Несокрушимая врата. История Свято-Успенской Почаев

               ВОПЛОЩЕННАЯ ЛЕГЕНДА
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Вот уже не один век призывно звучит благовест величественной колокольни Свято-Успенской Почаевской Лавры. Он пробуждает от глубокой духовной летаргии наши истосковавшиеся по Богу сердца, призывает отвлечься от суетных земных дел и мелких житейских попечений, раздвигает горизонты будничной сиюминутности. Слушаешь перезвон Лаврских колоколов, и кажется, что сейчас произойдет чудо: вот-вот приоткроется завеса великой и непостижимой человеческим разумением Божественной Тайны, и мы из современной малорадостной повседневности перенесемся в удивительный, наполовину легендарный мир, где все исполнено благодати и святости.
Каждый шаг на этой благословенной земле рождает в душе мысли о покаянии, пробуждает дремлющую совесть, подает надежду на то, что не все еще утрачено в этом растерзанном ненавистью и злобой мире и что вопреки всем его сложностям и нестроениям сохранились еще для человечества вечные истины и вечные ценности. Осознание же этого вселяет в сердца православных великую надежду на то, что не просто возможно, но и жизненно необходимо для каждого из нас духовное возрождение, в каком бы разладе с самими собою и собственной совестью мы ни находились.
Хотя бы единожды ступив на Почаевскую гору, всем сердцем ощущаешь удивительный мир и покой, царящие в прославленной обители, где с незапамятных времен присутствуют высокая ревность о Господе, дух братолюбия и любви, строгое следование Правилам Святых Апостолов, установленные трудами и молитвами первоначальников обители и преемственно закрепленные аскетическими подвигами преподобного Иова Почаевского.
Почаевская Лавра веками была священным оплотом Православия на Западной Руси.
Над радующим душу церковным благолепием этой дивной обители, казалось, видимым образом распростерся благодатный Покров Царицы Небесной, явившейся в этом благословенном месте в столпе огня и оставившей на горе Почаевской след Своей Цельбоносной стопы.
Заветной пройди тропою,
Пречистую Деву моля…
Полна неземного покоя
Священная эта земля.
Стал воплощеньем Почаев
Незабываемых снов,
Легендой,
        Божественной тайной,
Влекущей к себе вновь и вновь…
Здесь, на древней, овеянной легендами Почаевской горе, неожиданно оживают и обретают конкретный смысл богодухновенные слова Ветхого Завета:
« Сними обувь твою с ног твоих, ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая» (Исх, 3, 5)
Каждый кустик, взращенный этой благословенной Богом землей, каждый камешек, находящийся на ней, каждое монастырское строение - это воплотившаяся в цвета и формы история православной Волыни, издревле являющейся частью легендарной Святой Руси, где последний нищий на паперти храма смел иметь великое дерзновение, позволяющее ему невозбранно обличать неправедного князя или приближенного к нему влиятельного человека, а смиренный монах - возносить голос до Небес в защиту справедливости и добра, не опасаясь гнева людского; Руси изначальной, на сакральных просторах которой гармония с окружающим миром помогала человеку соединиться с природой, и та не восставала против него, а, наоборот, способствовала выживанию и процветанию. Великой, неделимой Руси, без демаркационных линий и границ, как шрамы изуродовавших единое сакральное пространство некогда могущественной державы, без национальной розни, взаимных обид и притязаний, - всего того, что разобщило родственные народы, имеющие общие корни, общие истоки, общий язык-основу, данный святыми равноапостольными Кириллом и Мефодием, чтобы величить и славить Господа.
Некогда над этой благословенной землей, где, казалось, должны были вечно царить всеобщая гармония и мир, пронеслось множество бурь, неурядиц, социальных потрясений. Ее безжалостно топтали жестокие завоеватели: немцы, поляки, литовцы, татары, - но она выжила и утвердилась в горниле тяжелых испытаний, укрепляемая святой Православной верой, исповедуемой ее народом со времен великих учителей словенских. Это чрезвычайно важное обстоятельство привело к необычайному расцвету духовной культуры, равного которому не бывало во все последующие века.
Благодатная земля эта впитала в себя молитвы и труды множества знаменитых и малоизвестных угодников Божиих, великих и славных пред Господом.
Много веков назад на ниве просвещения Волыни плодотворно потрудились великие учители словенские, по блаженной кончине которых их дело продолжил верный ученик и последователь Климент. Существенную лепту в исторически отведенные ей сроки внесла святая равноапостольная княгиня Ольга, а впоследствии также и ее венценосный внук, крестивший языческую Русь, святой равноапостольный князь Владимир. Их роль в христианизации этого края настолько велика, что ее трудно переоценить.
Огромное значение в деле обустройства монашеских общежитий на Волыни в те давние времена внесли преподобные и богоносные отцы Печерские, подобно светилам Небесным, просиявшие на духовном небосклоне: игумен Варлаам (+1065), святители Волынские Стефан (+1094) и Амфилохий (+1122). Впоследствии, будучи избранным игуменом Зимненского Святогорского монастыря, в деле просвещения этого края преуспел преосвященный Нифонт, епископ Новгородский, (+1156). В сказаниях и летописях воспел его труды и подвиги, равно как труды и подвиги его великих предшественников, преподобный Нестор-летописец (+1114), немало потрудившийся также над историей этого края, запечатленной в «Волынском патерике».
 Так по ниточке в причудливые узоры сплеталась тонкая духовная ткань, которая окутывала леса, горы и долины, напитывая Божественной благодатью удивительную землю, на которой почила Божия Любовь и Его нескончаемая милость.
Воистину, по словам псалмопевца Давида, « блажен ему же Бог Иаковль помощник» (Пс.145,5).
Согласно преданию, существовавшему с незапамятных времен, одним из легендарных основателей древней пещерной обители, возникшей в покрытой лесами холмистой местности в окрестностях старинного города Кременец, стал привнесший на эту благословенную землю суровые традиции ранних христиан постриженник святой горы Афон, преподобный Мефодий (+1228). Посетив эти края, он духом постиг сугубую благодать, почившую здесь с глубокой древности. Обретя самую широкую поддержку в лице местных жителей Туркула и Центера, он стал первоначальником пещерножительства в этом регионе.
Нисколько не умаляя значения молитвенного подвига преподобного Мефодия, не следует, однако забывать, что начало трудам и молитвам этого духовно одаренного инока было положено благодаря великому и непостижимому Промыслу Божию. Подобно тому, как в положенный час Господь призвал в священные пределы Руси преподобного Антония Печерского, также подвизавшегося некогда на Афоне, тесный монашеский путь промыслительно привел в эти дебри инока Мефодия, попавшего сюда, разумеется, не случайно. Очевидно, что Сам Господь и Его Пречистая Матерь позаботились об этом великом и святом месте, о чем неложно свидетельствует ряд благочестивых преданий и легенд, по сей день передающихся из уст в уста, согласно которым именно здесь, начиная с древнейших времен, непостижимо таинственным образом «поча (начала) Діва творити чудеса”, вследствие чего и стали притекать в эту местность люди, чающие исцеления и прощения грехов...
Для того, чтобы хотя бы приблизительно представить себе характер эпохи, в которую происходило становление обители, и обстоятельства, необратимо приведшие к этому, следует обратиться к истории края и наряду с Первоначальниками монашества вспомнить также и о благочестивых князьях, исповедовавших и с оружием в руках защищавших на этой древней благодатной земле святую Православную веру.
Благодарная память народа сохранила и донесла до нас из глубины веков славное имя луцкого князя Николы Святоши, который, управляя своим уделом, отличался справедливостью и державной мудростью, а  впоследствии, уйдя на покой, стал Киево-Печерским иноком и являл для всех достойный всяческого подражания пример истинного смирения и высокого христолюбия (+1143). Светлая память о благочестивом князе и непоколебимом воине Христовом живет здесь до сегодняшнего дня. Его самоотверженные труды по просвещению Волыни оставили заметный след в истории этого края и сыграли важную роль в утверждения здесь монашеского делания.
На разных этапах доблестные ратные подвиги во славу Отечества совершали на Волынской земле прославившиеся высоким благочестием святые благоверные князья Ярополк (+1086), Мстислав (+1132), Андрей Боголюбский (+1174) и Олег Брянский (+1285), прославленные Церковью в лике святых и являющиеся защитниками и покровителями этого края.
Славным сыном Галицко-Волынской земли, получившим начатки духовного воспитания и образования  именно в этом Богом благословенном крае, был святитель Петр, первый митрополит Московский (+1326), роль которого в истории Церкви невозможно переоценить.
Преемник его, митрополит Киевский Феогност (+1353), объединил эти разрозненные в силу ряда исторических причин земли в единое общеправославное пространство.
Чрезвычайно важно отметить, что живая, действенная связь времен никогда здесь не прерывалась. Это проявилось, в частности, в том, что на протяжении некоторого времени, в бытность свою митрополитами Киева и Литвы, этой кафедрой управляли митрополиты Московские Киприан (+1406) и Фотий (+1430), ревностно отстаивая святую Православную веру и утверждая Православные традиции среди местных жителей.
Даже в самые тяжелые годы, когда повсеместно проводилось ополячивание и окатоличивание порабощенной инославными завоевателями Волыни, когда народу насильно была навязана чуждая его православному мировоззрению, унаследованному от великих предшественников, богопротивная уния, против врагов истинной веры восстали верные чада Святой Церкви: благоверные князья Феодор (+1483) и Константин Острожские, Георгий или Юрий Ольшанский ( Дубровицкий), дочь которого Иулиания (+нач. ХVI века) воссияла в лике православных святых как пример боголюбия и благочестия.
В сонме мучеников, пострадавших в эти тяжелые для Православия годы за исповедание веры, просиял священномученик Никифор, экзарх Вселенского Патриарха (+1600). Нетленными мощами прославил Господь мужественно стоявшего в вере священномученика Афанасия Брестского (+1648).
Подобно солнцу на духовном небосклоне воссиял преподобный Иов Почаевский (+1651), могучая личность которого заполнила собой целую эпоху. Он преуспел в подвиге поста и молитвы до такой степени, что в мужественном предстоянии пред Господом ему сослужили светоносные Силы Небесные и Сама Владычица. Преподобный Иов настолько велик пред Господом, что даже униаты, против которых он вел непримиримую войну на протяжении всей жизни, без остатка отданной Богу, неоднократно обращались к Папе римскому с просьбой прославить его в лике католических святых.
Можно ли, говоря о Почаеве, не вспомнить о благочестивых мирянах, которые, несмотря на жесточайшие гонения, воздвигаемые на Православие, поддерживали обитель во все периоды ее существования не только молитвенно?
Так, еще с древних времен дошли до нас имена Иоанна Туркула и Михаила Центера, всемерно поддерживавших легендарный монастырь-скит, основанный афонским монахом Мефодием. На укрепление святого Православия в тяжелые годы унии вносили ощутимые материальные жертвы благочестивые помещики Козицкие, Гойские, Домашевские, и это, безусловно, было их посильным подвигом во славу Божию, обезсмертившим их имена. Их самоотверженная любовь к Богу и святой вере предков способствовала тому, что даже за время более чем столетнего пребывания в руках униатов Почаевская Лавра не утратила своего значения как величайшая Православная святыня, которой не могли не отдавать должное даже враги. Именно поэтому, едва исполнились сроки, отвратительному беззаконию был положен конец, и она закономерно была возвращена в лоно истинной Церкви, чтобы воссиять неизреченным светом как несокрушимый оплот и твердыня Православия на Западе.
В горниле испытаний, выпавших на долю Волынской земли в новейший период истории, в мощном тоталитарном государстве, отличавшемся яростным богоборчеством, в сонме новомучеников воссияли священномученики Фаддей Успенский (+1937), Александр Хотовицкий (+ 1937), Александр Петровский (+1940), Холмские и Подлясские новомученики и другие, имена которых ведомы лишь всемилостивому Богу.
Исповеднический труд в безбожные годы мужественно понесли преподобный Кукша Одесский (+1964), преподобный Амфилохий (+1971) и великий сонм дивных почаевских старцев: схиархимандриты Прохор(Дубровский + 1977), Феодосий(Орлов +2003), Димитрий (Шевкеник +2005), архимандриты Антоний(Пилецкий + ), Апеллий (Станкевич + 2002), иеродиакон Святополк (Рыбацкий + ) и др.
И вновь, как и прежде, обитель Почаевская после долгих лет поругания восстала из тлена, воссияв неизреченным светом, чтобы многочисленные поклонники, припадающие к ее великим святыням, ныне, как и много веков назад, ощутили высокую духовную радость от соприкосновения с живой легендой. Ведь именно в этом святом месте много веков назад произошло удивительное явление Владычицы, ставшее судьбоносным:
Христа Преблагая Мати
Явилась здесь в сонме огня.
Тихо взойди на паперть,
Голову скорбно склоня.
Ночью глухой,
             безсонной,
Вспомнив порочную жизнь,
Пред чудотворной иконой
С трепетом помолись.
Всепетая наша Мати!
Тяжко свой Крест нести.
В долгу пред Тобой неоплатном.
Помилуй,
       спаси,
             прости…
Сын Твой,
         наш Бог всещедрый,
Ради Твоих молитв
Явит Свое милосердье,
Души нам пощадит.
Угасит страстей пламя
Почаевский строгий распев.
Дай лишь припасть со слезами
К Твоей Цельбоносной стопе.
Невыразимым страданьем
Грешное сердце объято.
Вымоли нам покаянье,
О всеблагая Мати!
Придя в Почаев, вдохнув чистый, звенящий, насыщенный святой благодатью воздух, каждый понимает, что благословенная обитель эта дана ему до скончания дней. Ибо навсегда западают в его душу дивная красота этого заповедного края, стройное монашеское пение, строгость исполнения иноческих уставов…
«И видится, и чувствуется умом и сердцем при созерцании этих священных изображений, что и тебя не оставит Своим покровом и милостью Царица Небесная, что и тебя Она посетит, наставит, помилует, исцелит, как посещала, наставляла, благословляла этих несчастных, лики которых начертаны здесь в знаменательные для них моменты посещений свыше, - тем усерднее преклоняются колени перед образом Пречистой, тем теплее возносится молитва к Ее чудотворному лику, этому прибежищу всех скорбящих и обремененных не только на горе Почаевской, но и во всем мире христианском»(1)
Идешь по благословенной лаврской земле, и кажется: именно здесь, в этом месте, отмеченном многочисленными чудотворениями, некогда патриарх Иаков видел «разверзнутое Небо и лествицу от земли до Неба, и Ангелов, спускающихся и поднимающихся по ней» (Быт. 28,12).
Доставшийся нам от предков «великий и могучий язык» оказывается слишком бедным и совершенно невыразительным для того, чтобы хотя бы в самой незначительной степени передать тот восторг, то умиление, ту тихую неземную радость, которые рождаются в душе православного человека под воздействием этой невероятной, непостижимой благодати. Так и не сумев сказать ничего лучшего, можно лишь мысленно повторить слова ветхозаветного пророка:
« Это Дом Божий, это врата Небесные» (Быт. 28, 17).
Некогда, множество веков назад, именно здесь была написана одна из первых страниц истории христианства на Руси. И забыть это мы совершенно не вправе.
Вслушайтесь в голос собственного сердца, ощутите священный трепет, ибо вы находитесь под благодатным Покровом Самой Пречистой. Примите эти мгновения как величайшее откровение, миг духовного прозрения, как торжествующий момент истины. Попробуйте взглянуть на свое бытие с высоты великого монашеского подвига, озарившего грядущее, ставшего ориентиром для настоящего, светлой и чистой, как цельбоносный родник, памятью о прошлом. Ощутите: вы у самых истоков духовности и менталитета нашего удивительного народа.
Осознайте: с сегодняшнего дня в вашу жизнь вошло нечто, что сделало ее осмысленной и значительной. И точка отсчета вашего нового, подлинного бытия находится именно здесь…
                Здесь сумрак призрачен и тонок…
                Мгла опочила на холмах
                И дремлет Лавра,
                как ребенок,
                Качаясь в Вечности волнах.
                День угасающий дробится,
                Надев сиреневый хитон…
                Здесь можно плакать и молиться,
                Духовный побеждая сон.
                Вдали от лжи,
                вражды
                и злобы,
                У величавых Лаврских стен,
                Восстанет Иов преподобный,
                Препобедивший смерти тлен.
               Замрет в восторге взор усталый:
               Как воплощение чудес,
               Укрывшись звездным покрывалом,
               Грядет Владычица с Небес.
Легендарная история Почаевской Лавры уникальна и непостижима обыденным сознанием, не просвещенным высокой, святой Верой. Ее, как узор из драгоценного бисера, собирают воедино и воссоздают многочисленные христианские предания, порой похожие на сказку, но абсолютно истинные, ибо « когда Господь хочет, побеждается естества чин» ( Пс.124, 1-2).Они воспеты в песнях и сказаниях, воплощены в величественных росписях сказочно прекрасного Успенского собора, запечатлены в письменных свидетельствах очевидцев и непосредственных участников, - их так много, что сложно даже запомнить и воспроизвести, ибо наше обыденное сознание не в силах вместить великие тайны Домостроительства Божия…
И все-таки, призвав на помощь неоскудевающую благодать Святого Животворящего Духа, попытаемся сделать это, обратив свой мысленный взгляд в глубь веков.

изначалие

От суетных попечений
Влечет нас духовный мир
В обитель Пречистой священную -,
 Почаевский монастырь.
Здесь Иов,
         игумен блаженный,
Став светом в безверья ночи,
Своими мощами нетленными
Мирно о Бозе почил.
С древнейших веков и доныне
Как воздух,
           как свет,
                как вода,
Почаевские святыни
В сердцах православных всегда.

  Впервые в целостном виде история Почаевской Лавры предстает перед нами из пестрого разнообразия разрозненных событий и фактов, собранных и систематизированных заботливой рукой неизвестного летописца в таинственной старинной книге под названием «Памятник Монастыря Почаевского» (2), на которую неоднократно ссылались видные церковные авторитеты  XVI-XVII веков.
Упоминание об этом чрезвычайно важном рукописном источнике было обнаружено нами во втором томе хранившейся в архиве Свято-Успенской Почаевской Лавры рукописи под названием «Книга исков и документов», содержащей ряд достоверных сведений, свидетельствующих о многославной истории прославленной обители с 1661 года. Имя составителя безценного документа, проливающего некоторый свет на таинственные истоки монастырской жизни и личности ее первоначальников, безусловно, щедро одаренного духовно, к величайшему сожалению, сокрыто. Однако именно его вдохновенному перу и дерзновенной мысли мы обязаны теми скудными, но хотя бы в некоторой степени достоверными знаниями о древнейшем этапе существования Великой Лавры, по воле Божией возникшей на святой горе Почаевской, располагая которыми можно хотя бы приблизительно очертить основные этапы ее становления и развития. Лавры, которой была уготована великая и славная судьба одного из земных жребиев Пречистой Божией Матери, Ее святого удела.
Книга эта, за давностью лет совершенно не известная широкому кругу читателей, и, скорее всего, просто уничтоженная униатами, более ста лет владевшими обителью, некогда являлась безценным письменным источником, свидетельствующим о глубокой древности православных традиций в этом регионе. Архимандрит Амвросий (Лотоцкий), один из видных исследователей истории Почаевской Лавры, пребывавший на протяжении ряда лет ее наместником и досконально изучивший ее историю, нимало не сомневается в реальности существования этого гипотетического источника. Подчеркивая его огромную важность, он, в частности, утверждает, что расправились с этим уникальным документом именно враги Православия, не желавшие признавать древность и святость истинной веры:
«Базилиане, видя в нем древний документ многовекового существования Православия в Почаевской обители, резко обличающий их в нововерии, дерзнули уничтожить эту книгу»(3).
Что же опасного для раскольников таилось в старинной рукописи? Почему даже упоминание о глубочайшей древности православных святынь приводило их в негодование?
Призвав на помощь благодать Божию, попытаемся ответить на эти вопросы, вдумавшись глубже в содержание документа.
Совершенно очевидно, что одна из самых больших проблем для базилиан заключалась, прежде всего, в их категорическом нежелании принять истинность факта глубочайшей древности Православных традиций на землях, утвердить свои духовные приоритеты на которых постоянно стремились католики и униаты.
Соотнося начало поселения монахов в недрах Почаевской горы с 1240-м годом, вышеупомянутая книга содержала совершенно однозначное документальное подтверждение преемственной связи Восточного христианства, нерасторжимыми узами связанного с Византией, с жизнью Православной Волыни.
Разумеется, это был трагический для судеб народов Руси период. Он хронологически совпадал с началом разорения монголо-татарами богоспасаемого града Киева и переселения на юг Волынской земли значительной части иноков Киево-Печерской Лавры, спасавшихся таким образом от нашествия чужеземных поработителей. Документальное подтверждение этому факту содержалось в рукописи, что более всего и не устраивало базилиан.
Иными словами, рукопись однозначно свидетельствовала о том, что традиции именно православной - греческой, а не католической, т. е. Римской Церкви были унаследованы обитателями этого края, и, следовательно, Почаевская Лавра была изначально оплотом Православия на Волыни.
Необходимо отметить, что вышеуказанная точка зрения имеет достаточно широкое распространение и подтверждается видными церковными авторитетами. Так, согласно свидетельству выдающегося историка Церкви, митрополита Макария, мнение которого вполне разделяют многие исследователи, после совершившейся в Киеве катастрофы на протяжении некоторого времени насельники Печерской обители все-таки продолжали жить в ее окрестностях, очевидно, всей душою надеясь на возрождение монашества и втайне молясь об этом.
 В силу необходимости, дабы избежать смертельной опасности, они пребывали «не в самой обители, а вокруг нее, по дебрям и лесам, в уединенных пещерах, и только тайно сходились в один уцелевший от разорения придел Печерской церкви для совершения богослужения»(4).
Поскольку с течением времени положение их не улучшалось, а ухудшалось, и татары все более упрочивали свои позиции, оставаться здесь было крайне небезопасно. Тогда-то  в поисках места для нового иноческого поселения они вынуждены были переместиться на юго-запад, пострадавший от нашествия в значительно меньшей степени.
«Где же им безопаснее было укрыться, - задает риторический вопрос в своем «Сказании о Почаевской Успенской Лавре» архимандрит Амвросий, - как не в окрестностях Кременца,  к которому татары тщетно приступали, и, потерпев неудачу, должны были удалиться? Может быть, этих Киевских иноков действительно привлекла Гора Почаевская и потому, что они находили и в ней пещеры, и что село Почаев, от которого получила свое название самая гора Почаевская, по созвучию с Киевскою Почайною, напоминала им Киев, и возбудила в них желание устроить и здесь монастырь, подобный Киево-Печерскому» (5).
Предположение это не лишено основания, особенно если вспомнить о другом историческом прецеденте: примерно при таких же обстоятельствах в том же временном промежутке была основана Печерскими иноками и Святогорская Лавра, расположенная в меловых пещерах на Востоке Святой Руси.
В качестве аргумента целесообразно сослаться также и на более позднее свидетельство, содержащееся в трудах архиепископа Филарета (Гумилевского), в результате изучения данного вопроса установившего, что «на Волыни и в Галиции в это время не только держались прежние обители, но и возникали новые» (6).
Казалось бы, все предельно ясно.
Следует отметить, однако, что допущения, сделанные автором вышеупомянутой монографии, являются всего лишь предположениями, как и многие другие точки зрения на историю вопроса. Сам исследователь в этой связи отмечает, что приведенная им аргументация не имеет абсолютно достоверной основы. Использумые им данные свидетельствуют лишь о том, «что Почаевская обитель могла существовать в первые столетия по введении в России христианства, и что об этом остается одна вероятность: но эта вероятность получает степень достоверности» (7) при сопоставлении ряда фактов. Особенно убедительно выглядит это утверждение, если соотнести данные сведения с упомянутой ранее книгой «Памятник монастыря Почаевского».
Итак, запомним это свидетельство.
Как уже отмечалось, православная традиция почитания святынь существовала с глубокой древности, и на Волынских землях, просвещенных еще до официального принятия христианства на Руси, ранее подвизались черноризцы, многие из которых были выходцами из Печерской обители. Посему необходимо отметить, что предположение о киевском влиянии на становление Почаевской Лавры не лишено некоторого основания. Оно логично вытекает из тех взаимосвязей, которые существовали между Киевом и Волынью в домонгольский период, а также самого факта разорения Киевских земель и разрушения Печерской обители, иноки которой продолжили монашеское делание в другом, более безопасном месте. Впоследствии это влияние прослеживается и в нерасторжимой преемственной связи, с незапамятных времен существовавшей между Киевом и Почаевом. Связь эта настолько очевидна, что проявляется практически во всем: и в особенностях богослужения, и в нотном обиходе, и в особом почитании насельниками Почаевской Лавры Киево-Печерских угодников как «монашеского жития первоначальников».
Однако, чутко внимая стройному церковному пению, пристально вглядываясь в величественные архитектурные формы, поражающие воображение своими особенностями, истово молясь перед дивными иконами, благочестивые паломники все же ощутят в Почаевской Лавре влияние разных народов и культур. Ибо каждому человеку, неупрежденным взором взглянувшему на историю обители, станет совершенно очевидно, что Владычица заботливо собрала здесь, под Свой благодатный Покров, духовно одаренных иноков со всех концов необъятной земли. Их молитвенные труды и подвиги, вызывая у многочисленных современников и последующих поколений умиление, тихую радость и восхищение, передавались из уст в уста, фиксировались в письменных свидетельствах потрясенных очевидцев.
Здесь на протяжении веков обретали плоть и кровь удивительные явления, происходившие в мире духовном, препобеждались естественные законы, воплощались самые сокровенные прошения богомольцев. Люди, припадая к стопам Пречистой, исцелялись от неизлечимых болезней, просвещались светом истинной веры, обретали нечаянную радость оставления грехов. Насельники обители прилежно записывали те чудеса, которые происходили по молитвенному предстательству просиявших в подвиге поста братий, стремясь как можно более точно передать смысл бережно хранившихся в их памяти преданий, издавали о них книги, запечатлевали в гимнографии и живописных полотнах.
В то же время множество простых людей, притекавших на гору Почаевскую в надежде на благодатную помощь, передавали обильно подаваемые по молитвам иноков чудеса из уст в уста, по-своему интерпретируя их, добавляя некоторые подробности и особенности собственного восприятия. Так оживали предания, постоянно обновляясь и наполняясь новым содержанием.
К сожалению, названный выше летописный источник, как, вероятно, и многие другие свидетельства, не пощадило безжалостное время.
Книга «Памятник монастыря Почаевского», содержавшая неопровержимые свидетельства и факты, подтверждавшие древность монастыря и следование его насельниками древним иноческим уставам, была безвозвратно утеряна в пыли времен. Следовательно, ссылки на нее как на достоверный источник уже не имеют строго научной значимости. Им можно верить или не верить в соответствии с собственным произволением. Однако степень правдоподобности свидетельств, содержавшихся в ней, как мы уже отмечали, достаточно велика, чтобы принять предположение о киевском происхождении обители хотя бы как рабочую гипотезу. Оно представляется тем более убедительным, что почти безоговорочно подтверждается множеством признанных в данном вопросе авторитетов.
Справедливости ради следует отметить, однако, что, по мнению большинства выдающихся исследователей истории Почаевской Лавры, каковыми, безспорно, являются магистр богословия А. Ф.Хойнацкий, с детских лет знавший и любивший святыни Почаева, Т. Теодорович, а также вышеупомянутый архимандрит Амвросий, первые монашеские поселения существовали здесь еще в домонгольский период. Возникли они, по всей вероятности, непосредственно после просвещения этого края, т. е. до прихода Киево-Печерских иноков.
Смелое эти допущение отнюдь не является совершенно невероятными и имеет убедительное документальное подтверждение, пришедшее к нам в период, предшествовавший унии, и промыслительным образом оставшееся незамеченным базилианами.
Так, пережившая униатский период и Милостию Божией сохранившаяся в библиотеке Почаевской Лавры книга видного деятеля Церкви, ректора Киево-Братского училища Иоаникия Галятовского под названием « Небо новое в новых звездах», которая была издана в 1665 году во Львове, так же, как и упоминавшийся выше источник, содержит красочное описание величайшего чуда, достойного запечатления на скрижалях истории. Чудо это, которое в незапамятные времена произошло «на скале Почаевской горы» в ответ на теплые молитвы иноков, подвизавшихся в недрах этой горы, заключалось в явлении Божией Матери в трепещущем огненном столпе.
Автор, красочно повествуя об этом сверхъестественном явлении, отмечает, что присутствующий при этом некий простец Иоанн Босый из села Почаева собственными глазами видел, как « пред святою Богородицей стоял монах, обитавший в скале». Узрев восторг и умиление на лице этого невольного свидетеля чуда, монах объявил «помянутому Иоанну Босому и Почаевским отрокам (хлопятом), пасшим овец на горе близ той же скалы, - что Пресвятая Богородица оставила след стопы на скале, где стояла, и что в той стопе всегда находится чистая вода, врачующая разные болезни».
Событие это, по свидетельству А Хойнацкого, «имеет религиозное значение, объясняя происхождение так называемой Цельбоносной Стопы» на горе Почаевской» (8).
Заслуживающим особого внимания фактом, на наш взгляд, является упоминание о том, « что на той же скале – знаменитая каменная церковь и при церкви знаменитый монастырь, огражденный каменной стеною».
Что это, как не свидетельство глубочайшей древности и несокрушимой мощи монастыря, существовавшего на горе и даже обретшего известность?
«Знаменитая каменная церковь и знаменитый монастырь», огражденный каменной стеной, несомненно подтверждают место и значение обители в духовной жизни местных жителей.
К величайшему сожалению, подробное описание чудесного явления, кроме ссылки на его древность, не содержит указания на какую-либо дату.
Однако документальные источники дают нам возможность косвенно определить ее, соотнеся происшедшее событие с описанием его в книге «Гора Почаевская», изданной в 1772 году, т. е. при униатах. Если признать достоверность этого источника, то можно утверждать, что чудо произошло в том же 1240 году или несколько (ненамного) раньше, т. е. промыслительно совпало со страшным бедствием, навалившимся на Русь.
Очевидно, как это случалось неоднократно ранее и позже описанного эпизода, Пресвятая Владычица Богородица Своим явлением укрепила местных жителей непосредственно перед лицом неисчислимых скорбей, и, - как ни смело выглядит это допущение, - укрыла Своим омофором чудом спасенный от разорения, постигшего практически всю Русь, кусочек ее святой земли, насельники которой ревностно хранили Православие…
Возможно, явление Богородицы в столпе огненном было грозным предвестием неисчислимых бедствий и означало грядущие великие нестроения, от которых должна была чрезвычайно пострадать Святая Русь, распявшись на кресте творимых иноверцами беззаконий, чтобы впоследствии возродиться из пепла, очиститься и по святому заступлению Владычицы, восстать в дивной красе, едва исполнятся сроки.
Ибо и Сама Богородица – это Нечаянная радость Непобедимой Победы, Неопалимая Купина, ярко горящая, но не сгорающая в сонме неизбывных скорбей и вселенских потрясений…
А.Ф. Хойнацкий, в частности, по вопросу хронологии чудесного явления отмечает, что произошло оно «по древним сказаниям именно в XIII веке, по свидетельству «Горы Почаевской» в 1240 году, а по сообщению Голятовского в 1261 году»(9).
Еще раз обратим внимание на упоминание в документе о существовании в это время «каменной церкви» и «знаменитого монастыря», что, безусловно, неопровержимо свидетельствует о присутствии здесь монахов еще в докиевский период.
История края полностью подтверждает подобные допущения.
Если пристально вглядеться в глубь веков, то легко увидеть, что вслед за просветившими эти края в древнейшие докиевские времена святыми братьями Кириллом и Мефодием, апостольская деятельность которых охватила значительное пространство, населенное славянскими народами и простирающееся до низовий рек Буга и Стыри, сюда из разных градов и весей явилось множество подвижников. Все они стремились угодить Господу, самоотверженно распиная свою плоть и истово проповедуя Слово Божие.
Летописные источники позволяют провести исторические параллели, свидетельствуя, что и в богоспасаемом граде Киеве, оказавшем весьма существенное влияние на исторические судьбы этого региона, раннехристианские общины существовали еще задолго до официального принятия истинной веры святым равноапостольным князем Владимиром и даже до крещения святой княгини Ольги. Об этом красноречиво свидетельствуют, к примеру, существование еще в языческий период древнейшей церкви, освященной во имя пророка Божия Илии, расположенной на месте Крещения Руси в 988 году, имена князей Аскольда и Дира, и, наконец, самого апостола Андрея Первозванного.
Следовательно, были не только византийские, но и другие источники христианства.
Если быть исторически точным, то легко увидеть, что на Волыни одним из таких источников была не только и не столько могучая Византия, как незначительная по размерам Паннония, где святые братия просветили моравских князей Ростислава, Святополка и Коцела, обучив их и близких им по духу людей слову Божию. Проповеданные ими Божественные глаголы впервые прозвучали на доступном широким слоям населения славянском языке, что сделало их близкими и понятными народу, населявшему эти земли. И народ с превеликой радостью принял их.
Святые братия рукополагали многих пресвитеров, направляя их впоследствии на проповедь слова Божия в разные концы славянских земель. Согласно древним сказаниям, один из таких проповедников, имя, которого, к величайшему сожалению, не сохранилось, просветил светом учения Христова обитателей Галинины и Подолья вплоть до реки Ушицы.
О великой значимости апостольской проповеди Кирилла и Мефодия, нашедшей в этих краях чрезвычайно благодатную почву и широко распространившейся, преподобный Нестор-летописец, в частности, свидетельствует:
« И ради быша словены, слышащие величие Божие своим языком».
Когда в конце IX века Моравское государство было окончательно разрушено, значительная часть моравских христиан вынуждена была рассеяться, ассимилировавшись на соседних землях, среди которых, по всей вероятности, была и Волынь. Косвенным доказательством подобного влияния на Волынские земли является, на наш взгляд, также и то, что на всем обширном пространстве этих земель чрезвычайно распространено почитание святого великомученика Димитрия Солунского, исторически не связанного с этим регионом, однако, вне всяких сомнений, глубоко чтимого его земляками, Солунскими братиями Кириллом и Мефодием.
Допущение, что Православная вера, проповедники которой нашли для себя приют в недрах покрытой густой растительностью и изобилующей пещерами Почаевской горе, пришла на юг Волыни непосредственно из Моравии, является вполне вероятным.
Ряд церковных историков, в частности, преосвященный Иннокентий, предполагает, что монашество в его первоначальной форме келиотства появилось на Волыни раньше, чем в Киеве. К этому утверждению нельзя отнестись не критически, потому что неоспоримо доказано греческое влияние на Киев дохристианского периода, а обретенные не так давно Зверинецкие пещеры не исключают возможности пребывания в них иноков-келиотов задолго до официальной христианизации Киевской Руси.
Чтобы ни в чем не погрешить против истины, следует отметить, что названные нами летописные источники не упоминают конкретно древнюю землю Волынскую. Однако не вызывает никаких сомнений, что на этот регион, раскинувшийся на обширной территории и граничивший с епархией равноапостольного Мефодия по водным пределам Буга и Стыри, святые братья, а затем и их последователи, безусловно, распространили свое влияние, «рукоположила довольное количество священников», с помощью которых «всюду христианство по учению греческия Церкви основаху и утверждаху». О том, что им удалось довольно успешно просветить этот живописный край светом истинной веры, преподаваемой на доступном людям славянском языке, неоспоримо свидетельствует «образ церквей, иже сооружени быша в Силезии, Польше, России»(10).
Более того, Православная вера здесь обрела для себя благодатную почву и в силу ряда исторических причин утвердилась, несмотря на обстоятельства, не слишком для этого благоприятные, ибо на христианизованных усилиями учителей словенских землях довольно быстро утвердилось влияние всемогущего Рима.
Впоследствии, после блаженной кончины святых братьев ( в 869 году Кирилла, а спустя 16 лет, в 885 году, и Мефодия), в Чехии и Богемии, а затем в Польше, Хорватии, Далматии и других западнославянских странах, где достаточно сильным было влияние латинян, расхождения с которыми наметились еще задолго до официального разделения Церквей в 1054 году, богослужение по настоянию Папы римского со временем стало проводиться на латыни.
Влияние это распространилось столь широко, что избежать его, сохранив верность древним кафолическим традициям, удалось не многим.
В частности, лишь у южных и восточных славян, а также на значительной части Западной Руси, богослужебным языком остался славянский. Это произошло благодаря ревностным трудам и вдохновенным молитвам одного из ближайших учеников и последователей святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, благочестивого и богомудрого Климента, настойчиво продолжавшего великое дело, завещанное святыми братьями.
Когда ересь латинства получила широкое распространение, вполне вероятно, что некоторые из наиболее последовательных учеников святых братий, преследуемые немецкими епископами, могли бежать в пустынные леса на границе Волынских земель, где христиане продолжали славить Бога на родном языке и по православному обряду. Такое допущение вполне, кстати, могло обяснить появление первых монашеских поселений в покрытых лесами малодоступных предгорьях Карпат под Кременцем.
Очевидно, Сам Господь по Своей безграничной милости хранил эту землю от ересей, не давая погибнуть святому Православию и посылая живущим там людям благодатную помощь.
Чуть более века спустя, во времена княжения святого равноапостольного князя Владимира, не только принявшего христианство, но и окрестившего в истинную веру подвластные ему земли, из Болгарии явились на Русь и первые приглашенные князем проповедники, принесшие с собой богослужебные книги и славянскую грамоту как безценный дар учителей словенских. И одной из первых получила их земля Волынская, о которой благочестивый князь имел особое попечение.
В стольном граде Владимире-Волынском уже в 992 году была учреждена одна из древнейших епископских кафедр, история которой многоскорбна и многославна. Равноапостольный князь, просвещенный светом Православной веры, для укрепления в истинной вере живущих на этих землях людей, приказал основать при этой кафедре одно из наиболее известных впоследствии духовных училищ, построить соборы и храмы, о которых имел личное попечение.
О просветительской и апостольской деятельности князя Владимира на Волыни свидетельствуют неопровержимые исторические источники.
« Есть известие, - отмечает, в частности, выдающийся историк С. М. Соловьев, - что в 992 году он ходил с епископами на юго-запад, учил, крестил людей и в земле Червенской построил в свое имя город Владимир и деревянную церковь Богородицы» (11).
Со временем Владимир-Волынский милостию и благодатию Божией превратился в мощный и просвещенный центр Православия, сыгравший важную роль в духовной жизни западнорусской окраины. Самоотверженными усилиями святого равноапостольного князя Владимира, волею Промысла Божия отказавшегося от языческих заблуждений и ставшего апостолом Святой Руси, его неустанными попечениями были воздвигнуты первые христианские храмы на Волыни, многие из которых сохранились до наших дней. К их числу следует отнести прекрасный каменный храм во имя Успения Божией Матери в городе Владимире-Волынском, церковь, получившую название Васильевской, сооруженную там же, буквально за один день, в честь победы над поляками, знаменитый Зимненский монастырь, где по сей день хранится древнейшая Православная святыня – Чудотворная икона Зимненской Божией Матери, которой Константинопольский Патриарх благословил царевну Анну на брак с князем Владимиром, а также Васильевский храм в Овруче и Свято-Димитриевский в Луцке.
Заботясь о духовном образовании своего народа, князь Владимир не только строил храмы, но и обустраивал при них приходские училища, в которых «повеле дети отимати у нарочитых людей и учити грамоте» (12).
В летописных источниках отмечается, что, разделив Святую Русь на уделы в наследие своим сыновьям, каждому из них он дал духовного наставника, который должен был заботиться об их спасении. Летописи отмечают, что благочестивый и мудрый князь, преодолевший языческие заблуждения и ставший апостолом Святой Руси, « посла с ними священники, заповедая сыном своим, да кождо по области своей повелевает учити и крестити людей и церкви ставити; еже и бысть» (13).
Своим детям этот истинно великий князь в качестве завещания оставил мудрый завет жить в мире и благочестии, не поддерживая междоусобицы, которому они, к сожалению, не последовали.
Память святого равноапостольного князя Владимира, установленная в день его блаженной кончины 15(28) июля, на Волынской земле почитают особенно ревностно.
Как видим, даже самый беглый анализ событий, происходивших в раннехристианские времена на Волыни, просвещенной светом истинной веры ранее, чем Киев, несомненно свидетельствует, что в силу ряда перечисленных выше обстоятельств, здесь были созданы достаточно благоприятные условия для распространения христианского вероучения на доступном местным жителям славянском языке. Обстоятельство это привело к подлинному расцвету культуры древнего края, а также способствовало развитию письменности, архитектуры, иконописи, носивших в древности преимущественно духовный характер.
Отметив высокий уровень духовности народов Святой Руси, естественно предположить, что практически одновременно с принятием истинной веры у некоторых особенно ревностных христиан появилось и благочестивое стремление ступить на узкий и тесный путь крестоношения, добровольно приняв «образ злострадания и долготерпения» (Иак.5,10), и, уподобившись небожителям, принять лик ангельский. Этому способствовали тесные связи с восточным христианством, с одной стороны, и благотворное влияние деятельности моравских братий, с другой.
Таким образом, исторически сложившиеся условия, за которыми стоял непостижимый Божественный Промысл, неизбежно привели к тому, что на заре истории великого народа, принявшего христианство, именно здесь было суждено просиять славным подвижникам, одолевшим смерть, « в пении, бдении и пощении» прославляя в Троице единого Бога - Отца, Сына, и Святого Духа.
Поэтому вполне вероятным и убедительным звучит утверждение ряда церковных историков, что уже тогда в недрах святой горы Почаевской или какой-либо соседствующей с ней, окруженной лесами и достаточно уединенной, появилось одно из первых иноческих поселений, ставшее своеобразной предтечей великой Лавры, возникшей много веков спустя. Иноки жили уединенно и молились келейно, поэтому какие-либо летописные источники, подтверждающие существование обители, отсутствуют. Однако подвиги безвестных отшельников, их святые имена запечатлены на Небесных скрижалях, ибо «не может укрыться град, на верху горы стоящий (Мф 5,14.)
Самоотверженные труды и теплые молитвы иноков-пустынножителей были услышаны на Небесах: Господь даровал этому месту особую благодать, не преходящую с течением времени. Воистину, « ничтоже покровенно есть, еже не открыется: и тайно, еже не разумеется» (Лк.12,2).
Спустя века именно здесь, в намоленном месте, сформируется крепкая монашеская община, просияют подвигами поста и молитвы преподобные, имена которых лишь Бог весть, и Сама Владычица Богородица благословит пещерную обитель Своим чудесным явлением в столпе огня, оставив в знак сугубой милости след дивной Цельбоносной стопы, из которой истечет живоносный источник, исцеляющий «всяк недуг и всякую болезнь» (Мф. 10, 1)… Разве это не является подлинным воплощением Божественной любви, самым что ни на есть настоящим чудом?
И все-таки, если вдуматься, то самое великое чудо было сотворено уже изначально, и состояло, прежде всего, в том, что Сам Господь через Свою Пречистую Матерь указал место будущей обители и воздвиг человека, который стал ее основателем.
Удивительный факт: много веков назад в отмеченном сугубой благодатью месте, достаточно отдаленном от городов и торговых путей, поселились, сообразуясь с волей Божией, избранные для святого дела строительства обители скромные иноки. Возможно, они действительно пришли из далекой Моравии, спасаясь от преследований иноверцев и обретя новое отечество в недрах пещер под Почаевом, - тайну сокрыта от нас покровом времени…
Неоспоримо одно: эти неведомые миру труженики на Божественных пажитях, чьи сердца некогда возгорелись особой любовью ко Господу и к Его Пречистой Матери, были отнюдь не выдающимися полководцами, не знатными или именитыми людьми, славящимися древностью рода или сугубыми заслугами перед отечеством.
Непостижимому Божественному Промыслу было угодно принять не материальные вложения влиятельных князей или бояр, которые были для них вполне посильными, а  самоотверженный труд простых, смиренных иноков, согретый сердечной любовью. Поэтому до сих пор достоверно неизвестны имена тех, кто воздвиг святую обитель Почаевскую, и мы можем лишь предположительно называть их. Как и некогда ранее на Печерских горах, как примерно в то же время в Святогорской обители на востоке Руси, таинственным, непостижимым образом этой высокой участи сподобились именно смиренные иноки, которые «слезами, постом, молитвой, бдением» (14) вымолили особую милость Пречистой к необыкновенному древнему краю и скромной монашеской общине, основанной на братской любви.
Это обстоятельство чрезвычайной важности еще в большей мере роднит по духу таинственных первоначальников монашества на святой Волынской земле с суровыми подвижниками Киево-Печерскими, воссиявшими на духовном небосклоне как светила Небесные  «в труде и подвизе, во бдениях множицею, во алчбе и жажди, и в пощении многащи, в зиме и наготе» ( 2 Кор. 11,27).
Разумеется, « звезда звезде разнствует в славе».
 « Ина слава солнцу, ина луне, ина звездам», – неложно свидетельствует Апостол. О таинственном монастыре, начало которому было положено в недрах пещер, долгое время, возможно, никто не подозревал.
И все-таки думается, что не будет преувеличением сказать, что суровые аскетические подвиги невидимых миру подвижников благочестия еще в те незапамятные времена могли положить начало славной обители, малоизвестной вначале, и лишь спустя века воссиявшей неизреченным светом подлинной духовности и благочестия, напитав ее благодатными токами истинной веры, неиссякаемой надежды и непреходящей любви.
«Первые насельники горы Почаевской, - отмечает А. Ф Хойнацкий, - с одной стороны вследствие своего пустынного положения на дикой горе, а еще более потому, что сами они по преимуществу вышли из числа Киево-Печерских иноков, спасавшихся в затворе, так как затворническая жизнь, по свидетельству истории, была главной формой жизни Печерских угодников первой половины XIII века, вели сначала жизнь пустынную, затворническую, подвизаясь вдали от взоров человеческих в местных природных скалистых пещерах избранной Святой Горы. Само собой разумеется, что при этих обстоятельствах, как самим этим блаженным подвижникам мало было дела до других, так и окружающие их жители не много могли иметь сведений об их жизни и деятельности, а тем более об их происхождении. От того ни особенных документов, ни определенных сказаний о первоначальном основании, равно как и положении и устройстве Почаевской обители собственно и не могло сохраниться»(15 ).
Сколько легенд, преданий и песен о Почаеве сохранила народная память! Именно здесь произошло дивное явление Богородицы в столпе огня и запечатлелся отпечаток Цельбоносной стопы. Здесь сотворила себе обитель Владычица, явленная в чудотворном образе Почаевской Богоматери. Воплощенным чудом, подтверждающим явное заступничество Богородицы, стало то, что в тяжелое, бедственное для Православия время, когда Волынь страдала под бременем позорной унии, Господь дивными путями сохранил, а впоследствии еще более возвысил Почаевскую обитель, прославляя ее все новыми и новыми чудотворениями, даруя ей все новые и новые святыни. Сбылись слова Святого Евангелия: «иже приемлет мене, приемлет пославшего мя» (Мф.10,40).
Славные и драматические страницы становления Почаевской Лавры включают события, происходившие здесь на протяжении многовековой истории и навеки запечатленные на скрижалях Вечности. Это и стремительный взлет духовности, и мерзость запустения в период временного порабощения иноверцами, и последовавшее затем возвращение в лоно истинной Церкви ради страждущих под игом латинства и унии верных, и мужественное исповедничество в богоборческий период, и современная мощь и благолепие обители – истинного ковчега спасения...
Воистину, замечательна история одного из древнейших монастырей нашего Отечества, находящегося в его юго-западных пределах и издревле служившего центром религиозной жизни на Западе и оплотом Православия против латино-униатства.
Не менее замечательны и святыни Почаевские, ради которых и притекают сюда многочисленные поклонники не только со всех уголков нашей страны, но и из ближнего и дальнего зарубежья.
К ним относится, прежде всего, дивный, не имеющий аналогов нигде более, след Цельбоносной Стопы Пречистой и Преблагословенной Владычицы нашей Богородицы, находящийся на вершине горы, где, согласно древнему преданию, Она явилась в столпе огненном.
Подобно тому, как святая гора Елеон запечатлела иатериализованный знак Божественного Вознесения в следе от Пречистых стоп Господа нашего Иисуса Христа, святая Почаевская гора воплотила в цельбоносной стопе таинственное явление Приснодевы, отчего и не зарастают сюда паломнические тропы.
И по сей день источается из него святая многоцелебная вода, текущая, вопреки всем законам природы, не вниз, а вверх, к пещерному своду, где на глубине шести метров чудесным образом проплавился этот необыкновенный след, свидетельствующий об истинности предания и неоскудевающей благодати Божией. Правда, по грехам нашим воды становится все меньше и меньше, но, возможно, настанет час, когда покаяние превысит прегрешения, и она вновь польется неиссякаемым потоком, утоляя духовную и телесную жажду и даруя всем, припадающим к стопам Пречистой, неумирающую надежду…
Спустя несколько веков, в тяжелые для Православия годы, когда повсеместно насаждалась совершенно чуждая народу уния, к славным святыням дивной православной обители прибавилась еще одна. Ею стала Чудотворная икона Божией Матери, подаренная христолюбивой помещице Анне Ерофеевне Гойской святителем Неофитом Эллином, исполняющая дивным нетварным светом души и сердца притекающих к ней людей, чающих вразумления и исцеления.
Как знамение сугубой милости ко всем страждущим, дивная Икона эта дарует благодатную помощь всем, кто в ней нуждается, и поток чудотворений не иссякает со временем. Как и три столетия назад, привлекает она многочисленных поклонников, никто из которых не уходит неутешенным. И думается, что так будет до скончания века…
Но и на этом милости Божии, щедрым потоком изливаемые на благословенную обитель, не прекратились.
Так, величайшим событием в истории обители стало обретение святых многоцелебных мощей преподобного Иова, игумена и чудотворца Почаевского, молитвенника и аскета, ревностного защитника Православия, на котором почила сугубая благодать Божия. Из жития этого великого подвижника известно, что уже в его земной жизни ему сослужили Ангелы. В мрачный период разгула униатских безаконий он мужественно боролся против латинской ереси, обличал богопротивную унию, возвращал в лоно истинной Церкви заблудших, занимался книгопечатанием.
В наши дни, как и прежде, у его святых мощей происходят многочисленные исцеления, свидетельствующие о неоскудевающем милосердии Божием.
И уже совсем недавно, на заре ХХI века, в Почаеве были обретены и установлены для поклонения святые мощи исповедника последних времен, преподобного Амфилохия, в мрачный период воинствующего атеизма посланного Господом для укрепления и врачевания немощных человеческих душ. Перейдя из скудной земной юдоли в Небесные обители, он все так же подает страждущим благодатную помощь, о чем свидетельствуют многочисленные исцеления, происходящие как на месте его погребения, так и у святых мощей.
Но и это еще не все.
Есть много предсказаний, согласно которым со временем будут обретены мощи дивных Почаевских старцев, мирно почивающих на монашеском кладбище. Когда исполнятся сроки, их высокая духовная жизнь и многочисленные случаи помощи, оказываемой их святыми молитвами в земной жизни, станут достоянием гласности и получат достойную оценку в трудах исследователей. Но уже и сейчас очевидно, что к могилкам их не зарастают тропы верных поклонников…
В ознаменование сугубой значимости обители и величайшей святости ее реликвий,  Почаевский монастырь, по древности уступающий только Киево-Печерской Лавре, в 1833 году решением Святейшего Синода Русской Православной Церкви по праву получил почетный статус Лавры. Таким образом была начата новая страница в его жизни
Что же стояло у истоков этой необыкновенной обители? Что обусловило ее непреходящую славу?
На эти вопросы мы и попытаемся ответить в следующей главе.

  У благодатных истоков

Грешных душ наших дан во спасенье
В мире тленном высокий Покров,
Чтоб под благостной светлой сенью
Обрели мы приют и любовь.
Здесь Фавор и святая Голгофа.
Пряча в сердце печаль и стыд,
С ног усталых снимаем обувь,
Чтоб на землю святую ступить.

Кому из смертных открыты тайны Домостроительства Божия? Кто из их может с чистым сердцем сказать, что познал Промысл Творца? Часто лишь по прошествии времени мы постигаем закономерность событий и явлений, свидетелями которых неоднократно являлись, осознаем их масштабы и величие.
В истории Церкви так уже бывало неоднократно: Господь первоначально приоткрывал завесу неведомого, заранее некими чудесными явлениями указывая место, на котором должна воссиять Его непреходящая слава. Спустя некоторое время сюда, под благодатный Покров, приходили иноки, сначала один-два, затем их становилось все больше и больше. Не сразу обитель восставала во всем величии: грядущей славе предшествовал период невидимых миру подвигов, самоотверженных трудов и вдохновенных молитв.
 Не будет поэтической гиперболой утверждение, что, как правило, на землях Святой Руси вначале начинало биться подземное сердце обителей, сокрытых от посторонних глаз в темных и тесных пещерах, где спасались молитвенники и постники, распиная свою плоть ради Христа и Евангелия. Затем, спустя некоторое время, волею и милостию Божией воздвигались вымоленные подвижниками наземные храмы – отблеск Небесной Славы Господа.
Такими в домонгольский период были первые десятилетия существования прославленной Киево-Печерской обители, Михайловского Златоверхого, Зверинецкого, Кирилловского, Межигорского, Гнилецкого и многих других монастырей, история которых тщательно исследовалась и фиксировалась.
Аналогичным образом вполне могла развиваться история  Почаевского монастыря, первоначальные следы которого, по словам известнейшего духовного писателя А.Н. Муравьева, следует искать «не на высоте скалы», а в глубине сокрытых в ней древних пещер, где и зарождалась иноческая жизнь.
 Впрочем, начало иноческих поселений теряется в пыли веков, и, пытаясь что-либо представить, мы вступаем в шаткую область предположений, не подкрепленных документальными источниками. Единственным достоверным событием, зафиксированным в летописных сведениях и имеющим непосредственное отношение к началу монашеской жизни в этой местности, является ранее упомянутый нами печально известный факт сожжения Киева в 1240-м году, приведший к естественной миграции пещерножителей разоренной Печерской обители, в глубь Галицко-Волынских земель.
Справедливости ради нужно отметить, что Волынь пострадала от нашествия не менее, чем Киев, и «не бе на Владимире не остал живый, Церковь Святой Богородицы исполнена трупья, иные церкви наполнена быша трупья и телес мертвых» (16).
Однако в окрестностях Кременца, т. е. в непосредственной близости к теперешнему Почаеву, татары неожиданно натолкнулись на мощное сопротивление и, несмотря на прилагаемые усилия, так и не смогли пройти дальше. В итоге им довелось удовлетвориться тем, что завоеватели полностью «опустошили Галицкую землю, часть Польши и Венгрию», а затем вынуждены были вернуться на восток, « разорив по пути северо-западную Волынь»(17).
Факт, не поддающийся объяснению с точки зрения логики и здравого смысла. Опустошительным ураганом пронесясь над землями Великой Святой Руси, состоявшей в то время из множества удельных княжеств, испепелив и опустошив мощно укрепленные города, жестокие кочевники отступили именно здесь, под Кременцем, так и не овладев крошечным клочком земли, стратегически важным для них. Не было ли это столь явное чудо еще одним знамением особой милости Божией к этому месту, указанием на его особую святость? И не Сама ли Владычица, как это происходило неоднократно впоследствии, Своим омофором укрыла эту благословенную землю, тем самым сделав ее недоступной, возможно, даже невидимой для завоевателей?
Отголоски этого смелого, однако не лишенного достоверности предположения, по всей вероятности, сокрыты в народных легендах, издревле приписывающих этой местности особую святость. Невидимый знак избранничества, быть может, таинственно приокрыт и в возникшем народном предании о том, что здесь, в этой местности, некогда «поча( начала) Діва творити чудеса”. И как знать, не Сам ли Господь указал спасавшимся от монголо-татарского нашествия Киево-Печерским инокам, вынужденным покинуть намоленные стены родной обители, путь на юго-запад, в глубь лесного холмистого края, где их не могли потревожить жестокие завоеватели и где они обрели сомолитвенников и соподвижников, находившихся здесь ранее… Не руководствовались ли черноризцы при своем печальном исходе с земли Киевской какими-то особыми знамениями, поселившись именно здесь, в местности, таинственным образом указанной им свыше?
Прощаясь с родной землей, они навсегда уносили в своих сердцах глубокую тоску по любезному их боголюбивым сердцам дивному граду – Матери городов Русских, колыбели Православия. Тосковали они и по монастырю, постриженниками которого являлись, навсегда сохраняя память об удивительной земле, где впервые на Руси зажглась монашеская лампада; и по древним иноческим уставам, прочно вошедшим в их плоть и кровь, и по братии, затерявшейся в рассеянии, как гонимые ветром песчинки.
Естественно, на пути следования они присматривались к окружающим ландшафтам и, вслушиваясь в голос своего сердца, пытались найти местность, которая хотя бы отдаленно напоминала родную гору Печерскую, в недрах которой они вновь смогли бы предаться подвигу уединенной молитвы, вкусить сладость исихии - священного безмолвия…
Это святое недовольство жизнью, сокровенная, спрятанная в глубине сердца мечта о заоблачном родном крае, пока еще недоступном, куда всеми силами рвется душа, стесняемая рамками повседневности, и привели их некогда к монашеству, ибо они понимали: подлинная, ненарушимая радость здесь, на грешной земле, недоступна, недостижима вне Бога, «Кто Един убожит и богатит, смиряет и возвышает» (1 Царств,2,7).
Такие перемещения, как уже отмечалось выше, совершались не впервые. Какая-то непостижимая сила влекла подвижников в эти края, и они, промыслительно поселяясь здесь, основывали обители, закладывали храмы, учреждали кафедры.
Так, еще задолго до трагедии, отбросившей Русь на многие века назад, в 1060-м году, Волынские земли посетил первый Печерский игумен Варлаам, сын богатого воеводы князя Изяслава, Яна Вышаты, презревший знатность и богатство своего рода и принявший монашеский постриг. Обстоятельства его паломничества, правда, были весьма драматическими, ибо им предшествовало изгнание из обители, происшедшее по непонятной причине. Однако очевидно, что утешительные скорби Господь послал подвижнику промыслительно, дабы испытать его ради грядущей славы. На пути следования игумен Варлаам, согласно преданию, основал один из благодатнейших монастырей – Корецкий, заложив тем самым основы православных традиций на этой земле, далеко на запад отстоящей от Киева. Когда завершилось время его земных станствий, первый Печерский игумен с миром почил в Святогорском монастыре на Волыни, оставив завещание похоронить его в милой сердцу Печерской обители, где и до сегодняшнего дня почивают его святые мощи, глубоко почитаемые прихожанами и многочисленными паломниками.
Преемственные связи Киево-Печерских иноков с Волынским краем прочны и незыблемы. Они заложены на прочном фундаменте святого Православия и не разрушились со временем. Немаловажным, на наш взгляд, является также тот факт, что на протяжении  нескольких лет пребывал на Волыни, воплощая всю полноту духовной власти, и другой Печерский игумен, - Стефан, в 1090-м году поставленный на епископскую кафедру во Владимире-Волынском и за недолгие годы святительских трудов прославившийся примерной ревностью и строгим благочестием. По свидетельству преподобного Нестора-летописца, святитель « многие добродетели на успех словесному ея стаду сотворил, их же ради обретеся достоин неувядаемого славы венца, его же от начала лет своих именем своим знаменова» (18).
Скончавшись 27 апреля 1094 года, он был погребен в Волынской земле и в назначенный Господом срок прославлен Православной Церковью.
Свято чтит православный народ Волыни и память самого преподобного Нестора-летописца, посвятившего этой благословенной земле немало трудов и молитв. Побывав в 1097 году во Владимире-Волынском, втором после Киева центре общественно-политической и духовной жизни, «смотрения ради училищ и поставления учителей», он подробно ознакомился с Волынской летописью и, заинтересовавшись ею, включил в состав «Повести Временных Лет» - древнейшего летописного свода. Поступив таким образом, преподобный Нестор стал одним из первых летописцев этого благословенного края, документально засвидетельствовав не только его величайшую древность, но и глубокие православные корни, которые привели к расцвету здесь древней кафолической веры, что впоследствии проявилось в благочестивом стремлении многих христиан принять монашество. В частности, как отмечалось выше, сохранились летописные свидетельства о существовании в этих краях монашеских обителей еще до официального Крещения Руси
Постриженником Печерской обители был, по свидетельству святителя Филарета (Гумилевского), и другой Волынский святитель – Амфилохий Печерский, пребывавший на Волынской кафедре с 1105 по 1122 годы вплоть до блаженной кончины. Согласно скудным летописным сведениям, он привнес в церковную жизнь суровый аскетический дух пещерножительства и даже преставился в пещере (19), что вполне соответствовало его внутреннему устроению и было достойным завершением достохвального жития архипастыря. Разумеется, он должен был знать о монашеских общинах, возникавших в лесных дебрях и горных недрах, и всячески поддерживать их.
Сугубо следует отметить пребывание на Волынской земле сына благочестивого Черниговского князя Давида Святославовича, преподобного Николы Святоши, в бытность его князем Луцким. Его княжение, по попущению Божию, было отнюдь не безоблачным, ибо управлял он своими землями, сообразуясь с твердыми христианскими убеждениями, и восстановил против себя множество людей, не разделявших их. Это вынудило его после долгих мытарств вернуться в Чернигов, не поступившись в жестокой борьбе за власть христианскими принципами. Очевидно, в этом был особый промыслительный смысл, потому что впоследствии благочестивый князь, начисто лишенный честолюбивых помыслов, оставил свой удел и постригся в Киево-Печерские иноки. Блаженная кончина преподобного произошла 14(27) октября 1143 года. Его святые мощи обрели вечное пристанище под сводами Ближних Пещер Великой Лавры, а житие стало примером для подражания благочестивым людям, подчиненным ему, и всем, кто имел с ним общение, а также многим поколениям его духовных последователей.
В сонме Киево-Печерских святых, прославивших Волынскую землю, следует отметить также и преподобного Нифонта, епископа Новгородского, некогда пребывавшего игуменом Святогорского Волынского монастыря, где он, вне всяких сомнений, прививал монастырской братии высокие аскетические традиции, унаследованные им в Печерской обители.
Как видим, преемственная связь между Киево-Печерскими иноками и православными монахами Волынской земли существовала с незапамятных времен. Да иначе и не могло быть, ведь Печерская обитель навсегда стала священным оплотом монашества, хранительницей духовной культуры и рассадником Православия на необъятных просторах Святой Руси.
Прекрасно знавший специфику этого края протоиерей А. Ф. Хойнацкий, выросший на этой земле и сохранивший любовь к ней до конца дней, в своих трудах, посвященных Почаевской Лавре, неоднократно отмечал, что «дорога на Волынь из Киева, и, в частности, из Киево-Печерской Лавры давно уже была проторена самими Киево-печерскими иноками, из коих одни были посвящаемы во епископов Владимиро-Волынских, - другие в том же сане оканчивали свою жизнь в Киево-Печерской Лавре… Кто знает, не те ли блаженные архипастыри сами первоначально и познакомили своих Печерских собратий с Горою Почаевскою, которая уже в то время находилась в пределах их Епархий, и как по своему уединенному положению, так и по особенностям прелестной местности, несомненно была известна Владыкам Волынским? А может быть, они сами указали Печерским отцам туда и дорогу, каковою потом и воспользовались некоторые из них, ища спасения на Святой Горе от ига монгольского»(20).
Воистину, «во всю землю изыде вещание их, и во всю Вселенную глаголы их»( Пс.18,5)!
Легендарный Почаев одним из первых принял благословение Печерской обители, унаследовав традиции пещерножительства и строгий дух затворничества славных Печерских иноков. Память об этом хранят суровые своды пещер, находящихся в непосредственной близости от фундамента Успенского собора, обустроенная на самом нижнем уровне «пещерная» церковь, освященная во имя преподобных Антония и Феодосия, особо почитаемых в обители. А народная молва и по сей день связывает Киев и Почаев таинственными подземными коммуникациями, заботливо сокрытыми от человеческих глаз. С древних времен существует не лишенное глубокого внутреннего смысла предание о существовании таинственного подземного хода между двумя древними обителями, посредством которого осуществлялись скрытые от любопытных глаз перемещения иноков на дальние расстояния. Бывалые люди, наделенные богатым воображением, утверждали даже, что быстроногий заяц, закрытый в Почаевских подземельях, не пропадет, довольно легко найдя выход на поверхность уже на Киевской земле. Конечно, все эти рассказы, скорее всего, являются плодом человеческого воображения, однако наличие прочной связи между Киевом и Волынским краем, существовавшей много веков, несомненно, и отголоски этой связи явственно прослеживаются в них.
Разумеется, нет ничего удивительного в том, что и сам факт основания Почаевской Лавры многие исследователи соотносят с житием и подвигами Киево-Печерских иноков, - было бы более странным, если бы это не происходило. Однако, несмотря на чрезвычайную убедительность гипотезы о Киевском происхождении  Почаевского монастыря, которая, безусловно, не лишена основания, следует учесть и некоторые другие обстоятельства, о которых свидетельствует ряд изустных и даже письменных источников.
Если мы внимательно ознакомимся с ними, то допущение, что еще до 1240 года в суровых недрах Почаевской горы жили иноки, стремившиеся подражать насельникам святой горы Афон и Киево-Печерским пещерножителям, не только не будет казаться слишком дерзостным, но и обретет документальное подтверждение.
При изучении этих документов следует, однако, учесть одно немаловажное обстоятельство.
Уходя из мира, иноки разрывали с ним всяческую связь, умирали для него, распиная свою бренную плоть аскетическими подвигами. Разумеется, они совершенно не стремились каким бы то ни было образом привлекать к себе внимание, живя преимущественно в глубоком уединении и тщательно скрывая сугубые труды и молитвы, «спасаясь в затворе, вели сначала жизнь пустынную, затворническую, подвизаясь вдали от взоров человеческих в местных природных скалистых пещерах избранной Святой Горы».
Скорее всего, ни сами подвижники, ни окружающие их местные жители не стремились к взаимному общению и толком ничего друг о друге не знали. Спасаясь в отдельных келиях, монахи почти не общались даже с подобными им пещерножителями. Каждый из них руководствовался своим уставом, сообразуясь с личным духовным опытом и тем благословением, которое он получил от духовника. Следовательно, роль игумена, если таковой и был, минимизировалась: иноки-пещерножители вполне могли нести свой подвиг и без игумена, обязательного в общежительных монастырях, где единый для всех устав объединял братию.
В силу сокровенности таковых подвигов, у обитателей пещерной обители, разумеется, не могло быть и своего бытописателя, подобного Нестору-летописцу, поэтому и сведения об их пребывании в этих подземных жилищах практически отсутствуют.
Немыми свидетелями их подвигов, сокрытых от людских глаз, могли стать лишь темные недра гор да величественная природа этого пустынного края. Даже сами имена подвижников лишь единый Бог весть.
Как знать, не была ли Небесной Игуменьей таинственной обители Сама Владычица, издревле возлюбившая этот благословенный край и отметившая его Своим сугубым покровительством?
Дерзнем все-таки, помолясь, слегка приподнять плотную завесу времени и неупрежденным взглядом заглянуть за нее.

Монастырь-скит и его легендарный основатель.Значение деятельности преподобного Мефодия Почаевского в утвержденш Православия. Приход в обитель Киево-Печерских иноков.

Мира тлен,
страстей порывы дерзких,
Заменяя бденьем и постом,
Осенил монах Мефодий эту местность
Светлым искупительным  Крестом.
От святых монашества истоков,
Он проделал многотрудный путь,
Чтоб в назначенные Богом сроки
Основать здесь Православия приют.
В тесноте пещер,
               от глаз сокрытый,
Им заложен монастырский скит,
Чтобы мир таинственной молитвою
От бесовских козней защитить.
Купиной горит и не сгорает
В Богом освященном дивном крае
Солнце Православия, - Почаев -
Благодатная земля святая.

Реальных исторических документов, позволяющих определить время возникновения  Почаевского монастыря, история не сохранила. Однако неуничтожимой памятью о далеких и славных временах, навсегда запечатленных на скрижалях Вечности, был воскрешен из небытия и явился миру чудесным образом уцелевший под обломками веков сокрытый под спудом пещерный монастырь, основанный много веков назад. Отголоски древних легенд, сказания, списки старинных рукописей, хоть и в искаженном виде, на польском, а не исконном славянском языке, но все-таки дошедшие до нас обрывки поврежденных исторических документов позволяют предположить возможность существования в этом крае некоего древнего монастыря домонгольского периода, основанного в незапамятные времена, еще до прихода Киево-Печерских иноков.
К числу источников, подлинность которых с некоторыми оговорками все же может быть признана, следует отнести вышеназванные рукописи, написанные на польском языке под названием «Монастырь-скит», сохранившиеся непостижимым образом и дошедшие до нас в списке 1732 года, т.е. с правкой, произведенной униатами. Это творение неизвестного автора датирует начало монашеской жизни на горах Почаевских 1213 годом и связывает его с афонским монахом Мефодием. Удивительное совпадение(а может, и закономерность) можно заметить в том, что имя легендарного основателя монастыря-скита совпадает с именем просветителя этого древнего края. Это дает дополнительную информацию к размышлению и косвенно подтверждает подлинность рукописи.
1213 год в исторических документах упоминается неоднократно. Так, указание именно этой даты содержится в акте, в соответствии с которым воевода Михаил Центер и его супруга Елена милостиво даруют  Почаевскому монастырю десять волоков земли и хутор Комнату. К сожалению, протоиерей Троепольский, приводящий этот факт(21), не указывает на источник, из которого он черпал информацию, и это позволяет поставить ее под сомнение. Однако хутор Комната существовал в действительности, и впоследствии Почаевские иноки неоднократно судились с соседними помещиками за Комнатский лес.
В зависимости от нашего внутреннего расположения, поскольку оригинал рукописи не сохранился и не исключена возможность всякого рода подделок и фальсификаций, мы должны либо начисто отвергнуть, либо безоговорочно принять на веру факт существования с незапамятных времен некоего монастыря-скита, расположенного в непосредственной близости от Почаевской горы или в ее недрах. Именно здесь в суровых аскетических условиях подвизались иноки. Сопоставляя текст списка с имеющими хождение легендами, содержание которых уже знакомо читателям, можно проследить между ними некую логическую цепь. Если недостающие в этой цепи звенья восполнить при помощи воображения, то можно предположить, что основателем этого скита, вымолившим и окормлявшим его, и был приснопамятный монах Мефодий, упоминаемый в сказаниях.
По всей вероятности, некогда это был удивительный оазис Духа, на сакральных просторах которого видимым образом почила благодать Божия, ибо местность, на которой он был расположен, и сейчас все еще полыхает неугасимым духовным огнем, подобно неопалимой купине. вобрав в себя благодатную силу подвига поста и молитвы, добровольного отречения от суетных благ мира, погрязшего в тяжких грехах, специфический, освященный многовековыми традициями опыт строгой Православной аскезы, непостижимость таинственного Фаворского света, не зримого человеческими очами, но приоткрывшего свои тайны этим земным небожителям, глубокую и самоотверженную любовь их к своему Творцу.
Если, набравшись терпения, внимательно перечитать разрозненные свидетельства былой славы этой непостижимо таинственной обители, а затем, дав волю воображению, попытаться соединить их с изустными преданиями, то удастся достаточно убедительно представить, как и когда был основан древний пещерный монастырь. И когда картина прояснится, то из тумана забвения и безпамятства восстанет у его славных истоков величественная фигура легендарного монаха Мефодия, который преставился в 1228 году, т.е. более чем на десятилетие раньше, чем монголо-татары дотла сожгли Киев, плодотворно потрудившегося на ниве утверждения Православия на этой святой земле.
 Личность эта, при всей своей загадочности, имеет свои исторические очертания.
Так, известно, что на Волынь этот суровый воин Христов пришел со святой горы Афон, где ранее подвизался. Неведомы обстоятельства, склонившие его к такому перемещению, однако были они, очевидно, достаточно вескими: скорее всего, он получил на Афоне благословение возжечь монашескую лампаду на Юго-Западной Руси, подобно тому как в свое время преподобный Антоний был направлен по Небесному повелению в богоспасаемый град Киев, чтобы стать основателем обители, воссиявшей на духовном небосклоне как светило первой величины.
Как и преподобный Антоний, на Почаевскую почву монах Мефодий перенес суровые афонские традиции отшельничества и опыт пещерножительства. Как и преподобный Антоний, он выбрал место для храма и освятил его. Как и преподобного Антония, его благословила на подвиг строительства храма Сама Богородица.
Даже несмотря на отсутствие достоверных летописных источников, подтверждающих вышеупомянутые сведения, веским аргументом в пользу реальности личности преподобного Мефодия, на наш взгляд, является удивительная иконописная традиция, сложившаяся в Почаевской Лавре с древности, в соответствии с которой легендарный первоначальник монашества, житие которого относят к области преданий, изображается на иконах как реальное историческое лицо рядом с величайшим столпом Православия, преподобным Иовом, оставившим заметный след в жизни Церкви.
Вглядываясь в изображение этого духоносного подвижника, сохранившееся на старинных иконах, невольно проникаешься мыслью об абсолютной реальности его бытия.
Рукой неизвестного иконописца он, как отмечалось выше, запечатлен на фоне пещерной обители рядом с преподобным Иовом Почаевским, личностью исторической, окруженной величайшим почитанием. Вклад преподобного Иова в утверждение Православия невозможно переоценить, и то, что образ инока Мефодия находится на иконе в непосредственной близости от великого Почаевского игумена, не только делает неоспоримым фактом подлинность существования легендарного основателя монастыря-скита, но одновременно и указывает, что в народе он был окружен глубоким уважением.
Таким образом, совершенно очевидно подчеркивается не только историческая достоверность существования загадочного инока, жизнь которого стала воплощенной легендой, но и та выдающаяся роль, которая была сыграна им в основании обители, видимым образом проявившаяся в его духовном преемстве с преподобным Иовом Почаевским.
Своеобразным связующим звеном между преподобными являются очертания наземного храма, что свидетельствует о преемственности традиций, не прервавшихся после кончины Мефодия и достойно продолженных преподобным Иовом в новую историческую эпоху.
Совокупность вышеназванных фактов. прямых и косвенных, дает основания предполагать, что некий «монастырь-скит», основание которого связывают с именем преподобного Мефодия, к моменту прихода Киево-Печерских иноков уже действительно существовал и находился в непосредственной близости от святой Почаевской горы.
Выше отмечалось, что, в соответствии с преданиями, неисповедимые пути Божии привели подвижника в эти края со святой горы Афон, как некогда, следуя Господней воле, пришел в богоспасаемый град Киев инок Антоний.
На земле, ставшей ему второй родиной, первоначальнику Западнорусского монашества суждено было прожить много долгих и плодотворных лет, исполненных молитв и труда во славу Божию, основать, руководствуясь афонскими уставами, пустынножительную обитель, обрести признание и любовь окружающих и мирно отойти ко Господу в 1228 году в возрасте 137 лет, чтобы затем обрести подлинное безсмертие, будучи воспетым в легендах и сказаниях.
Если принять на веру эти предазания, то преподобного Мефодия можно назвать предтечей легендарной обители Почаевской, о существовании которой в те далекие времена практически не сохранилось никакой другой информации.
Степень их достоверности, разумеется, условна, однако в совокупности с другими косвенными источниками они вызывают доверие и некоторый интерес.
Используя известный исторический опыт пещерножительства, подробно описанный в духовной литературе( в частности, «Киево-Печерском патерике», «Афонском патерике», книгам, посвященным Зверинецким пещерам и пр.), попытаемся представить, какая судьба ожидала этот скит в дальнейшем.
Нетрудно допустить, что с течением времени некоторые из насельников скита, стремясь к безмолвию и сознательно заужая свой путь, могли покинуть его и поселиться в уединении в недрах тогда еще необжитой Почаевской горы. Такая практика неоднократно наблюдались на Святой горе Афон, откуда, собственно, и пришел инок Мефодий, привнесший, очевидно, афонские традиции на земли Западной Руси, и в Киево-Печерской обители, многие насельники которой подвизались на Волыни, о чем мы уже писали ранее.
Вспомним, как аналогичные процессы происходили и в Киево-Печерской обители, где преподобный Антоний, также имевший афонский опыт, при увеличении количества братии покинул свое обиталище и уединился на окраине села Берестова, где впоследствии вновь стали поселяться иноки и возникла вторая обитель ( Дальние и Ближние пещеры).
Примерно так же рассеивались, создавая новые обители, иноки и в древних Зверинецких пещерах.
А Гнилецкий пещерный монастырь в историческом урочище Церковщина возник благодаря тому, что туда, согласно преданию, преодолевая значительное расстояние, уходил от братии на время Великого поста преподобный Феодосий Печерский.
Следовательно, мы не погрешим против истины, соединив отнюдь не взаимоисключающие точки зрения на происхожденииие обители Почаевской, воздав должную дань благодарной памяти и преподобному Мефодию, создавшему древний «монастырь-скит», и Киево-Печерской братии, оказавшей значительное влияние на дальнейшее его развитие.
Попробуем обратить свой мысленный взор к тем незапамятным временам, когда местность эта была еще малоизвестной и практически необжитой, и войти таким образом в пространство описываемой эпохи.
Вне всяких сомнений, каждый, кто хотя бы раз побывал в окрестностях Почаева, навсегда запечатлел в своей памяти удивительную природу этого края, западающую в душу и поражающую воображение.
Даже в настоящее время возвышенность, на которой находится Почаевская Лавра, необычайно живописная и величественная, вызывает восхищение и благоговейный трепет, привлекая своей воистину Небесной красотой. Она видна издалека и буквально окрыляет усталых путников, стремящихся сюда на поклонение. Невооруженным глазом видно, что Божия благодать обрела здесь земное воплощение, благодаря чему сама природа этого необыкновенного края, - и земля, и Небо, и воздух, и горы, и долины, - все, что сотворено Божией Премудростию (Пс. 103), видимым образом славит своего Творца.
Позволив воображению представить, как выглядела эта местность в те давние времена, мы поймем, в каком дивном уголке происходили приснопамятные события. Склоны Почаевской горы тогда были густо укрыты зеленью, пурпуром и позолотой лесов, под кронами которых слышалось воистину райское пение птиц, взор радовали блестевшие на солнце живоносные источники вод, влекущие к себе диких зверей, свирепых и кротких, больших и малых. Не удивительно, что эта замечательная картина, являющаяся земным воплощением Небесной гармонии, непостижимым образом привлекшая сюда афонского монаха Мефодия, тронула его боголюбивое сердце и заставила остановиться на некоторое время для молитвы, воспользовавшись странноприимством местного обитателя Иоанна Туркула.
Туркул, искренне расположившись к пришельцу, ощутил к нему особое доверие и в простоте сердца рассказал о множестве чудесных явлений, происходивших в этом удивительном месте, свидетелем некоторых из которых сподобился быть он сам.
Просвещенному духом Мефодию тот час же открылся сокровенный смысл этих явлений, и он поведал о нем гостеприимному хозяину на доступном ему языке живописи.
Тепло помолившись Господу, он, использовав основание липы, очищенной от коры и уподобленной доске, чтобы начертать на ней образ Богородицы во всем Ее благолепии. Потрясенный Туркул тотчас же ощутил особый душевный трепет, узнав дивный облик Владычицы, некогда явившейся ему в тонком видении.
Не оставив своего нового друга в неведении о характере этого явления, показывая, что знает о происходящем, Мефодий одновременно прикровенно предсказал грядущую славу обители, которая должна была возникнуть здесь спустя некоторое время. Предвестниками славы этой обители и были происходившие постоянно чудеса, поражающие воображение местных жителей и привлекающие путешественников.
Однако должно было еще пройти некоторое время, ибо, как сказано в Екклезиасте, «всему свое время, и время всякой вещи под небом» (Еккл.3, 1) .
Когда Господь вновь призвал инока Мефодия продолжить прерванное путешествие, он, попрощавшись с гостеприимным хозяином, отправился в путь, благословив Иоанну Туркулу со временем последовать за ним, чтобы посетить святыни Востока и непременно побывать на Святой горе Афон.
К чести Туркула нужно сказать, что, увидев в этом благословении указующий перст Божий, он безоговорочно поверил своему гостю и, не колебаясь, отправился в долгий и неведомый путь на Святую Гору.
 Господь укрепил его в многотрудном подвиге и послал благополучный исход странствий: Туркул разыскал на Афоне своего таинственного гостя. Домой он вернулся уже не один: Всемогущий Промысл Божий указал святогорцу Мефодию, как некогда и Антонию Печерскому, место его новых подвигов.
Духом прозрел подвижник сугубое благоволение Богородицы к этому месту, и, согласуясь с всеблагой волей Божией, заложил здесь тот самый монастырь-скит, о котором шла речь в документе, составленном на польском языке.
После продолжительных молитвенных бдений, подтвердивших правильность выбора места, он осенил это место крестом и освятил его, тем самым положив начало пещерной церкви и монашеским келиям, ставшим немыми свидетелями аскетических подвигов иноков. И с тех пор потекла молитва, и стали приходить иноки, и воссияла слава Божия на сем благодатном месте. И Сама Владычица, явив величайшую милость, оказала им покровительство и помощь в обустройстве обители: для большинства невидимым образом, а для Своих избранников – видимо…
Преподобный Мефодий, являя истинный пример христианского благочестия, работал над обустройством обители наравне со строителями, воодушевляя их своим величайшим трудолюбием. Когда настало время освятить престол, то наитием Духа Святого освящена была обитель в честь Преображения Господня, как и та легендарная церковь на вершине горы Афон, где, согласно преданию, должна произойти последняя литургия при кончине мира...
Труды и молитвы подвижника не остались напрасными: после особо ревностных молитвенных бдений ему видимым образом явилась Сама Владычица, окруженная дивным сиянием…
Одновременно с ним, по обетованию Господню: «Блаженны чистые сердцем, яко тии Бога узрят» (Мф.5, 8 ), сподобился зреть необычайное явление и простец Иоанн Босой. Он-то и рассказал односельчанам об удивительном монахе, который удостоился сугубой милости не только видеть Владычицу, пребывающую в столпе огненном, но и беседовать с Ней; и о каменном храме, который уже был здесь воздвигнут...
А в подтверждение истинности видения, на благословенном месте, где ступила дивная Стопа Пречистой, забил на вершине скалы, даря всем жаждущим живительную влагу, святой, Цельбоносный родник, не иссякший до сегодняшнего дня.
Немало потрудившись над благоустройством обители и выполнив таким образом свое особое назначение, преподобный Мефодий мирно отошел ко Господу в возрасте 137 лет, предварительно приготовив себе могилу со скромным надгробием из камня, на котором было начертано:
«Здесь лежит возобновитель и страж святого места».
И воссияла немеркнущим светом его звезда на духовном  Небосклоне, ибо даровал ему Господь несказанное райское блаженство по неложному обетованию Своему:
  «Имеяй заповеди Моя  и соблюдаяй их, той есть любяй Меня, а любяй Мя, возлюблен будет Отцем Моим: и Аз возлюблю его, и явлюся ему Сам» (Ин. 14, 21).
И хотя все на свете предается забвению, но слава о пещерном «монастыре-ските», основанном в глубокой древности, как и память о его первоначальнике, не затерялась в веках.
Красивая легенда эта сейчас, как и прежде, волнует воображение каждого, кто услышит ее. События, описанные в ней, преимущественным образом соотносят с восстановленным в начале 90-х годов ХХ века скитом Святого Духа, находящимся в непосредственной близости от Почаевской Лавры, и, вне всяких сомнений, очень древним. Имя великого скитоначальника, каковым, по мнению насельников скита, является преподобный Мефодий, неопустительно упоминается ими во время богослужения. А о приснопамятных событиях, связанных с удивительным «монастырем-скитом» своей иерейской совестью свидетельствует прот. Троепольский в «Волынских Епархиальных ведомостях» за 1896 год.
Справедливости ради следует отметить, что немногим больше, чем о легендарном Мефодии, можно поведать и о пещерножителях, явившихся в этом месте после 1240 года. Впрочем, в этом нет ничего удивительного, ибо в возникшей обители, населенной преимущественно келиотами, т. е. иноками, ведущими уединенный образ жизни, очевидно, не было игумена вплоть до прихода на эту землю преподобного Иова, т. е. до XVI века. Не было, как отмечалось выше, у иноков и единого для всех устава, четко регламентировавшего их жизнь в обители, как это было в общежительном Печерском монастыре. Не было и своего Нестора-летописца, который бы записывал их жития и подвиги во славу Божию. Они же, находясь в постоянном богообщении, не проявляли праздного любопытства по отношению к другим подвижникам, и сознательно уходили в тень, когда кто-либо пытался прославить их добродетели.
На них исполнились слова Откровения Иоанна Богослова:
« Блаженны мертвые, умирающие в Господе отныне; ей, глаголет Дух, да почиют от трудов своих, дела бо их ходят в след с ними» (Откр.14, 13).
В силу совокупности этих и ряда других причин, история не сохранила достаточно достоверных сведений, опираясь на которые можно было бы однозначно сказать что-либо о легендарных основателях древней прославленной обители. Пытаясь восстановить по крупицам древнейшую историю монастыря, мы вступаем в шаткую область предположений, гипотез, умозрительных заключений, достоверность которых во многих случаях достаточно условна, ибо годы эти покрыты плотной завесой почти полного неведения. Однако Всемилостивый Господь, стремящийся привести каждого ко спасению, все-таки посылает нам некоторые исторические сведения, которые проливают весьма тусклый свет на таинственно сокрытые в пыли времен безценные свидетельства о благодатных истоках.
Проанализировав ряд исторических источников, заслуживающих внимания, можно сделать вывод, что  Почаевский монастырь был широко известен среди благочестивых людей уже в первой половине XIII века.
Об этом вполне убедительно свидетельствует ранее упоминавшийся нами чрезвычайно важный рукописный источник под названием «Памятник монастыря Почаевского» (23), информация о котором содержится во втором томе рукописной книги документов из архива Свято-Успенской Почаевской Лавры. Исследование этого источника дает все основания соотнести период становления обители со скорбными событиями 1240 года, приведшими к разрушению исторического центра Святой Руси – стольного града Киева. Выше отмечалось, что, спасаясь от ужасных последствий нашествия, Киево-Печерские иноки искали земли, на которых не ступала нога завоевателей, основывая на них новые очаги Православия. Совершенно логичным является предположение, что первые поселения возникали именно здесь, если даже не раньше, что вполне вероятно, учитывая христианизацию этого края, то примерно в то же время, когда был основан гипотетический монастырь-скит.
Чтобы восстановить хронологию событий, предшествовавших появлению иноческих поселений в этой местности и как можно более точно воссоздать колорит эпохи, достаточно, раскрыв « Киево-Печерский патерик», прочитать житие священномученика Лукиана, который пострадал в Печерской обители в грозовые годы монголо-татарского нашествия, сподобившись принять мученическую кончину, очевидно, в приснопамятном 1240-м году. Его достохвальное житие и мученическая смерть были известны тем инокам, которые пришли на Почаевскую гору после разорения Киева, и могли служить в качестве назидания и примера. Не исключено, что иноки, жившие в эти скорбные времена в Печерском монастыре, даже непосредственным образом общались с ним, получали духовные советы и пастырские наставления, поскольку преподобный Лукиан был, как известно, в сане. Вполне вероятным представляется даже то, что именно он и благословил их на исход из Печерского монастыря и переселение на Волынь. Такое предположение, не лишенное основания, высказал, к примеру, святитель Филарет (Гумилевский), отметивший, что «как один из пресвитеров Лавры», преподобный Лукиан «благословил их в путь, когда те собрались удалиться из Киева вместе с другими отцами, бежавшими от меча вражеского» (23) .
Если проникнуться духом этого прекрасного сказания, то становится понятным, почему именно в этот край привел Промысл Божий Киево-Печерских иноков, судьбы которых прикровенно сокрыты неумолимым временем. Однако и здесь Господь не оставляет нас в полном неведении. Следует отметить, что некоторые косвенные сведения о монахах, пришедших в эти края после захвата Киева монголо-татарами, мы все-таки можем почерпнуть из тех же летописных источников, и, прежде всего, из «Киево-Печерского патерика». Вполне вероятным представляется, к примеру, допущение, что иноки, ступившие на эту землю непосредственно после разорения Печерской обители, могли быть духовными чадами реального исторического лица, архимандрита Акиндина, на протяжении 15 лет управлявшего ею, и, следовательно, окормлявшего ее насельников. О самом архимандрите Акиндине мы знаем благодаря повествованию его ученика Поликарпа, которому настоятель благословил продолжить святое дело, начатое преподобным Нестором: составление житий святых. Проявив пристальное внимание к истории Печерской обители спустя 150 лет после кончины преподобного Нестора, благочестивый архимандрит вызвал интерес ученика к описанию житий святых угодников Печерских. Предания эти были частично оформлены монахом Симоном, преставившимся в 1226 году, а архимандрит Поликарп, продолжил их предположительно в течение 1223-33 гг. Следовательно, имена как минимум трех своих предшественников знали иноки Печерской обители. Многие из них, разумеется, читали «Послание Поликарпа к Акиндину», написанное непосредственно перед монголо-татарским нашествием, возможно, были лично знакомы с обоими подвижниками, жили, руководствуясь строгими Лаврскими уставами, суровый аскетический дух которых и привнесли впоследствии на благодатную Почаевскую почву.
Высказывая это предположение, мы следуем за выдающимися Церковными авторитетами, отмечавшими, что если наставление преподобного Поликарпа «должно было остаться «будущим на пользу»,то извлекали из них немалую пользу и основатели Почаевской обители, «которые, живя в то время в Киево-Печерской Лавре, читали, без сомнения, написанное Поликарпом, а всего вероятнее, что и унесли составленные им жизнеописания с собою на новое место жительства, и в жизнеописаниях этих, как и в творениях предшествующих ему описателей истории святой Лавры и подвигов преподобных Печерских: Нестора-Летописца, Иакова и Симона, почерпали для себя ту нравственную мощь, которую потом закрепили на горе Почаевской» (24).
Уходя в далекие неведомые края, иноки навсегда уносили с собой любовь к Печерской обители и ее строгий аскетический дух, ставший могучей цементирующей силой, соединившей в теплой молитве насельников обители, возникшей в недрах горы Почаевской. Возможно, и название горы возникло не случайно, а как отзвук на милые сердцу воспоминания о благословенном Киеве, где Русь некогда крестилась в реке Почайна…
Впрочем, как отмечалось ранее, есть и другое обяснение этимологии слова «Почаев», восходящее к началу (початку) чудотворений, обильно подаваемых Богородицей, в земле, которую Она избрала одним из Своих уделов.
Как знать, не сугубое ли заступничество Владычицы чудесным образом защитило эту обитель во время монголо-татарского нашествия, когда огнем и мечом был истреблен Владимир-Волынский, порабощена была земля Галицкая, значительная часть Польши, Венгрия…
Как бы там ни было, вскоре после чудесного явления Богородицы у подножия скалы иноки во свидетельство этого чуда построили Успенский храм, однако еще несколько веков Цельбоносная Стопа Владычицы находилась непосредстенно под открытым небом, подвергаемая разрушительной силе стихий, пока, наконец, не был воздвигнут собор, включивший в свой архитектурный ансамбль удивительную святыню.
В неустанных трудах и непрекращающихся молитвах иноков, глубоко скорбящих о Киевской святыне, утраченной для них, зарождалась новая обитель…
Это удивительное время, насыщенное самыми разнообразными по накалу драматическими событиями, для нас является своеобразной точкой отсчета, одной из важнейших вех в истории культуры нескольких государств, еще до недавнего времени составлявших единое целое. Совершенно очевидно, что именно благодаря монашеству на Киевской Руси такого небывало высокого уровня достигли литература и искусство, которые, как известно, изначально имели истинно духовную направленность, т.е. возникли из потребности воспроизводить, фиксировать в нашей памяти события из жизни и лики Господа, Его Пречистой Матери, Святых Угодников Божиих.
Из монастыря во все концы необъятной страны распространялись книжность, образование, начатки духовной и материальной культуры. Сюда приходили с просьбой о святых молитвах и мудрых духовных советах богатые и именитые князья, смиряя свою гордыню перед убеленными сединами схимниками, этими земными небожителями в куколях с крестами, приносили свои скорби простолюдины, находя отраду и утешение в беседах со старцами, здесь получали благословение на битвы за судьбы Отечества прославленные воеводы, кладущие на поле боя «душу за други своя» (Ин.15,16).
И все они с надеждой и любовью притекали в обитель Почаевскую, чтобы поклониться его прославленным святыням, и, прежде всего, святой Цельбоносной Стопе.

Явление Пресвятой Богородицы на горе Почаевской. Цельбоносная Стопа
                Как нужно трепетно молиться,
                Чтоб удостоиться чудес!
                Столб пламени обял Царицу,
                Явившуюся в мир с Небес.
                Остался на вершине зримый
                Стопы Пречистой дивный след.
                С тех пор в скорбях неколебимо
                Он укреплял нас столько лет.
                Вода святая  исцеленье
                И жизни Дар приносит всем .
                Владычицы в огне явление
                Препобеждает смерть и тлен.
               
