогда еще совсем юном, готовили вишневое и черешневое варенье, дынные и апельсиновые цукаты, которыми потом угощали многочисленных гостей и друзей хлебосольного дворянского бабушкиного дома!
На их кухне была много и других прекрасных "бесполезных пустячков": разделочной доской служил маленький деревянный Поросенок, подставкой для салфеток – забавный фарфоровый Теленок с колокольчиком на шее; в голову губошлепа-Лягушонка вставляли палочки для коктейля; вкуснейший кисленький чай из суданской розы наливали в белобрюхого Пингвина.
"Моей радости" очень нравился Безнадежно Влюбленный (так Хозяйка называла висящую на стене тарелку с нарисованным на ней грустным  усатым котом, который сидел в раздумье возле большущего букета цветов). Ей очень хотелось утешить его, сказать что-нибудь приятное, чтобы немножко поднять ему настроение, но она не могла подобрать нужных слов от смущения и только ласково кивала ему  по утрам.
Клеенка радостно  приветствовала и всех других обитателей кухни – она чувствовала себя очень счастливой в новом своем доме, и ей хотелось, чтобы были счастливы все, кто ее окружал.
Поросенок, Теленок, Лягушонок и Пингвин сразу приняли "Мою радость" в свой круг, признавая очевидную правильность выбора Хозяйки. Появление на кухне Клеенки даже молчаливо одобрил большой и белый Ящик для Мороза (как прозвали его новые приятели Клеенки). Вероятно, этому способствовала та изысканная вежливость, с которой "Моя радость" приветствовала Шурика – так Хозяйка ласково называла Ящик для Мороза. Ей нравилось, как  важно и степенно он стоял на кухне, издавая спокойный и мерный гул. В ее глазах он олицетворял собой истинный покой и уют, его размеры внушали уверенность.
Активно и разнообразно  общался Шурик только с Хозяйкой: чаще всего, когда она открывала его, Шурик довольно урчал, напоминая "Моей радости" магазинного кота Калигулу, который любил нежиться на рулонах свернутых в углу обеденных клеенок. Иногда на Шурика нападал сердитый стих, он передергивался и трясся, недовольно и трубно гудел. Хозяйка слегка подтрунивала над ним:
– Что Шурик? Чем ты недоволен? Хочешь, чтобы тебя помыли? Сейчас, мой хороший мальчик, мы тебя вылечим.
Процесс "лечения" занимал почти целый день: из Шурика вынимали красивые, прозрачные и холодные на ощупь кусочки (иногда они падали на Клеенку), выливали холодную воду, после чего Шурик сразу успокаивался, благодарно, добродушно жужжа на кухне.
К сожалению, даже на любимой кухне жизнь "Моей радости" не являла собой полной гармонии: увы! И тут ее беспокоили  недоброжелатели. Их было двое. Одни – небольшой вишневый чайник со свистком, который так и норовил больно ужалить бедняжку кипятком, когда оказывался на опасно близком от нее расстоянии (должно быть он безумно ревновал к ней любимую Хозяйку!).
Второй – проказник-домовой по имени Филимон, в клетчатой шапочке с помпончиком, который любил прокрадываться к ним на кухню поздно ночью, когда Хозяйка тушила свет.
Домовой прекрасно ориентировался в лунном свете и быстро находил маленькое блюдечко с теплым молоком, оставленное ему Хозяйкой. Напившись вволю и развеселившись, он начинал шалить и придумывал разные каверзы.
 Любимой его забавой было забраться на стол, а оттуда по свисающему над полом краю Клеенки шустро соскользнуть с нее, этакое катание с горки! Все бы ничего, но при этом он нещадно щипал бедняжку и даже иногда выдергивал из нее ниточки, придавая ей тем самым неопрятный и неухоженный вид.
К счастью, "Моя радость" была отходчива и прощала своих обидчиков (в глубине души она считала их неизбежным злом и своеобразной платой за то счастье, которое она испытывала в доме любимой Хозяйки).
"Моя радость" обожала совместные вечерние бдения со своей покровительницей: Хозяйка выключала на кухне люстру – розовую лампу-молнию – зажигала ароматную толстую свечу в гжельском подсвечнике, наливала какую-то коричневую с густой пеной жидкость в фарфоровую чашечку, потом, прихлебывая из нее, что-то подолгу выводила в маленькой тетрадке тоненькой заостренной палочкой.
     Причудливые ароматные облака плыли над "Моей радостью", свеча отбрасывала на ее поверхность бесплотные тени, которые было так интересно рассматривать; тоненькая палочка, которой Хозяйка чирикала в тетрадке, щекотала и как-то весело бодрила Клеенку. Ей ужасно хотелось узнать, что же так долго Хозяйка выводила в своей тетрадке, она даже порой собиралась в складки и приподнималась, пытаясь заглянуть через ее плечо, но та быстро возвращала любопытную на место – Хозяйка не любила беспорядок. О волнениях "Моей радости" она, конечно, не подозревала…
Иногда Хозяйка усаживала на старинный диван красного дерева загадочное и странное существо: оное создание небольшого роста было одето в черный камзол и черные чулки, на голове имелся рыжий паричок и шляпа с роскошным павлиньим пером; толстая цепь с драгоценным камнем в старинной оправе украшала камзол.
Выражение лица причудливого создания менялось ежесекундно: высокомерное и недоброе, хитрое и всезнающее, а иногда – меланхоличное и отрешенное, или томное и даже нежное (очень редко, впрочем!). Его длинный и тонкий с горбинкой нос, узкие, породистые губы, несомненно, указывали высокородность происхождения, отчего с первых же дней своего пребывания в доме Хозяйки «Моя радость» стала обращаться к существу почтительно "Ваше величество", на что получала иногда снисходительный кивок в свою сторону.
Как ни странно, при всей своей неопытности, "Моя радость" попала в самую точку: на диван Хозяйка усаживала подарок одного из своих друзей  – театральную куклу короля Ричарда Третьего – "Черного Ричарда", как называла его сама Хозяйка.
С учетом королевского происхождения Черному Ричарду предоставлялись немыслимые для кухонных обитателей привилегии: для него включался мерцающий стеклянный экран, на котором появлялись разноцветные тени, и с которого звучали приглушенные голоса; по праздникам перед Черным Ричардом ставилась маленькая рюмочка с вином; на ночь ему Хозяйка оставляла открытыми любимые книжки (нередко утром она находила их открытыми уже на другой странице, что, бесспорно, говорило о самом внимательном их изучении  Королем); иногда они о чем-то тихо беседовали, и Черный Ричард согласно кивал головой. К сожалению, смысл их бесед  был для маленькой Клеенки малопонятен.
Черный Ричард не удостаивал ночные беседы кухонных обитателей своим вниманием, никогда не вмешивался в их пустяшные ссоры и распри, считая это ниже своего достоинства; то, что происходило на кухне, казалось ему малоинтересным. Тем не менее "Моя радость" замечала, как он порою пристально рассматривал каждого из них, что-то решая в своей душе и оценивая их поступки с высоты своего величия.
Со временем Клеенка поняла, что не все на их замечательной кухне так уж безоблачно и  мирно: правда, в отличие от Магазина, в доме обожаемой Хозяйки не было открытой вражды между "обиходами" и "пустячками" –  здесь все обитатели дома дружно недолюбливали только Черного Ричарда.
Однажды ночью "Моя радость" увидела истинное отношение кухонных обитателей к Королю, проявившееся в истории с домовым. Филимон, оказывается, мучил не только ее – ему доставляло наслаждение дразнить и Черного Ричарда, к которому он не испытывал ни малейшего почтения. Его грубые шутки, конечно,  изводили  Короля, но Черный Ричард считал ниже своего достоинства хоть как-то на них реагировать.