Ранее мы уже упоминали книгу выдающегося деятеля Церкви Иоаникия Галятовского под названием « Небо новое в новых звездах», изданную в 1665 году во Львове и содержащую подробное описание величайшего чуда, в незапамятные времена произошедшего «на скале Почаевской горы» для укрепления иноков, подвизавшихся в недрах этой горы, и местных жителей, обитавших в окрестностях.
Чудо это заключалось в удивительном явлении на горе Божией Матери, объятой пламенем в виде огненного столпа. Что могло означать это явление? Предвестием каких бедствий оно стало? Было ли оно воплощением соборной молитвы иноков, глубоко скорбящих о полыхающей в огне монголо-татарского нашествия Святой Руси, или залогом грядущего возрождения этих земель, - сказать трудно. Но то, что Владычица отметила Своим присутствием именно это место, разумеется, не случайно.
Находившийся при явлении Богородицы в непосредственной близости от Нее простец Иоанн Босый видел стоящего перед святою Богородицей монаха, обитавшего, как он понял, в скале, который приблизился к нему и почаевским отрокам, пасшим овец на горе близ той же скалы, и объявил, что Пресвятая Богородица оставила след стопы на месте Своего чудесного явления. Как выяснилось впоследствии, из стопы забил целебный родник, щедро дарующий всем жаждущим святую животворящую воду, имеющую особую благодатную силу.
Событие это как нельзя лучше объясняет происхождение Цельбоносной Стопы на горе Почаевской и те многочисленные чудотворения, которые за этим явлением последовали.
Но это было только начало.
О целебном источнике впоследствии расскажут легенды, - одна невероятнее другой, и это будет лишь малая толика тех чудотворений, которые в действительности происходили и происходят здесь по молитвенному предстательству Богородицы. За многовековую историю существования обители их было необыкновенно много.
Сколько немощей и скорбей человеческий за многие века уврачевала Владычица! Сколько сердец зажгла высокими словами благодарения за воплощенное чудо! Скольких заблудших обратила в истинную веру!
Богатые и бедные, родовитые и незнатные, просвещенные светом Православия и иноверцы, - все, кто с верой и надеждой притекал к Цельбоносной Стопе, никогда не уходили неутешенными. Об этом свидетельствуют и многочисленные сказания, зафиксированные в Почаевских архивах, и вдохновенные слова акафиста, в котором перечисляются чудеса, происходящие от „стопочки”, как с любовью называют ее поклонники, и великое множество песен, стихов, икон, скульптур и архитектурных произведений, в которых выражаются воистину всенародная любовь и благодарность.
Едва войдя в огромный, поражающий своим благолепием Успенский собор, паломники тот час же обращают взоры на величественный позолоченный ковчег, расположенный в центральной части с правой стороны, на котором запечатлено чудесное явление Богородицы в огненном столпе. Это замечательная работа удивительного мастера С. Ф. Верховцева, чрезвычайно напоминающая по очертаниям древний алтарь, как запечатленную память об удивительной святыне и условиях ее появления.
Подойдя к ковчегу, они имеют возможность с верой приложиться к шелковому плату с символическим изображением стопы, находящемуся на нем, а став на колени, - к другому, находящемуся в непсредственной близости со скалой с запечатленным на ней следом Цельбоносной стопы, пребывающей под благодатной сенью и испить живоносной воды, которую благословляет священник, выполняющий послушание „стопочного”. По желанию можно также набрать этой кристально чистой святой воды и привезти близким.
Каждому Богородица дает по вере и неотступности прошения: кому исцеление, кому вразумление, а кому и благодатные, очищающие сердце скорби, смысл которых - спасение заблудшей души.
Но лишь немногие, получившие особое благословение, могут спуститься в находящуюся у основания фундамента Успенского собора пещеру, почти непосредственно примыкающую к пещере преподобного Иова, чтобы увидеть чудо из чудес – запечатленный под сводом на глубине шести метров от поверхности след Цельбоносной стопы Богородицы как бы изнутри. Можно ли не изумиться силе благодати, проплавившей грубую каменную породу и приведшей к источению дивной живительной влаги, исцеляющей страждущих?
Особого внимания достойно то, что своды пещеры украшены нерукотворным узором, напоминающим изображение Неопалимой Купины, встречающееся на срезе камней, привезенных с Синая. И это неслучайно, ибо Сама Богородица, явившеяся в огненном столпе, и является Неопалимой Купиной, горящей и не сгорающей...
О как сладко трепещет сердце, скорбя от невозможности вместить ту величайшую благодать, которая буквально опаляет наше греховное естество! Как хочется ему молиться и плакать о своих беззакониях...
В душе, обнаженной и беззащитной, невольно рождаются стихотворные строки:
Купиной святой Неопалимою,
Как в глубокой полночи костер,
Неусыпная Защитница незримая
Над землею простирает омофор.
Кажется (и, наверное, это на самом деле так), что пока мы находимся под этим благодатным Покровом, с нами просто не может произойти ничего плохого, что все наши скорби и нестроения уврачует Владычица, стоит только припасть к Ее благословенным стопам...
Не поддается логическому осмыслению и то, что святая вода, источаемая на месте следа Стопы, прежде всего поднимается по своду пещеры наверх, удерживаемая непостижимой силой, и лишь затем опускается вниз, где ее бережно собирают в различные емкости. Нужно сказать, что в прежние благочестивые времена воды этой бывало достаточно, чтобы удовлетворить нужды всех страждущих, с верою притекающих сюда, однако в последние времена по грехам нашим ее становится все меньше...
Вспомним, что спустившаяся с Небес Владычица, объятая благодатым пламенем, прикоснулась Своей Пречистой стопой к вершине скалы всего лишь на кратчайшее мгновение. Но и этого мига оказалось достаточно, чтобы благословенный след Ее таинственным образом проплавил твердую горную породу на глубину шести метров, как податливый воск, и навеки запечатлелся как снаружи, так и внутри скалы...
Думается, что это было не первое Ее явление, однако для укрепления насельников обители на этот раз явление было видимым не только преподобному Мефодию. Тогда-то и начались многочисленные исцеления, происходившие в окрестностях этой местности, и народная молва стала неустанно говорить о том, что «поча Діва творити чудеса”...
Не иссякает признательность человеческих сердец, воплощенная в строгих строках акафиста, неопустительно читаемого братией Лавры каждый воскресный день возле Цельбоносной Стопы:
„ Воспеваем вси неизреченное снисхождение Твое, Дево Чистая: яко с высоты Небесныя низошла еси на святую гору Твою. из камени нам воду источаеши, ея же цельбоносною силою во всем мире славно прославила еси”.
Достойно внимания следующее обстоятельство.
Большая часть дивных чудес от Цельбоносной Стопы остались для нас неведомыми в силу того, что безвозвратно утеряны документальные источники, повествующие об этих исцелениях, о чем неоднократно говорилось ранее.
И все-таки многие из них навеки запечатлены на скрижалях истории как безценные свидетельства милости и благодати, даруемой нам Пречистой.
Заботливо хранимые в народной памяти, они были собраны и опубликованы в многочисленных книгах, запечатлены художниками, воспеты в песнях.
Описание значительной части этих чудес содержится в упоминавшеся выше книге „Гора Почаевская”, напечатанной в 1772 году в Почаевском монастыре по повелению униатского епископа Сильвестра Рудницкого, одного из самых лояльных по отношению к Православию.
По свидетельству самих базилиан, как называли себя униаты, книга эта являлась переложением более древней, писанной еще православными монахами, которая, по всей вероятности, была уничтожена раскольниками, всячески умаляющими роль Православия и не заинтересованными в прославлении православных святынь.
Поэтому при издании в новой редакции с соответствующими огласовками из „Горы Почаевской” были безжалостно изъяты свидетельства о чудесах, происходивших в древнейшие времена. По сути первое свидетельство благодатной помощи Цельбоносной стопы, описанное в этой книге, относится к ХVII веку, несмотря на то, что благодатная помощь посылалась страждущим уже непосредственно после явления Богородицы на Почаевской горе, о чем свидетельствуют многочисленные изустные предания. Однако даже в таком усеченном и искаженном виде рукопись эта представляет несомненную ценость.
Обратимся к ее содержанию, в качестве примера приведя хотя бы некоторые из тех поражающих воображение явлений чудесного заступничества Пресвятой Владычицы Богородицы, которые навеки запечатлелись в благодарной памяти народа.
Самое древнее письменное свидетельство, приводимое в „Горе Почаевской”, датируемое 1664 годом, повествует о несчастном слуге добросердечной помещицы Хойнацкой, носящем имя Давид, на протяжении длительного времени страдавшем странным недугом. От невыносимых головных болей, которые его постоянно терзали, помрачался рассудок, вылезали из орбит глаза и безнадежно утрачивалось зрение. Ничто, казалось. не могло помочь страдальцу. Однако его сострадательная госпожа, движимая истинно христианской любовью, попросила игумена Почаевской обители отслужить молебен о здравии тяжко болящего Давида перед Цельбоносной Стопой и прислать для помазания глаз истекающую из Нее воду. После того, как молебен был отслужен, слуга, испив святой воды и промыв ею глаза, полностью исцелился.
Примечательным в этой истории является то, что, как следует из записи, Пресвятая Богородица оказала благодатную помощь человеку худородному, простому слуге. Таких, как он, многие и за людей не считали, поступая с ними по собственному произволению. Здесь же чудесное исцеление было осуществлено по настоятельной просьбе его хозяйки, уподобившейся евангельскому сотнику, который просил исцеления для своего раба, отличавшегося отменным послушанием (Мф.8, 5-13). Следовательно, прошение исходило от жены благочестивой и сострадательной, переживавшей чужие немощи как собственные. Поэтому оно имело сугубую силу и было услышано Владычицей.
Различные обстоятельства побуждали людей обращаться к заступничеству Богородицы. Однако всегда они были связаны с великими скорбями и сопровождались искренним сокрушением и упованием на Пречистую, как на последнюю надежду. К Ней с величайшей верой обращались преимущественно тогда, никто уже не мог помочь. И надежда никогда не была посрамлена.
Еще одним удивительным свидетельством благодатной силы молитвенного предстательства Богородицы, подаваемым от Ее Цельбоносной Стопы, стало исцеление, происшедшее столетие спустя, в 1763 году. Оно, как и в предыдущем случае, носит весьма назидательный характер.
В Небесной помощи на этот раз нуждался некий священник с Волыни по имени Григорий Белецкий, тяжко страдавший от гнойного нарыва на груди, исцелить который не представлялось никакой возможности. Какова же была радость несчастного, когда нарыв сам по себе лопнул непосредственно после помазания водой из „стопочки”, что незамедлительно принесло улучшение, оказавшееся, к сожалению, кратковременным.
Спустя некоторое время болезнь вернулась, обретя на этот раз скрытую форму. Коварный недуг вновь посетил страдальца, однако опухоль ушла вовнутрь, что представляло серьезную угрозу для жизни. По молитве страждущему открылась причина возвращения болезни, состоявшая в том, что он не воздал должного благодарения Пречистой после получения облегчения. После этого он немедленно собрался на поклонение в Почаев и уже по дороге ощутил некоторое облегчение. Когда же он со слезами припал к Цельбоносной Стопе и с благоговением и глубокой верой испил живительную влагу, источаемую из Нее, а также тщательно растер ею все тело, болезнь окончательно покинула его, чтобы уже никогда не возвращаться.
Необходимо отметить, что, по Своему безграничному милосердию, Владычица даровала благодатную помощь даже тем, кто по неведению или же пребывая в еретических заблуждениях, Ее об этом не просил.
Ярчайшим свидетельством подобного рода предстательства является, в частности, запись о чуде, происшедшем в 1770 году со смертельно больной девушкой, которая перед смертью испросила у священника святой воды, даже не упоминая о Стопе Пречистой, и, очевидно, не ведая о Ней. Священник промыслительно подал ей воду, принесенную именно оттуда, и девица, с верой испив ее, неожиданно для всех получила полное исцеление. Встав со смертного одра, спасенная чудесным образом девушка дала обет совершить паломничество в благословенный Почаев, и, едва окрепнув, не медля ни минуты отправилась в путь, чтобы осуществить свой благочестивый замысел.
Уже когда она стала совершенно здоровой, во время паломничества, Дух Божий подсказал ей, что благодатная помощь подана была по молитвам Богородицы от воды, истекавшей именно из Цельбоносной Стопы, о чем она поспешила поведать во всеуслышание.
Наиболее впечатляют записи, свидетельствующие об избавлении от тяжких страданий, а порой и от смерти невинных младенцев.
Так в записи, произведенной под 1780 год, повествуется о некой скорбящей матери, по вере и неотступности молитвенных прошений которой исцелился умирающий младенец. Благочестивая женщина вернула к жизни своего трехлетнего малыша, влив ему, по совету явившегося ей в тонком сне старца, несколько капель воды от Цельбоносной Стопы.
До слез трогает свидетельство, датируемое 1832 годом, повествующее о возвращенш утраченного зрения девятилетней девочке, перенесшей оспу в возрасте одного года и,как полагали врачи, совершенно неизлечимой.
Во все времена одним из самых замечательных чудес считалось воскрешение мертвых. В истории Почаевской Лавры мы находим свидетельства и о подобных случаях... При всей их исключительности они реальны, о чем говорят не только предания, но и живописные работы, которыми украшен интерьер величественного Успенского собора.
С замиранием сердца наблюдаем мы за чудесным спасением на вервии отрока, попавшего в глубокий колодец, восхищением Ангелом инока, находившегося в плену и призвавшего на помощь Пресвятую Владычицу... Чувство трепета вызывает изображение обезглавленного агарянами инока, несущего свою окровавленную главу к стопам Богородицы – дух не покидает его до тех пор, пока он не оказывается возле иконы... Но самое неизгладимое впечатление производит явление Владычицы с преподобным Иовом и сонмом Небесных сил бесплотных во время вражеского нападения во время крестного хода с Чудотворной Иконой –еще одной удивительнй святыней, явившей для укрепления Православия Свою многоцелебную силу на святой горе Почаевской непосредственно перед захватом обители униатами, или, как они называли себя, базилианами, лукаво прикрываясь именем святителя Василия Великого.
Подробнее об этом пойдет речь ниже.
И доныне, как и прежде, идут на гору Почаевскую люди...
Идут они, чтобы поведать Пречистой свои скорби, испросить благословение на благие дела, исповедать совершенные прегрешения.
И доныне, как и прежде, никто не уходит неисцеленным, о чем свидетельствуют многочисленные рассказы паломников, порой изобилующие невероятными подробностями. И в наш просвещенный век, ознаменовавшийся разгулом атеизма, явного или скрытого богоборчества, идолопоклонства, Владычица, как и прежде, дарует по молитвам благодатную помощь всем, к Ней притекающим.
                Припадаю к стопам Пречистой,
                Неизбывной страшась беды.
                Изопью родниковой,
                чистой,
                Живоносной святой воды.
                Строго зрит преподобный Иов
                Тайники окаянной души.
                Сколько нас,
                неприкаянных,
                сирых,
               За спасеньем в Почаев спешит!
Поспешим и мы, пока Господь дает еще время на покаяние.

 Новый этап в истории обители. Щедрый дар помещицы Гойской. Чудотворная икона Почаевской Божией Матери.
                В час,
                когда беда стучится в двери,
                В час,
                когда в спасение не вершиь,
                Испокон взывали на Руси:
                Пресвятая Богородице,
                спаси!
А годы шли длинной нескончаемой чередою, и во Время, медленно и лениво текущее между прошлым и будущим, все так же властно вторгалась Вечность.
В тяжелые для Православия годы, предшествовавшие принятию позорной, богопротивной унии, древняя Почаевская обитель жила своей прежней жизнью, разрастаясь и обретая все большее величие. Она, как и прежде, оставалась цитаделью, форпостом, едва ли не единственным источником истинной веры. Как и прежде, боголюбивые иноки возносили свои святые молитвы за весь мир: «за всю братию и за всех православных христиан»; за людей, « в темницах сущих и на одре болезни лежащих»; «за всех, о ком некому помолиться» и за людей, «отпавших от святой православной веры».
Печальный лик Богородицы на старинных иконах во время таких молитвословий дивным образом преображался, начиная светиться дивным нетварным светом, как бы внимая этой сокровенной молитве…
Здесь, в этом святом месте, буквально исполнялись Евангельские слова:
«Имеяй заповеди Моя, и соблюдай их, той есть любяй Мя, а любяй Мя, возлюблен будет Отцем Моим, и Я возлюблю его , и явлюся ему Сам» (Ин.14,21).
Глубокая внутренняя жизнь, молитвенность и обращенность к Богу, с одной стороны, и действенная любовь по отношению к людям – вот подлинные источники неиссякаемой силы молитвы Почаевских иноков, отверзающей Небеса.
Как и прежде, сюда притекали богомольцы, и Святая Богородица по неотступности прошений подавала им благодатную помощь. Но уже сгущались тучи над этим благословенным краем, ибо враг рода человеческого, замыслив погубить святое Православие, пытался внедрить в сознание людей, и без того страдавших под гнетом латинства, чрезвычайно пагубную, еретическую мысль об отступлении от истинного исповедания веры. И именно тогда, не желая оставить сирым вверенных ей словесных чад, для укрепления их в истинной вере, в ознаменование Своей сугубой милости, Пресвятая Владычица Богородица изволила явить здесь новое знамение Своей неоскудевающей любви к погрязшему в грехах роду человеческому, явив немощным и страждущим дивную Чудотворную икону, дарующую исцеление всем, кто притекал к ней с сердечным сокрушением и горячей мольбой.
 Обретена была Чудотворная икона при следующих обстоятельствах.
Неподалеку от обители, в своем родовом поместье Орля (или, в соответствии с местным произношением –Урля), расположенном в девяти верстах от Почаева, проживала происходившая из благородной фамилии Козинских овдовевшая помещица Анна Гойская, покойный муж которой, Василий Богданович, был некогда земским судьей в земле Луцкой, т. е. занимал достаточно высокий положение. Род Козинских отличался не только знатным происхожденииием, но и вошедшим в плоть и кровь каждого представителя рода высоким благородством, развитым чувством ответственности и долга перед Отечеством и твердым следованием Православию.
Славные предки этой замечательной женщины имели выдающиеся заслуги перед Отечеством и занимали высокие государственные должности. Так, дед ее, Гринко Мжачич Козинский, был в свое время Луцким хорунжим, а отец, Тихно Гринкович, состоял державцею Овручским. Память о них в народе сохранилась самая добрая.
Будучи с одной стороны, властной и энергичной, а с другой, имея в душе твердые духовные принципы и подлинный страх Божий, представительница знатного дворянского рода Анна Гойская всю свою жизнь непоступно хранила верность святому Православию и вела чрезвычайно строгий образ жизни, являя собой пример высокой ревности о Господе и истинного благочестия. Очевидно, благодаря столь высоким добродетелям, непостижимый Промысл Божий и избрал ее Своим орудием.
 Когда в 1559 году до Анны Гойской дошла весть, что здешние места собирается посетить греческий, как отмечается в различных письменных источниках, митрополит Неофит, путешествовавший по Волынским землям, Господь вложил в ее сердце благочестивый помысл оказать святителю странноприимство. Нимало не задумываясь, Гойская пригласила его к себе, почтя за честь принять святителя в своем родовом поместье.
Если поразмыслить, то не составит особого труда догадаться, для чего посетил Волынскую землю вышеназванный архипастырь. Причины путешествия Неофита крылись прежде всего в сложности возникшей на Волыни ситуации в связи с активным процессом ополячивания и окатоличивания населения. Святитель направлялся в эти места, очевидно, для того, чтобы воочию убедиться в трудности положения православных и по возможности, оказать им действенную помощь. Естественно, поскольку предоставилась такая возможность, святитель стремился также посетить и обретшую широкую известность местность, где по молитвам Пресвятой Богородицы столь обильно являлись чудотворения. Поэтому одной из целей его поездки, по всей вероятности, было также паломничество к Цельбоносной Стопе.
Если говорить о личности святителя Неофита и особенностях его национального характера, следует обратить внимание и на такую немаловажную деталь.
В доступных для исследования документальных источниках его неопустительно называют эллином, т. е. греком. Однако А.Ф. Хойнацкий позволяет себе усомниться в том, что Неофит по происхожденииию принадлежал к этому древнему народу, имеющему весьма своеобразный национальный характер и не всегда глубоко проникающийся внутренними проблемами славян. Скорее всего, как предполагает исследователь, он мог быть «одним из южнославянских первосвятителей, названный греческим только по старому обычаю, потому что состоял под властью греческого Константинопольского Патриарха. Такой первосвятитель лучше всякого грека мог улаживать дела западнорусской Церкви, потому что ему в этом случае помогало знание славянского языка, на котором тогда писали, и, без сомнения, в большинстве своем и говорили образованные люди западного края России»(24).
Неофит, как полагает Хойнацкий, был, скорее всего, болгарином.
Имеется ряд оснований для подобных допущений. Одно из них, достаточно, на наш взгляд убедительное, заключается в том, что написавший на него жалобу униат Ипатий Поцей упорно называл его Софейским.
Кроме того, на иконе Богородицы, подаренной Анне Гойской в результате посещения ее усадьбы, содержится около десятка надписей, сделанных на славянском языке, что косвенно подтверждает правильность догадки о славянском происхождении архипастыря.
Как бы то ни было, Гойская, будучи по своей натуре женщиной чрезвычайно страноприимной, посчитала своим долгом пригласить путешествующего Владыку в свое обширное имение, где окружила его таким вниманием, такой заботой, что, покидая эти края, митрополит решил от всей души отблагодарить ее и сделал это удивительным образом.
Видимо, опять-таки по Промыслу Божию, непосредственно перед отъездом его посетила благая мысль в знак признательности за оказанное ему внимание благословить гостеприимную хозяйку древней иконой Божией Матери, привезенной им, согласно преданию, из Константинополя, и, по всей вероятости, оберегавшей на всем пути следования. Дивная икона эта была, очевидно, покровительницей его рода, о чем свидетельствуют так называемые клейма, расположенные по краям доски, на которой рукой неизвестного иконописца выписан дивный лик Богородицы с Ее Божественным Сыном. Семь миниатюрных изображений святых: пророка Божия Илии, мученика Мины, Первомученика архидиакона Стефана, преподобного Авраамия справа от Пречистой и трех святых жен - великомученицы Екатерины, преподобной Параскевы и мученицы Ирины, - слева,  являлись, скорее всего, Небесными покровителями его рода .
Удивительнее всего было то, что, как уже отмечалось выше, надписи на иконе (числом около десяти) были сделаны на славянском языке, что является косвенным свидетельством правильности догадки о том, что родиной архипастыря была отнюдь не Греция, а, по всей вероятности, Болгария, многоразличные связи с которой существовали на Волыни с давних времен.
« Доселе, - отмечает А.Ф. Хойнацкий, - существует у южных славян обычай, в силу которого каждый род у них избирает себе своих патронов или покровителей из святых и затем с особенным торжеством празднует их память, как ближайших своих защитников. Святые эти обыкновенно изображаются на иконах, которые потом переходят из рода в род, от одного поколения к другому, или же, по благочестивому усердию желающих, воспроизводятся на других иконах, нередко, как и на иконе Почаевской, с присовокуплением тут же святых, известных по именам, носимым представителями рода или членами той или другой семьи»(25).
Принимая в дар эту дивную икону, Анна Гойская, возможно, и не догадывалась, какой великой милости она сподобилась и как стремительно изменится вскоре ее жизнь. Она воздала ей должное почитание, поместив в замковую молельню « между своею домашнею святыней» и неустанно молилась перед ней. Возможно, и не сразу заметила она, что от иконы исходит дивное сияние, побуждающее молиться и плакать, неустанно благодаря Господа и сокрушенным сердцем каяться в содеянных прегрешениях.
 Боясь впасть в обольстительную прелесть, Гойская, как и подобает истинной христианке, некоторое время отказывалась верить рассказам домашних о чудесных явлениях, происходящих от иконы, хотя и не могла не признавать, что молиться возле этой иконы сладостно и легко.
Дабы развеять ее сомнения, ей дано было вразумление. Однажды, сначала в тонком видении, она вдруг сподобилась увидеть икону «в великом свете» а спустя некоторое время, после теплой молитвы, доставившей ей тихую радость о Господе, этот нетварный свет был явлен ей воочию, и всякие сомнения отпали сами по себе. Вскоре Господь положил ей на душу чрезвычайно благой помысл, который она, будучи женщиной решительной и волевой, не замедлила тотчас же воплотить.
Одной из семейных драм, которая весьма омрачала в общем-то спокойную, размеренную жизнь в родовом имении, была природная слепота родного брата Гойской, Филиппа Козинского, от природы одаренного чутким сердцем и доброй, любвеобильной душою.
Человеку зрячему, даже если он наделен сострадательностью и отзывчивостью, совершенно невозможно во всей полноте представить тусклый, не имеющий цветов и форм мир, в котором живут страдальцы, лишенные возможности зреть многообразие окружающих его красок: яркий свет солнца, серебряный блеск луны, синеву небес, зелень и желтизну деревьев… И хотя Господь не оставляет этих людей, обделенных способностью видеть, без Своего попечения, в качестве компенсации даруя острый слух и повышенную чувствительность, все-таки возвращение зрения - это чудо из чудес, о котором слепорожденный даже и не мечтает.
Однако для Бога возможно даже то, что совершенно невозможно человеку, ибо «егда Господь хощет, побеждается естества чин».
 Уповая на благодатную силу удивительной иконы, вселившей в ее душу уверенность в неминуемом излечении, Гойская приложила множество усилий, чтобы убедить своего брата уверовать в возможность исцеления через эту святыню, Милостию Божией оказавшуюся у них в имении.
Филиппу, восприимчивому от природы, передалась твердая убежденность сестры в благополучном исходе прошения, и он без малейших колебаний внял ее совету. Придя в особое душевное расположение, он тепло, с глубокой верой помолился пред ликом Пречистой, в сокровенном общении поведав Ей всю тяжесть положения калеки, в силу своего недуга вынужденного зависеть от других людей вместо того, чтобы, как истинный мужчина и дворянин, защищать их.
И чудо свершилось.
Немощной глас человеческий был услышан всемогущим Господом, и уже во время молитвы Филипп почувствовал, как пелена спала с его очей, и они, наконец, отверзлись, дав возможность увидеть все то, среди чего он прожил много лет, воспринимая лишь на слух или путем прикосновения,– отныне и навсегда…
Это произошло в судьбоносном 1597 году, по истечении без малого сорока лет после того, как Чудотворная икона нашла себе приют в этом гостеприимном доме. Почти сорок лет трудов и молитв понадобилось для того, чтобы Богородица, вняв гласу человеческому, обратила к Нему Свой дивный лик и даровала нечаянную радость исцеления и утверждения в вере. Для тех, кто жаждет получить благодатную помощь без труда, без глубокого сердечного сокрушения есть над чем задуматься.
Святое Писание учит нас:
«Блажен человек, который переносит искушение, потому что, быв испытан, он получит венец жизни, который обещал Господь любящим Его» (Иак. 1.12).
Однако вернемся к нашим героям.
Неожиданно на Филиппа Козицкого буквально обрушилось все многообразие красок окружающего мира, возможности созерцать который он был лишен с детства, что еще более усилило его и до этого крепкую живую веру. В то же время удивительное происшествие, видимым образом явившее величие и славу Божию по молитвам Его Пречистой Матери, укрепило его сестру в благочестивом стремлении достойным образом возблагодарить Богородицу, о чем она тотчас же позаботилась.
Научившись радоваться тому, что Господь посылает скорби, она твердо помнила богодухновенные глаголы:
 ”О сем радуйтесь, поскорбев теперь немного, от различных искушений, дабы испытанная ваша вера оказалась драгоценнее гибнущего, хотя и огнем испытываемого золота, к похвале и чести и славе в явлении Иисуса Христа.” (Петра 1, 6-7).
В то же время известие о чуде мгновенно стало достоянием гласности среди окружающих.
К Гойской стали приходить люди, желающие поклониться дивной святыне, и благочестивая помещица, сама испытавшая великое потрясение от того, что произошло буквально у нее на глазах, поняла, что хранить под спудом святыню, до этого более тридцати лет находившуюся под ее кровом, будет великим прегрешением, ибо «ни она, ни ее дом недостойны обладать таким великим сокровищем»(26).
Поэтому, помолясь, она приняла мужественное и чрезвычайно мудрое решение передать икону в дар древней Почаевской обители, иноки которой смогут воздать ей достодолжную дань.
Чтобы осуществить свое благочестивое намерение, «в 1597 году пригласила она Епископа, созвала иноков и священников, которые с крестным ходом, при многочисленном стечении народа сию святую икону перенесли на Почаевскую гору и поставили в небольшой каменной церкви, которая издревле здесь существовала» (27).
 Так началась земная слава обители, рожденной во мраке пещер и воссиявшей, как солнце, на небосклоне духовном, ибо с того благословенного времени святыня эта составляет важнейшее достояние Почаевской обители, обильно подающей благодатную помощь всем, кто нуждается в ней. Силой молитвенного предстательства Царицы Небесной благодать Божия до сего дня щедро изливается на православных поклонников, с верою притекающих на гору Почаевскую и молящихся пред Ее дивным образом.
«С тех пор, - отмечает А. Хойнацкий,- эта святыня составляет важнейшее достояние Почаевской обители и чудодейственною силою Царицы Небесной низводит благодать Божию на молящихся с верою пред святым ликом Ея»(28).
Сколько людей, простирая перед ликом Пречистой «свою душу и помышление», умоляли Ее:
Пресвятая Богородице,
                спаси нас…
Заступись за человечий род.
Умоли Божественного Сына
Сохранить от злых напастей и невзгод.
Светом просвети неугасимым,
Помоги смириться до зела.
Пресвятая Богородице,
                спаси нас…
От кликушества,
              от темной власти зла.
Отведи,
      Благая,
            воздаянье, 
Да не сгинет человечий род.
Приведи к святому покаянью,
Сохрани от гибели народ.
Пресвятая Богородице,
                спаси нас…
Мы в мольбе стоим перед Тобой.
Будь Заступницей пред Господом,
                родная,
Дай хоть детям,
              а не нам,
                святой покой!».
Не понаслышке зная коварство и злобу окружающего мира, Гойская явила не только благородство и неслыханную щедрость. Она еще и позаботилась о том, чтобы обезпечить должное содержание святыни, а также о том, чтобы дар этот не был использован нечестивыми людьми в корыстных целях.
Уже 14 ноября 1597 года она составила так называемую «фундушевую запись», в которой подробно оговорила сумму жертвуемых ею средств на содержание  Почаевского монастыря. Она отметила, в частности, что, находясь в здравом уме и трезвой памяти, не будучи никем побуждаема и лишь «имея постоянно пред очами свою христианскую обязанность, по которой – если всяк человек обязан воздавать должное своему ближнему, то тем паче он обязан, по крайней возможности своей, воздавать должное Богу, Творцу своему, к чести и умножению святой Его славы», делает следующее распоряжение относительно имеющейся у нее собственности в селе Почаеве:
 «Чтобы при той церкви было постоянно славословие Божие, я решилась построить и основать при ней монастырь для жительства в нем восьми чернецов, людей добрых, набожной жизни, не иного исповедания, как только греческого, подчиненных Восточной Церкви, и двух дьячков»(29).
Из вышеприведенного документа можно сделать также ряд важных выводов о приснопамятной Успенской церкви. В частности, следует признать, что Успенская церковь не могла быть приходской, поскольку расположена была она не в самом Почаеве, хотя и в непосредственной близости от него. Кроме того, она в действительности была очень древней и находилась рядом с приснопамятным местом явления Пречистой в огненном столпе, что, возможно, и определило выбор Гойской, склонив ее к передаче иконы именно в этот храм. И, наконец, самое главное: своим завещанием Гойская положила начало общежительной жизни на Почаевской горе, материально подкрепив свое волеизъявление. Разумеется, встал вопрос и об игумене, о котором такая размная и волевая женщина не могла не позаботиться.
Обращает на себя внимание специфика исторического периода, в который происходили вышеописанные события. 1597 год ознаменовался жесточайшими гонениями на православие и повсеместным насильственным насаждением богопротивной унии. В «Ляменте албо мове», жалобе львовских мещан польскому королю, безправное положение православных сравнивалось с неволей Египетской.
«Нас , - писали православные мещане, - без меча, но горей, чем мечем с потомками выгубляют, запретив нам пожитков и ремесл обходов вселяких, ним бы только человек жив бытии мог, того неволен русина прироженной земли своей русской уживати в том-то русском Львове».
Поэтому мужественный поступок Гойской следует расценивать как своеобразный вызов, являющийся достойным ответом православного дворянства, не совращенного в унию и справедливо называющего это богопротивное дело «справою шести или седми злонравных человеков» Откликнувшись на пламенное послание благочестивого князя Константина Острожского, призывавшего отстаивать святую веру предков, Гойская ответила на этот призыв, своим щедрым даром поддержав православную святыню. Это и был надлежащий ответ благочестивого дворянства предательскому насаждению унии, о чем не следует забывать современным «богословам», пытающимся доказать, что принятие унии было волеизъявлением украинского народа. В этой связи обективное исследование истории Почаевской Лавры чрезвычайно актуально.
Отдавая себе отчет в том, что даже несмотря на завещание, православным инокам будет трудно в создавшихся условиях защищать свое достояние, Анна Гойская со свойственной ей решительностью делает особое ударение на том, что игуменом этой обители может быть только православный священник «веры христианской, послушенства Восточной церкви святого росказования закону нашего греческого» (30).
Как видим, в завещании особым образом оговаривается как необходимое условие, православное вероисповедание монахов, находящихся в обители. Причем, Гойская, позаботившаяся о материальном обезпечении монастыря, оставив ему денежное содержание и закрепив за ним земли, подчеркивает, что «это никогда не должно быть нарушено ни мною, ни потомками моими, которые после меня будут владеть тем моим имением Почаевым, ни их потомством, и кто между тем, в противность моей воли и постановления, учинил бы что-либо ко вреду того монастыря, нарушив хоть в чем-нибудь малейшем сей добровольный мой лист и это христианское благочестивое распоряжение, - всякого такового я позываю на страшный суд пред Престол Божий, к Его святому решению; там-то всякий таковый имеет и обязан будет разсудиться со мной в этом; на всяком таковом, кто только нарушил бы в чем-либо волю мою к вреду того монастыря, да пребывает анафема и всякое неблагословение с проклятием»(31).
История впоследствии покажет, что лукавые и безпринципные униаты, несмотря на такие грозные прещения, поправ законы Божественные, вопреки закону человеческому, совершенно пренебрегли этим категорическим условием и более ста лет владели обителью незаконно при прямом попустительстве властей.
Как это произошло, увидим позже.
А тогда, в далеком 1597 году, вместе с обретением Чудотворной иконы, начался новый этап в жизни обители. Икона обладала несомненной благодатной силой и обильно подавала исцеления всем, кто с верою и надеждой обращался к Ней. Об этом свидетельствуют многочисленные записи, сделанные монахами, изустные сказания и песни, прославляющие Владычицу.
Завещание Анны Гойской стало своеобразным краеугольным камнем, положенным в основу общежительного монастыря, воздвигнутого на месте пустынной обители, залогом его грядущего процветания.
Главным украшением этого монастыря, его святым достоянием и стала легендарная икона, которая и доныне «чудодейственною силою Царицы Небесной низводит благодать Божию на молящихся с верою пред святым ликом Ея» (32).
Чтобы обезпечить экономическую независимость монастыря, предусмотрительная Гойская пожертвовала обители достаточно большие средства. Отныне обители принадлежали десять коп грошей, что составляло на те времена сумму, соотносимую с тремястами рублей серебром, а также «десять волок пахотной земли, …шесть оседлых с семействами крестьян из Старого Почаева, десятину со всякого хлеба, собираемого с Почаевского имения, в числе других принадлежавшего Гойской, и лес с сенокосом» (33).
Это были по тем временам весьма внушительные средства, дающие монастырю возможность достойного существования и молитвенного окормления края, уже зараженного повсеместно насаждаемой ересью латинства.
 Щедрый дар благочестивой помещицы позволил также надлежащим образом содержать Чудотворную икону, оказывая Ей всевозможную любовь и почитание. Все было мудро предусмотрено. Выделялись даже средства на содержание инока, который неопустительно нес сугубое послушание у святой иконы.
Монах, который находился на этом послушании, назывался киотным.
По сложившейся со временем традиции, это был духовно просветленный инок, который мог отвечать на вопросы людей, приходящих в обитель для того, чтобы поклониться Чудотворной иконе Владычицы, разрешить свои недоумения и получить духовный ответ как бы из уст самой Царицы Небесной.
Окруженная таким почитанием Чудотворная икона стала еще более обильно посылать благодатную помощь тем, кто с верою и любовию притекал к Ней.
Сколько исцелений происходило возле этой дивной иконы, сколько вразумлений получали те, кто хотел их услышать!
«Пред иконою Твоею,
                Владычице,
Болящие исцелений сподобляются,
Веры истинной познание приемлют
И агарянское нашествие отражают».
Благодарная человеческая память сохранила свидетельства о многих из них.
Приведем в качестве примера хотя бы некоторые из наиболее известных, которые не только зафиксированы в письменном виде, но и запечатлены на художественных изображениях потрясающего воображение величественного Успенского собора.
Так, несомненно, каждый, кто войдет в собор, обратит внимание на красочное изображение инока, восхищенного по его молитве световидным Ангелом и на воздусех перенесенного из плена на гору Почаевскую. Как повествует предание, чудо это произошло в 1674 году на светлый день Успения Пресвятой Богородицы, а подлинность факта подтверждается веригами, снятыми с рук плененного некогда инока и находящимися здесь же.
Неизгладимое впечатление произведет на неискушенного паломника изображение обезглавленного инока, последним заветным желанием которого было желание возложить свою окровавленную главу, отделенную от тела, к Чудотворной иконе, чтобы затем испустить дух, твердо веруя во спасение души по молитвам Пресвятой Владычицы.
И уж совсем потрясут их события, связанные с явлением Богородицы во время Збаражской войны, обрушившей Свой справедливый гнев на пытавшихся разорить обитель татар, призвав на помощь Силы Небесные.
Сердобольных вдов и почтенных матерей семейств не может не тронуть до слез история воскрешения младенца по молитвам к иконе Пресвятой Бгородицы. Чудо это произошло на светлый праздник Успения в 1710 году и тотчас же стало достоянием гласности. Многие видели неутешных родителей из Жолквы, которые, принеся умирающего ребенка в Почаев в надежде на исцеление, оплакали его кончину, происшедшую там же, а затем стали свидетелями его чудесного воскрешения. Слезно молясь перед святой иконой, они вдруг услышали бодрый голос своего умершего, как они полагали, чада, которое, как бы пробудившись от долгого сна, словно стряхнуло с себя смерть и болезнь.
Несколько десятилетий спустя, как бы во исполнение библейского пророчества  «и созиждут сынови инороднии стены твоя и царие их предстояти будут тебе»(Ис. 60,10), явила Чудотворная икона милость и любовь гордому и самолюбивому графу Николаю Потоцкому, возродив его душу, закосневшую в грехе и щедро наделив святым даром покаяния…
Итак, закрепленные за монастырем благодаря попечительству Гойской значительные средства, с одной стороны, и нескончаемый поток богомольцев, пожертвования которых составили также немалую статью дохода, с другой, создали предпосылки для жизнеобеспечения монастыря нового типа, не пустынного, который, как уже говорилось ранее, населяли иноки-келиоты, живущие в уединенных келиях и тщательно скрывавшие свои подвиги даже от братий, а общежительного, насельники которого руководствовались единым для всех уставом и подчинялись избираемому из их же числа игумену, на духовную опытность которого они безоговорочно полагались. Когда настало время для столь серьезных преобразований, Господь воздвиг человека, который и стал первым игуменом. на века заложив великие и преславные традиции Почаевского монашества. Человеком этим и стал преподобный и богоносный отец наш Иов Почаевский, светлая память о котором вечна и неизменна, как неизменна благодать всех тех, кто имел счастье быть его современником. В виду особой важности достохвального жития и подвигов преподобного Иова мы посвятим ему следующий раздел.

Преподобный Иов Почаевский- богомудрый учитель веры и христианского благочестия Воплощение в его облике лучших черт православной аскезы и истинного богомудрия

 Иове,
     наш отче преблаженне,
Гаснет трепетной надежды звук.
Вымоли покой душе смятенной,
Помоги спастись от адских мук.

Ангел земной и человек Небесный – преподобный отец наш Иов Почаевский - воссиял на духовном небосклоне на переломе двух сложнейших исторических эпох – на излете XVI и в первой половине XVII веков. Он явился на свет Божий на Юго-Западе Галиции, между Карпатскими горами и Днестром, в живописном плодородном крае, богатом пастбищами и лесами, что издревле именуется в народе Покутьем. Первозданной красой своей, святыми преданиями о делах давно минувших дней дорог он каждому православному сердцу. Умилением отзывается душа православного человека, слыша название заветное этого несказанно прекрасного уголка нашей дивной земли, в котором живет, с младенчества храня в сердце имя Божие, добросердечный и трудолюбивый народ.
И высочайшая забота тревожит целомудренные души обитателей этого дивного края: забота о сохранении перед Господом своего рода и благословенной земли своих предков, а также святой веры, в которой они были крещены с младенчества. Ибо еще с древнейших времен на эту землю посягали дерзкие и жестокие завоеватели, стремясь разделить ее, подчинить христолюбивых этих людей собственной злой воле и заставить их поклоняться иноплеменным богам.
Вне всякого сомнения, каждый, кому хоть однажды посчастливится ступить на эту Богом благословенную землю, всегда будет помнить и любить ее. Господь обязательно пошлет ему помыслы и чувства чистые, целительные: слуху дарует слышать малиновый перезвон обителей православных, разбросанных по горам и долинам, обонянию – ощутить медовую сладость сочного разнотравья, взор порадует райской тихой красой необъятных лугов в капельках изумрудной росы, покрытых бархатной зеленью гор, жажду духовную утолит цельбоносной живой водой из святых родников, вымоленных преславными подвижниками благочестия, сердечный мир и покой даст сладостная молитва, трезвость мысли и ясность разума – свет незримый, казалось бы, источаемый самой природой этого дивного края. И сама Владычица наша Богородица покроет его Своим честным омофором и благословит на дела благие, душеспасительные.
Чисты и по-детски непосредственны сердца населяющих этот край людей, благородны и целомудренны их помыслы. Однако жестокая и злая воля людей, далеких от истинного Бога, властно вторглась в мир и гармонию этого земного рая, призванного всем своим благолепием славить Творца. Враг рода человеческого умыслил уничтожить здесь святое Православие и вместо него насадить унию позорную, богопротивную, народу чуждую, вызвавшую тяжелейший раскол внутри западнорусской Церкви, подрывавший Ее изнутри, разрушающий Ее целостность и вносящий мучительную смуту в сердца и умы людей.
Но Господу и Его Пречистой Матери было безмерно дорого и любо святое Православие, потому-то в сердца некоторых Божиих избранников, живущих в те тягостные для христиан времена, Духом Святым вложены были особая ревность о Господе, особая сила и стойкость в исповедании правой веры, особые дарования и таланты. Святое Евангелие учит нас, что в своей земной жизни мы призваны вести непрерывную борьбу со всяческим злом. Именно на это ориентирует нас Сам Спаситель, твердо и решительно предупреждая:
 “Не  мир пришел Я принести, но меч. Ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее” (Лк.12.49,51).
Суровый воин духовный и чудотворец преславный, преподобный Иов просиял великими подвигами во славу Божию на многострадальной Волыни в тяжелейшие для Православия годы польско-литовского политического и религиозного гнета, когда стремительное наступление отвратительной ереси - латинства - завершилось принятием унии и кровавыми гонениями на поборников истинной веры.
Милостию Божией Преподобному и богоносному отцу нашему Иову уже в бренной земной жизни суждено было воссиять неизреченным светом нетварным, разорвавшим пелену еретического мрака в древней Волынской земле, стать оплотом Православия в тяжелое смутное время отступления от истинной веры, строителем боговдохновенным легендарной обители, отмеченной особым попечением Пречистой, молитвенником и предстателем за иноков православных и весь народ страждущий этого многоскорбного края.
Явился он на свет Божий неподалеку от города Коломыи около 1551 года, прожил долгую и плодотворную жизнь, исполненную суровых аскетических подвигов, трудов и болезней, и, «яко дойти ему ста лет», отошел ко Господу в 1651 году. Как свидетельствовал впоследствии сам преподобный «от року Божия 1641», был он плотью от плоти благородного и добронравного дворянского рода, к которому принадлежал отец его, Иоанн Железо, и супруга его боголюбивая, Агафия. В Помянниках Почаевской Лавры сохранился «род Преподобного и Богоносного Отца нашего Иова, игумена обители Почаевской, нарицаемого Железа», записанный, по всей вероятности, им самим. Из того, что в этой записи на первом месте упоминаются имена Иоанна и Агафии, следует, что так именовали его благочестивых родителей, а то, что в записи нет имен священников, свидетельствует, что родители его были не духовного, а светского сословия. О дворянском происхождении рода говорит фамилия – Железо -, ибо общеизвестно, что простолюдины фамилий в те времена не имели.
Согласно свидетельству А. Хойнацкого, среда, в которой формировалось мировоззрение будущего светильника земли Волынской, состояла из тех русских галичан, «для которых Православие и русская народность составляли драгоценнейшее достояние, и которые, сами будучи лучшими борцами за отеческие обычаи, умели внушать те же чувства и стремления своим детям и преемникам».
В день святого своего Крещения наречен был богоизбранный младенец в честь святого Иоанна Предтечи, Крестителя Господня, о чем свидетельствуют святцы, ибо ближайшим ко дню его появления на свет праздником было Зачатие св. Иоанна Предтечи.
Всеми силами стремились благочестивые родители наполнить сердце своего возлюбленного дитяти неугасимым светом Божественной любви и всепобеждающего добра, а ум – рассудительностью. Словно ведали они, что недолго он будет утешением их старости, ибо, в соответствии с особым своим предназначением, покинет вскоре отчий дом и уйдет по тропам таинственным в жизнь Вечную, уготованным ему непостижимым Промыслом Божиим.
Тепло и усердно молилась матушка его святой Владычице Богородице, дабы даровала она ее возлюбленному сыну крепость духовную и веру неотступную. Суров и нелицеприятен был отец, воспитывая в характере сына те качества, которые были необходимы будущему воину Христову. И возгорались в чистой душе младенца святые материнские молитвы, на благодатную почву падали слова отца о многострадальном Отечестве и славной вере великих пред Богом предков. Умный и рассудительный не по возрасту Иоанн, «будучи мал возрастом», но «совершенен разумом», именно в родительском доме впервые открыл для себя высочайшие образцы богоугодной подвижической жизни, и чуткое сердце его возгорелось любовью истинной, неложной ко Господу нашему Иисусу Христу, дивному в святых Своих.
Залогом благоденствия с древнейших времен почитается родительское благословение.
Именно с отеческого благословения и начинался день отрока Иоанна. Родители дали ему образование, соответствующее его положению в обществе и тем благочестивым традициям, которые хранились в семье. Он учился грамоте по Часослову и Псалтири, непрестанно возрастая в пытливом изучении Божественного Писания. Господь наделил отрока любознательным и острым умом. В невинной чистой душе боголюбивого отрока с ранних лет были посеяны семена высокой нравственности и христианской добродетели.
«Молодой Железенко с ранних лет начал обнаруживать стремление к уединенной жизни и другим благочестивым упражнениям», - отмечает А. Ф. Хойнацкий.
Строгие святоотеческие предания подавали ему пример жизни иноческой, чистой и целомудренной. Чрезвычайно душеполезным для формирования его религиозного мировосприятия было чтение трудов преподобного Иоанна Лествичника, настраивающее на постижение жизни внутреннего человека и тайны церковного домостроительства, и приобщение его через чтение душеспасительных книг к самоотверженной аскетической жизни раннехристианских подвижников благочестия: преподобных Саввы Освященного и Иоанна Дамаскина.
В миру жил Иоанн подобно иноку. Молился усердно, крепко, соблюдал чистоту и целомудрие, умерщвлял плоть постом и воздержанием и во всякой добродетели неустанно укреплялся. С детства возненавидел он ставшие неотемлемой частью жизни каждого человека лукавство и двоедушие. Слово и дело, знания и поступки не расходились у него. И хранил он в сердце своем с младенчества сокровенное желание в иноческий чин облечься, твердо осознавая своим недетским разумением, что духовные устремления, проявившиеся у него с ранних лет, не смогут получить в домашних условиях полного развития. Стремление к уединению, пустынножительству, подвигам молчания, бдения и сугубой молитвы неуклонно влекло его от мирской жизни. Услышав властный зов Неба, он всей своей любвеобильной душою устремился навстречу Солнцу Правды, внутренне призывая: «Ей, гряди, Господи Иисусе!» (Откр.22,20) и никогда не оглядываясь назад, никогда не сожалея о прошлом.
А у Небесного Отца, как известно, не остается втуне ни одно прошение.
Едва боголюбивому отроку исполнилось десять лет, как Господь призвал его. Несмотря на глубокую привязанность к родителям, блаженный отрок во исполнение слов Священного Писания «Аще кто не оставит отца и мать ради меня и Евангелия, тот недостоин меня», покидает отчий дом и уходит в Спасо-Преображенский Угорницкий монастырь, расположенный неподалеку, в Карпатских горах. Боголюбивый и духовно одаренный игумен обители, невзирая на малолетство юного подвижника, пришедшего к нему, чудесным образом прозревает в нем особого избранника Божия, видя благоплодие этой чистой христианской души. Голос Божий подсказывает ему, что не случайный порыв, а глубокое, в жертвенной любви выстраданное сердечное устремление привело благочестивого отрока в обитель, и, откликнувшись на его смиренные мольбы о принятии в число братии, удостаивает длительной беседой и особыми игуменскими наставлениями. Итоги этого общения, очевидно, вполне удовлетворили его, утвердив в мысли о правильности первого впечатления. Поэтому благочестивый авва, исполнившись великой радости о Господе, благословляет Иоанна на подвиг иночества и вверяет его попечению экклесиарха (ризничного) для обучения монастырскому послушанию и прохождения монашеского искуса.
Составитель жития преподобного Иова, иеромонах Досифей, отметил в этой связи, что «прозорливый настоятель провидел в нем избранника Божия и в нем имеющую быть Божию силу»(33).
Игумен не ошибся в своих предчувствиях. Уже в скором времени все братия удостоверились, какими редчайшими дарами Духа Святого наделил милосердный Господь этого молодого летами, но зрелого не по возрасту подвижника. Иоанн же пребывал в непрерывной радости, ибо Божественным Промыслом был помещен именно в ту среду, которой с младенчества жаждала его боголюбивая душа, без которой она не могла возрастать далее, продвигаясь по лествице духовного развития.
Видно, глубоко проникли в его боголюбивую душу слова Святого Писания:
«Братие, радуйтесь всегда о Господе: и паки реку, радуйтеся. Кротость ваша разумна да будет всем человеком. Господь близ» ( Флп.4, 4-5).
Отрадой для нее были суровые аскетические подвиги, ради которых иноки притекали в обитель, всячески стремясь угодить Богу. Юный послушник, с величайшей тщательностью выполняя все послушания, которые ему благословил экклесиарх, неукоснительно стремился в то же время как можно более умаляться перед всеми. Он испрашивал дла себя самые трудные послушания и подвиги, во всем подражая старшим и более опытным в монашеском делании, по примеру возлюбленного им преподобного Иоанна Лествичника, также пришедшего в монастырь в юном возрасте. Но такой образ жизни ему казался недостаточно строгим, и юный подвижник положил себе за правило угождать всем, - даже наименьшему члену братии, со смирением и кротостью услуживая каждому насельнику обители, - этим он уподоблялся в своем монашеском делании преподобному Иоанну Дамаскину. Помимо всего, он смирял до изнеможения свою плоть суровыми трудами во славу Божию, как некогда делал это ревностный в вере и молитве преподобный Савва Освященный.
Старания юного подвижника не остались тщетными. Взирая на непостижимо великую ревность о Господе, столь редкую в таком юном возрасте, игумен Угорницкого монастыря, по наитию Духа Святого, совершает удивительный поступок: постригает двенадцатилетнего послушника в чин иноческий и нарекает Иовом в честь ветхозаветного праведника – Иова Многострадального.
Как отмечается в житии преподобного, игумен, «видя его добрые нравы, кротость и глубокое смирение», принял его в число иноков и на 12-м году его жизни возложил на него ангельский образ с именем Иова.
Замечательный биограф преподобного, иеромонах Досифей, отметил, что «не именем только, но и самим делом многоболезненному оному в Ветхом Завете Иову блаженнейший наш отец Иов не только уподобился, но лучше скажу во всех противностях жития далеко превзошел. Потому что у того скорби от скорби, болезнь от болезней рождались попущением Божиим; этот же добровольно, по собственному своему желанию, томился, не щадя себя, при прохождении степеней жесточайшего подвижнического жития».
Как известно из жития преподобного, его аскетические подвиги в стремлении уподобиться тезоименитому праведнику были столь великими, что «прогнило тело его и даже отпало от костей».
Воистину, укрепляясь в честном служении, трудах во славу Божию и молитвенном делании, преподобный во всем уподобился ангелу. По свидетельству иеромонаха Досифея, был он «инок весьма искусный, не так летами, как добродетелями украшенный, живя посреди братии как ангел … и с каждым днем все более и более совершенствуясь в добродетели».
Всем своим кротким сердцем, всей боголюбивой душой он ощущал духовную бедность и немощь и неустанно умолял Владычицу подать Свою милосердную помощь всем страждущим. Он был невероятно щедрым на подаяние, раздавал не только излишки, но и самое необходимое, был крайне снисходителен к человеческим немощам, обильно расточал духовную милостыню.
 “Ибо должно совершенным быть Божию человеку.” (2 Тим.3, 17).
С давних лет он усвоил, что Господь и Его пречистая Матерь благосклонно взирают «токмо на кроткого и молчаливого», ибо «всяко убо древо, еже не творит плода добра, посекают и в огнь вметают» (Мф.7, 19).
Проведя таким образом в Угорницкой обители без малого двадцать лет, в соответствии с Промыслом Божиим, каковым угодно было сподобить подвижника принятия священнического сана, достигнув «совершеннейшего возраста», блаженный инок был рукоположен во иеромонахи. По глубочайшему смирению, он до этого неоднократно отказывался от принятия сана, считая себя недостойным, однако игумен, зря его труды и болезни, проявил настойчивость. Произошло это приснопамятное событие приблизительно около 1580 года.
Спустя непродолжительное время, блаженный Иов был пострижен в серафимский образ - великую схиму «ради невместимой в сердце своем благодати Божией, которая всегда усердно горела безпрестано славить державу Его». В схиме преподобный возобновил первоначальное имя, полученное им при святом крещении, -  Иоанн,- которое носил до конца своей земной жизни, подписывая документы и свои богословские труды.
Достойная всяческих похвал жизнь ревностного подвижника благочестия стяжала ему славу великую, распространившуюся по всей Галиции. Для того, чтобы взглянуть на подвижника, сподобиться душеполезного общения с ним, получения совета или вразумления, в Угорницкий Преображенский монастырь стал притекать отовсюду православный народ.
Блаженный схимник, стремясь помочь всем, нуждающимся в окормлении, принял на себя подвиг духовничества и непрерывной молитвы за пасомых. Он от рождения принадлежал к тем избранным, редким натурам, для которых молитва является самым сладким, самым вожделенным в жизни: они в буквальном смысле слова, питаются молитвой, слыша звуки святой небесной гармонии - и скучные земные песни не могут заменить им торжествующей мелодии небесного лада.
Еще в раннем детстве он почувствовал такую глубокую духовную связь с подвижниками ранних времен, настолько проникся любовью к ним, что стал мечтать о жизни в духе, стараясь подражать своим великим предшественникам.
Все это исходило из глубины души, осуществлялось не ради подражания, а от чистого сердца, во славу Божию. Ибо так управил Господь, что ни сребролюбие, ни жажда власти, ни немилосердие не проникли в его боголюбивую душу, на каких бы высотах он ни находился.
 В то же время он продолжал оставаться воплощением личной скромности, смирения и благочестия.
Однако за стенами обители уже зрели величайшие перемены. Вторая половина XVI века ознаменовалась грозными событиями, имевшими судьбоносное значение для всей Галицко-Волынской страны и исторических судеб Православия.
Правда, монастыри здесь все еще продолжали оставаться оплотом Православия, источниками и хранителями древних благочестивых традиций. Однако над благословенной Покутской землей нависла величайшая опасность. Надвигались времена грозные, тяжелые. Святой православной вере угрожали новые расколы и разделения.
«Печальным предвестием новых бедствий для Православной Церкви»(34) стала Люблинская уния 1569 года, соединившая Польшу и Литву. Она создала крайне благоприятные условия для усиления католического влияния на эти земли, что тотчас же сказалось на судьбах Православия. Начался активный процесс ополячивания и окатоличивания людей, всячески поддерживаемый и подстрекаемый властями.
Естественно, изменения, происходившие в обществе, были предвестием радикальных преобразований в области религиозных взаимоотношений. Сложная межконфессиальная обстановка создавала благоприятные условия для усиления католического влияния в регионе, светские власти которого были готовы к принятию католичества и установлению единовластия римской Церкви. Об этом с нескрываемой радостью говорил на Сейме Король Сигизмунд II Август. Иезуиты, активизировавшие свою деятельность в связи с распространившимся протестантизмом, «едва успели несколько ослабить этого главного врага католичества, как принялись за православие» (35).
Обладая великой силой молитвы, дарованной ему Господом, Угорницкий подвижник, несмотря на свою молодость, довольно скоро стал известен не только в среде насельников обители, но и далеко за ее пределами. Слава о его удивительных добродетелях облетела обширные окрестности Галиции и Волыни и стала всенародным достоянием. Было совершенно очевидно, что Господь в годину испытаний послал этой многострадальной земле нового молитвенника и печальника, дабы помочь святому Православию выжить и укрепиться перед лицом неуклонно приближающегося преступного сговора, имеющего целью погубить в этом крае древнюю веру предков.
 « С преподобным преподобным будеши, с мужем неповинным неповинен будеши, а со стороптивыми развратишися»» (Пс.117), - учит нас святая Псалтирь.
Пламенный защитник Православия, князь Константин Острожский, прилагавший огромные усилия для того, чтобы несмотря на величайшие искушения, отстоять истинную веру в этих крайне неблагоприятных условиях, разумеется, не мог обойти вниманием столь исключительного подвижника. Он духом понял, что всемилосердый Господь посылает ему соратника в мужественной духовной брани, которую он вел с католиками и протестантами. Пообщавшись с преподобным, он укрепился в этой мысли и стал добиваться, чтобы игумен Угорницкого монастыря отпустил его в княжий град Дубно, где ему предстояло возглавить обитель, о которой сугубо заботился христолюбивый князь. Очевидно, исполнились сроки: Небеса отверзлись, и Господь услышал прошение князя. Вняв этому прошению, настоятель обители дал, наконец, согласие, и подвижник был переведен на Дубенский остров «в тамошний Крестный монастырь для устроения братии, растлеваемой унией и латинством. Это было около 1582 года»(36).
Для подвижника все началось с начала.
Видя в этом перемещении указующую десницу Божию, он принял его с величайшим смирением. И в новой обители являл он чудеса кротости и незлобия. Стремясь, как и ранее, услужить всем, даже младшей братии, он добровольно брал на себя любые, самые трудные послушания, никогда не ропща и проявляя примерное трудолюбие. А его аскетические подвиги, как ни пытался преподобный их скрывать, потрясали воображения самых суровых молитвенников.
 Он научился радоваться тому, что Господь посылает ему скорби, ибо твердо помнил богодухновенные глаголы:
 ”О сем радуйтесь, поскорбев теперь немного, от различных искушений, дабы испытанная ваша вера оказалась драгоценнее гибнущего, хотя и огнем испытываемого золота, к похвале и чести и славе в явленье Иисуса Христа”. (Петра 1, 6-7)..
Сколько скорбей предстояло ему перенести прежде, чем сердце стало вмещать огнь пламенной любви и, охваченное этим священным пламенем, уже все отдалось людям!
Видя перед собой столь явный пример боголюбия и благочестия, Дубенские иноки, умудренные духом, не раздумывая, поставили Иова игуменом обители, и не ошиблись в выборе.
Истинно сказано в Священном Писании:
«Плод бо духовный есть во всякой благостыни и правде и истине, искушающе что есть благоугодно Богови» (Еф.5,10).
 Преподобный возглавил обитель, находящуюся на самом острие непримиримой борьбы между католиками и православными, невероятно усложнявшейся с принятием предательской унии, в судьбоносную эпоху, требующую максимального напряжения физических и духовных усилий. Он твердо помнил Евангельские слова, что нельзя служить двум господам, ибо «едино есть на потребу (Лк. 10,42).
Господь укрепил Своего избранника, и в сане игумена Крестовоздвиженского монастыря, несмотря на все трудности, он подвизался не менее двадцати лет За это время ему удалось полностью преобразить обитель и сделать ее оплотом Православия на Волыни. Особые усилия прилагал христолюбивый игумен к тому, чтобы сохранить Православное учение в неповрежденном виде и оградить его от растлевающего иезуитского влияния, насаждаемого повсеместно, и насилия униатов, без зазрения совести захватывающих Православные храмы.
Умело используя в благих целях покровительство знатного и могущественного князя Острожского, Иов прилагал величайшие усилия, чтобы выкорчевывать плевелы отвратительных ересей, имевших широкое распространение в этих землях и находивших всецелую поддержку на государственном уровне. Будучи личностью, широко образованной, обладая несомненным даром словесно воздействовать на окружающих, преподобный превосходно понимал, насколько велика в данных исторических условиях роль печатного слова. Поэтому он самым непосредственным образом занялся миссионерской деятельностью, успешно совмещая ее с непосредственными игуменскими обязанностями, связанными с благоустройством обители, утверждением в ней православных традиций, заботой о монашествующей братии и прочими важными делами, обезпечивающими жизнедеятельность вверенного ему монастыря. Он проявлял неустанное попечение о распространении вероучительных книг среди простого народа и дворян, в которых излагались основные догматы Православной веры, знакомил их со святоотеческим наследием.
С этой целью в монастыре были созданы особые условия для монахов книжных, образованных, обладающих высоким даром искусного перевода, а также умелых писцов. Сам же преподобный, по неложному свидетельству составителя его достохвального жития, преданного ученика его Досифея, «писанием таковых книг упражняшеся» (37), справедливо находя, что подобные книги в те времена составляли единственную опору для православных против латино-польских притязаний папизма (38).
Необходимо отметить, что здесь, в Крестовоздвиженской обители, впервые во всей полноте проявился блестящий талант преподобного как ученого богослова, умеющего превосходно излагать свои мысли в письменной полемике с инославными и популярно разъяснять вероучительные истины для простых людей, о котором чрезвычайно скупо пишется в его житии.
Однако стремительно и неудержимо возрастая и восходя из силы в силу в меру возраста духовного, преподобный со временем перерастает рамки, которыми ограничивается его деятельность в Крестовоздвиженском монастыре. Впоследствии, по кончине князя Константина, понимая, что миссия его на этом месте завершена и Господь призывает его на новый подвиг, преподобный, будучи в зените изрядно тяготившей его славы, оставляет обитель Дубенскую и тайно от братии удаляется на Гору Почаевскую. Пребывая в таинственных недрах этой святой горы, он стремится сокрыть духовные дары, о которых стало известно многочисленным почитателям, и навсегда похоронить себя для мира с его неспасительной суетой в древнем пещерном монастыре, где совершенно уединенно жили отшельники и аскеты и где лишь суровые скалы были немыми свидетелями их подвигов.
Произошло это, по всей вероятности, около 1604 года, т. е. спустя двадцать два года после того, как он возглавил Дубенский монастырь. По сути, целая эпоха, заполненная самоотверженным трудом и неусыпающими молитвами. Преподобный оставил после себя сонм учеников и последователей, которым предстояло продолжить начатое им дело. Одним из таких последователей был преемственно занявший его место игумен Виталий, продолжавший благое дело перевода святоотеческого наследия и переписывания древних рукописей.
Исторические источники называют различные причины перехода блаженного Иова в уединенный пещерный монастырь. Духовно близкий ему ученик и тайнозритель чудес, совершаемых по молитвенному предстательству преподобного, игумен Досифей совершенно однозначно указывает на стремление преподобного избежать суетной мирской славы, не называя никаких иных причин. С этим трудно не согласиться, ибо по внутреннему складу преподобный был чрезвычайно склонен к уединенному образу жизни.
Всесторонне исследовав историю Почаевской Лавры, А. Ф. Хойнацкий попытался увидеть в уходе преуспевающего игумена из Дубенского монастыря не одну, а сразу несколько причин. По его мнению, важнейшей из них было, по его мнению, некоторое разочарование в своем покровителе, князе Константине Острожском, который в борьбе с католиками стал искать поддержку у лютеран, чем вызвал недовольство строгих ревнителей Православия, каковым, вне всяких сомнений, был преподобный Иов.
Хойнацкий предположил также, что между князем и игуменом могли возникнуть нестроения еще и потому, что они по-разному представляли себе внутреннее устройство монастыря. Преподобный более тяготел к скитскому образу жизни, в то время как князь Острожский активно преобразовывал пустынные монастыри на Волыни в общежительные, уподобляя их католическим. Точку зрения этого, безусловно авторитетного исследователя поддержал, в частности, и Пантелеимон Кулиш.,
Одним из предположений относительно перехода преподобного Иова в  Почаевский монастырь было не лишенное оснований допущение о жесточайшем преследовании, которому подвергли его иезуиты за непримиримую борьбу с ними. Думается, однако, что если эта причина и имела значение, то далеко не основное, так как вся последующая жизнь преподобного Иова является свидетельством его безстрашия по отношению к преследователям, поэтому эта точка зрения, на наш взгляд, не является убедительной.
Рассматривая этот вопрос всесторонне, нельзя не назвать и еще одно обстоятельство, которое могло существенным образом повлиять на решение преподобного уйти из Дубенского монастыря: стремление Анны Гойской превратить пустынный монастырь на горе Почаевской в общежительный. Для осуществления этого благочестивого замысла ей нужен был духовно одаренный и всесторонне образованный игумен, обладавший несомненными организаторскими способностями. Никого, кто бы лучше подходил на это место, попросту не могло быть, поэтому она приложила все усилия, чтобы склонить преподобного к принятию этого предложения.
Каждая из вышеперечисленных версий, разумеется, не лишена некоторого основания и может быть принята за основу. Возможно, приходу преподобного на гору Почаевскую способствовала даже совокупность всех этих причин, однако нам кажется, что целесообразнее более доверять в этом вопросе его ученику и преемнику. Скорее всего, просто настало время, когда преподобный, восходя по духовной лествице и несомненно возрастая из силы в силу, вынужден был стать перед однозначным выбором: сойти с узкого и тесного пути и принять славу мира, которая буквально ходила за ним по пятам, или далее следовать тернистой тропой к Голгофе, и тем самым в полной мере выполнить заповедь Христову:
 "Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя и возьми крест свой и следуй за Мною; ибо кто хочет душу свою сберечь, то потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее" (Мф.16,24-25).
Последнее наиболее соответствовало внутреннему устроению блаженного игумена. Именно поэтому Господь и призвал его на гору Почаевскую.
 На новом месте в течение некоторого времени преподобному Иову удавалось молиться в уединении. Этому способствовало особое устроение обители, которую, как неоднократно отмечалось выше, населяли преимущественно отшельники. Однако почивший на нем дух Божий не замедлил дать о себе знать, ибо «не может град укрыться, в верху горы стоя» (Мф.5, 14).
 Насельники Почаевской обители довольно скоро ощутили в нем высочайшую нравственнную силу, и, умудрившись духом, как и братия Крестовоздвиженского монастыря, возжелали спасаться под его руководством. Вновь промыслительно получилось так, что по единодушному избранию, Иов был поставлен игуменом устрояемой на новых началах общежития, обители Почаевской. И хотя это совершенно не соответствовало его внутреннему молитвенному устроению, преподобный вновь, как и неоднократно ранее, явил пример крайнего послушания. По величайшему смирению и кротости, увидев в этом избрании указующий перст десницы Господней, возвевшей его на свещник апостольского служения, он не отклонил прошения братии и принял на себя многотрудный подвиг преобразования обители, которую до его прихода населяли иноки-келиоты, живущие обособленно, в общежительный монастырь.
Еще раз напомним, что это было время, когда быть православным, находясь в целиком враждебном окружении, означало навлекать на себя порой смертельную опасность. Проводить же миссионерскую деятельность, разясняя догматы истинной веры, безжалостно попираемой схизматиками, было опасно вдвойне. То величайшее давление, которое оказывали на него укрепившие свою агрессию в крестовых походах латиняне и лукавые униаты, несмотря на могущественного покровителя в лице князя Константина, преподобный ощутил на себе еще будучи игуменом Крестовоздвиженского монастыря. Он прекрасно отдавал себе отчет, что после смерти великого князя стал гораздо уязвимее, однако, полагаясь на Божью помощь, нисколько не опасался неравенства сил.
Святая Псалтирь учит: «Господь утверждение мое, Спаситель мой, кого убоюся?»(Пс. 26,1). Преподобный твердо знал: настоятель, имеющий опыт игуменства, всего нужнее был в данное время в Почаеве, поскольку назрели условия для выхода иноков из затворов для того, чтобы противодействовать торжествующему инославию.
 А. Н. Хойнацкий отмечал:
«Испытанный в опытах административного управления бывшею его общежительною обителию на Дубенском острове и в то же время человек несомненно образованный, обладавший крепкою волею, Иов всего лучиие знал, что нужно было для его новой обители, которая теперь, благодаря пожертвоваииям Гойской, из пустынной становилась общежительною».(39)
Приняв за святое послушание тяжелый крест игуменства, преподобный, молитвенно укрепив себя на этот нелегкий подвиг, принялся обустраивать обитель, в которой его ожидало значительно больше трудов и забот, чем в Дубенском монастыре как по обустройству обители, так и по защите ее от тьмочисленных врагов смутные времена, предшествовавшие униатскому порабощению.
В этом кропотливом труде не было ничего второстепенного, маловажного, чем можно было пренебречь: ни рутиной судебных исков, ни строительными хлопотами, ни длительным, порой чрезвычайно обременительным общением с людьми мирскими, совершенно не духовными, но желающими постичь тайну спасения. Однако дело обустройство материального быта вверенной ему обители было сликом важным, чтобы пренебрегать хотя бы малейшей возможностью укрепить монастырь или заручиться покровительством немногочисленного дворянства, все еще хранивииего, несмотря на повсеместно оказываемое давление, верность Православию – великой и святой вере, завещанной им благочестивыми предками.
Преподобный до конца жизни оставался верен духу Священного Писания, научающего великой и самоотверженной любви к Творцу:
«Не нам, Господи, Не нам, но имени Твоему даждь славу о милости Твоей и Истине Твоей» (Пс.113, 9)
Своей высокой духовной жизнью, как и прежде, являвшейся примером для подражания, твердостью духа, совершенно непоказным благочестием, скрыть которое было совершенно невозможно при всей простоте, отличавшей преподобного, мудростью поучений он обрел множество преданных ему духовных чад.
Сделав небольшой экскурс в историю Церкви, мы можем отметить, что дух богообщения с древнейших времен был присущ истинным подвижникам благочестия. На заре монашества он видимым образом проявился у многославных отцов-пустынников, с благоговением называемых их последователями Великими – преподобных и богоносных отцов Антония, Макария, Пахомия, прошедших путь трезвения и умно-сердечной молитвы и преуспевших в «умном делании». Стремившиеся к обретению истины в Боге миряне обращались к ним за духовными советами. Так постепенно возникали и закреплялись традиции старческого окормления.
Особенность старчества состоит в неразрывном единстве учителя и ученика как единой семьи о Господе, прообразом которой является, согласно определениям Святителя Василия Великого и Григория Синаита, Пресвятая Троица.
Деятельность преподобного Иова на этом поприще ярче всего можно охарактеризовать словами Святого Евангелия: « Кто изнемогает, с кем бы и я не изнемогал? Кто соблазняется, за кого бы я не воспламенился? Если должно мне хвалиться, то только немощью своей» (2 Кор.29), ибо каждому из нуждающихся в помощи он проявлял истинно христианское участие.
Его самоотверженность в этом можно сравнить с непостижимой обыденному сознанию ревностью преподобного Варсонуфия, который, предваряя  всяческие просьбы, неустанно молился о своих чадах:
«Я прежде прошения вашего ради горящей во мне любви Христа, сказавшего: возлюби ближнего своего, яко сам себя (Мк.12, 31), не престаю день и ночь молиться Богу, чтобы Он сделал вас Богоносными. Я как отец хочу включить детей своих в светлые воинства царские, тогда как они сами не заботятся о сем» (40).
К его наставлениям чутко прислушивались и простолюдины, от рождения обладавшие здоровым нравственным чутьем и жадно тянущиеся к любым доступным им источникам духовного просвещения, и знатные помещики, обитавшие как по соседству с обителью, так и достаточно далеко от нее, по вездесущим слухам, которыми земля полнится, узнавшие о богомудром игумене, наделенном множеством духовных даров.
Те из них, которые еще не были совращены в унию или же пересмотрели свои взгляды благодаря трудам и молитвам преподобного, стали ревностными защитниками Православия и ктиторами обустраиваемого преподобным на новых началах общежительного монастыря. Святые молитвы и самоотверженные труды Преподобного многим помогли отказаться от богохульных и еретичеких заблуждений, возродить в сердцах и сохранить Православную веру, уберечь свои безсмертные души от восстающего на них врага рода человеческого.
Они по-прежнему продолжали, вопреки повсеместно навязываемой унии, неукоснительно следовать святоотеческим традициям. И в этом безоговорочном следовании Евангельскому духу и строгом послушании Святым Отцам преподобный, как истинный воин Христов, молитвенно укреплял их на врагов Церкви.
Истина одна, и тот, кто пребывает в Боге, пребывает в этой единственно возможной истине. Вступив во врата церкви земной, мы через нее сделались членами тела воплотивииегося Сына Божия и приступили «ко граду Бога живого, к Небесному Иерусалиму и тьмам ангелов, к торжествующему Собору и Церкви первенцев, написанных на небесах и к духам праведников, достигииих совершенства” (Евр.12,22,23).
Смиренно и безропотно пронес он свой нелегкий крест в Почаевской обители, молитвенно поддерживая всех труждающихся и обремененных (Мф.11,28).
Много истинных ревнителей веры возросло на благословенной Почаевской почве благодаря неусыпным попечениям преподобного.
Влиятельные в этих краях помещики Куликовские, Жабокрицкие, Пузины, увидев и оценив незаурядность личности игумена и обретя в нем мощную духовную поддержку, осуществляли значительные по тем временам пожертвования в обитель Почаевскую, позволявшие обустроить и содержать ее надлежащим образом. И их чаяния не были обмануты. Нередко впоследствии в трудную для них минуту они обращались в монастырь за помощью, иногда не только духовной, как это было с помещиком Жабокрицким, который во время гонений обрел мощного покровителя в лице преподобного Иова. Лепта каждого из них в становлении обители различна, однако имена записаны на Небесах, где ни оно деяние, предпринятое во славу Божию, не остается незамеченным.
Самый значительный вклад в обустройство  Почаевского монастыря после вышеупомянутой помещицы Анны Гойской внесли благочестивые супруги из соседнего с Почаевом местечка Бережцы Феодор и Ева Домашевские, которым Сам Господь вложил в их боголюбивые сердца благой помысл возведения величественного каменного храма во имя Пресвятой Троицы с двумя приделами: в память Благовещения Божией Матери и великомученика Феодора.
Получив благословение преподобного Иова, весьма одобрившего их почин, они не пожалели сил и средств для его осуществления и уже в 1649 году воздвигли просторный храм на самой вершине Горы Почаевской, над Цельбоносной Стопою Божией Матери, Которая, как мы помним, на протяжении нескольких веков находилась под открытым небом, подвергаемая разрушительным силам ветров, дождей, снегопадов и других стихийных явлений. При освящении этого храма в него со всевозможными почестями была перенесена вернувшаяся из плена в Козинском замке Чудотворная икона Божией Матери Почаевекая, обретшая здесь достойное для Нее место обитания. В соответствии с обычаем древлеправославным эта величайшая святыня была с должным благоговением помещена в иконостасе над Царскими вратами.
На этом благодеяния Домашевских не завершились. Для того, чтобы обитель могла приобрести для благоукрашения необходимую утварь и не зависела в тяжелых условиях от благорасположения властей, они пожертвовали для  Почаевского монастыря огромную по тем временам сумму, составлявшую в совокупности более тридцати тысяч злотых, завещав погрести их останки в храме Пресвятой Троицы, на строительство которого они внесли столь щедрые пожертвования.
Разумеется, Домашевские не были одиноки в своем великодушии. Их примеру следовали многие другие, что создавало мощную материальную базу обители. Естественно, что находясь в таких благоприятных условиях, окормляемый духовно одаренным игуменом, монастырь на горе Почаевской стал крепнуть и разрастаться. Неуклонно умножалось и число братии. Если ранее тяжелый молитвенный труд в недрах горы в суровых аскетических условиях могли вынести далеко не все, а лишь те, кого Сам Господь благословил на подобное самораспятие, то в новой исторической ситуации, в связи с изменением устава и своеобразием личности игумена, в обитель стали притекать многочисленные иноки со всех градов и весей.
Почаевские летописи свидетельствуют, что уже в 1607 году «в монастыре том умножися большее число иноков».
Разумеется, вышеназванные события, при всей их значительности, отражали лишь внешнюю сторону жизни возрожденного монастыря, милостию Божией и трудами преподобного из «тихого приюта» превращающегося в мощный оплот Православия на Волыни и соседней с ней Галичине.
Внутренняя жизнь  Почаевского монастыря осуществлялась в соответствии с принятым в результате преобразований Студийским Уставом – довольно строго регламентирующем совместную жизнь братии в монастыре, теперь уже общежительном. Кстати, Киево-Печерская Лавра еще в игуменство преподобного Феодосия Печерского, трудами преподобного Ефрема приняла Студийский устав, которым руководствуется и по сей день. Это весьма существенное обстоятельство еще раз подчеркивает наличие между древними славными монастырями несомненной преемственной связи.
Жить теперь братии, обитавшей ранее в уединенных кельях, доводилось под одной крышей. Следовательно, приходилось познавать друг друга и смиряться, ибо, по словам Апостола, « плод духовный есть: любы, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание» (Гал.5, 22).
Чтобы взрастить в своем сердце этот дивный плод, нужно было неукоснительно соблюдать иноческие уставы, внимать своему сердцу, читать Святых Отцов, проводить время в непрестанной молитве и трезвении. Спасаться, не имея в себе этих благодатных даров, было немыслимо.
Милостию Божией многие братия познали сладость этой удивительной молитвы опытно. Следуя завету, данному им Господом, они смирялись до зела друг перед другом и перед теми обстоятельствами, которые побудили их собраться вместе, взращивая неизреченно сладкие и желанные плоды духовные, содержавшиеся, по словам апостола, во всякой благостыне и правде и истине, искушающе что есть благоугодно Богови» (Еф.5, 10).
Та воистину христианская любовь, которая была между ними, позволила многим насельникам обители насладиться этими благостными плодами и восславить Господа за Его неизреченное милосердие.
Иноки знали: без начатков смиренномудрия, кротости и любви молитва не возводит стяжавшего ее подвижника по ступеням духовного совершенства и не является благодатной. Следовательно, не будет никакой пользы и от хлопот по обустройству обители, значение которых, при всей величайшей важности, не следует переоценивать. Лишь на деле, забыв о собственном «я», могли доказать иноки, что они возлюбили Господа превыше всего - всем сердцем своим, и всей душею своею, и всей крепостию своею (Лк.10, 27).
Разумеется, братскую любовь, мир и согласие необходимо было прежде всего вымолить, поэтому преподобный пребывал в неустанных молитвах, нередко надолго уединяясь для этого в узкой и тесной пещере, вход в которую был чрезвычайно затруднен. Во время таких уединенных молитв нетварный свет озарял окрестности, свидетельствуя, что уже при жизни преподобный Иов сподобился быть сотаинником дивных духовных явлений, непостижимых человеческим естеством.
Такое великое укрепление давалось ему ради сохранения Святого Православия на этой богоспасаемой земле, терзаемой инославными. Утешением в скорби, как и всегда, были ему Богодухновенные строки Святого Писания:
« Все творите без роптания и размышления, да будете непорочны и целы, и чада Божия непорочны, посреди рода строптива и развращенна: в них же являетися якоже светила в мире (Флп.2,14.15).
Следует помнить, что по прибытии на Гору Почаевскую Иов ни на мгновение не прекращал ревностную, не ведающую никаких компромиссов борьбу с врагами истинной веры. Достигнув величайших духовных высот, став тайнозрителем сокровенных глубин Божественного домостроительства, он все так же ревностно продолжал бороться за каждую заблудшую душу, поврежденную грехом. В своих проповедях он ярко и убедительно изобличал величайший вред латинства, лукавство униатов, пагубность социнианства и прочих душегубительных ересей.
 «Овым убо, - неложно обещает Апостол, - по терпению дела благого, славы и чести ищущим, живот вечный» (Рим. 2, 7, 8).
Кроме того, как и в Дубенском Крестовоздвиженском монастыре, он неустанно заботился о широком распространении книг православного содержания, которые, несмотря на свою постоянную занятость нередко переписывал собственноручно, систематизируя основные вероучительные истины и снабжая комментариями, делающими их более доступными. Более того, он явился автором ряда самостоятельных богословских трудов, являющихся несомненно весомым вкладом в отечественную богословскую науку. Милостию Божией и заботами все той же христолюбивой помещицы Гойской монастырю досталась превосходная типография, прекрасно оборудованная и оснащенная самыми современными шрифтами, позволявшими печатать качественные книги. В этот период блистательно проявился незаурядный дар литературного творчества, которым был наделен преподобный.
До сих пор в архивах Почаевской Лавры бережно хранится безценная рукопись, носящая заглавие: «Книга блаженнаго Иова Железа, Игумена Почаевского, рукою его написанная».(41) Безценный труд этот, без малейшего преувеличения оказавший величайшее влияние на судьбы Православия Западной Руси, написан был преподобным Иовом собственноручно мелким полууставом XVI— XVII века четким и разборчивым почерком. Этот замечательный памятник включил в себе преимущественным образом ряд вероучительных поучений и душеполезных бесед, значительная часть которых была направлена против латинства и господствовавшего на Волыни и в Польше социнианства.
Помимо текстов, заимствованных из святоотеческого наследия, которые сами по себе имели безусловно важнейшее значение для формирования правильного, православного мировоззрения народа Волыни, в силу специфики этого региона, лишенного возможности черпать живительные силы истинного древнего вероучения в неповрежденном виде, книга содержит не менее десяти поучений, отчасти подражательного, отчасти самостоятельного характера, авторство которых несомненно принадлежит самому Преподобному Иову. Его богословские воззрения отличаются зрелостью и высокой духовностью, они изложены чрезвычайно доходчиво и доступны пониманию широчайшего круга населения. К сказанному следует добавить, что преподобный прекрасно владел церковно-славянским языком, на котором твердо и четко излагал вероучительные истины, и это обстоятельство было особенно важным в связи с тем, что характернейшей чертой смутных времен, в которые Иову выпало жить и творить, являлось тотальное засилье польского языка. Безусловно, значение такого рода деятельности преподобного невозможно переоценить.
В свое время «Книга блаженного Иова» была тщательно изучена, адаптирована для прочтения, отредактирована ученым профессором Киевской Духовной Академии, являвшемся непререкаемым авторитетом в области западнорусской церковной письменности Н. И. Петровым и издана Почаевскою Лаврою под заглавием: «Пчела Почаевская».
Профессор Петров, в частности, отмечал, что проповеди «игумена Железо», как собственноручно подписывал их преподобный, «занимают почетное место среди полемической литературы конца XVI – начала XVII веков» (42)
 Книге этой выпала завидная участь: она оказалась не только важнейшим документом, свидетельствующим о незаурядных дарованиях преподобного, но, не утратив своей актуальности и в новых исторических условиях, сыграла важную роль в борьбе с инославием. Она успешно выдержала ряд изданий и даже в наш просвещенный век не утратила своей полемической заостренности. И это совершенно естественно, ибо составлял ее преподобный, умудряясь не дискретным человеческим разумом, надменным и дерзким, а  неоскудевающим Духом Божиим, приоткрывающим завесу над великими тайнами домостроительства Божия.
Исследователи, компетентные в данном вопросе, единодушно свидетельствуют о чрезвычайной весомости вклада преподобного Иова в отечественное богословие.
 К примеру, у А.Ф.Хойнацкого мы можем прочесть, что «вся книжка Преподобного Иова в ряду произведений других апологетов и полемиков последней половины XVI первой половины XVII-го века должна занять почетное место; сами поучения, излагаемые в ней, отличаются характером строгой церковности и церковным славянским языком, тогда как все современные Преподобному Иову православные писатели писали свои сочинения на обычном тогда славянопольском языке, перемешанном с малорусскими выражениями»(43 ).
Еще раз подчеркнем, что по своему содержанию и по широте проблематики безценная эта рукопись пользуется спросом и в наше время, являясь одним из лучших изданий Почаевской Лавры, пользующихся постоянным спросом.
Хойнацкий утверждает, что именно по инициативе преподобного Иова, его молитвами и самоотверженными трудами благочестивым князем Константином Острожким была издана знаменитая Острожская Библия, для издания которой посредством сопоставления текстов ряда древнейших источников были выбраны и напечатаны наиболее подходящие, чтобы даровать православному народу Волыни Библию на церковнославянском языке.
Почаевский игумен принадлежал к наиболее образованной части православного монашества того времени, благодаря чему пользовался величайшим авторитетом среди окружающих. Его богословские, философские, духовно-нравственные воззрения отличались четкостью и последовательностью, благодаря чему имя его можно справедливо поставить в один ряд с такими выдающимися общественно-политическими деятелями, вошедшими в историю, как Иоанн Вышенский, Иов Княгиницкий и Захария Копыстенский.
Творить преподобному приходилось в тяжелейших условиях. На его долю выпало столько испытаний, что их хватило бы с избытком не на одну жизнь, пусть даже такую долгую и плодотворную, какую послал ему Господь. Но, будучи постоянно во всеоружии молитвы, преподобный Иов мужественно противостоял злу, и рядом с ним спасались многие.
Ничто не могло запугать этого отважного воина Христова, прошедшего многоразличные гонения, неправедные суды и ложные обвинения, ибо здесь он, как и ранее, следовал Богодухновенным словам Апостола:
« Кто нас отлучит от любви Божией; скорбь ли, или теснота, или гонение, или глад, или нагота, или беда, или меч; якоже есть писано: яко Тебе ради умерщвляеми есмы весь день, вменихомся якоже овцы заколения. Но о сих всех препобеждаем за Возлюбившего ны» (Рим. 8, 35-37).
Какая-то непостижимая сила делала его недоступным для гонителей. Несмотря на постоянные угрозы, он все так же печатал и распространял душеспасительную литературу, ни на день не прекращая этот благородный, однако весьма опасный для него труд.
В конце концов, видя, что никакими угрозами на него нельзя повлиять, от преподобного отступились.
Очевидно, Сам Господь и Его Пречистая Матерь спасали его от преследования, простирая, как уже неоднократно бывало ранее, благодатный Покров над его главой.
«Жестокий век - жестокие сердца»…
Однако бороться с врагами Православия приходилось не только молитвенно или силой слова. Это была непримиримая, открытая брань, выдержать которую можно было лишь с помощью Божией. Часто враг рода человеческого принимал вполне реальный образ турка или татарина и с оружием в руках угрожал обители разорениями, пожарами, грабежами и прочими неисчислимыми бедствиями.
Угрозы эти имели под собой вполне твердое основание. Вспомним, как пострадал в свое время златоглавый Киев, как в огне пожаров погибли величественные храмы на Волыни и в Галиции. Но, видимо, так возлюбила Пресвятая Владычица Богородица это святое место, что, несмотря на тяжесть борьбы, которую приходилось переносить преподобному Иову с коварными врагами Почаевской обители, всякий раз по молитвенному предстательству Богородицы подавалось чудесное заступление.
Удивительным и непостижимым обыденным сознанием был, к примеру, следующий эпизод.
В 1607 году, т. е. на третьем году игуменства преподобного, к стенам обители Почаевской, заметно благоукрасившейся к этому времени, подступило несметное воинство татар, постоянно разорявших Волынские и Галицкие земли.
Лукавые агаряне совершили множество беззаконий, причинив неисчислимые бедствия мирным Почаевским инокам. Однажды во время атаки им удалось захватить в плен одного из насельников обители, слишком старого для того, чтобы быть проданным в рабство. Неудовлетворенные таким исходом, в порыве ярости они, надругавшись над его сединами, обезглавили инока. Именно тогда Чудотворная икона Богородицы вновь явила Свою дивную, неизъяснимую силу: истекающий кровью монах не испустил дух до тех пор, пока не добрался до Чудотворной иконы и не положил возле нее свою усеченную главу.
Естественно, каждое из таких нападений оборачивалось для монастыря неисчислимыми бедствиями. Но и утешение, получаемое братией в скорбях, было велико и сладостно: всякий раз Владычица видимым образом заступалась за иноков, и эта благодатная помощь приносила им несказанную радость.
И все таки тучи над обителью сгущались. Особенно тяжкие времена настали для преподобного Иова и окормляемого им монастыря после того, как завершилась земная жизнь благочестивой покровительницы Горы Почаевской Анны Гойской, выполнившей свой христианский долг и мирно почившей после этого о Господе около 1620 года.
Еще при жизни Гойской ее властный и сребролюбивый племянник Андрей Фирлей, каштелян бельзский, а впоследствии воевода Сандомирский, будучи к тому же еще и лютеранином, т. е. иноверцем, с нескрываемой злобою относился к завещанию его родственницы, пожертвовавиией на содержание обители не только обширные и плодородные земли, приносившие немалый доход, но и значительные средства. Он приходил в неистовство от одной мысли, что все эти средства, весьма значительные для того времени, досталось не ему, ближайшему родственнику, а были отданы на обустройство и содержание обители, населенной ненавистными ему православными иноками.
Опасаясь, однако, твердости решительного характера Гойской, он не смел восставать против ее воли открыто вплоть до самой ее смерти, и не оспаривал документ, составленный в соответствии со всеми требованиями закона. Лишь после ее кончины Фирлей позволил себе совершить акт возмездия и без зазрения совести захватил обширные имения, нисколько не побоявшись не только нарушения воли почившей, что само по себе было крайне недостойным поступком, но и Страшного Суда, на который призывала завещательница всех тех, кто осмелился бы оспаривать ее последнюю волю, что являлось уже прямым кощунством. Но это было только началом.
Наущаемый врагом рода человеческого, Фирлей не остановился даже после того, как обосновался на захваченных силой землях, присвоил себе крестьян, раскопал пограничные знаки для уничтожения фундуша. Понимая, что пока существует обитель Почаевская, он не может быть здесь полноправным хозяином, дерзкий пан приказал своим людям повсеместно отлавливать иноков, находящихся при выполнении послушания за пределами монастыря, нещадно бить их и всячески тиранить. Так, став заложником собственного сребролюбия и тщеславия, он со временем окончательно стал на душепагубный путь. Совершенные ранее беззакония побуждали творить новые, избавляя святотатца от всяких остатков совести. Нанеся захватом земель сокрушительный удар по благосостоянию обители, он не остановился на полпути, простирая свою дерзость до крайности. Твердо решив окончательно расправиться с иноками, он стал целенаправленно создавать им невыносимые условия для обитания, с тем, чтобы они не выдержали этого чудовищного давления и сами покинули гору Почаевскую.
Прежде всего, пользуясь своей силой и попустительством властей, он запретил монахам брать воду из источников, расположенных в Старом Почаеве. Таким образом он надеялся измучить их жаждой и заставить покинуть обитель. Однако это не испугало боголюбивых иноков, которые в те благословенные времена менее всего надеялись «на князи, на сыны человеческие» ( Пс.102 ), а полагались прежде всего на всемогущий Божественный Промысл и молитвенное предстательство Богородицы.
Тепло помолясь ко Господу и Его Пречистой Матери, преподобный Иов искапывает колодезь в скалистых твердынях Горы Почаевской, на месте, указанном ему свыше, и, несмотря на тяжкие препятствия, на глубине 64 локтей обретает живительную влагу, которою Лавра Почаевская пользуется и до сего времени.
Неужели это чудесное обретение воды на возвышенности, в толще грубой каменной породы не является наглядным доказательством милости и благоволения Божия, чудом, подобным сотворенному пророком Моисеем в пустыне? Неужели даже оно не способно было умягчить злое сердце, поврежденное тяжким грехопадением?
Однако даже столь явное вразумление нисколько не подействовало на безумца, продолжающего совершать один нечестивый поступок за другим. Воистину. «Рече безумец в сердце своем: несть Бог!» (Пс.13,1)
Движимый лютой ненавистью, Фирлей, видя , что все его действия не имеют результатов, в 1623 году предпринимает очередную попытку разорения обители. Он собирает огромное количество подвластных ему слуг и направляет на Гору Почаевскую, обещая щедрую награду за святотатственное разграбление монастыря. Обезумевших от сатанинской вседозволенности разбойников не останавливает ни святость места, воспетого в древних легендах, ни беззащитность кротких и незлобивых иноков, смиренно переносящих очередное поругание, ни суровые прещения Анны Гойской, грозившей, как мы помним, страшной карой в загробной жизни каждому, кто посмеет оспаривать ее завещание. Разворовав почти все монастырское имущество, эти исчадья ада осмелились поднять руку даже на величайшую святыню обители. Они похитил Чудотворную Икону Божией Матери, сокрыв ее от уповающих на исцеление, жестоко страждущих людей, в Козинском замке Фирлея, находившемся неподалеку от Дубно, - города, где при земной жизни благочестивого князя Константина сосредоточились основные силы Православия на Волыни.
Однако Господь поругаем не бывает. Когда чаша беззаконий переполняется, следует наказание, которое совершенно неотвратимо. И начинается оно с того, что Бог поражает нечестивца безумием.
Прерывается же длинная цепь беззаконий лишь после полного разрушения личности, что и произошло в действительности.
Андрей Фирлей, стремясь еще более попрать плененную им святыню, придумывает кощунственный фарс, обрядив жену в священническую фелонь и дав ей в руки потир, после чего в несчастную входит бес и сотрясает ее на протяжении длительного времени: до тех пор, пока святыня находится в руках нечестивцев. Очевидно, что именно за совершенное святотатство несчастная была наказана судом Божиим: овладевший ею злой дух тяжко мучил ее до тех пор, пока Фирлей не решился возвратить на свое место Чудотворную икону.
 Но отнюдь не сразу безумец понимает истинную причину обрушившегося на его дом несчастья, поскольку Господь, когда хочет наказать, отнимает разум. Для того, чтобы вернуть святыню, преподобный Иов, исчерпав иные возможности, вынужден был на протяжении долгих 25 лет судиться с Фирлеем, регулярно совершая поездки в Кременецкий: суд и подавая исковые и жалобные бумаги. Для этого ему нужно было постоянно отрываться от монастырских попечений, что еще более усугубляло положение несчастной жены Фирлея, тяжко истязаемой бесом.
Господь не посрамил преподобного: несмотря на тяжесть положения православных, права которых безжалостно попирались, продажность судов, неравную борьбу с богатым и влиятельным Фирлеем, в итоге он добился того, что не только сама Икона, но и значительная часть разграбленного имущества была возвращена Почаевской обители(44).
Фирлей, измученный судебными тяжбами, болезнью жены, внутренними нестроениями, к концу 1647 г. вынужден был завершить позорную тяжбу подписанием акта примирения с иноками, «не в унии состоящими». Это была большая духовная победа, и произошла она незадолго до смерти преподобного Иова, последовавшей в приснопамятном 1651 году, когда на захваченной поляками земле разгорелось пламя освободительной борьбы гетьмана Богдана Хмельницкого за попранные права народа, пребывающего под невыносимым социально-политическим и религиозным гнетом.Знаменем этой борьбы, как известно, было сохранение святого Православия. И Бог весть, сколько из них, приняв из его щедрых старческих уст благодать познания Истины, спасли свою безсмертную душу…
«Ибо Писание говорит: всякий, верующий в Него, не постыдится» (Рим. 10, 11).
Насильственно плененная на протяжении ряда лет в замке Козинском, Чудотворная икона Богородицы была длительное время недоступна страждущим людям, поэтому, когда закончился срок ее пребывания в заточении, святыня торжественно, при большом стечении народа, вновь была перенесена на гору Почаевскую, где, как и прежде, начала обильно являть знамения Своей неоскудевающей милости. Это еще в большей степени привлекло к святому месту христолюбивых поклонников, которые уже не помещались в Успенском храме. Стало очевидным, что для удовлетворения духовных запросов верующих нужен был уже более вместительный храм, и Господь воздвиг новых благотворителей обители в лице вышеупомянутых благочестивых супругов Феодора и Евы Домашевских, о жизненном подвиге которых мы расскажем особо.
Приснопамятные Феодор и Ева
Жизнь свою достойно увенчав,
По благословенью Приснодевы
Возвели подобный Небу храм.
Пусть ничто покой ваш не нарушит
И никто не осквернит ваш прах
Ваши чистые благие души
Воссияют в строгих Небесах.
Духом вознесясь над смрадным тленом,
Обрели к спасенью верный путь.
Жертва ваша ввек благословенна
И в веках запечатлен ваш труд.
На Почаевской святой вершине
Воссияли благодать и мир.
Славит Троицу Святую монастырь-
Православия безсмертная твердыня.
Как отмечалось ранее, Почаевские иноки издревле имели каменную церковь во имя Успения Божий Матери, построенную у подножия горы в непосредственной близости от пещер. Об этом неложно свидетельствует древнее предание о чудесном явлении Богородицы, Которую, как уже отмечалось ранее, простец Иоанн Босой сподобился увидеть беседующей с иноком неподалеку от церкви. С течением времени эта церковь, очевидно, благоустраивалась; в непосредственной близости от нее строились новые. Благодаря щедрым пожертвованиям помещицы Гойской была возведена часовня, ставшая пристанищем для Чудотворной иконы Божией Матери, и на протяжении ряда лет она вполне выполняла свое назначение. Монастырь, как мы помним, был небольшой, иноки подвизались преимущественно в уединении, многие совершали молитвенные подвиги в тесноте пещер, и существующих наземных храмов было вполне достаточно.
Однако Цельбоносная Стопа Богородицы все еще находилась на вершине горы, совершенно ничем не прикрытая, и это подвергало ее разрушительной силе стихий.
Кроме того, после прихода на гору Почаевскую преподобного Иова в монастыре произошли существенные изменения: увеличилось число иноков, изменился их образ жизни: некогда пустынный монастырь стал общежительным. К преподобному Иову за духовным советом отовсюду притекали люди, многие делали щедрые пожертвования.
А после возвращения Чудотворной иконы из Козинского замка православный народ, и ранее любивший это дивное место, стал стекаться к святыне в таком количестве, что Успенский храм уже не мог вмещать приходящих богомольцев. Было очевидно, что настало время строительства нового, большого храма, строительство которого могло бы разрешить все назревшие вопросы. Однако возведение такого храма требовало значительных средств, которых у монастыря не было.
Вот тогда-то Господь и послал состоятельных и щедрых ктиторов, в сердца которых вложил благочестивый помысл построить новый, просторный и величественный храм над Цельбоносной Стопой.
Ими стали состоятельные и весьма влиятельные помещики Феодор и Ева Домашевские, которые по Промыслу Божию возымели благочестивую ревность соорудить собственным иждивением большой каменный храм (45), каковой и был воздвигнут несколько выше того места, где находилась Успенская церковь. Спроектирован он была таким образом, что в архитектурный ансамбль естественным образом вошла приснопамятная скала с Цельбоносною стопою Богоматери.
Уже в 1649 году, т. е. за два года до кончины преподобного Иова, эта новая каменная церковь была возведена и освящена во имя Пресвятыя Троицы. Таким образом, преподобный выполнил свое земное назначение, преобразовав пещерный монастырь в общежительный, защитив Православные святыни от посягательств иноверцев, обустроив жизнь иноков и вымолив для них и многочисленных паломников просторный и величественный храм. Жизнь его, долгая и многотрудная, близилась к славному завершению.
Кем же были приснопамятные Домашевские? Их вклад в обустройство Почаевской обители настолько значителен, что заслуживает всяческих похвал. И хотя награда их - на Небесах, однако вкратце об их достохвальном житии сказать необходимо как в связи со щедрым даром обители, так и с тем, что они окормлялись у преподобного Иова, и их благотворительность – это прежде всего следствие святых молитв их духовника. К счастью, мы располагаем достаточными сведениями об этих людях, т. к. они были достаточно родовитыми и влиятельными., которую Глава семейства занимал высокую и почетную должность коморника, которая предполагала осуществление надзора над обширными землями.
В Почаевской Лавре сохранилась большое художественное полотно, изображающее Феодора и Еву Домашевских во весь рост на фоне построенной ими Троицкой церкви. Архимандрит Амвросий так описывает внешний вид этой благородной четы:
«Феодор высок ростом, седобород, с кругло подстриженными волосами. Одежда более напоминает Греческую или Молдавскую, нежели Польскую. Нижняя одежда в виде подрясника темно-голубаго цвета; а верхняя—в виде Греческой полуряски с короткими рукавами, обшитой но краям и внизу золотым шнурком, застегнутой до пояса продолговатыми золотыми пуговицами, а под шеею — старинною украшенною драгоценными каменьями пряжкою. В правой руке он держит трость с набалдашником из слоновой кости. От шпаги виден эфес, в древнем вкусе, обложенный серебряными блестками и каменьями, на конце эфеса змеиная головка. В верху картины с левой стороны следующий герб: щит ясно-голубого цвета, на котором белый знак в виде трехсоставного якоря. Щит обложен резною позолоченною рамкой, а сверху ворона, по сторонам рамки две пальмовые ветки. Вокруг герба стоят прописные начальные польские буквы.
 С правой стороны портрет супруги Феодора Домашевского—Евы. Она представлена во весь рост, лет 50, в древней одежде высших особ. Голова покрыта белым опущенным по плечам вуалем; сверх того круглая шапка голубого цвета с собольею опушкою; шея вся покрыта таким же белым вуалем; корсет по белому платью голубого цвета, застегнутый золотыми шнурками. Верхнее платье состоит из бархата зеленого цвета, в роде женской собольей шубы; в руке держит четки. На верху герб такой же, как и самого Домашевского, с тем только различием, что в щите два знака, один в виде якоря, а другой—на глобусе с крестиком» (46).
Кроме того, на картине была изображена величественная Церковь, которую благочестивые супруги бережно держат на своих руках, касаясь ее основания. Церквь заложена на прочном основании из природного камня, а стены ее выстроены из кирпича. Особенности архитектуры указывают на стремление следовать Византийскому стилю, в соответствии с чем главный купол имеет восьмигранную форму, а два других, поменьше, - круглые. Несколько ниже церкви изображен стол, покрытый красною пеленою с лежащей на нем круглой шапкой, отделанной соболем, книги и четки. Между отцом и матерью стоят на коленях и молятся, умилительно сложив руки, их малолетние сын и дочь, одетые в длинные платьица. На полу лежит круглая шапочка мальчика с белою опушкою, а дочь на шее имеет цепочку из жемчуга и на голове венчик из драгоценных камней. Драгоценный ЭТОТ памятник, просуществовший более 200 лет, несколько обветшал со временем: полотно в нескольких местах прорвалось, а краски утратили яркость. Картину отреставрировали, и она воссияла в прежнем великолепии.
Как видим, внешний облик благотворителей обители достаточно благообразен и свидетельствует не только о высоком социальном положении, занимаемым ими в обществе, но и о соответствующей степени религиозности. Это тем более важно, что в смутные времена, когда жили эти добронравные люди, Православие на Волыни было не в чести, и многие, чтобы не впасть в немилость властей, предательски отрекались от него. Домашевские, как видим, до конца хранили верность святой вере предков.
Более того, - благочестивые, возлюбившие благолепие дома Божия жертвователи щедро украсили и обогатили построенный ими храм, принеся в дар Богу свои наследственные сокровища: золотые и серебрянные украшения и драгоценности, а кроме того, внесли на содержание обители огромную по тем временам сумму в двадцать тысяч злотых, соотносимую с  дореволюционными тремя тысячами рублей серебром. Примечательно то, что семейство это хранило верность Православию и после кончины преподобного Иова, который был их духовником, следовательно. укреплял их в вере и благословлял на все благие деяния. Об этом свидетельствует завещание Евы Домашевской, в котором содержится ее последняя воля о погребении останков в новопостроенном храме и непременно по чину восточной Церкви. Из этого завещания можно сделать также важный вывод о том, что на протяжении некоторого времени, а именно еще в 1665 году, когда этот документ был составлен, Почаевская обитель еще оставалась православной и совершенно чуждалась унии.
Необходимо отметить, что щедрость Домашевских имела свое основание и зиждилась на прочном фундаменте молитв преподобного Иова. Многие, видя примерное благочестие игумена Почаевского, следовали примеру Домашевских. Они стремились окормляться у прославленного старца и в соответствии с его благословением, изыскивали средства на строительство православных храмов и обителей.
 Очевидно, Господь Духом умудрял этого подвижника благочестия, чтобы на нем буквально сбывались слова святого Писания:
   Не пецытеся, како или что возглаголете: даст бо ся вам в той час что возглаголете. Не вы бо будете глаголющии, но Дух  Отца вашего глаголай в вас» (Мф.10, 19, 20).
Самоотверженная деятельность великого Почаевского подвижника, направленная на распространение и укрепление Православной веры среди населения этого многострадального края, упрочила любовь к нему со стороны окружающих, принесла огромную популярность, которой при всех стараниях не могли воспрепятствовать власти предержащие. Народ тянулся к преподобному, видя в нем печальника и молитвенника о его нуждах. Люди были самых различных сословий, и богатые, и бедные, но и «две лепты вдовицы» преподобный принимал с такой же благодарностью, как и щедрое пожертвование знатного благотворителя, и так же самоотверженно молился за спасение души. Поэтому и не зарастала тропа к богомудрому старцу…
заслуживает внимания, к примеру, следующий примечательный факт. В 1646 году помещица соседнего с Почаевом села Загайцы Ирина Ярмолинская пожелала устроить в своем имении православный монастырь во имя Иоанна Милостивого. Для этого она составила завещание, на котором просила подписаться «духовника своего» преподобного Иова, оставившего свой безценный автограф: «Иоанн Железо, Игумен Почаевский, устне прошоный» .
Среди чад преподобного,обладавшего несомненным даром апостольской проповеди, было много помещиков, которые благодаря его молитвенному предстательству не предали святую Православную веру отцев своих и не подчинились унии или латинству, буквально раздиравшему на части многострадальный край. Таковыми были благочестивые князья Малынские, Пузины, Сташкевичи, Куликовские, Долинские, Жабокрицкие, Ясногорские и другие: из монастырских актов видно, что они старались поддерживать Почаевскую обитель как последний приют православия на Волыни. Умело распоряжаясь их доброхотными вкладами, приумножая их за счет самоотверженного труда монашествующей братии, было осуществлено строительство шести других церквей: Преображенской, Благовещенской, Воскресенской, Св. Великомученика Феодора (вероятно, по желаиию и с помощью Феодора Домашевского), Похвалы Божьей Матери, (надобно полагать, в память избавления обители от нашествия турок и татар) и Николаевской. Все эти сравнительно небольшие храмы были выстроены таким образом, что примыкали к главной, Троицкой церкви.
Их весьма значительное количество на сравнительно небольшой территории как нельзя более убедительно доказывает, что в обители постоянно находилось чрезвычайно большое стечение богомольцев, духовные потребности которых удовлетворяли находившиеся там иноки, которых было также достаточно много, - значительно больше, чем до прихода в Почаев преподобного Иова.:
Иноки, в целях безопасности, возвели вокруг монастыря ограду в виде деревянного забора с четырьмя наугольными башнями, а сад обнесли частоколом.
Совершенно очевидно, что для сохранения в обители истинно православного иноческого духа, наиболее всего содействовал великий подвижник сего времени, игумен сей обители Преподобный Иов, чьи святые нетленные мощи почивают в пещере.
Чистота и цельность его незаурядной личности, строгое, неукоснительное послушание заповедям Божиим помогли этому неутомимому подвижнику восстановить в себе в неповрежденном виде образ Божий и воспринять в полной мере светлые дары Божественной благодати. Вот почему уже при жизни, что случается нечасто, он получил заслуженную славу, обрел признание как мудрый учитель святой Православной веры и истинно христианского благочестия. Он действительно без тени лукавства мог вслед за апостолом Павлом сказать своим многочисленным чадам.
 «Имже и научистеся, и приясте, и слышасте, и видесте во мне, сия творите, и Бог мира будет с вами» (Флп.4, 9).
Кем были настоятели  Почаевского монастыря до того времени и были ли они вообще, неизвестно. Ряд исследователей полагает, что поскольку монастырь был пустынный, то и роль игумена, если даже таковой и имелся, была минимальной. Известное, в частности, имя афонского инока Мефодия сохранилось несмотря на практически полное отсутствие старинных рукописей, представленных в оригинале. В общем-то это объяснимо. Выше уже отмечалось, что православное прошлое Почаевской обители было для базилиан камнем преткновения. Следовательно, завладев Почаевскою святынею, они попросту уничтожили все исторические сведения, проливающие свет на это прошлое, стремясь все приписать себе. Однако предать забвению святое имя величайшего подвижника благочестия, уже в земной жизни стяжавшего немеркнущую в веках славу, они не дерзнули: о преподобном Иове ходили легенды. Высокая духовная жизнь этого всенародно любимого угодника Божия была широко известна среди различных слоев населения, а сила чудотворений, исходящая от его нетленных мощей, попросту устрашала, представлясь для них грозною, карающею любого святотатца, без должного почитания относящегося к памяти этого избранника Божия. Кроме того, житие этого великого подвижника благочестия было непосредственно после его кончины достаточно подробно описано учеником и последователем его иеромонахом Досиееем, который рассказал о многообразии подвигов этого святого, великого пред Господом настолько, что уже в земной жизни он стал скорым помощником в нуждах, а перейдя в пакибытие, - усердым молитвенником о душах наших.
История святой Церкви бережно хранит имена великого и славного сонма подвижников благочестия с древнейших времен до наших дней. Как правило, проходило некоторое время, прежде чем составлялись жития этих подвижников.Что же особого, совершенно уникального было в личности великого Почаевского игумена, столь необыкновенной, что его почитали даже враги?
 Одной из самых примечательных черт его личности являлась, безусловно, его несгибаемость. Он твердо знал, что Бог не хочет «смерти беззаконника» (Иез.18, 23), напротив, Он стремится к тому, чтобы «все люди были спасены и пришли к познанию Истины» (1 Тим.,2,4).
Монах, который дерзает взять на себя этот тяжелый труд, добровольно подвергает себя многоразличным искушениям – коварные и мстительные бесы не прощают ему того, что он восстает против них.
Однако такого опытного воина Христова, каковым был преподобный Иов, устрашить было невозможно, ибо он был во всеоружии слова Божия и апостольской проповеди, а «никто же да не осмеливается сопротивное ополчение обратить в бегство, не взяв в руки апостольского всеоружия» (Еф., 6,11).
Как бы ни развивались события на многострадальной Волыни, в каком бы тяжелейшем положении он ни находился сам, исповедник всячески попираемой веры не только отстаивал права окормляемой им Православной обители, но и осмеливался поддерживать впавших в немилость дворян, не боясь подвергнуть себя опале, а обитель – разорению, во всем полагаясь на Господа и Его Пречистую Матерь. Практически он оказался на острии общественно-политических событий, развивавшихся не в пользу Православия. Но даже пребывая в самых стесненных обстоятельствах, преподобный Иов, оставаясь верным Святому Евангелию, изыскивает возможность поддерживать гонимых, «кладя душу за други своя».
Со всем усердием проповедовал он данную Господом мудрость «не века сего и не властей века сего преходящих, но…премудрость Божию тайную, сокровенную, которую предназначал Бог прежде веков к славе нашей» (1 Кор.2,6,7).
Сохранилось великое множество свидетельств благодатной силы молитв преподобного, за каждым из которых – труды и болезни великого подвижника, всегда готового «послужить и отдать душу свою для искупления многих» (Мф. 20,28).
Благодаря его активной жизненной позиции и неустанным трудам по защите истинной веры, Почаевская обитель во времена преподобного Иова становится центром не только религиозной, но и общественно-политической жизни Западной Руси.
Неоспоримым является тот факт, что монастырь поддерживает знамя освободительной борьбы против окатоличивания Западной Руси, непосредственно принимая участие в событиях, связанных с деятельностью Богдана Хмельницкого. Известный историк и литератор Костомаров утверждает, в частности, что вольнолюбивый гетьман и стойкий борец за Православие неоднократно бывал в монастыре, куда приезжал помолиться его славным святыням, а также для того, чтобы получить духовный совет и благословение богодухновенного игумена. Преподобный Иов возлагал большие надежды на этого непримиримого противника унии и поддерживал его не только молитвенно. Братия монастыря, во всем единодушно следовавшая за своим игуменом, просвещенным благодатью Святого Духа, горячо поддерживала самоотверженную борьбу,принимая участие в судьбе крестьянско-казачьих войск, а в 40-е годы XVII века, нимало не опасаясь расправы со стороны врагов Православия, укрывала от преследования потерпевших поражение участников сражения. В частности, преподобный Иов милостиво предоставил в своей обители убежище семейству одного из благотворителей - Ивана Жабокрицкого, пострадавшего после поражения войск Богдана Хмельницкого под Берестечком. Пока происходили жестокие репрессии, преподобный содержал Жабокрицкого с детьми в монастыре на полном иждивении, пренебрегая реальной опасностью расправы, за что тот впоследстваии пожертвовал Почаевской обители сто злотых.
Этот факт примечателен еще и тем, что он наглядно иллюстрирует роль Почаевской обители во времена преподобного Иова как центра не только религиозной, но и общественно-политической жизни Западной Руси.
При взгляде на одухотворенное лицо Почаевского игумена, , людям, знавшим преподобного и не перестававшим поражаться его стремлению в наибольшей мере явить любовь к ближним, приходили на память слова Святого Писания:
«Всяк, не творяй правды, несть от Бога, и не любяй брата своего. Яко се завещание, еже слышасте исперва, да любим друг друга» (1 Ин. 3, 11,12).
Подобным образом относился преподобный Иов к нуждам всей Православной Церкви на Западе, переживающей отнюдь не лучшие времена. В 1628 году он участвовал в работе Собора «для разсуждения о делах церковных и в том числе в особенности по вопросу об отступничестве известного Мелетия Смотрицкого, пожелавшего теперь снова возвратиться к церкви Православной»(47), проходившего в Киеве под председательством митрополита Иова Борецкого 15 августа 1628 года. Участники Собора сделали историческое Синодальное объявление, в котором заявили, что они «твердо стоят в православной восточной вере, не мыслят об отступлении в унию -и под клятвою обещаются не уступать и к тому же увещавают весь православный народ». В числе-прочих это заявление подписал и преподобный Иов по своему схимническому имени: «Иоанн Железо Игумен Почаевский».
Исследователи отмечают величайшее влияние Почаевского игумена на обустройство и духовное окормление ряда современных ему православных монастырей, существовавших на западнорусских землях. Так, дух преподобного навсегда сохранился в Угорницком и Крестовоздвиженском монастырях, в которых он подвизался и игуменствовал. Благодаря его непререкаемому авторитету окормлявшаяся у него помещица Ирина Ярмолинская в 1646 году основала в своем родовом имении Загайцы монастырь во имя святителя Иоанна Милостивого. Укрепились в вере и благочестии сестры Корецкого Свято-Вознесенского монастыря, где преподобный, возвращаясь с Киевского Собора, по дороге домой провел три дня, совершая богослужения и подавая наставления обитавшим там монахиням. А один из наиболее одаренных учеников преподобного архимандрит Петроний( Гулевич-Воютинский) с 1617 года осуществлял управление двумя монастырями в Овруче – Успенским Заручаевским и Спасским.
.Не менее замечательна была и внутренняя религиозно-нравственная жизнь преподобного Иова, сокрытая от посторонних глаз и во многом даже от братии. Однако некоторые свидетельства его высокой духовной жизни и аскетических подвигов сохранились.
Каждому, кто хотя бы раз посетил Почаевскую Лавру, разумеется, знакома сохранившаяся до нашего времени крохотная каменная пещера, в которую можно пролезть только ползком с глубокой верой и молитвой. Вокруг этой пещерки ходят многочисленные легенды. Доподлинно известно лишь то, что в ней Иов проводил целые дни, а иногда и седмицы на молитве, без пищи и пития, предаваясь спасительному богомыслию. Этот факт тем более примечательный, что, будучи игуменом и имея на своем попечении дела благоустройства обители, братию, которая нуждалась в пище и безопасности, типографию, многоразличные судебные тяжбы, он был, разумеется, чрезвычайно загружен. И все-таки, несмотря на постоянную занятость, основное время преподобный уделял молитвенному подвигу. Ближайший ученик его Досифей свидетельствует, что от долгих, неустанных стояний на молитве ноги у Иова отекали до такой степени, что покрывались язвами. Каким образом он изыскивал время на подобного рода молитвенные труды? В чем была необходимость этого затвора? Каким образом удавалось окормлять братию, надолго добровольно заточая себя в каменных недрах горы? На эти и многие другие вопросы ответить можно лишь с позиций духовного впонимания сути монашеского делания.
Угодник Божий на протяжении половины столетия неизменно управлял обителью, являя себя не только духовно одаренным игуменом, но и неустанным тружеником и неусыпным молитвенником. Никогда не расставаясь с главным монашеским деланием: молитвою и богомыслием, преподобный Иов находил время и для тяжелого физического труда. Следуя поучительному примеру Святых Отцов, он никогда не пребывал в праздности, непрестанно занимаясь рукоделием, сам садил и прививал деревья в монастырских садах, ухаживал за ними, чистил садовые дорожки, строил плотины, непосредственно участвовал в копании двух больших прудов, находящихся по сей день несколько западнее Лавры, у подножия Горы Почаевской. Сами эти пруды, а также плотины ископаны были не только попечением преподобного, но и с его непосредственным участием. Поскольку отличительной особенностью местности, окружающей  Почаевский монастырь , является отсутствие в достаточном количестве воды, необходимой как для жизнедеятельности людей, так и для пойла скота, самоотверженные личные труды преподобного Иова составляю истинное благодеяние не только для Лавры, но и для всего Почаева. Таким образом преподобный еще в земной жизни видимым образом оказался причтенным к малому стаду, о нем же благоволи Отец Небесный (Лк.12,32). 
Подвиги и труды свои по глубокому смирению,  преподобный тщательно скрывал, однако тем, кто его близко знал, Господь показывал истинное лицо подвижника.
«И свет во тьме светит, и тьма не объяла его» (Ин.1,5).
Проводя каждую свободную минуту в созидательных трудах, ночное время он непрестанно посвящал коленопреклонной молитве. Когда обстоятельства требовали сугубой молитвы, он иногда на целую седмицу, затворялся в тесной каменной пещере и втайне со слезами от чистоты сердца изливал моление Богу о спасении святой Православной Церкви и погрязшего в грехах мира.
В обхождении с другими Иов был всегда кроток и миролюбив. С братолюбием, смирением и милосердием, он соединял такую молчаливость, что, по свидетельству Досифея, никогда не празднословил. Чаще всего от него можно было слышать лишь произносимую при каждом деле сокровенную, никогда не прерывающуюся самодвижущуюся молитву.
Отверзая уста для этой великой и святой молитвы, он обретал через нее особую силу, дарованную Господом, вновь и вновь повторяя, « Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя»...
Изумленные братия и ближайшие духовные чада сподоблялись порой видеть нетварный свет, исходивший во время этих молений из пещерных недр. И понимали они, несмотря на немногословие игумена и всяческое стремление его скрыть богатые духовные дары, которыми его щедро наделил Господь, что он еще в земной жизни своей сподобился  „ приобщиться к сонму избранников, о которых святой тайнозритель говорит: и тии победиша сатану кровию Агнчею и словом свидетельства своего и не возлюбиша душ своих даже до смерти"( Апок. 12, 11).
От измождения плоти, тело его было до того изнурено и измучено, что даже отпадало от костей.
Во всем стремясь подражать Господу, преподобный всегда стремился, как требовало Евангелие, «послужить и отдать душу свою для искупления многих» (Мф.20,28).
Не удивительно, что слава его неуклонно возрастала. Многие соседние помещики, следуя благочестивому примеру князя Константина Острожского, избирали его духовником. Некоторые, подобно Жабокрицкому, попав в стесненные обстоятельства, искали у него убежища и защиты. И никто не уходил неутешенным, ибо преподобный неленостно исполнял предписанный ему Святым Евангелием подвиг непрестанного радения о душах вверенных его попечению чад:
« Да будут чресла ваша препоясаны, и светильницы горящии: и вы подобни человеком, чающим господина своего с брака, когда придет и постучит, тотчас отверзут ему. Блаженни раби тии, ихже пришед господин обрящет бдящими (Лк. 12, 35-37).
 «Да не приидет мне нога гордыни» (Пс.35,12), - этот завет псалмопевца Давида стал для преподобного непреложным правилом. Как и его великие предшественники, которым он стремился подражать в своей ежедневной жизни, он являл собой образец крайнего смирения и незлобивости, немало потрудившись  во славу Божию и очистив свою душу светлыми слезами покаяния. Став как «сор для мира, как прах, всеми попираемый» (1 Кор.4, 13), он невозбранно взошел на высшую ступень смирения, когда любое самоуничижение переносится с радостию. Смирение делало его неуязвимым в любых ситуациях.
Воистину, как утверждает Святое Евангелие, « многие первые станут последними, а последние первыми» (Мф 19, 30).
В Богодухновенных строках Божественного Откровения нам преподносится еще одно важное наставление, значимость которого трудно переоценить:
«Больший из вас да будет вам слуга» (Мф.23,11).
Понимая, что всякое падение человеческое вызвано прежде всего духом гордыни, предательски проникающим в душу подвижника многоразличными способами, уже тогда он научился противостоять этому пагубному всепогубляющему духу боголюбивое смирение, воплощением которого был Сам Господь наш Иисус Христос. Путеводной нитью во всех непростых житейских испытаниях стали для него буквально воспринимаемые им слова Спасителя:
« Научитесь от Меня, яко кроток Я и смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим» (Мф.11, 29).
О его удивительном незлобии красноречиво говорит, к примеру, следующий факт.
Однажды преподобный Иов, молившийся в поздний ночной час, застал на монастырском гумне человека, который под покровом темноты занимался хищением пшеницы. Преподобный, с величайшим состраданием отнесся к злодею и, отложив собственные дела, смиренно помог ему поднять ношу на плечи. Ни единого упрека не последовало из уст преподобного; он лишь кротко посетовал на тяжесть греха, который взвалил на себя этот несчастный, и напомнил ему Страшный Суд, где все тайное станет явным и каждый должен будет отдать Господу отчет в своих делах. Так, проявив непостижимое человеческому разумению крайнее долготерпение, он привел закоренелого грешника к глубокому и полному покаянию.
А поскольку« сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит» (Пс.50, 19), Господь сжалился над несчастным, приняв его покаяние.
Истинно сказано в Священном Писании:
 «… Премудрости же не одолеет злоба…
 Сию возлюбих и поисках от юности моея, и взысках невесту привести себе, и любитель бых красоты ея» (Прем.7,30;8:2).
В 1649 году преподобному Иову испольнилось 98 лет. Несмотря на немощь телесную, дух его был еще бодр. Однако ничто не вечно в бренном, несовершенном мире. Земная жизнь преподобного неуклонно приближалась к концу. Чувствуя изнеможение от непрестанных трудов и заботясь о том, чтобы по его смерти обитель имела достойных руководителей, обремененный трудами и летами,он уже за два года предузнав от Господа час своей кончины, изъявил волю избрать себе преемника, указав на иеромонаха Самуила Добранского, исполненного самых разнообразных добродетелей и отличающегося примерной кротостью и удивительным смирением.
Прозорливому игумену, предвидевшему грядущие по его кончине великие смуты. было над чем задуматься. Как мы помним, прошло уже более половины столетия с того времени, как церковная уния вторглась на Волынские земли, смутив и уведя в погибель множество людей, сознание которых было помрачено. К этому времени неустанными стараниями иезуитов были уничтожены, сметены с лица земли, безжалостно разрушены  практически все древнейшие Православные обители и храмы в пределах юго-западного края. Представители многих древних православных русских родов перешли в латинство. Таким образом униатам осталось сделать всего несколько шегов, чтобы овладеть и самой обителью Почаевской, являвшейся теперь единственным оплотом Првославной церкви в этом регионе. Пока был жив преподобный Иов, он зорко следил за всеми кознями и ухищрениями противника и умел так влиять на современников, что латиняне не смели посягать на его обитель. Однако теперь, на закате дней, будучи человеком. искушенным в житейских хитросплетениях, преподобный не мог не предвидеть, какие громы и молнии должны обрушиться на обитель по его отшествии. Поэтому, чтобы хоть на время оттянуть это, дав обители мудрого и надежного деятеля, умеющего отстаивать дела монастырские, преподобный Иов, уподобившись своему великому предшественнику,преподобному Феодосию Печерскому,пожелал сам избрать достойного преемника, и указал на такового в лице вышеназванного Самуила Добранского. Однако, следуя Евангельской заповеди ничего не принуждать делать насильно, он совершенно не навязывал братии своей воли, а передал ей собственное пожелание на рассуждение. Братия же, по любви к игумену, доверяя ему и подчиняясь безпрекословно, приняла его пожелание единодушно, нисколько не сомневаясь в правильности принятого им волеизявления. Ибо на собственном примере научил преподобный братию любить друг друга, выполняя Евангельские слова:
«Всяк, не творяй правды, несть от Бога, и не любяй брата своего. Яко се завещание, еже слышасте исперва, да любим друг друга» (1 Ин. 3,11,12).
Новому игумену, Самуилу Добранскому, избранному соборно и по любви, братия обязались оказывать безпрекословное послушание во всех начинаниях и должное почитание. Взамен этому самому Добранскому было поставлено в обязанность самозабвенно служить обители в соответствии с апостольскими правилами и поступать с братиею так, как требовали обычаи и монастырские постановления.
13 марта 1649 года был составлен соответствующий акт, подписанный четырьмя иеромонахами, тремя иеродиаконами и тремя монахами, хранящийся в подлиннике в Лаврском архиве под № 49.
Однако избрание Самуила Добранского было, очевидно, лишь формальным. ибо еще и в 1650 году, т. е. через год после этого приснопамятного события преподобный Иов в деле о внесении предварительного завещания Иоанна Жабокрицкого в Кременецкие акты, значился как игумен  Почаевского монастыря. Следовательно, его преемник только считался игуменом и до кончины преподобного Иова не принимал на себя никаких полномочий.
Жизнь преподобного Иова была длинной, плодотворной и продолжалась сто лет. Однако ничто не вечно в этом мире.
Выполнив свое земное назначение, 21 октября 1651 года, спустя четыре месяца после поражения Хмельницкого под Берестечком, блаженный Иов получил откровение о том, что через семь дней должен будет отойти ко Господу. Очевидно, он настолько угодил Богу, что ему было заранее открыто время отшествия, чтобы он успел подготовиться и уйти из этой юдоли страданий как можно более достойно. Открывшееся ему обстоятельство побудило преподобного завершить все земные дела, примириться с Богом и людьми. Кончина его была «безболезненна, непостыдна, мирна»: совершив последнюю литургию, по окончании которой, воздав целование сетующей братии, мирно испустил дух, перейдя от земной жизни к вечному блаженству 28 октября 1651 года и оставив как в обители, так и во всей Волынской стране, благоговейное воспоминание о своих высоких добродетелях.
Тяжесть утраты болью и горечью отразилась в сердцах осиротевших чад, глубина которой во всей полноте осмыслилась лишь со временем. Лишь на расстоянии познается величие и неисчерпаемость таких личностей, вмещающих в себя целую эпоху, которые для укрепления посылает нам Господь на крутых поворотах Истории. На нем исполнились неложные слова Христа:
«Не вы избрали Меня, но Я избрал вас» (Ин.15,16).
Воистину, неисчерпаема человеческая память, как неисчерпаема и человеческая благодарность. Однако насколько же больше и значимее всех людских почестей та награда, которая уготована подвижнику на Небесах!
«Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1 Кор.2, 9).
Тело блаженного лежало погребенным в земле на протяжении долгих семи лет и десяти месяцев. На протяжении этого времени многих не покидало ощущение, что преподобный жив, что он по-прежнему молится за погрязший в грехах, погибающий мир и что молитвами этими, как и прежде, спасается грешный род человеческий. Благочестивые почитатели преподобного, его духовные чада и даже некоторые из людей, не знакомых с блаженным Иовом в его земной жизни, временами сподоблялись видеть дивное сияние, которое, подобно сверкающему лучу, исходило из недр земли над местом погребения подвижника, однако до благовремения воля Божия была сокрыта от глаз человеческих.
И все-таки чада блаженного знали, что близок час его прославления, когда воссияет его звезда на духовном Небосклоне и дарует ему Господь несказанное райское блаженство по неложному обетованию Своему:
  «Имеяй заповеди Моя  и соблюдаяй их, той есть любяй Меня, а любяй Мя, возлюблен будет Отцем Моим: и Аз возлюблю его, и явлюся ему Сам» (Ин.14, 21).
И Господь, верный Своим обетованиям, не посрамил ожиданий.
По истечении семи лет после отшествия преподобного Иова в лучший мир, в 1659 году, « во едину от нощей» митрополит Киевский Дионисий Балабан (1657-1663) сподобился в тонком видении получить удивительное откровение, после которого незамедлительно поспешил в Почаев, чтобы лично освидетельствовать святые мощи Преподобного, оказавшиеся совершенно нетленными.
Иов явился «в сонном видении», известив святителя следующими словами:
 «Извествую твоему преосвященству, яко тобою хощет Бог открыти кости моя».
Через некоторое время видение повторилось. Следует отметить, что святитель Дионисий, « как мудрый и искусный богослов», хотя и узнал старца, потому что, по словам Досифея, еще когда жил преподобный, «он знал хорошо образ лица и богоуодное житие его», не сразу по получении откровения стал действовать столь решительно. На первых порах он не обратил на него серьезного внимания, «приписывая это сонному обыкновенному мечтанию, а не преестественному Божию промыслу».
Митрополит вначале не доверял сонному видению, по глубочайшему смирению не считая себя достойным исполнить сверхестественное повеление Божие. Как известно, бренному, перстному, земному человеку, отягощенному тьмочисленными прегрешениями, но все-таки богоподобному, редко удается сподобиться подлинного богобщения, - чаще ему доступно достижение лишь того эфемерного состояния, которое называют прелестью. Обманутые бесами люди, как правило, ищут это состояние в удовольствиях чувственных и радостях скоропреходящих, итогом чего бывает лишь «суета и томление духа» (Эккл.1,14).
Блаженный Иов являлся ему во сне не единожды на протяжении непродолжительного времени, постоянно повторяя просьбу открыть его мощи. И только когда угодник Божий, в третий раз явившись Митрополиту в тонком видении, уже значительно более строго повторил ему то же требование, « не давая покоя митрополиту и уже отмщением грозя ему. если не исполнит повеленного», тот ощутил священный трепет, не оставляющий более никаких сомнений в истинной природе созерцаемого им явления, уразумев, что все это было «от Божия произволения». Познав волю Господню, он тот час же приступил к исполнению повеленного, не позволяя себе ни минуты промедления. Собрав весь свой многочисленный клир, присоединив к нему для большей торжественности Овручского архимандрита Феофана Креховецкого, бывшего наместника Софийского, промыслительно находившегося в то время в Киеве, он немедленно поспешил приехать в Почаевскую обитель. Там же, на месте, архипастырь ознакомился с удивительными фактами, свидетельствовавшими о высокой духовной жизни и достохвальной кончине преподобного, весьма строго и непредвзято исследовав его славные деяния, сохранившиеся в благодарной людской памяти. В течение непродолжительного времени ему удалось собрать значительный материал о земной жизни и подвигах преподобного, всегда стремившегося «послужить и отдать душу свою для искупления многих» (Мф. 20,28), а также о его посмертных чудотворениях.
 « Изведав благие дела его, Богу угодные», он сподобился лично удостовериться в подлинности чудесных явлений, совершавшихся от святых мощей этого удивительного угодника Божия, в приснопамятный день их обретения.
Иными словами, в 1659 года произошло событие, свидетельствующее о неложности обетования Господа о том, что «тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в Безсмертное» (1 Кор.15, 53).
Митрополитом собственноручно было совершено открытие гроба, в котором мирно почивал святой. Останки его, к несказанному удивлению присутствовавших, сохранились в совершенном нетлении и были исполнены дивного благоухания « без всякого истления, как бы того же часа погребенные. и исполненные недоразуменного благоухания». Этот факт особенно потряс тех, кто лично знал преподобного: нетленнось мощей была тем более поразительной, что в земной жизни тело угодника Божия, изможденное непосильными трудами и тяжкими болезнями, было обильно покрыто язвами и гнойными струпьями.
Когда произошло это выдающееся событие, присутствовало огромное количество людей, не только знавших преподобного при жизни и почитавших его, но и совершенно незнакомых.
Удостоверившись в истинной святости нетленных останков преподобного, святитель торжественно, «при многонародном людей собрании с подобающею честию перенес оные в великую церковь Живоначальной Троицы» и здесь по древнему обычаю поставил в притворе церковном «року Господня 1659 месяца августа 28 дня», открыв святые мощи для  всеобщего почитания, которое продолжается и по сей день.
Событие, на первый взляд, совершенно неординарное. Однако на самом деле ничего необычного не произошло. Господь, верный Своему обетованию прославить все кости святых,  ни единая из которых не должна иссохнуть (Пс. 33), явил на нем знамение Своей неиссякаемой милости, ибо помыслы этого земного небожителя были всегда направлены прежде всего на то, чтобы наилучшим образом угодить Творцу, а не исполнить требования плоти, предательски восстающей на дух. Вот почему по блаженной кончине на нем исполнялись, обретя плоть и кровь, Богодухновенные слова:
« Ищите прежде всего Царствия Божия и правды Его» (Мф. 6, 33).
Да это и неудивительно: исполненный всяческих добродетелей подвижник еще в земной жизни, сподобился от Господа дивного дара «и по смерти добро творити».
После прославления преподобного Иова, по свидетельству Досифея, «многое множество народа одержимии различными недугами цельбу прияли; ибо, как будучи в теле, преподобный Иов, по словам того же писателя, был исполнен великой добродетели, так и по смерти своей  с верою притекающим к нему не переставал благодетельствовать».
В течение более полустолетия по открытии мощей, преподбный Иов не переставал обильно являть благодатную силу во свидетельство своей святости, на пользу Православия. Эти удивительные явления продолжаются и по сей день, хотя и происходят, возможно, в более сокровенном виде.
Заслуживает, к примеру, внимания удивительное чудо, которое произошло непосредственно после обретения мощей и явилось прежде всего на преданном ученике и возлюбленном чаде преподобного Иова. Угодник Божий, чудесным образом явившийся в храме Пресвятой Троицы спустя две недели по блаженной кончине, исцелил от смертельной болезни иеромонаха Досифея, увидевшего в этом знак особой милости преподобного и впоследствии ставшего составителем его достохвального жития. Ибо неложно сказано в священном Писании:
« Кто сотворит и научит, тот великим наречется в Царствии Небесном» (Мф.5, 19).
Об этом удивительном явлении, в частности, свидетельствует приснопамятная строительница великой церкви, Ева Домашевская, которая  вместе со своею рабынею Анною сподобилась стать сопричастницей дивного таинства.
Произошло это следующим образом.
В светлый праздник Воздвижения Честного Креста Господня, по истечении совсем непродолжительного времени после обретения мощей (прошло лишь чуть более двух недель после прославления святого) приснопамятная Ева Домашевская, знатная благотворительница обители, вне всякого сомнения, являвшаяся духовным чадом преподобного Иова, в полунощный час сподобилась услышать чудесное ангельское пение, доносившееся из храма, освещенного изнутри дивным нетварным светом. Сверхестественная природа этого явления была настолько очевидной, что потрясенная помещица тот час же послала в храм служанку по имени Анна, дабы та на месте удостоверилась в происходящем. Ее посланнице ангельскою рукою были отверсты двери до этого закрытого храма и она безпрепятственно вошла вовнутрь. Увидев, как свидетельствует Досифей, «свет неприступный» и услышав пение, « коим не могут петь уста человеческие», Анна несказанно умилилась милосердию блаженного Иова, явившегося ей, простолюдинке, молящимся Пресвятой Богородице о здравии и спасении мира в благолепном храме совместно с ангелами, представшими в облике «светолепных юношей». Преподобный успокоил ее внутренний трепет, ласково обратившись к Анне со следующими словами:
«Не бойся, девица, позови-ка мне лучше игумена».
Объятая священным ужасом Анна с трудом выговаривая слова, смогла в ответ лишь тихо сказать, что игумен тяжко болен и лежит на смертном одре, после чего преподобный, обмакнул шелковый плат в многоцелебное миро и, приблизившись к ней, передал ей этот плат с повелением отнести его пребывающему в тяжкой немощи иеромонаху Досифею.
Разумеется, богопослушная девица тотчас же поспешила выполнить повеление преподобного, однако Досифей, состояние которого на данный момент было критическим, первоначально принял ее слова за бесовскую прелесть и не пожелал ни пускать ее в келью, ни даже слушать ее рассказ. Однако служанка, боясь ослушаться преподобного, имела сугубое дерзновение безпокоить болящего настойчивым стуком в дверь, умоляя выслушать ее хотя бы служителю. В качестве доказательства истинности своих слов она просила передать Досифею «свиток сей врачевания», переданный от блаженного. После того, как Досифей удостоверился в том, что Анна говорит правду, он без колебаний впустил ее в келью, внимательно выслушал и поступил согласно воле преподобного. Едва он умастил себя многоцелебным миро с плата, как в то же мгновение полностью исцелился. Его самочувствие улучшилось настолько, что он смог встать с одра и самостоятельно направился в храм, желая лично возблагодарить преподобного за столь явное чудо. Однако лицезреть возлюбленного Наставника он уже не сподобился и узрел лишь экклесиарха, пришедшего в ранний час, чтобы отворить двери храма для всенощной. Последний пребывал в полном неведении о дивном явлении преподобного и несказанно изумился, увидев Досифея в полном здравии. Он посетовал на то, что, не желая тревожить тяжко больного игумена, не взял у него благословения в то время как он, милостию Божией вставший со смертного одра, сам поспешил «на утреннее пение».
Тогда Досифей с глубоким сердечным трепетом поведал ему обстоятельства этой необыкновенной ночи и сказал, что спешит исполнить повеление преподобного Иова и засвидетельствовать имевшее место чудо.Едва экклесиарх распахнул врата храма, как Досифей со слезами умиления и радости припал к многоцелебным мощам преподобного, благодаря Всемилостивого Господа, Его Пречистую Матерь и великого угодника Божия, святыми молитвами которого было получено врачевание тяжкого недуга. Несказанно изумились и братия, видя, как вчера еще безнадежно больной Досифей с величайшим воодушевлением служит в алтаре, совершенно бодрым голосом произносит возгласы и щедро раздает благословения. Воистину, дивны дела Твои, Господи!
Разумеется, подобных примеров молитвенного предстательства преподобного Иова было совершено столь великое множество, что описать их нет абсолютно никакой возможности.
Однако на одном из таких чудес, которое произошло при непосредственным участии преподбного, следует все-таки остановиться особо ввиду его исключительности.
Судьбоносным и впечатляющим было явление преподобного в сонме Небесных сил безплотных, возглавляемом Божией Матерью, во время Збаражской войны в 1675 году. Обстоятельства этой кровопролитной бойни складывались драматически. По распоряжению турецкого султана Магомета IV, войска, возглавляемые визирем Кара-Мустафой, вступив в войну с Польшей, вторглись в Подолию, затем направились к Львову, разоряя и сжигая на своем пути все грады и веси. Когда на их пути оказался  Почаевский монастырь, несметные полчища турок, приступив к нему, на протяжении трех суток осаждали его, приступая с трех сторон. Оставив всякие надежды на чье бы то ни было земное покровительство, братия взмолились к Пресвятой Богородице. Именно тогда, вняв молитвенным призываниям мужественных защитников обители, преподобный Иов вместе с Божиею Материю явился молящимся на кровле великой церкви Пресвятой Троицы, и его молитвами и благодатным заступлением Пресвятой Богородицы безоружная обитель осталась совершенно неприкосновенною: турки, отраженные невидимою силою, обратились от страха в бегство, несмотря на то, что в то время большая часть монастырских построек была деревянной и обитель была обнесена слабою деревянною оградою.
Судьбоносный день этот ежегодно с тех времен отмечается верующими как праздник Почаевской Божией Матери.
В Соборном послании к Евреям святого апостола Павла мы находим удивительные слова, которые в самой полной мере характеризуют отношение православного народа Волыни к своему духоносному наставнику:
«Братие, поминайте наставники ваша, иже глаголаша вам слово Божие: ихже взирающе на скончание жительства, подражайте вере их» (Евр.13,7-8). Тии бо бдят о душах ваших, яко слово воздати хотяще, да с радостию сие творят, а не воздыхающе» (Евр, 13,117).
О чудесных исцелениях, происходивших в разные времена по молитвенному предстательству преподобного от нетленных его мощей, красочно и убедительно повествует совершенно замечательная книга «Гора Почаевская», на которую мы уже неоднократно ссылались. Следует предположить, что описание этих явлений все-таки неполное, т. к. значительная часть совершенных чудес была сознательно сокрыта врагами Православия в униатский период. Однако, несмотря ни на что, Господь прославил Своего угодника, и коварные униаты, с которыми на протяжении всей своей деятельности преподобный мужественно и беззаветно боролся, не осмелились не только осквернить его мощи, но даже обращались к Папе римскому с прошением прославить его в сонме католических святых. Подробное описание этих многочисленных чудес содержится в обширной монографии прот. А. Ф.Хойнацкого "Преподобный Иов, игумен Почаевский, его жизнь и прославление».
Достаточно ярко описаны также житие и посмертные чудеса преподобного Иова и архиепископом Филаретом Гумилевским в знаменитых трудах «История Русской Церкви»(48), «Русские святые"и «Жития святой Российской церкви». Кроме того, подробное описание этих чудес мы находим также у замечательного духовного писателя, много путешествовавшего по святым местам, А. Н. Муравьева, произведения которого, помимо исторической точности, обладают несомненными художественными достоинствами и читаются легко и с удовольствием.
При всей очевидности несомненной святости преподобного Иова примечательным фактом является то, что находились люди, вполне серьезно считавшие себя исследователями истории Церкви на Волыни, которые, очевидно, в силу принадлежности к иной конфессии или по другим, непонятным обстоятельствам обошли своим вниманием удивительный феномен великого Почаевского игумена. Так, исследователь Строев в своем достаточно пространном труде «Списки Иерархов и настоятелей монастырей Российской церкви» (1877-г.) не только обходит молчанием жизнь и подвиги Почаевского чудотворца, несмотря на то, что имя его постоянно встречается во всех известнейших церковных сочинениях, характеризующих XVII век, и даже значится в истории российской иерархии, но даже из числа преемников его указывает только двух, далеко не самых известных: игумена Софрония Почаевского (1685 г). и Иосифа Исаевича или Саевича (1708 г.)
Видимо, известную роль сыграла здесь церковная политика, или, как говорят в наше время, социальный заказ, побудивший исследователя к умолчанию об очевидных чудесах и знамениях, связанных с именем преподобного. Между тем в той же Почаевской Лавре существует достаточно много документов, на основании которых можно полностью восстановить преемственную цепь, идущую от преподобного Иова с раннего периода существования монастыря Почаевского как общежительного вплоть до овладения им униатами (1631 —1720 г.), а также и со времен унии до 1833, когда вновь было восстановлено святое Православие, и до наших времен, что мы последовательно и попытаемся сделать в следующих разделах.
Вне всяких сомнений, преподобный Иов незаурядной личностью своей заполнил целую эпоху, оказав совершенно безпрецедентное влияние на всех, кто сподобился быть знакомым с ним или хотя бы знать о нем понаслышке. Как же складывались исторические судьбы обители после кончины преподобного? Сумели ли его преемники отстоять и приумножить доставшееся им наследие? Что было залогом процветания обители в тяжелейший для Православия период? Попытаемся ответить на эти и некоторые другие вопросы в следующем разделе, тщательно изучив дававшие независимость материальные ресурсы, которыми располагал в это время монастырь.