В эту ночь безобразник домовой превзошел сам себя: сначала он выкрал из шляпы Черного Ричарда павлинье перо, которым тот очень гордился, и принялся демонстративно подметать им пол в кухне. Клеенка видела, как Черный Ричард сжал в ниточку свои и без того узкие губы, но с большим усилием сдержался и ничего не сказал мерзкому проказнику. Не удовлетворившись этой каверзой, домовой набил ватой носочки Короля, затем безобразно растрепал его тщательно причесанный паричок, подергал несколько раз цепочку на шее, после чего стал показывать Черному Ричарду длинный противный язык и мерзко вопить: "Оля-ля-ля, оля-ля-ля, завтра грабим короля!"
Черный Ричард безмолвствовал. К большому удивлению Клеенки, ни один из обитателей кухни не стал вмешиваться и даже не попытался одернуть распоясавшегося домового. Не выдержав, Клеенка вслух спросила кухонных обитателей:
– Да что же Вы молчите? Это же форменное безобразие – разве не так?  Надо же как-то приструнить негодника! – Она смотрела вопросительно на своих приятелей – Поросенка, Теленка, Лягушонка и Пингвина, но те отводили глаза в сторону и делали вид, что не замечают ее отчаянных  призывов, явно не собираясь вмешиваться. Общее мнение выразил Медный Таз, сварливо заявив, что "у нас – каждый за себя, никто никому не должен помогать…"
– Ах ты, противный старикашка, совсем выжил из ума, – нелестно подумала о нем Клеенка, но из уважения к почтенному возрасту Медного Таза промолчала.
– Действительно, почему это мы должны вмешиваться, он же нас обычно не замечает, не считает достойными своего общества, – вдруг ядовито сказал  Поросенок.
Клеенка потрясенно посмотрела на него, не понимая причины такого явного предательства. "Ты-то чего лезешь, глупый, зачем поддакиваешь, тебе-то какая в том корысть?" – подумала она, но решила пока не вмешиваться – вдруг не все кухонные обитатели так единодушны и хоть кто-нибудь заступится за бедного Ричарда.
Злобный вишневый чайник  с ненавистью просвистел:
–С-с-спрашивается, за что ему такой почет и уважение – и книжечки дают почитывать, и картинки на стеклянном экране показывают, и рюмочку ставят, и разговаривают с ним по душам. А мы-то чем хуже?!
– Ну, значит, так решила Хозяйка – может быть, она его больше ценит, больше любит? – не выдержала "Моя радость".
– Вот пусть и радуется этому. А нам не нравится, что он все время что-то из себя изображает, делает вид, что не такой, как все… Важная, персона, фу-ты, нуты, подумаешь! – желчно каркнул Пингвин.
Клеенка не верила своим ушам – куда делись ее милые, доброжелательные приятели: сейчас их переполняла неприкрытая злоба и зависть.
– А он и есть важная персона – он же "Ваше величество"! А вы, вы,  знаете, кто вы? Злобные и ничтожные завистники, вот что я вам скажу! – От избытка чувств "Моя радость" чуть не скатилась со стола на пол. – Вам завидно, что Черный Ричард не такой, что ему уделяется больше внимания – вот и все! Но разве все должны быть одинаковыми, как будто из одной коробки вышли? Разве все должны быть только большими или только маленькими, только толстыми или только тонкими? Это же неинтересно, это же ужасно! – выпалила на одном дыхании  "Моя радость".
– А я согласен с Клеенкой. Действительно, мы все разные и не похожи друг на друга, но кто сказал, что один лучше другого? – неожиданно отозвался со стены Безнадежно Влюбленный. 
Клеенка удивленно посмотрела на него, уж от него-то она никак не ожидала такой поддержки. А Кот продолжал с большим жаром:
– У каждого есть свои достоинства и недостатки: один – не очень умен, но весел и приятен в легкой беседе, другой –  грубоват, но имеет золотое сердце, третий – ветренен, но не скучен, четвертый кажется слишком надменным, а на самом деле безумно одинок. Откуда вы знаете, почему Король всегда молчит? Может быть, он не в силах оправиться от чьего-то предательства, или его ранили в самое сердце и он не в силах поддерживать пустячную беседу?
Черный Ричард с нескрываемым любопытством посмотрел на кроткую Клеенку, которая никогда до этого не повышала голос и не произносила таких смелых речей, потом с явным интересом, благосклонно взглянул на Безнадежно Влюбленного, но так и ничего не сказал.
Проказник Филимон как-то сразу скукожился и тихо побрел в сторону помойного ведра, в надежде чем-нибудь еще поживиться. Ему нравилось шкодить только тогда, когда на него обращали внимание.
Потрясенные дружным отпором Клеенки и Безнадежно Влюбленного, кухонные обитатели замолчали и больше в эту ночь не сказали ни единого слова. Но, наконец, постепенно, все заснули. В глубокой тишине неожиданно раздался тихий, печальный голос Черного Ричарда:
– Был королем я только в сновиденье. Меня лишило трона пробужденье…
Маленькая Клеенка не верила своим ушам – неужели она впервые услышала Короля?! Между тем Черный Ричард ласково посмотрел на Безнадежно Влюбленного и с большим чувством сказал ему:
– Благодарю Вас от души, мой друг, Вы поступили благородно, заступившись за изгоя, ненавидимого всеми. Но ведь это и не удивительно – "кто знал в любви паденья и подъемы, тому глубины совести знакомы…"
Потом венценосный монарх обратился к "Моей радости":
– Я слышу сердце друга моего, а все кругом беззвучно и мертво… Благодарю и Вас, мое кроткое дитя. Сколько раз я убеждался, что истинную суть вещей постигают кроткие и незлобивые, может быть потому, что живут они сердцем, а не бесстрастным разумом? Не удивляйтесь своим приятелям – очень тяжело жить, не испытывая зависти и ненависти к тому, в ком чувствуешь превосходство, убедившись в своей несостоятельности и ничтожности…
Произнеся столь необычно длинную для него речь, Черный Ричард снова замолчал. Через какое-то время Клеенка услышала его мерное дыхание – Король спокойно заснул. А она еще долго не могла успокоиться в темноте, вспоминая каждое его слово. В том, что он сказал, ей многое было неясно, но одно она поняла – Черный Ричард ей благодарен за поддержку и она приобрела еще одного друга, в чем смогла убедиться впоследствии.
Но об этом речь пойдет дальше.   
Кухонные обитатели все-таки обиделись на Клеенку и несколько дней  с ней не разговаривали, но, будучи созданиями легковесными, обиду быстро позабыли – правда, в душе Клеенки остался небольшой осадок. Тем не менее, она попыталась поскорее выбросить ссору из головы – она была очень мирным и незлобивым существом и легко это сделала.
Постоянное же огорчение в доме Хозяйки приносили Клеенке "гости", как называла ее повелительница своих друзей. К счастью, посещения друзей  случались не слишком часто, но "Моя радость" запоминала каждый их приход надолго. Это был настоящий кошмар: на нее ставили тяжелые суповые тарелки, соусники, салатницы, селедочницы, рюмки и бокалы. Дышать под ними было невероятно тяжело.
Мало того – на нее ставили еще отвратительные бутылки и массивные бронзовые пепельницы. "Моей радости" очень не  нравились "гости": их рокочущие, низкие, бесцеремонные голоса так отличались от тихого, спокойного, нежного голоса Хозяйки и ужасно раздражали слух; их грубые, широкие, толстые пальцы бесцеремонно хватали, щупали ее  поверхность! Кроме того, они приносили с собой этот густой, удушливый, неотвязный запах, которым к концу вечера Клеенка пропитывалась насквозь!
Смысл их речей был для "Моей радости" во многом темен и неясен, хотя ей нравились их молодой задор и горячность. Отчасти она понимала свою Хозяйку, с ними было интересно и необычно, но, как правило, к концу вечера Клеенка задыхалась под тяжестью посуды и теряла способность четко мыслить. 