Благолепие и процветание Почаевской обители до порабощения униатами.Материальные средства, которыми она располагала в это время.

Если не Господь созиждет дом,
То к чему строителей труды?
Если град не охраняет Он, -
То напрасно стража ночью бдит.
Рано встать,
            работать допоздна,
Хлеб вкушать безмездного труда…
Достоянье Божье –
                сыновья,
Чрева плод –
             Господний щедрый Дар.
Как в деснице сильного стрела –
Сыны отрясенных грянут в дом.
Тот блажен,
           кто с ними быть желал!
Он не постыдится пред врагом.
ПСАЛОМ 126

Как вытекает из всего вышеописанного, преподобному Иову суждено было стать современником чрезвычайно противоречивого времени, когда “много лжепророков появилось в мире” ( 1 Ин. 4,1), и пришли они “в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные” (Мф.7,15).Он воплотил в себе негибнущую и неоскудевающую совесть своей эпохи, пробуждающую людей, закосневших в грехе, обратиться к Богу. Более того, видя жизненную активность преподобного, близкие ему люди невольно проникались желанием действенно помогать Православию. Выжить в те трудные годы было чрезвычайно нелегко, и отстоять свою самобытность монастырь мог , будучи совершенно независимым материально.
Необходимо отметить, что благодаря доброхотным отчислениям благочестивых помещиков, живущих в окрестностях Почаева, материальное положение обители, а следовательно, ее независимость постоянно упрочивались.
Если верить древней рукописи, оригинал которой утрачен, еще в далеком 1213 году некий воевода Михаил Центер и его супруга Елена пожертвовали пещерному монастырю в окрестностях Почаева десять волоков земли и хутор Комнату. Так была заложена благочестивая традиция, следовать которой стремились многие состоятельные люди, хранившие Православие.
На средства доброхотов, приумножаемые самоотверженным трудом иноков, монастырь вырос, окреп, вышел из пещер на поверхность. Древняя каменная церковь, которую видел простец Иоанн Босой во время чудесного явления Божией Матери в столпе огня, была построена иноками на средства, которыми располагала обитель, возможно, также отчасти благодаря жертвователям.
Впоследствии благотворительницей Почаевской обители, как неоднократно отмечалось выше, стала приснопамятная Анна из Козинских, знаменитая православная владетельница Гойская. Она, пытаясь мужественно противостоять униатскому засилию, в конце XVI столетия пожертвовала для нее чудотворную икону Божией Матери и средства к ее содержанию. Так велико было ее желание спасти свою безсмертную душу, вымолив, вместе с тем, и свой знатный род; так тревожили ее судьбы отечественного Православия, что естественные человеческие привязанности отступили на задний план, ибо сказано в Священном Писании:
«Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня» (Мф.10, 37)
Великодушное волеизъявление влиятельной православной помещицы создало благоприятные предпосылки для превращения в первой половине XVI века небольшого пустынного монастыря, который, скорее всего, не имел даже игумена и жил только милостынею от доброхотных подаяний богомольцев, в монастырь общежительный.. До того времени иноки Почаевские владели только пещерами на горе, Стопою Божией Матери на скале и каменною церковью при подошве и жили по преимуществу милостынею от доброхотных подаяний со стороны богомольцев, с незапамятных времен посещавших Гору Почаевскую как ради самого монастыря, так и в особенности ради Стопы Божией Матери, издревле признаваемой цельбоносною.
Будучи женщиной разумной и рассудительной. Гойская прекрасно понимала, что воля ее будет реализована лишь при условии ее материального подкрепления.
Для того, чтобы это святое место, ознаменованное благодатным явлением на горе Божией Матери, оставившей след Стопы и живоносный источник цельбоносной воды, стало могучим оплотом Православия, она обезпечила быт населявших его иноков обширными угодиями, значительными денежными капиталами и десятиною с Орлинского и Козинского имений.
Средства, предоставленные Гойскою, были по тем временам весьма значительными: десять волок пахотной земли составляли более двухсот десятин—количество для засевов озимых и яровых более чем достаточное, чтобы собрать зерна для пропитания обители, в то время еще немноголюдной. Принесенные монастырю в дар леса, сенокосы и крестьяне давали возможность вести собственное хозяйство, а пожертвованные деньги, также немалые, были в те времена значительным подспорьем. Неслучайно ее ближайший родственник Андрей Фирлей пришел в ярость, ознакомившись с завещанием Гойской: из его рук уплывало значительное состояние, которое, к тому же, должно было укрепить ненавистное ему Православие в ущерб исповедуемому им лютеранству.
Пример безкорыстия, явленный Гойской, оказал положительное влияние и на соседних помещиков, сохранивших приверженность к Православию. Вскоре появилось много других благотворителей, по мере сил и возможностей жертвовавших значительные средства на сохранение древней обители, ставшей едва ли не единственным островком, где истинная вера сохранялась в неповрежденном виде, а также, что было взаимосвязано, на спасение своей души и своего христолюбивого рода. «Собирая свои сокровища не на земле, где ржа и моль поедает их», они стяжали их на Небесах, ибо истинно сказано в Священном Писании:
«Помышления плотские суть смерть, а помышления духовные – жизнь и мир» (Рим. 8, 6).
 Этому немало способствовала, как отмечалось ранее, масштабность деятельности великого угодника Божия и преславного чудотворца преподобного Иова и великая притягательная сила его светлой духоносной личности.
Окормлявшиеся у него помещики Малынские, Пузины, Сташкевичи, Куликовские,  Долинские, Жабокрицкие, Ясногорские, Ярмолинские и другие всеми силами старались всячески поддержать этот славный оплот Православия на Волыни.
Из числа их одни (как видно из документов Лаврских), князья Вишневецкие Михаил и Адам, княжна Мария Збаражская, Ловчина Волынская Хриницкая, дворяне Малинский, Пузины, Сташкевич, Куликовский, Ушковский, Долинский, Червинский, Ясногорский) жертвовали деньгами, другие обезпечивали свои пожертвования недвижимым имуществом, так что к концу первого периода, до порабощения униатами он владел значительными средствами. Вспомним, что, помимо Троицкого храма, преимущественно на пожертвования было воздвигнуто еще шесть других церквей, что неоднократно отмечалось выше.
Семя правды Божией, щедро бросаемое преподобным на каменистую почву, возделанную его святыми молитвами,не пропало втуне и спустя некоторое время произросло благостными плодами покаяния, по слову Евангельскому:
«Аще вы пребудете во словеси Моем, воистину ученицы Мои будете и уразумеете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин.8, 31).
Обласканные преподобным люди уходили радостные, просветленные, на всю оставшуюся жизнь сохраняя теплоту, рождающуюся в сердце после общения с  этим величайшим христианским подвижником, в буквальном смысле слова  мудрым о Христе (1 Кор.4,10).
Долголетнее управление преподобного Иова Почаевской обителью было для нее, как уже отмечалось ранее, весьма спасительно. Будучи современником Гойской, Домашевским и другим именитым помещикам, которые в это исполненное драматизма время на многострадальной Волыни сумели вопреки обстоятельствам сохранить веру предков, он благодаря своей высокой духовной жизни привлек их благосклонное внимание и расположение, что было весьма полезно для окормляемой им обители. Кротостью и смирением, высоким даром духовничества, умением предвидеть ход событий, он легко располагал сердца их к тому, чтобы от своих щедрот они делали весьма ощутимые пожертвования на улучшение благосостояния  Почаевского монастыря.
Разумеется, его усилия, как и любое дело Божие, встречали по временам яростное противодействие со стороны врагов Православия. Обитель периодически подвергалась нападениям и преследованиям, которые воздвигал против нее враг рода человеческого. Это были, как уже отмечалось, грозные, времена, предсказанные в Священном Писании:
“Сын Человеческий, пришедши, найдет ли веру на земле?” (Лк.18,8), -
Однако даже в сложнейших обстояниях преподобный Иов был и оставался ревностным хранителем монастырского достояния. Твердо уповая прежде всего на Господа и Его Пречистую Матерь, он не пренебрегал возможностями земных владык, благоразумно и с достоинством своего сана находя защиту в местах судебных. И Господь не посрамлял его. В условиях торжествующего беззакония, позволявшего безнаказно попирать права Православных людей, нанося им любой ущерб, он отстаивал имущество обители, пожертвованное щедрыми благотворителями. Происходило невероятное: похитители скрепя сердце возвращали монастырю, подчиняясь обстоятельствам, приобретенное неправдой движимое и недвижимое имущество, а также насильно захваченные в плен святыни, как это вынужден был сделать в 1647 году по приговору Люблинского трибунала злейший враг Православия лютеранин Андрей Фирлей.
Впоследствии и другие игумены Почаевской обители, воодушевленные примером своего святого первоначальника, имели дерзновение судиться с помещиками, без зазрения совести грабящими монастырское имущество, и милостью Божией доказывали в судах свою правоту. Кстати, именно благодаря этому обстоятельству исследователи истории Почаевской Лавры получили уникальную возможность восстановления хронологии игуменства тех или иных братий до порабощения обители униатами, во время его и после: преимущественно по судебным делам стало возможным восстановление этой хронологии.
В Лаврском архиве сохранились многочисленные документы, свидетельствующие, что  Почаевский монастырь разновременно получал от разных лиц деньги, по записям или завещаниям, обезпечивая их на недвнжимых имениях. В духе глубокой преданности к Православной церкви и с чувством уважения к настоятелям и братии Почаевской обители соседние к Почаеву дворяне, продолжавшие в смутные времена хранить истинную веру, нередко в своих предсмертных завещаниях упоминали монастырь, оставляя в его казне значительные средства, предназначенные на поминовение. Об этом красноречиво свидетельствует ряд записей в  делопроизводстве Лаврского архива, значащихся по описи под №№ 29, 50, 51, 52, 54 и 57.
Так, приснопамятные строители каменной Троицкой церкви Феодор и Ева Домашевские сверх 20 тысяч злотых, внесенных ими на поддержание сооруженного ими храма, переуступили  Почаевскому монастырю долг князей Чарторийских, Любомирских и Корибутов—Вишневецких, составлявший достаточно большую сумму в 16.500 злотых, по духовному завещанию составленному 20 мая 1649 года, обезпечив указанную сумму на недвижимых имениях Устычке, Островце и части села Рыдомля. Они же записали на части села Рыдомля восемьсот злотых некоему Ржешневецкому, когда он был еще в миру. Впоследствии их подопечный вступил в число братии Почаевской обители с наречением имени Иоиля.—По смерти его деньги эти поступили в монастырскую собственность. Так было принято поступать с достоянием монашествующих, если они умирая оставляли после себя какое либо имущество.
Сын их Василий Томашевский, унаследовавший благочестие и добронравие родителей, уходя на войну, составил завещание, в котором записал  Почаевскому монастырю три тысячи злотых, завещав, чтобы тело его, где бы он ни умер, похоронено было в том же монастыре, где были погребены его родители(49).
При благоразумном сбережении поступающих капиталов,  Почаевский монастырь, умножив таковые, впоследствии отдавал известную сумму взаймы под залог недвижимых имений и, владея этими имениями, благодаря самоотверженному труду получал необходимые к содержанию средства в денежном выражении и натурой.
Деньги иноки охотно ссужали тем же помещикам под залог их имений, и трудом обезпечивали свое существование.
Так в 1640 году восемь тысяч злотых было выделено некоей помещице Марианне Журов, взамен чего в пользование были получены селения Олесье, Кутах и Лобачах (50).
В мае 1662 года  Почаевский монастырь дал взаймы некоему Сильвестру Червленковскому огромную сумму в двадцать тысяч злотых польских и в обезпечение этих средств получил от него в посессионное владение местечко Селище с принадлежащими к нему деревнями, состоящее в Винницком уезде Подольской губернии. В феврале 1663 года тому же Червленковскому монастырь дал взаймы еще восемь тысяч злотых, обезпечив эти деньги на обширных имениях Грежницах и Ровцах. В 1664 году сын помянутого Червленковского Афанасий Червленковский принял монашество, передав в собственность  Почаевского монастыря семь тысяч злотых, обезпечив и эту сумму на тех же недвижимых имениях: Селище, Грежнице и Ровцах. В феврале 1667 года помещица Мария Масальская дарственною записью, на вечное поминовение пожертвовала в Почаевскую обитель шесть тысяч злотых польских, обезпечив эту сумму на подчиненных ей селениях Тростянке и Лычках (51).
В декабре 1710 года  Почаевский монастырь, от владельца Орли и Савчич Александра Яворского за сумму десять тысяч злотых получил в заставное владение эти деревни (52).
Так при помощи рачительного ведения хозяйства, непрерывным трудом и молитвами богатство обители возрастало, а благочестивые помещики, по молитвам преподобного Иова, стремившегося спасти каждую живую душу, духовно исцелялись, буквально исполняя слова Святого Евангелия:
«Не стяжите ни злата, ни сребра, ни меди при поясех ваших, ни пиры на пути, ни двою ризу, ни сапог, ни жезл; достоин бо есть делатель мзды своея  (Мф 10, 10-12).
Необходимо подчеркнуть, что Милостию Божией со времени основания Анной Гойскою в 1597 г.общежительного монастыря вплоть до порабощения его униатами, т. е. более чем 125 лет, в условиях жесточайших гонений, имущество его и средства, обеспеченные на недвижимых имениях, постоянно умножались. В итоге монастырь обрел полную материальную независимость, владея чрезвычайно значительными по тем временам средствами к своему содержанию и продолжал оставаться оплотом Православия на Волыни, привлекая многочисленных паломников. Воистину, все благопоспешествует праведному!
К сказанному необходимо для полноты картины добавить, что не только Почаевская Лавра, но и другие окрестные обители, продолжающие вопреки сложившимся обстоятельствам хранить верность Православию, обретали в преподобном Иове милостивого и щедрого благодетеля. К примеру, вышеупоминавшаяся основательница Загаецкого Иоанна Милостивого монастыря Ирина Ярмолинская по благословению преподобного составила в 1646 году завещание, по которому распределила свое имение на  богоугодные заведения, записав, в частности, триста злотых и на обустройство Почаевской обители. О величайшем авторитете Почаевского игумена свидетельствует следующее. Чтобы это завещание было твердо и несомненно, благотворительница просит преподобного Иова удостоверить его собственной подписью, как свидетеля и духовника. Документ этот содержит подлинную подпись преподобного, являясь тем самым безценным образцом его «власноручного» рукописания, бережно хранится в Почаевской обители и поныне и свидетельствует самым непосредственным образом о непрестанной заботе святого игумена не только о вверенной ему обители, но и о судьбах Православия в целом. Кроме того, он красноречиво говорит о величайшем уважении и доверии, которое проявляли благочестивые люди по отношению к горячо любимому ими игумену в течение всей его земной жизни.
Необходимо отметить, что такое же глубокое уважение и доверие православный народ имел и ныне имеет к нетленным его останкам. Вскоре после блаженной кончины преподобного стало совершенно очевидно, что  Почаевский монастырь обрел еще одну великую святыню: с тех пор, как Милостию Божией святые мощи преподобного Иова были открыты для поклонения, великое множество благочестивых людей со всех градов и весей стали притекать и доселе во множестве притекают с молитвою к цельбоносной раке с его мощами.
Следует напомнить, однако, что прославление святого, несмотря на его глубокое почитание еще при жизни, произошло отнюдь не сразу по его кончине. Долгих семь лет мощи святого угодника Божия почивали под спудом, пока, наконец, не исполнились сроки и Всемогущему Господу Богу было угодно открыть славу преподобного, упрочив тем самым и славу святой обители, на благо которой он так самоотверженно трудился на протяжении всей своей многотрудной жизни...
Казалось, это именно о нем писал святой апостол Павел:
«Братие, вемы, яко любящим Бога вся поспешествует во благое, сущим по предуведомлению званным» (Рим.8,28).
Было совершенно очевидно, что молитвами Пресвятой Владычицы Богородицы и великого угодника Божия преподобного Иова «сам Дух ходатайствует о нас, воздыханиями неизглаголанными» (Рим. 8, 26).
После блаженной кончины преподобного его преемниками прилагались все усилия, чтобы с помощью Божией уберечь от посягательств иноверцев, а также по возможности умножить достояние обители. И это им удавалось, благодаря неустанному заступничеству Самого Господа и Его Пречистой Матери. Земли, которыми обладали иноки в годы, предшествующие захвату  Почаевского монастыря базилианами, были весьма обширны, что легко подтверждается рядом документов: им на законном основании принадлежали достаточно большие и зажиточные селения Старый Почаев, Орля, Комнатка, Савчичи, а также деревни Грабы, Олендры и Гуменцы.
Имея в распоряжении немалые по тем временам средства, монастырь, кроме крестьян вышеупомянутых селений и деревень, мог себе позволить содержание различного мастерового люда: кузнецов, слесарей, столяров, плотников и других работников.
В самой обители молитвами и трудами иноков, а также пожертвованиями доброхотов был сооружен ряд прекрасных храмов, изображение которых красочно запечатлены на живописных полотнах, изображающих заступление Пресвятой Богородицы с Преподобным Иовом и всеми Небесными Силами во время Збаражской войны.
Выше уже отмечалось, что кроме древней Успенской церкви, расположенной под горою, была возведена другая, значительно более вместительная Свято-Троицкая, сооруженная Домашевскими из камня по благословению преподобного Иова непосредственно на скале и вместившая под своей сенью живоносный источник с Цельбоносной Стопою Божьей Матери. Архитектурный ансамбль дополнили примыкающие к этой церкви шесть других, деревянных, меньшего размера. Потрясает воображение величественная древняя картина, изображающая осаду  Почаевского монастыря турками в 1675 году; на которой запечатлен тогдашний вид обители. Изящная восточная архитектура вышеназванной Троицкой церкви и расположенной ниже ее Успенской, окруженной шестью другими, стройными, как свечи, придает им величественный вид. Само собой разумеется, что эти храмы по внутреннему убранству были не менее благолепны, чем Троицкий, и также имели богатые ризницы и драгоценную утварь. Доказательств этому можно привести великое множество.
Кстати, в Лавре и по сей день хранится большое напрестольное Евангелие, украшенное дивным серебряным окладом весом один пуд и тридцать фунтов, которое было напечатано в Москве в 1689 году. Оно представляет несомненную ценность, как в духовном отношении, так и материально. Не менее ценным является и другое напрестольное Евангелие, также имеющее серебряный оклад, которое было напечатано примерно в то же время во Львове.
Драгоценнейшим свидетельством уникальности иконописи тогдашнего времени представляются две древние иконы Спасителя и Богоматери в серебряных ризах, которые в настоящее время являются несомненным украшением современного Троицкого собора, построенного в начале ХХ века по проекту архитектора Щусева.
Высокий уровень благосостояния обители, обновленной совместными усилиями игумена, братии и щедрых благотворителей, которых воздвигал Господь, чрезвычайно привлекал к ней пристальные взоры иноверцев, постоянно стремившихся завладеть ее богатствами. Они неоднократно пытались захватить монастырь, однако при жизни преподобного Иова злодеяние это осуществить было практически невозможно в связи с огромной популярностью прославленного игумена, которого уважали даже враги и несомненной силой его святых молитв.
Нелегкие времена настали почти непосредственно после кончины преподобного, хотя избранные из числа братии игумены старались следовать его заветам, проявляя примерное благочестие и высокую ревность о Господе, и, следовательно, находясь под благодатным Покровом. Они всеми доступными им средствами вплоть до участия в судовых разбирательствах, защищали монастырское достояние, и делали это, как отмечалось выше, отнюдь не безуспешно.
Заслуживает, к примеру, внимания следующие факт.
Когда Луцкий униатский епископ Феодосий Рудницкий (1736 г) после порабощения  Почаевского монастыря униатами впервые посетил монастырь, попавший путем различного рода вражеских хитросплетений в цепкие руки униатов, он был поражен ее благолепием. Для того, чтобы произвести подробнейшую ревизию ценностей, принадлежавших монастырской братии, он составил опись монастырского хозяйства, отметив его превосходное состояние. Его приятно порадовало наличие ухоженных благолепных храмов, богатой ризницы, многообразие церковной утвари, наличие дорогих богослужебных книг, прекрасной типографии с несколькими наборами шрифтов. что по тем временам представляло величайшую редкость. Обозревая все эти богатства не без пристрастия, он подробно описал имевшиеся в наличии утварь и ризницу.
В так называемой визите епископа отмечено, что тогдашние храмы  Почаевского монастыря по внутреннему благолепию отнюдь не были бедны и не нуждались в обновлении. Истинное Церковное богатство, способное вызвать умиление и зависть, составляли десять роскошных серебряных позолоченных потиров с полным прибором, три серебряных позлащенных ковчега, восемь серебряных подсвечников, серебряные ризы изумительной работы и венцы на иконах, серебряные лампады и кадильницы, изумительной работы оклад Чудотворной иконы с золотым венцом, украшенным драгоценными камнями и, наконец, шесть напрестольных Евангелий в серебряных окладах.
Не менее богатыми были и ризницы монастырских церквей. В приснопамятной визите епископа Рудницкого, в частности, отмечается, что только искусно пошитых из различных дорогих материй и преимущественно бархатных риз с полным комплектом всего, что к ним полагается, было более сорока.
Разумеется, такое богатое церковное убранство было накоплено не только и не столько в результате подношений благочестивых помещиков, которых становилось все меньше в связи со сложностью общественно-политической ситуации, но и благодаря молитвам и труду иноков, которые, выполняя завет преподобного, продолжали жить в мире и согласии. И пока это условие соблюдалось,  Почаевский монастырь, несмотря на враждебное окружение, грозные новости извне, чрезвычайное усложнение общественно-политической обстановки, продолжал благоденствовать, пребывая под святым благодатным Покровом Господа и Его Пречистой Матери.
О крепком монастырском хозяйстве мы можем судить из следующего факта. Как красноречиво свидетельствуют данные вышеупомянутой описи, при экономии содержалось 62 лошади, 36 сильных и ухоженных рабочих волов, 30 совершенно здоровых дойных коров, около 60 голов мелкого скота, 150 овец, 40 коз, что вполне решало проблему содержания иноков и обезпечения их одеждой и обувью и давало возможность проведения полевых работ.Помимо этого, монастырь имел прекрасную пасеку, в которой было до 200 ульев с пчелами, что обезпечивало возможность питаться медом, а также делать восковые свечи для богослужения и нужд прихожан. По завещанию Гойской, монастырю полагались, как мы помним, некоторые средства с урожая зерновых. От владельца села Шибенной Александра Макосея по урядовой сделке ежегодно поступало полбочки меду (53). Корчемная аренда также приносила ежегодно 600 злотых дохода.
Из документов следует, что общая сумма капитала обители по тем временам была весьма внушительной и составляла 148 тысячи 942 злотых и 26 грошей. Были еще многие неучтенные средства, которые позволяли держать монастырь в образцовом порядке, так поразившем Рудницкого.
В обители, возникшей первоначально как приют расположенных к строгой аскезе иноков, со временем, как следует из описаний, стали появляться даже некоторые излишества. К примеру, в числе экипажей появились четырехместная карета, 2 коляски и многие другие предметы роскоши (54).
Иноки бережно хранили свое достояние, однако враг рода человеческого порой искушал их, нанося чувствительные удары по имуществу обители. Опустошительные войны, агарянские нашествия, разбойные нападения униатов, враждебные вылазки знатных шляхтичей, безнаказно грабящих монастырь, - все это безжалостно разоряло казну и приуменьшало церковное благолепие. Показательным примером тому, как благими намерениями умощается дорога в ад, может служить и некое грустное обстоятельство, которое, впрочем, было достаточно закономерным в силу того, что во время, предшествовавшее порабощению обители униатами, она значительно ослабилась. В 1704-м году, во время широко известной Северной войны, шведский король Карл XII, опустошив Львов, наложил тяжелую военную контрибуцию на Галицкую и Волынскую области. Шведские войска, в случае неуплаты причитавшегося от  Почаевского монастыря налога, угрожали предать его движимое и недвижимое имущество огню и мечу. Гетьман Иван  Мазепа, позиционировавший себя как ревностный защитник Православия, не без умысла дал тогдашнему игумену Иосифу Саевича коварный совет выдать ему на сохранение все церковные драгоценности. Игумен, не видя другой возможности спасти монастырские ценности, доверчиво передал ему значительную часть последних и лично хлопотал о перевезении их в Батурин. Там они и остались, несмотря на неоднократные напоминания, так и не возвратившись в обитель.
Кроме того, как уже отмечалось выше, значительные средства приносила превосходно оборудованная типография, значение и роль которой трудно переоценить. Подлинное богатство обители составляли церковно-богослужебные книги, практически все напечатанные преимущественно в Киеве или Львове, которых было так много, что они были весьма доступны всем желающим. Отовсюду в монастырь приходили ученые монахи, которых, помимо чисто духовных причин, влекло сюда стремление облегчить себе доступ к этим уникальнейшим изданиям, таящим в себе отнюдь не мудрость мира сего, от которой они ушли в монастырь. Значительное количество этих сокровищ составляли книги богословские и нравоучительные, напечатанные попечением преподобного Иова или по его благословению. Особенную ценность составляли произведения Отцов Восточной Православной церкви, а также оригинальные труды преподобного Иова (55).
В связи с исключительной важностью деятельности Почаевской типографии, мы уделим ей особое внимание.

Миссионерское значение Почаевской типографии как рассадника православия на Волыни на разных этапах существования обители.

Душа скорбит смертельно снова.
Сомкнулась горизонта ширь.
В глубинах сердца зреет
                Слово,
Преобразующее мир.
Угрюмым призракам былого,
Мирским исполненным тревог,
Во тьме противостанет
                Слово,
И в Слове воплотится Бог.
Иду,
    с трудом влача оковы,
По самой трудной из дорог.
И душу возрождает
                Слово,
В бессмертье ипостасном –
                Бог.
Восприняв груз труда земного,
Рассвет восстанет,
                чист и строг.
Всем сердцем призовем мы
                Бога,
И в Слове воплотится Бог.

Как уже отмечалось выше, огромной заслугой преподобного Иова явилось то, что его трудами и молитвами была налажена работа Почаевской типографии. Милостию Божией еще за сто лет до порабощения Почаевской обители униатами ей суждено было сыграть выдающуюся роль в распространении и защите Православия на многострадальной Волыни, порабощенной инославными, и мы неоднократно находим об этом конкретное упоминание. Пользуясь великодушием Анны Гойской, подарившей обители типографию, и высоким покровительством могущественного князя Острожского, твердо стоявшего на Православных позициях, блаженный Иов стал целенаправленно распространять православные книги среди местного населения, стремясь пробудить в нем важнейшие христианские качества, умение отличать дух истины от всепагубного духа лукавства. К этому времени у него открылся дар духовного творчества, и он сам стал писать книги подобного содержания.
Так, заслуживает внимания факт, что по отношению к  Почаевскому монастырю вполне реальные исторические личности, каковыми являлись короли Август II и Август III, будучи, разумеется, чрезвычайно далеки от Православия , не только проявляли удивительную веротерпимость, но настолько признавали величайшие заслуги обители, ее роль и значение, что соглашались сохранять за нею имеющиеся привилегии и даже предоставляли ей новые.
Утверждая право  Почаевского монастыря на печатание книг на славянском и латинском языках, эти отнюдь не православные самодержцы достаточно честно признавали, что привилегию эту обитель имела с древних  времен. И это была чистая правда.
Факт существования этой замечательной типографии уже в конце XVI века подтверждается сведениями, почерпнутыми из жития основательницы  Почаевского монастыря как общежительного Анны Гойской в 1597 году, которая, как известно, не только щедро наделила его землями, но и позаботилась и о том, чтобы обитель имела возможность просвещать людей, недостаточно хорошо знакомых с догматами Православной веры, чтобы они не уклонялись в латинство. С этой целью она выделила средства и необходимое обрудование для учреждения при нем превосходной типографии, позволяющей производить качественное печатание книг.
Именно здесь, к примеру, увидел свет выдающийся памятник духовной культуры, оказавший в свое время существенное влияние на формирование религиозного мировоззрения читавших этот выдающийся труд: книга Кирилла Транквиллиана «Зерцало Богословия», которая и по сей день не утратила своего значения. Книга хранится в Лаврской библютеке и значится по каталогу под  402-м. Она поражает превосходным качеством печати,осуществленной на довольно хорошей бумаге, наличием старинных букв, в частности, большого и малого юсов, умелым использованием  заглавной каллиграфической буквы(т. н. буквицы), древних шрифтов, чрезвычайно напоминающих шрифт, которым в XVI столетии печатались книги в типографии Киевской, правильностью выставления строчных знаков, обозначением страниц славянскими цифрами, украшением начальных и конечных листов статей различными виньетками и затейливыми узорами. Необходимо отметить, что православный  Почаевский монастырь в нравственно-религиозном отношении имел все, что составляет существенную потребность монашества в обителях Православной Греко-Российской Церкви. Догматы истинной веры иноки принимали с благоговением и в простоте сердца, по учению Апостолов, Вселенских Соборов и писаний Святых Отцов, ничего нового не вводя, ничего не убавляя и ничего не изменяя. Они были чрезвычайно далеки от всепогубительного свободомыслия, не позволяя уму уклоняться в неполезные для спасения мудрования и тщательно оберегали себя от различногорода ересей, расколов и суеверия. Для того чтобы утверждение в истинном вероучении происходило без осложнений, игумены со времен преподобного Иова тщательно отбирали литературу, стремясь приобретать лишь необходимые книги и избегать неполезных. Кроме книг Священного Писания на греческом, латинском и славянском языках, представленных в большом количестве экземпляров, монастырская библиотека имела в славянском переводе книги избранных Отцов Церкви раннехристианских веков: Василия Великого (напечатанной в Остроге в 1597 году), Иоанна Златоустого (напечатанноя в Киеве в 1622 году), Ефрема Сирина (напечатанной там же в 1625 году), Макария Египетского (печатаной в 1627 г. в Вильно) и многие другие.
Для того, чтобы иноки имели возможность приобщаться к богословию нравственному, в библиотеку приобретались книги поучительного содержания: «Вертоград духовный» (печатанная в Вильно в 1620 году), «Беседы о досконалости (превосходстве) Христиан Православных» (печатанная там же в 1627 году),  произведения Аввы Дорофея,содержащие чрезвычайно полезные поучения инокам (печатанные в Почаевской обители), «Зерцало Богословия» Транквиллиана (печатанная в Почаеве в 1618 году); Помимо вышеназванных книг, в библиотеке бережно хранилось значительное количество рукописей на религиозную проблематику, выдержанных в строго православном духе. Из этих книг почаевские иноки черпали для себя неповрежденное, не содержащее никаких вредных примесей западных толкований, учение Православной веры. Из них же, особенно из бесед Святителя Иоанна Златоуста, они извлекали для себя и правила жизни истинно христианской, а руководствуясь уставом, со всею строгостью и точностью соблюдали правила монашества. Даже самые яростные враги Православия не могли порочить их нравственности и благоповедения. Впоследствии станет очевидным, что с вторжением в Почаевскую обитель унии решительным образом изменилась и жизнь иноков. Заслуживает внимания инцидент, который ранее просто не мог произойти: некая графиня Анастасия Тарнавская послала в  Почаевский монастырь около 200 гайдуков (дворовых людей), для усмирения тогдашнего безчиния базилиан. Гайдуки во время драки с базилианами, в частности, упрекали их в оскудении нравов: «Вы не так живете, как жили прежние иноки или как живут монахи Киево-Печерские; вы вкушаете мясо, и предаетесь пьянству и другим порокам».
Приснопамятное это событие произошло в 1758 году, о чем свидетельствуют сохранившиеся документы (56).
Отличительною особенностью  Почаевского монастыря было то что богослужение совершалось в нем чинно и было в полном соответствии с уставами Восточной Православной Церкви. Богослужебная книги, как отмечалось выше, приобретались в Киеве или Львове в те блаословнные времена. когда Православие там существовало еще в неповрежденном виде. Из составленных каталогов, в которых было весьма много богослужебных книг на греческом языке, явствовало, что в числе иноков было много образованных, хорошо знающих греческий и умеющих сверять книги при переводе их на славянский, дабы при переписывании, по неосторожности переписчиков что- либо не изменялось или не прибавлялось. Можно со всей ответственностью сказать, что богословские, поучительные и богослужебный книги, которыми пользовались иноки Почаевской обители до перехода в унию, защищали их от римских нововведений, устраняя таким образом, насколько это было возможно, вероятность раскола, уже появлявшегося в то время в Российской Церкви.
Все это несомненно свидетельствует не только о том, что тогдашняя Почаевская типография была преемственно связана с Киевской, от которой унаследовала ряд славных традиций и высокое качество печати, но и о том, что книгопечатание на горе Почаевской было поставлено на довольно высокий уровень и, следовательно, этим кто-то занимался профессионально. Разумеется, в типографии печаталась прежде всего богослужебная литература, а также книги духовного содержания, преследовавшие просветительские, миссионерские цели. Кто руководил этим хлопотным и трудоемким процессом, где брались материалы, используемые для печати, когда именно и по чьему благословению она начала свою деятельность, неизвестно. Можно с большой долей вероятности заключить, что документы, указывающие на конкретное время основания и имена основателей этого воистину безценного для монастыря приобретения, служащего с незапамятных времен делу просвещения народа этого древнего края, равно как и сами книги, были варварски уничтожены иезуитами, откровенно незаинтересованными в сохранении древних Православных традиций и приоритетов. Однако даже целенаправленное уничтожение этих безценных книг не уменьшило значение типографии.
 Кроме того, обозначился еще один феномен многогранной личности преподобного Иова: великий Почаевский игумен, как отмечалось выше, проявил себя как чрезвычайно одаренный церковный литератор. Безусловно принадлежа к наиболее образованной части православного монашества того времени, имея четкие и последовательные богословские, философские, духовно-нравственные воззрения, он прекрасно выражал их в письменном виде. Всю незаурядность своего дарования, всю ее силу и величие преподобный без малейших колебаний отдал на алтарь служения Православию и борьбе против всякого рода душепагубных ересей и разделений, и ничто не могло сбить с истинного пути этого отважного воина Христова:
В архивах Почаевской Лавры до настоящего времени хранится рукопись книги преподобного, написанная им собственноручно и переизданная впоследствии под названием «Пчела Почаевская»(57).
Произведение это, оказавшее неоценимое воздействие на судьбы Православия Западной Руси, стало замечательным памятником духовной культуры XVII века и обладало ярко выраженной полемической заостренностью, направленной против латинства и повсеместно развившегося социнианства.
Примеры, почерпнутые из святоотеческого наследия, богословские рассуждения, духовно-нравственные поучения – вот далеко не полный перечень публикаций, объединенных в этом серьезном богословском труде. Однако ценен он еще и тем, что содержит не менее десяти поучений, авторство которых несомненно принадлежит самому преподобному Иову, который твердо и четко излагал вероучительные истины, пользуясь церковно-славянским языком, противопоставляя его господствовавшему повсеместно польскому.
Книга эта не утратила своей актуальности и в новых исторических условиях, являясь и в наше время могучим инструментом полемики с инославными. Она успешно выдержала ряд изданий и даже в наш просвещенный век чрезвычайно привлекательна своей полемической заостренностью, приоткрывая для вдумчивого читателя завесу над тайнами домостроительства Божия.
Однако вершиной миссионерской деятельности преподобного Иова стало издание знаменитой Острожской Библии. А. Ф. Хойнацкий высказывает весьма аргументированное утверждение, что преподобный Иов, пользующийся величайшим доверием князя Константина Острожского, стал инициатором издания, склонив благочестивого князя к этому воистину апостольскому труду. Стремясь воплотить задуманное благое дело, преподобный стал и непосредственным исполнителем его. Для этого были сопоставлены и изучены тексты ряда древнейших источников, из которых впоследствии были выбраны и напечатаны наиболее подходящие. Так православный народ Волыни обрел Библию, напечатанную на церковнославянском языке, что сыграло величайшую роль в церковной жизни этого региона. Уже одно это должно было увековечить имя преподобного. Однако, по своему величайшему смирению, он всячески избегал мирской славы и сознательно держался в тени, никоим образом не подчеркивая свою причастность к этому поистине монументальному труду.
Почаевская типография, стремясь наиболее полно удовлетворить потребности православного народа, проводила не только просветительскую, но и организационную работу, имевшую чрезвычайно важное значение не только для Почаевского, но и других монастырей. Доподлинно известно, что в годы, предшествовавшие порабощению монастыря униатами, в нем печатались проскомидийные листы для разсылки в православные церкви, письма и послания православных архипастырей, антифоны преподобному Иову и различные молитвы. Кроме того, поскольку в других местах здешнего края типографии не было, монастырь по сути стал монополистом в сбыте своих типографских произведений лицам различных сословий, оставшихся еще Православными. Не лишенным интереса является также то, что во второй половине XVII века Львовское братство, имея собственную типографию и опираясь на какие-то свои привилегии, домогавшееся монополии, возбудило процесс с почаевскими иноками из-за типографии, которую всячески старалось закрыть (58).
Можно без преувеличения сказать, что благодаря качественной и оперативной работе типографии множество людей было обращено с пути, ведущего в погибель
Следует отметить также, что славные просветительские традиции, заложенные еще во времена преподобного Иова, живут и успешно развиваются и в наше время. Свято-Успенская Почаевская Лавра продолжает быть оплотом Православия на Волынской земле. Окормляемая трудолюбивым и деятельным настоятелем, каковым, вне всяких сомнений является Преосвященный Владимир, архиепископ Почаевский, она успешно использует опыт былых времен, издавая множество разнообразной по проблематике, красочно оформленной и чрезвычайно полезной духовной литературы. Священноначалие уделяет издательской деятельности огромное внимание, благодаря чему прихожане обители, а также многочисленные паломники обретают возможность расширить спектр своего мировоззрения, научиться различать душепагубные ереси, утвердиться в Православии, о чем обязательно будет сказано подробнее.

Внутреннее устроение  Почаевского монастыря до совращения его в унию. Годы тяжелых испытаний. Крестный путь иноков в период, предшествующий закрытию Почаевской Лавры. Исповеднический подвиг его игуменов.
Как сладостно
              сердцем вкусить благодать:
Вкупе всем братиям пребывать,
Как на главе многоценный елей,
По каплям текущий,
                что солнца светлей,
По бороде,
         бороде Аарона,
Стекает на край позолоченных риз, -
Подобно росе от высот Иермона,
Что от Сиона спускается вниз:
Там заповедал Господь
                человеку
Благословенье
              и жизнь вовеки.
Псалом 132
Численность братии Почаевской обители, незначительная первоначально, постепенно увеличивалась, начиная со времени преобразования ее в общежительный монастырь. Вначале число ее было увеличено до 12 человек; затем стало значительно большим. В фундушовой записи приснопамятной помещицы Анны Гойской, подкрепленной финансово, было четко указано, что в состав братии непременно должны были включаться игумен, четыре иеромонаха, четыре иеродиакона, два монаха и два послушника или дьячка, на что выделялись соответствующие средства. Однако поскольку благосостояние обители благодаря пожертвованиям доброхотов постоянно приумножались, число братии также неуклонно увеличивалось. Поведение иноков, как и требовалось в завещании, всегда было безукоризненным, правила монастырской жизни соблюдались ими строжайшим образом, братия, в соответствии с Божественными заповедями, жили в братской любви и мире, находясь, как и положено, в полном послушании настоятелю и практически не общаясь с окружающим их миром, погрязшим во зле. Они стремились как можно более удаляться от всяческих не полезных для души споров, твердо хранили верность святоотеческому преданию, если приходилось отстаивать церковное имущество путем судебных разбирательств, то в тяжебных делах соблюдали благоразумие, терпеливость и скромность. В тяжелейших условиях, предшествовавших захвату обители униатами, они мужественно хранили истинную веру, претерпевая страдания за правду (Мф. 5,10), чем  доказали на деле, что они возлюбили Господа превыше всего – «всем сердцем своим, и всей душею своею, и всей крепостию своею (Лк.10, 27).
Необходимо отметить, что никто из них не подвергался следствию или суду, ибо каждый чрезвычайно дорожил своим добрым именем, стремясь не давать повода ищущим повода.
Как  подчеркивалось неоднократно, иноки совершенно неколеблемо стояли в святой Православной вере. Совершенно безпрецедентно то, что в условиях тотального разложения общества, насилия латинян и униатов, им удавалось на протяжении бурных ста двадцати пяти лет хранить Православие, которое в Почаевской обители укреплялось в этот период, как и прежде, всецелым подчинением ее каноническим Киевским Митрополитам. Вся церковная утварь, а также богослужебные и поучительные книги приобретались в Москве, Киеве или Львове, в котором, несмотря на засилье католиков и униатов, в те времена все еще не сдавало позиций святое Православие.
С первых лет своего существования в качестве монастыря общежительного Почаевская обитель, начиная с преподобного Иова, управлялась игуменами, в число которых, как правило, самою же братию соборно избирались наиболее достойные иноки. Выбор производился обдуманно и являлся результатом широкого всестороннего обсуждения личности игумена в присутствии всех иноков без каких–либо ограничений по линии старшинства или влиятельности. Обыкновенно избирали игумена в трапезе в соответствии с выработавшемся в течение времени чином, затем избирающие выражали свою волю на бумаге, и составленный ими акт утверждали собственными подписями. Этим актом подчеркивалось, прежде всего, очень важное утверждение, что братия избирает себе в игумены инока, полагаясь на его дальнейшую благочестивую жизнь (житие побожное), принимая начальство его над собою охотно, с любовию и единогласно (миле, любовно, и згодно), и обязуясь повсеместно являть ему повиновение и послушание безпрекословно и без затей (без всиляких контрадиций и вношения яких вымыслов) до скончания его дней. Однако по отношению к игумену, наделяемому самыми разнообразными полномочиями, братией выдвигался ряд справедливых требований. Прежде всего, избранному таким образом игумену непременно вменялось в обязанность поступать с братиею так, как требуют обычаи и монастырские постановления, сущность которых состояла в том, чтобы игумен был для братии примером святой жизни, управлял ею как Пастырь и Отец, заботясь прежде всего об монастырских интересах, и по всем важным вопросам действовал не от собственного лица, а от имени всей братии, предварительно посоветовавшись с нею. Если игумен в течение своего срока управлявший обителью благочестиво, с наступлением старости или пребывая в немощи, чувствовал ослабление сил и приближение кончины, он мог при жизни, по согласию с братиею, сам избрать себе достойного преемника. Подобный прецедент , в частности, имел место во времена игуменства преподобного Иова, который за два года до смерти, предчувствие неотвратимость кончины, указал братии на Самуила Добранского как наиболее подходящего своего преемника. Поскольку круг обязанностей игумена был достаточно обширным и предполагал всестороннюю заботу практически обо всех сферах монастырской деятельности, учитывая необычайную важность этой многопопечительной должности, некоторые из них для облегчения труда имели наместников, как в настоящее время имеют настоятели первоклассных монастырей. Кто были игумены в Почаевской обители до преподобного Иова, и были ли таковые вообще, нам совершенно ничего не известно, поскольку в Лаврском архиве в силу известных обстоятельств не сохранилось совершенно никаких следов. Сведения же о преемниках преподобного хотя и имеются, однако настолько скудны, что почерпнуть из них какую-либо достоверную информацию необычайно трудно. Несомненной можно признать только ту информацию, которую мы находим в различных исковых бумагах, хотя она страдает односторонностью и неполнотой. Попытаемся выстроить эту информацию в хронологическом порядке.
Итак, на основании различного рода судебных документов достаточно легко простраивается преемственный ряд иноков Почаевской обители, облеченных высочайшим доверием своей братии, которые более или менее успешно управляли монастырем вплоть до порабощения его униатами, приумножая его богатства и заботясь о благосостоянии.
После преподобного Иова, личность которого заполнила собой целую эпоху и явилась судьбоносной в истории обители, было преемственно избрано девятнадцать игуменов, большинство из которых хранило верность святой Православной вере и противостояло всяческим попыткам совращения в унию. Однако за многочисленные прегрешения, охлаждение ревности, оскудение любви, допущенные со временем, Господом было попущено, чтобы более чем на сто лет древней прославленной обителью завладели униаты.
Вооружившись неопровержимыми документальными источниками, которыми являются преимущественно судовые документы, свидетельствующие о беззакониях помещиков. стремившихся захватить земли Почаевской обители и лишить ее привилегий, попытаемся восстановить хронологию управления монастырем, хотя бы вкратце рассказав о каждом из игуменов доуниатского периода.
Первым игуменом, о котором еще при жизни ходатайствовал сам преподобный Иов, Самуил Добранский, был избран братией в соответствии с благословением этого великого мужа в 1649-м году. Преподобный Иов увидел в нем своего преемника и позаботился, чтобы тот обрел соответствующие полномочия еще до его кончины, возможно. предвидя грядущие нестроения. Очевидно, избрание это было вначале лишь формальным, т. к. доподлинно известно, что преподобный вплоть до блаженной кончины вел все монастырские дела сам. Лишь по смерти Преподобного Иова в 1652-м году Добранский вступил в права игумена; однако в силу ряда обстоятельств управлял монастырем недолго и заметный след в истории обители не оставил. Возможно, это было связано с тем, что никто, разумеется, не мог заменить преподобного и непосредственно после его кончины иноки еще не смирились с мыслью о тяжелой утрате, поневоле сравнивая преемника с первоначальником. Во всяком случае, на место Добранского вскоре был избран Дорофей Третьякович, игуменство которого, очевидно, по тем же причинам, было непродолжительным. Обращает на себя внимание тот факт, что после кончины преподобного гонения на монастырь усилились, и игуменам приходилось не только молиться, всецело уповая на заступничество Всемилостивого Господа и Его Пречистой матери, но и решительно действовать, отстаивая свои права в судах. Из документов видно, что уже в 1658-м году Третьяковичу пришлось вести процесс с гордым и сребролюбивым шляхтичем Пражмовским, совершившим разбойное нападение на  Почаевский монастырь и забравшим у него рогатый скот (Дело № 49), защищая монастырское имущество от посягательств на него этого гордого пана, чрезвычайно враждебно относящегося к Православию. И это было только начало. Сколько таких судов еще предстояло пройти, в скольких инстанциях нужно было отстаивать право иноков молиться на принадлежащей им земле по древнему православному чину, ни в чем не отступая от святой веры их предшественников! Естественно, только с помощью Божией и заступничеством Пресвятой Владычицы, а также предстательством преподобного Иова. неустанно молящегося за родную обитель она смогла не только выстоять, но и стать рассадником Православия на многострадальной Волыни в эти смутные, мрачные годы. Воистину, как научает нас святой апостол Павел, « если начаток свят, то и целое; и если корень свят, то и ветви. Если же некоторые из ветвей отломились, а ты, дикая маслина, привился на место их и стал общником корня и сока маслины, то не превозносись перед ветвями. Если же превозносишься, то вспомни, что не ты корень держишь, но корень тебя» (Рим.11. 16-18).
Заметный след в жизни Почаевской обители оставил упоминавшийся ранее игумен Досифей — ближайший ученик Преподобного Иова, сподобившийся быть на протяжении длительного времени свидетелем его высокой духовной жизни и аскетических подвигов. Великий Почаевский игумен был в земной жизни его наставником. Поэтому Досифей имел особое дерзновение испросить у Господа возможность заняться составлением его жизнеописания после блаженной кончины преподобного. Укрепиться в подобной мысли ему помогли некие жизненные обстоятельства, неложно свидетельствовавшие о том, что преподобный видел в нем своего преемника. В частности, именно Досифей сподобился стать сопричастником дивной тайны еще при жизни преподобного, увидев однажды чудесное озарение своего аставника нетварным светом во время молитвы в сокрытой от праздных человеческих глаз пещере. Дивное видение это было достаточно долговременным и продолжалось более двух часов. Верный своему учителю ученик сподобился  „ приобщиться к сонму избранников, о которых святой тайнозритель говорит: и тии победиша сатану кровию Агнчею и словом свидетельства своего и не возлюбиша душ своих даже до смерти" ( Апок. 12, 11).
 Таким образом на нем сбылись Богодухновенные слова священного Писания:
«Известихся бо, яко ни смерть, ни живот, ни Ангелы, ни Начала, ниже силы, ни настоящая, ни грядущая, ни высота, ни глубина, ни ина тварь кая возможет нас разлучити от любве Божия» (Рим.8, 38-39).
Духовная связь между учеником и учителем не прекращалась и после ухода преподобного в лучший мир. Так, вскоре по смерти блаженного Иова, уже через две недели после прославления его святых многоцелебных мощей в 1659 году, тяжело заболев, на смертном одре он получил от него чудесное уврачевание, о чем писалось выше. Естественно . все вышеперечисленные обстоятельства, а также редкий дар духовного видения. которым, очевидно, обладал Досифей, снискали ему расположение монастырской братии, проникнувшейся к нему особым уважением ввиду столь явного покровительства преподобного. Предположительно уже с этого же года Досифей и начал свое игуменство, а его исцеление было предвестием знаменательного выбора.
 Для всех, кому дорога память преподобного Иова, особенно ценным является то, что именно благодаря трудам игумена Досифея, мы имеем достаточно полное описание жития и молитве нных трудов этого великого подвижника благочестия, роль которого в истории Церкви Западной Руси невозможно переоценить. Более того, окрыленный мудрым прижизненным и посмертным окормлением преподобного, Досифей описал также ряд посмертных чудес, происходивших по молитвенному предстательству его блаженного наставника, чем безусловно способствовал упрочению его славы.
Он практически, действенно исполнял слова святого апостола Иакова о том, «что обративший грешника от ложного пути его спасет душу от смерти и покроет множество грехов» (Иак.5, 20).
История Почаевской Лавры сохранила для нас также имя следующего игумена, Ефрема Шацкого, который называется таковым в записях по исковым делам уже в 1664 году. О нем известно значительно меньше. чем о его предшественнике, да и то лишь благодаря тому, что в 1666 году, отстаивая интересы обители от посягательств на нее инославных, он должен был предъявить в судебном месте запись известных устроителей  Почаевского монастыря Томашевских, подтверждающую незыблемость прав обители на завещанное ей имущество. Кроме того, имея особые полномочия по согласию с братиями управлять землями, принадлежащими обители, Ефрем Шацкий за три тысячи злотых передал в арендное пользование некоему Пасочинскому монастырские села Шимковцы и Звонки.
В соответствии с хранящимся в архивах Лавры делом № 140, игуменом в 1668 году был Софроний Подгаецкий, сказать о котором что-либо не представляется возможности в связи с отсутствием какой-либо информации. Игуменство его протекало на удивление безконфликтно, что уже само по себе является благом, так как времена настали смутные, и среди иноверцев росло недовольство по поводу существования православной обители, слава которой все более возрастала. Да и среди братии появились те, кто, прислушиваясь к враждебному окружению, постепенно стал склоняться в сторону унии.
Еще один игумен, Каллист Меновский, управлял монастырем в 1669 году: при нем монастырь имел тяжбу с помещиками Ледуховскими, систематически разорявшими Комнатецкий лес и монастырские сенокосы. (59).
Феодосий Левицкий был поставлен во игумены Почаевской обители в 1675 году и, несмотря на усилившиеся со стороны соседних помещиков и властей притеснения, продолжил борьбу за сохранение целостности монастырского имущества. При нем монастырь продолжал ставшее нескончаемым благодаря попустительству властей судебное разбирательство с помещиками Ледуховскими, поскольку те продолжали варварское опустошение монастырских лесов и сенокосов, невзирая на многочисленные прещения. Однако по натуре своей будучи совершенно незлобивым, Левицкий, отстаивая интересы монастыря, никогда не мстил тем заблудшим, через которых беззакония совершались, выполняя этим завет Апостола:
«Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: Мне отмщение, и Аз воздам. Итак, если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его: ибо, делая сие, ты собираешь ему на голову горящие уголья. Не будь побежден злом, но побеждай зло добром» (Рим.12,19)».
Игумен Мардарий Столпинский, управлявший монастырем в 1683 году, также пытался оградить имущество обители от посягательств своевольных помещиков. Ему вновь пришлось вести судовой процесс с помещиком Пражмовским по факту совершения разбойного нападения на монастырь и насильного угона крупного рогатого скота.
В сложнейшее время выпало игуменствовать Иосифу Добромирскому. Положение монастыря, и в мирное время подвергавшегося многочисленным нападкам, значительно усложнилось во время так называемой Збаражской сечи. Господь явил над ним особую милость: Иосиф Добромирский не только сподобился стать свидетелем нашествия на Почаевскую обитель несметной орды вооруженных до зубов агарян и последовавшим за тем чудесного избавления ее предстательством Божией Матери и Преподобного Иова, но и сам непосредственным образом участвовал в этих событиях.
Это была яркая, незаурядная личность, оставившая заметный след в истории обители. Не утратив самообладания в момент смертельной опасности, он собственным примером и увещанием призвал братию к усердному всенощному молению пред образом Божией Матери и ракою Преподобного Иова, всецело уповая на Небесное заступничество. Его надежды и пылкие молитвенные призывания не пропали втуне. Откликнувшись на его теплые молитвы, Пречистая пришла на помощь страждущим инокам, о чем мы уже писали ранее более подробно.
Так исполнились пророческие слова Евангелия:
« Таки да просветится свет ваш пред человека. яко да видят ваша добрая дела и прославят Отца вашего иже на Небесах» (Мф. 5, 16).
Иосиф Добромирский, будучи духовно одаренным игуменом, проявил себя с лучшей стороны на самых различных поприщах. Господь давал ему возможность реализовать свои дарования не только в монастыре, но и в деятельности Луцкого братства, которую он не без успеха возглавлял на протяжении ряда лет. Однако вновь и вновь возвращался он в родную обитель, ибо труды его и молитвы укрепляли братию и были необходимы для успешного противостояния иноверцам. На основании анализа дел монастырского архива можно сделать заключение, что служение Иосифа Добромирского при Почаевской обители было неоднократное. В 1674 г. он значился наместником и совместно с игуменом сильно и небезуспешно проявил себя во время тяжбы с Ледуховскими, за что ему пришлось претерпегь многоразличные гонения. Так, однажды, когда он защищал монастырский Комнатецкий лес, слуги Ледуховского нанесли ему тяжкие побои, надругались над его монашеским достоинством, порвав клобук и рясу. Искушения, однако, не озлобляли его, а напротив, всячески поддерживали и укрепляли в вере, ибо следуя апостольской проповеди, он свято верил:
« Блажен человек, который переносит искушение, потому что, быв испытан, он получит венец жизни, который обещал Господь любящим Его» (Иак.1,112).
Сделавшись игуменом, как сказано в 1685 году, через четыре года после того, по распоряжению епархиального архиерея, он был переведен в Луцк, где получил назначение представителя так называемого Луцкого Братства; а в 1695 г. снова был избран игуменом Почаевским.
Кассиан Рыбчинский, не оставивший, по всей вероятности, заметного следа в истории обители, игуменствовал, как следует из исковых документов, в 1689 году, а избранный вслед за ним Евфимий Моравский — в 1690 году.
Все вышеперечисленные игумены в меру сил и возможностей стремились работать Господу, Его Пречистой Матери и делали все для того, чтобы не вызвать ропота братий и не смутить благочестивых мирян, взирающих на их житие. Они не были замечены в каких-либо нечестивых деяниях и самоотверженно трудились над приумножений достояния обители. «Любите враги ваши, благословляйте проклинающих вас, - учит нас Святое Евангелие, - Добро творите ненавидящим вас и молитеся за творящих вам напасть и изгоняющих вас» (Мф.5,44-46).
Милостию Божией многие братия познали сладость этой удивительной любви опытно. Следуя завету, данному им Господом, они смирялись до зела друг перед другом и перед теми обстоятельствами, которые побудили их собраться вместе, взращивая неизреченно сладкие и желанные плоды духовные, содержавшиеся, по словам апостола, во всякой благостыне и правде и истине, искушающе что есть благоугодно Богови» (Еф.5, 10).
Та воистину христианская любовь, которая была между ними, позволила многим насельникам обители насладиться этими благостными плодами и восславить Господа за Его неизреченное милосердие.
Иноки знали: без начатков смиренномудрия, кротости и любви никакие их труды не возводят подвижника по ступеням духовного совершенства и не являются благодатными. Об этом много писали Святые Отцы, наставлениям которых они следовали неопустительно. У Отца Небесного много обителей. У него достаточно венцов для всех, чтущих Его, ходящих в Его святых заповедях и в награду обретающих жизнь вечную.
«Овым убо, - неложно обещает Апостол, - по терпению дела благого, славы и чести ищущим, живот вечный» (Рим. 2, 7, 8).
Однако враг рода человеческого, замыслив погубить славное монастырское братство всевозможными нестроениями, стал искушать и игуменов. Некоторые из них, забыв об истинном смысле монашеской жизни, начали стремиться к достижению собственного благосостояния и обретению суетной мирской славы, совершенно забывая о том, что приняв постриг, они фактически должны были умереть для мира, и непреложную истину о том, «что велико у людей, то мерзость пред Господом» (Лк.16,15).
Особенно противоречивой и в известном смысле роковой для  Почаевского монастыря явилась личность Иннокентия Ягельницкого, который был избран в игумены 20 августа 1693 года. Братия, выполняя завещание преподобного Иова, в соответствии с установившейся традицией, обратились к нему с просьбой принять над ними начальство и быть Владыкою сему святому месту, с превеликой радостью подписав акт, по которому обязались оказывать ему, как отцу и покровителю, полное послушание и повиновение. Выбор этот, как упоминается в вышеназванном документе, был произведен, как и прежде, в братской трапезе, в присутствии самого Ягельницкого, а в число тех, кто выразил ему полное доверие, входили не только старшие и опытные братия, но и младшие, и даже послушники, за исключением тех, кто в обители считался неблагонадежным: раскольниками и крамольниками. Примечательный факт: в обители, основанной на братской любви, видимым образом поддерживаемой Самой Владычицей, уже были в это время раскольники, крамольники и бунтовщики. Откуда они взялись? Оказывается, что некоторая часть братии к этому времени была уже разложена латинством и униатством. Стремясь навязать свою волю другим, эти волки в овечьей шкуре способствовали избранию Ягельницкого, что впоследствии привело к величайшей смуте. Будучи приверженцами унии, они всячески стремились выйти из повиновения православному Луцкому епископу Афанасию Шумлянскому и в избираемом Ягельницком надеялись видеть поборника этого богопротивного явления в угоду своим страстям. Для иноков, твердых в Православии и не подписавших документ, было странной и недопустимой возможность прихода к управлению православной обителью человека, имевшего сомнительное прошлое, долго находившегося в плену у турок и не только свободно говорящий по турецки, но и прочно усвоившего обычаи этого народа, вследствие чего совершенно разучившийся уважать уставы церкви Православной.
Впоследствии выяснилось, что кроме всего прочего Ягельницкий был двоеженцем, лукаво скрывшим свою былую жизнь перед рукоположением во священство.
По поводу сего выбора единство между братиею, являвшееся основным залогом их процветания, исчезло: она разделилась на две враждебные партии, между которыми возникли несогласия и распри О прежней благочестивой жизни оставалось только вспоминать с нескрываемым сожалением. Наиболее мужественные братия, стойкие в исповедании истинной веры и неукоснительно соблюдавшие каноны, совершенно открыто в глаза говорили Ягельницкому, что он игуменом стал обманным путем, насильственно, справедливо обвиняя его в двоеженстве, в приверженности к магометанству. Немало было и тех, которые им противоречили, отрицая очевидные факты. Вскоре жизнь все расставила на свои места: Ягельницкий действительно не оправдал своего избрания.
Едва вступив в должность, он, заручившись поддержкой единомышленников, которых оказалось предостаточно, стал распоряжаться по собственному произволу монастырским имуществом; подавая крайне отрицательный пример окружающим. Естественно, часть братии последовав его примеру, стала также предаваться своеволию, разгульной жизни, пьянству и всякого рода безчинствам. Иноки же благонамеренные, стремившиеся спасаться, которые восставали против беспорядков, , не только становились предметом жестокой ненависти и преследования, но и, по приказанию Ягельницкого, подвергались жестоким телесным наказаниям. Их заключали в оковы, по нескольку дней морили голодом; жестоко и злобно избивали. Особо упорных и несгибаемых изгоняли из монастыря, лишая всяких средств к существованию
Когда же епископ Шумлянский, узнав о творившихся в Почаеве беззакониях, направил в монастырь уполномоченных с пастырским посланием, чтобы вызвать виновных на суд в Луцкую консисторию, то нечестивцы устроили им обструкцию, явив полное неповиновение архипастырю. Более того, когда разнесся  слух, что Шумлянский лично собирается в Почаев для расследования дела, обезумевшие бунтовщики стали грозить расправой самому епископу. В связи с необходимостью усмирения взбунтовавшейся братии в 1693 году, Шумлянский, послав в Почаев архидиакона Луцкой кафедры Иоакинфа Жуковского и игумена монастыря Четвертинского Феодосия Стояновского, поручил им отобрать монастырь у возмутителей и временно передать в управление Стояновскому.
Почаев встретил уполномоченных их канонического архиерея крайне враждебно. Приверженцы Ягельницкого, изрыгая страшные ругательства и угрозы, на этот раз не голословные, поднялись на монастырские стены с кувшинами, наполненными медом, и стали стучать в барабаны, нарушая тем самым священную тишину этого богоизбранного места. Они разместили орудия прямо напротив фольварка, где Жуковский и Стояновский остановились на ночлег. Обезумевшие от вседозволенности раскольники отнюдь не шутя угрожали уполномоченным владыки убить их наповал при первой же попытке проникнуть в ворота монастыря. Однако угрозы нисколько не испугали посланцев архиерея, в обязанности которых входило усмирение этого возмутительного акта непокорства Уполномоченным удалось при помощи одного из благонамеренных монахов пробраться в монастырь чрез скрытую под каменною стеною калитку, где партия благонамеренных приняла их под свою защиту. Но бунтовщики все таки применили оружие, и небезуспешно, прострелив Жуковскому полы одежды. К счастию , за уполномоченных епископа и за их защитников вступились монастырские крестьяне и богомольцы, находившиеся в монастыре на богослужении.
В результате этого бурного столкновения, едва не завершившегося кровопролитием, Ягельницкого и его сообщников обезоружили и отправили в Рожище, где в то время была резиденция Луцкого архиерея и Луцкая духовная консистория. Вскоре над зачинщиками богопротивного бунта состоялся суд, который выявил пагубные следствия неблагочестивой деятельности Ягельницкого, а также подтвердил факт злостного нарушения им апостольских правил. Ягельницкий, уличенный в двоеженстве, вольнодумстве и жестоком обращении с иноками и монастырскими крестьянами, был лишен сана и посажен в тюрьму. Подобному наказанию подвергнуты были и его соучастники(60).
После прискорбной смуты, надолго нарушившей покой обители и введшей в искушение многих , согласно распоряжению Афанасия Шумлянского, игуменство в монастыре Почаевском принял Иоакинф Жуковский, столь доблестно проявивший себя во время смуты. Он стал тринадцатым после Иова православным игуменом Горы Почаевской, и игуменство его ознаменовалось множеством скорбей.
Пока был жив Преосвященный Афанасий Шумлянский, обитель постоянно находилась под его покровительством. Однако когда в 1694 году этот благочестивый архиерей, твердо стоявший на защите интересов Православия, скончался и вместо него Волынскою епархиею начал управлять епископ Львовский Гедеон Балабан, видимым образом склонявшийся на сторону унии, Жуковский, известный своей решимостью защищать Православие, был тот час же удален из Почаева, а на его место снова поставлен известный уже нам Иосиф Добромирский, пребывавший до этого времени в Луцке в качестве представителя Православного братства. Трудно сказать, чего добивался подобным перемещением новый епископ. Однако чрезвычайно показательным, на наш взгляд, является то, что с Добромирским тотчас же, буквально в 1695 году, вошел в контакт граф Станислав Тарнавский, который написал пространную жалобу, отмечая, в частности, что святитель Афанасий Шумлянский, совершивший при Ягельницком нападение на обитель Почаевскую, сделал это совершенно безосновательно.
Необходимо отметить, что личность Тарнавского достаточно одиозна. Он неоднократно играл роль провокатора в ситуациях, аналогичных сложившейся. Кстати, Тарнавский неоднократно судился с Почаевской обителью, поэтому мнение его, крайне тенденциозное, не может сколько-нибудь серьезно приниматься во внимание.
 Письмо же, написанное им, свидетельствует прежде всего о том, что на монастырь под различными предлогами начинают оказывать давление католики, униаты и все, кому отвратительно Православие. По сути содержание этого пасквиля можно расценивать как одну из первых, но отнюдь не последнюю попытку вмешательства соседних государств в дела обители, имевшую впоследствии немалое влияние на совращение Почаевских иноков из Православия в унию. Дождавшись своего времени, которое позже все-таки наступило, Тарнавский начал и вовсе требовать, чтобы при избрании игумена его мнение было решающим.Это была неслыханная дерзость, однако в эпоху тотального натиска на Православие его действия сыграли свою негативную роль, ускорив захват Почаевской обители униатами. Но об этом подробнее мы расскажем позже.
После этой достаточно неоднозначной ситуации с 1699 года Гора Почаевская обретает в качестве игумена Иосифа Саевича, личность неоднозначную и в известном смысле драматическую. Саевич сыграл достаточно неприглядную роль во время правления Ягельницкого, когда, будучи наместником при этом нечестивце, т.е. так или иначе поддерживая бунтовщиков, делал это достаточно активно, принимая непосредственное участие в совершаемых безпорядках. Впоследствии он каким-то непостижимым образом избежал суда, тайно укрывшись от правосудия во время следствия, но как прямой виновник был подвергнут Афанасием Шумлянским отлучению. Очевидно, Львовский епископ по смерти Шумлянского оправдал его и восстановил в числе братии Почаевской, чем показал свое истинное обличие.
В 1695 году, как следует из документов, новый владыка Луцкий, нареченный епископ Дионисий Жабокрицкий, производил ревизию на Горе Почаевской, в результате которой составил подробную опись имущества монастырского. Среди лиц, присутствовавших при этой ревизии, был и Саевич.
Саевич вступил в эту должность непосредственно по кончине Добромирского благодаря совершенно безцеремонному вмешательству Тарнавского в дела монастырской братии. Сей влиятельный шляхтич в письме к Дионисию Жабокрицкому 1693 года высказал категорическое требование предоставления ему как фундатору монастыря Почаевского права участвовать в выборе игуменов этого монастыря. Все его заслуги перед обителью были, разумеется, мнимыми, но времена наступили для Православия тяжкие, и никто не разбирался, прав в своей безцеремонности Тарнавский или нет. Впрочем, Саевич, наученный печальным опытом Ягельницкого, безславно закончившего свою карьеру, а возможно, и покаявшись в прежних прегрешениях, оказался на высоте положения. Он совершенно не оправдал ожиданий Тарнавского и его сторонников, рассчитывавших видеть в новом игумене поборника унии. Несмотря на некоторые слабости и немощи, свойственные его натуре, он до конца жизни оставался верен Православию и даже сыграл положительную роль в судебной тяжбе, мирно разрешив ряд спорных процессов с Тарнавским, вследствие чего последний, получив предписание уплатить обители сто тысяч злотых, отдал во владение обители села Старый Почаев, Комнатку и некоторые другие. Благодаря решительности Саевича неоднократно предпринимаемые Тарнавским попытки посредством своего влияния на судебные дела оказывать воздействие на иноков  Почаевского монастыря с целью совращения его в унию, постоянно заканчивались неудачей: Саевич в вопросах вероисповедальных был тверд и последователен и не только не допускал возможности какого бы то ни было обсуждения, но и грозил в случае проявления графом излишней настойчивости вывезти чудотворную икону Божией Матери и ВСЕ монастырские сокровища в Москву. Возможно, именно благодаря такой решительности Саевича, не идущего ни на какие компромиссы, король польский Август II даровал  Почаевскому монастырю достопамятную привилегию, согласно которой древний  Почаевский монастырь, с незапамятных времен принадлежащий церкви Восточной , а не унии, должен был оставаться таковым и на последующие времена.
Настойчивое сопротивление Саевича привело графа Тарнавского в негодование. Времена были смутные, грозные, и никакие королевские привилегии не могли защитить от панского произвола. Вследствие этого Саевич со временем подвергся жесточайшим гонениям и вынужден был покинуть столь любимый им Почаев, которому он служил верой и правдой, и «с братиею тамошнею, едино от нашествия неприятельского Шведского т.е.Северной войны, а другое от неуставаемаго в том краю (на Волыни) гонения на благочестие, переехав с Волыни, получил себе пристанище в державе Православного Монарха Русского, и за благословением Митрополии Юрьевской одержал игуменство над двумя монастырями: Козелецким Свято-Троицким и Святого Великомученика Победоносца Георгия(61).
Возможно, скорби, которые он претерпел в связи с этим не самым светлым фактом из биографии, привели его к покаянию, ибо глубоко осознавая сугубую ответственность за принятые решения, Саевич ревностно защищал интересы обители и твердо стоял на православных позициях, несмотря на оказываемое на него давление со стороны графа Тарнавского, по протекции которого он и стал игуменом.
Пребывая игуменом благолепного и процветающего Козелецкого монастыря, Саевич, имевший уникальный почаевский опыт, снискал себе сугубое расположение влиятельных Киевских полковников Волынского и Танского, а также приблизился к знаменитому Генерал -фельдмаршалу Миниху, благодаря симпатиям и поддержке которого существенным образом помогал Козелецкой обители.
Обласканный влиятельными сановниками, Саевич, не забывал, однако, родную обитель и предполагал со временем вернуться на Гору Почаевскую. Во всяком случае, даже пребывая в Козельце, он вполне серьезно заботился о расширении Почаевских владений. Так, в 1714 году, приобретая по соседству с Козелецким монастырем деревню Лихолетовку, он умышленно подписался в документе купли-продажи официально как Игумен Почаевский и Козелецкий, что, как он полагал, давало ему впоследствии право судебным порядком отстаивать факт приобретения этой деревни на средства не Козелецкого, а  Почаевского монастыря, и, следовательно, на то, что земли эти ему и принадлежат. В итоге ему удалось даже добиться нужного ему определения Генерального суда Глуховского, в соответствии с которым Лихолетовки «не имеет права присвоить себе Козелецкий монастырь».
Лишь в глубокой старости, осознав , что униаты временно одержали победу, упразднив Православие на Горе Почаевской, Саевич оставил намерение возвратиться в столь горячо любимый им Почаев и до самой кончины пребывал в Козелецком монастыре, где и был погребен.
После Саевича Почаевским игуменом стал Лука Пелеховский, известный тем, что в 1711 году ему выпала историческая участь принять на Горе Почаевской Российского самодержца Императора Петра 1.
Обстоятельства этого события весьма знаменательны. В истории монастыря Почаевского доселе нет единогласия в вопросе о том, посещал обитель самодержец во время прутского похода в 1711 году или нет. Упоминание об этом выдающемся событии можно найти в «сказке» жителя деревни Будищ Феодора Буляра и обитателя села Староселье Алексея Скляра, предоставленной в 1770 году по затребованию Киевского митрополита Гавриила. В этой сказке, между прочим, сообщается, что «по переводе з Украины в Малороссию народа, як бы с  Почаевского монастыря, в Польской области состоящего, от унии, пришел Иеромонах Лука Пелеховский в означенную Украину, в показанную деревню Будки (Будища) в дом отца реченнаго Буляра, Григория Буляра, и, объявив ему, что он помянутый Лука Пелеховский, игумен прописаннаго  Почаевского монастыря и показав священнические одежды, чашу, дискос и звезду, им, Пелеховским, принесенные»,-в то же время показывал „и две грамоты, жалованные ему блаженной памяти Государем Императором Великим Петром Алексеевичем за верность его, яко он, Пелеховский, со всею братиею, когда армия Российская за Прут шла, со кресты и иконами по должности своей Государя встречал(62).
Справедливости ради необходимо отметить, что имя Пелеховского не встречается в документах Почаевской Лавры. Но из этого еще нисколько не следует, чтобы Пелеховский не мог быть игуменом Почаевским в 1711 году. В тех же документах не говорится и о времени выбытия из Почаева Саевича, который, по всей вероятности, был предшественником Пелеховекого. Между тем игумен Юстиниан Радзикевич по исковым делам архива Почаевской Лавры значится только в 1714 году. В промежутке между Саевичем и Радзикевичем Пелеховский впол.
Затем по исковым документам Лавры значатся Юстиниан Радзикевич( 1714 год), Арсений Качеровский (1715 г.), Пахомий Заблоцкий( 1716 и 1717 г). и, наконец, Гедеон Левицкий. Это был последний православный игумен на Горе Почаевской, который в течение нескольких лет мужественно боролся с нападениями окружавших Почаевскую обитель католиков и униатов и выступал за чистоту веры и соблюдение монашеских обетов в неповрежденном виде. Во время его игуменства, как и при Саевиче, во всех деловых бумагах монастырь Почаевский последовательно именуется православным, по крайней мере, до 1720 года. Очевидно, в полном составе братии он принял унию не ранее чем после Замойского собора, в начале третьего десятилетия XVIII в., при преемнике Гедеона, Феодосии Рудницком. Когда же в 1720 году состоялся известный униатский собор в Замостье, на котором были официально узаконены все отступления, допущенные униатами от древнего православного чина в пользу латинства, Гедеона там уже не было – лукавые униаты ему не доверяли.
Как же получилось, что один из древнейших православных монастырей, имеющий столь исключительные по значимости вековые традиции и редчайшие святыни, оказался вверженным в отвратительную душепагубную смуту, имя которой- раскол и участие в котором, по словам Святых Отцов, не искупается даже мученической кровью? Попытаемся рассмотреть этот чрезвычайно болезненный вопрос в следующем разделе.

Тяжелое испытание.Причины, обусловившие переход монастырской братии в унию.

Господи,
           спаси от муки вечной:
Оскудели праведных пути
Верных нет  меж сынов человечьих, -
Правды в мире бренном не найти.
Каждый  ближнему глаголет лживо,
Льстит устами,
             сердцем мыслит зло.
Бог погубит племя нечестивых,
Велеречивый язык смирит зело,
Псалом 11

Священная История научает нас:
«Не внимай пустому слуху, не давай руки твоей нечестивому, чтобы не быть свидетелем неправды» ( Исх.23,1).
А время текло все так же неумолимо, как и ранее, принося неисчислимые бедствия древнему православному краю, терпевшему страшные разорения от врага рода человеческого, восставшего на истинную веру. Прошло уже более столетия после того, как церковная уния вторглась на Волынские земли, смутив и уведя в погибель множество обманутых людей, совращенных с пути спасения. В своей лютой ненависти сторонники латинской ереси преуспели чрезвычайно: неустанными стараниями иезуитов были уничтожены, сметены с лица земли, безжалостно разрушены  практически все древнейшие Православные обители и храмы в пределах юго-западного края. Быть православным означало быть постоянно гонимым, угнетаемым, совершенно безправным перед своеволием, лишенным возможности прибегнуть к помощи закона. Православные, несмотря на древность рода, образованность, наличие тех или иных талантов не могли занимать высокие должности, пользоваться какими бы то ни было привилегиями, - и наоборот, переход в унию гарантировал поддержку самого Папы, которому можно было пожаловаться на произвол непосредственно, получив тот час же мощную поддержку Рима.
Многие представители древних православных русских фамилий, забыв о своем историческом прошлом, не выдержали постоянно оказываемого на них давления, насмешек и издевательств и под влиянием обстоятельств перешли в унию, которая чаще всего была лишь своеобразным переходным этапом для успокоения совести и последующего принятия латинства.
Униаты и не скрывали своей раболепной приверженности к Риму, сохраняя, впрочем, до времени, православную обрядность, чтобы таким образом обмануть народ.
Им, широко внедрившимся практически во все сферы человеческой деятельности, осталось сделать всего несколько шегов, чтобы овладеть и самой обителью Почаевской, составлявшей теперь по значению своей святыни и по благодатным знамениям, в ней совершающимся, единственный оплот Православной церкви в этом крае.
Пока был жив преподобный Иов, он зорко следил за всеми кознями и ухищрениями противника и умел так влиять на современников, что никто по большому счету не смел и думать о захвате его обители и совращении в унию ее насельников.
Однако безжалостное время расставило свои акценты.
«Блюдите убо, како опасно ходите» ((Еф.5, 15), - предостерегает нас Священное Писание, и те избранные, кому дано было услышать призывный глас Божий, навсегда отверглись от «дел неплодных тьмы» (Еф.5,11) и несмотря ни на что не изменили святой вере своих предков.
Тех же, кто продолжал идти погибельным путем, ведя жизнь невнимательную и неблагочестивую, постигла в итоге неминуемая участь юродивых дев, отвергнутых Небесным Женихом и в ответ на молитвенное призывание получивших гневную отповедь:
«Истинно говорю вам: не знаю вас» ((Мф.25,12
Невозможно перечислить все притеснения и обиды, которые претерпевали люди православные от гордой и неуправляемой шляхты. К тяжелейшему общественно-политическому гнету, ощущавшемуся практически на всех уровнях, теперь добавился еще и гнет религиозный, который был совершенно невыносим для душ чистых и благочестивых, не желающих вовлекаться в погибель.
Еще в далеком 1620 году чашник земли Волынской, депутат Виленского братства Лаврентий Древлинский, хранивший верность Православию, в речи на Варшавском Сейме 1629 года отмечал с глубоким прискорбием:
«Уже в больших городах церкви запечатаны, церковные имения расхищены, в монастырях нет монахов, - там скот запирают, дети мрут без крещения, покойников вывозят из городов без погребения, как падаль, мужья с женами живут без благословения, народ умирает без причащения».
Неоднократно отмечалось выше, в каких стесненных обстоятельствах пребывал  Почаевский монастырь во времена тотального униатского засилья на Волыни. На протяжении ста двадцати пяти лет, прошедших после Брестского Собора, по сути положившего начало позорной унии, братия несли исповеднический подвиг, мужественно защищая обитель от нахлынувшего извне душепагубного инославия . Трудным был этот воистину крестный, но единственно спасительный путь. Однако далее быть постоянно на переднем крае непримиримой брани, которая велась не на жизнь, а на смерть, становилось еще труднее.  Почаевский монастырь, постоянно находясь на переднем крае борьбы с католиками и униатами, ревностно отстаивал свое право исповедовать истинную веру, находясь под постоянным давлением со стороны изменивших Православию помещиков и духовенства.
Не имея возможности повлиять на иноков силою, гордые шляхтичи пытались их закабалить экономически, отнимая принадлежащие им земли и нанося тяжелые удары по монастырскому хозяйству. Иноки вынуждены были, по примеру преподобного Иова, вести затяжные судовые процессы с вельможами Фирлеями, Тарнавскими, Ледуховскими: получив в наследство богатые имения по смерти Анны Гойской, но не наследовав ее благочестия, гордые паны, уже совращенные в латинство, всячески стремились отнять у Почаевской обители то, что ей оставила, выразив свою свободную волю и тем самым подчеркнув свое отношение к Православию, приснопамятная завещательница.
Первоначально к посягательству на монастырское достояние этих вельмож побуждали прежде всего жажда наживы и крайнее корыстолюбие, но со временем противостояние обрело подоплеку политическую и религиозную: в сторонниках латинства усиливалась фанатическая ненависть ко всему православному, и они перенесли эту ненависть на беззащитных и незлобивых иноков Почаевской обители. Всем своим поведением шляхетное панство давало понять, что презирает иноков и ни во что не ставит их законные права и имеющие прочное обоснование привилегии, считая для себя недостойным не только общаться, но и мало-мальски толерантно относиться к ним. Даже в исковых бумагах, т. е на уровне делового общения, где предпочтительна нейтральная лексика, они без малейшего зазрения совести допускали по отношению к инокам самые уничижительные и как можно более язвительные слова. К примеру, в 1718 году, когда игумен Левицкий, протестуя против явного беззакония, послал своего уполномоченного к графу Ледуховскому с просьбою о скорейшем решении дела о нападении на монастырскую собственность, Ледуховский, в ответ на просьбу уполномоченного, нимало не стесняясь присутствия находившихся у него в то время дворян, отозвался об игумене крайне нелицеприятно.
«Дело дотоле не будет решено,-грубо заявил он, - пока ваш Гумен (слово «игумен» было умышленно искажено для того, чтобы придать ему бранный оттенок и таким образом насмеяться над должностью настоятеля монастыря) сам не приедет, такой-сякой матери сын, поп, этот мужик,  и покуда  я ему бороды не вырву, и не получит от меня палками».
Эта злобная выходка зарвавшегося шляхтича - не случайный срыв, допущенный в неадекватном состоянии, а совершенно закономерное следствие той вражды, той лютой ненависти, которую испытывало гордое и самолюбивое панство по отношению ко всему, что было связано с Православием. Сколько раз эти грубые нападки, умышленно не пресекаемые властями, повторялась, Бог весть.
Как много терпения, подлинно христианского смирения и кротости нужно было иметь монахам, чтобы не отвечать злом на зло и лишь молиться за своих гонителей! Не приемля их заблуждений и обличая пагубную сущность, почаевские иноки тем не менее и не озлоблялись против них как представителей грешного рода человеческого и всегда был готовы принять покаяние, ибо «солнце сияет на злыя и благия, и дождит на праведныя и неправедная» (Мф.5,44).
Эта твердость и непоколебимость  Почаевского монастыря в содержании Православного вероучения, эта неуклонность в совершении Богослужения по Уставу Восточной Церкви были настолько сильными, что стали причиной нескрываемого восхищения заехавшего сюда по возвращению из Рима, где он изучал богословские науки, известного богослова и знаменитого впоследствии Архипастыря Российской Церкви Феофана Прокоповича. Проезжая через Почаев, он навсегда полюбил эту тогда еще Православную обитель и изо всех сил пожелал в ней постричься в монашество (63). Да это и неудивительно. Истинно говорится в Священном Писании:
«Один Бог, одна вера, одно Крещение»(Еф.4,5).
Вспомним, каким благолепием отличались монастырские службы в этой Богом благословенной обители, как в нарочитые праздники—Господские и Богородичные, особенно в летнее время, народ со всех уголков необъятной Волыни и соседней с ней Галиции собирался в ней в превеликом множестве. Следует отметить, что на протяжении более чем векового периода всеобщего засилья униатов празднества продолжали иметь характер чисто православный. Единственной целью этих многолюдных религиозных собраний для приходящих богомольцев были не тщеславие и жажда эстетического наслаждения, столь характерные для латинства и унаследовавшего его мирскую приземленность униатства, а собственно то, ради чего и существует Церковь земная—слава Божия и спасение души.
Их привлекало к этому святому месту не праздное любопытство, не внешняя красота местности, и не те мнимые красоты, который впоследствии придуманы и успешно использованы базилианами для обольщения простолюдинов, а прежде всего и более всего глубокое уважение к чистому Православному богослужению, уверенность в силе благодати даров, соприсущих чудотворному лику Царицы Небесной, цельбоносным мощам угодника Божия Преподобного Иова и живоносному источнику. Посещению обители в это время сопутствовало и было верным залогом исцеления правильное понимание, в каком расположении духа надлежит посещать святые места. Неудивительно, что такое внутреннее расположение православных паломников способствовало тому, что в этом благословенном месте неоднократно происходили непостижимые разумом чудеса, являемые от названных святынь (64). Благодаря этому совершенно особенному духу, царящему в обители, монастырь процветал, а  монастырское хозяйство укреплялось. Средств к безбедному содержанию обители было предостаточно, о чем мы уже говорили неоднократно.
Все изменилось как только монастырь был совращен в унию. исчезло, как будто его и не было, прежнее благолепие и на смену ему пришли суета и праздность жизни базилиан, развращенных вседозволенностью, которую им гарантировал этот переход. Впоследствии тяжбы между монастырем и лицами, посягавшими на монастырское достояние, как бы наследственно перекочевали и в унию, и стали сопровождаться такими действиями, которые наводили невыгодную тень на обитель, переходя иногда в открытый драки и буйства базилиан.
Однако все это было позже, а пока тучи над обителью, продолжавшей вопреки всемерному давлению хранить Православие, все более сгущались. В 1719 году управитель того же Ледуховского, шляхтич Яричевский, в споре с Почаевскими иноками по делу об опустошении Комнатского леса, позволил себе выразиться совершенно определенно, не скрывая прямых угроз:
«Подождите попы—мужики, такие-сякие дети, я соберусь против вас иначе: велю ваших крестьян вешать на деревьях, а вам самым велю дать по сто палок» (65).
Само собой разумеется, все эти угрозы и прещения нельзя было принимать буквально: безумные и неисполнимые слова в реальности способны были унизить лишь тех, кто их произносил.  В безсильной злобе они извергались врагами истинной веры прежде всего потому, что в то время и подвергавшийся нападкам игумен, и преданные ему Почаевские иноки все еще достаточно твердо держались Православия. Их не сломил свирепый натиск торжествующих иноверцев, ибо они помнили мудрое предостережение святого апостола Павла, убеждавшего не верить лицемерам, какими бы масками они ни прикрывались:
«Да если бы даже Ангел с неба стал благовествовать вам не то,что мы, апостолы, вам благовествовали, анафема да будет»(Гал.1,8).
Однако. подобно тому, как нет дыма без огня, их злобные нападки были весьма знаменательны. Они, в полном соответствии с тлетворным духом времени, являлись отголоском всеобщего презрения и ненависти к православным служителям алтаря, и, разумеется, могли в некоторой мере смущать колеблющуюся братию, тем самым пролагая для духовно нестойких отходные пути, ведущие к переходу в унию.
Святое Евангелие предупреждает:
«Горе миру от соблазнов, ибо надобно прийти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит. Если же рука твоя или нога твоя соблазняет тебя, отсеки их и брось от себя; лучше тебе войти в жизнь без руки или без ноги, нежели с двумя руками и двумя ногами быть ввержену в огонь вечный; и если глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя; лучше тебе с одним глазом войти в жизнь, нежели с двумя глазами быть ввержену в геенну огненную» (Мф.18, 7-9).
Еще жива была в обители память о преподобном Иове, и многие братия руководствовались его наставлениями, читали книги, им напечатанные, и трезвились, храня приверженность к истинной вере и не уклоняясь в ереси. И все-таки Господом за грехи было попущено сокрушительное падение, которое, хотя и было оно, по мнению ряда исследователей, «делом по существу темным», как отмечает архимандрит Амвросий, однако стало неотвратимым следствием ряда причин, имевших глубокое основание.
Рассмотрим некоторые из них.
Видимая причина, обусловившая переход монастыря в унию, была связана с откровенной провокацией со стороны злейшего врага Православия графа Тарнавского, который, попирая все нравственные законы и нормы, в 1695 году дерзостно и безосновательно наименовал себя фундатором обители и в связи с этим присвоил исключительное право вмешиваться в монастырскую жизнь. Он абсолютно безцеремонно вторгся во внутримонастырские дела, попытавшись осуществлять управление им, влезая во все сокровенные для мирских людей вопросы. Стремясь добиться возможности участвовать: в выборе игуменов, он широко использовал старый как мир инструмент давления при помощи угроз, лести и неприкрытого шантажа, хотя будучи мирским человеком, да еще и инославным, делать это он был совершенно не вправе. Неискушенных в мирских хитросплетениях иноков он всячески запутывал обещаниями, дружески списываясь с ними, предлагая всемерную поддержку и помощь в делах, и таким образом различными лукавыми путями привлекал на свою сторону тех, кто под влиянием обстоятельств забыл слова Спасителя, обращенные к богоотступникам:
«Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззакония» (Мф.7,23).
Вообще, необходимо отметить, что многие преуспевшие в искусстве обольщения шляхтичи, подобно Тарнавскому, всевозможными путями пытались войти в доверие иноков и внедриться в их внутримонастырскую жизнь, тщательно скрываемую от посторонних глаз. В обитель ими время от времени направлялись доверенные лица, преданные унии, с целью внесения нестроений и раздоров, и это было второй причиной, неотвратимо толкающей часть братии в отвратительное чрево раскола. В результате провокационных действий скрытых униатов в монастыре постепенно развивалась смута и братия неотвратимо разделялись на противоположные партии: наиболее стойкие иноки твердо держались Православия, помня апостольские правила и грозные прещения тем, кто вовлекается в раскол, другие, восприимчивые к мудрости века сего, забывая, что отец всяческой лжи – диавол, прельщались униею. Шляхта же и судебные исполнители открыто и совершенно лицеприятно поддерживали униатов. Борьба была явно неравной. Терпеть эту вопиющую несправедливость было, разумеется, чрезвычайно нелегко, поэтому находились те из числа колеблющейся братии, которые все-таки соблазнялись и переходили в унию. Они забывали важнейшие христианские догматы, более не следуя Евангельскому научению:
«Не давайте святыни псам и не бросайте бисер перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами, обратившись, не растерзали вас» (Мф. 7,6).
Еще одной немаловажной, хотя и внешней причиной, буквально подтолкнувшей к переходу  Почаевского монастыря в унию, по всей вероятности, можно считать значительное усиление позиций Папского нунция, чему способствовало происшедшее в Варшаве награждение его якобы в ознаменование неких заслуг. Награждение это, имевшее, разумеется, провокационное значение, получило широчайший резонанс. Необходимо отметить, что таким образом значение этой должности было настолько усилено и поднято на такой высокий уровень, что фактически нунцию были предоставлены широчайшие возможности для вмешательства практически во все жизненные сферы, оказывая значительное влияние на различного рода гражданские и церковные дела.
По сути нунциатура обрела неограниченные полномочия. При всем пренебрежении к обителям Православным, проявляемым властями придержащими, католические или униатские монастыри и храмы возвеличились еще более, фактически обретя статус неприкосновенности. Не только православным, о защите интересов которых вообще не могло даже идти речи, но и знатным людям католического вероисповедания, независимо от должности и состояния, не позволялось невозбранно причинить даже самый незначительный вред какому-либо католическому монастырю, приходскому костелу или духовному лицу. В случае, если это случайно или намеренно происходило, нунцию тотчас же подавалась жалоба; и он незамедлительно направлял ее Папе. Расплата была ужасной: на обидчика со всей яростью обрушивались громы и молнии карающей руки Рима. Ватикан в этом случае грозил всевозможными прещениями, устрашая своим непререкаемым авторитетом. Подобного рода наказания считались очень серьезными и приводили к необратимым последствиям, посему польские вельможи не хотели навлекать на себя неудовольствие мстительного Папы. Они не столько уважали латинство, сколько боялись гнева католического духовенства, амбициозного и нетерпимого. И наоборот, - для стремительного витка карьеры порой достаточно было обрести себе покровителя в лице католического или на худой конец униатского иерарха, а также его ближайшего окружения.
Впоследствии возможностью защитить себя подобным образом небезуспешно воспользовались и униаты, лицемерно называющие себя католиками православного обряда и непосредственно подчиняющиеся Папе римскому.
По вполне понятным причинам им со временем стали подражать и некоторые настоятели  Почаевского монастыря, уставшие от нескончаемых судов и разбирательств и внутренне смирившиеся с мыслью о неизбежной измене интересам Православия.
К примеру, уже в 1716 году игумен Арсений Качуровский, потерпевший очередную монастырскую обиду от никоим образом не унимавшегося пана Ледуховского, тот час же передал ее на суд Римской нунциатуры, обретя таким образом, наконец, реального защитника (66). Правда, цена, которую приходилось платить за подобное покровительство, была непомерно высокой: постепенно, поэтапно, некогда православный монастырь неотвратимо приближался к черте невозвращения, презрев слова преподобного Феодосия Печерского, призывавшего «веры латинской сторониться, обычаев их не придерживаться, не дружить с ними.от всякой науки их избегать и морали их не перенимать»(67)
Этот поступок игумена показал, что, по существу значительная часть братии уже настолько приблизилась к униатам, что для нее совершенно естественным стало искать защиту не у Бога, а в совершенно чуждой им среде схизматиков, отступивших от истинной веры, и, следовательно, была внутренне готова к принятию унии, совершенно позабыв богодухновенные слова Священного Писания:
«Аз правдою явлюся лицу Твоему: насыщуся, внегда явитимися славе Твоей» (Пс.16, 17).
Вышеизложенная информация совершенно очевидным образом показывает, что в начале XVIII века глубокие внутренние предпосылки для принятия унии уже созрели в среде Православного монашества, колеблющегося в погибель: оставалось сделать лишь небольшой шаг, формально закрепив униатское управление монастырем. По сути это было богоотступничество, ибо немыслимо и вообразить, как могли иноки, посвятившие свои жизни служению Господу, в угоду сиюминутным мирским радостям даже думать о нарушении Евангельского завета о единстве Церкви, совершенно позабыв, что православному человеку нельзя служить двум господам, ибо едино есть на потребу (Лк. 10,42).
Однако таковыми были грустные реалии их жизни. Необходимо заметить, что отступление  Почаевского монастыря от Православия происходило незаметно и исподволь. Монастырская братия после чрезвычайно взволновавших обитель событий, связанных с уклонением игумена Ягельницкого в смуту, расколовшую братию и приведшую к очевидным нестроениям. выразившихся в акте неповиновения Священноначалию, на некоторое время усмирилась. Многих вразумили столь явные последствия их недальновидности, и разделение на партии прекратились, и иноки, не без основания опасаясь повторения прежних беззаконий, вспомнили о главной христианской заповеди: заповеди любви, и вновь объединились в желании работать Господу. Но это единство, не имевшее глубокого основания, так и не смогло удержать их на шаткой грани между добром и злом, уклонив в сторону зла; ибо душепагубная мысль о тех преимуществах. которые они обретут, сблизившись с унией, постепенно исподволь овладевала умами и сердцами некогда боголюбивой братии, спасавшейся в смирении и молчаливом терпении скорбей. Она, прежде времени не обращая на себя внимания, мало-помалу развивалась и усиливалась, готовя инокам путь к богоотступничеству.
С величайшим прискорбием необходимо отметить, что некоторые Почаевские братия разложились настолько, что утратили душеспасительную способность отличать худые помыслы от добрых, и своим поврежденным естеством уже не в состоянии были увидеть свой тяжкий грех, их уже не устрашали даже грозные прещения, обращенные к тем, кто кощунственно разрушает это Богом данное единство,содержавщиеся в святоотеческом наследии:
“Всякий, отделяющийся от общения с Церковью, хотя бы жизнь его была достойна похвалы, за одно это беззаконие, что отвергся от единения с Христом, не будет иметь жизни, но гнев Божий пребывает на нем”(68).
Разумные люди говорят: были бы причины, а повод всегда найдется.
Поскольку различного рода причин для перехода в унию, как можно убедиться, было достаточно много, формальный повод для этого не замедлил явиться . Для братии  Почаевского монастыря им стало изгнание из Луцка последнего канонического епископа Кирилла Шумлянского, пожелавшего принять посвящение не от униатского митрополита, по сути неправомочного, а обратившегося в Киев и этим навлекшего на себя величайшую немилость. Король вынес решение, что посвящение Шумлянского незаконно и изгнал его. Не помогло даже вмешательство Российского самодержца Петра Первого, обращение которого попросту оставили без ответа. Так было совершено величайшее падение, в результате которого на одной из самых древних земель, просвещенных светом истинной веры задолго до распространения в них душепагубного латинства, возвел униатский ставленник Иосиф Выговский. Это беззаконное действо было попущено Богом в 1712 году.
В результате захвата исконно православной кафедры Выговский уверовал в собственную вседозволенность и неподсудность и присвоил себе неслыханные полномочия, позволив распоряжаться Почаевскою обителью, как собственной вотчиной, ему подвластною.
В 1714 году, посетив ее, якобы ради того, чтобы помолиться, он весьма практично соединил показное молитвенное благоговение по отношению к святому месту с весьма прагматичной целью обзора и описи имущества монастыря. Результатом этого мнимого паломничества стала подробная опись, которую он составил и собственоручно подписал (69).
Иноки же, совершенно бесправные, запуганные неутешительным положением дел, грозящим разорением обители, вынуждены были принять этого лжепастыря и показать ему монастырь, не противясь составлению описи, означавшей по сути закабаление монастыря, хотя в глубине души не могли не понимать, что их мнимый владыка по сути был волком, вошедшим в стадо овец в овечьей шкуре. Они даже смиренно испросили у Выговского благословение на обустройство новой часовни во имя святой великомученицы Варвары, явив тем самым свою покорность подобному развитию событий.
Священная История научает нас:
«Не внимай пустому слуху, не давай руки твоей нечестивому, чтобы не быть свидетелем неправды» ( Исх.23,1).
Но иноки устали сопротивляться беззакониям, внутренне смирились с ними, и за это Господь попустил им тяжкое безславно падение и последовавшую за ним мерзость запустения длиной более чем в столетие.
Происшедшее событие глубокой скорбью отозвалось в сердцах православных людей, зато враги Православия имели все основания ликовать: наконец-то пал последний оплот истинной веры.
Усилия их были умножены. Подкупом, лестью, многочисленными привилегиями или наоборот, страшными запугиваниями люди совращались в унию. Уже в первые два десятилетия XVIII века униатский митрополит Лев Кишка, получивший неограниченную власть приводить по Волынскому воеводству в унию православные монастыри, церкви и лица, и, будучи, как претенциозно называл он себя, подножием папских ног, использовал, пользуясь этой властью, всевозможные средства, которые незамедлительно передавались ему из Рима щедрою рукою его повелителя. Ими были, к примеру, папские грамоты, предоставляемые униатским монастырям и приходским церквям возможность отпускать грехи людям, посещающим эти монастыри в храмовые праздники; привилегии об отпустах, в известных местах—особые инструкции духовникам и прочее(70). Все это выглядело достаточно соблазнительно и создавало иллюзию, что путь в Царствие Небесное, который, исходя из православного вероучения и непосредственной практики духовной жизни, тернист и многотруден и пройти его можно только отвергшись себя и понеся тяжкий крест, для униатов легок и приятен.
« Я избрал вас от мира, -обращаясь к Апостолам, говорил Господь наш Иисус Христос, -поэтому и ненавидит вас мир» (Ин.12, 19).
 Понести аскетические подвиги, разумеется, значительно тяжелее, чем безбедно и безпечально жить среди мирских благ, нисколько ими не отягощаясь. Почаевские иноки, лишенные своего архипастыря, чувствовали себя беззащитными осиротевшими и так и не смогли в течение длительного времени противостоять буквально обрушившимся на их головы богопротивным соблазнам и искушениям . В конечном итоге совокупность вышеназванных обстоятельств и привела насельников  Почаевского монастыря в унию, изменив не только образ жизни этих некогда благочестивых подвижников, довольно скоро развратившихся под влиянием кощунственного уклонения в очевидный грех. Тем, чьи «идолы – сребро и злато, дела рук человеческих» ( Пс.113,12), неважно, какому богу поклоняться.
Итак, настали предугаданные некогда преподобным Иовом смутные времена. Разом рухнул удивительный мир гармонии и любви, соединяющий людей с Богом, и на смену ему пришли тяжелейшие скорби. Ранее иноки неукоснительно соблюдали правила жизни истинно христианской, а руководствуясь уставом, со всею строгостью и точностью выполняли монашеские обеты. Даже самые ярые враги Православия при всем стремлении очернить своих противников, не могли порочить их нравственности и благоповедения, так как для этого не было ни малейшего повода. Впоследствии, когда обитель со всеми святынями, составлявшим ее величие и славу, - Цельбоносною стопою. Чудотворною иконою и мощами преподобного Иова, - перешла к базилианам, как стали именовать себя униаты, лукаво прикрываясь именем Святителя Василия Великого, но не наследуя его житие и учение, стало совершенно очевидным, что с вторжением в Почаевскую обитель унии, решительным образом изменилась и жизнь иноков, и этого не могли не заметить приходящие сюда на богомолье паломники и обитавшие в окрестностях простые люди. О том, что шила в мешке не утаишь, и что мнимое благочестие никого не введет в заблуждение, если нет настоящего, красноречиво свидетельствует инцидент, который до перехода монастыря в унию был бы просто невозможен в силу особой строгости монастырского устава и неукоснительного соблюдения его иноками.
А смысл скандального происшествия заключался в следующем. Базилиане, обитавшие в монастыре после перехода его в унию, настолько изменили свой образ жизни, впав во всевозможные прегрешения, что это стали замечать и простые люди, в течение многих лет наблюдавшие за прежними монахами. Благочестие оскудело до такой степени, что графиня Анастасия Тарнавская для усмирения тогдашнего безчиния базилиан вынуждена была даже в качестве крайней меры послать в  Почаевский монастырь около двухсот гайдуков (дворовых людей). Гайдуки стали увещевать базилиан, затем спорить с ними, и завершилась эта история серьезным столкновением. Во время спора с базилианами и последовавшей за ним стычки гайдуки высказывали недоумение по поводу образа жизни базилиан, справедливо упрекая их за поведение, порочащее честное иночество.Они ставили им в вину конкретные злоупотребления, приводящие к серьезным нарушениям апостольских правил, вводящих людей в соблазн:
«Вы живете совсем не так, как жили прежние иноки, -говорили они базилианам, -, или как живут монахи Киево-Печерские; вы вкушаете мясо, предаетесь пьянству и другим порокам».
Устами простых людей, не искушенных в тонкостях догматики, глаголила истина. Лишившись христианского смирения, жертвенности, самоотверженной любви к Господу и людям, базилиане повсеместно подавали повод для соблазнов.
Осуществлению пагубного замысла навязать народу унию помогали и внешнеполитические обстоятельства. Отчасти удавалось сдерживать прокатолические настроения властей Государю Императору Петру Первому, последовательно отстаивающему интересы Православия в Польше, ибо католики и униаты не могли не обращать внимания на требования Российского самодержца. Петр Первый незамедлительно откликался на вопиющие беззакония, творимые униатами. Так, к примеру, когда из Луцка в 1713 году был самым постыдным образом изгнан последний православный епископ, он при общении с Польским королем неоднократно выражал по этому поводу сильнейшее неудовольствие, всеми силами добиваясь, чтобы в Луцке по прежнему был православный архиерей (71).
Разумеется, те негативные тенденции, которые уже сложились на юго-западных землях, преодолеть было крайне трудно, однако Польша хотя бы внешне вынуждена была считаться с требованиями Российского самодержца. Сильная императорская власть в России являлась залогом нерушимости Православия в западных ее пределах вплоть до начала 1725 года, когда Петр Первый скоропостижно скончался и защищать Православие в этом многострадальном крае на государственном уровне стало некому. И даже когда императрица Екатерина Великая обратила свой царственный взор к западным окраинам своих владений, положение существенным образом не изменилось. Влияние Папы римского, который при помощи различных послаблений и льгот сумел разложить и совратить с тесного внутреннего пути на широкий внешний огромное количество людей, к этому времени значительно усилилось. Неисповедимыми Божественными судьбами лишь сто с лишним лет спустя Государю Императору Николаю I выпала возможность освободить  Почаевский монастырь от базилианского нечестия: в 1831 году Почаевская обитель была возвращена в лоно Православной церкви. Несколько позже, в 1839 году, была достигнута величайшая духовная победа, позволившая возвратить в лоно истинной Церкви всех униатов в Российской Империи, возсоединив их с православными на условии глубокого и полного покаяния.
Все это, однако, было значительно позже, а пока уния безпрепятственно завоевывала все новые и новые земли, практически не встречая сопротивления в лице духовенства.
Удивительная, непостижимая легкость. с которой омерзительная, немыслимая еще недавно ересь овладела еще совсем недавно стойкими и непоступными воинами Христовыми, заставляет самым серьезным образом задуматься над тем, каким образом произошло это падение, приведшее к отступлению от Апостольских правил в жизни древнего монастыря, прославленного как оплот Православия на Волыни. Не может не обратить на себя внимания и тот факт, что ни в одном архиве не осталось никаких упоминаний о непосредственных обстоятельствах этого перехода, хотя, казалось бы, униаты должны были на каждом шагу трубить о победе над схизматиками, как они называли православных. Однако нигде, ни в одном документальном источнике, которых, к слову, сохранилось достаточно много, не только не говорится, по распоряжению какого из Почаевских игуменов произошла это предательская сдача православного монастыря, на протяжении более вековой борьбы твердо противостоявшего всякого рода ересям и разделениям, но и вообще не упоминается о факте, столь важном. Нет ни одного официального уведомления об этом значительном для исторических судеб Православия и католицизма событии. Папа римский как бы умыл руки, оставшись в стороне, не будучи проинформированным официально, и, соответственно, избавленный от необходимости каким бы то ни было образом отреагировать а это событие первостепенной важности. Туман несколько рассеется, если внимательно вчитаться в завещание Анны Гойской, где черным по белому было написано, что свои значительные средства она жертвует исключительно на православную, греческого подчинения восточную Церковь, не признавая никаких других вероучений и даже грозя Страшным Судом тем, кто будет оспаривать ее волеизъявление. Налицо было явное нарушение закона. Даже сам король Польши Август не осмеливался оспаривать это завещание, изволив дать Почаевскому монастырю довольно широкие привилегии, позволявшие сохранить Православие в неповрежденном виде, пользоваться церковнославянским языком. печатать Богослужебные книги, следовать обетам и обрядам Восточной Церкви.
 По сути, все эти привилегии, гарантированные высшей властью, были у монастыря похищены  самым неподобающим образом, а следовательно, совершенно незаконно. Осмелимся предположить, что ни Папа римский, ни король не желали разглашения этого обстоятельства, чтобы не вступить в явный конфликт с совестью и не сделать слишком очевидным то безпрецедентное лукавство, которое привело к захвату древней цитадели Православия, каковой самим королем была гарантирована независимость и свобода вероисповедания, зафиксированная в привилегии, данной Почаевскому монастырю 26 июня 1700 года. Гораздо проще было замалчивать факт насильственного лишения монастыря его православного статуса.
К чему привел переход Почаевских иноков в унию, мы подробно рассмотрим в следующем разделе

Изменение статуса Почаевского монастыря.Вступление православных иноков в ряды базилианского ордена.

Для чего же,
           Господь наш,   
                в юдоли скорбей
Так далече от нас отстоишь Ты?
Нечестивый гордится неправдой своей
И гоненья возводит на нищих.
Хвалят грешники мерзкую похоть души,
Увязают в советах лукавых
И надменно свою нечестивую жизнь
Ставят выше Господней правды.
Не стремятся к Создателю,
                не взыскуют Его,
Нет пред ними Творца и Бога.
Оскверняют теченье пути своего,
Обретая в погибель дорогу.
Псалом 9

Еще недавно называвшиеся православными монахи Почаевского монастыря в связи с переходом в унию стали именоваться базилианами. Таким образом все они стали членами особого монашеского ордена, имевшего свои устав и жестко регламентированное устройство.
Уже само название призвано было указывать на существенные отличия теперешних насельников монастыря от монахов истинно православных. В соответствии с особенностями внутреннего устроения этого ордена, все униатское монашество полностью освобождалось от власти епархиального архиерея и составляло как бы своеобразную общность, жестко структурированную и подчиненную власти собственного начальства (протоархимандрита), в свою очередь контролируемого своими помощниками,по сути выполнявшими при нем роль соглядатаев. Ниже мы более подробно остановимся на этом нововведении.
Изменение названия, таким образом, было предпринято с сугубо политическою целыо, призванной размежевать новоиспеченных членов базилианского ордена с иноками. все еще хранящими Православие, и, наоборот, сблизить с теми, кто уже прежде отступил от истинной веры. Почаевские монахи, еще не утратившие Православного духа, не отвергли этого названия, так как ошибочно полагали, что оно не только ни к чему не обязывало их, но даже напоминало о том, что они в своем иноческом житии руководствуются уставами Святителя Василия Великого. Впрочем, обмануть подобные рассуждения могли только неискушенных, а благоразумные и осторожные игумены, приняв в силу обстоятельств это чуждое название, при случае всячески стремились показать, что они по-прежнему принадлежат Православной Восточной Церкви, но в то же время в ведении документации всегда пользовались латинским или польским языком.
Следует отметить, однако, что в самом начале унии иноки ни образом жизни, ни уставом, ни богослужением, ни даже облачением, не отличались от православных, -  и это преимущественная заслуга первого настоятеля обители, Феодосия Рудницкого, мужа мудрого и образованного, весьма благочестивого, который до конца дней сохранял приверженность к древним православным обрядам. Он строго следил за тем. чтобы иноки соблюдали устав, вели благочестивую жизнь, был скромен в быту и даже не принял титул супериора.
После того как монастырь с тал именоваться Базилианским, а иноки его базилианами, на духовном плане он тем самым как бы включился в состав монашеских Латинских  орденов и явил свою принадлежность Западу, а не Востоку. Эти изменения, казавшиеся первоначально несущественными, привели к серьезным переменам в управлении монастырем и появлении новых административных лиц.
С первых времен своего существования вплоть до перехода в унию Почаевский монастырь управлялся  игуменами, пребывающими в непосредственной зависимости от местных православных епархиальных архиереев, подчинявшихся  каноническому Предстоятель – Митрополиту, которые, в случае надобности, защищали его. После перехода Почаевского монастыря в унию характер управления им существенно переменился. Привычное для слуха наименование «игумен», имевшее греческое происхождение и напоминавшее о православии, было упразднено, а вместо него настоятели обители получили латинское название—superior.
Кроме того, существующее в римской иерархии разделение монашества на великое множество орденов, непосредственно подчиняющихся папеской власти и чрезвычайно мало зависящих от епископов, имея собственное Священноначалие, распространилось и на унию. Когда уния приняла массовый характер, все монастыри для удобства управления ими были разделены на две провинции -Литовскую под названием Святой Троицы и так называемую Польскую или Коронную, под названием Покровской. Как одна, так и другая имели собственных начальников, не подчиняясь и не завися друг от друга. К последней принадлежали Волынские униаты, поэтому Почаевские базилиане преемственно были подчинены Польской провинции.
Все эти изменения были закреплены коллегиально, на так называемой Генеральной капитуле, которой постарались придать видимость соборности.
Тогдашний Митрополит Лев Кишка, обратившийся с воззванием от 24 января 1727 года ко всем епископам, находящимся у него в подчинении, - Луцкому, Холмскому, Владимирскому, Левовскому и Перемышльскому, - вменил им в обязанность упорядочение организационно-административной структуры, предложив  на основании постановлений Замойского собора учредить в городе Дубно капитулу и через каждые четыре года собираться для избрания Провинциалов и обсуждения мер по установлению порядка управления провинцией.
Первый сбор на капитулу был назначен на 25 мая 1727 года. Поскольку организационные расходы по проведению этого действа обещали быть весьма немалыми, все участники капитулы были обязаны на протяжении пребывания в Дубно содержать себя самостоятельно, не возлагая бремена неудобоносимые на и без того небогатый Дубенский монастырь, где предлагалось собраться. Обращает на себя внимание примечательный факт: в воззвании число указано по новому, григорианскому стилю, чего ранее не было.
Сроком первого капитульного собрания была претенциозно назначена неделя Святых Отец Первого Вселенского Собора, что, по лукавому замыслу униатов, было сделано с явным намеком на апостольское преемство. Однако, кроме даты ничего не напоминало святоотеческие традиции: пышные речи, которыми сопровождалось это небогоугодное действо, столь нехарактерные для Православия ни по форме, ни, тем более, по содержанию, не могли ввести в заблуждение людей истинно православных. Прежде всего, людей разсудительных, заботящихся о чистоте веры, побуждало серьезно задуматься над каноничностью происходящего то, что Киев, который всегда был оплотом Православия, совершенно однозначно осудил унию и в этом действе никакого участия не принимал. Красноречивым фактом, говорящим за себя, было и то, что ни один униатский митрополит за все время существования унии, а это без малого полтора века, никогда не допускался к управлению Киевской митрополией, - на этот величайший по значимости свещник апостольского служения, как и ранее, поставлялись только Православные канонические Митрополиты. Кроме того, заставляло задуматься и то, что Киево-Печерскою Лаврою продолжали управлять только православные архимандриты, не уклонявшиеся ни в какие ереси. Кстати, с 1700 года, как известно, ее Священноархимандритами стали именоваться Киевские Митрополиты(72).
Для того, чтобы придать своему существованию хотя бы видимость каноничности, базилиане придумывали множество ухищрений, однако все их «нововведения» лишь все более и более отдаляли от Православия. Истина проста, она не требует приукрашивания, ибо оправдание нужны лишь там, где воцарилась неправда.
Спустя некоторое время базилианский орден, по образцу орденов латинских, для своего управления принял постановления почти иезуитские, вследствие чего прежние отношение с местными епископами и даже с митрополитом крайне ослабели; зато была чрезвычайно усилена роль так называемых протоархимандритов, должность которых и была учреждена на капитуле. По сути обе провинции оказались в жестком подчинении у генералов Протоархимандритов, которы управляли ими по собственному произволению.
Учитывая то, что принятые на капитуле нововведения непосредственным образом коснулись Почаевского монастыря, определенным образом повлияв на изменение его внутреннего устройства, попытаемся хотя бы вкратце охарактеризовать основные вопросы, рассматривавшиеся в ходе этого собрания.
Итак, генеральная капитула состоялась 26 мая 1743 года в Дубно, под председательством папского уполномоченного. На ней были составлены, а затем и утверждены правила, регулирующие механизм нзбрания генералов протоархимандритов и других должностных лиц для управления базилианским орденом. Эта генеральная капитула проходила под эгидой папы Бенедикта XIV, о чем был заблаговременно извещен нунций, занимавшийся религиознымн делами в тогдашней Польше, Фабриций Сербеллон, архиепископ Патраский.
Нунций, будучи занят делами, не терпящими отлагательств в Варшаве, не мог сам председательствовать на упомянутой Дубенской генеральной капитульной конгрегации, в связи с чем поручил председательство униатскому митрополиту Афанасию Шептицкому, преемнику печально известного Льва Кишки, отнюдь не менее амбициозному. Для присмотра же за ходом дела на этой конгрегации был делегирован некий Георгио Марие Ласкаре, епископ Ксенополитанский. В состав генеральной капитульной конгрегации вошли митрополит Афанасий Шептицкий в качестве председателя, Георгий Ласкаре, епископы Луцкий Феодосий Рудницкий, Перемышльский Иероним Устржицкий, Пинский Георгий Булгак, Холмский Фелициан Володкевич, а также множество аббатов и супериоров, присланных в качестве уполномоченных от монастырей из провинций Литовской и Полесском или Русской. Архиепископы Полоцкий и Смоленский на это сборище не прибыли, но прислали письма, с изъявлением готовности принять все постановления капитулы.
 В числе супериоров находились также представители  Почаевского монастыря Самуил Юркевич и Почаевского скита, находившегося в четырех верстах от монастыря в лесу на возвышенном месте с восточной стороны между селениям  Таражем и Поповцами,—Макарий Неронович.
Конгрегация завершила свою работу лишь 12 июня. Все заседание, число которых растянули до семи, происходили, по лукавому замыслу униатов, на родине стойкого борца за православие Константина Острожского в Дубенском Преображенском Монастыре, вероятно, даже в братском каменном здании.
Всему этому богопротивному действу постарались придать видимость каноничности. Так, перед началом митрополит Афанасий Шептицкий отслужил литургию, начав ее молитвенным призыванием Святого Духа, т. е. прочитав молитву «Царю Небесный». Заседание он открыл сладкозвучной речью, в которой, искусно уклонившись в обольстительную ересь, пространно изложил основные цели конгрегации, призванной всемерно поддержать Римского Папу и, изъявив полное повиновение Святейшему престолу, организационно оформить свой переход в латинство. Так сбылось предсказанное в Святом Писании отступление от истинной веры. Обратившись к евангелию, мы найдем там предостережение, что различного рода искушения, по замыслу извечного врага рода человеческого, придут к людям, самыми разнообразными способами, но с единственной целью: дабы отторгнуть многих из них от святой Православной веры.
«Сын Человеческий, пришедши, найдет ли веру на земле?» (Лк.18,8),
На конгрегации, которой постарались придать видимость соборного волеизъявления клириков, обсуждалась реорганизация административной системы управления Базилианским монастырями, определялись роль и значение лиц, осуществлявших управление и распределение их взаимоотношений. Так, было принято постановление, регламентирующее введение жесткой системы управление  орденом - учреждение должности  генерала пртоархимандрита, в руках которого сосредотачивалась неограниченная власть над Базилианскими монастырями обеих провинций—Литовской и Русской, составившими особый орден, подобный иезуитскому. Генерал пртоархимандрит избирался на капитульной конгрегации раз в четыре года, попеременно из Литовской и Русской провинций, причем, как следовало из крайне запутанных и противоречивых определений, избираемыми могли быть и аббаты монастырей, и простые монахи. Естественно, это делалось умышленно, чтобы привлечь на свою сторону монашествующую братию и уклонить ее в ересь, однако при всей своей незатейливости нужную роль сыграло.
Избрание  генерала пртоархимандрита обставлялось всякого рода тайнами, клятвами и мистическими заклинаниями. Избиратели, кладя в чашу бумажку с именем, торжественно произносили: «Призываю во свидетели Бога, что избираю в Протоархимапдриты достойнейшего», а избранный по завершении церемонии также возносил клятвенные уверение в лоялености и приводился к присяге.
Смысл этой присяги заключался в том, что генерал протоархимандрнт, управляя Базилианским  орденом обеих Провинций, давал клятву подчиняться только Папе и Митрополиту, от Епархиальных же Епископов в провинциях был совершенно независим. Ему безоговорочно подчинялись все другие должностные лица и все настоятели монастырей. Впрочем, сама должность  генерала протоархимандрита была достаточно прозрачна и уязвима, ибо совершенно по- иезуитски в помощь ему, а по сути для слежки и доносов, избирались два товарища —один из Литовской, а другой из Русской провинций, а также так называемые провинциальные консульторы (фискалы); контролирующие все его действия и секретно доносящие о происходящем митрополиту. Иными словами, слежка и доносы не только узаконивались, но и возводились в ранг служения интересам Церкви, то есть всячески поощрялись Было специально отмечено:
«Если когда сделается известным, что Протоархимандрит во зло употребляет свою должность, или, от чего Бог сохрани, живет соблазнительно, то, по донесении о том консульторов обеих провинций, Митрополнт увещавает его отечески об исправлении жизни и удовлетворении своей должности; если же он увещание не примет и окажется вовсе неисправимым, то в таком случае Митрополнт, посоветовавшиье с консульторами, созывает генеральную капитулу и капитулярно приступает к суду в положенном месте, и в определенное для капитульного собрания время, не обращая внимание на то, кончилось или не кончилось четырехлетие».
В обязанности протоахимандрита входило председательство на провинциальных конгрегациях, при выборе провинциалов, прокураторов, консульторов, провинциальных секретарей и духовников-, наблюдение за поведением как настоятелей монастырей, так и самих провинциалов, исправление проступков их и других увещаниями и советами, а в случае необходимости, судом, наказание и снятие с должности .
По сути, протоархимандриту давались неограниченные полномочия. Даже при очевидной необъективности, крайней предвзятости этого должностного лица жалобу нанего мог разрешить только митрополит.
На Дубенской генеральной конгрегации был избран в должности генерала пртоархимандрита супериор монастыря, находящегося в городе Белой, ныне расположенного в Польше, Поликарп Мигунович, получивший 62 голоса, т.е. большинство.
Тогда же были избраны провинциалы, выполнявшие приблизительно те же функции, что и нынешние благочинные, а также два прокуратора: отдельно для Литовской и для Русской провинций, постоянно проживавшие за счет своих провинций в Риме и представлявшие интересы Базилианского  ордена у самаго Папы. Кроме того, на конгрегации избраны были консульторы, одним из которых стал тогдашний почаевский супериор Юркевич, и провинциальные секретари, занимавшиеся делопроизводством и различными связями с провинциями, а также духовники. Генеральная Дубенская конгрегация приняла постановление о необходимости пребывания  генерала пртоархимандрита в провинции, от которой он избран, согласно которому проживающий в Литовской провинции должен был иметь резиденцию в монастыре Тороканском, а избранный из Русской - имел резиденцию в Почаевском монастыре. Консульторам же можно было жить и в других монастырях, находясь, однако, в обозримой близости от Генерала. Однако главные предписания касались, разумеется, не формальных вопросов, а затрагивали вероучительны истины. Необходимо отметить, что всем без исключения вменялось в обязанность точное соблюдение обрядов, священнодействий, обетов, постов и обычаев Восточной Церкви. Иными словами, при изменении основной, догматической части, отступлении от Апостольских Правил, полном подчинении Папе, униаты совершенно по-иезуитски оставляли внешнее чинопоследование, что легко вводило в заблуждение простых людей, неискушенных в богословской мудрости.
Однако соблюдение даже того немногого, что им вменялось в обязанность, стало для базилиан со временем обременительным. Об этом мы расскажем в последующем разделе, посвященном непосредственно Почаевскому монастырю униатского периода, реформированному в соответствии с принятыми постановлениями(73).

Искажение Православного вероучения и последовавшие за ним изменения в Богослужении, обрядности, религиозных обычаях, допущенные в Почаевском Монастыре по принятии им унии.

Благо людям,
            отринувшим сонм нечестивых.
Перед Богом оправдан во всем человек,
Не воссевший среди погубителей льстивых,
Беззакония путь не избравший вовек.
Лишь в законе Господнем обретает он радость,
День и ночь пребывая в Заветах Его.
Он познает молитвы несказанную сладость,
Узрит лик лучезарный Творца своего,
Уподобится древу,
                орошенному влагой,
Напитавшему корни потоками вод.
Сотворенное им обернется во благо,
Будет лист его зелен и сладостен плод.
Не таков нечестивец и беззаконник.
Ветры буйные жизнь его,
                словно прах, разметут.
Грех его обличит в светлом
                праведных сонме,
Станут смертью ему воскресенье и Суд.
Милосердый Господь до глубин прозирает
Души грешные наши,
                покаяния ждет.
От людей нечестивых Он Свой взор отвращает,
Беззаконным  на помощь никогда не прийдет.
Псалом 1.

На первый взгляд, неискушенному человеку могло показаться, что на основании достаточно лояльных условий Брестского Собора, принятых самым Папою, униатам были предоставлены весьма широкие возможности для сохранения своей самобытности как в области догматического вероучения, так и в особенностях богослужения, и в соблюдении церковных обрядов и обычаев. В соответствии с обещанным, ни униаты, ни базилиане ничего не должны были изменять в своей внутримонастырской жизни. В действительности же было совершенно очевидно, что так долго продолжаться не могло, ибо одни отступления необратимо влекут за собой другие. Лишившись Божественной благодати, впав в еретические заблуждения, те, кто принял богопротивную унию, тем самым неизбежно утрачивали свою духовную сущность, становясь неотъемлемой частью “мира, который не может приять Духа, потому что не видит Его и не знает Его” (Ин. 14, 17).
И все-таки на протяжении 124 лет вплоть до Замойского Собора некий хрупкий паритет более-менее соблюдался. До того времени принадлежность к унии обязывала принявших ее признавать абсолютную зависимость от верховной власти Римского Первосвященника. Однако, несмотря на эту зависимость, некоторое время многие Греко Восточные традиции оставались неизменными, отчего сторонники этого вероучения и получили название Греко-униатов, в отличии от Римо-католиков, догматика и чинопоследование которых отличались самым принципиальным образом. Достоверно известно, что до Замойского Собора, прошедшего в 1720 году, униаты пользовались богослужебными книгами исключительно православными, содержавшими христианское вероучение в неповрежденном виде, без какой бы то ни было примеси Римских нововведений. Даже мнимый догмат о главенстве папы принимался униатами отнюдь не в полном объеме. В православных богослужебных книгах, которыми они продолжали руководствоваться и после своего подчинения Риму, с величайшим уважением упоминались Вселенские Патриархи, достоинство сана которых признавалось ими равным Папству.
Однако после печально известного Замойского Собора все решительным образом изменилось. Присутствовавший на нем униатский епископ Афанасий Шептицкий, впоследствии, по смерти Льва Кишки получивший звание униатского митрополита, уверовав в свое мессианство, задался целью исправления некоторых несоответствий в униатской Церкви, начав его, разумеется, с Православных богослужебных книг как источника иформации.
Своим посланием от 4 мая 1733 года он повелел исправить эти книги, изменив православное вероучение в некоторых особенно принципиальных догматах. Прежде всего, подвергся искажению важнейший догмат, определяющий нисхождение Святого Духа от Отца, не допускающий прибавления еретических слов «и от Сына», который униаты первоначально принимали согласно с Православною Церковью. По требованию Шептицкого, это прибавление было внесено в богослужебные книги, вследствие чего произошло уклонение в опаснейшую ересь. Это злонамеренное действие практически совпало с окончательным переходом  Почаевского монастыря из Православия в унию, и перемена в догмате о нсхождении Святого Духа вошла с того-же времени в монастырское вероучение, а впоследствии отразилась и на характере печатной продукции в самой Почаевской типографии, кощунственно внедрившись в богослужебные книги с тем же прибавлением «и от Сына», что совершенно не соответствовало Никео-Константинопольскому Символу веры. Учение Римской Церкви о главенстве Папы как догмат также было безоговорочно принято униатами и подтверждено всеми базилианскимн монастырями, - следовательно, изменения были приняты и в Почаевским.
Допущенное первоначально в малом уклонение в ересь усугублялось все более и более. Происходили непостижимые вещи. Иноки обители, на протяжении всей своей истории нерасторжимыми узами связанной с древним Киевом, много веков остававшимся священным оплотом Православия, в угоду этому противоестественному соединению, прервали всякое общение с Киевским Митрополитом, предали забвению Святоотеческое учение и Вселенских Патриархов, считая их недостойными даже поминовения в молитвах. Соответственно изменилось отношение к Папе римскому, в котором стали видеть не ересиарха, а лицо, облеченное особой харизмой, следовательно, не подлежащее людскому суду, т.е. непогрешимое.
Неудивительно, что обретя подобный образ мыслей, почаевские иноки постепенно отходили от древнего Вселенского учения, совершенно некритически принимая учение Римское.
Подверглись решительному пересмотру древлехристианские взгляды на загробную жизнь, вследствие чего православное учение о посмертных мытарствах заменено было римским, согласно которому души усопших пребывают в чистилище, что совершенно не соответствовало духу Священного Писания и святоотеческим взглядам на загробную жизнь.
Неискаженное святоотеческое представление о вере и добрых делах как необходимых условиях спасения также было подвергнуто исправлению в угоду совершенно корыстному учению об индульгенциях, при помощи которых, как утверждали католики, можно было получить разрешение грехов не за счет молитвенного труда и глубокого покаяния, а путем приобретения за определенную сумму. Разумеется, это учение, сотворенное не Божественным Промыслом, а человеческим разумом, изначально было призвано служить людям, способным при помощи денег откупиться от ответственности за содеянные злодеяния.
Для базилиан не осталось ничего святого. Даже непостижимая Божественная сила величайшего таинства покаяния оказалась менее значимой, чем церковные юбилеи, в ознаменование которых якобы разрешались и прощались грехи тех, кто в них участвовал, на что самим Папой давались так называемые отпусты.
 Несмотря на явную еретическую направленность этих вероучений, униаты, а вслед за ними и базилиане (разумеется, и почаевские), стали уклоняться в лукавые пути, всецело подчиняясь Риму и не смея вступать с ним в пререкание ни по какому вопросу.
Дошло до того, что порой миряне, возможно, и далекие от Церкви, но сохранившие здоровое нравственное чутье, стали проявлять большую духовную зоркость, чем монашествующие, далеко не все из еретических нововведений принимая и исполняя. К примеру, некоторые светские вельможи, некогда крещенные в православной вере, которую исповедовали их отцы и деды и от которой они сами отступили преимущественным образом лишь по человеческой немощи, сохраняли по отношению к ней невольное уважение и в ряде случаев все-таки довольно активно противились Римским нововведениям. Почаевские же иноки безотчетно и без всякого разбора принимали практически все изменения, которые им предлагали лукавые униаты, тем самым все более отступая от древлехристианского учения и пренебрегая апостольскими правилами. Так, в 1755 году графы Тарнавские, предки которых вели родословную от Гойской и также некогда были православными, решительно воспротивились навязываемому им учению de Jmmaculata, воплощением которого было празднование тела Христова, в то время как почаевские базилиане безропотно приняли это учение и в соответствии с ним не только ввели этот совершенно не православный праздник, но и сделали его одним из основных (74).
В этой связи уместно упомянуть и другие празднества, не признаваемые Православною Церковью, но широко отмечаемые базилианами исключительно из угождения Риму. Порой доходило едва ли не до явного идолопоклонства. К примеру, бывшему Полоцкому архиепископу Иосафату, ушедшему в раскол и ставшему ярым поборником унии, который обрел впоследствии печальную известность непримиримого гонителя православия, в ознаменование его «заслуг», как «защитнику вселенской правды и угоднику Божию» сугубым распоряжением Папы был назначен особенный день празднования - 13 сентября.
Мы не будем комментировать этот факт, к сожалению, далеко не единичный, от которого любой мало-мальски церковный человек придет в величайшее недоумение. Напомним лишь, что прославленный Самим Господом преподобный Иов Почаевский был в это время не только предан забвению, но и «упрятан за решетку» от своих многочисленных почитателей. Не помогло даже ходатайство влиятельного и сказочно богатого графа Николая Потоцкого о признании Римской церковью заслуг легендарного святого, ибо вся жизнь первого Почаевского игумена была прямым укором тем, кто формально был его последователем и пользовался благами, доставшимися монастырю благодаря этому великому подвижнику благочестия. Более того, почаевские базилиане предали забвению и исключили из богослужебных книг празднование великим угодникам Православной Церкви, которых до перехода в унию свято чтили, к примеру, преподобным Антонию и Феодосию Киево-Печерским, святителям Московским Петру и Алексию и многим другим, оказывая сугубые почести и воссылая молитвословия некоторым святым, признаваемым исключительно Римской Церковью, например, Антонию Падуанскому, Иоанну Непомуцену, Станиславу и прочим(см. послание Шептицкого об исправлении книг). Печальные последствия этого кощунственного уклонения в латинство были воистину ужасны и сравнить их можно было лишь с грехопадением иудеев, постоянно предававших своего Бога, о которых пишет Священная история Ветхого Завета.
«Увы, народ грешный, народ обремененный беззакониями, племя злодеев, сыны погибельные!» (Ис.1,5).
Не ведая, что творят, они все более умножали нечестие, попирая законы Божественные и человеческие и не понимая, что за все придется расплачиваться своей безсмертной душой, и не только им самим
Истинно сказано в Священном Писании:
« Горе тому, от кого придут искушения».
Изменение в догматике и чинопоследовании естественным образом привели и к изменениям внешним. Величайшие преобразования коснулись наружного облика и интерьеров храмов, воздвигнутых в древние времена на средства монашествующих и боголюбивых мирян благочестивыми предшественниками базилиан, спасавшимися в простоте и смирении и точно следовавшими канонам. Многие из этих храмов перестраивались и реконструировались, разумеется, с благими целями, однако без учета древних традиций, из-за чего существенным образом утрачивалось их прежнее благолепие, и, соответственно, уменьшалось значение.
К примеру, как ни громаден и величествен построенный в годы унии Успенский Собор, однако каждый, кто станет наблюдать за движением солнца, тот час же поймет, что ориентация его алтарной части на север была отклонением от прежде неколеблемых в Почаеве православных канонов и норм. Еще в большей мере становится заметным это отступление в том, что базилиане, стремившиеся слепо подражать католикам, пристроили вдоль всего пространства собора ряд престолов, которых в прежних храмах обители не было, да и не могло быть (75). В первый раз упоминается об этих престолах в 1767 году.
Кроме того,канон не допускал благоукрашение храмов скульптурными изображениями святых; ибо возможны были двухмерные, но не трехмерные изображения. В прежних Почаевских храмах это требование неукоснительно соблюдалось, однако после введения унии Почаевские базилиане, в соответствии с римской традицией, в доме Божием и даже в самой святой, алтарной его части, поместили статуи святых, которые привлекали к себе внимание прежде всего как произведения искусства, а не как священные изображения. Некоторые из них, к примеру, статуи четырех Вселенских Учителей, вследствие своей невообразимой масштабности, вызывавшие у паломников и прихожан скорее удивление, чем благоговение, были все-таки со временем удалены из храма в подвальные коридоры, однако  многие оставались а протяжении длительного времени.
Но и это было еще далеко не все.
Вопреки установленной с древнейших времен традиции, алтарь собора совершенно не отделялся от храма иконостасом. Наоборот, по обеим сторонам храма, в непосредственной близости от престола, как в католических костелах, были расположены лавки для сидения мирских людей, что абсолютно не вызывало смущения у братии и прихожан. Скромный одноярусный коностас базилиане, пытаясь ввести в заблуждение власти, построили в большом храме лишь в начале XIX века, когда стало очевидным, что рано или поздно Почаевская обитель должна была возвратиться в лоно Православной Церкви. Но даже тогда они слукавили, не передвинув ни на миллиметр престол, который был расположен в непосредственной близости от киота, заменявшего горнее место. Вопиющим несоответствием канону явились и другие отличия чисто католического характера, не принятые в Восточной Церкви, в частности, большие деревянные кресты, размещенные повсеместно на стенах, при дверях и переходах из одной части храма в другую, на которых ноги Спасителя, в соответствии с Римской традицией, изображались прибитыми одним гвоздем.
Не может не обратить на себя внимания еще одна удивительная особенность благоукрашения храма. На стенах, в непосредственной близости со священными изображениями ветхозаветных и новозаветных святых и событий из Священной истории, находятся весьма красочные живописные картины, которые, представляя события, относящиеся к истории Почаевской обители и будучи превосходными произведениями искусства, все же не являются иконами; следовательно, изображения их способны привести в смущение строгих ревнителей канона. Разумеется, назидательность сюжетов и яркость красок производит соответствующее впечатление на паломников, в сознании которых тотчас же возникают воспоминания о чудесах, происходивших на святой горе Почаевской. Однако следует отметить, что некоторая чувственность, присутствующая в них, заставляет порой отвлекаться от хода богослужения и вспоминать приснопамятные события, связанные с видимо явленными случаями предстательства Богородицы и преподобного Иова. Как полагали особо ревностные приверженцы чистоты Православия (арх. Амвросий, А.Ф. Хойнацкий), эта традиция, также заимствованная из практики Римской Церкви, в которой в значительной мере преобладают чувственность и натуралистичность, не способствует достижению безстрастия. Их позицию разделяют и некоторые наши современники.
С величайшим прискорбием следует отметить, что отнюдь не в лучшую сторону изменились богослужебная утварь и ризница. Так, на престоле, место православных ковчегов заняли так называемые монстранции или цибориумы, на которые возлагались подушки и лишь потом клались богослужебные книги. Ничего подобного в Православии не допускалось.
Отступление коснулось и облачения священнослужителей. Иерейские и диаконские священные одежды, каждый элемент которых имеет сугубое прообразующее значение, постепенно стали выглядеть как одежды латинские. Впрочем, не в традиции базилиан было заботиться об утвари и ризнице. В продолжение векового униатского порабощения Почаевской обители, несмотря на наличие огромных сумм, пожертвованных графом Николаем Потоцким и другими ктиторами, а также на значительные средства, имевшиеся в казне благодаря доходам с имений, доставшихся от православных, для существенного благоукрашения богослужений было приобретено совсем немного чего-либо ценного и благоприличного.
Даже в сам ход богослужения, который по решению Дубенской капитулярной конгрегации, как мы помним, должен был оставаться неизменным, неодолимо вторгалось множество совершенно неправославных изменений. На Замойском соборе униаты безоговорочно приняли все постановления католического Тридентского Собора, следовательно, безропотно согласились со всеми латинскими нововведениями без малейших скидок на специфику региона и национальные традиции, позабыв, очевидно, неложное Евангельское обетование:
«Кто Мне служит, Мне да последует; и где Я, там и слуга Мой будет» (Ин.12,26)».
Необходимо отметить, что почаевские базилиане довольно быстро адаптировались к новым условиям, которые их, похоже, не отягощали, и поспешили ввести латинские нововведения в практику богослужений, нисколько не противясь им. Стремясь подражать католическим ксендзам, они даже ввели в употребление так называемую безгласную Литургию (cicha msza), стали служить по нескольку литургий на одном престоле в один и тот же день, совершать Евхаристию не на квасном хлебе, а на опресноках. В итоге дошло до того, что католическим священникам было дозволено совершать на своих престолах латинскую мессу и приобщать приходивший народ, не обращая внимания на то, какого он исповедания. Преступно пренебрегая Уставами Восточной Церкви, по раздроблении святого Агнца священнослужители перестали вливать в чашу теплоту, затем посягнули и на таинство Евхаристии, причащая частицами от тела Христова только пресвитеров и диаконов, а мирян дерзали приобщать только частицами, вынутыми в честь Богоматери. Наконец, было принято как совершенно естественное явление и то, что иеромонах, отслуживший раннюю Литургию как священник, участвуя в священнодействии другой, на том же престоле совершаемой Литургии, облачался в диаконский стихарь и служил уже как диакон. Не менее богопротивным было и то, что проскомидию начали сплошь и рядом совершать не на пяти, а на одной просфоре, а Агнец, по подобию латинских опресноков, стал приготовляться в виде пластинки.
Изменения в ходе богослужения коснулись также и области церковного пения. Общеизвестно, каким почетным и важным является клиросное послушание. Стройное пение иноков неизмеримо украшает литургию, возносит ее участников на Небеса, отверзает врата Царствия Небесного. Вспомним, что одним из факторов, повлиявших на выбор веры князем Владимиром, решившим расстаться с языческими заблуждениями, был именно этот: его привлекли величие и духовная сила византийских песнопений. Однако латиняне вторглись и в эту возвышенную область, нарушив вековые традиции, что самым неподбающим образом отразилось на ходе богослужения. Вместо стройного ангельского пения иноков, очищающего и просвещающего душу, в храмах стала звучать громкая музыка, совершенно разнородная и абсолютно не духовная, исполняемая не только на органе, но и на скрипках, флейтах и других музыкальных инструментах, придающая богослужению подобие театрального представления. Люди, молившиеся в храме, непроизвольно поддавались искусственности, театральности происходившего действа, которое утрачивало свой таинственный прообразующий смысл, и превращались из сопричастников неземного действа в слушателей, воспринимающих происходящее на чувственном уровне. Первоначально трехголосое пение баса, тенора и дисканта окончательно не упразднялось, однако оно совершенно заглушалось громогласными музыкальными инструментами (76).
Вполне вероятно, что простому народу, не искушенному в тонкостях духовной жизни, эта искусственная красота могла и нравиться, однако строгий православный слух тотчас ощущал ее фальшивость и начисто отвергал. В воскресные и праздничные дни, особенно в летнее время, эта музыка, предварявшая утреннее и завершавшая вечернее богослужение, удовлетворяла невзыскательный вкус не слишком разборчивых богомольцев, но была абсолютно неприемлема тем, кто привык к сладости церковного пения, столь искусного некогда в здешнем крае. Подобная музыка призвана была распалять страсти, и без того овладевшие миром, отвлекая прихожан от мысли о том, что “ плотские помышления суть вражда против Бога, и что живущие по плоти Богу угодить не могут (Рим. 8, 7-8).
Но и это было еще не все.
Враг рода человеческого нанес еще один сокрушительный удар, фактически лишив обитель возможности печатать и распространять книги, благодаря которой на протяжении многих лет почаевские иноки приводили к вере огромное количество людей, «алчущих и жаждущих правды». Вопреки всем обещаниям и гарантиям, даваемым первоначально, в 1742 году декретом папской нунциатуры монастырю было воспрещено иметь типографию и печатать книги на русском языке (77).
Папа, искушенный в иезуитстве, совершенно небезосновательно опасался, чтобы Почаевская типография, не реформированная окончательно после распоряжения митрополита Шептицкого об исправлении церковно-служебных книг, не стала негласно печатать их по прежним православным изданиям, без учета вводящих в заблуждение исправлений. Для него было крайне нежелательным, чтобы книги эти, содержащие в неповрежденном виде древнее христианское учение, стали известными униатам, и особенно базилианам, которым они могли бы напомнить о прежних воззрениях, разумеется, еще не окончательно выветрившихся из сознания тех, кто еще недавно подражал раннехристианским подвижникам, спасавшимся в суровых аскетических условиях . Вследствие этого лукавого наставления папской нунциатуры богослужебные книги в Почаевской типографии к средине XVIII века уже практически не печатались. Взамен безжалостно уничтожаемым, предаваемым забвению уникальным православным изданиям по распоряжению нунциатуры монастырь стал приобретать книги латинские, выдержанные в духе Римской Церкви, на языке, не вполне понятном, а иногда и совсем недоступном широким слоям населения. Наводнив этими книгами свою библиотеку, почаевские базилиане еще далее отодвинулись от Православия, вступив на опасную дорогу всевозможных отступлений от апостольских правил и окончательно забыв, что «мудрость века сего есть безумие пред Господом». Впрочем, чтобы более обстоятельно показать, с какого именно времени и какого рода отступления допущены ими в подражание Римской Церкви, обратим прежде внимание на личности и деяния тех церковных первоиерархов, при которых и происходили описываемые события.
Как свидетельствует история Церкви, на протяжении более векового униатского порабощения  Почаевского монастыря, которое продолжалось с 1720 по 1831 год, Римскими Папами преемственно были Урбан III, Климент XII, Венедикт XIV, Климент XIII, Климент XIV, Пий VI, Пий VII и Пий VIII, однако вклад их в дело латинизации обители был совершенно различным- от минимального, чисто символического, до максимального, радикальным образом изменявшего тончайшую духовную ткань внутримонастырской жизни.
Справедливости ради следует отметить, что мера участия вышеперечисленных высших иерархов в окончательном разложении  Почаевского монастыря различна, ибо не все с одинаковым религиозным рвением и фанатизмом действовали по отношению к Базилианскому  ордену,- некоторые предпочитали подкуп и шантаж, иные шли путем репрессий, - однако он в известное время все более окатоличивался.
Используя систему подкупов, многие иерархи ускоряли этот процесс, делали его все более динамичным. Так, Папа Венедикт XIV, избранный в 1740 году, широко использовал с этой целью систему так называемых отпустов (отпущений грехов по случаю тех или иных праздников), не требующих длительных молитвенных воздыханий, строгих постов, изнуряющих плоть и других аскетических подвигов, которые составляют значительную часть духовной жизни человека православного. Таким образом у людей создавалась иллюзия легкости спасения души, а глубокое и полное покаяние оказывалось ненужным.
Одним из примеров подобного подкупа богомольцев является данный Папой  Почаевскому монастырю в 1773 году, в связи с коронованием Чудотворной иконы Божией Матери, так называемый главный отпуст, в соответствии с которым паломникам было достаточно поговеть на праздники, исповедаться и причаститься. чтобы получить разрешение и прощение грехов наперед (позже мы остановимся на этом более подробно). Этим же иерархом в обитель в разное время были присланы отпусты и на другие совершенно неправославные, но преемственно позаимствованные униатами от латинян празднества, посвященные, например, Иосафату Полоцкому (13 сентября), телу Христову (в 9-й Четверг после Пасхи), Страданию Богоматери (в 10 пятницу после Пасхи), а также многочисленным, совершаемым по назначению папы римского так называемых юбилеев.
Венедикте XIV он особенно изощренно, совершенно по-иезуитски стремился к тому, чтобы западнорусский народ, отступив от Православия в унию, постепенно, приняв нововведения Римской Церкви, наконец совершенно латинизировался. В борьбе за умы и сердца паствы он злостно искажал исторические факты, подавая их в выгодном для католиков свете, не останавливался перед клеветой и оговорами. В мае 1744 года он отправил воззвание к униатскому митрополиту Афанасию Шептицкому, в котором говорил, в частности, что народ из западнорусских губерний всегда был и оставался в подчинении Римскому Папе. По его утверждению, даже после некоторого разделения со времени Михаила Керуллария, на соборе в 1146 году в Киеве этому разделению воспротивились как духовные власти, так и весь русский народ, которые через своих послов на Лионским соборе признали повиновение Папе Иннокентию IV, а на Вселенском Флорентийском Соборе старанием кардинала Московского митрополита Исидора единение русского народа с Апостольскою Римскою кафедрою было снова возстановлено, а на Брестском соборе было окончательно утверждено.
Эти совершенно не соответствующие истинному положению вещей утверждения не имели ничего общего с исторической правдой и основывались исключительно на его фантазии, однако излагались так убедительно, что находили отклик в сердцах многих.
История,как известно, повторяется. Как и сейчас, в те времена находилось достаточно много доверчивых людей, которые принимали эти рассказы за чистую монету. Кроме того, Венедикт XIV довольно успешно манипулировал их сознанием, играя на тщеславии. Он постоянно подчеркивал особую важность деятельности Базилианского  ордена и те привилегии, которые предоставляло вступление в него. Кстати, со времен митрополита Вениамина Рутского именно этому  ордену поручено было такое важное и ответственное дело как воспитание молодого поколения. В частности, он любил приводить в качестве убедительного, как он полагал, примера, совершенно голословные утверждения, что «великий Полоцкий Епископ» — Иосафат, получивший основы духовной жизни именно в этом  ордене и впоследствии пострадавший от схизматиков(т.е. православных) за унию, после чего Папой Урбаном VIII как мученик был причислен к лику святых. В этом утверждении, как и во многих других, содержалось почти неприкрытое лукавство, ибо драматические события, на которые он ссылался, как неопровержимо доказывают факты, произошли в 1726 году, т.е. по вступлении Почаевского монастыря в унию, и упоминание о нем вызывает по меньшей мере недоумение. Кроме того, Венедикт XIV писание это отправил митрополиту Шептицкому, и выглядит оно как некая рефлексия, возникшая вследствие постановлений Дубенской Генеральной конгрегации, состоявшейся в 1743 году, и им же самим утвержденных. Отчего же он не напомнил Шептицкому, чтобы в базилианских монастырях, на основании тех же постановлений, соблюдались обычаи Восточной Православной Церкви?
Когда митрополит Афанасий Шептицкий передал эту папскую декреталию Почаевским базилианам, они, прочитав ее, несказанно обрадовались, и вместо того, чтобы к написанному отнестись критически, соотнеся с истиною и проверив историею, полностью приняли ее на веру, высказав примерно следующее:
«Этот декрет папы Венедикта XIV достаточно противу благочестивых доказывает, что Русская Церковь давно уже соединена со святою Римскою Церковью».
Униатскими епископами, титуловавшимися Луцкими и Острожскими, были Феодосий Лубенецкий Рудницкий, Киприан Стецкий, Стефан Левинский, Григорий Коханович, Кирилл Сморчинский и Иоанн Красовский. Их деятельность, вытекавшая из особенностей личностей, чрезвычайно сильно влияла на дальнейшее развитие событий, ибо в ведении их находился Почаевский монастырь и именно через них в продолжении того же времени отвратительная ересь латинства вторгалась в церковную жизнь
По ходу повествования мы пытаемся дать хотя бы самую краткую оценку их деятельности на Волыни, непредубежденно оценив начальствующих в этой обители генералов-протоархимандритов, провинциалов и непосредственных правителей, осуществлявших руководство на местах — супериоров.
О генералах-протоархимандритах, провициалах и супериорах мы также упомянем в ходе повествования, - в свое время в связи с событиями, так или иначе оказавшими влияние на жизнь обители.
Среди многочисленных загадок, которые встают перед пытливым разумом, если вдуматься в специфику этого безблагодатного времени и особенности тех, кто был во главе всех этих нововведений, несомненно обращает на себя внимание овеянная ореолом некой непостижимой тайны, удивительно цельная, монолитная личность епископа Феодосия Рудницкого, ставшего первым игуменом  Почаевского монастыря после принятия им унии.

Углубление противоречий между православием и унией. Постепенный отход почаевских базилиан от веры их предков.Личность Феодосия Рудницкого

Пытаясь избегнуть бесовских прилогов,
Не вдруг постигаем в гордыне своей,
Что много дорог,
                уводящих от Бога,
Но мало спасительных к Небу путей.
Соблазнов и ересей в мир так много!
Доверим спасенье Ему одному.
Как много дорог,
                уводящих от Бога!
Как мало тропинок,
                ведущих к Нему!