К тому же, что-то в принесенных "гостями" бутылках сводило их с ума (к счастью, временно!), не удавалось этого избежать даже любимой Хозяйке; по мере того, как иссякала жидкость в бутылках "гости" становились все шумнее и бесцеремоннее: они начинали беспричинно смеяться по пустякам, а некоторые из них (самые отпетые, безусловно!) норовили постучать по "Моей радости" ножом, оставляя на ней незаживающие царапины. Полностью расслабившись, "гости" зачем-то поджигали белые бумажные палочки, вставляли их в рот и выдували в потолок длинные, причудливые кольца дыма.
Палочки сгорали почти полностью; они превращались в кучки пепла, переполнявшие к концу вечера бронзовые пепельницы. Иногда "гости" промахивались и прожигали "Мою радость" пеплом насквозь. Ей было очень обидно и больно, но она старалась чем-нибудь утешить себя, и грустно шутила: "Если мне больно – значит, я еще существую".
  После ухода гостей Хозяйка становилась прежней – нежной и заботливой. Она тщательно мыла "Мою радость" с мылом и искренне страдала, замечая появившиеся свежие раны и царапины на ней.
…Сегодня "Моя радость" перенесла очередное нашествие "гостей": холодный воздух был настойчив и беспощадно, методично инспектировал  каждую дырочку, прорезь на ее поверхности. Ей было зябко, одиноко и тоскливо. Может быть потому, что один из "гостей" сказал Хозяйке: "Как постарела и поблекла старушка-клеенка. А ведь совсем недавно она была такой свеженькой. Скоро тебе придется ее выкинуть и купить новую…"
Хозяйка, правда, ему ничего не ответила.
Потрясение, испытанное Клеенкой после этих слов было столь сильным, что она никак не могла придти в себя. Клеенка долго вздыхала, шелестела краями, и тихонько вздымалась на столе.
Должно быть, Черный Ричард услышал жалобные вздохи, издаваемые Клеенкой. Он участливо осведомился, в чем причина ее безутешной скорби. Бедняжка поведала ему содержание недавнего, повергшего ее в такой ужас, разговора. 
Помолчав, Черный Ричард грустно заметил, что, к сожалению, на свете вечных вещей не бывает вовсе. "Мы вянем быстро, так же как растем…" Увы! Век вещей особенно короток – ведь рано или поздно они стареют и ветшают. Тогда их выбрасывают.
– Как это выбрасывают? – удивилась "Моя радость".
– Увы, вещи выбрасывают в мусор, – был вынужден жестоко огорчить ее Черный Ричард.
– Что такое "мусор"? – никак не могла взять в толк маленькая Клеенка.
– Мусор – это то, что ждет любую вещь, ее бесславный конец. Мусор могут сжечь, могут пустить под пресс, из него могут сделать материал для новой вещи. Впрочем, последнее даже лучше, ведь если мусор сжигают – из вещи больше ничего не получиться.
– Я все-таки не пойму, что такое "ничего"? – чуть не плача, спросила "Моя радость".
Ведь Кленка была еще так неопытна!
– Из ничего не выйдет ничего, – сказал Черный Ричард, который вспомнил, что говорил в таком случае его старый знакомец – Король Лир. Он с жалостью посмотрел на расстроенную собеседницу и добавил более пространно:
– Ничего – это значит, что именно тебя уже никогда не будет. Если кусочек, часть останется – могут сделать другую, новую вещь, а тебя, именно тебя, неповторимую, маленькую Клеенку уже не смогут воспроизвести.
От его слов, произнесенных тихим, почти бесплотным голосом, "Моей радости" стало страшно и очень холодно.
"Неужели меня совсем скоро не будет? – отчаянно воскликнула  она.  – Я ведь так еще мало пожила…
Неужели скоро не будет наших уютных вечеров на кухне, не будет сердитого, но такого родного ворчания Шурика, не будет тихого перезвона китайских колокольчиков, которые Хозяйка повесила надо мной на лампе-молнии? А как же Лягушонок, Поросенок, Теленок, Пингвин и Безнадежно Влюбленный, даже вишневый чайник со свистком и  домовой Филимон?