Обратившись к находящимся в Лаврском архиве документам, легко установить, что первым настоятелем окончательно отступившего от Православия в унию в начале третьего десятилетия XVIII века  Почаевского монастыря был в 1728 году приснопамятный Феодосий Лубенецкий Рудницкий, архимандрит Каневского монастыря, Ректор Гойской Коллегии, находившейся в м. Гоще Волынской губернии, Острожского уезда.(79)
Последний православный игумен, предшественник его, Гедеон Левицкий еще был жив, но, в соответствии с обстоятельствами, переведен в Кременец настоятелем монастыря, также перешедшего в то время в унию.
Выше было уже достаточно подробно сказано о вопиющих нарушениях апостольских правил, пришедших вместе с нововведениями, принятыми Почаевским монастырем по отступлении от Православной Церкви. Однако можно совершенно уверенно полагать, что все эти отступления произошли в обители не ранее второй половины XVIII столетия, ибо благодаря высоконравственному характеру и благочестивому образу мыслей епископа Феодосия Лубенецкого Рудницкого и Почаевских супериоров, находившихся в его подчинении, прежнее благолепие в Почаеве некоторое время сохранялось.
Пристально вглядываясь в даль веков, непредубежденным взглядом можно заметить некоторые особенности игуменства Феодосия Рудницкого. Прежде всего, отдавая должное незаурядности его личности, отметим, что Феодосий Рудницкий, являясь духовным сановником высокого ранга, был человеком, есьма одаренным. Имея высокий сан архимандрита, он в то же время был мужем ученым, разносторонне образованным и пребывал в должности Ректора коллегии. Трудно поверить, что он не понимал духовных последствий уклонения прославленной обители в унию. Однако позволим себе вслед за архимандритом Амвросием предположить, что переход Рудницкого в унию был чисто внешним, совершенным в силу некоторых соображений, не имеющих ничего общего с корыстью, и имел высокую и благородную цель по возможности дольше ограждать обитель от пагубной ереси. Наблюдая за обстановкой в Почаеве, он с величайшим сожалением увидел, что Почаевский монастырь, уступив силе и интригам коварного противника, готов был принять унию, и что противиться этому несчастию безсмысленно. Тогда он взял на себя некий тайный подвиг, решившись принять настоятельство, чтобы по возможности сохранить в этой древней обители, имевшей великие святыни, неприкосновенным Православное вероучение и обрядность и в сложных условиях зависимости от власти папы,. К этому предположению склоняют нас некоторые косвенные доказательства, по совокупности фактов вызывающие доверие.
К подобным выводам склонял исследователей, к примеру, следующий примечательый факт.
Рудницкий, ставя свою подпись под одним из документов, датируемых 7 апреля 1728 года, в силу неизвестных причин не счел необходимым либо попросту не захотел употребить в качестве определения своей должности обязательного слова супериор, а подписался, чрезвычайно рискуя впасть в немилость, как архимандрит Каневский и игумен Почаевский. (80).
Господь непостижимым образом покрыл его поступок, который оказался незамеченным Римом, и года через два Рудницкий даже получил сан униатского епископа Луцкого и Острожского. Епископство его, продолжавшееся на протяжении долгих двадцати лет, вплоть до 1748 года, трудно назвать верноподданническим. Вопреки ожиданиям униатов, которым он, казалось бы, должен был служить верой и правдой, выполнения основных униатских требований Рудницкий видимым образом избегал. Легко заметить, что его яркая самобытная личность попросту не укладывалась в жесткие рамки унии, так и не заслонившей от него древнеправославные традиции, которым он следовал до скончания дней. Иногда просто поражаешься его дерзости по отношению к униатам. Он продолжал подписывать большинство документов по-русски, видимым образом пренебрегая явной опасностью впасть в немилость. Таким образом Рудницкий поступил, к примеру, подписывая в 1739 году Архиерейскую грамоту, утверждающую иеромонаха Почаевского монастыря Иеронима Камчича в должности духовника, даже не упоминая о папской власти, а выразившись иносказательно, но достаточно красноречиво: «властью нам свыше данною»(81)
Вышеперечисленные факты позволяют сделать еще одно допущение.
Не подлежит никакому сомнению, что Феодосий Рудницкий в качестве местного архиерея в 1743 году участвовал в Дубенской генеральной конгрегации, о которой мы писали выше. Очевидно, именно он, потому что более было просто некому, в словопрениях с епископами других епархий твердо и решительно настоял натом. чтобы конгрегация постановила неопустительно соблюдать в монастырях, принявших унию (в том числе, разумеется, и Почаевском), всех обрядов, священнодействий, обетов, постов и обычаев Церкви восточной.
Необходимо отметить, что при нем ни один храм в Почаевском монастыре не был перестроен в соответствии с католическими традициями. Ни в чем он не дозволял без надобности принимать новизны, и каноны неопустительно соблюдались в монастыре вплоть до его кончины. Примечательно, что ни внешний облик, ни внутреннее расположение прежних почаевских храмов, построенных в строгом соответствии с требованиями восточной Православной Церкви, по-прежнему ни в чем не допускали отклонений и не вводили людей в соблазн, как наблюдалось впоследствии, уже после смерти Рудницкого
Епископ Феодосий Рудницкий весьма строго следил за поведением почаевских иноков, о чем свидетельствует пастырское увещание от 9 июля 1739 года. данное им иеромонаху Иерониму, посланному в Почаев для временного управления монастырем. В этом красноречивом документе он говорит, чтобы как посылаемый иеромонах, так и все иноки Почаевской обители, жили по данному ими обету, согласно монашеским правилам — примерно и благочестиво.
Глубоко православный облик Феодосий Рудницкий сохранил вплоть до конца жизни. Даже приняв на себя руководство Луцкой кафедрой и обретя самостоятельность, соответствующую его высокому положению в церковной иерархии, он хранил архиерейское достоинство, продолжая носить прежнее облачение, не брил бороды и не стриг на голове волос, сохраняя их благолепие и не уподобляясь в этом своим современникам, униатским епископам. В таком именно виде он изображен на сохранившемся портрете: умным, благородным, во всем внешнем виде хранящим благолепие.
Именно такой облик Феодосия Рудницкого сохранило и народное предание.
Таким образом, сопоставляя твердость и непоступность личности Рудницкого с его управлением Почаевской обителью, можно сделать очевидное, на наш взгляд, заключение, что отступление от Православия, перемены и нововведения в вероучении, богослужении, обрядах и религиозных обычаях, о чем мы уже говорили, явились в Почаевском монастыре лишь после смерти Феодосия Рудницкого, т. е. во второй половине XVIII века. Сам же владыка был настолько близок Православию, что допущение о его мнимой принадлежности к униатам отнюдь не выглядит неправдоподобным. О его замечательной личности можно сказать строками 14 псалма:
Кто,
      Господи,
               внидет в жилище Твое?
Лишь правду хранящий в сердце своем.
Кто вселится
            в гору святую Твою?
Лишь любящий душу благую свою.
Кто языком клеветать не спешит,
Не принимает наветов и лжи,
Не сотворяет ближнему зла,
Пред Богом смиряя себя до зела.
Кто в рост серебра никому не отдаст,
Кто искренних в клятве врагу не предаст,
Кем не осужден без вины человек, -
Творящий сие не колеблется ввек.
Однако рано или поздно изменения в монастырской жизни были неизбежны.
Уже при жизни Феодосия Рудницкого все последующие игумены стали именоваться супериорами и все более и более отходить от Православия, хотя внешняя, обрядовая сторона ими еще на протяжении некоторого времени сохранялась. Истинно сказано в Священном Писании: «не можете служить Богу и мамоне» (Лк.16, 13), и постепенно монастырь стал скатываться в поглощающую его мутную трясину ереси латинства, хотя первоначально даже мысль об этом оскорбляла базилиан, называемых католиками схизматиками в силу их упорного следования древним иноческим уставам.
Первым супериором монастыря стал Гедеон Козубский. В свою должность он вступил в 1730 году и прилежно исполнял ее по 1736 год, занимаясь церковным строительством и изданием книг, что еще не возбранялось в то время. Будучи монахом-строителем, он всячески стремился избегать вмешательства в церковную политику и более всего занимался благоукрашением обители. Так, именно при его активном содействии главный восьмигранный купол прежней соборной Троицкой церкви в 1731 году был покрыт листовою медью, приобретенной на монастырские средства, которые он щедро выделил. Из архивных документов известно, что мастеру, осуществлявшему эту трудоемкую задачу, за работу было уплачено 60 злотых, т. е. 9 рублей. В продолжение работы ему было дозволено питаться в братской трапезе и брать из нее водку и пиво (82).
Из тех же источников известно также, что при Козубском монастырь каждый год изготовлял значительное количество кирпича, что свидетельствует о существовании уже в те годы замысла сооружения новой церкви, к осуществлению которого он и готовился.
Должное внимание в это время уделялось также изданию богослужебных книг, печатанных на церковно-славянском языке и предназначенных для осуществления священнодействий в соответствии с древними иноческими уставами. Вывод этот можно сделать на основании того, что в 1736 году при Гедеоне Козубском по его благословению был подписан договор с мастером, который должен был изготовить переплет для весьма внушительного количества экземпляров Служебника: предполагалось издать более тысячи экземпляров этой ценной богослужебной книги. Приведенные факты свидетельствуют также и о том, что средств у обители на те времена было достаточно.
После Гедеон Козубского в должность супериора вступил Гавриил Познаховский (1737—1739 г.г.), который также продолжил деятельность, направленную на благоукрашение обители и печатание книг. Известно, в частности, что при нем для типографии были отлиты новые буквы. Существенных изменений во внутримонастырской жизни, направленных на усиление латинского влияния, при нем замечено не было.
Нелегкая и неспасительная участь проведения радикальных преобразований, изменивших внутреннее устройство монастыря и приведших к величайшим отступлениям от древнехристианских канонов, выпала на долю Самуила Юркевича, который стал супериором в 1740 году и пребывал в этой должности на протяжении трех лет вплоть до 1743 года.
В 1743 г. Юркевич был делегирован от монастыря на Дубенскую генеральную конгрегацию, где был обласкан униатами и избран на ответственную должность консультора Польской провинции, введенную непосредственно на конгрегации. Новое назначение потребовало соответствующих перемещений, вследствие чего вместо него, для управления монастырем назначение на должность супериора преемственно принял Варлаам Какойлович, пребывавший в ней почти на протяжении десяти лет, вплоть до 1752 года. То, что Какойлович находился у власти без малого десятилетие, свидетельствует о его выдающихся дипломатических способностях, а также об умении руководить братиями и вести сложное монастырское хозяйство. Очевидно, он вполне удовлетворял требованиям униатских властей, и, следовательно, в период его руководства осуществлялись значительные изменения во внутреннем распорядке, необратимо приводившие к дальнейшему окатоличиванию почаевских монахов, именуемых со времени совращения в унию базилианами. Ощутимым при нем стало давление на обитель со стороны базилианского ордена, о чем свидетельствует ряд неоспоримых фактов.
Однако «что высоко у людей, то мерзость пред Господом» (Лк.16,15).
Деятельный Какойлович не без успеха стремился привести в порядок и приумножить монастырские доходы практически от всего, и, в частности, даже от корчемной аренды. Поскольку средства в обители приумножались, он принял необходимые меры, чтобы усилить ее обороноспособность Из архивных документов известно, что при Какойловиче Бродскому мастеру было выдано 39 пудов чугуну на отлив пушек, что свидетельствовало о заботе по усилению военного потенциала обители и превращении ее в мощную укрепленную крепость. Не тогда ли стали созревать дерзкие крамольные планы базилиан, приведшие в итоге к упразднению их господства? Впрочем, это всего лишь предположения.
Необходимо признать, что, вопреки установившейся тенденции в подражание латинским ксендзам брить бороды и стричь волосы, внешний вид Какойловича радовал взор благообразием.
На портрете он изображен в православном облачении и с бородою, что свидетельствовало о его благочестии и хотя бы внешнем следовании православным обычаям.
В его пользу говорит также и то, что он был достаточно образованным человеком, хорошо знал латинский язык и написал на нем книгу, под заглавием: «Руководство к Риторике», присовокупив к ней и практическую арифметику(83).
Однако в 1752 году в силу неизвестных причин он уступает руководство обителью Иллариону Шостаковскому, приняв на себя нелегкий труд корректора типографии вплоть до кончины в 1763 году. Сложно сказать, что послужило причиной его отставки: естественные немощи, несогласие с курсом на дальнейшее окатоличивание монастыря или просто желание заняться издательской деятельностью – история об этом умалчивает. Однако хочется верить, что его христианская душа внутренне ощущала потребность в возвращении к вере предков и стремилась обрести то, что не может дать никакая власть: сладость покаяния, ибо «печаль ради Бога производит неизменное покаяние ко спасению, а печаль мирская производит смерть»(2 Кор.7,10).
После Какойловича в 1752 году управление обителью принял на себя Иларион Шостаковский. Титул супериора ему присвоен не был, по всей вероятности, потому, что с этого же года по 1778 г. обителью фактически управлял генерал пртоархимандрит Ипатий Белинский, имея, согласно предписанию, местопребывание в Почаевском монастыре, следовательно как Шостаковский, так и следовавшие за ним супериоры Иустин Ильяшевич и Иероним Камчич вплоть до кончины генерала считались его наместниками, что практикуется и в настоящее время, когда наместниками при настоятелях Лавр, митрополитах и архиепископах, состоят фактически управляющие ими архимандриты.
Ипатию Белинскому суждено было вписать свое имя в истории Почаевской обители практически наравне с высокородным графом Николаем Потоцким, которого он сумел расположить к себе настолько, что чрезвычайно экономный и бережливый шляхтич стал щедрым благотворителем монастыря и обезпечил его дальнейшее процветание. Но об этом речь пойдет позже.

Изменение быта Почаевского монастыря со второй половины XVIII столетия до 1831 года. Дальнейшее отступление Почаевских базилиан от Православия Укрепление тенденции подражать латинянам и отход от прежних вероучительные догматов. Принятие ими папских булл об отпустах и их практическое применение.
 
Слов лукавых слащавый елей
Заползает предательски в души
От латинских учителей
Папе римскому рабски послушных.
Где же ты,
         доблий воин Христов?
Укрепись же в духовной брани,
Став апостолом Правды святой,
Призови свой народ к покаянью!
С уст сорви двоедушья печать,
И, хоть к Небу трудна дорога,
Православный не смеет молчать,
Видя,
     как распинают Бога.

Неумолимое время сглаживает множество противоречий, и то, что ранее оскорбляло сердца православных, наполняя их невыразимой печалью, постепенно стерлось в восприятии и утратило непривлекательность.
«Увы, народ грешный, народ обремененный беззакониями, племя злодеев, сыны погибельные!» (Ис.1, 5).
Несмотря на то, что наименование базилианами многие почаевские монахи первоначально приняли только формально, не осознав, какие радикальные изменения последуют за этим, однако постепенно, исподволь, хоть и неуклонно, в их жизнь вторгались нововведенения, приводящие к глубокому размежеванию их с православными. То, что веками оставалось незыблемым и строго регламентировалось апостольскими правилами, внезапно стало подвергаться изменениям, подменяясь латинизированным подобием. Внутреннее делание, столь важное в монашеской жизни, сплошь и рядом стало подменялться внешним, переходить на чувственный уровень, услаждая слух, взор, обоняние и осязание. Появились нововведения весьма сомнительного характера. Так, уже с 1752 года базилиане, подражая латинянам, стали изготовлять воскового агнца и ставить это подобие идола на престоле. В повсеместную практику вошло изготовление из воска или металла изображений частей человеческого тела(головы, сердца, рук, ног и даже глаз) для приношения их в качестве жертвы к святым иконам с целью исцеления и разрешения грехов (84)
Для тех, кто следовал католическому вероучению, аскетические подвиги, являющиеся неотъемлемой частью жизни православного христианина, были необязательными. Уже с 1755 года базилиане упразднили пост в среду и пятницу и перенесли его, согласно римской традиции, на субботу, несмотря на прещения Православной Церкви, соборно осудившей это нововведение. Раскол все более углублялся и с 1757 года привел к тому, что базилиане безоговорочно приняли от католиков запрет на общение с Православными, а впоследствии прекратили упоминание православных святых (85)
Поскольку аскетический образ жизни, которому учили Святые Отцы и которому безоговорочно следовали православные почаевские иноки, с незапамятных времен основавшие эту обитель, оказался у этих «подвижников» невостребованным, были отменены Петровский и Успенские посты, за исключением дней, непосредственно предшествующим праздникам. Пост Рождественский, начинающейся в Православной Церкви с 15 ноября и называющийся обыкновенно Филиповкою (память апостола Филиппа 14 ноября с.с.), как почаевские, так равно и другие базилиане на Волыни, подражая римлянам, в конце XVIII столетия начали считать с 24 ноября с.с.,(дня памяти святой великомученицы Екатерины). Со временем базилиане, вопреки древним уставам, стали коротко стричься, брить бороды и вкушать мясную пищу.
 Далее последовали и другие отступления,пинципиально изменяющие суть основных вероучительных догм. Вследствие этого постепенно прежнее благочестие стало предаваться забвению, уступая место иезуитскому подсчету добродетелей, дававших, как полагали базилиане, право на определенные послабления в духовной жизни.
Священное Писание и Святоотеческое предание с древнейших времен научало верующих терпению и благодушному перенесению скорбей, посылаемых Господом во спасение наших погряших в грехах душ. Папы же, пользуясь неограниченной властью, стали наделять монастыри определенными привилегиями, редоставляя им так называемые отпусты или отпущение грехов за определенные действия(посещение храмов в престольные праздники, паломничество, вычитывание определенных молитв и т. д. Целью подобного рода подачек было еще большее разложение монашествующих, совращение их с узкого тернистого пути покаяния, требующего сугубого труда и молитв. Униатской же церковью, и, в частности базилианским орденом, отпусты, по сути сводившие на нет необходимость покаяния, принимались слепо, некритически, буквально. Среди людей, воспринявших в это заблуждение, распространилась уверенность, что спасение можно обрести, отстояв определенное количество времени на службе, вычитав определенное количество молитв, что даст право на определенные привилегии и облегчит их загробную участь.
Разумеется, подобные заблуждения не имели ничего общего со Святоотеческим учением. Еще в Священной Истории Ветхого Завета содержится мудрое предостережение:«Наказания Господня не отвергай, и не тяготись обличением Его, ибо кого любит Господь. того наказывает и благоволит к тому, как отец к сыну»(Притч.3,11-12).
Пользуясь же произвольно предоставляемым щедрой рукой «наместника Бога на земле» заочным отпущением грехов, почаевские базилиане мало-помалу стали допускать в религиозном отношении великое множество и других отступлений, совершенно неприличных благочестивым инокам.
В народе издавна существует поговорка: «Каков поп, таков и приход». Постепенно, к величайшему прискорбию, дух высокой ревности о Господе и благоговения перед святынями стал покидать и богомольцев, приезжающих в Почаев не для покаяния, а для гарантированного им заранее получения отпущения грехов, иногда даже наперед. Это отпущение было обещано всем, кто полностью отстоит или отсидит литургию, и совершит отпустовую исповедь, считавшуюся гораздо более важной, чем любая другая. В храмах, в соответствии с католическими традициями, появились лавки для сидения, что еще более упрощало задачи богомольцев. Глубина покаяния, сердечное сокрушение, плач о грехах, - все это во внимание совершенно не принималась, оказываясь необязательным, а следовательно, и ненужным. Поскольку желающих воспользоваться подобной льготой было достаточно много, отпустовая исповедь большею частью совершалась весьма поспешно, без должного приготовления кающихся. В итоге вечерние и утренние богослужения таким образом также становились вовсе не обязательными, поскольку подготовка была ограничена исключительно пребыванием богомольцев на обедне. Для многих утешительной стала отнюдь не мысль о богообщении, а совершенно порочное убеждение, что для получения полного и безоговорочного отпущения грехов, какими бы они ни были тяжкими, достаточно. совершив паломничество, просто побывать на святом месте.
С величайшим прискорбием приходится констатировать, что даже посещение паломниками великой Почаевской святыни, испокон веков считающееся вершиной духовных переживаний кающихся, стало совершаться без соответствующей духовной настроенности и не приносило желаемой пользы для спасения душ заблудших, но жаждущих покаяния богомольцев. Духовники, получившие сверхдолжные полномочия, чрезвычайно гордились наличием особых привилегий от папы, уделяя слишком мало внимания нравственному состоянию кающихся и их религиозным потребностям, Многие из них вполне искренне полагали, что подобно великим Пенитенциариям в Ченстохове, которые одним прикосновением длинного жезла к главе кающегося имели право разрешать грехи его, они также обрели эту привилегию. Вероятно, с этой же целью, в восполнение религиозных чувств кающихся, духовники читали и разрешительную молитву, составленную исключительно для отпустовой исповеди:
«Господь наш Иисус Христос, превеликий Архиерей, преблагоугробного ради своего милосердия, да разрешит тя, и милость свою да излиет на тя и аз властно Его и Святых Апостолов Петра и Павла и вселенского нашего Господина Папы римского, разрешаю тя от всех грехов твоих»(86)
 Надобно полагать, что обыкновение лежать во время богослужения на земле лицом вниз с руками, распростертыми наподобие креста, как и крестообразное складывание рук и громкое биение себя в грудь было заимствовано от католиков также с целью усиления чувственного восприятия происходящего и углубления религиозных чувств в кающихся. Все эти обычаи, чуждые простому народу здешнего края, были совершенно некритически унаследованы базилианами от латинян. Были среди них и другие неправославные обычаи, к примеру, сидение в храме, подгибание колен во время прохождения пред престолом, одовременное чтение псалмов на клиросе и многие другие. Иезуитская формулировка правил не содержала также категориеского запрета на то, чтобы входили в церковь с собаками.
Почаевские базилиане с течением времени все более склонялись к принятию римских нововведений, перенимая у латинских ксендзов их традиции и все дальше отходя от Православия. Процесс этот был совершенно неизбежным, ибо сам Папа всемерно способствовал сближению конфессий, разрешая служение литургии и совершение таинств каждой их них по своему обычаю Папа Урбан VIII в порыве великодушия, а точнее ради возможности еще более привязать к себе базилианских монахов, даже подарил им церковь святого Сергия и Вакха в Риме, богослужение в которой совершалось на славянском языке. Разумеется, сделал это он отнюдь не из альтруизма и не из уважения к истинной вере, от которой давно отступили его предшественники, а ради обретения еще большего влияния на перешедших в унию людей, которые не ведали, в какую бездну падения их вовлекают.
Святое Писание учит:
« Того,чтовыше тебя, не ищи,и того, что ниже тебя, не исследуй; размышляй над тем, что предписано тебе»(Сир.3,21-22).
Не желая замечать очевидного и еще глубже увязая в трясине неспасительной схоластики, они и не предполагали, что внешне безболезненный переход в унию полностью изменил суть основных вероисповедальных догматов, которых придерживались их благочестивые предки, и это не могло не отразиться ни на ходе богослужения, ни на интерьере храмов, ни, в конечном счете, на основных вероучительных истинах, что в итоге привело к утрате прежнего благочестия.
Правда, пока был жив Феодосий Рудницкий, почаевские базилиане при всех нововведениях строго держались православного устава и даже заслужили в латинской среде презрительное наименование схизматиков. Несмотря на свои молитвенные подвиги и множество послушаний, что, казалось, должно было вызывать катастрофическую нехватку времени, они всегда выглядели благообразно, были опрятными, внимательно следили за своим внешним видом. Они прекрасно понимали, что хотя люди духовные различают в них прежде всего их внутреннего человека и внимают именно ему, однако большинство мирских людей, не имеющих этого дара, можно ввести в соблазн внешней небрежностью и даже оттолкнуть от Церкви. Поэтому они не позволяли себе никаких вольностей, всегда были аккуратно одеты и тщательно расчесаны.Однако уже непосредственно по кончине благочестивого епископа они, в подражание латинским ксендзам, практически тотчас же отказались от приличного духовному, особенно монашескому сану, строгого православного облачения и надели на себя полумирскую одежду, взяв за моду носить ее крайне небрежно, а кроме того, стали брить бороду и коротко стричь волосы. Некоторые же, в подражание католикам, даже выстригали на голове так называемый венчик или кружок, называя это место коронкой (гуменцем).
От наблюдательных глаз эти изменения никоим образом не могли укрыться, вызывая в сердцах православных людей глубочайшую скорбь.
Лишь некоторые монахи до конца дней своих продолжали носить распущенные волосы, не заплетая в косички и не укладывая, и в то же время благочестиво умащая елеем их и бороду, и казалось, что они буквально светятся изнутри. В памяти тех, кто смотрел на благообразных иноков, невольно всплывали ветхозаветные строки о драгоценном елее на голове, стекающем на браду Аарона (Пс.132, 2).
Разумеется, не всем нравился такой внешний вид. Некоторых распущенные волосы вводили в жесточайший соблазн, вызывая недоумение, переходящее порой в легкое раздражение.
К числу неправославных традиций, введенных почаевскими базилианами, необходимо отнести также театрализованные представления, называемые вертепом, которые они стали совершать в праздник Рождества Христова на основе Евангельских событий, и даже составляли на этот случай духовные песни. Впрочем, традиция эта со временем привилась и стала одной из региональных особенностей, удивляющей но уже не смущающей паломников, приехавших из других областей, где об этой традиции ничего не известно.
Нет необходимости перечислять все несообразности с духом Православия, которые с течением времени были приняты в угоду католикам в Почаевском монастыре в период его порабощения униатами. Тем, кто помнил славное историческое прошлое обители, столько веков бывшей хранительницею истинного Православия, его несокрушимым оплотом, форпостом на католическом Западе, было тяжело осознавать, что с подчинением римскому влиянию у базилиан развилось пренебрежение к православному и безразсудное стремление ко всему латинскому. Но еще больнее было то, что иноки базилианские, полюбив паче тьму, нежели свет, стали подражать монашеским латинским орденам и в образе жизни. Презрев обеты иночества, они стали жить приземленно, омирщвленно и, сойдя с тесного пути, ведущего ко спасению, предпочли ему широкий, вовлекающий в погибель. Все более и более они стали заботиться о земном, нежели о Небесном. Дела, относящияся к этому времени и хранящияся в архиве, свидетельствуют, что эти новые почаевские подвижники, ни в чем не отказывая себе, предавались разгулу и пресыщениям. Постепенно увлекаясь политикой, некоторые из них, впитав от мирских людей обольстительный дух смутного времени, даже склонились к государственной измене. Самым страшным было то, что униатам отнюдь не казались неправильными те искажения духовной  жизни, которые они допускали.
Процесс перерождения всего духовного и обрядового наследия, доставшегося униатам от православных, медленно, но неуклонно совершался и в Почаевском монастыре. Благодатность места, с древности прославленного великими чудесами и знамениями, в течение некоторого времени частично покрывала эти беззакония, как и прежде, привлекая неискушенных богомольцев и побуждая из делать щедрые дары во славу Господа и Его Пречистой Матери. Однако мерзость запустения не могла продолжаться до безконечности. И когда исполнились сроки, Господь прервал эту цепь нечестия. По действию Промысла Божия, Помазаннику Божию, блаженный памяти Благочестивейшему Государю Императору Николаю I выпала миссия стать орудием справедливости Божией и возвратить эту исконно православную святыню в лоно Восточной Церкви.
Но об этом мы поговорим позже.
С 1770 года—с возведением в сан униатского епископа Сильвестра Рудницкого то немногое, что отличало базилиан от католиков, было упразднено. И даже гордость обители, ее замечательная типография, немало послужившая делу духовного просвещения людей, утратила свое значение и стала орудием окатоличивания. Монастырская типография начала печатать богослужебные книги с учетом тех мнимых исправлений, которые потребовал произвести печально известный митрополит Шептицкий(см. каталог базилианских книг, доселе хранящихся в монастырском складе). Прежние православные книги были безжалостно уничтожены или испещрены кощунственными исправлениями. Всем униатам без исключения, и Почаевским базилианам, в частности, было повелено употреблять новые книги, в которых перемены и нововведения в трактовке вероучения, богослужения, обрядов и обычаев, о которых мы ранее говорили, были возведены в ранг законных предписаний и сделались для них не просто общеупотребимыми, но и обязательными. Как говорится, свто место пусто не бывает. Оставив древние святоотеческие творения, в течение веков являвшиеся безценными наставлениями в духовной жизни, они, к глубокому прискорбию, стали руководствоваться достаточно специфичной книгой, составленной в 1764 году  генералом протоархимандритом Базилианского  ордена в Италии Петром Меннитием, называемой «Базилианской школой». Необходимо отметить, что наряду с благочестивыми и строгими правилами духовно-нравственной жизни, регламентирумыми этой книгой, в ней есть утверждения, совершенно немыслимые с точки зрения Православия .Это, к примеру, обещание всевозможных льгот и послаблений, гарантирующих отпущение грехов по различным поводам, никак не связанным с таинством покаяния. Нелепо, к примеру, звучит обещанное, согласно этому сборнику духовно-нравственных предписаний, разрешение от бремени прегрешений новициату, получившему одежду послушника, а также каждому, кто прочитает в церкви перед престолом определенное количество раз «Отче наш» и «Богородице, Дево, радуйся», ибо само по себе прочтение молитв без сокрушения сердца и покаянного состояния ничего не может дать. Не менее странным выглядит эдакое полное всепрощение тем, кто в течение года посвятит себя богомыслию или отправится в длительное паломничество. Из содержания этого творения вытекало, что дело спасения безсмертной души вовсе не требует каких-либо длительных усилий или аскетических подвигов, связанных с «пением, бдением, пощением», как на протяжении всей истории существования научала Православная Церковь, воплотившая дух Богобщения и напитанная безценным опытом Святых Отцов, и может быть достигнуто достаточно легко и безболезненно путем отработки, если позволительно так выразиться, ряда частных уроков или выполнения определенных заданий. Мы же твердо знаем, что в святоотеческом наследии никто никогда не дерзал определять, когда, сколько, в какой мере, за какие труды и какие именно грехи нам отпускаются, ибо по сути это явилось бы сделкой с Богом. До последних дней не мог знать этого никто даже их просвещенных Духом, ибо сие ведомо лишь одному Богу.
«Школа базилиан» же исключительно в иезуитском духе подробно и обстоятельно знакомила новоначальных с системой поощрений за добрые дела и наказаний за злые и практически сводила духовную жизнь к отслеживанию тех или иных проступков человека.
В духе наиболее полного соблюдения интересов Западной церкви предприимчивыми базилианами была обустроена на Почаевской Горе особая школа для воспитания новициатов, то есть послушников. воспитателями в которой были преимущественным образом сами базилиане, преподававшие исключительно на латинском или польском языках. Поэтому воспитанники, выходившие из стен этого «новициата» в священство, зачастую не могли читать по-славянски и, как правило, служили на книгах,написанных или же напечатанных латинским шрифтом( чаще всего они издавались непосредственно в Почаеве). И даже если в эту школу принимались молодые люди православного вероисповедания, как стало практиковаться позже, чтобы доказать свою нужность и лояльность русскому правительству, то их мировоззрение безжалостно повреждалось, попадая в жесткие тиски латинской схоластики и польских прокатолических настроений, ибо должность православного законоучителя была введена значительно позже и то лишь под давлением властей. Практически в том же духе базилиане организовывали, используя доверчивость Российского правительства, в угоду сохранения церковного и гражданского мира идущего на всевозможные уступки для них, особое светское училище, называвшееся вначале окружным училищем второго разряда, а потом получившее статус уездного. Все преподавание в них происходило исключительно на польском языке и в польском духе, дети православного вероисповедания, обучающиеся в них терпели всевозможные притеснения.
Лукавые по своей сути базилиане совершенно спокойно использовали знаменитую Почаевскую типографию, унаследованную от православных, для защиты латинства и униатов. Запретив издание книг на церковно-славянском или русском языке, они в то же время постоянно печатали латинские и униатские богослужебные книги, папские буллы, индульгенции. А в 1784 году, войдя в преступный сговор с стародубскими раскольниками, вызвали из Климовского посада старообрядца Василия Железняка с целью приобретения у него ряда старопечатных книг, затем, отлив подходящие буквы, наладили печатание раскольнических книг в огромных по тем временам масштабах вопреки строгому запрету со стороны Российкого правительства. Впрочем, базилиане на протяжении всего своего господства проводили антирусскую политику, прикрывая ее мнимой лояльностью к властям, и в конце концов полностью изобличили себя деятельным участием в польском восстании 1830-1831 годов. Когда поляки подняли бунт против России, они не только печатали для них разного рода провокационные прокламации, но и сами распространяли их в народе, поддерживая бунтовщиков материально и личным участием, о чем будет сказано позже.
Базилиане умели извлекать выгоду практически из любых обстоятельств. Когда в результате третьего раздела Польши иезуиты в 1773 году были повсеместно изгнаны из России, положение базилиан было упрочено, ибо, пользуясь сугубым покровительством Папы, они тотчас заняли их место. В наибольшей мере это коснулось Почаевских базилиан, отличавшихся более строгими нравами и особой ревностью. Папа сугубо подчеркнул это обстоятельство и не преминул облечь их в звание общественных наставников, назначив преимущественно духовниками и привилегировал отпустами и индульгенциями. Так почавские базилиане, практически следуя по стопам иезуитов, хотя и отвергая на словах преемственную связь с ними, окончательно уклонились от тесного пути крестоношения и стали сынами века сего, превосходно вписавшись в  мир со всеми его приманками и соблазнами.Это, кстати, позволило им стяжать множество материальных благ, которых, естественно, не было у иноков православных, ибо дружба с миром является враждой против Бога.
 Униаты, владея монастырем на протяжении 110 лет, значительно изменили его внешний облик, разрушив старые храмы и построив новые в соответствии с католическими догматами, подвергнув существенным преобразованиям и внутреннее содержание монашеской жизни. За это время они благодаря величайшим усилиям крупнейшего магната Николая Потоцкого, о котором мы будем говорить отдельно, выхлопотали у Папы римского грамоту- буллу , в соответствии с которой не только православные, но и католики должны были признать Почаевскую Икону Божией Матери чудотворной.
В 1773 году, в чрезвычайно торжественной обстановке, при огромном стечении народа, падкого на впечатляющие своим размахом зрелища, икона была коронована по латинскому обряду униатским епископом Рудницким совместно с епископом Холмским Максимилианом в приготовленной для этого часовне, которую вскоре после этого разобрали, а на ее месте построили Церковь в честь Рождества Богородицы.
Необходимо отметить, что почаевские базилиане преуспели в приумножении тех немалых средств, которые достались им от православных иноков. Их благополучие и процветание воплотилось в строительстве великолепного храма, пышность и масштабы которого до сих пор поражают воображение. Помимо этого, их усилиями выстроен огромный и вполне функциональный Братский корпус, как бы опоясавший этот храм.
Отличаясь превосходной практической сметкой, они сумели отменно управлять монастырским хозяйством, создав внешнее благолепие, столь привлекающее людей, неискушенных во внутреннем делании.
Доставшимися им в наследство великими православными святынями, имеющими общечеловеческое значение, униаты распорядились по-своему.
Разумеется, они превосходно понимали, что в их непосредственные интересы входило всемерное прославление святынь, за счет посещения которых богомольцами обретались значительные средства. Исходя из соображений практической целесообразности, они окружили эти святыни множеством легенд и сумели создать вокруг них ореол таинственности и святости.
Особым вниманием они почтили Цельбоносную стопу и Чудотворную икону Божией Матери, осуществляя это почитание совершенно в латинском духе, в соответствии с которым Богородицу, именуемую Мадонной, славили порой больше, чем Бога.
В связи с особым отношением народа к этим святыням здесь не было и не могло быть никаких сложностей. Однако перед ними неизбежно должен был встать вопрос о том, что делать с третьей святыней обители, - нетленными мощами преподобного Иова, который в земной жизни был непримиримым борцом с латинством, всегда последовательно выступавшим против унии. Униаты недоумевали небезосновательно, помня жесткие прещения Замойского собора 1730 года, на котором было установлено суровое ограничение почитания святых угодников православной Церкви. Под угрозой анафемы запрещалось поминать кого-либо из древлеправославных святых за исключением равноапостольных князей Владимира и Ольги, страстотерпцев Бориса и Глеба и Киево-Печерских преподобных. То, что подобное противоестественное ограничение лишало паству заступничества славного сонма великих угодников Божиих, униатов не волновало. Для них более существенным было то обстоятельство, что блаженный Иов, посвятивший свою жизнь утверждению Православия, скончался , пребывая , по их непререкаемому мнению, «в схизме», так и не приняв латинских нововведений и строго предостерегая братию не делать этого. Тем не менее личность преподобного, его высокая земная жизнь и посмертное предстательство стяжали ему неувядаемую славу великого угодника Божия, к святым мощам которого постоянно совершалось массовое паломничество. Будучи в чрезвычайно затруднительном положении, униаты, овладев Почаевскими святынями, поступили, как всегда, лукаво. Они тотчас закрыли мощи преподобного и оставили их за решеткой, запретив на первых порах посещение их с целью молитвенного общения. Они перестали чтить его память, не возжигали перед многоцелебными мощами свеч, стремясь предать подвижника забвению. Однако одно дело-суды человеческие, и совершенно иное – Суды Божии. Людская тропа к цельбоносным мощам за сто десять лет так и не заросла, а поток исцелений не прекратился. Подкупом или уговорами проникали богомольцы к заветному месты, припадали к решетке, тепло, со слезами, молились, и непременно получали скорую благодатную помощь. Несмотря на грозные прещения, у святых мощей угодника Божия совершались тайные молебны. Исцелений было так много, что умалчивать об этом факте было попросту невозможно.
Особенно высокое почитание преподобного Иова у базилиан началось в последней половине XVIII века, во времена еще одного известного фундатора Почаевской обители, графа Николая Потоцкого. В это время внимание к преподобному возросло настолько, что граф даже стал вести переписку с Римским папойна предмет причисления этого угодника Божия к лику святых не только православными, но и и католиками. Однако Римский первосвященник, видимым образом благоволивший к щедрому жертводателю и во многом идущий ему навстречу, прежде чем что-либо сделать в этом нраправлении, тщательно навел справки.Узнав о высокой ревности преподобного к Православию и абсолютного неприятия им латинства и унии, он решительно отказал Потоцкому в осуществлении его замыслов несмотря на обещанные для осуществления этой цели значительные средства.
Подведя некоторые итоги вышесказанному, можно сделать некоторые обобщения, неоспоримо свидетельствующие о том, что бурное и противоречивое столетие базилианского господства, несмотря на заметное благоукрашение обители и совершение пышных торжеств по случаю коронации Чудотворной иконы Почаевской Божией Матери, принесло на Почаевскую землю значительные смуты и нестроения. И конец этой деятельности оказался знаменательным. Совращенные с узкого и тесного пути спасения на торные дороги внешних преобразований, почаевские базилиане, пресытившись молитвами и забыв о монашеских обетах, занялись политикой В связи с активным участием в Польском восстании 1831 года руководство монастыря во главе с его супериором Скифским было арестовано, а сам монастырь, по распоряжению Государя Императора Николая 1 был возвращен в лоно Русской Православной Церкви. Этому знаменательному событию мы посвятим соответствующие главы. Пока же обратимся к личности великого устроителя обители в этот период, графа Николая Потоцкого.

Николай Потоцкий - выдающийся фундатор Почаевской обители второй половины XVIII века. Его происхожденииие, черты характера и особенности мировоззрения.

На гору Божью кто взойдет,
На месте горнем станет кто?
Руками неповинен тот
И славен сердца чистотой.
Он ложью клятву не скрепит
Мир суеты не возлюбив
Его Господь благословит,
Любовью Божьей он храним.
Он ищет мир и благодать
Пред ликом Бога своего.
Господь сумеет оправдать
Жизнь непорочную его.
Псалом 23

Выдающаяся роль, которая в первый период существования Православной Почаевской обители была отведена приснопамятным строителям Анне Гойской и супругам Феодору и Еве Домашевским, во второй период, по принятию унии, выпала в более позднее время и на долю чрезвычайно богатого и знатного вельможи Николая Потоцкого, сына Белзского воеводы Стефана Потоцкого, на котором исполнилось библейское пророчество: «и созиждут сынови инороднии стены твоя и царие их предстояти будут тебе»(Ис. 60,10). Именно ему, гордому и самолюбивому от рождения графу, явила Чудотворная икона Богоматери Почаевская милость и любовь Свою, возродив его душу, закосневшую в грехе и щедро наделив святым даром покаяния…
Как душе одиноко без Бога!
Что ей бренная слава земная?
Счастлив тот лишь,
                кто Бога познает,
И к спасенью осилит дорогу.
Обратимся к истории, на самом деле более похожей на легенду, однако совершенно достоверной, что подтверждается как реальностью существования самого Потоцкого и щедрых даров его Почаевской обители, так и перепиской этого знатного вельможи с супериором монастыря, Ипатием Белинским, о которой мы расскажем ниже. Подобно тому, как Милостию Божией гонитель христиан Савл впоследствии становится святым апостолом Павлом, беззаветно служащим Богу, так и Николай Потоцкий, по молитвам Пресвятой Владычицы Богородицы не только обретает сладость покаяния, но и становится одним из фундаторов прославленной обители. Однако начнем по порядку.
История свидетельствует, что стремившиеся подчинить себе западно-русские земли, поляки действовали не всегда при помощи силы оружия. Польские короли, к примеру.стремясь как можно более прочно привязать к себе наиболее влиятельных обитателей этого края, имели обыкновение подкупать их, щедро раздавая им различныя высокие должности, почетные звания, присовокупляя к ним и богатые поместья. Именно таким образом граф Николай Потоцкий получил должность старосты Каневского, соответствовавшую в то время губернаторскому посту, за что в простонародии обрел наименование старосты Каневского, а поскольку его род владел польским селением Золотой Поток, его именовали Потоцким.
Канев – чрезвычайно красивый уездный город Киевской губернии, который был известен историческими событиями еще со средины XII века. Будучи расположенным на высоком правом берегу Днепра, он во время монгольского нашествия был завоеван ханом Батыем и сделался впоследствии местом пребывания татарских баскаков, оставивших свой след в истории города.
Во времена Польского господства в XVIII веке Каневскому старосте принадлежало 39 сел, которые и были милостиво пожалованы Потоцкому короной, однако он почему-то не оценил по достоинству щедрого королевского дара и даже не любил титуловаться старостою Каневским, а обыкновенно подписывался как Воеводич Белзский, т. е. сын Белзского воеводы.
Жизнь его изобилует невероятными событиями и великодушными поступками. Так, в книге «Сказания Киевской Губернии»(87) говорится, что один из наследников Потоцкого, за известную сумму,собранную ему жителями, отказался от привилегий помещика, и что произошло это событие перед 1774 годом. Если этот факт действительно имел место, то речь шла скорее всего не о наследниках Николая Потоцкого, а о нем самом, потому что он тогда еще был в живых, но находился в Почаевском монастыре, и, поступая в обитель, по всей вероятности, и получил выкупную сумму, использовав ее на благие дела.  Парадоксально то, что время кончины Николая Потоцкого более известно, чем дата его рождения, определить которую можно только предположительно, исходя из завещания его отца, Стефана Потоцкого, управлявшего городом Белз в Галиции. В названном документе, составленном 2 января 1723 года, воевода Белзский между прочими распоряжениями упоминает о нем, прося жену никому не отдавать молодого калмыка, а беречь его для сына. В том же завещании говорится также, что этот сын вверяется попечении Новогрудского Старосты Стефана Малинского. Проанализировав запись, мы можем заключить, что Николай Потоцкий в 1723 году был еще достаточно юным и на то время единственным, потому что о других детях ничего в завещании не упоминается, хотя известно, что у него было еще два брата - Стефан и Феодор (88).
О вероисповедании славных предков Николая Потоцкого никаких документальных сведений не сохранилось. Нет об этом и никаких преданий. Однако можно с большой степенью вероятности предположить, что принадлежали они к числу тех благочестивых дворян здешнего края, которые некогда прежде были православными, однако вследствие принятия унии и гонений на Православие оставили прародительскую веру и приняли латинство.
По недостаточности исторических свидетельств утверждать что-либо однозначно не предоставляется возможным, однако существуют все-таки некоторые косвенные источники. К примеру, в упоминаемой ранее книге Иоанникия Галятовского, под заглавием « Новое небо в новых звездах», изданной в Львове в 1665 году, в предисловии есть указание, что предки Потоцких по женской линии происходили от рода господарей Молдавских Могилянских, которые, без сомнения, были православными.
О самом же Николае Потоцком (89) Галятовский пишет, что род его происходит от тех Потоцких, которым в числе других принадлежали село Золотой Поток, и другое близкое к нему село Горный Поток. Оба эти селения находились в царстве Польском в Люблинской губернии, в 12 верстах от Галиции. Исторически достоверным является факт, что до унии там повсеместно было Православие, и на этом основании жители Горного Потока и пожелали в 1840 году из унии возвратиться к прародительской вере и даже возродили там Православную церковь. Нет ничего невероятного в допущении,что и владельцы этих православных селений сами некогда исповедовали древнюю святую веру.
О возможных православных корнях Николая Потоцкого косвенно свидетельствует также и следующее обстоятельство.
Общеизвестно, что после коренного изменения в его мировосприятии, обратившего его взоры к Церкви, Потоцкий принял исповедание греко-униатское, возымев благое желание пожертвовать Почаевскому монастырю значительные средства на его благоукрашение.
Что побудило его оставить римский католицизм? Обычно имели место действия обратные: переход из униатства в католицизм, считавшийся, в отличии от униатства, которое исповедовали простолюдины, верой господской. Как знать, не повлияло ли на сиятельного графа, с ранней юности известного как человека жестокого и самовольного, но чудесным образом вразумившегося и принесшего покаяние в своих грехаха, глубокое осознание того, что обряды униатской церкви, сколько бы они ни изменились, все таки сохранили в себе особенности чинопоследования Восточной Церкви, к которой некогда принадлежали и его предки. Предположение это не имеет документального подтверждения, и мы можем лишь с большей или меньшей уверенностью рассуждать о причинах столь своеобразного и достаточно смелого поступка. Доподлинно известно только то, что его отец, Стефан Потоцкий, воевода Белзский, до конца дней своих однозначно придерживался исповедания Римского, потому что в вышеупомянутом завещании оставил следующее волеизъявление:
«Я, как сын церкви Римской, желаю и умереть в той же церкви»
Об отношении Потоцкого к Православию свидетельствует тот факт, что, перейдя из католицизма в унию, в переписке с базилианами он нелицеприятно называет православных схизматиками (90). Сказывается, очевидно, иезуитское воспитание, полученное им в соответствии с духом времени, которое создало ему благоприятные условия для безупречного овладения латинским и польским языками, но не дало возможности усвоить азы церковно-славянского, тем самым создав прочный барьер для восприятия догматов Православной Церкви. Свою роль сыграла также и повсеместно распространяемая клевета на сторонников истинной веры, к этому времени уже очень немногочисленных. Очевидно, в том возрасте, когда легко усваиваются впечатления, Гоподь не воздвиг в окружении Потоцкого благочестивых дворян, подобных Гойской или Домашевским, а более на католическом Западе неоткуда было черпать вероисповедательные истины Восточной Церкви. К этому времени давно почил о Господе великий князь Острожский, наследники которого изменили вере отцов, предан был забвению с легкой руки базилиан преподобный Иов, подверглись гонениям и рассеялись благочестивые помещики, хранящие верность Православию, а старинные богослужебные книги подверглись жесточайшей ревизии.
Даже если и допустить, что дальние предки Потоцкого некогда принадлежали к Православной Церкви, то те из них, которые жили в более поздний период, начисто позабыли о ней. Получив, как и он сам, иезуитское воспитание, они возымели превратное понятие об основных догматах Православия и уверовали в пагубное заблуждение, что истинную чистоту веры можно обрести только в униатстве. Вот почему Николай Потоцкий, потрясенный до глубины души Почаевскими святынями, и особенно Чудотворной иконой Божией Матери, пребывая в неведении относительно их истории, нерасторжимыми узами связанной с Православием, но внутренне ощущая благодатную силу, душевно расположился и к почаевским инокам-базилианам. Не следует забывать того, что они для него были прежде всего служителями, постоянно находившимися у этой иконы, ее смиренными послушниками, вследствие чего на них, как ему представлялось, также изливался дивный свет Ее чудотворений.
Вглядываясь в тайники души этого великодушного человека, смирившего себя перед Богом и Его Пречистой Матерью, невольно приходишь в умиление и тихую радость от осознания того, как велик и премудр Господь, как заботится он о спасении каждой заблудшей души. Ведь в те времена самому Потоцкому и в голову не приходило, что, принося столь значительные жертвы на благоукрашение Почаевской обители, лицом которой были для него базилиане, он самоотверженно трудится, по премудрому действию благодати Божией, для восстановления на этой земле попранного, но неуничтожимого святого Православия, единственной веры, сохранившей истину в неповрежденном виде. Ведь в действительности попросту невозможно не увидеть путей Промысла Божия в безкорыстных поступках этого достойного мужа, совершаемых в пользу Почаевской обители и для спасения своей безсмертной души.
Казалось, на нем исполнились богодухновенные слова святого апостола Павла:
«Братие, вемы, яко любящим Бога вся поспешествует во благое, сущим по предуведомлению званным» (Рим.8,28).
Вспомним, что в соответствии с народным преданием, в молодые лета Потоцкий вел жизнь разгульную и своевольную, был дерзок и самолюбив, до неимоверной степени поврежден тщеславием, подвержен гневливости и великому множеству прочих богопротивных страстей. Он нередко предавался бурным развлечениям, был рабом самых уродливых, самых изощренных причуд, проявлял нетерпимость, чрезмерную жестокость и находил удовольствие в преследовании евреев, которых отстреливал, как дичь. Различного рода нестроения, имевшие повсеместное распространение в Польше второй половины XVIII столетия, падение морали и издержки католического воспитания, благоприятствовавшего развитию самых неудержимых страстей, не могли удерживать его от неблаговидныых поступков.
Однако Господь, по Своему величайшему милосердию не желающий смерти грешника, послал ему самое серьезное вразумление, очевидным образом явив Свое благоволение по отношению к человеку, которого необузданная гордыня Потоцкого приговорила к смерти, запечатлев Свое непостижимое милосердие на скрижалях его души, как на неких живых камнях (1 Петр.2, 5).
Впечатляющее знамение Божией милости было явлено следующим образом
Однажды, проезжая в коляске по ровной дороге в непосредственной близости от Почаевской обители, в которой он по своей гордыне, очевидно, никогда ранее не бывал, гордый шляхтич претерпел великое, по его разумению, унижение. Он был в буквальном смысле слова опрокинут наземь и оказался в затруднительном, крайне неловком положении. Это чрезвычайно задело его самолюбие и вызвало желание отомстить тому, кто, по его мнению, был виновником его позора. Перепуганные лошади, умчавшиеся вместе с коляской, были уже далеко, а упавший с козел кучер находился рядом, в опасной близости от пылающего негодованием шляхтича. Взбешенный оплошностью несчастного, не сумевшего предотвратить падение, Потоцкий, для которого жизнь человеческая стоила тогда совсем немного, выхватил из-за пояса пистолет, приставил его к груди несчастного и с устрашающим возгласом: «Умри,злодей!» нажал на курок. Кучер перед лицом смертельной опасности в предчувствии неизбежной смерти, но все же надеясь на чудо, с глубокой верой в спасение, обратившись лицом к Почаевской обители,воскликнул:
 «Матерь Божия, сияющая чудесами в Почаевской иконе, спаси меня!».
Живая, искренняя вера, которая, по словам Евангелия, никогда не постыжает, возымела действие: пистолет неожиданно дал осечку. Трижды Потоцкий наводил на кучера смертоносное оружие, трижды кучер взывал к Богоматери о спасении и трижды дьявольское изобретение оказывалось безполезным в руках обладавшего всегда самым исправным оружием и безупречно владевшего им князя. Никогда в жизни не испытывал самолюбивый князь ничего подобного.
Это приснопамятное событие, изменившее всю жизнь гордого шляхтича, изображено на четвертой колонне Соборной церкви, возле проповеднической кафедры и является неложным свидетельством великой силы очищающего и преображающего душу покаяния.
«О бездна богатства и премудрости ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисповедимы пути Его! Ибо кто познал ум Господень? Или кто был советником Ему? Ибо все из Него, Им и к Нему( Рим.11,33).
Невозможно было не усмотреть чуда в спасении кучера от очевидной смерти. Однако самое удивительное было впереди.Это дивное событие непостижимым образом подействовало на холодный ум и черствое сердце Потоцкого. Пораженный явным заступлением Богоматери, он простил кучера и, едва случившимися на дороге люди привели ему усмиренных ими лошадей, он приказал немедленно отвезти его в Почаевскую обитель и в скором времени предстал пред ликом Царицы Небесной, смирив гордыню и склонив свою буйную голову.
И здесь произошло чудо, еще более удивительное, чем прежнее. Неожиданно открылись врата запечатанные, уста, изрыгавшие ранее слова лукавые и нечестивые, как бы сами по себе исторгли молитву, в которой он излил свою зачерствевшую, но все еще живую душу закореневшего грешника, из безслезных очей хлынули цельбоносносные родники живительной влаги, каменное его сердце расплавилось и стало податливее воска. Так Матерь Божия не только спасла от верной смерти обреченного, но и повергла к Своим стопам одержимого духом злобы человекоубийцу и его же руками украсила и благоустроила Свою обитель.
С тех пор (а произошло это судьбоносное событие около1760 года) он решительным образом изременил свою жизнь, оставил прежние злодеяния, и все свои помыслы обратил от временных благ к вечным, от земных к Небесным.
Сердце его неожиданно открылось навстречу свежей, живой Божественной струе. Начертав в сердце своем сладчайшее имя Господа нашего Иисуса Христа, ощутив всепоглощающую любовь к Его Пречистой Матери, он испытал живую жажду и направил все усилия души во исповедование Его.
Он не только благословлял этот судьбоносный момент истины, не только благодарил и славословил Спасителя во мраке окружающих его нечестия, - но и исповедовал Его перед людьми. А еще он постоянно носил в сердце глубокую любовь к Той, Которая удержала его руку, не дав совершить кровопролитие и подарила ему нечаянную радость оставления грехов.
Сколько скорби в очах Пречистой!
Без остатка в них растворись.
Словом Правды,
               кристально чистым,
Как водою святой,
                причастись.
Словом правды,
             кристально чистой,
Горьким,
       как покаянья слеза,
В светлом таинстве Евхаристии
Отверзаются Небеса.
В светлом таинстве Евхаристии
Всеблагого восславим Творца.
Обретают высокие смыслы
Думы,
    зреющие в сердцах.
Обретают высокие смыслы
Обжигают слова уста.
Сколько скорби в очах Пречистой,
Той,
    что миру дала Христа…
А может быть, внутреннее состояние его души было родственно тому, которое испытываем и мы, раз и навсегда поняв, что в бренной земной жизни нам всем выпала участь странников и пришельцев, и лишь в Вечности можно обрести блаженный покой и и нескончаемую радость о Господе…
Стремясь служить Господу и Его Пречистой и преблагословенной Матери, бывший гордец и беззаконник сознательно заужал свой путь, добровольно идя на жертвы и доверяя лишь Богодухновенным глаголам:
«Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее» ( Мф. 10 40).
Возможно, в том образе жизни, от которого, раз и навсегда избрав его, он уже не отступил ни на шаг ни при каких обстоятельствах, содержалось его молчаливое покаяние за безпутство прежних лет, за причиненные невинным людям обиды и просто за то, что он так долго не знал этого тесного спасительного пути...
Непостижимо прекрасен путь самоотверженного крестоношения, требующий отказа от прежних радостей и полного безпристрастия по отношению к миру. Даже самые близкие люди не могут воспрепятствовать подвижнику, ставшему чадом Божиим по святому дару усыновления, в неуклонном следовании за Христом.
Супериором Почаевского монастыря был в это время Ипатий Белинский, личность интересная и яркая. Помимо непосредственного управления монастырем, он исполнял также обязанности генерала пртоархимандрита, и, следовательно, имел в подчинении базилианский орден обеих провинций. У него с Потоцким, стремящимся к богопознанию, оказалось много общих интересов. Всемилостивый Господь расположил сердце кающегося шляхтича к этому церковному иерарху. По Промыслу Божию, он входит с Белинским в теснейшую дружбу, по-детски доверчиво обнажая перед ним сокровенные тайны своей души. Необыкновенная святость этого места, духом открывшаяся вельможному графу, и Чудотворная икона Божией Матери, столь незамедлительно, по первому зову приходящей на помощь, постоянно занимают его. В душе своей он чувствует животворящие потоки обновленной веры, воскреснувшей надежды, искренней, вспоглощающей любви. В нем все более укрепляется привязанность к Почаевской обители и усиливается желание остаться в ней до скончания дней. Из писем видно, что он неоднократно бывает в монастыре, порой оставаясь в нем подолгу, имея свое помещения и храня там личные вещи.
Движимый чувством любви и признательности к Владычице, он нисколько не жалеет своего богатства, которое теперь ему необходимо только для одного: чтобы приумножить красоту и благолепие обители, ставшей для него роднее пышных дворцов. Его внутреннее расположение наиболее точно можно передать теперь богодухновенными словами Святого Евангелия:
« Так да просветится свет ваш пред людьми, чтобы видели ваши добрые дела и прославили Отца вашего, Который на Небесах» (Мф.5, 16).
Посредником для воплощения своих благородных замыслов он избирает самого генерала протоархимандрита, внимательно и зорко следящего за его духовным возрастанием и умело направляющего по тернистому пути спасения.
Завязав с Белинским самые тесные отношения, Потоцкий стремится к непрерывному общению с ним, испрашивая советы, как наилучшим образом благоустроить монастырь. Когда Белинский, в соответствии с необходимостью пребывает в Риме, представляя интересы  ордена перед первоиерархом, он пишет ему пространные письма, содержание которых свидетельствует о неустанной заботе о монастырских делах, а также позволяет судить и о тех внутренних состояниях, которые он глубоко и искренне переживает.
С 1761 года эта переписка обретает постоянный характер и продолжается по 1772 год, т.е. вплоть до завершения многотрудного жизненного пути Ипатия Белинского. Она является безценным свидетельством безкорыстия и чистоты помыслов человека, искренне кающегося, направленных единственно на покаяние и спасение души, а также ярко иллюстрирует неустанные хлопоты графа по благоустройству обители, наглядно показывая его постоянное стремление к духовному совершенствованию.
Оговоримся сразу: несмотря на искреннюю любовь к Почаевскому монастырю, православному изначально, к святой вере своих предков Потоцкий так и не возвратился. Более того, до конца дней он считал православных схизматиками, и вероятность возвращения обители в Православие удерживала его от реализации заветного желания поселиться здесь навсегда. Более того, к концу жизни он все-таки принял монашество по базилианкому чину и был погребен у основания Успенского собора в полном униатском облачении. Мы воздержимся от комментариев этого факта, предоставив Господу решение вопроса о его загробной участи, обективности ради напомнив, что вклад Николая Потоцкого в дело прославления обители воистину был весьма щедрым, а намерения - благими.
Обращает на себя внимание главный предмет его забот - создание взамен существовавших в это время большого Троицкого и нескольких небольших храмов, уже не вмещающих всех желающих помолиться в этом святом месте, единого архитектурного ансамбля, включающего величественный огромный храм и громадный братский корпус. Размах, с которым он принимается за дело, жертвуя Почаевскому монастырю весьма значительные капиталы, не может не впечатлить. Из писем видно, что средства, перечисляемые на строительство, огромны, несмотря на то, что он всячески скрывает их подлинные размеры, прося взамен только молитвенную помощь монастырской братии. Переписка наилучшим образом свидетельствует о полном отсутствии какой-либо корысти, ибо единственным желанием этого великодушного жертвователя становится стремление сродниться с иноческой жизнью, остаток дней своих провести в Почаевской обители в покаянии и молитве, и, обрести, наконец в ней пристанище после кончины.
Воистину, “Несть царствие Божие брашно и питие, но правда,” (Рим 14, 17), и Потоцкий постоянно укрепляется в обретенной им правде, делами подтверждая глубину своего покаяния. Его душа жадно стремится к богопознанию, ощущает острую потребность в молитве. Остается сожалеть, что он так и не стал православным. Но специфика эпохи, в которую он жил, и заключалась в том, что истинная вера подвергалась гонению, и не вина Потоцкого, а беда, что он так и не познал ее. Впрочем, на все воля Божия.
Переписка Николая Потоцкого с генералом протоархимандритом Ипатием Белинским является ярким свидетельством его духовного возрастания.
Всех писем, собственноручно писанных Потоцким, которые имеют какое-либо отношение к Почаевскому монастырю, тридцать девять. Написаны они на польском языке, носителем которого он был, щедро разбавленным латинскими словами и выражениями. Отправлены они преимущественно из города Бучача, находящегося в Галиции и являющегося основной резиденцией Потоцкого. Попытаемся вкратце передать их содержание.
Итак, как уже отмечалось выше, основное содержание писем, их лейтмотив - непременное желание пожертвовать Почаевскому монастырю на переустройство достаточно внушительные суммы, позволяющие не только построить храмы, но и прославить Чудотворную икону Почаевской Божией Матери. Первоначально пожертвованная сумма составила двести тысяч злотых, которые Потоцкий, искушенный в различного рода мирских делах, обезпечил своими обширными недвижимыми имениями. В качестве вознаграждения за свой воистину царский дар Потоцкий лишь смиренно просит святых молитв монастырской братии о здравии и прощении грехов, умоляя о вечном поминовении после смерти. Вторую сумму, жертвуемую им, шестьдесят тысяч злотых и обезпеченную недвижимостью, он предназначает для своего погребения в обители. Сумма эта, также очень значительная, по его просьбе, должна была израсходоваться следующим образом:
«Покуда продолжится моя жизнь, подобным образом должна обращаться в пользу того же монастыря и на молитву обо мне, а по моей смерти весь этот капитал предназначается на мое погребение, которое должно быть прилично, но без мирских пышностей. Грешное мое тело имеет быть похоронено в Почаевской базилике, а что из суммы останется, чтобы за ведомом Генерала, который тогда будет, роздано в другие места на поминовение о моей душе, по совести того же Генерала. Мне желательно, чтобы отпевание погребения совершала вся монастырская братия. Сумма у меня в важном золоте и теперь готова».
Уже самое первое письмо показывает, в каком расположении души пишет его Потоцкий. Она, как видно из написанного, возродилась и самым непосредственным образом обратилась к Богу. Воспоминание о прошедших годах и тех прегрешениях, которые тяжелым камнем лежат на сердце, повергают его душу в глубочайшую печаль. Он просит служителей алтаря молить Бога об отпущении грехов его молодости, остро ощущает недостаточность собственных сил, чтобы избавиться от них самостоятельно и потому прибегает с мольбою к монастырской братии об испрошении для него Божественной благодати и об удалении от прежних поступков. Принеся обители значительную жертву в двести шестьдесят тысяч злотых, он заботится, чтобы эта сумма, будучи обезпеченной на недвижимых имениях, могла всегда приносить пользу монастырю. Кроме того, он выражает пожелание быть погребенным в Почаевской базилике, подразумевая под этим словом великолепный соборный храм, который уже существовал в его богатом воображении и на сооружение которого он и пожертвовал столь значительный капитал.
Во втором письме, датированном 19 июня 1761 года и адресованном тому же генералу— протоархимандриту, Потоцкий, в душе которого произошла серьезная переоценка ценностей, идет еще дальше и проявляет твердую решимость поступить в монастырь. Мир со всеми его прирадостями и горестями  болье не влечет этого некогда самолюбивого и гордого графа. Он искренне надеется, что это прошение будет благосклонно принято, а его имя будет внесено в монастырские акты, в связи с чем и просит дать ему соответствующие наставления на предмет осуществления желания.
Обращает на себя внимание то, как глубоко и безповоротно покаяние этого незаурядного человека, который, восставая от бездны греховной, решительно изменяет свою жизнь и даже изъявляет готовность уйти в монастырь.
Истинно учит нас Святое Писание: «Бойтесь закваски фарисейской», ибо самым безнадежным в деле спасения является отвратительное состояние теплохладности, которое намного хуже прямой приверженности к греху. История знает много примеров искреннего покаяния закоренелых грешников. Люди же теплохладные, как правило, считают себя непогрешимыми, не приемля никаких критических суждений в свой адрес.
Необходимо отметить, что слово у Николая Потоцкого не расходится с делом. В письме под номером 3 от 17 августа 1761 года он извещает Ипатия Белинского, что к празднику Рождества Пресвятой Богородицы собирается приехать в монастырь на жительство. Обращает на себя внимание пожелание, чтобы встреча его не сопровождалась пушечной пальбой и приветственными речами, которыми обыкновенно принято встречать именитых посетителей. Потоцкого, покаяние которого было глубоким и выстраданным, глубоко тяготила суета мира, безнадежно погрязшего в грехах, и он еще раз подчеркивает, что не принимает ее ни в каком виде.
В письме под номером 4 от 2 сентября 1761 года граф поздравляет генерала с благополучным возвращением из обозрения провинций и ожидает его приезда к себе. Из содержания видно, что установившиеся между ними короткие доверительные отношения чрезвычайно благоприятно влияют на формирование его религиозного сознания.
После этого письма, достаточно теплого по содержанию, переписка Потоцкого с Ипатием Белинским прекратилась года на два. Надобно полагать, что в соответствии с пожеланием, которое, по всей вероятности, было удовлетворено, Потоцкий в продолжении этого времени жил в монастыре, имея возможность постоянного общения с полюбившимся ему наставником. Когда же в силу обстоятельств он покидает обитель, переписка возобновляется.
Письмо под номером 5 датируется 10 декабря 1763 года. В нем Потоцкий просит генерала известить его, будет ли тот в ближайшее время находиться в монастыре или дела побудят его выехать куда-либо. Эти сведения были необходимы не из праздного любопытства. При первой же санной дороге он вознамерился выслать в монастырь некую новую сумму,о размере и назначении которой по глубочайшему смирению или из осторожности умалчивает.
Вскоре, как свидетельствует письмо под номером 6 от 29 января 1764 года, Потоцкий выполняет свое обещание: он незамедлительно извещает генерала, что высылает с нарочным деньги, присовокупляя к этому и объявление о скором прибытии в монастырь и своем решительном намерении поступить в монашество. До благовремения он просит под клятвою держать эти сведения в секрете.
Как и прежде, по тексту содержания совершенно не известно, какую именно сумму составляют пожертвования, отправленные с нарочным, и на какой предмет жертвуются. Очевидно, Потоцкий всеми силами хотел избежать суетной мирской славы и преуспел в этом настолько, что, похоже, левая рука графа, как и требует Святое Евангелие, не ведала, что делает правая…
В письме под номером 7 от 12 мая 1764 года Потоцкий выражает искреннее сожаление по поводу болезни генерала, будучи, исходя из текста, прекрасно осведомленным об этом печальном обстоятельстве. Это лишний раз свидетельствует об отношениях доверительных и тесных. Кроме того, он передает кардиналу, покровителю Польши, письмо, цель которого не афиширует, прося незамедлительно отправить ответ по надписанию на конверте. Можно предположить, что содержанием прошения было устранение серьезного препятствия на пути Потоцкого в монашество – его многолетний бездетный брак с Марианной Домбровской, который не принес ему наследников, а следовательно, не был благословлен Богом. Это предположение представляется нам вполне реальным, исходя из того, что уже в следующем письме к Ипатию Белинскому под номером 8 от 27 мая 1764 г. Потоцкий извещает генерала, что развод с женою им получен и к поступлению в монашество путь открыт. Его, как следует из написанного, останавливает лишь мысль о том, что он не умеет ни читать, ни писать по-русски и в глубине души сомневается, сможет ли научиться этому весьма трудному языку в преклонные лета.
В письме под номером 9 от 10 декабря 1764 года Потоцкий сердечно благодарит генерала-протоархимандрита за поздравление с днем Ангела и просит его о назначении способного супериора в Бучацкий монастырь. Кроме того, он ждет уведомления о том, будет ли совершаться коронование Чудотворной иконы Почаевской Божией Матери, в соответствии с давним его желанием, и присовокупляет, что, в случае невозможности коронации, ему должны быть возвращены предоставленные для решения этого вопроса суммы. Тон письма, как видим, достаточно решительный. С этого времени у Потоцкого появляется новое попечение – забота о короновании, т.е. прославлении иконы Почаевской Божией Матери наряду с очень немногими другими, официально признанными Римом как чудотворные.
В письме под номером 10 от 29 января 1765 года Потоцкий извещает генерала, что отправляет в монастырь деньги и личные вещи, ибо в скором времени собирается вновь приехать на жительство и просит позаботиться об их сохранности, потому что отправленное им «золото вешено на большой камень и одного достоинства».
Но сколько золота было отправлено, верный своему обычаю Потоцкий не сообщает: это его тайна, известная только ему и принимающему жертву настоятелю обители генералу-протоархимандриту Белинскому. Лишь Всеведущий Господь знал о великодушии жертвователя, и, надо полагать, воздал ему сторицей, по неложному Своему обетованию:
«Имеяй заповеди Моя, и соблюдай их, той есть любяй Мя, а любяй Мя, возлюблен будет Отцем Моим, и Я возлюблю его, и явлюся ему Сам»(Ин.14,21).
Впрочем, в том же письме содержится упоминание о недавней высылке генералу денег в серебряной монете для сооружения монастырской ограды и постройки основательных ворот с небольшой калиткой для того, чтобы доступ в монастырь был открыт для богомольцев, но в то же время ограничен для людей праздных или замышляющих зло. Поэтому щедрый благотворитель просит как можно скорее начать строительство, не заботясь о деньгах, которые, по мере необходимости, он будет высылать без малейшего промедления.
Содержание письма под номером 11 от 23 апреля 1765 года свидетельствует, что Потоцкий укрепляется в желании уйти в монастырь настолько, что для него это уже решенный вопрос. Он уведомляет настоятеля, что посылает сундук со своими личными вещами и просит принять их на сохранение.
Происходит острейшая духовая борьба. Враг рода человеческого всячески препятствует осуществлению благочестивых замыслов Потоцкого, однако он проявляет решительность. В письме под номером 12 от 4 мая 1765 года, преследуемый различными неприятности, связанными с судовыми процессами и рутинными хлопотами, избежать которые невозможно, граф решительно заверяет:
 «Прошу быть совершенно уверенньм, что давние наши предположения мне желательно непременно исполнить, если Бог продолжит мою жизнь. В доказательство моей преданности к монастырю и моего намерения кончить в нем жизнь, из моего хранящегося там (в монастыре) вклада жертвую в святую обитель полтора миллиона (вероятно, польских злотых), а остальныя деньги хочу иметь на мои надобности. Покорно прошу Ваше Высокопреподобие собрать лица, более заслуживающие доверия из монашествующих, и, составив совет, решить, на какой предмет эта сумма может быть обращена».
Очевидно, решив, что настало время открытых действий, он изъявляет свою волю на то, чтобы тайна его вклада была всем объявлена.
В ответ на это письмо генерал протоархимандрит Белинский тот час же уверил Потоцкого в непременном и незамедлительном исполнении его воли, подчеркнув, однако, что присланный им камердинер Василий ранее рассказал многим о золоте, хранившемся бочонках с медом. О какой тайне писал Потоцкий и что это были за бочонки?.
Исследуя Лаврский архив, в деле № 572 мы нашли подробные разъяснения о таинственной сумме, присланной Потоцким генералу-протоархимандриту Белинскому через камердинера Василия в двух опечатанных бочонках, якобы содержавших мед для потребностей монастырской братии.Сумма была внушительной и составляла жертвуемые полтора миллиона. Из них можно заключить, что Белинский тотчас же распорядился, чтобы четыре человека из старших монашествующих, соблюдая величайшую секретность, занесли их в погреб и до принятия решения, каким образом использовать этот весьма солидный капитал, замуровали в стене. Впоследствии, когда решение было принято и утверждено фундатором Потоцким, те же монахи, будучи посланы ночью в погреб, открыли надежно замурованные сокровища, и, принеся деньги в комнату Генерального секретаря Братковского, тщательно пересчитали их. Поскольку сумма была достаточно внушительной и хранилась в золотой монете, на пересчеты ушло три дня. В результате пересчета оказалось в наличии шестьдесят восемь тысяч семьсот девяносто четыре червонца, что составило один миллион двести тридцать семь тысяч триста восемьдесят четыре польских злотых. Поскольку до названной Потоцким суммы недоставало 1609 червонцев, они, стремясь доказать свою непричастность к недостаче, тотчас же изъявили готовность принести присягу, что не присвоили ни одного червонца. Поскольку в присяге им было отказано, то они сами осудили виновного:
 «Кто взял и затаил хотя один червонец,—да приидет нань проказа Гиезиева, и да будет часть его с Иудою, и с глаголющими: возми, возми, распни Его»
Характерной особенностью этой клятвы явилось то, что произнесена она была на славянском языке, из чего можно предположить, что при всех уступках латинству, допускаемых базилианами, в обиходе сохранялась славянская речь, которая имела отнюдь не ограниченную сферу применения.
Кстати, впоследствии невиновность братии подтвердилась. Оказалось, что недостающая сумма в силу ряда обстоятельств попросту не была передана своевременно, и Потоцкий переслал ее позже.
Из писем видна динамика духовного роста некогда себялюбивого и гордого шляхтича. Так, в письме под номером 13 от 12 мая 1765 года граф, который в былое время готов был убить своего кучера, проявляет трогательную заботу о камердинере Василии и смиренно просит генерала принять его в монастырь на послушание.
Щедрого жертвователя Почаевского монастыря порой одолевали обычные человечески немощи. Так, в письме под номером 14 от 1 июня 1765 года Потоцкий, пребывая в телесной немощи, просит монастырскую братию помолиться пред Чудотворною иконою Божией Матери о его выздоровлении, всем сердцем уповая на молитвенное предстательство Владычицы.
Из писем также следует, что Потоцкий, достаточно аккуратный в ведении дел, не желая никого смущать бумажной волокитой, приводит их в строгий порядок. В письме под номером 15 от 5 июня 1766 года он просит генерала о возвращении документов по разводному делу.
Чем бы ни занимался этот влиятельый магнат, какие бы у него ни имелись попечения, он постоянно духом находился в ставшей ему родной обители, глубоко скорбя, если в силу каких-либо обстоятельств не мог в течение некоторого времени посетить ее лично. Так, в письме под номером 16 от 17 августа 1766 года он с прискорбием извещает генерала-протоархимандрита, что болезнь не дозволяет ему прибыть к 15 августа, на праздник в Почаев, но он не изменит данного слова о пожертвовании полутора миллиона злотых на монастырские надобности, советуя основательно обдумать, как лучше распорядиться этим капиталом. Единственное, что волнует его, - чтобы употребление пожертвованных средств послужило упрочению славы святого места, ознаменованного благодатными явлениями Божией Матери, поэтому он просит уведомления о решении общего совещания. Он по-прежнему так же скрупулезен и точен, как и раньше. Второй экземпляр этого же письма, адресованного генералу, вероятно, прислан для того, чтобы сообщить о нем всей братии.
Дни земной жизни этого неутомимого созидателя неумолимо приближаются к закату, потому он не может не задумываться о Вечности. В письме под номером 17 от 5 сентября 1766 года Потоцкий без тени сожаления сообщает, что болезнь его продолжается, просит молиться о нем пред Чудотворной иконою Божией Матери и желает по возможности увидеться с генералом. Очевидно, братия исполнили его просьбу: молитвы были услышаны и самочувствие улучшилось.
Как только его здоровье становится удовлетворительным, Потоцкий, научившийся во всем усматривать Промысл Божий, выполняет свое обещание. В письме под номером 18 от 21 сентября 1766 года он с радостью уведомляет, что при первой санной дороге приедет в Почаев.
Письмо под номером 19 от 11 апреля 1767 года содержит теплое поздравление с приближающимся праздником Воскресения Христова. Под предлогом поздравления с праздником Потоцкий просит прислать кого-либо верного из числа братии, которому он мог бы доверить оставшиеся к пожертвованной им сумме в полтора миллиона деньги, составляющие сто девяносто шесть тысяч шестьсот два злотых.
В письме под номером 20 от 9 мая 1767 года Потоцкий вновь просит принять в обитель камердинера Василия Стршельницкого, отмечая его решительное желание поступить в монашество.
Письмо под номером 21 от 23 мая 1767 г. выражает безпокойство Потоцкого, узнавшего, что генерал—протоархимандрит Белинский, избегая какой-то опасности, уехал из монастыря, и просит его сообщить о последствиях этой тревоги.
Необходимо отметить, что основания для тревоги действительно имелись, ибо в это время русские войска, направлявшиеся на Варшаву, наводили страх на мятежных поляков. У протоархимандрита Белинского, равно как и у Потоцкого, ввиду значительности их состояния, были основания опасаться решительного нрава Государыни Императрицы Екатерины 11. Однако время прошло, и тревожные слухи не подтвердились.
В письме под номером 22 от 9 августа 1767 года Потоцкий выражает радость, что все уладилось, благодарит генерала за святые молитвы пред престолом Божией Матери и вновь изъявляет желание поселиться в монастыре. Та же мысль с завидной настойчивостью повторяется и в письме под номером 23 от 8 октября 1767 года. Граф даже просит приготовить ему квартиру в том самом гостинном домике, который он занимал и прежде.Однако переезд на постоянное место жительства оказывается делом гораздо более трудным, чем казалось вначале, и письмом под номером 24 от 24 октября 1767 г. он уведомляет генерала, что новые обстоятельства временно удерживают его от этого решительного шага. По его словам, полученные из Варшавы тревожные сведения об обострении борьбы между конфессиями, а также о том,что Почаевский монастырь вскоре перейдет к схизматикам (т. е. православным), заставляют серьезно задуматься над собственным будущим, ибо ему бы не хотелось впоследствии уходить из монастыря. Впрочем, надеясь на покровительство Божией Матери, он просит генерала Белинского, читая газеты и следя за политическими событиями, сообщать ему свежие вести.
Заметим, что Потоцкий называет Православных схизматиками и сторонится общения с ними. К сожалению, таковым было распространенное заблуждение, которое воспитали в нем прежде иезуиты, а после и сами базилиане.
В письме под номером 25 (без означения месяца и года) он вновь сообщает генералу-протоархимандриту о своем намерении не только перейти на жительство в монастырь, но и поступить в число монашествующих; впрочем, сроком для этого назначает еще год, дабы собрать имеющиеся в разных местах капиталы и движимое имущество. При этом он спрашивает у генерала, можно ли после поступления его на жительство в монастырь поместить там это имущество.
Письмо под номером 26 от 2 ноября 1767 г.содержит просьбу самым подробным образом отчитаться о том, как распорядились с пожертвованными им монастырю капиталами; в нем же Потоцкий изъявляет волю отделить часть из этих сумм на предполагаемую им коронацию Чудотворной иконы Божией Матери и на канонизацию преподобного Иова Почаевского.
Отвечая на это требование Потоцкого, генерал постарался четко сформулировать свои мысли, выделив шесть основных пунктов, наиболее содержательными из которых являются четвертый, пятый и шестой.
Четвертый пункт содержит подробный отчет об израсходованных средствах. Ипатий Белинский отмечает, что из присланных Потоцким капиталов в золотой и серебранной монете 716 тысяч 106 злотых отданы различным лицам под залог недвижимых имений, и эти деньги находятся в ведении и распоряжении монастыря.
В пятом пункте генерал извещает Потоцкого, что по вопросу коронования Чудотворной иконы Вожией Матери он уже неоднократно письменно обращался к папе римскому, но до сих пор так и не получил ответа. Что же касается канонизации преподобного Иова, -отмечает Белинский, -то решение этого вопроса в настоящее время представляет существенную трудность, ибо преподобный не был мучеником, и, несмотря на причисление к лику святых трудами Киевского Митрополита Дионисия Балабана, «в Риме на Кардинальском заседании это перецеживают и перетрушивают, а потому, дай Бог, чтоб чрез несколько десятилетий это открытое нризнание преподобного Иова святым угодником Божиим совершилось».
Эти слова неожиданно обрели пророческий смысл: через 54 года, когда милостию Божией Почаевская обитель возвратилась к Православию, преподобный Иов обрел, наконец, должное почитание.
И, наконец, в шестом пункте Ипатий Белинский дает Потоцкому весьма своеобразный совет на все пожертвованные Почаевскому монастырю суммы выдать документ с указанием, что эти деньги им подарены именно соединившимся с римскою церковью базилианам, следовательно, в случае перехода Почаевского монастыря к схизматикам эти капиталы должны быть переданы в пользу других униатских монастырей. В этом иезуитском совете выразилась подлинная сущность униатов, которые в умении лукаво обращать в свою пользу все, что угодно, преуспели не в меньшей мере, чем иезуиты. Трудно сказать, как Потоцкий отреагиовал на этот совет, однако нет ни одного свидетельства того, что Потоцкий ему последовал.
В письме под номером 27 от 7 января 1768 года Потоцкий извещает, что по случаю серьезных нестроений, охвативших Волынь, обретшей широкий размах эпидемии моровой язвы и собственной немощи не может возвратиться на жительство в монастырь, ибо не желает быть кому-либо в тягость. В связи с этим он просит прислать ему вещи и благодарит за многочисленные льготы и послабления, которыми он пользовался, живя в обители.
В письме под номером 28 от 11 января 1768 года граф Потоцкий сердечно благодарит Ипатия Белинского за присланную просфору и поздравление с праздником Рождества Христова и Новым годом, а также взаимно поздравляет генерала и всю монастырскую братию.
Ощущается, что немощи одолевают его. В письме под номером 29 от 28 января 1768 года он сердечно благодарит протоархимандрита за сострадание, извещает, что, несмотря на прекращение эпидемии моровой язвы, ему угрожают другие опасности , вследствие чего он вынужден бежать от каких-то злых гостей, которые хотят напасть на него.
Письмо под номером 30 от 2 февраля 1768 года содержит неудовольствие на нескромность почаевских монахов, которые во всеуслышание похвалялись, что имеют могущественного покровителя, который монастырю пожертвовал более пятисот тысяч злотых. Потоцкий настойчиво требует, чтобы подобные слухи не повторялись.
Аналогичное пожелание в не менее категоричной форме выражено им в письме под номером 31 от 27 марта 1768 года
В письме под номером 32 от 30 сентября 1768 года Потоцкий просит известить его о достоверности слухов о том, что Почаевский монастырь должен предстать перед судом, чтобы отчитаться на предмет полученных от него сумм, а также уточняет, будет ли генеральная капитульная конгрегация в Брест-Литовске и кто в этой конгрегации будет председателем.
Письмо под номером 33 от 30 ноября 1768 года содержит благодарение Господу за то, что улаживаются споры по Почаевскому монастырю, а о себе извещает, что постоянные нестроения в стране, по всей вероятности, вынудят его отправиться за границу, в Венгрию. Это обстоятельство повергает его в уныние, ибо вызывает опасение, что, возможно, его останкам не доведется покоиться в монастыре Почаевском. Поэтому Потоцкий завещает, под угрозою Страшнаго Суда, чтобы его распоряжения относительно пожертвованных сумм достигли своего назначения.
Письмо под номером 34 от 21 апреля 1769 года призвано известить о возмущении крестьян в его стороне. Венгрию Потоцкий считает для себя местом безопасным; просит, чтобы присланный из монастыря иеромонах мог долее оставаться в Львове.
В письме под номером 35 от 28 сентября 1769 г. Потоцкий благодарит за доставление сведений о состоявшейся в Бресте Капитульной конгрегации, а в письме под номером 36 от 9 июня 1770 года благодарит за известие о благополучно завершившейся по монастырскому делу комиссии; скорбит о болезни генерала, и желает ему выздоровления.
Письмо № 37 от 22 апреля 1771 года пронизано безпокойством о сохранении тайны совершенных им добровольных пожертвований на монастырь. Он настоятельно просит генерала до времени не открывать имени его никому, желая, чтобы о них ведала одна Матерь Божия, которай помогла принести эту жертву. Он еще раз напоминает, чтобы начатое дело СТРОИТЕЛЬСТВА ЦЕРКВИ, НА КОТОРОЕ ОН получил разрешение от епископа Сильвестра Рудницкого, непременно было доведено до конца; ибо как генерал протоархимандрит, так и сам Потоцкий достаточно стары. В 1771 году действительно совершилась закладка большой церкви, что прдтверждается надписью над дверями: на железной решетке большими цифрами был выбит 1771 год.
Кстати, когда в процессе постройки большой церкви был разобран прежний соборный Троицкий храм, то временно для богослужения приспособили новую братскую трапезу, в которой дозволено было совершать литургию На протяжении двадцати лет именно здесь хранилась Чудотворная икона Почаевской Божией Матери(91).
Письмо под номером 38 от 3 февраля 1772 года было написано графом Потоцким уже не к генералу-протоархимандриту Белинскому, а непосредственно в Капитулу. В нем он уже открыто называет себя фундатором Почаевской церкви и монастырского корпуса и выражает желание приложить все сили, чтобы довести дело до конца, во исполнение давних обещаний. Из слов его видно, что постройка того и другого уже начата, и что он надеется завершить её еще при жизни.
С 1772 по 1778 год письма Потоцкого в Лаврском архиве не обнаружены, вероятно, потому, что ВСЕ эти годы он жил постоянно в Почаевском монастыре и лично наблюдал за постройкой церкви и корпуса, и главным образом, как фундатор, распоряжался этим многотрудным делом. Кроме того, генерала протоархимандрита Ипатия Белинского уже не было в живых, а с его преемником у Потоцкого не сложилось таких доверительных отношениий, вследствие чего он не испытывал к нему такого расположения и не проявлял откровенности.
Письмо под номером 39- последнее, датированное 25 июня 1778 г., написано уже не к генералу, а просто к супериору Почаевского монастыря, вероятно, Иерониму Калитинскому. В нем Потоцкий выражает удовлетворение тем, что постройка величественного храма в монастыре производится успешно и просит неустанно наблюдать за ней. Впервые он подписывается следующим образом:
«Николай Потоцкий, Воеводич Белзский, Кавалер Мальтийский».
Если попытаться внимательно вникнуть в содержание вышеприведенных писем, то естественным образом возникает вопрос, какие суммы были пожертвованы Потоцким Почаевскому монастырю на протяжении всего периода строительства. Ответить более или менее определенно крайне сложно. Письма однозначно свидетельствуют, что великодушие графа не знало границ, ибо пожертвованные им суммы были весьма значительными. Однако сам жертвователь тщательно скрывал их точные размеры, не говоря ничего определенного об этом даже в письмах. К подобным выводам нас склоняет содержание писем под №№ 5,9 и 10. Впрочем, если принять в соображение то обстоятельство, что присылаемые Потоцким капиталы, согласно воле его, передавались всякий раз разным лицам под залог недвижимых имений и что эти отдаваемые на процент суммы не были получаемы из полуторамиллионного капитала, пожертванного им в золотой монете и остававшегося неприкосновенным до самой его кончины, последовавшей в 1782 году, то можно почти с достоверностью сказать, что Потоцкий внес в Почаевский монастырь чистыми деньгами два миллиона двести сорок четыре тысячи злотых, - сумму, в то время весьма значительную.
Римские первоиерархи высоко ценили безкорыстные труды Николая Потоцкого и в ответ на его немногочисленные прошения практически никогда не отвечали отказом. Так, папа Климент XIV в 1764 году, несмотря на процедурные строгости, разрешил ему развод с женою, с которою Потоцкий жил лет пятнадцать, не имея детей. Брак этот, фактически не существовавший, являлся серьезным препятствием на пути фундатора Почаевской обители к монашеству. Учитывая многочисленные обстоятельства, после долгих судебных препирательств по этому крайне щекотливому вопросу, ибо, как правило, Ватикан весьма неохотно вмешивался в бракоразводные дела, было вынесено следующее определение: брак Николая Потоцкого с Марианпою из Домбровских, как не состоявшийся по существу, расторгнуть, потому что, будучи благословенным в церкви, de facto он не был исполнен в отношении супружеской жизни. Так Потоцкий обрел возможность жить в монастыре и безпрепятственно жертвовать на его благоустройство значительные средства.
Папа Пий VI, учитывая благотворительный характер деятельности магната и его значительные финансовые возможности, крайне польстил Потоцкому тем, что принял его в 1779 году в орден Иоанна Иерусалимского, произведя его в звание Великого Магистра этого ордена. Получив грамоту, удостоверяющую высшее, по его мнению, признание его заслуг, Потоцкий настолько дорожил этим титулом, что до самой смерти подписывался под документами как Кавалер Мальтийский. Несколько позже, в декабре 1779 года, папа Пий VI собственноручным письмом на имя Николая Потоцкого уведомил его о разрешении от всех грехов, запрещений и наказаний (92). Так весьма дипломатично, с учетом некогда гордого нрава графа, римские первоиерархи побуждали его к щедрым жертвам для Почаевского монастыря.
Необходимо не забывать, что практичный граф пожертвованные суммы подтверждал своими обширными недвижимыми имениями, которые постоянно приносили немалый доход. Так, если учесть, что средний процент в тогдашнее время был равен семи, а с закладных недвижимых имений могло получаться и десять, нетрудно просчитать, что почаевские базилиане, воспользовавшись капиталом Потоцкого в два милллиона двести сорок четыре тысячи злотых, могли получать, и, вероятно, получали только на проценты, сто пятдесят семь тысяч злотых, или двадцать три тысячи пятьсот пятьдесят рублей серебром. Если присовокупить к этому доход с заставных недвижимых имений — Старого-Почаева, Орли, Комнатки и Савчич, которыми владели еще православные почаевские иноки до поступления обители в унию, и которые перешли во владение к базилианам, то легко подсчитать, что во второй половине XVIII века базилиане отнюдь не бедствовали, имея весьма значительные средства к содержанию монастыря. Невольно напрашивается вопрос: много ли при столь значительных средствах и столь знаменитом и сильном благотворителе, каковым был для них Николай Потоцкий, ими было реально сделано во славу Божию? Из дел Лаврского архива, относящихся к этому времени (1761 —1782 г.) можно заключить, что главным предметом их попечений, осуществляемых на щедрые подношения Потоцкого, стало коронование Чудотворной иконы Почаевской Божией Матери и чрезвычайно сложная в архитектурном отношении постройка большого комплекса зданий, доживших до нынешнего времени -  величественного Успенского собора, воздвигнутого на месте Троицкого, и возведение братского корпуса. Остановимся на этих трудах, записанных на скрижалях истории, более подробно.

Значение акта коронации Чудотворной иконы Почаевской Божией Матери в ее прославлении. Роль Потоцкого в организации этого торжественного акта. Привилегии, полученные монастырем по случаю ознаменования этого события.

О Мати Всепетая,
Всех грешных Споручнице,
Ты Господа молишь
Мир падший спасти.
На страшных мытарствах
Пред Богом Заступнице,
Тоски безутешность,
Благая,
       прости.
Тебе поверяю
Мечту сокровенную:
Святого Эдема
Вернуть благодать...
Быть может,
          и жизни
Не хватит нам бренной,
Чтоб Дар высочайший
Любви в ней стяжать

Чудотворные образы, являющиеся воплощением величайшей Божественной любви и неоскудевающей милости, всегда были окружены у людей православных величайшим почетом. Через них изливалась на верующих нескончаемая благодать Божия, происходили исцеления, по молитвам к ним подавалась незамедлительная помощь. Сохранилась благодарная, неоскудевающая память о великом множестве случаев источения многоцелебного миро и обновления святых образов, прямого заступничества и помощи в скорбях от угодников Божиих, запечатленных на них. Вот почему с древнейших времен им посвящали песни, слагали стихи, из уст в уста передавали удивительные предания. И особенно трогательной была с древнейших времен любовь православного народа к Царице Небесной, всемилостивой Споручнице грешных, а значит, и всех нас, Заступнице Усердной пред Господом, неустанной Молитвеннице, умоляющей Сына и Бога о разрешении и прощении наших тяжких прегрешений. В этой любви отразилась вся глубина веры народа в чудесное заступничество, вся полнота надежды на дарование покаяния,этого величайшего Дара Божия…
Плачет ливнем небосвод бездонный,
Слезы Божьи с Неба каплют вниз.
Затепли лампадку пред иконой
И Пречистой Деве помолись.
Даруй нам,
         Владычице,
                терпение,
Исцели от терниев страстей,
Призри на душевное смирение,
Радостью Нечаянной
                согрей.
Испроси нам,
           Дево,
               покаяние,
Омофором правды защити,
Дай очиститься святым страданием,
Истинной Любовью просвети.
Стань Отрадою и Утешением
Православной страждущей земли.
Горестных Печалей утоление,
Боль души усталой утоли.
Грешнх благосердая Споручнице,
Страх грядущего мученья отведи
Пред Творцом Усердная Заступнице,
К Сыну Своему нас приведи.
Словно Купина Неопалимая,
Защити от вредоносных вражьих стрел,
Неусыпная Защитнице незримая,
Огради от недостойных дел
Засыпает небосвод  бездонный.
Капли ливня по стеклу стучат.
Свет струится со святой иконы
В отблеске мерцающих лампад.
В скорбном лике- красота нездеииняя…
Се, грядет в полуночи Жених…
О святая,
        чистая,
              безгрешная,
Нас в Своих в молитвах помяни…
Однако традиции коронования чтимых икон Православная Церковь, существующая с апостольских времен, не имеет, и причины для этого самые веские.
Святое Евангелие повествует нам о том, как некогда фарисеи, не удовлетворяясь теми чудесами, которые совершал Господь, требовали от Него совершенно особенного чуда - «знамения с небесе» ( Мк.8,11), в котором им было решительно отказано, ибо, по словам Спасителя, «род сей знамения ищет» (Мк.8,12), забывая о единственной цели человеческой жизни – спасении его безсмертной души.
Традиция возлагать с большой помпезностью короны на чтимые народом иконы возникла в католическом Риме при папе Урбане VIII в 1631 году и тотчас же обрела множество сторонников, предпочитавших внешнее, пышное и чрезвычайно торжественное почитание святынь глубокому внутреннему, зачастую даже не имеющему внешнего проявления, как это принято у православных. Основоположником этой чисто латинской традиции стал некий граф Александр Паллавицини, который в 1630 году пожертвовал крупную сумму, полученую с процентов от его основного капитала, на благоукрашение святых икон. Этих денег с избытком хватило на изготовление в Риме искусно изготовленных и затейливо украшенных роскошных корон из чистого золота, которые были разосланы впоследствии для совершения принятого и утвержденного тогда же торжественного акта коронования четырех икон, официально признанных Ватиканом чудотворными.
Первый прецедент такого коронования иконы Богоматери совершился в 1631 году, в Ватиканском храме. Забегая наперед, можно сказать, что Рим по достоинству оценил этот обряд, дающий неограниченную возможность получать для папского престола новые средства в виде пожертвований на организационные расходы, а также на приобретение привилегий, заключавшихся в многочисленных отпустах. Поэтому довольно скоро после первой коронации для совершения этого торжественного акта была учреждена особая Ватиканская капитула, которая под председательством кардинала, архипресвитера Ватиканской церкви, обязана была заниматься тщательным изучением вопроса о возможности совершения коронации той или другой иконы в соответветствии с ее известностью, древностью и чудесами.
Для того, чтобы получить от капитулы положительный ответ, испрашивающие его меценаты, разумеется, не жалели средств. Капитула регламентировала правила совершения этого обряда, установив, посредством каких церемониальных действий должны совершаться подобные коронации, выполнение которых вменялось в обязанность.
Если серьезно призадуматься, то неизбежно возникает естественный вопрос о целесообразности затрат, необходимых для совершения акта коронации. Мнение по этому поводу, разумеется, не может быть однозначным. Если вспомнить о том, что именно в учении Святых Отцов называется плотским мудрованием, то некоторые параллели окажутся достаточно уместными. Прославление той или иной иконы оказывалось при таком подходе в прямой зависимости от того, что для обывателей называется чудесами,а также от суммы затраченных средств, над чем будут впоследствии, по словам святителя Игнатия, потешаться легкомыслие, любопытство, безрассудство.
Кстати, во время коронации иконы Почаевской Божией Матери именно так и было. Громкая музыка и непрерывная пальба из орудий заглушали тихий голос молитвы, обращенной к сердцам и душам людей, а многочисленные фейерверки отвлекали от зрения собственных прегрешений. Сбылось прореченное: «род лукавый и прелюбодейный знамения ищет, и знамение не дастся ему, токмо знамение Ионы Пророка» (Мф.16, ,12,38-42)».
Однако вернемся к обряду коронации.
Узнав во всех подробностях, что именно нужно для совершения коронации, благотворитель Почаевского монастыря Николай Потоцкий еще в 1704 г. изъявил твердое желание осуществить все надлежащим образом для того, чтобы Почаевская Чудотворная икона Божией Матери, и без того прославленная многочисленными чудотворениями, могла обрести еще более широкую известность в христианском мире. Для того, чтобы Ватиканская капитула была сговорчивее, он объявил о своем намерении немедленно выделить необходимую часть из жертвуемых им средств и не скупиться на расходы, связанные с этой церемонией, и впредь. Тогдашний генерал протоархимандрит Белинский незамедлительно откликнулся на такого рода инициативу, полностью одобрив благое намерение Потоцкого, ибо осуществление его, помимо целей сугубо благочестивых, предоставляло для монастыря, и, соответственно, его Священноначалия, множество значительных возможностей.
В связи с осуществлением этого торжественного действа можно было наверняка рассчитывать на дарование римским папойновых привилегий, отпустов и индульгенций. Кроме того, сам акт коронации и последующее упрочение положения обители, несомненно должны были привлечь множество богомольцев, и, следовательно, способствовать дальнейшему процветанию этого благословенного места. Поэтому протоархимандрит Белинский, отвечая на письмо Потоцкого от 2 ноября 1767 года, отмечал, что уже несколько раз обращался к первоиерарху с прошением совершить акт коронации, однако ответа не получил, очевидно, вследствии неполноты предоставленных свидетельств чудотворной силы иконы. Видимо, время еще не настало. Пребывая в немощи и имея множество иных попечений, он не стал настаивать, и переговоры возобновились лишь после его кончины, последовавшей в 1771 году.
Новый протоархимандрит, Порфирий Важинский, являвшийся также и супериором Почаевской обители, преуспел в этом деле, сумев уладить все необходимые формальности. Будучи ревностным почитателем латинских нововведений, подражающим без разбора всему римскому, успешно освоив науку иезуитства, он сравнительно легко вошел в доверие к самому папе. Пребывавший в Варшаве папский нунций граф Иосиф, архиепископ Беритенский, увидев благоприятные возможности для дальнейшего сотрудничества, сулившие Риму немалые преимущества, дал о нем весьма лестный отзыв в верхах. Это вызвало заинтересованное внимание папы Климента XIV, изо всех сил стремившегося подчинить своему влиянию Почаевскую обитель, и таким образом способствовало повышению авторитета и самого протоархимандрита Важинского.
9 декабря 1772 года папа собственноручно написал ему письмо, в котором выразил благодарность за проявленную им преданность католической римской вере, поощряя его к дальнейшему продолжению подобных действий и к распространению их и на вверенных ему монахов (93).
Обнадеженный милостью его святейшества, Важинский возобновляет дело о коронации и обращается с ним, как требовал порядок, к местному епископу Сильвестру Рудницкому. Епископ, не откладывая дела в долгий ящик, немедленно приезжает в Почаев и лично производит исследование материалов о чудесах, происходивших от иконы Божией Матери, о которых издавна существовало великое множество преданий. Тщательно изучив эти предания и удостоверившись в их истинности, Рудницкий прилагает усилия к тому, чтобы подробно описать их и представить архипресвитеру Ватиканской церкви, кардиналу Генриху де Йорк. По ходатайству этого архипресвитера, интерес которого был поощрен щедрыми подношениями не скупившегося на средства Николая Потоцкого, с помощью базилианских прокураторов в Риме, заинтересованных не менее, а также по предоставлении значительных денежных средств, которые щедрой рукой раздавались направо и налево, папа римский Климент XIV не замедлил подтвердить свое благословение на коронацию Чудотворной иконы Почаевской Божией Матери. По случаю события столь несомненной важности, 23 апреля 1773 года он издал буллу, в которой объявил для Почаевского монастыря отпуст о разрешении всех грехов тем, кто в продолжении восьмидневного празднования по случаю коронования иконы посетит эту обитель, исповедуется и примет святые Христовы Тайны.
Вышепомянутый Беретинский архиепископ Иосиф, занимая высокое положение в церковной иерархии, со своей стороны, в письме к настоятелю Почаевского монастыря позволил два раза в неделю при совершении литургии пользоваться дарованным от папы отпустом. Помимо этого, грамотой, выданной лично от себя 15 марта 1774 года на основании постановления, папский нунций двум духовникам Почаевского монастыря разрешил при исповеди употреблять палку подобно тому, как это делается в Риме (94.)
Ватиканская Генеральная Капитула, не желая оставаться в стороне, также прислала привилегию по этому предмету, сопроводив ее правилами, в соответствии которыми и должно было совершаться коронование иконы. Попечением неутомимого фундатора Потоцкого на выделенные им средства в Риме были заказаны и изготовлены две короны из чистого золота, соотносимые с величиной самой иконы, которые были доставлены в Почаев папским делегатом.
День торжества назначили на 8 сентября 1773 года - Праздник Рождества Пресвятой Богородицы. Стремясь заблаговременно известить как можно более широкие слои населения о грядущем событии, епископ Сильвестр Рудницкий, в ведении которого находился Почаевский монастырь, отдал распоряжение деканам (благочинным) широко оповестить верную им паству, пригласив всех желающих на акт коронации. С этой целью было отдано распоряжение, предписывающее приходским священникам прочитать во время церковного богослужения тексты архипастырского послания своим прихожанам, а затем прибить их на дверях храмов на всеобщее обозрение. Удовлетворяя просьбу Рудницкого, подобное воззвание к своим диецезиям составили епископы соседних униатских епархий: Филипп Володкевич, возглавлявший Владимирскую и Брестскую кафедру, Максимилиан Рыло - Холмскую , - Лев Шептицкий - Львовскую и Афанасий Шептицкий Премышльскую. Базилианские монастыри Польской провинции были оповещены о предполагаемом действе через генерала протоархимандрита. Неудивительно, что на восьмидневное празднование, продолжавшееся с 8 до 15 сентября, в Почаев собралось огромное количество людей. Участвовать в акте коронации Чудотворной иконы пожелали около тысячи клириков униатского и латинского вероисповедания. Уважение к святыне засвидетельствовало своим присутствием огромное количество представителей высшей польской аристократии, панов и шляхты. Простого же люда со всех градов и весей сошлось более ста тысяч. Для придания акту коронации большей торжественности по повелению короля в праздновании участвовали и войска — артиллерия и пехота.
К этому времени братский корпус был уже частично отстроен; в непосредственной близости от него в том же 1773 году весною был ископан глубокий колодезь, наличие которого избавляло почаевских монахов от зависимости от помещиков из близлежащих земель. Этот колодезь и поныне находится внутри монастыря (95)
Строительство же соборного храма Успения Пресвятой Богородицы, начавшееся только два года назад, еще не завершилось, поэтому богослужение совершалось в прежней трехпрестольной церкви, построенной в средине XVII столетия супругами Домашевскими. Как уже отмечалось выше, главный престол храма был некогда освящен во имя Пресвятой Троицы, по правую его сторону размещался престол во имя Успения Божией Матери, а по левую — престол Благовещения. Алтарем, как и полагалось, церковь была обращена на восток. Чудотворная икона Божией Матери размещалась над Царскими вратами основного иконостаса, обустроенноо в строгом соответствии с каноном. На правой стороне иконостаса в непосредственной близости от алтаря, казалось, прямо из толщи стены истекал живоносный источник, а рядом с ним находился след Цельбоносной стопы Божией Матери, поклониться которому притекало великое множество людей.
Несмотря на то, что эта трехпрестольная церковь была достаточно вместительной и вокруг нее располагались другие церкви, меньшие по размеру, однако всего этого казалось недостаточным для ожидаемаго стечения народа. По благословению епископа Рудницкого, к дню торжества в ней были пристроены боковые престолы числом до тридцати (разумеется, без иконостасов),— чтобы священники могли в одно и тоже время, не препятствуя друг другу, служить безгласную литургию и приобщать народ, пришедший на праздник.
К дню праздника храм преобразился, и его строгое благолепие, отличающее интерьер православных храмов, сменилось пышной помпезностью. Стены сверху донизу были отделаны красным штофом, обшитым золотом, и украшены искусно выполненными портретами папы Климента XIV, короля Станислава Августа, коронатора Епископа Рудницкого и фундатора Николая Потоцкого. Под каждым из портретов были надписаны изречения, позаимствованные из ветхозаветных священных книг, которые приводились крайне неточно, некорректно и в очень незначительной степени характеризовали тех реальных исторических лиц, которые изображались на портретах.
Так, в изречении над портретом папы «даде ему диадиму», позаимствованном из первой книги Маккавеев (VI, 15), как бы случайно были перепутаны местоимения «ему» и «ей»: «я дал ей корону». Слова из книги Притчей (IV. 9) « Да даст главе твоей венец, венцем сладости защитит тя» были использованы в качестве надписи под портретом короля, что, разумеется, никак не соотносилось с богодухновенным первоисточником. Совершенно неприлично выглядело выражение «Возлюби Царь Есфирь и возложи венец женский на главу ея» (11, 17), реченное в Писании об Артаксерксе и Есфири, довольно неестественным образом соотнесенное с портретом епископа Рудницкого, выполнявшего на этом празднике почетную миссию коронатора. Наконец ,слова «И преуспел Езекия во всех делах своих», относящиеся к Езекии, Царю Иудейскому (2 Паралип. XXXII. 30), по замыслу организаторов, должны были характеризовать фундатора Потоцкого и размещались под его портретом. Во избежание осуждения, мы благоразумно умолчим о соответствии приведенных цитат, насильственно вырванных из контекста, духу Священного Писания и целесообразности их использования по отношению к личностям, преимущественно одиозным, историческим реалиям, ибо изобретательная мудрость Почаевских базилиан порождала и не такие «шедевры».
Не менее богатыми на выдумки оказались они и в вопросе выбора места действия и придания ему соответствующего колорита. Местом для совершения акта короновании Чудотворной иконы было избрано огромное ровное поле, находящееся на расстоянии версты от монастыря на восток, где в настоящее время расположено монашеское кладбище и церковь во имя Рождества Пресвятой Богородицы.
Поскольку, благодаря фантастической щедрости Потоцкого, никаких затруднений в средствах не было, довольно быстро на голом месте была возведена временная часовня, или, как она называлась по местному обычаю, каплица, всем своим видом и устройством напоминавшая ветхозаветную скинию. Она была воздвигнута на восьми высоких столбах, символизирующих Дары Духа Святого и имела вид восьмиугольника, со всех сторон будучи открытой для приходящих помолиться паломников. Центральный вход в нее размещался в западной части. В Святая Святых богомольцев вела семиступенная лестница, символизирующая семь ступеней восхождения по лествице духовной ( Вера, Надежда, Любовь, Чистота, Смирение, Благость и Слава)
Внутреннее пространство каплицы было устлано роскошными турецкими коврами. Всеобщее внимание привлекал великолепный престол, необычайную красоту и торжественность которому придавал раскинувшийся над ним балдахин, символизирующий Небесный Покров, изготовленный из красного бархата, расшитого золотом и украшенного в тон ему такой же роскошной бахромой. Свод этого дивного Покрова был разукрашен прекрасными живописными работами, в которых угадывалась рука зрелого мастера. Снаружи восьмигранный купол храма был выкрашен в зеленый цвет, а в соответствующих местах воспроизводились тексты из Священной Истории Ветхого Завета, повествующие о ветхозаветной скинии. На престоле разместились мастерски выполненный ковчег, золотые и серебряные подсвечники; особое место было отведено для Чудотворной иконы.
Дорога от монастыря к месту коронации, благодаря затейливому воображению тех, кто отвечал за внутреннее и внешнее убранство празднества, была благоустроена наилучшим образом. На всем ее протяжении были посажены аккуратно подстриженные деревья и возведены пять великолепных четырехъярусных триумфальных врат, украшенных изящными фронтонами с восточной и западной стороны и расположенных на обозримом расстоянии друг от друга. По обеим сторонам дороги в непосредственной близости от триумфальных врат в течение всего праздника находились артиллерийские и пехотные войска, стояли пушки, мортиры и другие военные орудия, предназначенные для произведения громких залпов и, как считали устроители, соответствующих торжественности события пышных фейерверков.
На фронтонах врат, сооруженных неподалеку от монастырской церкви, в самом начале спуска с горы, в соответствии с затейливым замыслом архитектора, были запечатлены образы, символизирующие папскую и государственную власть.
Восточный фронтон «украсили» регалии римского первоиерарха: звезды, крест, сложенные крестообразно руки, тиара, ключи Апостола Петра и трисоставный жезл, под которыми были написаны чрезвычайно дерзкие слова, кощунственно позаимствованные из Богодухновенной Псалтири: «В руце его вси концы земли, и высоты гор тою суть» Это было явное богохульство, однако оно вполне соответствовало амбициям католиков, почитавших папу римского как наместника Бога на земле вопреки известным словам той же Псалтири: «Всяк человек ложь»(Пс.115).
Западный фронтон был посвящен отечеству, - такому, каким его представляли гордые шляхтичи, управлявшие краем при помощи креста и меча, и принявшие их мировоззрение ополяченные местные жители, смирившиеся со своим положением. На нем были изображены герб короля Польши и отчизна, представленная в виде двух женщин, символизировавших Польшу и Литву, входящие в состав единого государства – Речи Посполитой.
Здесь, как и в храме, были начертаны изречения, поражающие своим несоответствием с реальным контекстом Священного Писания, символически вложенные в уста державных жен, которые, как бы обращаясь к иконе Богоматери, торжественно произносили их. Однако подобраны были эти речения настолько непродуманно, что могли скорее смутить вимательных читателей, чем вызвать предполагаемые патриотические чувства.
К примеру, велеречивая реплика первой жены: «Прииди и царствуй над нами (Суд. гл. IX, 10)»,в реальном контексте имеет совершенно другой смысл. В ответ на эти аллегорические слова, обращенные дикими деревьями к смоковнице, она ответила следующим образом: «Егда оставиши мою сладость и плод мой благий, пойду владети древами».
Не менее странными, если задуматься над тем, к кому они обращены, выглядят слова, произнесенные второй женой: «Владей нами и Ты, и сын Твой»(Суд VIII, 22). В «Книге Судий» так обращается к Гедеону погрязающий в идолопоклонстве Израиль, в ответ на что сам Гедеон говорит следующее:
 «Не возобладаю аз вами, и не возобладает сын мой вами», потому что, как говорит дальше Священная История, обратившиеся к нему «совратишася сынове Израилевы, и соблудиша вслед Ваалима»(с.33)
Прочие триумфальные врата, украшенные не менее претенциозно, но без подобной затейливости, способной привести в несказанное смущение, на своих восточных и западных фронтонах были раскрашены гербами местных знаменитостей тогдашнего времени: Потоцкого, Ржевских, Осолинских и других панов Польских.
Однако изобретательность организаторов этого пышного действа на этом не завершалась.
По обеим сторонам дороги от одних триумфальных ворот к другим были выставлены на обозрение живописные полотна, изображавшие чудеса, разновременно явленные от иконы Почаевской Божией Матери: восхищение из плена инока, исцеление слепого, воскрешение мертвого младенца, спасение на вервии упавшего в колодец инока и другие.
На всем протяжении пути к часовне непрерывно звучала громкая музыка, изменявшаяся по мере передвижения от одних ворот к другим. Громко звучали барабаны, призывно трубили трубы, выводили затейливую мелодию тимпаны, а то и вовсе не знакомые музыкальные инструменты, способные вызвать восхищение и удивление, но отнюдь не глубокие религиозные чувства, которые требуют тишины и сосредоточенности молящихся на своем внутреннем мире. Очевидно было, что все эти удивительные, доселе невиданные эффекты призваны были разжигать прежде всего чувственное восприятие, т.е. страсти.
За два дня до начала акта коронации в Почаев прибыли местный епископ Сильвестр Рудницкий и епископ Холмский Максимилиан Рыло с сопровождавшим их клиром.
Архимандрит Амвросий(Лотоцкий) описывает эту торжественную церемонию следующим образом:
«7-го числа епископ Рудницкий торжественно служил в большой церкви вечерню. Кафедральный Экклезиарх Бродович произнес соответствующую событию проповедь. Из города Брод (в 20 верстах от Почаева) прибыло с хоругвями, Крестами и иконами сопровождаемое Духовенством в Священном облачении церковное братство и соединилось с братством местным. Образовался Крестный ход: икону несли два архимандрита под балдахином, который поддерживали четыре светские знаменитости. В Архиерейской мантии и омофоре с жезлом шел во главе всех Холмский епископ Максимилтан Рыло. По обеим сторонам дороги стояли войска. У каждых триумфальньх ворот горели тысячи плошек. Пальба из пушек производилась безпрерывно, музыка гремела. При внесении иконы в Каплицу, епископ поставил ее на возвышении и окадил; пропели «Под твою милость», каковую песнь Богоматери повторял и весь народ, как знакомую ему по тексту и голосу. Кончилось вечернее богослужение в 8 часов. Затем служили повечерие, полунощницу и воскресную заутреню (8-е число сентября тогда пришлось в день воскресный). По шестой песни читали Акафист. Это все происходило в Каплице. В самой церкви богослужение совершалось своим порядком. В два часа пополуночи, после пушечнаго выстрела, начали благовест к заутрене. Духовенство—монахи и светские собрались на свои места, где им назначено служить литургию. После троичнаго канона стреляли из орудий; между тем и Униатские и Латинские священники служили на боковых престоликах тихие литургии. По окончании заутрени служили гласную обедню в церкви Благовещения. Между тем музыка пред входом в церковь на крыльце играла.
В 7 часов утра коронатор епископ Сильвестр Рудницкий, в пышной карете, приехал к месту, где устроена палатка для совершения обряда коронации, и ожидал под сению, покуда не принесли с торжественностью ватиканские короны.
Подобно, как накануне, несение корон совершалось при многолюдном собрании и пушечной пальбе, с крестным ходом, при пении и громе музыки во время прохождения через триумфальные ворота.
Короны несены под балдахином провициалом Братковским и Почаевским супериором Домитианом Яновским. Балдахин поддерживали четыре знатнейшие особы из дворян Волынского воеводства. В главе Духовенства был холмский Епископ в полном архиерейском облачении. Все пространство поля от монастыря до самого леса к северу, востоку и югу было наполнено народом.
Коронатор Епископ Рудницкий, в полном облачении, окруженный многочисленным духовенством, сенаторами и чинами военными, при громе пушек и музыке, встретил короны. Поднося оные Провинциал Братковский произнес на Латинском язые речь, прося Епископа, чтоб он принял этот дар от Ватиканской Капитулы, и довершив дело, удовлетворил этим желание фундатора Графа Николая Потоцкого (в описании коронации Потоцкий часто титулуется графом), и ожидании панов, народа и всей отчизны. Рудницкий с своей стороны ответил комплиментом, заключавшим в кратких словах благодарность Ватиканской Капитуле и стараниям, по этому делу фундатора Потоцкого.
Провинциалу и супериору велено, в слух народа, выполнить присягу, что присланные ватиканские короны будут вечно находиться на чудотворной иконе. После того, прочитано Папское Бреве о даровании на этот случай отпуста, и о поручении епископу от Папы совершить обряд коронования. Затем епископ Рудницкий торжественно поблагословил обе короны и возложил — одну на главу Богоматери, а другую — на главу Божественнаго Младенца Иисуса. Действие это сопровождалось снова громом пушек и звуком труб и барабанов. Опять прочитано в слух народа писание папы Климента XIV о даровании Почаевскому монастырю, по случаю совершившейся коронации, отпуста, и о возможности для всех обоего пола получить оный в продолжении восмидневного празднования. В заключении епископ начал петь, и за ним последовало Духовенство: «Достойно есть, яко воистину блажити Та Богородицу» и проч., а архидиакон прочел сугубую ектению — о здравии папы, короля, кардинала Генриха де Йорк, позаботившегося о скорейшей высылке корон, всей ватиканской капитулы, епископа Рудницкого, как коронатора, и фундатора Потоцкого. По отпусте нашего многолетствия провозглашаемо не было, а только еще пропели: «Под твою милость», и тем церемония в палатке кончилась.
По возложенш корон на икону совершился обратный крестный ход в церковь на Почаевскую гору, подобно, как совершался на кануне того дня, при громе орудий и звуке музыки во время приближения к каждым из пяти триумфальных ворот. Два архимандрита, Провинциал и местный супериор несли киот с венчанною Чудотворною иконою. Священники — низшие и высшие —светские и монахи стройным порядком шли впереди в два ряда. Вблизи за иконою в полном Архиерейском облачении следовали два епископа. Безчисленное множество богомольцев всякого звания участвовали в крестном ходе. Проходя чрез все пять триумфальных ворот, поднимали киот с Чудотворною иконою на все четыре стороны, дабы народ мог видеть святыню. По внесении в церковь, икона поставлена на большом престоле, и началась архиерейская литургия, которую священнодействовал епископ Рудницкий. На клиросе пели избранные и более способные к тому монахи. По прочтении Евангелия произнес приличную торжеству проповедь архидиакон Луцкой Латинской каефдры, известный ученостью и знаменитым происхождением генеральный официал Божидар Подгороденский. После литургии пропели: «Тебе Бога хвалим», и протоархимандрит Важинский произнес речь, в которой выразил благодарность папе, королю, Ватиканской капитуле, епископам, фундатору Потоцкому и всем принявшим участие в этом торжестве. Народу же роздано при этом случае одиннадцать тысяч иконок с изображением Божьей Матери и пять тысяч медальонов. Вещи эти, как дар папского благословения, считались имеющими также силу отпуста для получающих оные.
В тот же день торжественно при громе пушек и звуке музыки, Холмский епископ Максимилиан Рыло служил в большой церкви вечерню, по окончании которой говорена снова проповедь. Ввечеру в разных местах, для увеселения народа, играла музыка, горели тысячи плошек и факелов, показались искуственные разноцветные огни (нарочно деланные в Варшаве, и оттуда привезенные), пущались ракеты, явились горящие цифры, и другие делались представления, какие только могло выдумать воображение и искусство для привлечения народа. Всем этим управлял нарочно присланный из Варшавы инженер-майор Готфрид Дейбель. Потеха продолжалась более двух часов; стоила она 20 тысяч злотых. На другой день в большой церкви Литургию служил Холмский епископ Максимилиан Рыло. В продолжении литургии, в известных пунктах, как и перваго дня, стреляли из пушек, били в барабаны, трубили в трубы и проч. Между тем Миссионеры проповедовали вне церкви — на крыльце храма, при триумфальных воротах, по улицам, и в других местах, где только могли. Главным предметом их проповеди было учение об отпустах.
Таким же порядком торжественно, при стрелянии из орудий, при звуке барабанов, труб, и других музыкальных инструментов, совершалось богослужение и в прочие дни так называемой октавы (восмидневного празднования). Стечение народа не уменьшалось: всякий день новые братства из соседних селений и местечек с иконами, хоругвями и крестами, под предводительством приходских священников приходили на поклонение венчанной Чудотворной иконе. Впрочем 13 сентября епископ Рудницкий и Рыло из Почаева уже выехали, оставив продолжать религиозную торжественность старшим Духовным лицам-архимандритам, опатам, провинциалам, консульторам и проч. Праздник Воздвижения Честного креста привлек новых богомольцев. Еще и в этот день тридцать духовников безвыходно сидели на своих местах, и едва успевали удовлетворять требованию народа. Восьмый день, как заключавший это торжество, праздновался с особенною изобретательностью. Крестный ход с Чудотворною иконою, чрез все пять триумфальных ворот, совершался в палатку, где в первый день производился обряд коронования. Ввечеру была иллюминация. Инженер майор Дейбель тешил народ новыми искуственными огнями  Во многих местах горели разноцветные цифры, пускались ракеты, и громы слышались в воздухе Так происходило восьмидневное празднование коронации Чудотворной Почаевской иконы Божией Матери. Замечательно, что все это время было погодное; дни были ясные, вечера и ночи—теплые; ничто не мешало торжеству. Более ста тысяч простого народа проводили ночи под открытым небом. Духовники слушали исповедь не только в церквах, но и вне оных, где только могли сыскать удобное к тому место. По забранным монастырским сведениям, было у исповеди и Святого причастия лиц Греческого обряда 24 тысячи, а Латинского обряда 9 тысяч триста. Угощение высших духовных сановников и всей знати — светской и военной, устроение палатки и триумфальных ворот, со всеми к тому принадлежностями, иллюминации, ракеты, цифры и разные искуственные потешные изобретения—все это было на счет фундатора Николая Потоцкого. Могло ли все это не привлекать к Почаевским Базилианам простой народ здешнего края? (96).
Разумеется, с точки зрения православной, происходившие события могли вызвать совершенно однозначную оценку, однако народ настолько отошел от строгой веры своих предков, стремившихся угодить Господу аскетическими подвигами, настолько был развращен базилианскими нововведениями, настолько легко уверовал в возможность спасения путем папских отпустов, что практически удалился от узкой и тесной, но спасительной стези на лукавый широкий путь, ведущий в погибель. Истинно сказано в Священном Писании:
«Сынове века сего мудрейши паче сынов света в роде своем суть» (Лук. XXI. 8).

Переобустройство обители базилианами. Разрушение церквей, построенных православными иноками. Обстоятельства, при которых была воздвигнута Соборная церковь, и ее фундатор. Сооружение братского корпуса.
Боже,
    даруй Любовь и святую Надежду!
Дай совлечь заблуждений латинских одежды,
Помоги сохранить нам в безверии Веру,
Воздаянье измерь справедливою мерой.
Что же мы за народ?
                Как же нам вразумиться,
Раз пред Богом
             не можем в покаянье склониться?
Как же нам на мытарствах потом оправдаться
В том,
     что с ересью мерзкой не можем расстаться,
Что готовы на миг променять Безконечность,
Позабыв,
       что приют нам -
                блаженная Вечность.

Неоспоримо, что важнейшими достижениями, которыми ознаменовано время пребывания Почаевской обители в ведении униатов, нарушивших практически все каноны и увлекших в сети погибели великое множество народа, есть то внешне благолепие, которого им удалось достичь благодаря мощной поддержке Николая Потоцкого и умелому ведению хозяйства, доставшегося в наследие от православных фундаторов. За более чем вековой период их господства было осуществлено сооружение таких воистину огромных каменных строений как величественный соборный храм во имя Успения Пресвятой Богородицы и вместительный братский корпус с разнообразными монастырскими службами при нем.
Необходимо отметить, что еще задолго до того, как Николай Потоцкий возымел благочестивое желание благоустроить обитель, горячо одобренное и всемерно поощряемое супериором и генералом протоархимандритом Ипатием Белинским, лукавые базилиане неоднократно выражали свое недовольство тем, что им приходилось совершать богослужения в изначально православных храмах, где практически все напоминало о совершенной ими несправедливости. Естественно, что у них постоянно возникало стремление разобрать прежние церкви и на их месте построить новые, отвечающие духу латинства, заменив церковное убранство, собиравшееся в течение веков на более современное, соответствующее нововведениям, навязанным католиками. Существенную роль в этом прежде всего сыграло осознание того неоспоримого факта, что храмы эти, по сути являвшиеся живыми памятниками попранной ими, но отнюдь не уничтоженной древней вере, возвращение к которой было со временем неизбежным, созидались на средства православных фундаторов трудами и молитвами братии, не принимавшей латинских традиций и постановлений, строго соблюдавшей апостольские правила и избегавшей каких бы то ни было нарушений канона. Стремление Николая Потоцкого увековечить свою любовь к Почаевской Божией Матери в величественных архитектурных формах совпало с возникшей у базилиан потребностью в реконструкции, связанной прежде всего со стремлением полностью уничтожить православный дух.
Вызывающий умиление вид Почаевского монастыря в доуниатский период, который остался навеки запечатленным на живописном полотне, изображающем чудесное явление Божией Матери во время Збаражской битвы, и старинный Троицкий собор, очертания которого мы можем увидеть на чудесным образом сохранившемся семейном портрете его православных строителей Феодора и Евы Домашевских, по всей вероятости, раздражали базилиан своим строгим благолепием и воплощенной в них неуничтожимой памятью об изначальной вере предков, не допускающей никаких отклонений от древних иноческих уставов. Разумеется, они жаждали разорить это воплощение святого дара любви, а на месте разрушенных соборов построить новые, в католическом духе, с боковыми престолами, кафедрой, обильной лепниной, объемными, трехмерными иконами. Будучи иезуитами по сути, они преуспели в искусстве софистики и весьма ловко прикрывали свои истинные цели разговорами о необходимости реконструкции в связи с растущей популярностью обители, ветшанием отдельных храмов и невозможностью вместить в них всех желающих. Разумеется, отчасти они были правы, однако глубинными причинами оставались вышеназванные.
Прежних церквей, имевших, если позволительно так выразиться, православное прошлое, было, как и ранее, восемь. Доминировала в этом ласкающем взор архитектурном ансамбле каменная Троицкая, построенная, как неоднократно отмечалось ранее, в 1649 году благочестивыми помещиками Домашевскими, до конца дней своих хранивших Греко-восточное вероисповедание, в прямом соответствии с требованиями православного канона, с алтарем, ориентированным строго на восток и двумя престолами во имя Успения Божией Матери и Благовещения. Она стояла на вершине скалы, приблизительно в том месте, где в настоящее время расположена галерея, ведущая в Пещерную Церковь, а алтарем непосредственно примыкала к той части вынешнего Успенского собора, которая в настоящее время занимает место от входных дверей до третьей колонны. Строители позаботились, чтобы Цельбоносная стопа была включена в архитектурный ансамбль храма.
При униатах все это подверглось безжалостному уничтожению, совершавшемуся под видом реконструкции, в которой на самом деле не было потребности.
Начало «реконструкции», а точнее, разорения Троицкого Собора, было положено в 1720 году, когда с церкви была снята тяжелая свинцовая крыша, покрывавшая ее, и из свинца отлиты буквы для типографии.
Крышу вскоре покрыли листами меди, и в таком виде церковь могла еще служить очень долго (97). Однако базилиане, чтобы угодить Риму, рассудили иначе. Они решили разобрать ее до основания и на этом же месте построить новую, более просторную, полностью изменив архитектуру и внутреннее устроение в соответствии с новыми, латинскими требованиями.
Был в этом стремлении базилиан к преобразованиям, естественно, и некоторый элемент тщеславия. Со второй половины XVIII столетия генералы проторхимандриты, провинциалы и местные супериоры, чтобы заслужить благосклонность со стороны самаго папы, засвидетельствовав свою неусыпающую ревность, и приобрести благосклонное внимание папского нунция, неустанно надзиравшего за ними, особенно желали этого преобразования. Монастырские земли, которые были некогда подарены обители приснопамятною Анною Гойскою с одной стороны, вследствие своеобразия рельефа, были недостаточно удобными, а с другой – хранили в своих недрах подлинные сокровища, покольку были неиссякаемым источником строительного материала, столь необходимо при реконструкции. В связи со спецификой состава грунта они таили в себе богатейшие возможности, т.к. почва была пригодна для изготовления кирпича. Иными словами, условия благоприятствовали строительству до такой степени, что, казалось, сама земля благоволит к замыслу переустройства обители с целью ее расширения, в изобилии предоставляя сырье для изготовления качественных кирпичей.
Однако вскоре выясилось, что существуют и объективные препятствия. Прежде всего, возникла проблема размещения столь величественного и необозримо огромного храма практически на том же месте, где ранее была церковь меньшего размера, явно неудобном как вследствие неровности рельефа, так и из-за наличия достаточно глубоких и разветвленных пещер, разрешить которую было очень непросто. К тому же, даже у чрезвычайно практичных и экономных базилиан недоставало ни средств, ни необходимых знаний для того, чтобы этот храм, как предполагалось в соответствии с первоначальным замыслом, украсить пышной лепниной, снабдив боковыми пределами, изящными пристройками и скульптурными группами.
Однако вопрос разрешился неожиданным образом.
Промысл Божий в лице приснопамятного Николая Потоцкого воздвиг человека, который имел и то, и другое. Выше мы уже отмечали, какие значительные капиталы были внесены им на нужды Почаевского монастыря и как экономно он распоряжался этими средствами.
Документы, хранящиеся в Лаврском архиве, свидетельствуют, что он мог позволить себе такие воистину царские подарки. Из внимательного изучения архивных материалов следует не только то, что этот весьма именитый муж владел значительными поместьями и в Волынской, и в Галицкой земле, но и то, что богатство свое он неустанно приумножал, будучи весьма рачительным хозяином, необыкновенно бережливым, чрезвычайно трудолюбивым и весьма распорядителеным.
Каким образом достались Потоцкому его богатства, можно заключить из его же слов, наилучшим образом свидетельствующих, что он всегда много и настойчиво трудился.
В завещании, составленном 21 ноября 1775 года, он отмечает следующее:
«Богатство мое приобретено кровавым потом и усильным трудом»(98).
О бережливости и предусмотрительности этого весьма рачительного, несмотря на высокородность, щляхтича красноречиво говорят фвкты. Он был настолько экономен, что, к примеру, посредством судового разбирательства добился возвращения незначительной для него суммы в пять червонцев у задолжавшего корчмаря, заведя на него дело и не остановившись до тех пор, пока тот не рассчитался.
О трудолюбии Николая Потоцкого говорит тот факт, что будучи хозяином в богатейших имениях и, разумеется, имея возможность содержать управляющего делами и многочисленных помощников, которым он мог бы доверить ведение учета, он стремился лично и самым тщательным образом вникать во все счета, вплоть даже до собственноручно выписанных записок, позволяющих крестьянам вывоз дров из принадлежащего ему леса (99.). То, что деятельное его участие в построении огромных почаевских монастырских зданий было достаточно результативно, является ярким свидетельством его распорядительности.
О великодушной щедрости графа, умевшего довести начатое до конца, красноречиво свидетельствует тот факт,что, взяв на себя в 1761 году хлопотные обязанности по возведению нового храма, значительно превосходящего предыдущий по размерам, а также строительству корпуса для размещения братии, Николай Потоцкий вместе с тем принял на себя нелегкий труд личного содействия этому делу и тотчас же независимо от других сумм, пожертвовал 225 тысяч польских злотых, обеспечив эти деньги на имениях Москалевке, Ванжулове и Волицах (100).
Скрупулезно описывающий все подробности происходившего строительства архимандрит Амвросий в своем труде о Почаевской Лавре следующим образом отмечает величайшую значимость задуманного проекта:
 «Предпринималось дело великое, многостойное, многотрудное, и, по архитектуре, самое изобретательное. На той самой скале, на которой уже были храмы, надлежало воздвигнуть храм новый величественный, надлежало фундамент для него в некоторых местах положить новый, а в других—соединить таковый с фундаментом храмов прежних. Неровность места, близость обрывистого края горы, и почти перпендикулярная отвесность ее над уровнем, составляющим ее подошву,— все это требовало великой осторожности и плана весьма обдуманнаго. Вызов надежного архитектора, приготовление лучшего материала, приискание знающих дело мастеровых,—кирпичеделателей, каменотесцев, каменщиков, кузнецов, плотников, столяров, резчиков, иконописцев и других, наконец бдительный присмотр за правильностью и прочностью работ,— все это входило в состав заботливости и начальствующих в монастыре и самого фундатора»(101).
Обстоятельством, создававшим дополнительные трудности, явилось то, что в маленьком провинциальном Почаеве крайне сложно было найти надежных исполнителей, имевших соответствующие профессиональные навыки даже для выполнения неквалифицированной физической работы. Тем более исключалась возможность обрести в этих краях талантливого архитектора, который сумел бы воплотить дерзновенный замысел Потоцкого. Однако и здесь, как и прежде, Господь Своим попечением воздвиг нужного человека.
Являясь владельцем богатых поместий в Галичине и проживая неподалеку от древнего стольного града Львова, Потоцкий обратился за помощью к местным специалистам, пригласив их для проведения строительных работ. Превосходно ориентируясь в людях, умея делать правильный выбор, чтобы не пускать деньги на ветер, он с каждым в отдельности заключал договора, чрезвычайно выгодные для обители и в то же время весьма осторожные, не связывающие его какими-либо долговременными обязательствами. Необходимо отметить его постоянное личное участие - ничего не предпринималось и не делалось без ведома и согласия Потоцкого.
Чтобы не быть голословными, приведем некоторые факты.
В соответствии с поставленными задачами, которые изменялись в ходе строительства, архитекторов, воплощающих грандиозные замыслы фундатора, на протяжении всего времени было несколько.
Так, 20 февраля 1771 года, непосредственно перед закладкой большой церкви и братского корпуса, что произошло практически одновременно, с архитектором Готфридом Гофманом был заключен договор на постройку новых монастырских зданий, а также на реконструкцию старых, которые не должны были диссонировать с новыми, составляя с ними единое архитектурное целое. Срок завершения работы был определен крайне расплывчато, с учетом того, что в процессе ее могли возникнуть многие неучтенные трудности, зато в обязанность архитектору вменялось заниматься строительством столько лет, сколько для этого потребуется.
Весьма важным обтоятельством в течение всего времени строительства было то, что планы и чертежи на всякую постройку и переделку архитектор был обязан предварительно предоставлять монастырю и приступать к работам в соответствии с этими планами лишь в том случае, если монастырь их одобрит либо же внесет необходимые изменения, учитывать которые было необходимо. В настоящее время эти планы и чертежи утеряны, поэтому проследить динамику изменений не предоставляется возможности, однако даже исходя из тех материалов. которыми мы располагали, очевидно, что самостоятельность архитектора имела известные пределы.
Кроме того, расходы по постройкам архитектор обязывался, насколько возможно, сводить к минимуму, не предлагая ничего лишнего, дабы не приводить монастырь к напрасным издержкам. При рабочих архитектор обязан был находиться неотступно, чтобы постоянно наблюдать за правильностью и надежностью работ, сохранностью материалов и рациональностью их использования. Кроме того, ему вменялось в обязанность постоянно наблюдать и за самыми рабочими, докладывая префекту фабрики о замеченных злоупотреблениях или ошибках, при наличии которых при расчете из них вычитывались деньги. Префектом же фабрики, назначенным сугубо для ведения счетов по постройкам, являлся кто-либо из монастырской братии. При таких достаточно жестких условиях труда, регламентирующих практически всю деятельность архитектора, Гофман получал от монастыря 864 злотых, т. е. 200 руб. серебром в год, а также помещение с отоплением и некоторые съестные продукты. Контракт был подписан, с одной стороы, архитектором, а со стороны монастыря супериором Анфимом Легензиевичем и префектом фабрики Георгием Яришкевичем и подан на утверждение генералом протоархимандритом Белинским и секретарем конгрегации Онуфрием Братковским. К конракту была приложена большая монастырская печать с изображением Чудотворной иконы и Успения Божией Матери (102.).
В 1775 году, по настоянию фундатора, был вызван из Львова другой архитектор Ксаверий Кульчицкий для продолжения построек, «с тем, чтобы они вообще производились благонадежно, основательно, прочно, выгодно и красиво, а в частности, чтобы архитектор постарался устроить комнаты для новициантов, место для аптеки, в которую вход был бы с двора, помещение для зимней церкви со входом также с двора, помещение для библиотеки, место для гостиницы, комнаты для провинциала, галерею, ведущую в большую церковь, и пристроить каменную стену от подошвы горы для подкрепления самой церкви и монастыря. Этому архитектору монастырь платил в год 1600 злотых т. е. 240 р. с.» (103.).
В том же 1775 году, когда уже фундамент под большую церковь был заложен, Потоцкий пригласил из Львова императорского архитектора Полиевского с целью обследования фундамента на прочность и консультирования ор дальнейшем ходе работ по постройке церкви, «чтоб она была надежна, прилична и величественна» (104.).
 Внимательно осмотрев фундамент, Полиевский высказал ряд критических замечаний. В частности, его обезпокоило то, что новая кладка в некоторых местах пребывает в опасной близости со старой, и это вызвало определенные опасения по поводу крепости фундамента. Наиболее проблемным, по его мнению, являлось место, где находилась пещера преподобного Иова, для укрепления которого он посоветовал использовать железные анкеры и контрафорсы из тесового камня. Кроме того, он внес изменения в план постройки самой церкви, чтоб она была как можно величественнее, и дал подробные наставления о том, как должно все это выполняться. Впоследствии все неукоснительно руководствовались именно этими наставлениями (105.).
Необходимо отметить. что Десница Божия на протяжении всего времени этого грандиозного строительства защищала место, святость которого не оскудела, несмотря на беззакония, допускавшиеся здесь базилианами.
Так, 18 июня 1781 года едва не произошла непоправимая беда, в результате которой могли пострадать не менее двухсот человек, находившихся под сводами строившейся церкви. Их спасло довольно странное, на первый взгляд, обстоятельство, в котором внимательный ум обнаружит несомненное действие Промысла Божия. А произошло следующее.
Ежедневно, с самого начала строительных работ, в соответствии с раз навсегда установленным распорядком, который никогда ранее не нарушался, каменщики прерывали свои труды к одиннадцати часам для того, чтобы потрапезничать.
В приснопамятный день 18 июня они вынуждены были покинуть храм значительно раньше, к десяти часам, потому что их принудил к этому инок, находившийся внутри строившейся церкви, у стопы Божией Матери, и имевший ключи от входных дверей храма и пещеры с мощами преподобного. Пребывая в состоянии крайнего волнения он совершенно неожиданно подошел к рабочим и стал настаивать, чтобы они, не дожидаясь одиннадцати часов, незамедлительно покинули помещение. Впоследствии он не мог объяснить причину своего странного волнения. Однако совершенно очевидно, его действия были инициированы наитием свыше и что именно Промысл Божий через инока вывел из опасного места рабочих, не понимавших, что происходит, однако вынужденных подчиниться.
Первоначальная их реакция на требование удалиться была очень неоднозначной. Однако недовольство сменилось чувством изумления и ужаса, когда почти сразу после ухода их из церкви колонна, находившаяся рядом с проповеднической кафедрой, в непосредственной близости к которой еще несколько минут назад находились рабочее, по непонятной причине вдруг обрушилась, буквально взломав значительную часть сводов.
Вне всяких сомнений, люди были спасены от мучительной смерти благодаря великой благодатной силе, исходившей от Чудотворной иконы Божьей Матери и Ее Пречистой Стопы, а также нетленным мощам Преподобного Иова, очевидным образом вразумившего монаха вывести всех из храма на час раньше срока.
Это удивительное событие настолько потрясло Николая Потоцкого, что он тотчас же пригласил за свой счет сразу шесть опытнейших архитекторов, которым повелел еще раз осмотреть фундамент с целью выяснения причин едва не свершившейся катастрофы. Проведя тщательное обследование строения, архитекторы установили, что к обвалу колонны никакого отношения не имеет ни фундамент, запас прочности которого был вполне достаточным, ни строительный материал, качество которого не вызвало никаких нареканий. Трагедия едва не произошла потому, что своды при строительстве не укрепили должным образом аркадой, вследствие чего они всей своей тяжестью сдвинули колонну с места (106).
Впрочем, это происшествие отнюдь не охладило ревности Потоцкого. Чтобы восстановить разрушенное, он пожертвовал новую, весьма внушительную сумму; а поскольку силы его заметно истощались, усугубил свою заботливость, чтобы храм был построен при жизни. С этой целью он пригласил из Львова так называемаго мурмейстра Щепановского, поставив перед ним задачу в максимально короткие сроки завершить процесс постройки, не затягивая проведение работ. В этой ситуации вновь проявился его твердый и решительный характер, не позволяющий останавливаться ни перед какими препятствиями в делах, угодных Богу и полезных человечеству.
Достойными уважения и даже восхищения являются та бережливость, с которой расходовались средства, та величайшая предусмотрительность, с которой заключались контракты на проведение различного рода работ, и, наконец, та аккуратность, с которой эти работы приводились в исполнение.
Чтобы не запасать впрок строительные материалы, значительная часть которых по окончании постройки остается лишнею, в условиях контракта всегда предусматривалась точная смета, составленная на основании скрупулезного подсчета строительного материала и трудозатрат (107), а закупка кирпича производилась по ценам, до смешного ничтожным - за выделку, выжег и вывозку из печи тысячи платили всего 1 руб. 5 к. (108).
К примеру, когда в 1784 году некий мастер по фамилии Злотницкий возводил большой купол на главной церкви, по чертежу составленному архитектором,то плата за эту многотрудную и искусную работу производилась поденно, и мастер получал в день всего 45 копееек, а его рабочие еще меньше, и то смотря по способности к плотничеству (109).
Плату получали каждый соразмерно своей способности и трудолюбию. Ни один проступок, или леность и небрежность к работе не оставались без взыскания, щедро рассчитываясь в то же время за конкретный труд.
Так, на устроение из монастырского материала восьми престолов, находящихся по разные стороны храма, в 1781 году был заключен контракт с резчиком, который обязался выполнить резные и малярские работы под мозаику и позолоту. За каждый побочный престол ему платили по 300 рублей серебром (110).
Все производимые из металла конструкции, необходимые при постройке церкви и корпуса, закупались в Станиславском горном заводе в Австрии и монастырскими подводами доставлялись на место; вследствие чего приобретение их обходилось гораздо дешевле, чем при покупке у многочисленных посредников, торгующих железом (111).
Каменные плиты для пола изготовлялись в Галиции, непосредственно в горах. Каменотесам за их каторжный труд платилось ничтожно мало: 28 злотых за копу т. е. 60 штук, Доставку же плит в Почаев осуществляли сами иноки (112).
Необходимая для постойки древесина доставлялась преимущественым образом из монастырского леса, однако иногда приобреталась из других, соседних лесов. Расценки были до смешного низкими. За самую лучшую сосну платили не более трех рублей, из соображений экономии посылая в лес своих плотников и пильщиков, заблаговременно приготовлявших по мере необходимости нужный материал непосредственно на месте и доставлявших его своими подводами. Поэтому материал обходился монастырю в три раза дешевле (113).
Если учесть все вышеперечисленные обстоятельства, как нельзя лучше свидетельствующие о бережливости и экономии братии, получавшей значительную материальную поддержку со стороны фундатора Николая Потоцкого, и его же разумном и ревностном наблюдении за ходом строительства, то в общем неудивительным будет, что дело строительства продвигалось быстро. В крайне сжатые сроки, в течение всего двенадцати лет (с 1771 по 1782 годы), братия успели построить не только огромный Успенский собор, поражающий своими масштабами, но и братский корпус, позволявший не только разместить значительное количество братии, но и обустроить монашеский быт.
В 1774 году созидательный труд увенчался успехом: на южном склоне горы было завершено строительство первого храма: церкви святой великомученицы Варвары, которая стала называться клабищенскою, потому что недалеко от нее в саду находилось кладбище.
История этой церкви, имевшей, как и многие другие, православное прошлое, весьма интересна. В лаврском архиве (114) содержится интересное повествование, относящееся к 1714 году, текст которого позволяет объяснить причину освящения церкви во имя великомученицы Варвары, по сути спасшей Почаев и прилегающие к нему окрестности от страшной эпидемии, унесшей великое множество человеческих жизней. История вышеназванной церкви, как и многие другие рукописи, написана на польском языке, но это нисклько не уменьшает ценность рукописи, свидетельствующей о древности названного храма. Когда эпидемия разразилась, православные почаевские иноки приняли решение ежедневно служить молебны «патронке доброй смерти св. Великомученице Варваре», и не только обитель, но и все примыкающие к ней земли были чудесным образом спасены заступлением этой величайшей угодницы Божией. Вследствие такого очевидного чуда тогдашний игумен Гедеон Левицкий обустроил в монастыре часовню с престолом во имя этой святой и обратился к Луцкому епископу Иосифу Выговскому с просьбой освятить ее. Не имея возможности лично присутствовать при освящении вследствие болезни, Выговский, будучи униатом и стремясь всеми силами закрепить свое влияние в православной обители, пожертвовал частичку мощей угодницы Божией, доставшейся ему в наследство от матери, внучки сподвижника Богдана Хмельницкого Иоанна Выговского. При базилианах часовня была разрушена, однако в память о ее прежнем существовании в честь угодницы Божией была освящена церковь, как ее называли тогда, кладбищенская.
Впоследствии, по изгнании базилиан, в 1864 году, церковь была переосвящена в честь преподобного Иова и обрела название пещерной, поскольку непосредственным образом примыкала к пещере, в которой подвизался великий Почаевский игумен.
Спустя два года, в 1776 году, в огромном чистом поле, на месте коронования Чудотворной иконы Почаевской Божией Матери, была сооружена каменная Рождество-Богородичная церковь, которая уже упоминалась выше в связи с коронацией иконы.
Обе эти церкви, равно как и соборная, в 1780 году, по благословению епископа Рудницкого, были освящены местным супериором Иеронимом Калитинским (115).
 Таким образом желание фундатора Потоцкого до кончины увидеть завершение грандиозного строительства исполнилось. После этого приснопамятного события он продолжал здравствовать на протяжении двух лет, имея величайшее утешение видеть воплощенную мечту в созданном им храме Божием.
Однако его земная жизнь неумолимо двигалась к завершению. Вследствие предательских немощей, терзавших его одряхлевшую плоть, он так и не решился навсегда переехать в Почаев. Однако непосредственно перед смертью получив разрешение самого папы римского, он все-таки принял монашеский постриг и по кончине, последовавшей 12 апреля 1782 года, в соответствии с последним желанием, высказанном в завещании от 26 июня 1774 года, был погребен базилианами по греко-униатскому обряду в церкви, которой он дал жизнь и которой отдал свою (116). Прах его до 1831 года(т. е. до возвращения обители в Православие) находился в склепе, по левую сторону от входа в церковь, куда базилиане позволяли входить каждому приходящему.
Как свидетельствуют церковные историки, забальзамированные останки Николая Потоцкого находятся там и по сей день, свидетельствуя о силе Божией и немощи человеческой. Отдавая дань памяти этому неутомимому человеку, который, несмотря на все свои ошибки и заблуждения, искренне возлюбил это святое место и приложил много усилий и средств, чтобы его благоукрасить, А. Н Муравьев отмечает, что «несмотря на разность исповеданий и на гонор польский, выражающийся во всех чертах этой горделивой фигуры», этот магнат, будучи личностью замечательною, сделал для дальнейшего процветания Лавры много добра.
К сказанному следует добавить, что когда в процессе постройки Успенского собора потребовалось разобрать прежнюю соборную Троицкую церковь, то храм был временно обустроен в новой братской трапезе; где совершалась Божественная литургия, а также пребывала Чудотворная икона, которая лишь в 1791 году была торжественно перенесена в новопостроенную большую церковь.
Если сопоставлять даты, то невольно возникает вопрос, почему Чудотворная икона не была внесена в Успенский собор непосредственно по освящении его? Ответ напрашивается сам по себе. Очевидно, строительство храма еще не завершилось, и уже после освящения, по кончине Потоцкого, интерьер его дорабатывался. Обустраивался алтарный киот, в котором впоследствии и была помещена Чудотворная икона, писались монументальные полотна, изображающие Великого Архиерея, Пречистую Деву, Апостолов, Пророков, Евангельские сюжеты, памятные события, помещенные в пышные позолоченные рамы, до сих пор украшающие внутреннее убранство храма, производилась позолота затейливой искусной резьбы и мастерски выполненных капителей, отделывались под мрамор карнизы, пилястры и колонны, вскрывались лаком статуи четырех Евангелистов и Ангелов, размещенных в различных участках храма. О масштабах этих работ свидетельствует огромная сумма в двадцать четыре тысячи злотых, уплаченая иконописцу Луке Долинскому (117).
Можно лишь искренне посожалеть о том, что незабвенный благотворитель обители Николай Потоцкий воздвигал храм для базилиан, а не иноков, хранивших святую Православную веру, ибо, вне всяких сомнений, он не ножалел бы средств ни на устроение иконостаса, ни на на приобретение приличной утвари и ризницы: но базилиане иконостасы не ставили, а об утвари и ризнице заботились недостаточно. У своего благотворителя, безотказно снабжавшего их любыми средствами, они выпросили деньги на орган и капельмейстра. Спустя некоторое время, в начале XIX столетия, поняв, что Почаевская обитель рано или поздно будет возвращена православным, базилиане со свойственным им лукавством попытались обустроить одноярусный иконостас, чтобы подчеркнуть свою близость к Православию. После того, как в Успенском соборе был поставлен новый иконостас, прежний поместили в церкви Кладбищенской.
Николай Потоцкий, как видим, внес воистину безценный вклад в благоустройство обители. Однако иноки и сами трудились достаточно много, чтобы приумножать имевшиеся у них средства, большая часть которых досталась им от их православных предшественников. О том, как базилиане управляли монастырским хозяйством, мы расскажем в следующем разделе.

Особенности управления базилианами монастырским хозяйством.

Лишь в спасении души награда.
Только в Боге наше бытие.
Защитит Господь от власти ада,
Если сердце дать ему свое.
Внешим благолепием прельстившись, -
Множа славу дома своего,
Утучнив себя,
             обогатившись,
В Вечность не возьмем мы ничего.
В мир иной уйдет земная слава,
Ублажавшая при жизни плоть.
Беззаконные,
           склоните главы
Призовет на Суд вас Сам Господь.
Тот, кто знатным стал,
                но неразумен,
Уподобится пред строгим ликом смерти
Твари,
      гибнущей от своего безумья,
Вместо обретения безсмертья.
ПСАЛОМ 48

Судя по грандиозному размаху строительства, можно было предположить, что Почаевская обитель в униатский период должна была благоденствовать и процветать, поддерживаемая средствами считавшихся единоверцами владельцами окрестных поместий, исповедовавшими латинство. Однако жизнь показала, что то же насилие и произвол, которым подвергались почаевские иноки, будучи еще православными, испытывали и базилиане. Графы Тарновские, ставшие наследниками многих землевладений приснопамятной основательницы монастыря Анны Гойской через Андрея Фирлея, лютеранина, некогда имевшего православные корни, сумевшего по смерти Гойской овладеть ее многочисленными имениями и претендовавшего на завещанные монастырю селения Орля, Савчичи, Комнатка и Старый Почаев, всячески притесняли монахов. Неоднократно нападая на обитель, они всеми правдами и неправдами пытались отторгнуть дарованный обители фундуш, не боясь ни закона человеческого, который должен был защищать монастырскую собственность здесь, на земле, ни Божией кары, которая, по словам Анны Гойской, должна была последовать на Небесах.
Дурной пример заразителен. Тарновским и Фирлеям стали подражать, причиняя тяжкие обиды монастырской братии дворяне Ледуховские и Пясочинские.
Какое отношение имели Тарнавские к монастырским землям? История  эта долгая и запутанная, однако попытаемся в ней разобраться.
Андрей Фирлей, от которого монастырь претерпел в свое время множество обид, в 1666 г. скончался, не оставив потомства – Господь не благословил его наследниками.
Сбылось начертанное:
 «Внегда судитися ему, да изыдет осужден, и молитва его да будет во грех. Да будут дни его малы и епископство его да приимет ин» (Пс.108,7).
Орлянское имение, из-за которого он совершил столько беззаконий, губя свою безсмертную душу, перешло к родной его сестре Софии Фирлеевне, впоследствии вышедшей замуж за графа Тарновского, который на основании этого брака получил право распоряжаться им как своей собственностью.
В скором времени Тарновский, обремененный долгами, уступил село Комнатку дворянину Ледуховскому, который, владея этим селом, находившимся по соседству к Почаевом, неоднократно опустошал монастырский лес, и, подобно самому Тарновскому, причинял обители множество обид.
Однако беззакония не могут твориться вечно. Когда Тарновский умер, на нем также сбылось предсказание Псалтири:
« Да взыщет заимодавец вся, елика суть его и да восхитят чуждии труды его» (Пс.108,11).
Овдовев, София Фирлеевна в 1690 году сочеталась вторым браком с дворянином Пясочинским, который, унаследовав имение, продолжил многолетнюю тяжбу с монастырем(118). У обители были отобраны крестьяне, проживавшие на фундушевой земле, монастырская гостиница, находившаяся там же, а кроме того, чтобы нанести инокам сокрушительный удар, им было запрещено пользоваться Старо-Почаевской водой.
Судебные разбирательства по этим вопросам составляют целые тома, из содержания которых видно, какую долгую и изнурительную борьбу вели с гордыми шляхтичами православные иноки в лице своих благочестивых игуменов, непрестанно отстаивая свои права в различных судовых инстанциях, как посрамлял Господь их притеснителей, которые, однако, не вразумлялись. В условиях торжествующей унии им оставалось единственное средство защиты от беззаконий – молитва, во всеоружии которой они неустанно взывали к Богу:
«Суди мя, Боже, и разсуди прю мою: от языка непреподобна и льстива избави мя» (Пс.42,1).
С этими же обидчиками столкнулись и базилиане, овладев монастырем. Однако будучи более искушенными в иезуитстве и имея надежную защиту в лице папских нунциев, они сумели поставить помещиков в зависимость от себя и таким образом вынуждали их смиряться.
Кроме того, базилиане успешно использовали немощи человеческие. К примеру, граф Станислав Тарновский, несмотря на постоянные посягательства на монастырскую собственность, по временам сам остро нуждался в помощи монахов, ссужавших ему необходимые суммы под залог имений. Привыкнув жить на широкую ногу и имея немалые долги, он часто испытывал потребность в наличных деньгах, которые на известных условиях монахи охотно предоставляли, не забывая, разумеется, оформлять закладные документы. Это давало им возможность пользоваться доходами с имений для монастырских нужд.
Так, в 1698 году, когда Почаевская обитель была еще в руках православных игуменов, Тарновский занял у монастыря сто тысяч злотых, обязуясь возвратить эту сумму в определенный срок, и в качестве обеспечения отдал ему во владение селения Комнатку и Старый Почаев (119). Однако ни он, ни его потомки не хотели исполнять принятые на себя обязательства, вследствие чего возникла новая тяжба, с течением времени перешедшая к базилианам.
Стремясь избавиться от этого долга и полагаясь исключительно на силу, Тарновские изощрялись в беззакониях, предъявляя к монастырю всевозможные претензии, не имевшие никакого законного обоснования. Они постоянно держали монастырь в напряжении, создавая различные препятствия по использованию земель, насылали гайдуков (дворовую прислугу) для разорения в Старом Почаеве монастырских пивных и винокуренных заводов, и с этими гайдуками базилиане иногда дрались до крови. Особенно отличалась графиня Анастасия, упоминавшаяся ранее.
Однако базилиане отнюдь не были такими смиренными и безответными, как православные. О подобных выходках со стороны Тарновских они тотчас же сообщали через папского нунция, проживавшего в Варшаве, самому королю Августу III, добившись в итоге в 1743 году дарования на имя супериора Ипатия Белинского привилегии, утверждавшей за монастырем владение селениями Комнаткою и Старым Почаевом (120).
Но Тарновские, не умея ограничивать себя в средствах, как истинные вельможи, продолжали весьма расточительную жизнь, вследствие чего постоянно испытывали острую потребность в наличных средствах, что вынуждало их, преодолевая крайне неприязненные отношения к Почаевскому монастырю, вновь обращаться к нему с просьбой о получении под залог столь необходимых для безбедного существования денег. Базилиане, уже столкнувшиеся с коварством Тарновских, просьбы их удовлетворяли, проявляя при этом крайнюю осмотрительность и заручаясь всевозможными надежными документами, подтверждающими их права на заложенные имения. Будучи достаточно образованными и искусными в ведении делопроизводства, заемные письма они составляли весьма обстоятельно, с соблюдением всех необходимых формальностей, конкретно указывая, на каком недвижимом имении обезпечивалась занимаемая сумма и соответствует ли ей стоимость заложенного имения. В случае возникновения каких-либо проблем письма немедленно предъявляли в судебном месте, не проявляя по отношению к должникам никакого снисхождения. Такого рода указания они получали от своих провинциалов, и, следуя им неопустительно, вполне успешно защищали монастырские интересы.
Изучая монастырские акты, можно натолкнуться на записи, из которых следует, что провинциалы зорко следили за выполнением долговых обязательств и требовали своевременного взыскания долгов. К примеру, провинциал Иоакинф Нестерский в 1782 году, обозревая Почаевский монастырь, дал супериору совершенно однозначное указание, чтобы долги, имеющиеся ко взысканию, немедленно были востребованы, и деньги приобщены к общей сумме (121).
Несмотря на изворотливость графа Тарновского и его явное нежелание расплачиваться по закладным, дело в суде было выиграно; и ему предстояло рассчитаться. С этой целью занятые в различное время суммы были сведены в единый список, вследствие чего оказалось, что граф задолжал монастырю девяносто три тысячи шестьсот рублей серебром. В 1812 году по приговору Сената долг был признан справедливым, и в обезпечение этого капитала базилиане получили от Тарновского закладные имения Новый и Старый Почаев, с деревнями Будки и Березина (122).
С другими должниками базилиане поступали подобным же образом, и почти всегда иски их были успешными, что объяснялось, помимо всего, огромным влиянием папского престола, защиту которого базилиане обрели путем ряда уступок, сделанных ими в угоду Риму.
Со второй половины ХVIII столетия по 1831 год монастырское хозяйство, возросшее до весьма обширных размеров, процветало и велось с размахом. Кроме юридики, фундушевых земель и заставного Почаевского имения от графа Тарновского, базилиане владели селами Москаливкою, Ванжуловом и Волицею, доставшимися им в качестве компенсации за часть суммы, полученной от фундатора Потоцкого, обезпеченной на этих имениях. В каждом из этих имений, умело ведя хозяйство, они успешно извлекали доходы от земледелия, пчельников, корчемных аренд и других оброчных статей.
По фундушевому и закладному Почаевскому имению монастырь получал при помощи ведения хозяйства практически все, что было необходимо для его содержания. Приобретать где-либо продукты питания вообще не было необходимости, поскольку рациональное ведение хозяйства давало возможность жить от трудов своих. Монастырь собирал вполне достаточное для пропитания братии количество хлеба, содержал для ведения сельскохозяйственных работ и других нужд лошадей, волов, коров, имел мелкий рогатый скот, овец, коз, свиней и домашнюю птицу, чего с избытком хватало и на продажу. Кроме того, известный доход приносили пчельники, мельницы, охотничьи угодья, рыболовный промысел, винокуренные заводы, медоварни и пивоварни.
Огромная экономия средств достигалась за счет того, что практически не использовался труд наемных рабочих. Все, кто занимался хозяйственными работами, - плотники, столяра, кузнецы, сапожники, портные, кожевники, работники типографии, рабочие на свечном заводе, конюшенные служители, кучера, повара, музыканты и вся монастырская прислуга были из своих крестьян. Они проживали в монастырских зданиях, имели незначительное жалование и были на полном монастырском содержании, получая от обители пищу и одежду. Кроме братии и новициантов, составлявших более шестидесяти человек, в монастыре проживали, находясь на полном иждивении, не менее тридцати музыкантов, которые, как и архитекторы, резчики, кровельщики, иконописцы с помощниками от монастыря, кроме жалованья, получали пищу. Так, в архивах мы находим сведения о резчике Матее Полиевском, который в 1781 году заключил с монастырем контракт на устроение побочных престолов, получив за каждый по две тысячи злотых, и сверх того ему и четырем его помощникам дозволено было пользоваться пищею в трапезе вместе с братиею и каждый день получать рюмку водки, гарнец пива и бутылку меду, а его помощникам давали водку и пиво по четвергам и воскресеньям (123). Таким образом, монастырь имел возможность оплачивать проводимые работы значительно дешевле; а пища и напитки, производимые в собственном хозяйстве, для него ничего не стоили, следовательно, «монастырь тогда имел всего в достатки и даже в избытке: погреба его были наполнены винами, водкой, ликерами, медом, пивом и проч.» (124).
Что касается селений Москаливки, Ванжулова и Волицы, на которых обезпечена была отдельная, пожертвованная Потоцким, сумма в триста тридцать одну тысячу пятьсот злотых, собственно на содержание при монастыре музыкантов, то базилиане с этого имения, находящегося на земле плодородной, получали доход весьма значительный. В каждом из этих селений был фольварк, собиралось много хлеба, были пчельники, мельницы, пруды, винокурни, корчмы, приносившие пользу и немалый доход.
В архивах Почаевской Лавры сохранились достаточно точные сведения о суммах, поступавших в казну вследствие такого рода дел, а также о тех расходах, которые предпринимались на строительство и благоукрашение храмов и содержание братии. Это связано с тем, что по возвращении Западных губерний к Российской империи правительство взяло под контоль сведения о финансовом состоянии базилианских монастырей. С этой целью униатским епископам и провинциалам было вменено в обязанность всякий раз при обозрении монастырей включать в свою визиту сведения о наличных суммах, а также о доходах и расходах за каждый истекший год. Этому контролю с 1802 года подчинился и монастырь Почаевский.
В частности, в 1802 году, произведя тщательную ревизию монастыря, епископ Стефан Левитский определил сумму в размере девятисот пятидесяти тысяч восьмисот девяноста двух злотых, обезпеченных на недвижимых имениях (125). В 1804 году, по распоряжению Священноначалия, была составлена на русском языке подробная опись монастыря, в которой было отмечено, что монастырь имел в наличии суммы в размере ста сорока тысяч восьмисот пятидесяти рублей серебром, из которых шесть тысяч восемьсот тридцать рублей составляли проценты, обезпеченные на недвижимых имениях помещиков Тарновского, Сангушки, Яблоновского, Држевецкого, Поляновского, Плятера, Мнишка, Бржостовского.
Впоследствии практика показала, что униаты, верные себе во всем, по-иезуитски утаивали часть доходов, ведя двойную бухгалтерию. Для этого у них имелась особая секретная книга, о которой более подробно будет сказано в следующих разделах.
Однако даже при грубых подсчетах очевидно, что монастырские доходы были внушительными. Они составляли, если верить документам, включая и названные проценты, составляли в год шестьдесят восемь тысяч восемьсот тридцать три злотых, в то время как расходная часть составила шестьдесят семь тысяч 667 злотых. Это свидетельствует о способности обители полностью обезпечивать себя всем необходимым (126).
Тщательно изучив монастырскую документацию, Преосвященный Амвросий (Лотоцкий) приводит следующие данные, которые, возможно, заинтересуют любителей статистики:
Итак, в 1812 году, по требованию униатского митрополита, были представлены подробные сведения о Почаевском монастыре, из которых видно, что в то время монастырь имел капитала 182 тысячи 125 рублей серебром, а годичного дохода от процентов и других источников имел одиннадцать тысяч 366 рублей и практически столько же расхода.
В 1814 году провинщалом Львом Дашковичем, вследствие обозрения монастыря, представлено сведение о суммах, из которого вытекает, что в то время монастырь имел капитала, обезпеченнаго на разных недвижимых имениях в размере миллиона ста восьмидесяти восьми тысяч 166 злотых польских, а годичного дохода от процентов и других источников получал 71 тысячу 773 польских злотых. В числе этого дохода показано 15 тысяч 500 злотых, поступивших собственно на молитвословие. Расход же в год, если верить предоставленной отчетности, составил 67 тысяч 595 злотых.
При визитах в 1815, 1816, 1817, 1818 и 1819 годах капитальных сумм  показывалось 182 тысячи 125 р. с. приход же в некоторые годы восходил до 12,756 р. с.
Разумеется, вышеприведенные суммы лишь условно показывают истинную картину, иллюстрирующую наличие и распределение имевшихся в распоряжении базилиан средств, т. к. в архивах не сохранились шнурованные приходно-расходные книги, следовательно, неизвестно, подвергались ли эти подсчеты надлежащему контролю. Кроме того, как отмечалось выше, вовсю процветала двойная бухгалтерия, и реальное количество доходов четко фиксировалось. Если же принять во внимание те весьма значительные средства, которые регулярно поступали от графа Николая Потоцкого, то становится очевидным, что лукавые базилиане утаивали большую часть доходов для своих целей.
Впрочем, с 1820 по 1831 год, т.е. за последние одиннадцать лет самих визит как таковых уже не было, и отчетность базилианами не представлялась. Они все более скатывались в тенета общественной реакции, и вместо того, чтобы молиться о властях и воинствах, все более активно интересовались политикой и действовали во вред государства Российского. Их главным занятием в этот период стало все более тесное сближение с Римом и многочисленные козни и хитросплетения, направленные против Православной Церкви и Российского правительства. Таким образом, налицо оказалась печальное зрелище: превращение монастыря из дома молитвы в вертеп разбойников, что со временем привело к закономерному краху, «яко оскуде преподобный, яко умалишася истины от сынов человеческих»(Пс.11,1).
Под свои беззакония лукавые базилиане, преуспевшие в искусстве иезуитства, подвели теоретическое обоснование. Рассмотрим. в чем оно заключалось.

Особенности религиозного образования и воспитания почаевских базилиан.Наказания, которым они подвергались за совершаемые проступки. Растущие политические амбиции и агрессия против Российской империи.Чудесное знамение грядущих изменений.

Бог наш в сонмище богов восстал;
Богов различных на Суд Свой призвал.
Доколе неправедный суд вам творить,
Стремиться нечестием им угодить?
Как сирым и немощным в правде ходить,
Смиренных и нищих по правде судить,
Избавьте убогих от нищеты;
От уз нечестивых,
                от их клеветы.
Не зная,
        как Богу богов угодить,
Пытаетесь в мраке греховном ходить.
Не делая то,
            что Господь вам велит,
Упорством колеблете недра земли.
Свой образ,
          подобие дав вам Свое,
Во всем уподобил людей Я Себе.
Веленьем Моим человек господин,
Хозяин земли и Всевышнего сын.
Но вы не почтили благого Творца,
Небесного Зову на вняли Отца.
Вы милости знать не хотели моей.
Падете,
       как всякий из бренных князей.
Могли быть богами,
                но как человеки
Умрете для славы Господней навеки.
Восстань же,
            о Боже,
                и землю суди,
Наследниче судеб народных,
                гряди!
Псалом 81
Со времен Дубенской генеральной капитульной конгрегации, учредившей в 1743 году подчинение базилиан генералу протоархимандриту и введение надзора за их действиями со стороны провинциалов, жизнь почаевских монахов решительным образом изменилась, и религиозность их мало-помалу начала принимать латинский характер. В соответствии с выработанными в Риме инструкциями, которые неукоснительно соблюдались, произошла реорганизация всей системы религиозного образования, утратившей связь с жизнью и насущными потребностями церковного домостроительства и включившей в себя схоластику и отвлеченную от духовных нужд народа философию. Неоднократно генералы протоархимандриты, провинциалы и даже супериоры через посредство нунция, а иногда и непосредственно вступали в общение с папою и получали различные строгие предписания на этот счет, Так. сугубо для базилиан было дано предписание принимать в обитель по двадцати и более юношей с целью подготовки нх к иночеству путем монастырского образования. Эти юноши назывались новициантами (новичками) и до принятия монашеского обета должны были безвыходно находиться в монастырских стенах, являя пример строгого послушания Священноначалию. Преподавателями их были сами же базилиане, имеющие хотя бы начатки образования и разбиравшиеся в каких-либо областях знаний. В соответствии с предписаниями, их стали называть магистрами новициата и профессорами, специализировавшимися на преподавании риторики, философии, арифметики, математики и прочих дисциплин. Обучение носило совершенно схоластический характер, науки преподавались новициатам на латинском языке. Основными предметами в процессе обучения являлись латинский и польский языки. Практически совершенно не изучался церковно-славянский, в результате чего воспитанники, по завершении курса принявшие монашеский постриг, даже став священнослужителями, едва умели читать по-славянски, да и то далеко не все. Это пагубно сказывалось на том, что даже при чтении Апостола или Евангелия во время литургии они порой допускали грубейшие ошибки, неправильно ставя ударения и самым недопустимым образом искажая смысл Богодухновенных слов. В процессе обучения новициантов в совершенно недостаточной степени знакомили с богословскими предметами, Священной Историей Ветхого и Нового Завета, литургикой. Впрочем, на провинциальной консультации, состоявшейся в 1792 году (127) в Мелецком монастыре было принято постановление, в соответствии с которым предписывалось высылать для получения высшего образования и изучения богословских наук из Почаевского монастыря в Папскую академию, состоявшую тогда при Виленском Университете, по четыре наиболее способных новицианта, которые, по окончании курса должны были возвратиться в свой монастырь с учеными степенями и наладить современный уровень образования. Прошедшие курс обучения в Папской академии, получив название амомнов, назначались в наставники и достаточно быстро продвигались по служебной лестнице, занимая преимущественно более высокое место в церковной иерархии, становились в обозримом будущем секретарями провинции, консульторами, супериорами и даже провинциалами. Впоследствии опыт показал, что эти амомны, выходя из академии ярыми папистами, становились злейшими врагами Православия. В 1795 году, когда при Императрице Екатерине 11 многие униаты из Западных губерний возвращались в лоно Православной Церкви, один из подобных амомнов, секретарь провинции, почаевский базилианин Януарий Громачевский написал протест против этого, называя воссоединение униатов с Православием делом клятвопреступным и богопротивным и обосновал свои сужния тем, что папа есть глава церкви, наместник Иисуса Христа, преемник Апостола Петра и что не принимающей этого догмата не может быть спасенным (128)
Вышеприведенный факт является, на наш взгляд, ярким примером того, к чему приводила пресловутая ученость почаевских базилиан, наглядно иллюстрирующих подлинные цели папистов, не жалеющих средств на отправку воспитанников некогда православного монастыря в Папскую Виленскую академию. Не вызывает никаких сомнений то, что немаловажную роль в этом разложении молодых монахов сыграли вездесущие иезуиты, деятельность которых в то время получила широкое распространение в России (129).
В своей деятельности на ниве образования и воспитания молодого поколения почаевские базилиане руководствовались книгой «Школа базилианская», составленной итальянским генералом протоархимандритом Петром Менниттием. В 1764 году она была переведена на польский язык и совершенно некритически принята базилианами как религиозно-нравственное руководство.
Разделяется эта книга на 32 главы, содержание которых полностью регламентирует жизнь членов базилианского ордена. Обращает на себя внимание ряд разделов.
Прежде всего, сугубо выделяется раздел, в котором подчеркивается необходимость доброго воспитания для желающих поступить в базилианский орден. Что включает в себя это воспитание и чем оно отличается от православного, можно понять из свода духовно-нравственных принципов, сформулированных в книге.
Составителем подробно разработаны способы предварительного сбора сведений о желающих принять монашество и особенности духовной жизни новоначальных (новициантов). В частности, обращается внимание на непременное подчинение новициантов Магистру и безусловное послушание последнему, подробно описывается помещение для них, в котором не может быть ничего лишнего, одежда новициантов, особенности их быта.
Ряд разделов посвящены тем духовно-нравственным принципам, которые составляют основу монашеской жизни: терпеливости и скромности монашеской, умерщвлении внутреннем и наружном, смирении, которое должны иметь монахи, внутренней и внешней молитве.
Особо подчеркивается важность соблюдения монашеских обетов: нищеты, целомудрия и послушания, необходимость внимательного отношения к таинствам исповеди и причащения, молитвенных монашеских упражнений, монашеского уединения и удаления от светских людей, сохранения и приумножения взаимной любви между братиею и примере монашеской жизни, который начальствующие должны подавать словом и делом.
Подробно расписаны обязанности церковнослужителей при богослужении, даны подробные наставления о том, как должны вести себя иноки во время трапезы и обязательности трапезного чтения.
В вышеперечисленных разделах содержится ряд рекомендаций, которые в целом не противоречат догматам Православной Церкви и не являются душевредными.
К сожалению, этого нельзя сказать о тех разделах, в которых содержится описание обрядов при совершении богослужения, где почти все заимствовано у латинян, наставлений новорукоположенным иереям, подчеркивающих требование даже в голосе и жестах подражать латинским ксендзам, описание весьма иезуитских способов исправления монахов.
Особое значение в этой книге уделяется описанию дел во славу Божию, совершение которых вменяется в обязанность базилианам, и том, как пользоваться отпустами.
Как омечалось ранее, некоторые религиозно-нравственные наставления в этой книге являются весьма полезными и вполне приемлемыми для православных иноков, однако больая часть из вменяемого в обязанность новицианту совершенно недопустимо.
Прежде всего это касается отклонений ультрамонтанских, связанных с совершенно неправильным толкованием сущности покаяния. Так, к примеру, в главе XXXII для ободрения новициантов говорится, что, когда они вступают в новициат и надевают соответственную этому званию одежду, то в то самое время получают полное отпущение грехов; когда в церкви пред Престолом прочитают пять раз Отче наш и пять раз Богородице Дево, то на пять лет отпускаются им грехи; когда в продолжение месяца занимаются богомыслием , то получают отпущение грехов на шестьдесят леть. Кроме того, в этом своде правил содержится обещание полного отпущение грехов всем без исключения базилианским инокам за странничество по чужим землям для распространения католической веры, за ношение благословенных папою римским медальонов и крестиков, за молитву о здравии папы, за прошение об искоренении еретиков и прочие «подвиги», отнюдь не предполагающие ни смирения , ни послушания, ни полного и глубокого покаяния (130).
Ознакомившись с этим трудом, мы можем наглядно представить, с какими религиозно-нравственное принципами почаевские базилиане соотносили свое поведение и какие взгляды на духовную жизнь формировались у них в результате подобного рода воспитания.
Истинно говорил Святой апостол Павел:
«Язычники, принося жертвы, приносят бесам, а не Богу. Но я не хочу, чтобы вы были в общении с бесами. Не можете пить чашу Господню и чашу бесовскую; не можете быть участниками в трапезе Господней и трапезе бесовской»(1 Кор.10, 20-21).
Впрочем, некоторые провинциалы, сумевшие сохранить хотя бы некоторое благоразумие и благочестие, при обозрении монастыря со своей стороны давали в руководство новициатов некоторые вполне разумные наставления, соответствующие духу аскетики. Так в 1782 г. провинциал Иоакинф Нестерский, обозрев Почаевский монастырь, «предписал супериору Калетинскому к точному исполнению, чтобы келии новициантов служили только для нощного отдыха, а в продолжение дня чтобы они, равно и другие монахи, всегда заняты были наукой, чтением, пением и другими послушаниями, чтобы не собирались по келлиям, не допускали участия в политических акциях,не позволяли себе смеяться и заниматься шалостями, чтобы неопустительно ходили на все богослужения, стояли на клиросе при Уставщике и занимались чтением и пением церковным, по уставу, чтобы в свободное от церковного послушания время, употребляемы были к работе, по свечному заводу и садовничеству, чтобы менее способные к пению и чтению, учились какому либо ремеслу и рукоделию, напр.столярству, слесарству, переплетничеству, музыке и пр» (131).
Провинциал Василий Роговский в 1790 году, произведя обозрение монастырей всей провинции и отметив в них некоторые безпорядки, в окружном послании супериорам предписал,
« чтобы поступающее в монастырь, если знают какое ремесло, продолжали упражняться в оном и по принятии монашества, впрочем, только для монастыря, а не для сторонних,— чтобы приуготовляли себя к профессии по крайней мере лет шесть,— чтобы правила о klawzurze (о воспрещении входа в монастырь без предварительного спроса) строго были соблюдаемы,—чтобы никто из монастыря один не выходил, ни на самое короткое время,— чтобы женский пол в монастырь не входил, а тем более ни под каким видом в нем не жил,— чтобы по келлиям не было сборищ и погулянок,— чтобы ввечеру всв входы в монастырь были заперты, и ключи находились у начальствующаго,— чтобы вообще занимались чтением Слова Божьего, Святых Отцев, житий святых, и исповедывались каждый месяц,— чтобы братия, являясь к супериор,у получали у него благословение, равно и выходя от него,- чтобы у иноков не было ни у кого щегольской мебели, - чтобы никто из братии ни к кому не посылал писем без предварительных показаний оных супериору и чтобы супериор, прочитавши предъявленное ему письмо, хотя бы видел, что в нем содержится на него донос или жалоба, не скрывал его, а дозволял отправить оное па почту по адресу,— чтобы супериоры старались всячески сами исправлять погрешности подчиненных им иноков и не всякий раз доносили Провициалу, а в случае непринимающих никакнх домашних мер к исправлению,— чтобы всякий безнравственный поступок был замечаем в черную книгу, для предъявления ему — Провинциалу при обозрении монастыря,— чтобы братия получали все, что им следует (рrо visctu еt  аmictu), наконец, чтобы в монастыре не было пьянства чрез употребление горелки (132).
Изложенное выше, не должно смущать вдумчивого читателя, ибо, как и везде, среди почаевских базилиан, разумеется, были иноки благочестивые, искренне стремящиеся к спасению, были заблудшие, впавшие в обольстительную прелесть, и, к сожалению, были те, для кого монашеский постриг не стал судьбоносным поворотом на пути в Царствие Небесное.
Поэтому в монастыре существовала отработанная система наказаний за различные проступки, которые фиксировались супериором на протяжении определенного периода, а затем, как правило, спустя три месяца, рассматривались на заседании Духовного капитула. Вразумление могло быть различным в зависимости от степени тяжести проступка –от устного выговора до публичных телесных наказаний ременной треххвосткой -дисциплиной. Магистр капитула всякий раз фиксировал приговор в капитульной книге.
Необходимо отметить, что в последние годы базилианского присутствия в Почаевском монастыре нарушений дисциплины было зафиксировано значительно больше. Ощущалось, что дух благочестия и высокой нравственности упал, монахи, заменив внутреннее делание на внешнее, стали распаляться утробой, разжигать страсти, интересоваться политикой, забывая о том, что, собственно, пришли в монастырь, чтобы научиться смирению, послушанию и стяжать дар молитвы. На них исполнились слова Священного Писания о том, «что дружба с миром есть вражда против Бога» (Иак.4, 4).
Особенно явственно воинственность их проявилась во время пребывания в монастыре генерала протоархимандрита Петра Важинского, имевшего непосредственное общение с самим папой. Находясь под защитой высшей духовной власти, базилиане осмелели настолько, что стали откровенно высказывать свое недовольство существующим строем и активно вмешиваться в различного рода политические акции. Многие оставляли унию и переходили в латинство. Имея в руках типографию,они стали печатать возмутительные иезуитские книги, основной целью которых было нанесение вреда Православию (133)
Так, в 1784 году униаты, высокомерно называвшие православных схизматиками, установили прочный контакт с русскими старообрядцами, которые по сути были раскольниками, не признанными ни одной церковью мира. Однако это не смущало базилиан, которые настолько вошли к ним в доверие, что в результате даже договорились о совместной издательской деятельности. С этой целью ими был приглашен из Климовского посада Черниговской губернии старообрядец Василий Железняк, щедрой рукой поставивший им раскольнические книги. Его, разумеется, никто не считал схизматиком, наоборот, с ним даже заключили договор на отливку славянских букв по оставленному специально для них образцу, и впоследствии наладили выпуск старообрядческих книг, которые печатали тысячами (134). Очевидным является лукавство, проявленное и с одной, и с другой сторон, потому что старообрядцы всегда подчеркивали, что борются за чистоту веры и не вступают ни в какие отношения с иноверцами, а униаты называлираскольниками православных.
Все тайное рано или поздно становится явным. В 1800 году Правительство Российской империи узнало об этом сговоре, и над базилианами нависла серьезная опасность. Однако, будучи достойными последователями иезуитов, они не выпустили ситуацию из-под контроля, поскольку имели в Петербурге своих агентов. Станислав Сестренцевич, являвшийся митрополитом латинских церквей и председателем Латинской коллегии, которой были подчинены униаты, узнал об этом и немедленно сообщил почаевскому супериору о грозящей опасности. Он особо подчеркнул, что монастырю угрожает великая беда, поскольку в столице империи уже знают, что в нем печатаются раскольнические книги. Базилиане, искушенные в различного рода интригах, не теряя времени, воспользовались предостережением, чтобы тщательно замести следы.
Когда правительство через Губернское управление и Кременецкий земский Суд затребовало официальный отчет о книгах, напечатанных в Почаевской типографии с 1797 года, типограф Спиридон Кобернский, по поручению монастыря с готовностью доложил, что монастырем вдействительности печатались латинские книги богословского содержания, перечень которых он тотчас же услужливо предоставил В то же время строго наказуемый законом факт массового печатания книг старообрядческих, т.е. раскольнических, он, разумеется, решительно отрицал. Доказать же что-либо было практически невозможно, поскольку все следы преступной деятельности были уничтожены (135).
Так лукавым базилианам удалось на некоторое время обмануть правительство своей мнимой лояльностью и отсрочить разбирательство по данному вопросу. Более того, этот весьма удачный для них поворот событий воодушевил униатского епископа Стефана Левицкого, окрыленного успехом, на встречное требование, поражающее своей наглостью. В качестве компенсации за неподтвердившиеся подозрения он стал в довольно категоричной форме испрашивать Высочайшего дозволения самостоятельно печатать в монастырской типографии разнообразные книги духовного содержания, контроль за изданием которых обещал осуществлять непосредственно. Введенный в заблуждение этим внешним смирением, Государь Император 4 мая 1800 года изволил дать Свое Высочайшее соизволение на подобного рода деятельность. Это развязало руки хитрым баазилианам, которые настолько стали усердствовать в сеянии плевел посредством подмены текстов, написанных на русском языке и умышленно искаженных, что вскоре явили свое подлинное лицо, показав себя недостойными этого высокого доверия (136).
Христианские догматы, оставшиеся незыблемыми с древнейших времен, они стали излагать и печатать с католическими пояснениями и исправлениями, тем самым умышленно умаляя их значимость. Эти явно неканонические действия базилиан постепенно стали расшатывать то хрупкое доверие к ним, которое все еще существовало, изобличая их сомнительное и неблагонамеренное поведение.
 « Кто сотворит и научит, - сказано в Святом Евангелии, - тот великим наречется в Царствии Небесном» (Мф.5, 19).
Того же, кто сотворит зло и научит, как им руководствоваться, ждет неминуемая расплата, ибо «смерть грешников люта, и ненавидящие праведного прегрешат» (Пс.33,22).
Необходимо отметить, что происшедшие с 1795 года изменения в общественно-политической жизни, связанные с третьим разделом Польши, повлекли за собой присоединение значительного количества польских и западнорусских земель, в числе которых оказалась и многострадальная Волынь, в состав Русской Империи, что в значительной мере изменило положение и в монастырях. Из России были окончательно удалены иезуиты, принесшие множество неисислимых бед Православию, и униатская иерархия первоначально хотя бы формально освободилась от католического влияния, став, как и прежде, епархией самостоятельной.
Существенным образом изменился и состав Священноначалия. Вместо Стефана Левицкого, скончавшегося в 1808 году, униатской кафедрой стал руководить Григорий Коханович, известный своим благочестием и приверженностью к России. По прибытии в епархию он тотчас же поселился в Почаевском монастыре, где проводил жизнь достойно, любил молитвенный труд, говорил по русски и открыто выражал свою неподдельную преданность России. О его верноподданнических настроениях свидетельствует, к примеру, такой факт.
Едва взойдя на кафедру, Коханович тотчас же направил во все униатские монастыри и храмы пастырское благословение молитвенно поминать Государя Императора Александра 1 во время богослужений. Чуждый базилианской изворотливости и двоедушия, начисто лишенный чисто внешнего фанатизма иезуитского толка, этот архипастырь своим благочестием оотчасти напоминал приснопамятного Феодосия Рудницкого. Он открыто проявлял свои симпатии к православным священникам, публично хвалил православные обряды, носил бороду, не стриг волос и выражал готовность возвратиться вместе с вверенной ему паствою в лоно Православной Церкви. Поэтому и политика властей по отношению к Почаевскому монастырю была сдержанной и осмотрительной; его е пытались лишать никаких прав, и даже наоборот, всячески поощряли, расширяя полномочия. Впрочем, это привело в итоге к негативным последствиям, однако, следует полагать, что последующее изобличение базилиан, со временем увлекшихся политикой и занявшихся антигосударственнй деятельностью, также осуществилось под воздействием Божественного Промысла, все тайное сделавшего явным.
Интересную параллель между Рудницким и Кохановичем можно было бы продолжить, ибо как первый настоятель, так и последний, в отличие от остальных, были благочестивы и умеренны в своих взглядах, проявляя во многом приверженность к истинной вере и оставили после себя добрую память. Думается, что это совпадение отнюдь не случайно.
Необходимо отметить, что в это время Почаевский монастырь был главным местом пребывания униатских властей, что также в некоторой мере объясяло, почему Русское правительство до поры проявляло осмотрительность и веротерпимость, не трогая обители и давая ей достаточно широкую самостоятельность. Здесь проживали униатский епископ с клиром, генерал протоарархимандрит, провинциал, консульторы, прокураторы и другие весьма ответственные в церковной иерархии лица, и это придавало ему определенный статус. Поэтому, помимо разрешения на печатание книг, Высочайшим Повелением было дозволено открыть в Почаеве Уездное училище, преподавателями в котором были главным образом все те же базилиане, искушенные в иезуитстве. Кроме того, власти не препятствовали деятельности духовных школ для новициатов, имеющих, как оказалось впоследствии, четко выраженные идеологические цели и воспитывающие в соответствующем духе постоянно обитающих в монастыре послушников. Эти школы содержались на монастырские средства и не требовали каких-либо затрат со стороны казны, что обезпечивало их самостоятельность и независимость от властей. Базилианам же это обстоятельство давало дополнительные возможности лишний раз подчеркнуть свою безкорыстную благотворительность, хотя, разумеется, содержа духовные школы, они имели прежде всего возможность реализовать определенные общественно-политические задачи, чем и занимались преимущественным образом. Впоследствии, когда стал достоянием гласности факт ведения двойной бухгалтерии, позволявшей утаивать часть доходов и использовать их для поддержки крамолы, цели эти стали очевидными.
Лукавые базилиане, помимо прочего, своим мнимым смирением и постоянно выставляемой напоказ заботой об образовании молодежи как бы проявляли себя с наилучшей стороны, доказывая лояльность к Российской власти и склоняя ее на свою сторону. И хотя преподавание в этих школах велось исключительно на латыни, а языком общения между учащимися и преподавателями был польский, правительство до времени предпочитало не задумываться о возможных последствиях такого рода воспитания, осуществляемого в совершенно нерусском духе, изо всех сил пытаясь сохранить хрупкий мир в доставшихся России после раздела Польши землях.
Еще раз напомним, что многие неискушенные в догматике люди, будучи далекими от Церкви, и вовсе не видели разницы между униатами и православными. Мнение о безобидности и даже некоторой полезности базилиан сложилось и в высших кругах имперской столицы - Петербурга.
Чтобы не быть голословными, приведем следующий факт.
Когда в 1823 году Волынский Православный епархиальный архиерей Стефан по случаю пожара в г. Остроге, в результате которого сгорел монастырь, где размещалась епископская кафедра, представил Святейшему Синоду прошение об возвращении Почаевского монастыря в Православие, его совершенно не приняли во внимание. Путем различных проволочек дело это через министра Духовных дел князя Голицына, очевидно,подкупленного униатами, было передано Государю Императору Александру I в соответствующей огласовке. Самодержец Российский, вняв аргументации, предоставленной Голицыным, в вежливой форме ответил отказом, мотивировав его тем, что бализиане законопослушны и активно занимаются миссионерской деятельностью. Позиция Государя окрылила униатов, практически развязав им руки.
Архимандрит Амвросий (Лотоцкий), глубоко вникнувший в содержание данной проблематики, не без некоторой скорби отмечает, как возрадовались униаты, когда узнали о переданном  2 августа 1823 года униатскому митрополиту Иосифу Булгаку Высочайшем соизволением оставить все по-прежнему «по тому уважению, что в Почаевском монастыре находится значительное общество монахов Базилианского ордена и содержатся учебные заведения. Схватились за это Базилиане, когда митрополит Иосиф Булгак передал им в подлиннике отношение князя Голицына об этой Высочайшей воле,—они тотчас заявили таковое в Кременецких актах, и, торжествуя свою удачу, начали отзываться о ней пред Православными с насмешкой.
..Больно было слышать об этом Православному Волынскому архиерею преосвященному Стефану: но он еще утешал себя надеждою, что рано или поздно Почаевская Святыня возвратится к прежнему своему Православию»(137).
Для укрепления этой надежды, казалось, появились некоторые основания.
Промысл Божий в конце октября 1823 года направил стопы Государя Императора Александра I непосредственно в эти края. Возвращаясь из-за границы, он проезжал через Острог и даже заночевал в этом древнем западнорусском городе. Будучи чрезвычайно благочестивым, Государь изъявил желание отстоять архиерейскую литургию, что несказанно обрадовало Преосвященного Стефана, так как давало возможность в личном общении продолжить животрепещущую тему.
Владыка приложил множество усилий, чтобы принять Государя соответствующим его высокому положению образом. Богослужение совершалось чинно, стройно и соответственно требованию присутствия Императора. Архиерейский хор также оказался на высоте
«Государь приехал в одинадцать часов вечера в субботу. Преосвященный Стефан, в полном архиерейском облачении, окруженный Духовенством, при многочисленном собрании народа, с крестом и святою водою, ожидал у погоста приходской Острожской Пятницкой церкви. Дорога в царскую квартиру нарочно проложена вблизи этого погоста. Заметив церковный парад, Государь велел остановиться экипажу, вышел из коляски, подошел к Архиерею, и благоговейно приложился к святому кресту. При этом случае Преосвященный встретил Государя краткою речью. Та же приходская, бедная деревянная церковь и назначена для Архиерейского на другой, день богослужения. Со свитою пешком пришел в храм из квартиры (квартира была в доме Острожского владельца, князя Яблоновского). Погода была благоприятная: шествие Государя совершалось между двумя рядами Учеников Семинарии и Училищ. По входе Государя в церковь, тотчас началась литургия, которая продолжалась не более часа. Архиерейским хором управлял придворный певчий Берлинский. За клиросом стоял Государь и благоговейно молился.»
Когда богослужение подошло к концу, христолюбивая душа Государя Императора раскрылась навстречу архиерею, который приложил столько усилий, чтобы скрасить скудость средств и тесноту помещения. Самодержец видимым образом расположился к общению и удостоил владыку беседой.
Преосвященный, пользуясь предоставленной ему возможностью, со всей дипломатичностью, но твердо попытался ввести Государя в сущность волновавшего его вопроса.
«После обедни Император потребовал Преосвященнаго Стефана к себе в квартиру, принял весьма милостиво, и благодаря за совершение Богослужения, выразился:
«Благодарю Вас, Преосвященный, что Вы так чинно и стройно служили литурпю, но неужели в г. Остроге для этого случая, не было храма благовиднее?»
Епископ ответил, что, по случаю истребления пожаром в 1821 году монастыря, других лучших церквей не имеется.
«Нельзя ли починить погоревший монастырь?»- снова спросил Государь.
Епископ ответил:
«Архитекторы приезжали и осматривали, но по их смете, требуется на починку более миллиона рублей, и притом этот монастырь, как окруженный еврейскими домами, не будет безопасен от пожаров и на будущее время.»
«Слишком много миллиона рублей на починку», - сказал Государь,- «но Архиерейская кафедра не может быть без помещения и без приличного Соборного храма: я подумаю об этом.»
 Все эти слова Преосвященный Стефан, по возвращении от Государя Императора, с точностию передал членам Консистории и Начальствующим Семинарии, которые тогда пришли поздравить Архипастыря,. с- благополучною встречею Государя. Один из старших духовных сановииков спросил Преосвященного:
«Не было ли речи у Императора о Почаеве?»
 Его Преосвященство ответил:
«Не можно было воспоминать об этом, так как недавно получено извещение о Высочайшей воле, чтобы Базилиане там оставались и на будущее время.»
 В продолжении этого разговора явились к Преосвященному с визитом некоторые генералы, составлявшие свиту Императора. В числе их был Генерал Дибич, впоследствии Фельдмаршал, Граф Забалканский. И они повторяли, что Государь остался весьма доволен и встречею и Архиерейским Богослужением, но только сожалеет, что в г. Остроге нет приличного Соборного храма. Дибичу епископ Стефан передал все, что было представлено о Почаеве, и какие права имеют Православные на этот монастырь. Геперал обещал вновь довесть об этом до Высочайшего  сведения.Если действительно Дибич исполнил свое обещание, то можно полагать, что с того времени снова стали думать в С.-Петербурге о возвращении Православным Почаевской обители. Ожидали только случая к тому. Этот случай скоро открылся. Базилиане сами открыли его, и торжество их было не долговременно. Они слишком надеялись на человека «) и утверждали плоть мышцы своея на немь, а сердце их отступало от Господа» (Ис. XVIII. 5)(138).
Воистину, могло ли быть иначе, если цели, которые преследовали базилиане, совершенно не совпадали с теми, которые ставили перед собой люди православные и не имели ничего общего с главной задачей - спасением безсмертной души. Чуждое древней христианской вере мировоззрение рано или поздно должно было дать свои плоды. Православные на потяжении более чем векового периода смирялись со своим положением гонимых и попираемых, во всем следуя Подвигоположнику Христу, призывающему Своих последователей:
 «Любите враги ваши, благословляйте проклинающих вас.  Добро творите ненавидящим вас, и молитеся за творящих вам напасть и изгоняющих вас» (Мф.5,44-46).
Как бы ни тешили себя базилианеиллюзией вседозволенности, однако, помимо воли человеческой есть всеблагая воля Божия, и когда исполняются сроки беззаконий, Божественная Десница сокрушает нечестивых.
Хотя все это происходит нелегко и не сразу, и первоначально истинным христианам, как и сказано в Евангелии, попускаются скорби, ибо «многими скорбями подобает… внити в Царствие Божие» (Деян.14,22).
Внешне все, как и раньше, обстояло для базилиан совершенно благополучно. Свобода совести их не только не нарушалась, но и всячески поддерживалась различного рода уступками со стороны властей. Они не только сумели подтвердить свои старые привилегии, но и получили некоторые новые. Так, в частности, министр внутренних дел в 1827 году вновь предоставил Почаевскому монастырю разрешение печатать книги и даже позволил заниматься литографией. Базилиане, как окажется впоследствии, не теряли время даром. Они тайно печатали запрещеную литературу, распространяли прокламации и изо всех сил пытались посеять отвратительные плевелы антирусских настроений, совращая приходящих к ним богомольцев.
Однако эта антигосударственная деятельность, прикрываемая внешней лояльностью по отношению к власти и на протяжении определенного времени попускаемая Богом, завершилось раз и навсегда в силу сложившихся общественно-политических обстоятельств, в которых базилиане явственно проявили свою истинную сущность.
Истинно сказано: «Пред очами Господа пути человеческие, и Он измеряет все стези его»(Притч.5,22).
Как отмечалось выше, положение православных продолжало оставаться крайне неудовлетворительным. Архиерейская кафедра, которая после пожара в Остроге не могла там оставаться ввиду отсутствия соответствующих помещений, вскоре нашла пристанище в небольшом местечке Аннополе, состоящем в Острожском уезде, где и разместились, несмотря на тесноту и скудость, консистория, семинария и училище. Преосвященный Стефан, так усердно и самоотверженно ходатайствовавший перед Государем за возвращение Почаева в Православие и неустанно молившийся об этом, в конце 1828 года был переведен из Волыни в Вологодскую епархию. Его место преемственно занял на Волынской кафедре переведенный из Уфы Оренбургский епископ Амвросий (Морев). Перемены созревали, они буквально носились в воздухе. Тот кратковременнный мир, ради которого власти старались ни в чем не ущемлять интересы базилиан, наконец разрушился, увлекая за собой в пропасть крамолы множество людей.
9 ноября 1830 года Польша восстала. Мятеж, начавшийся в Варшаве, постепенно расширялся и довольно быстро охватил не только пределы королевства Польского, но и западные губернии России, где обрел всемерную поддержку у многих проживающих там поляков. В преступных действиях крамольников приняли деятельное участие и почаевские базилиане, до времени скрывавшие свои убеждения, после чего монастырь и был возвращен в лоно Православия.
Это событие назревало давно, о чем неложно свидетельствовали различные знамения Божия гнева, наблюдаемые в обители.
Вспомним, как Господь наш Иисус Христос, обращаясь к «роду лукавому и прелюбодейному», скорбно отмечал:
«Иже есть от Бога, глаголов Божиих послушает: сего ради вы не послушаете, яко от Бога несте» (Ин. 8,14).
Ранее мы уже неоднократно убеждались, что нечестивые деяния человеческие попускаются до определенного времени, а затем если не наступает покаяние, вершатся праведные Суды Божии.
Живая вера как бы видит Христа (Евр.11,27). Для взоров ее тайны домостроительства Божия делаются открытыми. Так было на всем протяжении истории Почаевской обители, когда заступление являлось видимым образом через Пресвятую Богородицу, преподобного Иова и сонм Небесных Сил безплотых. Так произошло и в судьбоносном 1831 году.
Обращает на себя внимание то, что непосредственно во время грозных событий, происходивших в Польше, в 1831 году в соответствии с премудрым Промыслом Божиим в Почаевской обители произошло удивительное явление, которое стало как бы предзнаменованием грядущей судьбоносной перемены в монастырской жизни: возвращении древнего прославленного монастыря в недра Православной Церкви, которой он принадлежал с незапамятных времен.
Очевидцы упомянутого явления лично свидетельствовали, по словам Преосвященного Амвросия, как во время присопамятных событий, именно в мае месяце 1831 года, когда «все монашествующие Базилиане, коих было человек до 50-ти, стояли в церкви на утреннем служении, внезапно послышался необыкновенный гром, подобный пушечному выстрелу, грохот и гул от которого разнесся мгновенно в Успенском соборе, по сводам зданий и по монастырским коридорам. Устрашенные сим Базилиане бросились из церкви куда кто знал, и куда кто попал, для розысков о том, от чего произошла такая нечаянность. Во время сих розысканий в пещерной церкви они нашли, что свод сей церкви посредине треснул, от чего на нем сделалась щель или трещина, на всем пространстве длины оной церкви, каковаго свода разлом произвел упомянутую тревогу. Невозможно в точности передать тех ощущений, которыми поражены были Базилиане при виде столь явного предзнаменования. Чего-то уму человеческому непонятного, как о том и сами Базилиане тогда твердили. Если разлом и треск сводов был действием случая, то почему это не случилось прежде или после 1831 года? Оставляя кому угодно доказывать, что своды пещерной церкви треснули от натиска мусора и камней, оные покрывавших, или тем, что осел фундамент лицевой стены пещерной церкви, или по влиянию других каких либо физических причин, мы не погрешим, если скажем в простоте веры и чувств сердца, что трещина сводов была знамением или таинственным глаголом небесным, возвещавшим тайну судеб Божиих, определивших удаление из сея обители Базилиан, не законно ею владевших» (139).
Если использовать образную символику, то справедливо будет провести параллель между образовавшейся в своде трещиной и той трещиной, которую в свое время образовала богопротивная уния в Единой Соборной Апостольской Церкви, основателем которой был Сам Господь наш Иисус Христос. Что как не упразднение унии могла означать эта трещина?
Вспомним о грандиозном мятеже, разразившемся в это время в Варшаве, в котором приняли самое деятельное участие почаевские базилиане, долго вынашивавшие в недрах монастыря крамолу и наконец показавшие свое истинное лицо. Как только в Польше вспыхнуло пламя восстания, охватившее также часть Волыни и Подолии, они тотчас же решительно встали на сторону поляков. Нарушив принесенную ими клятву о верноподданичестве, «отверзе уста своя в хулении к Богу» (Апок.13,6), презрев монашеские обеты, разъединяющие их с миром и не позволяющие заниматься политикой, они практически всем составом монастыря заняли неприкрыто враждебную России позицию, сначала тайно, а потом и открыто помогая заговорщикам золотом и серебром, приготовленным для этих целей, как оказалось в результате расследования их деятельности, заблаговременно. На протяжении ряда лет в монастыре велась своя подпольная бухгалтерия, и, следовательно, имелись значитльные неучтенные средства, утаиваемые от провинциалов. Вывод напрашивается сам по себе: измена вынашивалась давно, о чем будет подробнее сказано позже. Но, пожалуй, самым страшным в сложившейся ситуации было то, что базилиане подали пример неблагочестия и клятвопреступления своей пастве. А ведь Священное Писание нас предупреждает:
«Не искусиши Господа Бога твоего»(Мф.4,7).
Очевидцы, в числе которых оказался житель местечка Почаева Стефан Малицкий, восьмидесятилетний старик, бывший портным при Почаевском монастыре более двадцати лет, свидетельствовали, что во время приезда в Почаев предводителя мятежников Дверницкого «приставшие к нему Почаевские базилиане забрали лучших монастырских лошадей, прицепивши сабли сбоку, верхом, даже без седла, разъезжали по местечку, и побуждая других к воссстанию, как бешенные кричали»(140)
Кроме того, используя типографию, они массово печатали воззвания к восстанию и всячески привечали у себя зачинщиков бунта. Впрочем, иначе не могли и быть, ведь мировоззрение базилиан на протяжении всего времени их существования было прокатолическим, иезуитским, совершенно чуждым Православию, истинной хранительницей которого была и оставалась Российская империя.
Архимандрит Амвросий ввиду особой важности событий, описывает их подробно. Обратимся к этим описаниям
«В 1831 году в апреле месяце Главнокомандующий 1-ю армиею Генерал-Фельдмаршал Граф Сакен и Волынский и Подольский военный Губернатор Левашев донесли Государю Императору, что Базилиане  Почаевского монастыря изобличили себя в содействии преступным замыслам польских мятежников. Назначена военно-судная коммисия. Она приступила к делу в мае того же1831 года и раскрыла слдующие факты:
С 1824 года супериор Почаевского  монастыря Иоанн Скифский, впоследствии Архимандрит, был воспитанником Виленского Университета, известного тогда своим направлением в отношении к Польше. Скивскому, бывшему ранее секретарем в Русской провинции, и после того получившему в свое управление Почаевскую обитель, были подведомственны все капиталы оной, все наличный суммы и все источники к умножению этих сумм. Но уже с 1826 года что-то скрытое и подозрительное таилось в его управлении монастырем. С этого именно года прекратилась всякая запись прихода и расхода церковных  сумм. Провинциалом, обязанностью которого было ежегодно обозревать монастырь во всех его частях, и проверять приходо-расходные книги и наличность монастырских сумм, почти во все время супериорства Скивского, был некто Билинкевич. Хотя он имел постоянное жительство в Почаевском монастыре, но делал ли когда в эти годы сказанную поверку, также неизвестно; а за три месяца до возстания поляков он скончался. Таким образом все следы о монастырских капиталах пред Правительством закрыты; и, когда военно-судная коммиссия доискивала сведения о них, Скифский ссылался на умершего, и отвечал, что он ни о чем не ведал. Впоследствии найдена на чердаке братского корпуса, спрятанная в мусоре, секретная книга о какой-то сумме запасной. Из книги видно, что этой суммы было в приходе 1,473,453 злотых, а за расходом оставалось в наличии 785.052 злотый, и сверх того суммы, отданной разным лицам на процент 529,817 злотых: но кто и когда  спрятал эту книгу па чердак, и куда девалася сумма, ни Скифский, ни казначей Постанкевич, ни никто из монастырской братии не сознался. Нет сомнения, что эти деньги потому и назывались суммою запасною и приватною, что она запасалась не для монастырской надобности, а для сторонних—польских мятежников. Конечно, все это делалось втайне в стенах монастырских, дабы не было известно властям; поэтому самая книга названа секретною. Но вот и открытые действия клятвопреступников: В Волыни и на Подоли возстание разширялось: Почаевские Базилиане ждали мятежника—Генерала Дверницкого. Возжением огня на монастырской галлерее, зажжением корчмы в местечке они дали сигнал, по которому спешили в Почаев злоумышленники. Явился с полчищем Дверницкий: Базилиане сделали ему встречу, пригласили в монастырь, служили молебен с коленопреклонением, просили для него победы, предложили угощение, вручили ему суммы, собранные помещиками и хранившиеся в монастыре, дали запасы хлеба и лошадей. Восемь человек монашествующих, два монастырских служителя и 45 жителей, глядя на монахов,  присоединились к мятежникам. Эти и подобные действия уже не могли быть тайными. Дверницкий, преследуемый войсками нашего корпусного генерала Ридигера, ушел из Почаева. поступки Базилиан обнаружены. Найдены даже прокламации, печатанные в монастырской типографии и разсылавшиеся от Дверницкого к помещикам Волыни, Подолии и Украины. О всем этом доведено до сведения по Начальству. (141)).
То, что базилиане нашли защитника и покровителя в мятежном генерале, а многие из них, оставив иночество, пошли к нему в мятеж, введя в соблазн и часть паствы, окончательно определило их дальнейшую судьбу.Прежняя лояльность властей, основанная на их ложном смирении, сменилась трезвой оценкой их деятельности как откровенно враждебной, направленной на подрыв авторитета Российской империи и , вследствии этого, противозаконной.
После подавления восстания Император Николай 11 однозначно распорядился, чтобы «Базилианский  Почаевский монастырь со всею церковною принадлежностью, недвижимым имением и капиталами передать в ведомство православного Греко-российского монастыря»(142). Спустя некоторое время Священноархимандритами Почаевской обители стали епископы Волынские и Житомирские, затем Варшавские, и, наконец, снова Житомирские.О новом периоде в жизни монастыря мы расскажем в следующих разделах.