Неужели я скоро их всех не увижу? Неужели Хозяйка сможет с легкостью расстаться со мной? Разве ей не будет так же тяжело, как и мне?"
"Моей радости" было очень горько – она еще острее почувствовала холодное дыхание ветра,  безжалостно влезающего в каждую трещину и щелку. Но, как многие мечтатели и фантазеры, "Моя радость" не могла слишком долго предаваться скорби, ее богатое воображение тут же подсказывало какой-нибудь, пусть даже бредовый, выход из положения. Она вновь решилась потревожить Черного Ричарда:
– Нет, я не согласна! По-моему, Хозяйка привязана ко мне. А я где-то слышала, что Хозяева часто любят сохранять на память старые, любимые, преданные им вещички. Вот ведь, сколько лет живет в доме Таз для варенья, а его никто не собирается выкидывать! К тому же, у нее такой тонкий вкус! – ведь она безошибочно выбрала именно меня в Магазине!
(Тут Черный Ричард с легкой иронией посмотрел на слегка закусившую удила приятельницу, но пощадил ее чувства и ничего не сказал).
– Но, если честно, – продолжала, чуточку подумав, Клеенка, – выбрала меня Хозяйка не столько из-за прекрасной наружности, сколько по скромности  средств. Иначе, скорее всего она бы купила не меня, а какую-нибудь красивую, легкую и прочную скатерть…
Черный Ричард сидел на кухонном диване и внимательно слушал Клеенку; он испытывал к ней глубокую симпатию, сочувствовал ей от всей души, но в тоже время полагал, что она слишком близко к сердцу принимает превратности судьбы.
"Увы, стойкость в любых испытаниях больше знакома сердцу высокому, этому в Универсальном магазине не научишься…" – подумал Король. Что поделать – он был монархом и рассуждать мог только по-королевски… 
"Моя радость" посмотрела на раскрытое окно. 
– Однако, уже поздно, мне пора спать, – сказала она, зевая, заметив, что уже начала проступать часть ее поверхности, до сих пор скрытая в темноте. – Утро вечера мудренее. Надо немного выспаться и улежаться как следует, чтобы расправились ужасные, глубокие складки на моем левом боку. Иначе я скоро совсем потеряю свой цвет и выйду в тираж.
Черный Ричард легко улыбнулся:
– Свой прежний блеск утратили цветы, но сохранили душу красоты…
Клеенка с благодарностью посмотрела на него, но томимая прежним страхом, продолжала думать только о том, что ее так страшно беспокоило:
 – Кто знает, может быть, Хозяйка меня пожалеет? Конечно, пожалеет – ведь у нее доброе сердце. Когда я состарюсь совсем, она не выкинет меня в мусор, она захочет вырезать из меня кусочек и наклеит на жестяной поднос для посуды или обклеит мной деревянную шкатулочку со своими скромными украшениями. И я снова буду с ней! Вот здорово! – мгновенно просияла наивная маленькая Клеенка, очень легко переходившая от полного отчаяния к такой же бурной радости.
Король печально покачал головой: "Она опять ничего не поняла, глупенькая. Из ничего не выйдет ничего, из кусочка не родить целого, из одного не получишь вновь точно такое же…"
И тогда Черный Ричард, наконец, сказал то, что было ей так необходимо услышать:
– Мы живем до тех пор, пока живы те, кто нас помнят… Вот и все, очень просто, не так ли?
Наградой ему послужила сверкающая сквозь слезы улыбка счастливой Клеенки. Последние слова Короля спасли ее – они подарили ей то, что ни в коем случае нельзя отнимать у всех живущих на нашей земле – маленькую надежду.
Успокоенная, "Моя радость" счастливо заснула, и ей уже не было зябко, одиноко и тоскливо. Заснул Черный Ричард, уснули Поросенок, Теленок, Лягушонок, Безнадежно Влюбленный и Пингвин, угомонился даже домовой Филимон, вдоволь нахлебавшись теплого молока. Все тихо спали, зная, что завтра снова будет интересный и замечательный день.