Возвращение  Почаевского монастыря в лоно Православия. Составление описи имущества. Сопротивление базилиан изъятию монастырских ценностей.Восстановление исторической справедливости.

Радость наша нечаянная,
Богом в спасенье дана.
Вновь стал православным Почаев,
Восстав от духовного сна.
И вновь с возроженной надеждой
В древних святых стенах,
Жизнь вспоминая прежнюю,
Кто-то скорбит о грехах,
Молит Царицу Небесную
Язвы былого простить,
В скорбной юдоли тесной
Души к добру обратить.
Чьи-то сердца окаянные
Светлой любовью согреть,
Вымолить покаяние,
Тлен победив и смерть.
Наконец наступило долгожданное возвращение Почаевской обители к Древней Восточной Церкви, отвечавшее вековым чаяниям исконно православного народа Волыни. Это была великая духовная радость, соответствующая той исторической справедливости, которая, наконец, была установлена. Кроме того, было принято решение здесь же, в монастыре, обустроить резиденцию епархиального архиерея, разместить консисторию (Церковный суд) и Духовную семинарию, пребывавшие после пожара в Остроге в крайне стесненных обстоятельствах в местечке Аннополь. Православие вновь утвердило себя на Западе.
Вновь, как и ранее, восстановилось преемство Православных архипастырей, которые как Волынские архиереи возвратили в свое управление и эту обитель, первоначально просто как монастырь, хотя и имеющий древнюю и многославную историю, а спустя три года уже как одну из Лавр, по древности почти не уступающую Киево-Печерской, и с 1834 года начали именоваться Священноархимандритами Почаевской Успенской Лавры.
Первым Волынским архиереем после возвращения обители стал преосвященный Амвросий(Морев), пришедший на эту кафедру после перевода преосвященного Стефана в Вологодскую епархию в 1828 году. При всей кратковременности управления епархией, преосвященному Амвросию выпало много рутиной работы, связанной с передачей церковно имущества, а также нелегкий труд переобустройства обители, возвращенной в Православие. Сердце его было исполнено великой ревности о Господе, о которой можно сказать словами псалмопевца Давида:
«Возвеличил еси Господи над всем имя Твое Святое (Пс.137, 2).
Государь Император Николай II, тщательно вникнув в положение дел на Волыни и поняв, каким неизмеримым благом станет для людей этого края обращение их в Православие, которое с древнейших времен исповедовали их предки, изволил принять личное участие в определении дальнейшей судьбы обители. Он внимательно рассмотрел и по размышлении утвердил предложенный Главным Управлением Духовных дел иностранныого исповедания план действий относительно древней православной святыни, нелегко и не сразу возвращаемой в лоно истинной Церкви.
Продуман этот план был весьма тщательно, с учетом специфики местных условий, особенностей национального характера некогда православных, но совращенных в унию местных обитателей, которых нужно было убеждать, а не принуждать вернуться к своим истокам, и заключался в следующем.
Прежде всего, им определялась дальнейшая судьба монахов — базилиан: тех, кто находился в это время в Почаевской обители, и тех, кто пребывал под следствием в связи с участием в бунте или как зачинщик смуты содержался в Киевской крепости. С ними власти обошлись весьма лояльно. Было решено незамедлительно перевести их в различные базилианские монастыри в соответствии с назначением Греко-униатской коллегии, не подвергая каким бы то ни было преследованиям за веру и наказав за содеянные беззакония лишь участников приснопамятного бунта. Исключение до определенного времени составили лишь те, кто был ранее ответственным за монастырское имущество и казну, ибо пришедшим на их место православным инокам необходимо было, тщательно разобравшись в делах, обезпечить передачу всех принадлежащих монастырю ценностей на законном основании в ведомство Греко-Российской церкви. До прибытия Православного духовенства вышеперечисленным базилианам даже было благословлено совершать священнодействия, чтобы молитва в обители не прекращалась и ее славные святыни чтились подобающим образом.
Учитывая неприязненное отношение базилиан к происходящим переменам и их активное нежелание к честному сотрудничеству, проявленное ранее, а теперь даже не скрываемое, особое внимание обращалось на необходимость осуществления строгого надзора за прежними владельцами обители с целью избежания расхищения церковного имущества. Тем, кому было благословлено осуществлять этот надзор, предписывалось наблюдать, чтобы церковная утварь и разнообразные предметы, служащие для благоукрашения храма, не были вывезены униатами в неизвестном направлении. В то же время было принято решение без малейших проволочек передать в ведение духовенства униатского те церковные вещи, которые не употребляются в Церкви Православной.
Особо отмечалась важность передачи ВСЕХ церковных и богослужебных книг, находящихся в самой обители и в типографии, которые в связи с многочисленными догматическими искажениями были совершенно не пригодными для использования православным духовенством.
Передача эта должна была производиться бережно, с минимальными потерями для униатов и строжайшим соблюдением закона. К примеру, были даже продуманы меры по переводу Почаевской типографии в Полоцк, где предполагалось учредить Греко-униатскую академию. После происшедших событий это было чрезвычайно великодушное решение, совершенно изобличающее измышления о жестокости подавления Польского восстания и нарушения Российскими властями свободы вероисповедания. Все издержки, необходимые для проведения этого мероприятия, предполагалось осуществить за счет монастырских доходов; оговаривая, однако, возможость передачи типографии путем переговоров Греко-Российскому епархиальному Священноначалию в случае каких-либо осложнений и недоразумений.
Особо отмечалось, что сдачу церковной утвари, капиталов и прочей монастырской собственности, недвижимого имения, бумаг и документов необходимо производить по описям и инвентарям в присутствии облеченных доверием чиновников, которым предполагалось поручить надзор за приемом конфискованных имений.
В многочисленных помещениях, принадлежавших обители, согласно распоряжению Святейшего Синода, предполагалось обустроить резиденцию Волынского епархиального архиерея, а также Церковный суд (консисторию) и Духовную семинарию. Предстоял длительный и трудоемкий процесс формирования новых кадров взамен тех, кто был до основания поврежден латинством, воспитания новоначальных иноков и будущего духовенства в духе Православия. В связи с этим уровень духовного образования должен был оставаться высоким, а мировоззренческая основа – претерпеть радикальные изменения.
Одной из главных причин перевода епархиального архиерея в Почаевскую обитель была настоятельная необходимость обезпечения высочайшего качественного уровня православных богослужений в связи с необходимостью ненасильственным путем искоренять приверженность многих местных жителей к унии.
В переданном Преосвященному предписании Обер-Прокурора Святейшего Синода князя Мещерского, в частности, отмечалось, что Почаевская обитель назначается местом пребывания архиерея в силу ряда причин, весьма важной из которых является насущная потребность, в том, « чтобы совершение главнейших священнодействий самим архиереем, с принадлежащим ему штатом и хором певчих, своим велелепием и свойственною обрядам восточной Церкви торжественностью могло заменить пышность, с какою Базилиане старались отправлять богослужение в сей обители, поражая чувства простолюдинов музыкою не только органов, но и целого оркестра»
Кстати, уже тогда князь Мещерский попросил Преосвященного обдумать вопрос о незамедлительном возвращении Православию цельбоносных мощей «иеромонаха известного под наименованием Железо» и предоставить Святейшему Синоду свое суждение по этому вопросу на безотлагательное рассмотрение и утверждение.
Необходимо отметить, что проживание на территории монастыря Волынского архипастыря никоим образом не должно было изменить его статуса, что оговаривалось сугубо. Иными словами, вернувшись в Православие, обитель должна была остаться прежде всего местом молитвенных воздыханий иноков и приютом богомольцев, на протяжении длительного времени лишенных возможности посещать эту древнюю православную святыню. Монастырская жизнь не только не упразднялась, но и всемерно поддерживалась вплоть до укрепления ее опытными иноками, переведенными с этой целью из Киева, Чернигова и Курска.
После того как Главноуправляющий Духовными делами иностранных исповеданий Статс-Секретарь Блудов совместно с Обер-Прокурором Святейшего Синода представили Государю Императору вышеперечисленные соображения, последовало Высочайшее повеление:
«1) Почаевскую Успенскую обитель, по многочисленности стекающихся в оную богомольцев, по великолепию ее церквей, обширности и огромности зданий, учредить Православным монастырем перваго класса, присвоив ей наименование Лавры.
2) Священноархимандриту сей новоустроенной Лавры быть всегда Волынскому архиерею, имея для помощи по управлению монастырем особаго благонадежного и достойного Архимандрита, с наименованием Наместника.
3) Сверх епископского штата для безостановочного и приличного совершения богослужения определить 12 иеромонахов, 4 иеродиакона с нужным числом служебных монахов.
4) Назначить монастырских служителей.
5) По соображении, какие нужны в зданиях сей обители перемены и исправления, предоставить Святейшему Синоду для особого доклада о том Его Императорскому Величеству.
би) Волынскому и Подольскому военному губернатору вменено в обязанность обратить на это дело особенное внимание, чтобы, по сношении с Волынским архиереем, употреблены были меры, дабы при передаче монастыря устранены были безпорядки от людей зломыслящих, и вся церковная принадлежность сохранена была бы в целости, чтобы для наблюдения за сим, при приеме обители, избраны были со стороны гражданской и духовной лица испытанной честности и совершенно благонадежные, чтобы, во избежание утайки принадлежностей обители, для соображения, при передаче монастыря, переданы были от главного Управления грекоунитскими делами, описи и визиты  Почаевского монастыря, составленные за несколько лет пред сим Грекоунптским епархиальным начальством;—чтобы, немедленно началось непрерываемое отправление Православными богослужения,—чтобы в недостатке для этого монашествующих были вытребованы таковые из Киева и Чернигова, по сношении Волынского архиерея с преосвященными сих епархий,—и чтобы Святейший СИНОД озаботился неотлагательным избранием в Почаевские наместники архимандрита, известного умом, кротостью нрава и строгими правилами, так и штатных иеромонахов отличного поведения, и хорошо образованных(143).
Передавая Святейшему Синоду вышеперечисленные предписания и сугубо подчеркнув факт согласования их с военным Губериатором Левашовым и Статс-Секретарем Блудовым, Обер-Прокурор Свягейшего Синода лично обратился к Волынскому Преосвященному с просьбой представить Святейшему Синоду как можно более подробные сведения о предстоящей перестройке монастырских зданий с учетом особенностей Православной архитектуры. Он предложил ему обдумать предполагаемые издержки, неизбежные в данном случае, определив источники финансирования и наличие возможности осуществлять его за счет имеющихся в монастыре средств, а также предоставить подробный перечень церковной утвари и облачений, которые должны быть отданы базилианам, и тех, которые после освящения можно будет использовать для нужд православных.
Кроме того, предложив предварительно составить подробный перечень церковных книг, находящихся в монастырском книгохранилище и в типографии, тщательно проанализировав, какие из них подлежат возврату базилианам, а какие должны оставаться в монастыре; Обер-Прокурор известил также, что для участия в приеме Почаевской обители, с его стороны, назначен служащей в Свягейшем Синоде при отделении Духовных дел греко-российского исповедания Коллежский Ассесор Войцехович.
Святейший Синод, получив от Обер-Прокурора все вышеписанные сведения и предначертания, Указом от 2 октября 1831 года за № 11183, предписал Преосвященному Амвросию, Епископу Волынскому и Житомирскому, приняв их как руководство к действию, обезпечить следующие позиции:
«1) чтобы по принятии главной церкви Почаевской обители, без промежутка времени открыто было в ней Православное богослужение,
2) чтобы назначенный в Почаев Архимандрит, по совершении пред литургией освящения воды, и окропления всей церкви, внес на престол православный антиминс и затем приступил к священнодействию Божественной Литургии;
3) чтобы, если престол устроен не во внутренности отделенного иконостасом алтаря, из снисхождения к мнению и привычке посетителей, оставить оный в настоящем виде до усмотрения, дабы перестройкою не делать продолжительной остановки в богослужении;
4) чтобы для окончательного на будущее время разрешения о способе внутреннего устройства церкви, было представлено обстоятельное описание с рисунками;
5) чтобы сверх архиерейского штата, ввести в Почаевскую обитель до 12 человек священнослужителей—иеромонахов и вдовых священников, которые все были бы довольной образованности, способны добрьм своим поведением подавать назидательный пример;
6) чтобы, если окажется неудобным наполнить монастырь таковыми людьми, просить их у преосвященных — Киевского митрополита, Черниговского архиепископа и епископа Курского, хотя на годовый срок на первый раз;
7) Святейший СИНОД  предписал и этим архипастырям к удовлетворению сего требования;
 8) чтобы было представлено Святейшему Синоду обстоятельное мнение, какой определить на будущее время штат монашествующих для  Почаевского монастыря, как для новоучрежденной Лавры;
9) чтобы Святейшему Синоду было доставлено сведение какие здания предназначаются для помещения архиерея и монашествующих, и какие для Семинарии и Училищ, и приложены были бы планы распределения таковых помещений»(144).
Призвав епархиального архирея действовать в полном соответствии с вышеизложенным отношением Обер-Прокурора, Святейший Синод обратился к нему с просьбой высказать аргументированное мнение о достойной кандидатуре наместника, сугубо подчеркнув дальнейшие перспективы развития Почаевской обители и возможное в скором времени изменение ее статуса. Внимание Преосвященного Амвросия было, в частности, обращено на то обстоятельство, что «когда предположения о новом устройстве Почаевской обители достигнут надлежащей зрелости и полноты, тогда о наименовании оной Почаевскою Успенскою Лаврою, и о том, что в разрядах Православных обителей, после трех существующих Лавр, она будет занимать место, подписан будет, доклад Его ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ»; (145).
В то же самое время Преосвященный Амвросий получил и отношение от Генерал-Губернатора Левашова, который, прилагая отзыв к нему Статс-Секретара Блудова с изъяснением всего, что могло иметь какое-либо отношение к этому чрезвычайно важному и весьма деликатному делу, известил его, что «для приведения в исполнение ВЫСОЧАЙШЕЙ ВОЛИ О передаче Почаевской обители в ведение Православных, по местным обстоятельствам должно действовать со всею быстротою, точностью и согласием во всех распоряжениях» (146).
Как показало время, опасения Генерал-Губернатора были отнюдь не безосновательными, а предпринятые меры –продуманными и своевременными: базилиане встретили присланных к ним полномочных представителей светских и духовных властей с нескрываемым презрением и отказались добровольно сотрудничать с ними.
Таковым было начало тех грандиозных перемен, которые полностью изменили облик многострадальной обители после освобождения ее от униатской зависимости.
А впереди предстояла огромная рутинная работа по проверке приходно-расходных книг, изучению состояния дел и составлению описей всего монастырского достояния, пренебрегать которой было совершенно недопустимо. Поэтому при зрелом размышлении для приема Почаевской обители со всем ее движимым и недвижимым имуществом, капиталами и документами в ведение православных Преосвященный Амвросий назначил чрезвычайно ответственных и уважаемых лиц, известных своим благочестием: ректора Волынской семинарии архимандрита Флавиана, ключаря кафедрального собора протоиерея Наркисса Новицкого, Кременецкого протоиерея Григория Рафальского, наместника Дерманского монастыря иеромонаха Иоанникия, иеромонаха Загаецкого монастыря Маврикия и вдового диакона Белецкого. Первые два, получив архипастыркое наставление, уже 4 октября поспешили в Почаев, чтобы ознакомиться с положением дел на месте, изучить обстановку, настроения местных жителей и действовать в соответствии с необходимостью.
6 октября в архиерейскую резиденцию в Аннополе прибыли чиновник Обер-Прокурора Святейшего Синода Коллежский Ассесор Войцехович и командированный от Генерал-Губернатора жандармский Поручик Киреев. Присутствие последнего, как впоследствии показали обстоятельства, оказалось чрезвычайно важным в связи с теми агрессивными настроениями, которые владели базилианами и их готовностью всячески препятствовать передаче имущества монастыря Православию.
Воистину неложны слова Святого Писания, гласящего:«Се даю вам власть наступати на змию и на скорпию и на всю силу вражию: и ничесоже вам не вредит. Обаче о сем не радуйтеся, яко дуси вам повинуются: радуйтеся же, яко имена ваши написана суть на небесех» (Лк.10,19-20).
7 октября упомянутые нами чиновники отправились в Почаев вместе с присоединившимися к ним по распоряжению архиерея протодиаконом Красицким и Секретарем Консистории Карашевичем. Ректор семинарии, ключарь и прочие духовные лица, прибывшие с целью участия в акте передачи, остановившись в доме приходского священника в Старом Почаеве, ожидали прибытия гражданских чиновников. Обстановка была неспокойной, потому что слухи о предстоявшей передаче монастыря в ведение Православных в продолжение этих дней стали всеобщим достоянием. Базилиане спешно приводили в порядок дела, и, нужно полагать, пытались замести следы и спрятать имевшиеся ценности, а местные жители в предчувствии возможной потери собственности в связи с переменой власти, тщетно донимали их просьбами возвратить данные им залоги. В конце концов, чтобы нормализовать обстановку и избежать провокаций, по распоряжению местной полиции, в ночь на 9 октября у входов в монастырь был выставлен военный караул; а к 12 часам утра прибыл новый отряд солдат. В два часа дня для исполнения возложенных на них обязанностей прибыли чиновники и совместно с духовными лицами приступили к исполнению данных им поручений.
Архимандрит Амвросий следующим образом описывает это приснопамятное событие.
«В 4 часа по полудни велено Базилианам собраться в трапезу для выслушания Высочайшего повеления. Все почти они были пьяны. Когда им было о том объявлено и затем предложено расписаться в слушании, и что они сдадут Лавру со всем ее имуществом Православному Духовенству без всякой утайки, они воспротивились, требуя, чтоб им предъявлен был ВЫСОЧАЙШИЙ именный указ за собственным Его ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА подписанием, и чтобы сдача отложена была, покуда они не получат от своей Консистории на то предписания. Грубость, сопротивление и дерзость простирали до неимоверного неистовства. Разнося водку в трапезной зале, наливали ее друг другу, подносили с насмешкой Ректору Семинарии, кричали, шумели, и ничто не могло вразумить их, и, если бы не военная сила, расставленная в коридорах, удерживала их, допустили бы себя до большого буйства. Тщетно были предлагаемы убеждения: они упорствовали, и никто не хотел подписаться.
Так прошло время до 8 часов вечера; и приниматели монастыря видя, что с пьяными нельзя ничего сделать, распустили их по келлиям; а хранилища, кои можно было открыть, по указанию некоторых из наших, знающих обитель, опечатаны, и везде по корридорам и при выходах усилен караул. Буйные еще и тут кричали, что никто не имеет права печатать их монастырские хранилища; один даже стремился оторвать печати, но был удержан угрозою военной силы.
На другой день—10 числа от старшего в монастыре (этим старшим был в то время викарий иеромонах Иакинф Вышатицкий, а настоящей началыник Архимандрит Скифский, казначей иеромонах Постанкевич и другие старшие содержались в Киевской крепости) потребованы описи, инвентари, документы и сведения, что у кого на руках находится,—и чтобы все монастырское имущество по оным было сдано. Не только на словах, но и на бумаге на письменное требование Вышатицкий ответил, что Архимандрит Скифский, когда его с другими высылали в Киевскую крепость, не сдал ему ни инвентарей, ни описи, ни церковной утвари, никакого имущества, ни капиталов, ни актов, ни документов; а потому предоставляет чиновникам принимать только то, что находится на руках иеромонахов—Кассира (Казначея) Лонгина Шавурского, Прокуратора Павла Дзелинского и Экклесиарха Саллюстия Иллясевича.
Вследствие такого ответа Вышатицкого монастырское имущество принималось от помянутых лиц не по описям, документам и инвентарям, а только то, что эти лица на память показывали, и что могло быть случайно найдено: почему принимателями, при самой передаче монастыря, и составлена новая опись принимаемому имуществу»(147).
В этот же приснопамятный день ректор Волынской Духовной Семинарии архимандрит Флавиан с сопровождавшими его священнослужителями, не допуская ни малейшего отлагательства этого важнейшего дела, торжественно совершил водосвятный молебен и окропил святой водой Успенский Собор. После завершения освящения впервые за сто десять лет православным духовенством было совершено вечернее богослужение, а на следующий день на православном антиминсе, внесенном в алтарь, отслужена по Православному чину Божественная Литургия.
Можно только представить, с каким благоговейным чувством совершалось священнодействие в храме, овеянном легендами, пред чудотворным ликом Богородицы и Ее Цельбоносной стопой.
Этот знаменательный день навсегда вошел в историю Почаевской обители как день возвращения ее в лоно святого Православия, начало возрождения ее былой славы.
Спустя некоторое время на Гору Почаевскую прибыл Преосвященный Амвросий – первый православный архиерей, ступивший на эту благословенную землю после многих лет базилианского господства. Уже с 25 октября в обители стали проходить архиерейские богослужения, приводившие местных жителей и богомольцев в сердечное умиление своим строгим церковным благолепием. Таким образом была открыта новая страница в истории монастыря.
Однако для того, чтобы восстановить его жизнедеятельность во всей полноте, необходимо было защитить его достояние.
Комиссия по приему ценностей напряженно работала на протяжении двух месяцев, -с 10 октября по 25 ноября 1831 года, тщательно изучая положение дел. Результатом ее деятельности стало составление подробнейшей описи монастырского имущества, по которой мы можем составить более или менее полное представление о тех богатствах, которыми владел Почаевский монастырь в эту эпоху и сравнить его состояние с тем, которого он достиг до совращения в унию. Что же при таком яростном сопротивлении было принято от базилиан при передаче ими Почаевского монастыря в руки Православных?
Обратимся к документам.
Итак, комиссия приняла прежде всего четыре церкви, построенные на месте имевшихся старинных православных храмов, обращенных алтарями, как и полагалось, к востоку и варварски разрушенных базилианами, чтобы изгладить из памяти людской славное прошлое древней православной обители.
Теперь же в наличии имелись следующие храмы:
«I. Каменная соборная Успенская, алтарем обращенная к северу, с двумя башнями и большим на средине куполом, покрытым медыо; прочие части храма покрыты железом не крашенным. По внутреннему состоянию церковь эта принята со всеми на стенах иконами и другими изображениями, какие в ней находятся и теперь с киотом, где след стопы Божией Матери, с живоносным источником воды, с резным, позолоченным иконостасом об одном ярусе,—с запрестольным киотом, в котором, до устроения в 1861 году нового иконостаса, помещалась Чудотворная икона Божией Матери, писанная на дереве, в ризе из крупного и мелкого жемчуга с двумя золотыми венцами на Спасителе и Богоматери, украшенными рубинами и алмазами, с так называемыми побочными алтариками, в длину церкви при стене устроенными, на которых Базилиане служили тихие мессы — с несколькими, по местам, конфессионалами (в роде будок) резьбою и позолотою украшенными, в которых Униатские духовники исповедывали народ,—наконец с органом и музыкальными инструментами.
б) Церковь пещерная, алтарем на восток, во имя Святой Великомученицы Варвары, занимающая пространство под галереею в длину на 87, а в ширину на 10 локтей, с резным, местами позолоченным иконостасом, и с большим на север отверстием, ведущим в пространную пещеру в скале, где в гробнице за стеклом почивали мощи Преподобного Иова, Игумена Почаевского.
в).Церковь теплая во имя Святыя Троицы, устроенная в нижнем этаже, с западной стороны братского корпуса, занимающая пространства в длину 7 саженей 2 аршина, а в ширину две сажени и 2 аршина, с иконостасом простой работы. Во всех этих трех церквах были лавки для сидения, по подражанию латинам.
г).Церковь каменная Рождество-Богородичная, разстоянием на версту, с восточной стороны от монастыря, построенная в том месте, где в 1773 г. совершалась коронация Чудотворной иконы.
д).Каменная колокольня при соборной церкви, отдельно построенная в два этажа, покрытая железом, в которой было только четыре колокола; самый большой весил 200 пудов» (148).
Помимо вышеописаных храмов и колокольни, монастырю принадлежал построенный из кирпича на средства Николая Потоцкого братский корпус высотой в два этажа, примыкающей с двух сторон к соборной церкви и составлявший с ней единый архитектурный ансамбль. Исходя из описаний, стены его в то время не были оштукатурены, а кровля в значительной мере сгнила .Там же была размещена неоднократно упоминаемая ранее типография, в которой имелись четыре печатных станка, что на то время представляло значительную ценность. Вспомним, однако, как и для чего использовалась эта типография, во времена преподобного Иова служившая источником просвещения народа, а с приходом базилиан ставшая рассадником еретических плевел.
Вместе с братским корпусом были приняты размещенные в нем жилые кельи с находившейся в них мебелью, кухня и трапезная со всей необходимой утварью, свечная лавка, в которой были обнаружены боле пятидесяти четырех пудов очищенного воска и изготовленные из него свечи. Под корпусом находились обширные погреба, со всевозможными напитками - от меда (74 бочки) до прекрасного разносортного виноградного вина, преимущественным образом венгерского, хранившегося в бочках (в наличии оказалось 20 бочек отборного вина) и в бутылках (415 бутылок), изрядные запасы водки, несколько бочек самых разнообразных наливок, а также множество бутылок с ромом, портером, старым медом и разными ликерами. Из всего этого можно было сделать однозначный вывод, что базилиане были весьма далеки от аскетических подвигов своих православных предшественников и пребывание в монастыре скрашивали обильными возлияниями, неустанно заботясь о том, чем ублажить плоть. Вспомним, как даже простые дворовые люди – гайдуки, в памяти которых еще сохранялись строгие нравы православных обитателей монастыря, обличали их, говоря, что они совсем не похожи на тех монахов, которые обитали здесь ранее.
Опись показала также, что базилиане, усердно заботясь об удовлетворении личных потребностей, проявляли весьма незначительный интерес к ризнице и весьма мало пополняли ее. Несколько лучше обстояли у них дела с церковной утварью, однако, по отношению к размерам монастыря и огромному количеству паломников, постоянно находившихся в стенах обители, а также если учесть реальные доходы. которые имел монастырь, утварь была все-таки достаточно скромная. Не исключено, разумеется, что многие ценные вещи базилиане успели припрятать или вывезти, однако на момент ревизии в наличии оказалось, по свидетельству архимандрита Амвросия следующее:
«Четыре серебрянных напрестольных креста; 20 серебрянных больших и меньших потиров с необходимыми принадлежностями; 2 серебрянные дарохранительницы, 17 серебрянных лжиц; 14 копий; 5 серебрянных кадильниц; 5 серебрянных лампад; 2 серебрянных подсвечника; Всенощное серебрянное блюдо с чашками и сучцем; серебрянных разных привесок 520, — весу в них 1 пуд 9 лотов; 6 серебрянных реликвариаров (сосудов для хранения мощей) весу в них 11 фунтов 28,5 лотов; а во всех озиаченных утварных вещах серебра весу два пуда три с половиною лота; 5 напрестольных Евангелий в серебряном по местам окладе;186 фелоней с эпитрахилями, из разной штофной, бархатной и шелковой матерш; 49 подризников; 20 диаконских стихарей с орарями; 32 покровца; 3 митры; и палица и другие мелкая вещи, как то: занавесы, покрывала, наплечники и 15 латинских риз. Все эти различныя вещи большею частью ветхи и малоценны»(149).
Богослужебных книг, необходимых во время совершения служб, при учете того, что у монастырь на протяжении нескольких веков имел превосходно оборудованную типографию, было также отнюдь не много. В описи зафиксировано наличие 26 служебников, 4 экземпляра Апостола; 4 Псалтири; 21 Часослов, 10 Октоихов, 8 Ирмологионов, 2 экземпляра месячных Миней; 13 Триодей; 4 Трефологионов, 4 акафистника; 26 каноников. Все эти книги, кроме одного экземпляра Миней, напечатанного в Москве, были изданы в Почаевской типографии.
Опись, как и предполагалось изначально, подтвердила наличие весьма значительного количества книг самого разнообразного содержания на языках преимущественно латинском и польском, а также на французском, немецком и русском, по прежде составленному базилианскому каталогу, до 2 тысяч томов. Впрочем, и по этому каталогу недоставало 185 номеров.
С библиотекою была принята также и достаточно хорошо оснащенная типография, имевшая 4 печатных станка, один из которых предназначался для печатания литографий,—запас славянских и польских букв, медные доски для тиснения икон, фигуры на дереве для тиснения образов, медные формы для отлития букв, медные штемпели для отливания медальонов и прочие типографские принадлежности, 485 стоп бумаги и 362 тюка кииг разнообразного содержания на славянском и польском языках, некогда печатавшихся в этой типографии. Все это надлежало тщательно пересмотреть, отделив зерна от плевел, и надлежащим образом распорядиться.
Необходимо отметить, что базилиане привели в негодность или разбазарили многие церковные ценности, доставшиеся им от православных. Так, если сравнивать ранее упоминаемую опись церковных вещей, произведенную в 1831 году, то следует сделать малоутешительный вывод, что, по сравнению с визитой Почаевского монастыря, составленной в 1823 году, многого попросту не оказалось. Выводы напрашиваются сами по себе, хотя в этой связи можно только развести руками и вспомнить существующую пословицу: «Не пойман-не вор».
Необходимо отметить, что на территории монастыря имелось еще много строений различного назначения: большой каменный дом, в котором впоследствии разместились архиерейские покои, еще один дом, выложенный из камня и покрытый черепицею, находившийся за монастырской оградой, в который была переведена Православная консистория, а также каменный гостинный дом близ колокольни, продолживший свое функциональное использование. Кроме того, в достаточно приличном состоянии сохранились большое деревянное строение, в котором при базилианах жили музыканты, певчие и размещалась приходская школа, дом экономический, конюшня, сараи, амбар, кузница, слесарня и другие хозяйственные постройки.
Достойным удивления стал факт, свидетельствовавший, что имевшие огромные доходы базилиане не слишком заботились о сохранности недвижимости, имевшейся в их владении: крыши на большинстве строений были гонтовые, ветхие, и естественно, нуждались в реставрации, хотя прежних хозяев это обстятельство, похоже, не волновало.
Хозяйство в монастыре было мощным, разветвленным, и, как говорят в наше время, имело свою инфраструктуру. На свечном заводе был выстроен специальный дом, оборудованный принадлежностями для выбеливания воска и изготовления свеч, который полностью обезпечивал потребности обители. Особняком держались используемые для хозяйских нужд деревянные, покрытые соломою дома экономического назначения с другими хозяйственными пристройками при многочисленных фольварках: Старо -и Ново-Почаевском, Будецком, Комаровецком и Краснолуцком.
Весьма ощутимые доходы приносили пивоварня, винокурня и пять корчемных заведений, находившиеся при тех же фольварках; имелись,наконец, домики с сараями при пяти пчельниках в саду, вблизи свечного завода, на Менделиовщине, на Круглине и два пчельника в Будках. Ульев с живыми пчелами во всех этих пчельниках было принято до восьмисот.
Принятые по описи экипажи, брички, повозки, сани и упряжь были старыми и не представляли значительной ценности, однако для ведения натурального хозяйства, разумеется, были вполне пригодны. Более ценным приобретением оказались различные инструменты, предназначенные для кузнечного дела, слесарных и столярных работ, плотничества и земледелия.
Опись зафиксировала значительное количество лошадей, крупного и мелкого рогатого скота, свиней и птицы. Так, на всех фольварках было принято 97 лошадей, 360 голов рогатого скота; 999 голов овец, 192 свиньи, большие запасы хлеба (ржи и пшеницы в снопах 2052 копы, ярового-—ячменя, гречихи, овса, проса и гороху в снопах 4548 коп).
Особое достояние составило так называемое фундушовое имение, которое заключалось, как упоминалось ранее, в 30 волоках или 200 десятинах пахотной земли, подаренной монастырю в 1597 году его щедрой благотворительницей Анной Гойскою, и состояло во время приема обители в 1831 году из 237 душ монастырских крестьян мужского пола.
При передаче базилианами Почаевского монастыря Православным последние получили во владение также заставные недвижимые имения: Новый Почаев, Старый Почаев, Будки, Березина, часть села Комаровки, Красную Луку и приселок Выгода. В соответствии с документами и векселями, найденными в келье бывшего наместника Почаевского монастыря, архимандрита Иоанна Скифского, капиталы, обезпеченные на этих имениях, составили миллион двести сорок две тысячи триста тридцать три злотых и тысячу червонцев золотом. Наличными деньгами в разных местах было принято двенадцать тысяч пятьсот восемь рублей семьдесят пять с половиною копеек серебром, восемнадцать червонцев золотом, мелкой монетой сто восемдесят семь рублей тридцать одну копейку и ассигнациями сорок рублей.
Известный интерес представил и монастырский архив, позволявший восстановить историю обители, однако он был в таком безпорядке, что пришлось принимать его без описи и предварительного рассмотрения.
Комисия, принимавшая монастырь, завершила работу лишь 25 ноября, т.е. через два с половиной месяца после начала. Высокопоставленных чиновников, - жандармского поручика Киреева, выполнявшего распоряжение Генерал-губернатора, и коллежского ассесора Войцеховича, представлявшего в комиссии интересы Обер-Прокурора Святейшего Синода, за их неутомимые труды, усердие и благоразумие Преосвященный Амвросий сердечно поблагодарил от своего имени.
Назначенные же греко-униатской консисторией для передачи монастыря базилиане прибыли в Почаев лишь 27 ноября, т.е. уже после завершения работы комиссии. Скорее всего, это была умышленная проволочка, имеющая целью отсрочить сдачу обители, чтобы почаевские базилиане имели время и возможность расхищать ее достояние. Вспомним, как возмущались они во время приезда членов комиссии, как самоуверенно и дерзко вели себя, требуя присутствия униатских консисторских чиновников. Рассчитав все до мелочей, они положились на благодушие властей, не учитывая, что после их участия в польском восстании речь шла о государственной измене, и прежнее снисхождение к ним сменилось решительными мерами пресечения преступных действий.
Тем не менее, как показали последующие события, они все-таки исхитрились в многочисленных тайниках сокрыть немалую часть средств, а также множество различных дорогих изделий из золота и серебра, тончайшей работы утварь, имеющие несомненную ценость предметы и украшения, отделанные жемчугом и дорогими камнями. Так, согласно проведенному расследованию, вскоре выяснилось, что буквально за три дня до приема монастыря иеромонах Галинский, имя которого нам еще встретится впоследствии, отдал почаевскому крестьянину Турченюку более трех тысяч рублей серебром для сокрытия их в недрах земли, впоследствии отысканных и возвращенных в казну. И этот факт. к сожалению, был не единичным (150).
Кроме того, как установило следствие, «базилиане Дзелинский, Данилевич и Чаплинский, в самый день приезда приемщнков, успели ночью вывезть из монастыря два сундука, два короба и чемодан с серебряною посудою, будто бы по принадлежности частным лицам (151).
Выяснено было также, что в лесу, в муравейнике, ими было зарыто «более двух гарнцев серебряных денег», обнаруженных и переданных по назначению (там же), а 30 ноября, всего лишь через несколько дней по отъезду комиссии, «в трех местах найдены серебряные и золотые вещи, как то: в алтаре соборной церкви, в столпе под чудотворною иконою, за дверцами,—под полом ивь темном чуланчике над лаврскою библиотекою отысканы серебрянные потиры, дискосы, кадила, блюда, кувшины, ладанницы, золотые кольца, серьги, ожерелья, фермуар в золотой оправе весом пуд 18 фунтов, 18 ниток крупного жемчуга и другие некоторые серебрянныя вещи»(152).
Спустя месяц, 28 декабря, монастырский крестьянин Тимофей Андриевский, указал еще один тайник, обустроенный непосредственно в склепе графа Потоцкого, в котором были обнаружены «сокрытые утварные разные серебрянныя вещи: 16 потиров, 2 дарохранительницы, из коих одна большая, называемая монстранциею, весом 13 фунтов 27 лотов, 15 дискосов, 6 блюдцев, 18 подсвечников, 8 звезд, 6 лжиц, 7 малых сосудцев и 2-ве серебрянные позолоченный привески» (153). Крестьянин Андриевский, неоднократно проявлявший высокую сознательность и помогавший в отыскании монастырских ценностей, был награжден серебрянною медалью на Аннинской ленте.
А открытия продолжались. Так, 13 марта 1832 года на втором этаже монастырского здания были отысканы спрятанные в двух сундуках следующие изделия из серебра, имевшие несомненную ценность: « 5 потиров, напрестольный крест с подножием, весом 6 фунтов 28 лотов, дарохранительница, монстранция, 2 рукомойника, Евангелие в серебряном окладе и четыре малые сосудца»(154).
Тайники порой обнаруживались в самых неожиданных местах. К примеру, 5 февраля 1832 года в стене настоятельской келии были обретены напрестольный крест весом 2 фунта 24 лота, риза на преподобного Онуфрия, потир и серебрянная сахарница с щипцами и двумя чайными ложечками. Так выполняли эти всеми уважаемые монахи, всенепременно подчеркивающие свою нестяжательность, данный ими обет бедности!
Но самые большие находки предстояли впереди.
23 июня 1833 года на чердаке над братскими келиями была обнаружена зарытая в щебне секретная книга о суммах так называемых приватных или запасных. Книга эта хранилась, судя по всему, в величайшей секретности, в связи с чем была тщательно упакована в холст и основательно зашита, затем надежно обвязана прочным шнурком и припечатана пятью базилианскими печатями. В ней, насколько удалось разобраться, были зафиксированы неучтенные средства, систематически укрывавшиеся от бдительных глаз провинциалов, и, по всей вероятности, направленные на поддержание подрывной антиправительственной деятельности и личные нужды посвященных.
Обретению этой загадочной книги предшествовали не менее загадочные обстоятельства. Прежде всего, почаевскими иноками было замечено, что иеромонах Галинский, который некогда уже отличился в хищении и сокрытии церковных ценностей, находившийся после изгнания из Почаева в Кременецком базилианском монастыре, неоднократно под разными предлогами приезжал в Почаев и пытался проникнуть на чердак якобы для того, чтобы забрать принадлежавший ему курительный табак, оставленный там после выселения. Позволив ему подняться наверх, за ним, однако установили пристальное наблюдение, не дав возможости приблизиться к заветному месту. Тогда он решил прибегнуть к подкупу лаврского служителя Мартина Погорелецкого, которому доверил тайну местонахождения секретной книги и пообещал в случае удачи сто червонцев. Однако Погорелецкий, храня Православие и не желая изменять Священноначалию, проявил благоразумие и о полученном им предложении сообщил наместнику Лавры архимандриту Антонию. Наместник, пригласив епархиального архитектора, двух экономов, каменщиков и других лиц, которые впоследствии удостоверили истинность происходящих событий, поднялся с ними на чердак якобы для осмотра труб. Ведя поиски в соответствии с указанием Погорелецкого, в груде щебня нашли указанную книгу, написанную рукою базилианского казначея иеромонаха Постанкевича.
Судебной комисии Постанкевич, ранее отрицавший факт своей причастности к утаенным средствам, впоследствии пояснил, что за год до смерти провинциала Билинкевича он передал ее,согласно требованию, в его руки, куда же передал и все долговые документы с шестнадцатью тысячами червонцев впридачу.
Правдоподобно ли это, сказать чрезвычайно сложно, тем более, что почивший Билинкевич что-либо опровергнуть никоим образом не мог. Суммы же были весьма внушительными. Архимандрит Амвросий приводит некоторые из них:
 «Приход и расход приватных запасных сумм веден с 1789 по 1827 год. Прихода по этой книге значилось 1,443,453 злотых и 17 грошей, а расхода 158,385 злотых, и отдано частным лицам для приращения процентами 529,817 злотых; за тем, во время приема монастыря Православными, в 1831 году должно быть этих приватных запасных сумм 785,051 злотый, но этих денег приемная коммисая не нашла в монастырском казнохранилище, равно не отыскала и подлинныхь заемных писем или документов на розданную частным лицам сумму, в этой секретной книге упоминаемых. Как наличную сего рода сумму, так и векселя Базилиане похитили. Векселя они успели возвратить должникам, в надежде, что деньги от них получат, или и действительно уже получили. Впоследствии военносудная комиссия требовала от этих должников уплаты заимствованных денег по одной секретной книге: но многие из них, имея в руках долговые письма, переданные им базилианами, прямо отозвались, что деньги, занятые ими, монастырю уже уплачены, и в доказательство того представили подлинные возвращенные им векселя, единогласно утверждая, что они выплатили каждый свой долг именно в 1829 году провинциалу Билинкевичу, который скончался в августе месяце 1830 года. Таковых сумм, будто бы уплаченных должниками Билинкевичу, насчиталось по секретной книге 400 т. злотых. В числе должников только три человека нашлось более совестных: ПетруКиевский, Еловацкий и Граф Бржостовский; они сами внесли капитальной суммы 64 т. злотых. Последний даже сам предъявил вексель, похищенный базилианами, и ему конфиденциально переданный(155).
Что могло побудить базилиан так строго охранять тайну секретной книги в то время как огромную сумму в 785 тысяч злотых и долговые письма на 529,817 злотых они похитили без особого труда? Объяснить это простым недосмотром невозможно: обученные иезуитами базилиане не допускали подобных оплошностей. Скорее всего, они рассчитывали на надежность тайника и недолговечность нового Священноначалия обители, надеясь впоследствии воспользоваться этими подсчетами для взыскания средств с должников. О справедливости подобного предположения свидетельствует, помимо прочих соображений. и описанная нами настойчивость, которую проявлял Галинский для того. чтобы заполучить таинственную книгу. Однако и это было еще не все.
Во время проведения сверки принятых церковных ценностей с найденной давнею описью в сентябре 1832 года неожиданно выяснилось, что базилиане кощунственно обобрали даже самую большую святыню обители - Чудотворную икону, сняв непосредственно с нее пожертвованный кем-то золотой крест с семью отборными рубинами (156).
Перечень этот можно продолжать, ибо законопреступники не гнушались ни святынями, вынесенными из обворованных алтарей, ни книгами, украденными из монастырской библиотеки в невероятном количестве, превышающем тысячи томов, ни огромными суммами, принадлежавшими монастырю, словно начисто забыв, что в Вечность с собой не унесут ничего, представ перед Богом в отвратительной наготе. Впрочем, это их волновало, очевидно, менее всего.
Как не вспомнить в этой связи скорбные слова Священного Писания:
« Спасайтесь от рода сего развращенного»(Деян.2,40).
Отрицательный пример сребролюбия и хищения подавали своим подчиненным прежде всего сами начальствующие. Так, у архимандрита Скифского, находившегося за участие в мятеже в Киевской крепости, при обыске изъяли более восьми тысяч рублей, принадлежавших Почаевской обители. Не менее корыстолюбивым оказался и казначей Постанкевич, уличенный в хищениях огромных средств и двойной бухгалтерии. Чего можно было хотеть от братии, имевшей такое руководство?
После завершения судебного разбирательства лица, причастные к противозаконной деятельности, были наказаны подобающим образом. Архимандрит Скифский, признанный зачинщиком творившихся беззаконий, был лишен сана, всех прав и состояния и отправлен в один из отдаленнейших монастырей под строжайший надзор. Казначей иеромонах Постанкевич, по лишении сана и всех прав и состояния, был сослан в Сибирь на поселение. Иеромонаха Галинского выслали в один из отдаленных монастырей под строгий надзор (157).
Многие же из тех, кто искренне заблуждался, совершая нечестивые поступки по распоряжению начальствующих, были великодушно помилованы.
Православные иерархи не озлоблялись против них как представителей грешного рода человеческого и всегда были готовы принять покаяние, ибо «солнце сияет на злыя и благия, и дождит на праведныя и неправедная» (Мф.5,44).
Так вопреки яростному сопротивлению базилиан была, наконец, установлена историческая справедливость. Наступило время созидания.

Первые шаги в Православии. Деятельность Преосвященного Амвросия, направленная на укрепление обители. Переговоры и предписания. Окончательное выселение униатов в соответствующие базилианские монастыри

Под сенью куполов золотоглавых
Звучит призывно колокольный звон.
Великая Почаевская  Лавра
К нам возвращается из глубины времен.
Оазис нескудеющей надежды,
В чьей призрачной заоблачной тиши
Приходит облегченье в мире грешном
Для тяжело израненной души.
Едва глухая ночь отверзнет вежды,
Спасительным прибежищем в скорбях
Вновь станет нам оазисом надежды
Почаев,
       как и много лет назад.
Итак, все треволнения остались позади. Базилиане понесли заслуженное наказание за совершавшиеся ими на протяжении длительного времени беззакония, народ успокоился, а жизнь Почаевской обители вошла в привычное для православных монастырей русло. Молитва и труд, составляющие основу духовной жизни иноков. позволили довольно быстро возродить древлеправославную святыню.
24 октября 1831 года епископ Волынский и Житомирский Преосвященный Амвросий, являющийся представителем высшей духовной власти, прибыл из местечка Аннополя, где ранее находилась его резиденция, на постоянное жительство в древний Почаевский Успенский монастырь как его Священноархимандрит. Первоначально он разместился в покоях, которые занимал некогда последний супериор, архимандрит Скифский, так безславно завершивший свою духовную карьеру. Впоследствии в этих покоях некоторое время проживали наместники Лавры, а в 1863 году они были перестроены для нужд прихожан, вместив в себе книжную и иконную лавки и свечный склад. Вслед за владыкой в Почаев переместилась Волынская Духовная Консистория. Непосредственно после прибытия комиссии по передаче монастыря в руки православных, еще до официального приезда Преосвященного Амвросия в обители 10 октября ректор Духовной семинарии архимандрит Флавиан и священно-служители, приехавшие с ним, совершили, как было предписано, водоосвящение, и отслужили вечерню и молебен.
Православная архиерейская литургия впервые совершалась в этой обители в воскресение, 25 октября, почти сразу после приезда Преосвященного. Местом ее проведения был избран величественный Успенский собор, где уже были произведены необходимые для торжественности архиерейского богослужения приготовления.
Преосвященный Амвросий, приехав в обитель, тотчас же лично обозрел ее и незамедлительно обратился к Киевскому, Черниговскому и Курскому архиереям с просьбой направить в Почаев хотя бы небольшое количество благочестивых монахов, которые на первых порах могли оказывать действенную помощь в ее возрождении и восстановлении былой славы.
Практически сразу по прибытию преосвященный учредил Духовный Собор, который должен был заняться множеством дел и прежде всего организацией монашеской жизни и принятием на послушание православных иноков. Председателем Духовного Собора был временно назначен вышеупомянутый ректор духовной семинарии архимандрит Флавиан, а членами — Кременецкий протоиерей Григорий Рафальский, иеромонах Иоанникий и иеромонах Маврикий. Для более быстрого и эффективного налаживания монастырской жизни были введены и утверждены Духовным Собором должности экономов, внешнего и внутреннего, благочинного, казначея, ризничего, типографа и келаря. В связи с недостатком монашествующих, в число должностных лиц были назначены и члены Духовной Консистории. Типографом определен священник Кафедрального Собора Василий Михневич, а экономом - протоиерей Рафальский.
Епископы дружественных кафедр незамедлительно откликнулись на просьбу преосвященного Амвросия и стали присылать к нему монахов из подведомственных им обителей. Первым на Гору Почаевскую явился уроженец Полтавской губернии,воспитанник Киевской духовной Академии, принявший монашеский постриг в Киево-Печерской Лавре, иеромонах Феодосий, направленный Киевским митрополитом Евгением.
Удивительное совпадение, промыслительно ниспосланное Господом, вновь подчеркнуло преемственную связь Киево-Печерской Лавры с Почаевским монастырем, существовавшую испокон веков. Как некогда, в далеком 1240 году, киево-печерские иноки вдохнули новую струю в жизнь небольшого пещерного монастыря, так и сейчас, спустя семь веков, они помогли возродиться разоренной базилианами обители.
Воистину, неисповедимо прекрасны пути Божии! Преосвященный Амвросий не замедлил назначить иеромонаха Феодосия благочинным, исполняющим должность наместника Лавры. Впоследствии, представляя его Святейшему Синоду именно в этом качестве, владыка давал ему самые лестные отзывы как человеку, по его мнению, расторопному, распорядительному, деловому и, при отличном поведении, хорошему проповеднику. В нем он действительно обрел надежного помощника и союзника во всех благих начинаниях.
По истечении непродолжительного времени Литовская греко-униатская консистория передала Почаевской Лавре перечень греко-католических монастырей, в которые надлежало удалить бывших почаевских базилиан, что владыка осуществил незамедлительно и с величайшей радостью. В первых числах ноября все они были отправлены в остававшиеся у базилиан Барский, Любарский, Загоровский, Владимирский и Кременецкий монастыри.
С ними, как отмечалось выше, обошлись очень лояльно, ни в чем не нарушая свободу совести и никоим образом не преследуя. Под судом оказались лишь зачинщики, которые понесли заслуженное наказание за участие в бунте и подстрекательство к нему, а также те, кто, злоупотребляя властью, совершал многочисленные хищения. Рядовые же базилиане никаким притеснениям не подвергались. Всего высылке подлежали 35 человек — 21 иеромонах, 4 иеродиакона, 3 монаха и 7 послушников. По свидетельству А.Ф. Хойнацкого, Преосвященый Амвросий явил по отношению к ним самое высокое милосердие, не только позаботившись о том, чтобы обезпечить их билетами и средствами на дорожные нужды, но и выдав небольшое содержание и даже монастырские подводы. Чтобы сколько - нибудь успокоить встревоженные умы, при прощании с ними, смотря по чину и значению, он давал деньги из собственных средств, о чем свидетельствуют архивные записи (158).
Видя подобное милосердие и внимая увещаниям доброго и милостивого пастыря, базилианский послушник Ферапонт Кулик пожелал принять православие и был впоследствии пострижен в монашество под именем Антония и рукоположен в сан священнослужителя. Его дальнейшая судьба оказалась прочно связанной с Почаевской Лаврой, которой он служил верой и правдой до конца дней. Таким образом преосвященный практически, действенно исполнял слова святого апостола Иакова о том, «что обративший грешника от ложного пути его спасет душу от смерти и покроет множество грехов» (Иак.5, 20).
Заслуживает внимания также и тот факт, что прежние монастырские служители: лесничие, пасечники, гуменные, садовники, конюхи, пастухи, повара, кузнецы, портные, сапожники, привратники, трубочисты, сторожа, столяры, плотники, кровельщики, красильщики и прочие, - были, к их несказанной радости, по благословению Преосвященного Амвросия оставлены на своих прежних местах с сохранением всего, что они получали ранее. Милость Преосвященного простерлась даже на тех, кто по старости уже не мог выполнять свою работу. Примером тому могли служить 70-летние Адамович и Журович, которым было назначено пожизненное содержание.
Преосвященный Амвросий, являвший во всем пример кротости и милосердия, в кратчайшие сроки умягчил смятенные сердца фундушевых крестьян, исповедовавших ранее греко-католические заблуждения, расположив их к Православию,— и они вместе с семействами, вняв архипастырскому зову, вернулись к древней вере своих предков, призывающей к постоянному крестоношению, сознательному отказу от благ мира, следованию богодухновенному научению святого апостола Иоанна Богослова:
«Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей. Ибо все. что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская не есть от Отца, но от мира сего» (1 Ин.2,15-16).
Все, кто близко знал владыку, свидетельствовали , что он во всей полноте стяжал величайший дар Божественной любви. Той самой любви, которая, по словам святого апостола Павла, «долготерпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не безчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине, все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит» (1 Кор. 13,4-7).
Несмотря на непродолжительный срок пребывания архипастыря на вверенной ему кафедре, им было осуществлено множество преобразований, поднявших обитель на качественно новый уровень. Особенно это было заметно по ходу богослужений, которым были возвращены прежее благолепие и стройность. Богослужебный чин, введенный стараниями владыки, с некоторыми несущественными поправками действует в Лавре до настоящего времени.
Необходимо отметить заботу Преосвященного о монастырском хоре. Несмотря на то, что хор архиерейских певчих, в состав которого входили лучшие голоса края, был превосходен, для совершенствования навыка церковного пения и формирования возможно лучшего вкуса, в первых числах февраля 1832 года по ВЫСОЧАЙШЕМУ повелению, в Почаев прибыл из Санкт- Петербурга придворный протодиакон Павел Дашковский с псаломщиком Никитиным.
Как свидетельствует А.Ф. Хойнацкий, прибывший их столицы Российской империи в помощь певчим придворный протодиакон «ввел на Горе Почаевской по церковному чтению, пению и вообще богослужению порядок Лавры Александро-Невской».
Однако при всех хлопотах по благоустройству монастыря и возвращению ему прежней значимости владыка не забывал также малопривлекательные судебные разбирательства и тяжбы, обойтись без которых без потерь для обители было совершенно невозможно. Лично рассмотрев принятые в делопроизводство документы, Преосвященный Амвросий обнаружил, что монастырь по многочисленным векселям имеет весьма значительные суммы у разных помещиков. Пренебрегать этими суммами было недопустимо, особенно в сложившейся ситуации, когда эффективность производимых перемен во многом зависела от их материального обезпечения, а немалая часть паствы была утрачена после выселения униатов.
В январе 1832 года, чтобы не допустить ни малейшей прострочки по платежам, Преосвященный Амвросий велел немеденно представить ему сведения об этих суммах и тотчас же возбудил иск с задолжавшими в церковную казну помещиками Тарновскими, Яблоновскими, Мнишеками, Любомирскими, Бржостовскими, Плятерами,Сангушками и прочими менее крупными должниками. Оценив серьезность намерений владыки, те стали просить предоставления им возможности отсрочки, соглашаясь уплатить причитающиеся монастырю проценты до взыскания основного долга. Вступление гордых и самолюбивых шляхтичей в переговоры было значительной победой, ибо тем самым должники признавали законность долгов и впоследствии, в результате долговременной переписки, не сразу и не в полном объеме, но все-таки вносили средства на их погашение. С течением времени от Любомирских, Бржостовских, Плятеров,Сангушков, Яблоновских и Мнишеков было взыскано более шестисот тысяч злотых.
В судебных разбирательствах с графом Мнишеком вновь всплыла история с приснопамятной секретной книгой. Внеся по векселям 160 тысяч злотых, граф Мнишек категорически отказался платить оставшиеся 240 тысяч, сославшись на то, что он эти деньги якобы передал непосредственно базилианам, возвратившим ему взамен расписки. По приговору Правительствующего Сената, секретная книга, не заключавшая собственноручных его расписок, не была признана достаточным доказательством со стороны Лавры, и дело пришлось прекратить.
Как свидетельствовала подробная опись имущества монастыря, составленная при приеме, доставшихся в наследие от базилиан ризничных облачений и утвари было немало, однако практически ничего невозможно было использовать, ибо старинные дорогие облачения и священные предметы значительно обветшали, а те, которые сохранились, не соответствовали торжественности Православного богослужения, совершаемого архиереем. Преосвященный Амвросий немедленно позаботился о пополнении ризницы, распорядившись привезти из Москвы все необходимое, что и было немедленно выполнено купцом Хаботиным, который доставил утвари и ризницы на 1308 рублей серебром и 805 ассигнациями (159).
Особо следует сказать о распоряжениях Преосвященного относительно богослужебного вина, которое использовали базилиане для совершения таинства Евхаристии. Преимущественным образом они служили на белом венгерском вине, не обращая внимания на всевозможные примеси, содержавшиеся в нем, и его крепость. Православный архипастырь усмотрел в подобной практике крайнее неуважение к великому таинству и повелел приобретать для Священнодействия исключительно чистое виноградное вино, не содержащее никаких примесей и имеющее красный цвет.
С самого начала Преосвященный Амвросий, заботясь о будущем обители, ввел строжайший учет расходуемых на монастырские нужды средств. Приход и расход денег, первоначально записываемый в тетрадях; был в скором времени перенесен в шнуровую книгу, ведение которой вменялось в непосредственные обязанности казначея.
Уже 9 марта, по предложению Преосвященного Амвросия, получившего указ о переводе его из Волынской епархии в Нижегородскую, Духовным Собором ему была представлена отчетность за четыре с половиною месяца, прошедшие после возвращения обители, показавшая, что с 24 октября по 9 марта в казну было внесено 305 червонцев, 2574 рубля серебром, 1628 рублей ассигнациями и медью 4 р. 83 к. в то же время как израсходовано было на различные церковные нужды 300 червонцев, 5571 рубль серебром и 1290 рублей ассигнациями. То, что приход оказался выше расхода, было вполне объяснимо теми естественными затратами, которые были неизбежны при переведении монастырской жизни в православное русло.
Молитвословная или братская сумма, по записи, особою статьею оговорена не была. Жалование братии и самому Священноархимандриту производилось из общих монастырских средств, но размеры его указаны не были. Можно с уверенностью сказать лишь о сумме, полученной самим архиереем на основании квитанции о жаловании за время, с которого обитель поступила в его управление, составлявшем 300 червонцев, или 600 рублей ассигнациями в месяц.
Еще не зная о своем грядущем перемещении на другую кафедру, преосвященный Амвросий был полон многообразных замыслов и планов о благоустройстве вверенной ему Почаевской обители, буквально живя и питаясь ее интересами.
К примеру, в рапорте от 15 февраля за № 57 он с чувством великой духовной радости писал «о том, что Успенский собор с помещенными в нем святынями - Чудотворной иконой Божией Матери и Цельбоносной стопой является церковью огромнейшей и великолепнейшей не только в здешнем крае, но и в целой России, - что теплая церковь мала и без всякого украшения, - что в пещерной церкви почивают мощи Православного Почаевского Игумена Иова, совершенно целые, - что в большой церкви недавно устроенный базилианами иконостас может до времени оставаться, тем более что всякий другой иконостас может закрывать огромный киот, касающийся самого свода, в котором  помещается Чудотворная икона, - что в двух других церквях, теплой и пещерной, также есть иконостасы, хотя бедные,— что в большой церкви престол стоит посреди алтаря, но устроен по обычаю Римскому и требует переделки, - что в двух меньших церквях есть также престолы униатские, которые, по его распоряжемю, уже переделаны,— что в большой церкви есть 32 пристенных престолика, на которых униаты совершали тихие литургии и которые нужно принять, - и что вместо сих пристенных престоликов нужно устроить в той же большой церкви, по входе в оную, с обеих сторон на галлерею, два придельные храма,— что в число братии уже поступило11 иеромонахов и 2 иеродиакона,— что по Его мнению, штат Лаврской братии, кроме послушников, должен состоять из 55 лиц, а именно: Наместника, 9 должностных иеромонахов—Казначея, Благочиннаго, Экклесиарха, Типографа, Уставщика, внутреннего Эконома, внешнего Эконома, Келаря, Счетчика, 14 иеромонахов для чередного служения и духовнического дела, 15-ти иеродиаконов, между коими нужно разделить должности архивариуса, библютекаря, стопочника, гробовщика, кружечнаго, —из 11- монахов для других низших послушаний —просфорника, хлебодара, свечепродавца, и сверх того из известного числа послушников для клиросного послушания, канонаршего, пономарского и проч.,— что полевую каменную Рождество-Богородичную Церковь нужно распространить пристройкою к ней части входной и алтарной,— что штатных монастырских служителей нужно держать 100 человек,—и наконец, что для архиерейского помецения с штатом, для Соборян, для Консистории, для Семинарии, для состоящих при ней Увздного и Приходского Училищ нужно строить новые каменные дома и производить разныя в монастырских зданиях пристройки и переделки(160).
Обращаясь к Обер-Прокурору Святейшего Синода князю Мещерскому, Преосвященный Амвросий в своем отношении к нему пишет практически о том же, добавляя лишь подобные сведения о количестве наличных сумм и капиталов, принятых от базилиан и обезпеченных на недвижимых имениях,— о библиотеке, которую, по его мнению, надлежало оставить в Лавре, — и, наконец, о том, что он принял в число Лаврской братии покаявшегося Бонифратрского провинциала, в прощлом ксендза Иоанна Навродского, нареченного при присоединении Павлом. Именно ему, человеку, по мнению Его Преосвященства, очень хорошему, способному, преданному Царю и Отечеству и весьма полезному для Лавры, он вверил Лаврский архив, рассмотрение документов и все процессуальные дела. Последствия показали, что положительный отзыв о иеромонахе Павле был весьма поспешным и совершенно ошибочным, ибо он оказался провокатором. Действуя в качестве подосланного орудия папистов, он воспользовался доверием Пресвященного Амвросия и преемника его, Преосвященного Иннокентия, причинив огромный вред Лавре, о чем мы еще скажем после.

Годы созидания. Деятельность Преосвященного Иннокентия, Епископа (впоследствии Архиепископа) Волынского, Священноархимандрита Почаевской Успенской Лавры (1832—1840 год) Присвоение монастырю статуса Лавры.

В голубой предзакатной мгле
На Почаевской древней земле
Лавра ввысь глядит величаво.
В бликах золота небосвод.
Звон вечерний к молитве зовет,
Всеблагого Господа славя.
Тают отзвуки в облаках
И в далеких надвездных мирах
Принимая в свой мир высокий,
Песнословит Ангелов лик.
Как прекрасен Небес язык!
Как возвышенны наши истоки!
Аскетический подвиг суров.
Сколько приняли под Покров
Пышных храмов высокие своды!
Торжествуя,
          звучит окрест
Колокольни святой благовест
Сквозь века,
           города и годы.
Отверзается свод Небес.
К покаянью зовет Крест,
Возвышая к заветной цели.
Разгорается пламя свечи,
И молитва всесильна в ночи,
Когда Небо зарею алеет.
Как известно, человек предполагает, а Бог располагает.
Монашеская судьба Преосвященного Амвросия вскоре призвала его на новое поприще. Изрядно потрудившись во славу Божию в благословенном Почаеве и успев произвести в крайне ограниченные сроки значительые изменения, в соответствии с Высочайшим повелением, он должен был в скором времени направиться в Нижегородскую епархию для продолжения своей архипастырской деятельности.
1 февраля 1832 года Святейшим Синодом было утверждено назначение на Волынскую кафедру и управление Почаевской обителью Преосвященного Иннокентия(Сельно-Кринова), Епископа Курского, который, в связи с этим, и прибыл в Почаев 23 марта, сдав дела по предыдущей кафедре своему преемнику.
Преосвященный Амвросий, увлеченный проектами грандиозных преобразований, всем сердцем прилепившийся к благословенной Горе Почаевской, еще не выехал к месту своего нового назначения. Фактически до средины апреля он общался со своим преемником, в котором обрел единомышленника, имея возможность передавать ему лично монастырские дела, делиться наблюдениями и приобретенным опытом миссионерской деятельности, знакомить с разработанными на будущее грандиозными проектами.
Новый архипастырь оказался не менее деятельным, чем предыдущий. Уже 24 марта, т.е. на следующий день после своего приезда в Лавру, он предложил Духовному Собору немедленно предоставить ему отчет о состоянии всего монастырского имущества, сообразно с описями, составленными при передаче базилианами обители, подготовив подробную ведомость о доходах, из каких бы источников они ни происходили: о фундушах, денежных капиталах, векселях и проч.
Ведомость эту поручено было составить вышепомянутому прозелиту иеромонаху Павлу, представленному Преосвященным Амвросием незаменимым работником, и тот весьма прилежно и в самое короткие сроки исполнил требование архипастыря. Уже 4 мая ведомость была готова, и владыка сердечно возблагодарил его за успешность в исполнении поручения и даже изволил записать благодарность в послужный список. Павел, который изо всех сил стремился войти в доверие к новому начальству, чтобы затем иметь возможность действовать в пользу базилиан, чьи интересы он продолжал тайно отстаивать, воспользовался удобным случаем для употребления во зло оказанного ему доверия. Он извлек из архивных дел многочисленные долговые письма и передал часть из них должникам (разумеется, не безвозмездно), своими нечестивыми действиями лишив обитель причитающихся ей доходов.
Должников, по представленной ведомости, большею частью мелких, оказалось 132 человека. Векселя, помещенные на хранение в Лаврском казнохранилище, позволяли требовать уплаты по ним в назначенные сроки. Если должник не имел соответствующих средств, он мог уплатить проценты с капитала.
Соборяне и чиновники Консистории жаловались на скудость средств к содержанию, особенно в связи с приближавшимся праздником Пасхи. Преосвященный Иннокентий, приняв их просьбу-к сведению, распорядился выдать им в единовременное пособие от Лавры пятьсот рублей, отпустив семейным достаточное количество провизии.
В целом, затраты на благоустройство были значительными, в то время как доходы в силу объективных причин временно уменьшились. К о всем трудностям, связанным с изменением статуса монастыря добавилось еще и то обстоятельство, что униаты, не смирившись с утратой обители, повсеместно распространяли клеветнические слухи о православных иноках, населяющих ее, не останавливаясь абсолютно ни перед чем. Они совершенно безосновательно заявляли на каждом шагу, что с их исходом благодать отошла от этого благословенного места и что даже Чудотворная икона Владычицы, не пожелав оставаться у «схизматиков», нашла себе иное пристанище, за пределами государства, в Подкаменском Доминиканском монастыре в Галиции, находившемся в десяти верстах от Почаева. Одним из плодов их воображения явилось утверждение, что даже Цельбоносная стопа была выдолблена и также последовала за Чудотворной иконой.
Находились, к сожалению, люди, которые внимали этим явным несообразностям, напрочь забыв о том, что Богородица издревле возлюбила это благословенное место, явившись в столпе огня именно православным инокам, что Чудотворная икона через православную помещицу Анну Гойскую изволила поселиться на горе Почаевской в монастыре Греко-Восточном, и дальнейшее пребывание ее именно там весьма категорически оговаривалось завещанием великодушной и благочестивой помещицы.
Мстительные базилиане всячески препятствовали тем, кто все-таки решался принять на себя труд паломничества. Они останавливали богомольцев на пути их следования, пугая всякого рода нелепостями о тех нисчислимых бедствиях, которые обрушатся на них, если они осмелятся посетить обиталище схизматиков.
В связи с этим ожидаемый к весне поток богомольцев, чьи святые молитвы и финансовые пожертвования были крайне необходимы обители, по сравнению с предыдущими годами был весьма невелик.
Но всеблагомощная Заступница Сама вступилась за православных, посрамив отвратительную клевету и порадовав тех, кто не побоялся, несмотря на кривотолки, посетить Ее обитель, новыми необыкновенными чудотворениями, каковых уже давно не наблюдали на Горе Почаевской.
В то время, когда безумные толки получили наиболее широкое распространение, благодатною силою, присущей Ее Чудотворной иконе, стали совершаться дела чудные и дивные. Люди, страдавшие на протяжении ряда лет неисцелимыми болезнями, придя в Почаев на поклонение Ее святому лику вопреки клевете, мгновенно исцелялись: слепые прозревали; глухие обретали слух, расслабленные начинали ходить, а из одержимых нечистой силой выходили легионы бесов. Каждый, кто, обратившись с верою и молитвою к Божией Матери, Чред чудотворною Почаевскою иконою, видимым образом получал укрепление и скорое врачевание.
Сподобившиеся этой милости, паломники спешили выразить свою благодарность и под клятвою свидетельствовали о полученных дарованиях чудесного исцеления. Возвращаясь в свои дома, они повсеместно разсказывали о благодатной силе чудотворного Почаевского образа Преблагословенной Владычицы. Из разных мест и от многих лиц вместе с приношениями (так называемыми серебрянными привесками) поступали письменные выражения твердой веры и упования на милость Царицы Небесной, низводимую от Чудотворной Ее иконы Почаевской.
«Из монастырских дел видно, что в 1832 году чудеса совершились: 1) над женою Унтер-Офицера Матвея Миропольского Елисаветою, исцелевшей от жестокой болезни в ноге; 2) Над священником Каменец-Подольской епархии Никитою Голинкевичем, по собственному его письменному сознанию, выздоровевшим от долговременной болезни, после того, как он всю надежду свою возложил на милость Матери Божией Почаевской; 3) над 28-летнею девицею Оренбургской губернии Матроною Шлеговою, видевшею во сне Преподобного Иова Игумена Почаевского, повелевшего ей идти в Почаев к Божьей Матери, и по исполнении ею сего повеления, действительно получившею освобождение от тяжкого недуга; и 4) над девятилетнею солдатскою дочерью Анною Якимчуковою, на первом году жизни лишившейся от оспы зрения. Эта Якимчукова, когда в августе 1832 года своею бабкою Каминскою была привезена из Каменец-Подольска в Почаев для поклонения чудотворному образу Божией Матери, и по выслушанию Литургии была подведена бабкою к стопе Божией Матери, чтобы промыть глаза святой водою от оной стопы, и когда, во время чтения акафиста отошла на средину церкви и стала молиться, то вдруг, обратясь к бабке, с необыкновенным восторгом и со слезами радости сказала: «Ах, бабушка, я вижу Божию Матерь» ;и действительно прозрела» (161).
Обо всех этих чудесных исцелениях, не вызывающих и тени сомнения, в связи с их величайшей важностью было немедленно доложено Святейшему Синоду, и через Обер-Прокурора Святейшего Синода князя Мещерского доведено до сведения Государя Императора. Тотчас же было принято решение завести особую книгу, чтобы тщательно фиксировать в ней подобные чудотворения (162).
Разумеется, подобного рода явления тотчас же становились достоянием гласности и самым наглядным образом убеждали колеблющихся в вере в истинности и древности Святого Православия. После того, как люди лично удостоверялись в благодатной силе, исходящей от Стопы Божией Матери, Ее Чудотворной иконы и мощей преподобного Иова, их уже не могли остановить клеветнические нападки на Почаевский монастырь. Более того, они стремились убеждать и других.
Необходимо отметить, что тридцатые годы девятнадцатого века ознаменовались подлинным торжеством Православия на Волыни, проявившимся, в частности, в массовом переходе униатов в православную веру.
Этому в значительной мере способствовала незаурядность личности Преосвященного Иннокентия, мягкость его характера, мудрость межконфессиальной политики, проводимой им. Он, в частности, всегда указывал духовенству на необходимость взвешенности и тактичности во взаимоотношениях с иноверцами, недопустимость навязывания им догматов православной веры с позиций силы, на величайшую роль убеждения:
«С причтом, прихожанами своими и особенно со всеми униатами и иноверцами, в приходе живущими, обращаться приветливо и миролюбиво, не пренебрегая никем, входя с искренним участием при встречах и свиданиях в положение всякого, и тем снискать любовь и привязанность всех и каждого. При могущих случиться разоворах и суждениях о религии, доказыватьуниатам с кротостью и благоразумием древность уставов нашей Православной Церкви, кои свято были содержаны их дедами. При том избегать всяческих оскорбительных и укорительных доводов, которые не убеждают, а только раздражают и оскорбляют заблудших»(163)
Восьмилетнее управление Преосвященного Иннокентия в отношении к Почаевской обители, Священноархимандритом которой он стал, было очень успешным и плодотворным. Милостию Божией он сумел предоставить обители не только мудрое и справедливое духовное окормление, но и обладая замечательными организаторскими способностями, стал превосходным строителем, сумевшим привлечь значительные средства для перестройки обветшавших и постройки новых монастырских строений. Ежегодно он все более и более упрочивал как материальное, так и финансовое хозяйство Лавры, ознаменовывая каждый год какими-либо выдающимися событиями, свидетельствующими о результативности его сугубой архипастырской заботливости. Он сумел пополнить частично обветшавшую, а в большей мере разграбленную базилианами ризницу, приобрести для храмов новые иконы, изготовить добротные ризы для старых, перестроить галерею, находящуюся в непосредственной близости от Успенского собора, перекрыть железом прогнившие крыши монастырских строений, возвести добротную каменную ограду и выстроить великолепные Святые Врата, войдя в которые паломники тотчас же попадали в особый мир Небесной гармонии и светлой радости о Господе. Духовый мир
Его неуемной энергии и потрясающей работоспособности можно было восхищаться неустанно. Очевидно, Господь умножал его силы, направленные а благие деяния для обители, которую он возлюбил всем своим сердцем.
 Как же святы дела Твои,
                Господи!
Усомниться в них кто посмеет?
Глубины и величия Промысла
Лишь невежда не разумеет.
Как трава неплодная,
                сорная,
Злоречивые человеки
Расцветают во тьме беззакония,
Чтоб назавтра исчезнуть навеки, -
Велий Ты в веках,
                Боже Истины!
И враги Твои гибнут безславно,
Разрушаешь пути нечистые
Ты десницей Своей державной.
Как траву,
         их жилища косишь,
И неложна Твоя дорога.
Высоко мое знамя возносишь,
Словно рог у единорога.
Умащен я свежим елеем,
На врагов моих око взирает,
Уши слышат о дерзких злодеях,
Восстающих,
           мой нрав усмиряя.
Псалом 91
Незамедлительнно по прибытию в Почаев В 1832 году, в память о возвращении обители в лоно Православия, он установил соборное чтение по субботам после литургии акафиста пред Чудотворною иконою Божией Матери. Чтение совершалось настолько торжественно, что очень полюбилось богомольцам и вошло в традицию, которая соблюдается и доныне.
Так называемого привесочного серебра, жертвуемого благочестивыми прихожанами и паломниками, довольно скоро набралось три пуда, что позволило изготовить достойные святынь оклады на монастырские иконы. Из посеребренной меди в большой церкви были сделаны внушительного вида рамы для престола. Забота о благоукрашении храмов проявилась также и в том, что громоздкие серебряные неблаговидные кадила были переделаны на новые, гораздо более приличные. Золотые кольца,принятые по описи от базилиан, некоторое время остававшиеся без нужды в ризнице, были употреблены на позолоту рам у икон, предназначавшихся в качестве подарков для высокопоствленных особ при посещении ими Почаевскои Обители. Поскольку хорошей ризницы от базилиан осталось весьма мало (лучшую они или похитили или скрыли в местах неизвестных), то было изготовлено 18 новых риз, 8 подризников и 16 диаконских стихарей. Сама ризница была также переделана. Для выстилки церковного пола на случай приезда ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА куплено 60 аршин красного сукна. Пол в алтарной части большой Церкви вместо кирпича был выложен каменными плитами.
Преосвященный Иннокентий, увидев примерное благочестие и глубокий ум протоиерея Рафальского, назначенного ранее экономом, предварительно переговорив с ним, обратился в Святейший Синод, который разрешил постричь Рафальского в монашество и произвести его в сан архимандрита с утверждением наместником Лавры. Протоиерей Рафальский, получивший в монашестве имя Антоний, впоследствии полностью оправдал выбор архипастыря и вполне заслужил доверие и внимание его к себе. Он всячески старался облегчать труды Преосвященного по управлению Лаврой, умея быть полезным в любом деле.
Обширное монастырское хозяйство требовало серьезного и многоопытного эконома. По совету протоиерея Рафальского, который сам успешно занимался этими вопросами, хотя уже стал наместником Лавры, в этой чрезвычайно хлопотной должности был утвержден вдовый протоиерей Заславского уезда, местечка Белогородки Николай Немоловский, превосходно проявивший свои организаторские способости в собственном хозяйстве. Спустя непродолжительный промежуток времени Немоловский был назначен также членом Духовного Собора.
Для того, чтобы все в монастыре наилучшим образом знали свои обязанности и неопустительно исполняли их, Преосвященный Иннокентий предписал каждому из них правила к исполнению своей службы, выдал соответвующие инструкции, велел завести приходно-расходные книги, указал образцы ежемесячных ведомостей и установил особый счетный стол для поверки записей прихода и расхода по всем направлениям.
Особенно внимательно и заинтересованно наблюдал владыка за деятельностью внутреннего и внешнего экономов, выполнявших чрезвычайно важные послушания. Тому и другому он вменил в непременную обязанность еженедёльно являться к нему для отчета о проделанной работе и перспективах будущей деятельности. Подобные правила, инструкции и наставления даны были и Духовному Собору. Кроме того, по его приказанию, были пересмотрены и исправлены описи, составленные при приеме монастыря наскоро и необстоятельно, монастырским крестьянам были выданы тетрадки для записей отбывания ими повинностей. Обо всех своих распоряжениях Преосвященный Иннокентий доложил Святейшему Синоду, включив в это донесение и подробное сведение о приходе и расходе за 1832 год . (164).
Согласно этим подсчетам, от братской молитвословной кружки поступило в 1832 году 1378 рублей 50 к: серебром (165). Эта скромная сумма красноречиво свидетельствует об очень незначительном количестве богомольцев, посетивших Почаевскую обитель непосредственно по переходу ее в Православие, на что, как мы помним, было много причин, не последней из которых явились базилианские козни.
Как неоднократно подчеркивалось выше, братия и монастырь содержались на проценты от капиталов и поземельных доходов заставного имения. Сложность положения усугублялась еще и тем, что отдача в наем Лаврских садов в 1832 году принесла монастырю дохода всего двести рублей ассигнациями, что было невероят мало (166).
И все-таки, какими бы ограниченными средствами не располагала обитель вте непростые, но радостные времена, сложившаяся ситуация настоятельно требовала немедленно приступить к постройке новых и реставрации обветшавших монастырских строений. Базилиане, несмотря на обилие средств, которые они имели благодаря продаже всего и вся, обитель передали Православным в крайне запущенном состоянии. Положение усугубилось тем. что с 1823 года они нимало не заботились о поддержании монастырских строений, осознавая, что рано или поздно Почаевская обитель будет возвращена в Православие.
Сложность состояла, помимо прочего, еще и в том, чтобы разместить в разоренной базилианами обители Священноначалие и многочисленный клир. С задачей этой справились не сразу,решая ее поэтапно на протяжнии ряда лет.
Так, для секретаря консистории была обустроена квартира в гостинице при галерее. Дома, в которых помещались кафедральный протоиерей и прочие соборяне, были надлежащим образом перестроены и приспособлены для проживания, в большинстве келий братского корпуса были произведены внутренние работы, которые оказались необходимыми также и в архиеерейском помещении.
Все это требовало немало денежных затрат и значительного количества строительного материала. К примеру, для будущих построек было заготовлено 262 тонны кирпича и 56 кубических сажен бутового камня (167).
Преосвященный Иннокентий заботясь о постройке нового помещения для Духовной семинарии, вопреки восторженности своего предшественника, отнесся к этому делу с надлежащим здравомыслием. В частности, он уведомил 27 июня 1832 года Святейший Синод, что для столь ответственной работы необходим архитектор из Санкт-Петербурга и что «строить дом для семинарии в самой Лавре, по тесноте места невозможно, и производить самые надстройки, или пристройки, по непрочности монастырских зданий неудобно,— да и самый недостаток воды в монастырской ограде будет препятствовать помещению семинарии в самой Лавре»,— следовательно, лучше выстроить семинарский дом, разместив в нем уездное и приходское училища, с западной стороны Лавры — на равнине, ближе к Старому Почаеву и к роднику, или же с восточной — вблизи полевой церкви, которую в таком случае необходимо расширить, чтобы ею могли пользоваться учащиеся Духовных школ.
Превосходно понимая, какие затраты предстоят на строительство, Преосвященный Иннокентий распорядился во всем соблюдать строжайшую экономию и бережливость и лично вникал во все дела, требуя постоянной отчетности за выделенные на монастырские нужды средства. Немалых вложений требовал свечной завод, ежегодно принося большие расходы на покупку воска. Разумеется, все это окупалось продажей свеч, но необходимо было понести первоначальные издержки на закупку воска, которого требовалось не менее 100 пудов. Преосвященный отдал распоряжение покупать его по частям и исключительно из первых рук по цене возможно более дешевой, не позволяя платить за пуд дороже десяти рублей (168).
Поскольку число братии неуклонно возрастало, увеличивались и расходы на их содержание. Кроме того, необходимо было кормить архийерейский хор, увеличившийся до 24 человек, и многочисленный причт, так что хлеба, собиравшегося с фундушевого и закладного имений уже было недостаточно. Следовательно, надлежало нести соответствующие расходы по закупке зерна.
Рыбные и съестные припасы обыкновенно закупались в Бердичеве, который в то время принадлежал к Волынской епархии, но лишние деньги на дорогу тратить не приходилось, ибо приобретение необходимых товаров осуществлял Бердичевский протоиерей Олесницкий, с готовностью стремившийся услужить архиерею, и это также существенно уменьшало расходы (169).
Для полевых работ и строительных нужд обители постоянно необходимы были рабочие лошади, которых с целью экономии иноки приобретали не на ярмарках, как это обычно практиковалось, а у соседей, нуждавшихся в деньгах, по самой дешевой цене.
Типография в течение некоторого времени также не приносила прибыль, однако и затраты на ее содержание производились минимальные. Развернуть издательскую деятельность в прежних масштабах первоначально не было никакой возможности, в связи с чем перечень печатной продукции был скуден: буквари, сокращенный катихизис и краткая Священная История. Оклады типографских работников были самые незначительные. Кроме того, жалование для братии и послушников, по архипастырскому распоряжению, выдавались всегда с вычетом за неисправное хождение в церковь на богослужение, а уставщику вменялось в обязанность ежедневно вести учет посещения богослужений, предоставляя его пред выдачей жалованья Духовному Собору, для всевозможных вычетов за различные нарушения (170).
Преосвященный, несмотря на постоянную занятость, вникал практически во все финансовые вопросы, даже самые незначительные. К примеру, когда у него возникло благочестивое желание заказать для обители портрет фундаторши, приснопамятной Анны Гойской, он благословил обратиться к живописцу, который во славу Божию за свои труды востребует минимальную сумму. И действительно, по молитвам братии Господь послал для написания портрета некоего Петровского, написавшего великолепный портрет Гойской, и в качестве оплаты получившего всего шесть рублей серебром (171).
Как отмечалось выше, преосвященный Амвросий в бытность свою Волынским архиереем неодократно обращался в Священный Синод с множеством разнообразных предложений по благоустройству обители. Вскоре, как известно, он был переведен на Нижегородскую кафедру, однако результат рассмотрения его предложений не замедлил сказаться. В апреле 1832 года Преосвященному Иннокентию было предписано еще раз серьезно обдумать, все ли предложения его предшественника по Почаевской обители необходимо исполнить, или же только часть из них и какие именно. Преосвященный Иннокентий, незамедлительно собрав необходимые сведения и обстоятельно изучив местные обстоятельства, 25 марта 1833 г. за № 93 Святейшему Синоду доложил следующее:
«1) Устроенный базилианами в великой церкви, сложенный весь из камня, покрытый деревянною доскою, со вложением в ней святых мощей, престол, который по мнению Преосвященного Амвросия предположено было переменить, надлежит оставить, как из снисхождения к мнению и привычке посетителей сего храма, так и потому, что этот престол стоит посреди алтаря, и в вышину, длину и ширину соответствует пространству алтарной части огромного храма, и даже составляет красоту оного.
Предположенное Преосвященным Амвросием построение двух придельных храмов на галереях, находящихся над сосудохранительницею и ризницею, вовсе оставить, как по неудобности прохода в эти места, так и потому, что богослужение в них могло бы мешать богослужению в большой церкви на главном престоле, —наконец потому, что Лавра, имея еще две готовые церкви — теплую и пещерную довольно пространную, вовсе не имеет надобности в построении этих придельных церквей на галереях.
2) Пристенные Униатские престолы, и по мнению его Преосвященного Иннокентия, нужно принять с места и заменить лампадами.
3) Согласно мнению Преосвященного Амвросия, иконостас в великой церкви оставить в прежнем его виде, а иконостас в церкви пещерной нужно заменить другим приличнейшим.
4) Из великой церкви вынести так называемые римские конфессионалы, устроенные наподобие будок.
5) Некоторые на стенах образа хотя чествуемых нашею церковью святых, но написанные в римском вкусе, исправить или заменить другими.
6) Орган впоседствии продать, как неуместный в Православной церкви, а тем временем место, где он стоит, закрыть иконами.
7) Вход в склеп, в котором находится набальзамированное тело фундатора Потоцкого, заделать наглухо, и оставив в нем прах сего благотворителя обители, покрыть это место такими же плитами, какими устлан пол всей церкви.
9) Сверх того, Преосвященный Иннокентий Святейшему Синоду доносил о стоящей пред входом в монастырь под горою каменной статуе на каменном четыреугольном столпе, изображающей Богоматерь в весь рост, попирающую одною ногою змия, а другою луну, с золоченными вокруг главы звездами и с лилиею в руке. Это изображение, как ваянное, по мнению Преосвященного Иннокентия, на основании правил Православной Церкви, не допускающей кроме распятия резных изображений, надлежало бы со столпа снять, и хранить в ризнице, или другом закрытом месте, а самый столп п палисадник совершенно убрать и место очистить: но из снисхождения к мнению и привычке посетителей, и особенному благоговению их к сему изображению, полагает нужным оставить в настоящем месте до некоторого времени.
10) Наконец к вышеописанным своим предположениям Преосвященный Иннокентий присовокупил следующие сведения: что богослужебные униатские книги нужно передать базилианам, что книги, составляющие монастырскую библиотеку и относящиеся к учености, надлежит оставить в Лавре, что типография принята от базилиан в самом плохом состоянии: станки ветхи, буквы малогодны к употреблению, доски стерты, и все вообще в состоянии обветшалости, что в Лавре уже состояло в то время налицо 16 иеромонахов (из епархии Курской 4, Харьковской 2, Смоленской 1, Черниговской 1, Полтавской 1, Костромской 1,—прочие вольные), 2 иеродиакона и 37 послушников, — и что он, Преосвященный Иннокентий, желает получить только третью часть из одной братской молитвословной кружки, большая ли она, или меньшая будет, а для братии он признает нужным производить определенные, соответственно степени каждого, оклады из той же кружки; если же оной будет для этого недостаточно; то дополнять из общих монастырских сумм» (172).
Братская кружка, о которой упоминает Преосвященный Иннокентий, в 1832 г. составляла, по свидетельству архимандрита Амвросия, весьма незачительную сумму: всего 5500 рублей ассигнациями, что в переводе на серебро по тогдашнему курсу означало 1378 рублей 50 копеек, но в результате разумного управления обителью и увеличения притока богомольцев уже в 1833 г. эта сумма практически удвоилась и составила 10141 рублей ассигнациями.
24 января 1833 года в обители произошло важное, с нетерпением ожидаемое событие.
В соответствием с пожеланием Преосвященного Иннокентия в Почаев прибыл командированный по Высочайшему повелению Титулярный советник архитектор Русско, получивший от Обер-Прокурора Святейшего Синода Князя Мещерского четкие инструкции по проведению строительных работ в обители. Прежде чем приступить к делу, ему было поручено подробно изучить планы и фасады лаврских зданий, на основании личных замеров составить собственные планы и сметы на все, что Преосвященный признает нужным перестроить, начиная с церкви и монастырских зданий, а также тех строений, которые он захочет выстроить.
Кроме того, в обязанность ему вменялось продумать вопрос об устроении при Лавре помещения для семинарии и училищ, или тщательно продумать, где и как построить новые.
Кроме того, он должен был высказать свои соображения относительно того, каким образом выстроить прочную и соответствующую красоте архитектурного ансамбля обители стену, ограждающую монастырь от внешнего мира. Свобода действий архитектору предоставлялась достаточно большая, однако все свои чертежи, планы и фасады со сметами на все постройки и переделки он мог составлять лишь после предварительного совещания с Преосвященным, в обязанность которого вменялось рассмотрение их и, в случае согласия с ними, одобрение.
Как видим, Обер-Прокурор Святейшего Синода наделил своего посланника самыми широкими полномочиями, особо оговорив при этом роль святителя, по инициативе и под наблюдением которого должна была совершаться эта грандиозная перестройка.
Архитектор Русско не терял времени даром и в итоге своих трудов предоставил требуемые от него прект, планы и сметы. на переделку и строительство всевозможных монастырских построек, и, в частности, как отмечает архимандрит Амвросий,
«на перестройку Архиерейского помещения;
На перестройку и разширение здания для Консистории;
На постройку корпуса для Соборян;
На постройку корпуса для Семинарии;
На постройку корпуса для Училищ;
На постройку зданий вне монастыря: свечного магазина, экономического склада, склада для лесных материалов, амбара для ссыпки хлеба в зерне,— плотни, столярни и сапожни».
На все эти постройки и переделки архитектором Руско были составлены планы, чертежи и сметы. Общая смета простиралась до 3,369,000 рублей ассигнациями, да особо на покрытие железом монастырскнх зданий 1198,000 р. ассигнациями.
На возведение вокруг монастыря каменной стены им же архитектором Руско сделаны план и смета, и по особому ВЫСОЧАЙШЕМУ повелению, указом Святейшего Синода в том же 1833 г. предписано немедленно приступить к произведению ограды по этому плану» (173).
Настало время собирать камни.
Получив от архитектора столь долго им ожидаемые и в буквальном смысле вымоленные планы, чертежи и сметы, незамедлительно изучив и тщательно проанализировав их, Преосвященный Иннокентий уже 15 марта 1833 года представил Святейшему Синоду свои соображения относительно их реализации, существенно сократив расходы за счет целесообразного использования имеющихся помещений вместо дорогостоящей и трудоемкой постройки новых. Все свои соображения он четко аргументировал, отметив, в частности, следующее.
По его мнению, размещение Духовной семинарии и Уездного училища при Лавре нецелесообразно по ряду причин, одной из которых является высокая стоимость проекта постройки семинарского корпуса в связи с необходимостью закупки кирпича и извести в Вишневце, расположенном в двадцати верстах от Почаева. По его мнению, размещение учащихся будет все равно затруднительно, кроме того, опасная близость границы может соблазнять их на побеги в случае каких-либо неприятностей, без которых учение не обходится. Удобнее всего, на его взгляд, было перевести духовные школы из Аннополя в Кременец, разместив в зданиях бывшего Лицея, никем и ничем не занятых и весьма вместительных. Приобретя их за умеренную цену, Комиссия Духовных Училищ смогла бы не только сэкономить средства, но и использовать в качестве семинарской церкви пустующий костел, находящийся при них.
Рассудив по-хозяйски, владыка пришел также к выводу, что расходы можно уменьшить за счет отказа от постройки архиерейского дома, ибо разместить архиерейские покои вместе с канцелярией, прислугой, письмоводителем, кухней и кладовой можно было на втором этаже северо-западной части братского корпуса, а домовую церковь для архиерея - на нижнем, под теми же комнатами, где имелось вполне пригодное для этого помещение, которое трудами Преосвященного Амвросия было уже приготовлено к переоборудованию.
Кроме того, он указал на целесообразность переоборудования базилианской конюшни и каретника в помещения для певчих, поскольку новые конюшня и каретник уже перестроены при пруде из каменного здания, где когда-то варилось пиво.
Практические соображения подсказали ему также, что консистория вполне может оставаться в том же каменном доме, где и находится, если к нему пристроить два каменных флигеля. Постройка же нового каменного дома нужна будет для размещения членов Духовного Собора, а вот острой необходимости в строительстве теплой церкви нет, ибо имеющийся теплый храм довольно вместителен.
Колокольню, по мнению владыки, впоследствии нужно будет соорудить новую, а ту, которая имеется, необходимо перестраивать, полностью сняв каменный верх и настелив деревянную крышу.
Настоятельную необходимость видел владыка в возведении каменной ограды и оборудовании на северной стороне монастырского здания новых каменных амбаров, кладовых и мастерских вместо старых деревянных зданий, покрытии ряда монастырских зданий железом, оштукатуривании монастырского здания, переделке полов и лестниц и во многом другом.
Особо отметил Преосвещенный Иннокентий необходимость замены на великой соборной церкви черных седьмиконечных крестов, составляющих герб Потоцкого, новыми, осьмиконечными, перекрытия обветшавшей медной крыши железом с последующей окраской ее в зеленый цвет и позолотой церковных глав.
Первоочередной задачей, выполнение которой Преосвященный наметил уже на лето 1833 года, ему представлялась безотлагательная починка и укрепление галереи, ветхость состояния которой представляла серьезную опасность, угрожающую великой церкви.
В заключение владыка отметил, что для произведения ремонтно-реставрационных работ в указанном объеме имеющихся у обители средств недостаточно, в связи с чем он обратился в Святейший Синод с просьбой выдать Лавре заимообразно 432 тысячи 750 рублей ассигнациями, выплачивать которые обязался по частям.
Получив это обстоятельное послание, Святейший Синод в целом одобрил его, предписав в связи с нехваткой средств произвести только самые необходимые постройки и исправления за счет монастырских доходов; разрешив, впрочем, Коммиссии Духовных Училищ ассигновать Лавре заимообразно за пятый процент просимую сумму.
В соответствии с мнением Преосвященного Иннокентия, Святейший Синод благословил осуществить в обители ряд преобразований, необходимых для того, чтобы избавиться от католического наследия, способного смутить православных богомольцев. Прежде всего, в связи с большими затратами было признано нецелесообразным строить придельные храмы, какпредлагал владыка. Кроме того, было дозволено устроенный базилианами в алтаре великой церкви престол до благовремения оставить в прежнем виде, не касаясь заложенных в нем при освящении мощей, однако боковые униатские престолы снять и на их месте поставить лампады. Иконостас в великой церкви, сообразно рекомендации Синода, прдлагалось оставить без изменений, в пещерной же — заменить другим, более приличным; иконы, изображающие чествуемых Православной церковью святых в латинских одеяниях, исправить, орган вплоть до момента продажи оставить на прежнем месте, плотно прикрыв занавесом, конфессионалов не продавать ни латинянам, ни униатам, а употребить на что-либо приличное или уничтожить вовсе, прах строителя Потоцкого оставить на месте погребения, заложив, однако вход в склеп наглухо каменными плитами.
Строительство дома для соборян и некоторые другие постройки рекомендовалось производить впоследствии, при наличии у Лавры соответствующих средств.Постройку семинарского корпуса, по ВЫСОЧАЙШЕМУ повелению, было решено отложить в связи с целесообразностью переведения Духовной семинарии и находящегося при ней училища в пустующие здания бывшего Кременецкого лицея(174).
Самым же главным событием, ознаменовавшим начало нового этапа в монастырской жизни, явилось судьбоносное решение о присвоении Почаевской обители звания Почаевской Успенской Лавры и определение ее статуса. В соответствии с Высочайшим Указом, ей предписано было занимать в порядке Православных обителей, после трех существующих Лавр, четвертое место; а Волынскому епископу быть и именоваться ее Священноархимандритом. Кроме того, определялся штат новой Лавры, в соответствии с которым ей был дан статус архимандрии и полагались, кроме наместника, казначей, эконом и ризничий, двадцать иеромонахов, десять иеродиаконов и десять монахов, содержащиеся преимущественным образом на доходы Лавры. Оклады назначались по усмотрению епархиального архиерея, утвержденного Святейшим Синодом.
Выполнение различных трудовых послушаний предписывалось возлагать на лаврских крестьян, живущих на монастырских землях и отрабатывающих различного рода повинности.
На представлении рукой Его Императорского Величества было начертано: «Быть по сему».
12 ноября, в воскресение, непосредственно после получения Указа Святейшего Синода, подтверждающего официальное присвоение Почаевской обители статуса Лавры, Преосвященный Иннокентий после Божественной литургии в Соборной церкви торжественно отслужил вместе с братиею благодарственный молебен с коленопреклонением и возглашением многолетия Государю Императору, всему Августейшему Дому, Святейшему Правительствующему Всероссийскому Синоду и всем Православным христианам.
Обретя новый статус, Лавра быстро возродилась, неустанными трудами своего деятельного Священноархимандрита, сопрягаемыми с совместными усилиями братии, приобретя строгое благолепие и красоту исконно православной обители. В скором времени вместо шестиконечных крестов на куполах Успенского собора победно воссияли восьмиконечные, была сооружена великолепная серебряная рака для мощей преподобного Иова, которые непосредственно после возвращения в Православие были вновь обретены и помещены в пещерную церковь для поклонения, в соответствии с каноническими требованиями были обустроены иконостасы, появилась новая утварь, отвечающая благолепию православных храмов, взор молящихся стали услаждать иконы, украшенные сверкающими серебряными ризами. Кроме того, упразднены были архитектурные излишества, доставшиеся в наследие от базилиан.
И вновь потекли многочисленные паломники на святую Почаевскую Гору. Теперь, чтобы войти в обитель, они должны были пройти через великолепные Святые Врата, на фронтоне которых их встречала Сама Владычица, много веков назад явившаяся в огненном столпе и освятившая это благословенное место. Те избранные, кому дано было услышать призывный глас Божий, навсегда отвергались от «дел неплодных тьмы» (Еф.5,11) и изменяли решительным образом свою жизнь. Те же, кто продолжал идти погибельным путем, ожидала неминуемая участь юродивых дев, отвергнутых Небесным Женихом и в ответ на молитвенное призывание получивших гневную отповедь:
Много бурь пронеслось над обителью за это время, множество скорбей и невыплаканных слез впитал дивный воздух Святой Горы, буквально насыщенный благодатью и святостью. Но пришло время возрождения, и Пресвятая Богородица вновь распростерла Свой благодатный Омофор, под который и поспешили богомольцы со всех уголков земли…
Здесь сердцем чувствуешь Вечность.
Здесь память веков жива.
Ветер и сумрак шепчут
Молитвы святой слова.
К святыням в Почаев приходят,
Когда утешения нет.
Влечет сюда толпы народа
Нетварный Божественный Свет.
Преосвященный Иннокентий непосредственно вникал во все дела, которыми жила, которыми буквально дышала Лавра, обретя единомышленников в лице наместника Антония Рафальского и эконома Николая Немоловского.
Буквально на глазах происходили впечатляющие изменения, а когда Лавре было возвращено благолепие истинно православной обители, настало время обретения честных мощей преподобного Иова игумена и чудотворца Почаевского, которые на протяжении ста десяти лет пребывали за решеткой в базилианском плену. Как отмечалось ранее, первоначально они были открыты и прославлены Киевским Митрополитом Дионисием Балабаном еще в 1659 году — через 8 лет после кончины угодника Божия. Но базилиане сделали все, чтобы память о преподобном Иове изгладилась из сердец и душ людей. Как могли, они скрывали правду о преподобном, обличавшую отступление их от Православия, не допуская богомольцев к цельбоносным мощам и делая исключение только для тех, кто прибегал в качестве веских аргументов к определенным суммам, способным удовлетворить их ненасытную алчность. Однако преподобный являлся к страждущим в тонком видении, посылая им благодатную помощь, и слепые прозревали, немые отверзали уста, а расслабленные начинали ходить. Когда сила молитвенного предстательства преподобного перестала быть тайной для кого бы то ни было, сами базилиане в лице графа Потоцкого и тех высокопоставленных духовных лиц, которые ему покровительствовали, попытались испросить у Рима разрешение прославить угодника Божия уже как католического святого. Однако Господь не попустил подобного осквернения святых мощей, и они остались на прежнем месте.
По возвращении обители в лоно Православной Церкви, благоприятный случай для обретения цельбоносных мощей не замедлил явиться. Промысл Божий послал его в лице Преосвященного Кирилла, архиепископа Каменец-Подольского, который в августе 1833 года, совершая объезд своей паствы, находящейся в сопредельном Волыни крае, возымел благочестивое желание поклониться святыням возрожденной Почаевской Лавры, и сугубо - чудотворному образу Богоматери и нетленным мощам Преподобного. Он прибыл в Почаев со всем окружением - Ректором семинарии, архимандритом Гедеоном, протодиаконом, диааконами и певчими. Посетив пещеру, в которой некогда подвизался преподобный Иов, он лично убедился в нетлении святых мощей этого прославленного угодника Божия. По предварительной договоренности с Преосвященным Иннокентием, 27 августа вместе с ним он совершил крестный ход в пещерную церковь и в сопредельную ей пещеру. Здесь впервые за более чем вековой период было совершено Всенощное бдение с благословением хлебов у раки преподобного; а 28 августа, фактически в тот самый день, в который 174 года назад Киевским Митрополитом Дионисием Балабаном были обретены мощи святого, по окончании литургии, которую священнодействовал в пещерной церкви Преосвященный Иннокентий, и молебна, отслуженного совместно обоими архипастырями, их же архиерейскими руками, мощи были обретены вторично и вынесены высшими священнослужителями для участия в крестном ходе вместе с чудотворной иконой. Исполнились слова блаженного Досифея, ученика преподобного:
«Яко сице духовному сему светилу нашему иеросхимонаху Иову(Иоанну) Железу не благоволи богпод спудомнощной непамяти сокрыватися, но на свещниквсенародного зрения возведе»(175).
В торжестве приняли участие четыре архимандрита - Ректор Каменец-Подольской Семинарии архимандрит Гедеон, Ректор Волынской Семинарии архимандрит Флавиан, настоятель Дерманского монастыря архимандрит Иерофей и наместник Почаевской Лавры, архимандрит Антоний, а также братия Лавры, члены Волынской Духовной Консистории, протоиереи, благочинные, приходские священники ближайших уездов и огромное количество народа всех сословий, притекшего в Почаев на праздник.
Так былая слава вернулась в это благословенное место. Души прихожан и многочисленных паломников вновь радовал тот особый Почаевский дух, который, заставляя оставить все на свете, пренебречь суетными мирскими попечениями, устремиться на благословенную Гору Почаевскую, чтобы оттуда просветленная и очищенная святым покаянием душа начала свое восхождение тернистым путем крастоношения – к высокому строгому Небу…
Струны души невидимо
Снова затронут вдруг
Тайна святой обители,
Ее сокровенный дух.
Воздух молитвой полнится,
Хочется мир весь обнять.
На монастырской звоннице
Колокола звенят.
Души почивших иноков,
Тихий незримый свет
Лики блаженных схимников-
Вечности благовест.
Иов вглядится пристально
В мрачные бездны души,
Примет сердечную исповедь,
Бремя грехов разрешит.
Вливается в мир сакральный
Души цельбоносный ручей.
Свершается строгое таинство
В сумраке звездных ночей.
На следующий день, 29 августа, Преосвященный Кирилл лично отслужил в главной Соборной церкви Божественную литургию в ознаменование благодарения дивному во святых(Пс. 67, 36) Богу, давшему ему возможность и силы совершить великое и святое дело возвращения Православию нетленных мощей великого угодника Божия, ставшего, как поется в Акафисте, «обители Почаевской украшением»
С тех пор, в память об этом выдающемся событии, 28 августа (10 сентября по новому стилю) светло празднует Почаевская Лавра день обретения святых мощей ее первого игумена. Огромное количество паломников стекаются сюда в этот праздник в надежде на благодатную помощь или в благодарность за ее получение. И никто не уходит неутешенным, о чем свидетельствуют многочисленные рассказы исцеленных и вразумленных людей. А те, кто побывал в таинственной пещере, воплотившей в себе молитвенные воздыхания преподобного, на всю жизнь сохраняют чувство благоговейного трепета, охватывающего всех, кто с верою и молитвою погружается в таинтвенный мрак этого удивительного обиталища великого Почаевского игумена. Рассказывают, что иногда узкий и тесный вход в эту пещеру сдвигается, и тогда находящиеся в ней люди не могут выйти на поверхность, пока не пригласят священника и не покаются в каких-то сугубых грехах, совершенных ими. Одержимые нечистой силой, приближаясь к пещере, начинают издавать непотребные звуки, но преподобный усмиряет бесов, и они изнемогают и успокаиваются после того, как несчастный, приложившись к святым мощам и побывав пещере, возвращается…
Вскоре после вышеописанного события для украшения святых мощей великого Почаевского игумена было сделано щедрое приношение от богатой и благочестивой благотворительницы, графини Орловой-Чесменской, которая, узнав о торжестве, вознамерилась пожертвовать серебряную раку. С этой целью она обратилась к выдающемуся мастеру Верховцеву, предоставив ему необходимые средства на изготовление раки, достойной подвигов преподобного. На раку, явившуюся подлинным украшением темного грота, высеченного в грубой скальной породе, где обрели приют нетленные мощи угодника Божия, было истрачено три пуда, двадцать семь фунтов и шестьдесят девять золотников чистого серебра. Кроме того, графиня пожертвовала бархатное покрывало малинового цвета на внутреннюю обивку раки и серебряную позолоченную лампаду весом четыре фунта и двенадцать лотов.
В июне 1834 года людскую молву взбудоражило событие, о котором долго не могли забыть многие: возвращаясь из Санкт-Петербурга в Вильно, неожиданно Почаевскую Лавру посетил Преосвященный Иосиф Симашко, тогда еще Литовский униатский епископ. Появление его в обители в униатском облачении пробудило в сердцах некоторых скрытых сторонников унии надежду на возвращение прежних порядков, о чем периодически повторялись настойчивые слухи. На самом деле цели посещения обители у Преосвященного Иосифа оказались совершенно другими: его очень заботили грядущие перемены, к которым постепенно располагалась его душа. Под строжайшим секретом он сообщил Преосвященному Иннокентию, что вскоре должно произойти воссоединение униатов западного края и Литвы с Православною Церковью, о чем в настоящее время ведутся переговоры и производятся надлежащие приготовления. Такого рода преобразование было весьма желательным, так как снимало известное напряжение в Церкви, сохранявшееся до сих пор.
«Блюдите убо, како опасно ходите» ((Еф.5, 15), - предостерегает нас Священное Писание. И действительно, в 1839 году это чрезвычайно важное событие, о котором говорил униатский епископ, состоялось, и в лоно истинной Церкви возвратились многие из ее заблудших сыновей.
А время шло, и многое в обители изменялось.
Монашеская судьба неисповедимыми Господними путями увлекала на новые труды одних ее насельников и приводила взамен других, чтобы и они смогли услужить Преблагословенной Владычице в возлюбленной Ею Лавре. Так, верный соратник Преосвященного Иннокентия, архимандрит Антоний Рафальский, превосходно проявивший себя в должности наместника Почаевской Лавры, занимал эту должность не более года и уже в мае 1834 года был вызван в Санкт-Петербург для хиротонии во епископа Варшавского: Господь, видя его примерное усердие, призвал на свещник апостольского служения.
Естественно, новое назначение вызвало ряд проблем. Практически тотчас встал вопрос о том, кому можно доверить ответственную и хлопотную должность наместника. Выбор пал на его ближайшего соратника, протоиерея Николая Немоловского,превосходно проявившего себя на ответственейшей должности эконома и давно стремившегося принять монашество. 5 августа, непосредственно по принятии монашества с именем Григория, он был произведен в сан архимандрита и вступил в должность наместника Лавры с присвоением степени настоятеля второклассного монастыря и дозволением, в соответствии с Указом Святейшего Синода, носить шелковую мантию с зелеными скрижалями.
В продолжении 1834—1838 годов главным предметом архипастырских забот Преосвяшенного Иннокентия в Почаевской Лавре были различного рода строительные работы. Они производились, как и ранее, со всевозможной бережливостью и экономией монастырских средств. К примеру, для возведения каменной ограды, по архитекторской смете, требовалось сто тысяч рублей ассигнациями. Благодаря трудам Преосвященного, постройка, которая производилась по частям в течение нескольких лет, завершилась в 1836 году и обошлась в десять раз дешевле, чем требовалось по смете. Впрочем, надобно сознаться, что в тогдашнее время и материалы, и рабочие стоили Лавре гораздо дешевле. Самые большие затраты приносили изделия из железа, которые приобретались в Киеве и Бердичиве у купца Дехтярева. Хранящиеся в архиве документы свидтельствуют, что только в 1834 году их было закуплено более чем на 36 тысяч рублей ассигнациями.
Когда строилась каменная ограда вокруг Лавры, Духовный Собор предложил Преосвященному Иннокентию, на месте обыкновенных ворот, ведущих в обитель, устроить так называемые Святые Врата, приличные ее новому статусу, пристроив к ним с одной стороны иконную лавку, а по другой - комнату для привратника. План постройки составил архитектор Михаловский. Работу каменщика и плотника производил калужский крестьянин Власий Позняков, оплата труда которого производилась сдельно. Насколько сложной и трудоемкой была эта работа, можно судить хотя бы из того, что только кирпича на постройку Святых Врат было употреблено около шестидесяти пяти тысяч штук. Завершилась эта многотрудная и многославная работа в 1835 году.
В 1834 году реконструкции подверглась галерея, каменный пол которой был снят, насыпанная под плитами земля убрана, своды укреплены стропилами и покрыты железной крышей с водосточными желобами, а сверху на особых балках положен деревянный пол. Весьма значительные затраты желаемых результатов не дали: лишь на непродолжительное время своды над пещерной церковью и подвалами, служащими контрфорсами для Соборного храма, могли удерживать воду. Железная крыша, находившаяся под полом, и водосточные желоба довольно быстро риходили в негодность, и во время сильных дождей или в период таяния снега вода сквозь своды просачивалась в пещерную церковь и подвальные коридоры. С целью предохранения здания от повреждений, в 1850 году попытались смешивать вареную смолу с песком и смазывать этим составом щели в полу. Но и это не спасало положение: от летней жары и великого множества богомольцев масса трескалась, образовывая щели, и вода по-прежнему повреждала подвальные своды.
Происходили и другие изменения. Как отмечалось выше, первоначально архиерейское помещение предполагалось устроить в братском корпусе на втором этаже с северо-западной стороны, однако, по предложению Преосвященного Иннокентия, для помещения архиереев с канцеляриею, письмоводителем и прислугою был избран отдельный кирпичный дом, отделенный от братского корпуса. Его перестроили снаружи и изнутри, заменив черепичную крышу железной, окрашенной красной краской, отремонтировали полы и печки и устроили на нижнем этаже крестовую Петропавловскую церковь,.
Необходимо напомнить, что как на главной соборной церкви, так и на всем братском корпусе при базилианах крыши были гонтовые, местами сгнившие и пропускавшие влагу. По благословению Преосвященного Иннокентия они были перекрыты железом и выкрашены. Помимо них рекострукции подверглись верх на переделанной колокольне, гостинный каменный дом, главный ворота каменною стеною, выполнявшей роль ограды.
Кроме того, в соответствии с предписаниями Синода, пещерную и теплую церкви украсили новыми иконостасами, по всем коридорам братского корпуса отремонтировали полы и лестницы, склеп с прахом фундатора Потоцкого наглухо замуровали, южную стену надежно укрепили еще двумя контрфорсами из тесанных камней и покрыли листовым железом.
Для нужд приезжающих отовсюду паломников выстроили деревянные гостиницы, купол большой церкви украсили медными позолоченными звездами, все строения выбелили, разбили палисадники, в значительной степени выровняли косогор за главными вратами, выложив дерном и многое другое. Как только у обители появились средства, на лаврские деньги был прибретен колокол в 213 пудов, отлитый в Киеве (176).
Со временем выписаны были из Москвы на лаврские деньги два напрестольных Евангелия и два ручных серебрянных креста на сумму 528 рублей серебром. Сам Преосвященный Иннокентий постоянно подавал пример щедрой благотворительности, и, в частности, пожертвовал Лавре собственное полное архиерейское облачение из зеленого бархата, отделанное парчой.
Естественно, не могли не произойти изменения и во внутреннем убранстве реставрируемых храмов, одним з которых стало обустройство в киоте главной святыни обители - Чудотворной иконы Божией Матери серебрянной позолоченной решетки. Лаврская и архиерейская ризница стала богаче на четыре перемены полных облачений, появилась новая церковная утварь, иконы, вид которых был приведен в соответствие со строгим церковным каноном, обрели дорогие нарядные ризы.
Щедрые благотворители, явившиеся во благовремение, от чистого сердца жертвовали Почаевской Лавре различные богатые подношения, помогая ее возрождению.
Так, в июне 1839 года прибыла на Почаевскую Гору помолиться в легендарной обители Богородицы наслышанная о чудесах, щедро изливаемых Владычицей, известная в христианском мире благотворительница графиня Анна Алексеевна Орлова Чесменская. Проникнувшись высоким духом веры и благочестия, она несколько дней провела в Лавре в подвиге поста и молитвы, ежедневно «утренюя» к Богу с 4-х часов утра, неопустительно посещая всенощные бдения, и Божественные Литургии, как ранние, так и поздние. Напротяжении всего периода пребывания в обители, она не оставила без внимания ни одного богослужения, совершавшегося в Лаврских церквях. Однако этого было для нее недостаточно. По заказу благочестивой паломницы братия неоднократно служили соборно Акафист пред Чудотворною иконою Божией Матери, молебен Преподобному Иову и панихиду. Прежде чем уехать, Орлова-Чесменская заказала молебен о путешествующих, по окончании которого лично наградила каждого и сделала особое приношение Лавре, пожертвовав до 800 рублей  серебром. Глубоко проникнувшись нуждами обители, она увезла с собою тайную мечту обустроить для угодника Божия Преподобного Иова богатую серебрянную раку, что не замедлила исполнить почти сразу по возвращении. Вознося свои прошения к всемилосердому Богу, она следовала неложному обетованию Спасителя:
«Всяк бо просяй приемлет, и ищай обретает и толкущему отверзется. Или кто есть от вас человек егоже аще воспросит, еда камень подаст ему. Аще убо вы лукавы суще, умеете даяния блага даяти чадом вашим, кольми паче Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него» (Мф. 7, 7-11).
Впрочем, о щедром даре Орловой-Чесменской было написано ранее.
В том же 1839 году Лавру посетила еще одна благочестивая паломница - полковница Мария Петровна Эдинг. Полюбив всем сердцем строгую красоту Почаевской молитвенной жизни, она пожертвовала для обители бриллиантовые украшения и просила продать их, а деньги употребить на монастырские надобности. Воля ее была исполнена, и на вырученные за бриллианты деньги Лавра получила возможность приобрести драгоценную утварь, значительную часть которой расхитили в свое время сребролюбивые базилиане. Потир, дискос, звездица, два блюда из чистого серебра общим весом 7 фунтов 21 лот 27 золотников, Евангелие в серебряном позолоченном окладе и напрестольный серебряный крест, - вот перечень священных предметов, приобретенных благодаря щедрости этой великодушной жертвовательницы. За все эти вещи было уплачено 2873 рублей серебром.
Нет никаких сомнений в том, что Всемилостивый Господь сторицею воздал за подобное великодушие, ибо неложно сказано в Святой Псалтири:
«Праведник щедрит, и милует, и взаймы дает» (Пс.)
Примерно в это же время Господь воздвиг еще одну весьма состоятельную и щедрую благотворительницу - Статскую Советницу Наталию Алексеевну Амосову. Она пожертвовала Лавре напрестольное Евангелие, обложенное малиновым бархатом с серебряными образами, пелену на престол из розового бархата, обшитую серебрянною бахромою, три ораря, шесть пар поручей, и шерстяный разноцветный ковер в 8 аршин длиною, а взамен обрела усердные милитвы иноков, которые ежедневно поминают «строителей, благоукрасителей и жертвователей святыя обители сия». Воистину,« Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его» (Мф. 11,12).
Графиня Кудашова от щедрот пожертвовала на благоустройство Лавры два огромных разноцветных ковра ручной работы, которые пришлись как нельзя более кстати. Помещик Волынской губернии Князь Владимир Четвертинский Святополк, принявший в 1835 году Православие, которое исповедовали его предки, в ознаменование своего возвращения в истинную веру, пожертвовал на церковные нужды 300 рублей, которые были использованы для написания иконы святого равноапостольного князя Владимира, выполенной на дереве и украшенной серебрянной позолоченной ризой, весившей шесть фунтов 57 золотников.
Постепенно, по мере приобретения Почаевской обителью широчайшей известности в Православном русском народе, из разных мест присылались письма с пожертвованиями, хотя незначительными, но с полною верою в благодатную силу чудотворной Почаевской Иконы Божией Матери.
Разумеется, не все являли подобное великодушие, - находились и те, кто пытался нажиться за счет Лавры, дешевыми подделками подрывая ее авторитет и финансовое благосостояние. Некоторые почаевские жители, стремясь к обогащению, стали тайно печатать и продавать иконы и медальоны, выдавая их за лаврские изделия. Разумеется, против подобных злоупотреблений были тотчас приняты безотлагательные меры. Оборудование для тиснения икон и медальонов у самозванцев было конфисковано, и полиция, разбирательства с которой не сулили ничего хорошего, категорически воспретила им продолжать заниматься подобного рода деятельностью.
В это время рабочие, обслуживающие лаврскую типографию, освоили новый технологический процесс: научились литографировать на бумаге и атласе изображения Спасителя, Божьей Матери, Святителя Николая, Преподобного Иова, Великомученицы Варвары и св. Великомученика Георгия. Однако вопрос реализации такого рода продукции затруднялся тем, что Лавра не могла этим заниматься без предварительного согласования со Святейшим Синодом, специальным указом которого от 31 марта 1839 г. за № 3526 было предписано, что подобные изображения прежде печатания в Почаевской литографии предварительно должны были быть представлены в Духовный цензурный Комитет на утверждение. Предостережение это было небезосновательным и имело целью недопущение неканонических, а порой просто некачественных священных изображений.
Во избежание всякого рода злоупотреблений со стороны людей сребролюбивых, которые, к сожалению, находились и в монастыре, Преосвященный Иннокентий особое внимание обратил на духовно-нравственный облик содержателей братской кружки, не все из которых могли удержать себя от соблазнов.
25 июня 1838 года на рассмотрение Духовному Собору владыка дал предложение, в котором изложены следующие правила для тех, кто был на этом чрезвычайно трудном послушании:
а)Чтобы они ни под каким видом не брали в свои руки от богомольцев жертвуемых ими для Лавры денег, но, записав эти деньги по своим регистрам, указывали богомольцам отверстия в кружках, в которые они сами своими руками должны были класть при-
ношение.
б)Поелику богомольцы при этом случае часто требуют размены им денег, то для сей надобности каждый кружкосодержатель получает от Лаврского казначея мелкою монетою до 20 рублей, которые должны быть возвращаемы казначею по прошествии отпустных дней.
в) Внушить всем кружкосодержателям, дабы они служили в этом послушании верно, безкорыстно и сообразно той присяге, которую они принесли Богу, принимая на себя ангельский чин монашества,— чтобы действия их были чисты пред очами начальства, а еще более пред Всевидящим оком Божиим; если же навлекут на себя какое либо подозрение в сем предмете, то к ним, кружкосодержателям, будут приставляемы караульные солдаты.
г) Равномерно внушить и Духовникам, чтобы они не утаивали доходов Лаврских.
д За исполнением всего вышеписанного обязаны смотреть Наместник и Благочинный, которые при случаях поверяют действия кружечных и Духовников чрез расспросы самих богомольцев, и тотчас доносят Преосвященному о преступающих.
Разработка этих правил была особенно важна вследствие того, что после нескольких лет относительного затишья в преображенную обитель вновь стали отовсюду стекаться могочисленные паломники. Особенно много их было в летнее время. Страждущие болезнями, одержимые нечистой силой, обиженные и гонимые, в соответствии с данными Господу и Пресвятой Владычице обетами, приходили они в Почаев, преодолевая трудности пути и многочисленные препятствия, и исцелялись, потому что Всемилосердый Господь по молитвам Своей Пречистой Матери даровал им благодатную помощь в соответствии с их прошениями.
Так в 1835 году вдова священника из Аккермана Христина Чернявская, у которой на протяжении длительного срока был болен правый глаз, услышав о Почаевской святыне, дала обет посетить ее, который исполнила, и, тепло помолясь Пресвятой Владычице, получила исцеление. Радости, переполнявшей ее сердце, не было границ, и она почла своим христианским долгом открыто, перед всеми людьми, засвидетельствовать о полученном ею благодатном даре. Свидетельство ее было подтверждено Аккерманскою полициею и доведено до сведения Святейшего Синода, а через Обер-Прокурора стало известно Государю Императору (177).
Подобное благодатное исцеление, по вере и упованию на помощь Почаевской Божией Матери, в 1836 году получил Аудитор Минского гарнизонного батальона Александр Ашуров, также не замедливший сообщить об этом Святейшему Синоду (178).
Итак, слава о Чудотворной Почаевской Иконе Божией Матери постепенно все более ширилась и распространялась, пока не стала воистину всенародной. Разумеется, это тотчас же отразилось и на повышении финансового благосостояния обители, еще недавно остро нуждавшейся в самом необходимом. Со всех сторон в Лавру стали приходить письма и пожертвования от людей самых разных сословий, свидетельствующие о глубокой вере жертвователей в благодатную силу иконы и искреннем, сердечном уповании на нее.
Возвращение обители ее былой славы, согревающее души истинно верующих не могло оставить равнодушными врагов Православия. Видя, как умножаются богатства Почаевской Лавры, как растет ее благоденствие, как благоприятно сказывается на всей ее жизни ее возвращение в лоно восточной Православной Церкви, они вынашивали дерзкие планы, направленые на ее разорение.
Особенно досадно было иноверцам видеть, что Матерь Божия видимым образом распростерла над обителью Свой благодатный Покров и усердно помогает чудотворною силою Своей иконы. Исполнившись неистовой злобы и лютой ненависти, они постоянно изыскивали всевозможные средства, чтобы насильственно отобрать это сокровище. В свое время, как уже отмечалось ранее, это пытался сделать Андрей Фирлей. Чем для него закончилось посягательство на величайшую православную святыню, мы уже писали. Однако горькие уроки святотатцами усвоены не были, и те же базилиане впоследствии неоднократно спекулировали святостью иконы, пытаясь вывезти ее за границу. Перед уходом из Почаева кто-то из них не погнушался ограбить икону, сняв с нее золотой крест с рубинами. Думается, что и это святотатство не прошло безследно, хотя о последствиях именно этого нечестивого действа нам не известно. Однако если вспомнить судьбы архимандрита Скифского, иеромонаха Постанкевича, иеромонаха Галинского и других базилиан, преступные действия которых были пресечены законом, становится понятным, что их, как некогда жену Фирлея, покарала именно Божия десница.
Происки базилиан не прекращались и тогда, когда обитель вернули Православным. Когда стало очевидным, что открытые враждебные действия не приносят желвемых результатов, они изменили тактику.
Выше уже несколько раз упоминалось имя Бонифратрского ксендза Навродского, по присоединении нареченного Павлом, которого приснопамятный Преосвященный Амвросий некогда имел неосторожность принять в число Лаврской братии. Доверившись ему, владыка стал вверять его попечению важные денежные документы и всевозможные дела монастырского архива. Преосвященный Иннокентий, пойдя по стопам своего предшественника, также чрезмерно положился на этого, как оказалось впоследствии, ловкого и коварного провокатора, который был подослан иезуитами, чтобы всемерно вредить Православной обители. Воспользовавшись своим привилегированным положением и имея в своих руках важные документы, он не только передавал их заинтересованным лицам за определенное денежное вознаграждение, но и подобно своим предшественникам-святотатцам, вознамерился похитить Чудотворную икону и вывезти ее за границу. Действуя в соответствии с выношенным в сердце дерзким планом, вначале он стал роптать на свое послушание и всячески добиваться получения должности ризничего. Преосвященный Иннокентий, взирая на его настойчивость, заподозрил неладное и, несмотря на доверие к этому новообращенному иезуиту. не решился доверить ему столь важное послушание. Это побудило Павла искать иные возможности для того. чтобы проникнуть в Успенский собор. В состоянии какого-то удивительного помрачения он слишком явно стал требовать ключи от храма под предлогом необходимости уединиться там для молитвы. Когда и в этом ему было отказано (естественно, не без основания), он попытался подкупить смотрителя башенных часов Тимофея Андриевского, соблазняя его выпивкой и деньгами взамен ключей. Однако Андриевский, поняв, что предательские действия Павла направлены на причинение существенного вреда Православию, не стал его сообщником и доложил наместнику о вынашиваемом злом умысле.
Когда и этот преступный план сорвался, Павел, ощутив, что ему перестали доверять, стал просить увольнения якобы для того, чтобы уйти под омофор Преосвященного Амвросия. Его желание удовлетворили и выдали паспорт, после чего он бежал за границу, где окончательно сбросил с себя личину, обрил бороду и присоединился в Галиции к тернопольским иезуитам.
Это недоразумение было, пожалуй, единственным компрометирующим владыку обстоятельством. На всем протяжении времени, которое Господь отвел ему для управления кафедрой и созидательного труда в Почаевской Лавре, ему во всем сопутствовала самая добрая слава. Его любили единомышленники, уважали братия, видя в нем «пастыря кроткого и радетельного», наконец, с ним не могли не считаться даже враги.
Деятельность Преосвященного Иннокентия в качестве Священноархимандрита Почаевской Лавры была чрезвычайно плодотворной и оставила заметный след в истории обители. Однако Господь Своим непостижимым Промыслом уготовил ему иной путь. Очевидно, в этом рачительном и мудром архипастыре в другом месте нуждались больше, и 28 января 1840 году он был переведен на архиерейскую вакансию в Орловскую епархию, а на его место прибыл из Минска архиепископ Никанор, который с этого времени был наречен архиепископом Волынским и Священноархимандритом Почаевской Лавры (179).

Перевод Преосвященного Иннокентия на новую кафедру. Преосвященный Никанор (Клементьевский)- архиепископ Волынский, впоследствии Варшавский и Новогеоргиевский, член Святейшего Синода, Священноархимандрит Почаевской Успенской Лавры и управляющий Волынскою епархиею (1840—1848 г.).
Постичь основы мирозданья
Стремимся изначально мы.
В красе и силе первозданной
Открыт,
      как книга,
                Божий мир.
Скрестим соборные усилья,
Безбожных лет отринув груз.
Несокрушима Жизни сила.
Отсюда вновь начнется Русь
Высокий подвиг созиданья,
Любви Господней щедрый плод,
Труд претворенья мирозданья
Благословляет Сам Господь.
Преосвященный Архиепископ Никанор прибыл в Почаевскую Лавру в первых числах марта. Предместник его, Преосвященный Иннокентий, на некоторое время задержался в Почаеве, не имея возможности по нездоровью отправиться на свою новую кафедру тотчас же после получения назначения, и в течение трех недель имел возможность передать своему преемнику обстоятельные сведения о состоянии обители и монастырской братии.
Будучи чрезвычайно сведущим во всех хозяйственных потребностях Лавры, он подробно и обстоятельно рассказал о насущных ее нуждах.
Первоначально в жизни обители ничего не изменилось.
Новый Преосвященный, как и его предшественник, с головою окунулся в хозяйственные хлопоты, тотчас же приступив к ремонтно-восстановительным работам. В этом вновь назрела настоятельная необходимость, ибо железо на крышах, которым при Преосвященном Иннокентии спешно и не всегда добросовестно перекрыли большую церковь, как, собственно, и другие здания, нужно было в некоторых местах зменить новым. По повелению Преосвященного Никанора, для проведения ремонтно-восстановительных работ было приобретено в Киеве 187 пудов листового железа, что дало возможность исправить существующие недочеты. Кроме того, к 1840 году была произведена покраска монастырских зданий, что сделало их более привлекательными и устойчивыми к особенностям местного климата.
Новый архипастырь, ближе ознакомившись с внутренней жизнью Лавры, с сожалением вынужден был констатировать ряд нарушений и злоупотреблений, допускаемых некоторыми братиями. Узнав от благочинного, иеромонаха Серапиона, что многие иноки пренебрегают своей главной обязанностью и весьма нерегулярно ходят в церковь, а находясь в ней, пребывают во время богослужения не на клиросе, как положено, а в ризнице, храме или при кружке, входя и выходя, когда вздумается, Преосвященный Никанор вначале отдал распоряжение отцу наместнику объявить в трапезе его крайнее неодобрение подобной практики. Поскольку эта мера пресечения со стороны архипастыря не возымела должного действия, в 1841 году Преосвященный Никанор обязал Духовный Собор строго предупредить братию, взяв с каждого соответствующую подписку, чтобы иноки непременно на всех богослужениях и во всех церквях находились на клиросе, «и отнюдь не становились в толпе народа и не ходили без надобности по церкви, исключая лиц, определенных для исполнения служебных треб, - чтобы о преступающих это распоряжение немедленно ему сообщали, - и чтобы братии было известно, что только болезнь, командировка и другие важные обстоятельства будут принимаемы в уважение небытности в церкви на богослужении» (180).
Кроме того, братии было велено объявить в трапезе, чтобы, во избежание взыскания, иеромонахи и иеродиаконы на молебное пение в праздничные дни и в субботу на акафист облачались в соответствии с чином.
Преосвященный Никанор обратил внимание братии также и на необходимость должного почитания святых нетленных мощей преподобного Иова, Игумена Почаевского, как благодатной святыни, постоянно привлекавшей благочестивых богомольцев, что, по его мнению, должно было быть обезпечено постоянным пребыванием при них достойного и благоговейного иеромонаха. По здравому размышлению выбор пал на иеромонаха Зиновия, который в 1841 году получил назначение смотрителя гроба преподобного или «гробового иеромонаха. В 1863 году этот глубоко уважаемый всеми за благочестивую жизнь старец был пострижен в великую схиму с наречением имени Зосима.
Необходимо добавить, что традиция, заложенная архипастырем, продолжается до нашего времени. И сейчас у раки с мощами преподобного Иова постоянно пребывает монах, имеющий священный сан. Он надевает на паломников шапочку преподобного, по их просьбе помазывет их елеем из лампады и благословляет на добрые дела. Изменилось. правда, название его послушания: в нынешнее время он именуется блюстителем мощей.
Кроме того, Преосвященный Никанор, до сведения которого постоянно доходили передаваемые из уст в уста удивительные сказания о многочисленных чудотворениях, повсеместно происходивших от Почаевской иконы Божией Матери, Ее Цельбоносной стопы и мощей Преподобного Иова, 26 января 1841 года внес на Духовный Собор предложение, чтобы сведения об этих чудесах записывались в особую книгу, предназаченную специально для этой цели. Исполнение воли архипастыря было возложено на ризничего обители, иеромонаха Анатолия, который отнесся к этому послушанию весьма добросовестно и собрал более 11 достоверных свидетельств о чудотворениях, происшедших за десять лет со времени возвращения Лавры в Православие, т.е. с 1831 года по 1841 год (181).
Пребывание Преосвященного Никанора непосредственно в Почаевской Лавре в качестве ее Священноархимандрита продолжалось не более года. По ВЫСОЧАЙШЕМУ повелению, в 1841 году епархиальное управление было перемещено из Почаева в губернский город Житомир. Это означало прежде всего новые затраты. Так, на покупку архиерейского дома в этом городе пришлось выделить заимообразно без процента около одиннадцати с половиной тысяч рублей серебром из средств Духовно-учебных заведений. За эту достаточно внушительную сумму в Житомире для архиерейского помещения был приобретен вместительный каменный дом, оплата за который в шестилетний срок а также покупка для него мебели и устроение в нем крестовой церкви была возложена на Лавру.
Для консистории, попечительства, архива и размещения штатных лиц, пребывающих при архиерейском доме, временно были сняты квартиры.
Прибретенный для архиерейского помещения дом впоследствии стал считаться лаврским подворьем. Спустя некоторое время к этому подворью был пристроен также каменный дом для консистории.
С этого времени на протяжении более полувекового периода все последующие архиереи были самостоятельными архиепископами Волынскими и Житомирскими, являясь одновременно и Священноархимандритами Почаевской Лавры.
Время шло, и в Церковной иерархии происходили существенные изменения.
В 1841 году, когда Варшавское викариатство было было переименовано в самостоятельную кафедру, на Волыни возникло особое местное викариатство. Новый викарий стал именоваться епископом Острожским.
Когда Варшавский епископ Антоний, считавшийся ранее викарием Волынским, в 1841 году был произведен в сан архиепископа, в связи с чем Варшавское епископство стало самостоятельной Варшавской епархией, освободилось место Волынского викария, которое в сентябре 1841 года занял переведенный из Екатеринбурга Преосвященный Анатолий (Мартиновский), получивший титул викария Волынского и епископа Острожского. Местопребывание для него было назначено в Почаеве, поэтому Лавра должна была предоставить ему приличное помещение, назначить прислужников, снабжать провизией и заботиться о содержании. Во время отсутствия архиепископа Почаевская Лавра поручалась управлению викария, и вся братия должна была быть быть в полном ему подчинении.
В январе, по случаю переведения консистории и перемещения епархиального управления из Почаева в Житомир, Преосвященный Никанор предложил Духовному Собору возложить на наместника Лавры, являвшегося вторым по значимости после архиерея лицом, обязанность вникать во все вопросы, связанные с управлением ею: в частности, наблюдение за целостью и безопасностью всех зданий, соблюдением братского монашеского жития и общих послушаний, за братскою трапезою, за сбором и записью всех доходов, за благочинием и ходом богослужения. Несмотря на то, что наместнику предоставлялись большие полномочия, владыка, однако, подчеркнул, что в компетенции Духовного Собора непременно должны находиться производство дел и распорядительность.
Преосвященным было предложено также всякий раз представлять архиерею подробные сведения о расходах, употребляя на незначительные расходы суммы, не превышающие 25 рублей, а по окончании каждого месяца проверять приход и расход лаврских сумм, постоянно отчитываясь перед архиереем.
Кроме того, предлагалось весьма нелицеприятно рассмотреть и решить следующие вопросы:
«Представить, сколько и для какого употребления держать лошадей, и сколько нужно употреблять на корм их овса и сена.
Завести богадельню для престарелых и калек.
Служителей продовольствовать общим столом на экономии.
Никому из братии, ни под каким видом, не позволять читать и петь в церкви акафисты, неположенные в православных чиновниках, не продавать базилианские, латинские и польские книги, монастырскую библиотеку умножать приобретением книг Русских и вновь выходящих духовных журналов. Для этой цели Преосвященным Никанором было пожертвовано в Лаврскую бнблютеку книг собственных разного содержания 63 номера(181).
Кроме того, Преосвященный распорядился, чтобы «из Лаврского привесочного серебра сделать новый дикирий и трикирий, а из трех базилианскнх митр, не имевших надлежащей формы, дозволено викарию, Преосвященному Анатолию. сделать одну приличнейшую, и чтобы в Лаврской типографии, под руководством нового типографа иеромонаха Дорофея, определенного в сию должность на место священника Михневича, вновь было напечатано 5 тысяч букварей, 3 тысячи канонников, и разных па атласе изображений числом до 16 тысяч экземпляров»(182).
Не прошло и года со дня вступления Преосвященного Архиепископа Никанора в Волынскую кафедру, когда он был вызван в Святейший Синод. Труды и молитвы архипастыря были по достоинству оценены: он был представлен к ордену Святого благоверного князя Александра Невского и немедленно отозван в Санкт-Петербург для присутствия в Святейшем Синоде. При выезде викарному епископу, Преосвященному Анатолию, им было предписано находиться в Житомире, занимаясь делами епархии, а все, что касалось Лавры, представлять ему на рассмотрение. Наместник же Почаевской Лавры получил предписание тщательно следить за порядком в обители и поведением монашествующих, донося об этом ежемесячно ему самому. Духовному Собору вменялось в обязанность представлять ему же каждый месяц подробные сведения о приходе, расходе и остатке сумм.
После того, как епархиальный архиерей был переведен в Житомир в связи с назначением Волынского викария, при нем был учрежден штат, состоящий из двух иподиаконов и двенадцати певчих, избираемых из учеников Волынской семинарии.
Чтобы существенно улучшить церковное пение, приведя его в соответствие с новым статусом обители и достаточно большим пространством храма, для монастыря выделялись певчие, которым предоставлялось проживание на территории Лавры и питание за ее счет. Для преподавания певчим назначались наставники из числа тех монахов, которые ранее окончили Духовную семинарию. Эти и другие преобразования естественным образом приводили к увеличению количества насельников обители и упрочения ее положения.
Постепенно слава Почаевской Лавры возросла настолько. что ее почтил Своим присутствием Сам Государь Император Николай II. Это выдающееся событие произошло 25 сентября 1842 года. став важной вехой в истории обители.
ГОСУДАРЬ БЫЛ ТЕПЛО встречен Преосвященным Анатолием и всею лаврскою братиею под праздничный звон колоколов у парадной лестницы на террасе и торжественно препровожден в Успенский собор, где он благоговейно отстоял Божественную Литургию, возглавляемую Преосвященным Викарием. После литургии он приложился к Чудотворной иконе Почаевской Божией Матери, посетил пещерную церковь, помолившись у святых мощей преподобного Иова, по возвращению осмотрел интерьеры собора и испил воду из Цельбоносной стопы. По выходе из церкви осударь император с галереи долго рассматривал окрестности Почаева.
В час пополудни он отправился в дальнейший путь, сопровождаемый приветственными возгласами собравшегося в Почаеве огромного количества народа, радостно встретившего Российского самодержца. В память об этом выдающемся событии на месте, где Его Величество слушал Божественную Литургию, чуть выше правого клироса у боковых дверей собора была вывеена медная, ярко позолоченная доска с начертанными на ней красивыми резными буквами:
 «Его ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО, ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР НИКОЛАЙ II В сем соборе слушал Литургию сентября 25 дня 1842 года».
По возвращении в Санкт-Петербург ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР объявил через Обер-Прокурора Святейшего Синода, что остался чрезвычайно доволен посещеним Почаевской Лавры, предложив в качестве дара обустроить в ней новый иконостас, более приличный великолепному храму, который пришелся ему по душе.
Впоследствии было все-таки решено оставить иконостас в прежнем виде как памятник прошлого, обновив на нем потускневшую от времени позолоту. Предложено было также перезолотить и весь запрестольный киот, и Преосвященный Никанор, согласно мнению Духовного Лаврского Собора, указал на необходимость заменить двух ангелов, держащих корону, и саму корону чашею или крестом, но по ВЫСОЧАЙШЕЙ воле, переданной чрез Обер-Прокурора Святейшего Синода, ангелов и корону было решено оставить, как можно меньше изменив киот.
Государь Император Николай II в память о посещении Почаевской Лавры пожертвовал обители богатое парчевое облачение, отделанное бархатом, в которое входило, помимо полного архиерейского, облачения для шести священников, диаконов, иподиаконов и псаломщиков, со всеми принадлежностями, после чего братией был отслужен благодарственный молебен.
В ознаменование этого приснопамятного события Преосвященный Никанор внутри главного собора, на хорах, при стопе Божией Матери обустроил церковь во имя святителя Николая. Иконостас этой церкви с богатой резьбою, позолотою и живописью обошелся в 425 рублей серебром. Неоднократно жертвовавший на обустройство обители личные средства владыка передал ей также иконы Спасителя и Божией Матери в серебряных окладах. Названная церковь была освящена 14 августа 1844 года.
Преосвященньм Никанором, помимо вышеперечисленных, были пожертвованы в Лаврскую ризницу панагия с серебрянною позолоченною цепью, наперстный серебряный позолоченный крест с такою же цепью, наперстный крест, украшенный топазами и аметистами,- митра, шитая на серебряном глазете золотом и блестками, архиерейская мантия, полное архиерейское облачение из золотой парчи с зелеными разводами, несколько палиц и орлецов, напрестольное Евангелие в богатом окладе, напрестольный крест и кадильница. По ценности, изяществу и превосходной отделке все эти дары составили лучшую утварь обители.
Со временем в жизни обители вновь произошли значительные изменения, связанные на этот раз с возведением в 1843 году Варшавского и Новогеоргиевского архиепископа Антония (в миру – приснопамятного протоиерея Григория Рафальского) в сан Митрополита Новгородского и Санкт-Петербургского. В сявзи с этим преосвященный Архиепископ Никанор, находившийся в то время в Санкт-Петербурге для присутствия в Святейшем Синоде, по ВЫСОЧАЙШЕМУ повелению 17 января 1843 года был назначен Архиепископом Варшавским и Новогеоргиевским, членом Святейшего Синода, с оставлением в звании Священноархимандрита Почаевской Лавры и управляющего Волынской епархией.
В этой связи он большей частью должен был пребывать в Варшаве, однако в летнее время месяца на три все-таки изыскивал возможность уделить некоторое внимание ставшей ему родной Волынской пастве. Вверенная ему как Священноархимандриту Почаевская Лавра, благодаря обычной неусыпной его заботливости, благоустраивалась буквально на глазах. В последние шесть лет его архипастырского управления (с 1843 по 1848 г.)обитель прибрела значительное количество чрезвычайно дорогой и весьма ценной утвари, обогатила ризницу, благоустроила территорию.
Так, в 1844 году в пещере, где почивали нетленные мощи преподобного Иова, над драгоценной серебрянной ракой,пожертвованной графиней Орловой, на средства Лавры был устроен роскошный балдахин с двумя колоннами, покрытый листовым золотом. В это же время жительницею г. Киева Мариею Компандевою была пожертвована шитая золотом на красном полубархате плащаница. В 1845 году из полученных из Екатеринбурга драгоценных камней — топазов, аметистов и аквамаринов - была изготовлена чрезвычайно красивая риза на Чудотворную икону Почаевской Божией Матери. Соответственно достоинству ризы на главу Богоматери и младенца Спасителя к той же иконе были изготовлены короны, украшенные брилиантами и сапфирами, которыми были усыпаны фермуар и серьги, утаенные базилианами при передаче обители православным в 1831 году и Милостию Божией обретенные.
Драгоценые ожерелья и браслеты, обретенные после исхода базилиан и хранившиеся до благовремения в ризнице, были использованы для изготовления наперстного креста, увенчанного золотой короной.
Помимо этого, в разное время благочестивыми мирянами для обители были пожертвованы дорогие серебряные изделия. К примеру, от Санкт-Петербургской мещанки Захаровой Лавра получила в дар две короны к чудотворному образу; от московского купца Москвичева — дискос, две звездицы и ручный крест с изображением под чернь; от харьковской жительницы Татьяны Андрушевской - лампаду с серебрянною цепью. Другая такая же лампада была прислана из Киева от неизвестной полковницы.
Благодаря архипастырскому попечению Преосвященного Никанора о Лавре по его повелению, в 1846 году была отремонтирована парадная лестница, ведущая на галерею; перестроена и покрыта вновь листовым железом крыша на церкви, находящейся под пещерой; перекрашены крыши на куполах и в самой церкви; два раза побелены церковь и весь корпус; в верхнем саду устроена беседка и насажены в два ряда деревья, образовавшие впоследствии прекрасные тенистые аллеи.
Пастыреначальнические труды Преосвященного Никанора по управлению Волынской епархией и, в частности, Почаевской Лаврой, во время пребывания его в Варшаве облегчали Преосвященные Волынские викарии, проживавшие в епархиальном городе Житомире. Первоначально с 1841 по 1844 г викарным епископом был Преосвященный Анатолий, а после назначения его в том же году епархиальным архиереем на Могилевскую кафедру в 1845году из архимандритов Дерманского первоклассного монастыря был рукоположен Преосвященный Иерофей, епископ Острожский.
Важным событием в жизни Почаевской Лавры стало посещение ее Наместником Царства Польского, Главнокомандующим Первой Армией Генерал-Фельдмаршалом, Светлейшим князем Варшавским, Иваном Федоровичем Паскевичем — графом Эриванским. В это приснопамятное время находился в Почаеве и сам Преосвященный Никанор, который в течение двух дней принимал высокого гостя, с которым был в дружеских отношениях. Непосредственно по приезду Светлейший тотчас же посетил в церковь и приложился к Чудотворному образу Почаевской Божией Матери. На другой день, в сопровождении Преосвященного Никанора, он вновь был в Соборной церкви, посетив затем и Пещерную, прикладывался к мощам преподобного Иова, пил воду из стопы, и обозревал интерьер храмов. Наконец, осмотрев с галереи окрестности Почаева и «заметив крутой отвес горы, на которой стоит Успенский Собор с братским корпусом, смелость плана таковой архитектуры назвал дерзкою» (183 ).
Неустанная деятельность Преосвященного Никанора, направленная на укрепление Православия на Волыни и в Польше, осуществляемая в духе Евангельской кротости, мирное управление двумя епархиями, не могла не обратить благосклонное внимание Благочестивейшего ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ 11. В 1844 году он был награжден брилиантовым крестом на клобук, в 1847 году получил алмазные знаки к ордену Александра Невского, а в ноябре 1848 года, по кончине Санкт-Петербургского Митрополита Антония, ВЫСОЧАЙШЕЮ волею возведен в сан Новгородского и Санкт-Петербургского Митрополита.
На место его был назначен Каменец-Подольский Архиепископ Преосвященный Арсений (Москвин), получивший кафедру Варшавскую и Новогеоргиевскую с управлением также и Волынскою епархиею и звание Священноархимандрита Почаевской Лавры. Об особенностях его управления и тех изменениях, которые произошли в Почаевской обители за время его пребывания на вышеозначенной кафедре, мы расскажем в следующем разделе.

Созидательный труд Преосвященнейшего Архиепископа Арсения ( 1849 - 1860 гг), направленный на благоустройство Почаевской лавры.

Принадлежат истории по праву
Забытые святые имена
Всех тех,
        кто возрождал святую Лавру
От униатского погибельного сна.
Взойдет заря на пажити Надежды
И растворится мрака пелена.
Восстанут величаво,
                как и прежде,
Забытые святые имена.
Преосвященнейший Архиепископ Арсений (Москвин), прежде чем прибыть на назначенную ему Варшавскую паству, из прежней своей Каменец-Подольской епархии, как управляющий и Волынскою епархией, первоначально по пути заехал в последних числах декабря 1848 года в епархиальный город Житомир, поставив перед собой цель посетить Почаевскую Лавру в качестве ее Священноархимадрита.
Следует отметить, что двенадцатилетнее управление Преосвященнейшего Арсения Волынской епархией и Почаевской Лаврой, в течение которого обитель видимым образом благоукрасилась, было достаточно плодотворным и ознаменовалось значительными дарами благочестивых жертвователей. Достаточно вспомнить, к примеру, изготовление нового киота для Чудотворной иконы Божией Матери, которая на протяжении длительного времени находилась в углублении медной посеребренной узорчатой доски, а впоследствии была помещена в иконостасе теплой церкви, над Царскими вратами.
Господь вложил в сердце приснопамятной графини Анны Алексеевны Орловой-Чесменской, неоднократно осуществлявшей щедрые пожертвования для обители, благочестивую мысль украсить эту великую святыню достойным ее киотом. Для начала она уполномочила полковника Козакова в соответствии с просьбой московского мастера Полтавцева, взять у наместника Лавры архимандрита Неофита размеры и форму киота, а также выкройку из бумаги, соответствующую шаблонам доски, на котором он крепился.
Получив просимое, мастер Полтавцев изготовил новый серебряный позолоченный киот. К этому времени (в 1850 году) жертвовательница скончалась, и ее родственник, граф Орлов, уведомил письмом Преосвященнейшего Арсения о данном им Московскому Генерал-Губернатору Графу Закревскому поручении о высылке киота, который в июне 1850 года и был доставлен в Почаевскую Лавру. Вместе с киотом была пожертвована и икона Пресвятой Троицы, писанная масляными красками, для того, чтобы прикрыть киотное место, где ранее находилась Чудотворная икона.
Новый киот, выглядевший весьма внушительно и чрезвычайно изысканно, был изготовлен из серебра 84 пробы и весил 188 фунтов и 45 золотников. Превосходно вызолоченная киотная доска была затейливо украшена двенадцатью Херувимами. По краям углубления, отделаного лионским бархатом пунцового цвета, мастером была сделана серебряная окантовка. Стоимость киота при высылке из Москвы была застрахована в 7586 рублей 67 копеек серебром.
Иконы Спасителя и Богоматери в иконостасе Соборной церкви, обустроенном еще в 1800 году базилианами, не имели ни риз, ни венцов. Жительница Дубенского уезда, местечка Берестечка Агафия Табинская перед кончиной завещала двести рублей на устроение серебрянных риз с позолоченными венцами для икон. Ризничий иеромонах Анатолий по благословению владыки отправил мастеру Полтавцеву размеры и эскизы риз и венцев, осмотрев которые мастер уведомил, что на изготовление одной ризе потребуется около 13 фунтов серебра, следовательно, за две ризы вместе с работой небходимо будет уплатить до 800 рублей серебром, а украшение венцев с позолотой потребует особой оплаты. Поскольку пожертвованных на этот предмет 200 рублей было недостаточно, то Преосвященный Арсений благословил «для удовлетворения благочестивого желания жертвовательницы пригласить на восполнение оказавшегося недостатка к подобному пожертвованию других известных любителей благолепия дома Господня»(184). Часть средств было пожертвовано Лаврской братией и другими доброхотами, а недостававшие 162 рубля серебром из собственных денег добавил сам Преосвященнейший Арсений. На эту сумму были заказаны в 1851 году две серебряные ризы на иконы Спасителя и Богоматери с позолоченными венцами весом 22 фунта 56 золотников.
В 1855 году на лаврские деньги из серебра 84 пробы были изготовлены ризы на изображения четырех евангелистов в Царских вратах стоимостью 165 рублей серебром. Образ Великого Архиерея, находящийся выше углубления, где помещалась Чудотворная икона, писанный на холсте, оставался без приличного оклада, и это не соответствовало тому величественному киоту, который был изотовлен на доброхотные средства графини Орловой-Чесменской. В 1856 году, по распоряжению Преосвященнейшего Арсения, была изготовлена в Москве фабрикантом Губкиным на этот образ серебряная риза весом в 109 фунтов и 22 золотника. Лавра уплатила за нее 3864 рубля и 9 копеек серебром.
В Почаевской обители, как древле-православной, еще до порабощения базилианами, хранились от незапамятных времен частицы святых мощей: Апостолов Филиппа и Варфоломея, святителей Василия Великого, Амвросия Медиоланского, святой великомученицы Варвары, святых мучеников Иакова Персянина, Вонифатия, Севериана, Виктора, Викентия, Александра, Иуста, Крискентия, святых мучениц Иулиании, Христины, Марфы, преподобного Венедикта, а также частица Животворящего древа. По распоряжению Преосвященнейшего Арсения, для благоговейного хранения этих частиц была устроена серебряная позолоченная рака, весившая более 11 фунтов. За изготовление этой раки московскому мастеру Губкину было уплачено из лаврских сумм 975 рублей серебром. Рака эта была поставлена за правым клиросом.
Известным фабрикантом Верховцевым, в жертву Почаевской обители был прислан из Санкт-Петербурга серебряный вызолоченный с дискосом и всем прибором потир отличной хорошей работы. Полковником Павлом Петровичем Арцыбушиным присланы в 1853 году из Москвы серебряный позолоченный ручной крест, украшенный финифтью, и серебряная позолоченная висячая лампада. В 1856 году чиновником Стефаном Григорьевичем Навродским, служившим при Санкт-Петербургском Митрополите Никаноре, была пожертвована семисвечная серебряная позолоченная лампада весом более чем в 5 фунтов.
Кроме того, лицами, получившими исцеление от различных болезней, при молитвенном уповании на милосердие Божией Матери и благодатную силу Чудотворной иконы,было пожертвовано различных серебряных привесок числом 133.
В 1852 году московскими купцами Губкиным, Прохоровым и Лепешкиным были пожертвованы митры, мантии, саккос с омофорами, епитрахилью, палицею, поручами, фелони с епитрахилями, подризники, стихари, поручи, орари, палицы, набедренники, пояса, воздухи и покрова, а также напрестольное Евангелие в серебряном позолоченном окладе. Замечательно, что все эти богатые пожертвования были принесены ими в дар Почаевской обители в знак благодарения за многочисленные чудотворения, одним из которых стало исцеление супруги Прохорова от болезни во время пребывания ее в Почаевской Лавре. В том же 1852 году монахинею Киево-Флоровского монастыря Евтихиею были пожертвованы саккос золотой парчи с епитрахилью, фелонь и стихарь, а московским купцом Хлопотиным - фелонь и стихарь фиолетового бархата по золотому глазету. В то же время от различных лиц, пожелавших остаться неизвестными,присылались подризники, орари, палицы, поручи, воздухи, покровы, платки, шерстяные разноцветные ковры, иконы, писанный масляными красками и другие вещи меньшей ценности.
Преосвященнейший Арсений, по прибытии на Волынь, при первом же посещении вверенной ему Почаевской Лавры, заметив скудость ризницы, пожертвовал митру, панагию с золотой цепью и 14 аршин фиолетового бархата. Впоследствии его архипастырской заботливостью и иждивением приобретены для Лавры следующие предметы: напрестольный ковчег, изготовленный известным Варшавским фабрикантом Фражетом из накладного серебра, ценою в 350 рублей, запрестольный серебряный семисвечник; риза на Икону Богоматери с праведною Елисаветою и Богомладенцем, находящуюся в Соборной церкви за правым клиросом. При егоже архипастырском содействии в собственность Лавры было передано большое бронзовое паникадило весом в 20 пудов, находившееся до этого в Варшавской Вольской кладбищенской церкви, где до Польского мятежа был каменный костел с домом, хозяйскими строениями и обширным садом. Когда в 1854 году известный русский вельможа Демидов изготовил в Париже на свой счет бронзовое паникадило, составленное из ядер, и пожертвовал в помянутую церковь, прежнее оказалось лишним и было передано Почаевской Лавре.
Однако не только ризница и церковная утварь были предметом забот владыки Арсения. Его деятельность ознаменовалась рядом преобразований, имевших целью благоукрасить обитель, придав ей как можно более величественный вид. Так, в частности, именно при нем была обустроена пещерная церковь преподобного Иова, игумена Почаевского; обрела завершенный вид церковь преподобных Антония и Феодосия Киево-Печерских; отремонтирована пришедшая в негодность галерея при Соборной церкви, возведена каменная ограда вокруг сада с северной стороны Лавры; покрыта железом полевая Рождество-Богородичная церковь и обустроено монашеское кладбище при ней. Кроме того, были произведены многочисленые ремонтно-восстановительные работы, приуроченные к посещению Почаевской Лавры в 1859 году Государем Императором.
Остановимся на некоторых из них.
Так, пещерная церковь, получившая свое название вследствие того, что непосредственно к ней примыкает пещера, в которой почивают нетленные мощи преподобного Иова Игумена Почаевского, существовала с давних времен, задолго до сооружения великой Соборной церкви. Простираясь на 80 аршин в длину от западной галерейной стены,она имела престол во имя святой великомученицы Варвары и иконостас, который был обновлен и украшен иконами еще при Преосвященном Иннокентии. Чтобы по возможности более почтить преподобного Иова, Преосвященнейший Арсений разделил эту церковь, достаточно протяженную, на две неравные части, оставив меньшую, восточную, для церкви Варваринской, а с западной части, в непосредственной близости к пещере, в 1858 году устроил другую церковь, освятив ее во имя преподобного Иова и украсив резным позолоченным иконостасом. За престолом была оставлена для братии дверь в церковь Варваринскую; а для народа вход в последнюю был устроен через внешнее крыльцо, пристроенное снаружи при стене храма с южной стороны. Резьба и позолота иконостаса, а также написание 16 икои масляными красками на холсте обошлись Лавре до шестисот рублей серебром.
Необходимо отметить, что базилиане не имели монастырского кладбища вне стен обители и тела умерших братий погребали в южном саду. Для отпевания усопших они использовали предпохоронную усыпальницу, неоштукатуренную, без пола и крытых потолков, непосредственно примыкающую к саду. Впоследствии это помещение стало складом бутылок для воды от стопы Богоматери. Преосвященнейший Арсений благословил освободить помещение, оштукатурить стены, перекрыть потолки, устлать пол и обустроить в нем церковь во имя преподобных Антония и Феодосия Киево-Печерских. Таким образом была увековечена память первоначальников монашества – преподобных Антония и Феодосия Киево-Печерских, духовную связь с которыми Почаевская Лавра сохраняла на протяжении всего своего существования. Средства на обустройство храма были пожертвованы Преосвященнейшим Арсением и Лаврскою братиею, а также другими заинтересованными лицами (185).
Согласно проекту епархиального архитектора Михайлова, надлежало также практически полностью реконструировать галерею при Соборной церкви. Преосвященнейший Арсений благословил предварительно составить план реконструкции, предоставив его на рассмотрение.
Необходимо отметить, что со времени освобождения Лавры от базилиан до 1854 года на реконструкцию галереи было более издержано 16 тысяч рублей серебром, однако это не привело к сколько-нибудь существенным результатам. При осмотре архитектором галереи оказалось, что при предыдущей реконструкции, в 1836 году, было допущено ряд ошибок, что привело к нежелательным последствиям, в частности, к ослаблению упора собора, из-под которого было извлечено до 2 тысяч возов мусора. Стало совершенно очевидным, что собственными усилиями справиться с этой сложной задачей не удастся, и в связи с этим было решено посоветоваться с известным Варшавским архитектором Голонским. После консультаций с ним было решено, как и прежде, посыпать щебень, утрамбовать его надлежащим образом, смазать не песком, а глиной, и лишь затем положить каменные плиты. Но архитектор Михайлов скоро скончался, и работы в галерее затормозились. Впоследствии там были положены новые доски, смазанные составом из переваренной с мелом и песком смолы, напоминавшей по составу асфальт, т.е. вопрос так и не был решен надлежащим образом.
Существовала еще одна серьезная проблема: Лаврский сад с северной стороны ограждался полусгнившим частоколом, существовавшим еще при базилианах и пришедшим в полную негодность. По распоряжению Преосвященнейшего Арсения вокруг этого сада была возведена добротная каменная стена протяженностью в 500 погонных саженей, за сооружение которой подрядчику было уплачено около двух тысяч рублей серебром.
Сушественные преобразования коснулись также при владыке Арсении и Полевой Рождество-Богородичной церкви, в которую три раза в году совершался крестный ход из Лавры. В 1859 году Преосвященнейший Арсений признал целесообразным покрыть ее листовым железом и обустроить при ней кладбище для погребения усопшей братии, таким образом освободив от захоронений южный сад и обезпечив надлежащее уважение почившим.
Во время своего управления обителью Преосвященнейший Арсений сподобился чести принять в Почаевской Лавре в октябре 1859 года ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА НИКОЛАЕВИЧА . Когда в январе 1859 года им было получено важное сообщение о предполагаемом посещении, в Лавре спешным порядком был проведен ряд ремонтно-восстановительных работ: на соборной церкви были позолочены главный и семь меньших куполов, обновлена раскраска стен, карнизов, арок, киотов, братский корпус и другие монастырские здания побелены и заново оштукатурены, сделаны водостки, изготовлены и покрашены оконные рамы; приобретены две новые хоругви и ковры для пола и многое другое. На проведение этих работ подрядчику, купцу 3 гильдии Григорию Малафееву, было уплачено семь тысяч 227 рублей серебром (186).
Император Александр II ПРИЕХАЛ В ПОчаевскую обитель в четыре часа вечера 3 октября 1859 года и был ТОРЖЕСТВЕННО встречен Преосвященнейшим Арсением со всею Лаврскою братиею. Он отстоял молебен с акафистом Божией Матери, приложился к Чудотворной иконе, частицам святых мощей, хранимых в новоустроенной раке, испил воды от Цельбоносной Стопы, осмотрел интерьеры храмов; приложился в пещерной церкви к святым мощам преподобного Иова, Игумена Почаевского и отобедаль совместно с архиереем. В память о своем посещении Лавры ГОСУДАРЬ пожертвовал ей 1000 рублей серебром.
Преосвященнейший архиепископ Арсений в ознаменование этого выдающегося события обустроил на хорах, по левую сторону, параллельно и пропорционально придельному Николаевскому храму, подобный ему придельный храм во имя святого и благоверного Великого Князя Александра Невского. Изготовление и позолота резного иконостаса, иконы и обустройство храма обошлись Лавре в 1000 рублей серебром. 30 августа 1861 года храм был освящен Преосвященным Антонием, Священноархимандритом Почаевской Лавры. В воспоминание о посещении Лавры ГОСУДАРЕМ ИМПЕРАтором АЛЕКСАНДРОМ НИКОЛАЕВИЧЕМ БЫЛА ТАКЖЕ ИЗГОТОВЛЕна медная ярко позолоченная доска, подобно тому, как это было сделано в память посещения Лавры в 1842 году Его Августейшим родителем, ГОСУДАРЕМ ИМПЕРАТОРОМ НИКОЛАЕМ ПАВЛОВИЧЕМ. Доска была прибита в соборном храме в том месте, где и первая.
Несмотря на то, что Почаевская Лавра при Преосвященнейшем Арсении приобретала многие ценные вещи, производила важные работы и на все это издерживала значительные суммы, постоянною заботливости архипастыря было умножать ее капиталы. Следуя примеру своих предместников, Преосвященнейший Арсений остатки Лаврских наличных сумм частично оставлял на непредвидимые расходы, а частичн высылал в кредитные заведения для приращения процентами. Получаемые проценты присоединялись к капиталам, и из года в год умножали их. В 1849 году Лавра имела уже в банке 64 тысячи 946 рублей серебром (187).
В 1857 году существенным добавлением к имевшимся лаврским наличным суммам явились 25 тысяч рублей серебром. Из них, в соответствии с распоряжением Преосвященнейшего Арсения, было оставлено 15 тысяч на необходимые по Лавре надобности, а десять тысяч отправлено в Житомирский приказ общественного призрения для приращения процентами (188).
Но главное, за счет чего умножились в этот период капиталы Почаевской Лавры, — это значительные пожертвания девицы Анны Алексеевны Орловой-Чесменской, которая, согласно завещанию, пожертвовала на Почаевскую Лавру тридцать тысяч рублей, оговорив, однако, неприкосновенность основного капитала на вечные времена.
В указе Святейшего Синода от 6 марта 1850 года было отмечено, что покойная графиня Орлова, завещавшая в пользу Почаевской Лавры 30 тысяч рублей серебром в билете государственного заемного банка под № 3230, распорядилась, чтобы проценты с этого капитала, - ежегодная сумма в 1200 рублей серебром, - разделялись на две равные части, одна из которых направлялась целевым назначением на потребности Лавры, а другая передавалась в пользу братии. Имена завещательницы и указанного ею архимандрита Фотия, в соответствии с ее волеизъявлением, были внесены в монастырский сИНОДИК НА ВЕЧНОЕ поминовение, и лаврская братия в память о покойной благотворительнице неопустительно служила соборное поминовение 4 раза в году, что было зафксировано в медной таблице над жертвенником в большой церкви.
Разумеется, эти средства, сами по себе немалые, являлись отнюдь не единствнным источником дохода, о наличии которого свидетельствует. к примерую Указ Святейшего Синода от 27 марта 1850 года за № 2904. в соответствии с которым Преосвященному Арсению вменялось в обязанность предоставлять сведения о заставном имении, доставшемся, как отмечалось ранее, от графа Тарновского за 93 тысячи 900 рублей серебром.
Будучи чрезвычайно образованным архиереем и прекрасно понимая роль духовного просвещения края, Преосвященный Арсений проявил особое попечение по отношению к лаврской типографии. Он приобрел для нее новые печатные станки и переплетные устройства, проявил личную заботу о том, чтобы отлить новые шрифты весом в 300 пудов. При этом просвещенном духом Священноархимандрите Лаврская библиотека значительным образом обогатилась, постоянно печатая и приобретая различные периодические издания духовного содержания. Капитальными ее приобретениями следует считать 3 экземпляра Библии, на русском языке, изданной Святейшим Синодом, Библию на русском языке, с рисунками Доре, правила Святых Апостолов, вселенских и поместных Соборов и Св. Отцев, Сравнительный обзор Четвероевангелия в хронологическом порядке, протоиерея Гречулевича, Толковое Евангелие архимандрита Михаила, Историю Церкви Аббата Гете, на французском языке, сочинения Архиепископа Могилевского Анатолия и других авторов.
Безусловной заслугой архиепископа Антония следует признать также и то, что по его благословению при его непосредственном участии было впервые издано и описание Лавры и ее святынь, составленное под его руководством, а также составление самим владыкой умилительных молитв, читаемых по сей день перед чудотворной иконой Почаевской Божией Матери и мощами преподобного Иова.
Богатые духовные дары и умелая распорядительность преосвященного Арсения не могли остаться незамеченными, и в1860 году он был переведен на Киевскую кафедру с возедением в сан Митрополита Киевсого и Галицкого. На место владыки Арсения был назначен епископ Нижегородский Антоний (Павлинский).
Преобразованиям этого весьма деятельного владыки мы посвятим следующий раздел.

Преосвященный Антоний(Павлинский) и его вклад в историю обители. 1860-1866 г.г.

Он легкой не искал дороги
Мирские страсти угасив,
Стезю смиренно испросил
Служенья Всеблагому Богу.
Весь путь,
         до смертного порога
Истории принадлежит
Служенье всеблагому Богу-
Высокая,
       святая жизнь.
На долю Преосвященного Антония выпала нелегкая задача продолжить созидательный труд своих предместников и приумножать капиталы обители, с которой он успешно справился.
Его служение ознаменовалось установкой и освящением в поражающем своим великолепием Успенском соборе соответствующего его богатому внутреннему убранству чрезычайно красивого иконостаса, который был пожертвован Государем Императором Александром II в память о посещении им Почаевской обители в 1859 году и получил наименование «Царского». Установка этого воистину роскошного дара Российского самодержца позволила достойным образом разместить над Царскими вратами Чудотворную икону Почаевской Божией Матери и подъемное устройство, посредством которого она и по сей день опускается для поклонения после полунощницы.
Кроме того, в восточном крыле братского корпуса на месте, которое ранее занимала лаврская типография, владыкой был обустроен теплый храм во имя Пресвятой Троицы, столь необходимый для проведения богослужений в зимнее время. С этой целью, согласно распоряжению владыки,потолок между двумя этажами названного помещения был снят, а стены, украшенные изображениями отмечаемых в осеннее-зимний период церковных праздников и Волынских святых, расписаны масляными красками лучшими лаврскими художниками. На горнем месте была помещена писанная петербургским художником Драгуновым икона Спасителя, скорбно молящегося в Гефсиманском саду. Впоследствии, в связи с сооружением величественного Троицкого собора, храм был переосвящен и обрел новое название, сохранившееся по сегодняшний день: Похвалы Пресвятой Богородицы. Особый придел этого уютного храма, где в настоящее время дважды в неделю совершается таинство маслособорования и происходят вычитки, которыми славится Почаев, посвящен легендарной победе Божией Матери над татарами и турками в 1675 году.
Одной из насущных задач, к реализации которых приступил Преосвященный Антоний, была закладка новой колокольни на месте доставшейся в наследство от униатов «убогой звонницы», как некогда назвал ее А. Н. Муравьев, построенной в 1771 году.
Это приснопамятное событие произошло 23 июня 1861 года и запомнилось всем насельникам. Преосвященный Антоний, отслужив литургию в пещерной церкви, с крестным ходом вышел на Лаврский двор и после водосвятного молебна собственноручно положил в основание новой Лаврской колокольни краеугольный камень с надписью на медной плите:
«В царствование Благочестивейшего Государя Императора Александра Николаевича, по благословению Св. Синода, его преосвященством, преосвященнейшим Антонием, епископом Волынским и Житомирским, Священноархимандритом Почаевския Успенския Лавры июня 23 дня 1861 года, по освящении места, положено основание сей каменной колокольне, сооружаемой по Высочайше утвержденному плану, собственными Лаврскими средствами».
Строительство колокольни продолжалось на протяжении восьми лет и было завершено в 1869 году, - уже при архиепископе Агафангеле. Однако вплоть до перевода Преосвященного Антония на Владимирскую кафедру, в течение последовавших после закладки пяти лет, работы не прекращались, вследствие чего колокольня была возведена до первого этажа.
Необходимо отметить, что епархиальный архитектор Раструханов, спроектировавший это совершенно самобытное строение, не нарушающее, однако, целостности сложившегося к этому времени архитектурного ансамбля, превосходно справился со своим заданием.
Великолепная четырехъярусная колокольня, имеющая у основания форму креста, победно сверкающая позолотой и украшенная изображениями Почаевской Божией Матери и преподобного Иова, производила на богомольцев неизгладимое впечатление. Колокола, расположенные на третьем ярусе, поражали своей величиной и звучностью. Самый большой из них, весом в 719 пудов, был отлит в Москве мастером Акимом Воробьевым и украшен изображениями евангелистов и почаевских святынь. Всего же на колокольне было установлено тринадцать колоколов.
Казалось бы, что после выполнения таких трудоемких и дорогостоящих работ по благоустройству Лавры как постройка колокольни и роспись Соборного храма, монастырская казна должна была значительно уменьшиться, однако благоразумный и рачительный владыка, умело использовавший имеющийся капитал, не только не растратил, но и существенно приумножил денежные средства, который находились в его распоряжении. Более того, благодаря наличию у Преосвященного Антония превосходных дипломатических способностей, в 1865 году Министерство государственных имуществ передало в пользу Почаевской Лавры две прекрасных мельницы с прудом для рыбной ловли в селе Сураж, Кременецкого уезда.
Архипастырское попечение преосвященного Антония о Почаевской обители воплотилось весьма достойным образом. В 1866 году владыка Антоний имел великую духовную радость возложить на Чудотворную икону Божией Матери Почаевской изготовленную по его распоряжению золотую ризу с украшениями из драгоценных камней. Он был полон различных творческих замыслов и собирался с обычною энергиею и знанием дела заняться другими нужными делами для украшения и благоустройства обители, однако в том же году, по Высочайшему повелению, был переведен во Владимир. Преемником ему назначен был преосвященный Агафангел (Соловьев), епископ Вятский. Его созидательной деятельности мы и посвятим следующий раздел.

Духовно-нравственный облик Высокопреосвященнейшего Агафангела(Соловьева)1866-1876 г.г.
Презрев богатство и мирскую славу,
Душою милостив и сердцем незлобив,
Великую Почаевскую Лавру
Владыка паче жизни возлюбил.
В молитвах и трудах,
                презрев гордыню,
Стяжал он благодарность и любовь
И по блаженной призван был кончине
В чертог Небесный,
                под святой Покров.
Заботливости преосвященного Агафангела Почаевская Лавра прежде всего обязана окончанием работ, начатых его предшественником, в частности, завершением строительства колокольни, народной гостиницы и других, чрезвычайно важных для внутримонастырской жизни сооружений.
Особое внимание владыка уделил строительству свечного завода и устройству великолепной галереи перед Успенским собором. Необходимо отметить, что на его долю выпала также реконструкция самого собора, существенно пострадавшего во время пожара 1869 года. Будучи преемственно связанным со своим предшественником, немало потрудившимся в свое время над благоустройством обители, Преосвященный Агафангел, несмотря на весьма слабое здоровье, старался входить во все монастырские нужды и с Божией помощью также во многих отношениях немало потрудился ради ее процветания.
Новый архипастырь начал свою самостоятельную деятельность на Горе Почаевской сооружением нового свечного завода с жилыми помещениями для рабочих, мастерскими, кладовой и ледником, израсходовав на это более девяти тысяч рублей серебром. Завершив это чрезвычайно полезное начинание, Преосвященный Агафангел обратил свой архипастырский взгляд на большую Лаврскую галерею, находившуюся перед соборною Успенскою церковью и на протяжении ряда лет доставлявшую Лавре множество хлопот. В 1867-I869 годах по его распоряжению подверглись реконструкции западная и восточная часть галереи, где были сняты деревянный пол и железная проржавевшая крыша, утрамбованы щебнем и выложены кирпичом полы, накрытые сверху каменными плитами. Но, как оказалось впоследствии, и плиты эти, состоявшие из известкового песчаника, все-таки пропускали воду, что неизбежно приводило к повреждению находящихся под галереей Лаврских зданий. Поэтому в 1874 году с западной части галереи они были залиты асфальтом. Восточная же часть, находившаяся между Успенским собором и братским корпусом, оставлена была в прежнем состоянии, поскольку находилась на земле. Южная часть галереи, идущей во всю длину пещерной церкви, была покрыта по сводам красною медью. Эти преобразования на некоторое время решили ряд проблем, связанных с благоустройством галереи. после чего владыка Агафангел занялся благоустройством Лаврского двора, значительно пострадавшего во время последовавшей постройки колокольни от подвоза материалов, одновременно с постройкой народной гостиницы на свечном заводе и в других местах.
10 сентября 1869 года в Успенском соборе произошел страшный пожар, испепеливший сохранившееся в соборе базилианское горнее место, повредив верхнюю часть царского иконостаса и коснувшийся даже церковного купола. Это обстоятельство дало новый толчок деятельности архипастыря, который почти до кончины, в течение пяти последующих лет, непрестанно трудился, «чтобы возвратить соборной Лаврской церкви утраченную от пожара внутреннюю красоту и благолепие»(189)
Архипастырская ревность Преосвященного Агафангела получила существенную поддержку в лице наместника Почаевской Лавры архимандрита Иоанна, человека образованного, опытного и до глубины души преданного интересам Лавры, ее благоустройству и благолепию. После того, как во время его управления переменились несколько наместников, не справлявшихся со своими обязаностями, он нашел, наконец, себе достойного сотрудника и советника. Не прошло и пяти лет, как совместными усилиями архипастыря и отца Иоанна Успенский собор после пожара был полностью восстановлен и обновлен до такой степени, что люди, посещавшие храм до пожара, поражались изменению его облика.
Прежде всего, в интерьере было устранен ряд вопиющих несоответствий, напоминавшем об униатском прошлом храма, на что преосвященный, не жалея средств, израсходовал около тридцати пяти тысяч рублей серебром, пятнадцать тысяч из которых пожертвовал в 1869 году Государь Император Александр Николаевич, узнавший о пожаре от Обер-прокурора Святейшего Синода. Это дало возможность значительно изменить некоторые вызывающие недоумение и смущение православных особенности обустройства и благоукрашения храма. связанные с безвозвратно канувшим в Лету базилианским периодом в жизни Лавры.
Прежде всего, заменено было горнее место, во многом напоминавшее католическое, изготовлены богатые киоты, а стены расписаны в строго византийском стиле, что полностью преобразило собор и придало ему строгое благолепие православного храма.
Преосвященный Агафангел не обошел вниманием и другие нужды обители. Следуя проектам отца Иоанна, в котором обрел единомышленника, владыка велел устроить новый балдахин над ракою преподобого Иова, соорудил новый прекрасный иконостас для теплого Свято-Троицкого храма, испросив в то же время благословение Святейшего Синода на перенесение в него Чудотворной иконы Божией Матери на зимнее время, озаботился строительством на Лаврском поле ветряной мельницы для помола лаврского зернового хлеба.
Архипастырь не забыл также и о нуждах типографии, для которой благословил приобрести еще две-скоропечатных усовершенствованных машины из Аусбурга, заплатив за них более восьми тысяч рублей, а также все необходимое для оборудования фотолаборатории.
В то же время, заботясь об приумножении лаврских капиталов, владыка подверг самой тщательной ревизии ее движимое и недвижимое имущество. Он приказал составить подробный план Лаврских земель и угодий, распорядился, чтобы лаврский ЛЕС, состоявший ИЗ 170 десятин, за исключением 10 десятин заповедного леса, пожертвованного приснопмятной Гойской, был разделен для пользования «по одному в год, дабы Лавра по истечении сорока лет имела новый выросший на вырубленных местах» (190).
Занимаясь хозяйственно-административной деятельностью, Преосвященный Агафангел не забывал и о духовной стороне жизни иноков, которая во все времена была наиболее приорететной для судеб обители. Он заложил на Горе Почаевской много чрезвычайно важных традиций по внутреннему устройству Лавры, имеющих для нее значение и по настоящее время. Сюда относятся, в частности, вмененные в обязанность монашествующим вечные поминовения, ночное чтение молитв и Псалтири, служение в кладбищенской церкви, установленное Преосвященным Агафангелом с 1868 года по субботам, начиная от Пасхи по 1 октября для поминовения почивающей на Лаврском кладбище братии.
Установление этих нововведений существенным образом укрепило Лавру и повысило интерес со стороны паломников. Ранее в Лавре ежедневно поминали на литургиях лишь фундаторов и сугубых благотворителей, наделивших ее угодиями: Феодора и Еву Домашевских, Анну  Гойскую, графиню Анну Орлову—Чесменскую и некоторых других, чьи крупные пожертвования существенным образом укрепляли материальную сторону жизни обители, помогая строить и благоукрашать ее. По предложению архипастыря, были установлены вечные поминовения и для тех, кто мог пожертвовать значительно меньше.
Так, на ежедневное вечное поминовение одного имени в Соборной Церкви со внесением в проскомидийный и литургийный синодики богомольцам предлагалось жертвовать сто рублей, за такое же поминовение в других церквях, — 75 рублей, за поминовение одного имени в одной церкви, на проскомидии 25 рублей, а во всех – 50, и тому подобное.разумеется. подобные нововведения требовали усиления молитвенных трудов монастырской братии, но и доход становился более значительным. Люди же обретали возможость, жертвуя на храм, постоянно поминать о здравии и упокоении своих живых и почивших сродников.
Помимо этого, после установления в теплой церкви нового иконостаса в 1874 году последовало распоряжение о перенесении из холодного Успенского собора в эту церковь с 1 октября Чудотворной иконы Почаевской Божией Матери на зимний период вплоть до дня Пасхи, когда икона должна возвратиться в Соборный храм.
Как отмечалось выше, по благословению архипастыря, монашествующим вменялись в обязанность ночные чтения Евангелия, Апостола, и Псалтири с 9 часов вечера и до 4 утра, в которых неопустительно должны были участвовать один монашествующий и два послушника. Порядок этот, как отмечал владыка, был установлен для усиления молитвенных подвигов братии и как предохранительная мера против ночных святотатцев.
Архипастырю, кроме того, обязана Лавра установлением заупокойных субботных служений в кладбищенской церкви, начиная со дня Пасхи по 1 октября, с поминовением на них почивающей на кладбище лаврской братии.
Неустанно заботясь о благоустройстве и благолепии Лавры, владыка в то же время устраивал все по ее средствам и силам, не оставляя обитель без обезпечения на будущее время. Проявлением архипастырской любви и внимания к нуждам простого народа служит открытое им в 1869 году на средства Лавры при непосредственной материальной поддержке Его Преосвященства научно-ремесленное училище для православных мальчиков из крестьянских семей, в котором он постоянно содержал на собственные средства, ежегодно им вносимые и составлявшие от 150 до 180 рублей, не менее двух пансионеров. Распоряжение об открытии народного училища при Лавре сделано было еще в 1866 году, однако недостаток средств воспрепятствовал осуществлению этого благого замысла вплоть до 1869 года. К указанному году училище на десять лаврских пансионеров было открыто по инициативе и при неусыпном попечении Преосвященного; тогда же были разработаны в качестве руководства для него особые правила, составлено расписание занятий к классах и мастерских; назначены учителя и мастера для обучения. На оборудование училища, обезпечение его учебниками, книгами и прочим владыка из собствениных средств пожертвовал 200 рублей. В том же году в училище поступило 15 крестьянских мальчиков, число которых из года в год увеличивалось.
Даже находясь на смертном одре, Преосвященный не забыл своего детища, — в завещании он записал на Лаврское училище две с половиной тысячи рублей с условием, чтобы на проценты от этой суммы Лавра содержала еще двух пансионеров.
Необходимо отметить, что при этом чрезвычайно милостивом архипастыре Лавра, имевшая существенные расходы по содержанию братии, строительству и благоустройству, производила ежегодные пожертвования в пользу бедных лиц духовного звания, для больных и раненых воинов, в Миссионерское Общество и в помощь духовно-учебным заведениям Волынской епархии.
Столь достойная ревность о Господе не могла остаться неотмеченной, и в 1868 году, Высочайшим Указом Святейшего Синода от 31 марта епископ Волынский и Священноархимандрит Агафангел, «по вниманию к отлично усердному служению и ревностным пасторским трудам», был возведен в сан архиепископа, а спустя три года, 28 марта 1871 года, в светлый день Воскресения Христова, был удостоен ордена Святого Владимира 2 степени «за отлично усердное и полезное для Церкви пастырское служение, ознаменованное неусыпными попечениями о благоустройстве вверенной ему епархии и просвещенную ревность о вере Православной».
Сохранилась чрезвычайно емкая и в то же время глубоко правдивая характеристика этого ревностного архипастыря, данная его искренней почитательницей графиней А. Д. Блудовой в ее «Воспоминании о Почаевской Лавре». В ней отмечено, в частности, следующее:
 «Его радушное гостеприимство, - его умная, оживленная вместе и тихая речь, его сочувствие всякому посильному подвигу, и забота о духовном состоянии Волынской паствы, даже его симпатичный болезненный вид, все внушает к нему глубокое и, так сказать, благодарное почтение и желание заслужить его одобрение и сочувствие. Поговоришь с ним, и попросишь его совета и благословения, и сейчас становится легче на душе. С таким пастырем-наставником и заботы облегчаются, и затруднения не пугают, и упование на помощь Божию утверждается и крепнет во всех, преданных своему делу и церкви Божией» (191)
Чтобы завершить описание духовно-нравственного облика архипастыря, следует также отметить, что научая братию Почаевской Лавры, в соответствии с Евангельскими заповедями, любить друг друга, он и сам был воплощением этой любви, которую проявлял даже при обращении. Он называл иноков достопочтеннейшими старцами, боголюбезной братией, всячески подчеркивая свое глубочайшее почтение.
Потрудившись для Лавры в качестве Священноархимандрита без малого десять лет, архиепископ Агафангел оставил после себя благодарную память, которая пережила его, и достойных преемников своего дела.
Безвременно скончавшись после тяжкой болезни, на 64-м году жизни, в 1876 году, в городе Житомире, Высокопреосвященный Агафангел был погребен в освященном им же самим и его трудами устроенном Волынском кафедральном соборе. Умирая, он оставил своему преемнику вместо ста пятидесяти с половиной рублей капитала, принятого от своего предместника, огромную сумму в 211 тысяч 315 рублей серебром, что тем более удивительно, если учесть размах и затратность произведенных им ремонтно-восстановительных работ. Благоразумная, осмотрительная и рассчетливая распорядительность покойного Священноархимандрита Лавры подготовила чрезвычайно благоприятную почву для деятельности его преемника на Волынской кафедре, преосвященного Димитрия, деятельность которого будет рассмотрена нами в следующем разделе.

Преосвященный Димитрий (Муретов) 1876-1882.

Сладостно сердцем вкусить благодать,
Воздухом Лаврским святым дышать,
В юдоли страданий, убогой и тесной,
Жить под Покровом Царицы Небесной.
Как и несколько ранее, после перевода преосвященного Арсения на Киевскую митрополию, Лавра Почаевская по кончине преосвященного Агафангела на протяжении некоторого времени оставалась вдовою и управлялась Духовным Собором под наблюдением викарного Волынского епископа, Преосвященного Иустина, впоследствии архиепископа Херсонского и Одесского, пока в мае 1876 года не назначен был на Волынскую кафедру архиепископом и Священноархимандритом Почаевской Лавры глубоко чтимый всей русскою землею и отечественною Церковью, образованнейший из архипастырей, Преосвященнейший Димитрий, некогда Архиепископ Одесский и затем Ярославский.
Деятельность владыки Димитрия в качестве Священноархимандрита Почаевской Лавры была направлена преимущественным образом на благоукрашение и внешнее устройство обители, как и прежде, являвшейся оплотом Православия на Волыни, плодом чего явились новая прекрасная гостиница, построенная на месте бывшей Почаевской ратуши, переданнной, стараниями преосвященного, Почаевской Лавре ведомством Государственных имуществ, и богатый серебряный престол, сооруженный по инициативе преосвященного Димитрия в 1880 году и им самим торжественно освященный в сослужении с Преосвященным Виталием, викарием Волынским, в неделю Всех Святых, 15 июня. Для этого престола, по желанию преосвященного, в Нежинском Введенском девичьем монастыре Черниговской епархии была изготовлена плащаница, шитая золотом по малиновому бархату ценою в 500 рублей.
В то же время Высокопреосвященный Димитрий, ревнуя о благоукрашении обители Почаевской, в соответствии с проектом бывшего наместника Лавры отца Иоанна, занялся устройством роскошного бронзового киота над Цельбоносною Стопою Богоматери и обновлением большой Лаврской галереи перед Успенским собором и находящейся под нею пещерной церкви Преподобного Иова. По благословению Его Высокопреосвященства, Лавра заключила в 1881 году контракт на 10 тысяч рублей серебром с художником С. Верховцевым, поставив условие, чтобы киот этот был установлен в 1883 году, к пятидесятилетнему юбилею обители по случаю включения ее в семью русских православных Лавр 13 октября 1833 года.
С именем Высокопреосвященного Димитрия связано также введение нового праздника в Почаевской обители: дня поминовения святых угодников Волынских, о чем владыка объявил непосредственно после проведения торжественного богослужения, посвященного вышеупомянутому юбилею. Днем ежегодного поминовения Волынских святых была установлена дата 10 октября.
Благодаря неусыпной ревности и самоотверженной заботливости вышеупомянутого наместника, отца Иоанна, в течение всего времени продолжала производиться также реконструкция многострадальной галереи, постоянно являвшаяся причиной неустанных забот и попечений Священноначалия обители, которая в связи со сложностью и трудоемкостью производимых работ завершилась уже при новом Волынском архипастыре и Священноархимандрите Лавры, Высокопреосвященном Тихоне.
Заботясь о духовном просвещении волынского народа, владыка уделял должное внимание лаврской типографии. По его благословению был издан ряд книг, посвященных истории Почаевской Лавры и ее прославленных святынь, в частности, некоторые исследования А. Ф. Хойнацкого, а также основополагающий труд преподобного Иова в редакции проф. Н. И. Петрова, получивший название «Пчела Почаевская». Были изданы также пользующиеся большим спросом и по сей день Служба и акафисты в честь Чудотворной иконы Божией Матери Почаевской и преподобного Иова.
К владыке Димитрию, пользующемуся непререкаемым авторитетом в Церковной среде, нередко приезжали иерархи высокого ранга, которые сослужили ему во время богослужений. Так, в 1879 году он принимал в Лавре высокого гостя, глубоко чтимого им Одесского Архиепископа, впоследствии Митрополита Киевского, Высокопреосвященнейшего Платона, на место которого сам впоследствии вторично перешел в Одессу. Очевидцы свидетельствуют, что встреча двух маститых церковных иерархов была весьма теплой и дружественной и Высокопреосвященнейший Димитрий даже прослезился во время прощания со своим другом и благодетелем, не надеясь больше увидеться с ним. НО ГОСПОДЬ даровал ему великое утешение несколько раз пообщаться с митрополитом Платоном в Киеве, а также сподобиться за месяц до смерти послужить святыне Почаевской в день светлого празднования ее юбилея . Царица Небесная еще раз призвала его на святую Гору Свою, чтобы благословить на последний подвиг...
Как отмечалось выше, Архиепископ Димитрий в октябре 1881 года отметил пятидесятилетие со дня возвращения Почаевской обители из унии в Православие, состоявшееся 10 октября 1831 года. Празднование этой выдающейся даты по инициативе протоиерея Хойнацкого совершено было Высокопреосвященным Димитрием более домашним образом. Накануне праздника в Лавре совершено было всенощное бдение, которое, по приглашению Владыки, отправлял Преосвященный викарий Волынской епархии Виталий, епископ Острожский, прибывшей в Почаев из соседнего города Кременца, где он имел местопребывание. На другой день Преосвященный Виталий таким же образом отслужил Божественную литургию, по окончании которой оба архипастыря торжественно, со всей Лаврской братией, отслужили соборный акафист, присоединив к нему благодарственный молебен в воспоминание праздника и провозгласив вечную память тем историческим деятелям, которые наиболее всего способствовали возвращению Почаевской обители в Православие: Императору Николаю I, Преосвященному Амвросию, находившемуся в те славные времена на Волынской кафедре, Высокопреосвященнейшему Антонию, Митрополиту Санкт-Петербургскому, принимавшему непосредственное участие в приеме ценностей Лавры от униатов, который пребывал тогда в сане протоиерея Кременецкого, а впоследствии, приняв монашество, стал первым наместником обители после возвращения ее в Православие.
По окончании богослужения Высокопреосвященный Димитрий распорядился, чтобы 10 октября с этого времени всегда был особенно чествуемо в Почаевской Лавре с посвящением его памяти Святых угодников Волынских, великих ревнителей истинной веры, которую Почаевская Лавра хранит на Волыни и по сей день. В то же время,обращаясь к обозримому будущему, архипастырь напомнил и о предстоящем 13 октября 1883 года празднике, посвященом присвоению обители статуса Лавры, отправление которого совершено было уже Высощенном пятидесятилетию присвоения Почаевской обители статуса Лавры. Однако организация и проведение этого праздника легли на плечи его преемника, Высокопреосвященного Тихона, ибо после того, как Высокопреосвященнейшего Платона возвели в сан Митрополита Киевского, архиепископ Димитрий вновь получил назначение на Одесскую кафедру.

Архиепископ Тихон(Покровский) 1882-1885).

Путь владыки недолгим был
В возрожденной Почаевской Лавре,
Не жалел ни трудов,
                ни сил,
Умножая обители славу.
Это избранных славный удел
И его он стяжать сумел .

Высокопреосвященный Тихон был определен на место Архиепископа Димитрия 6 марта 1882 года. Он не отличался столь яркими административными талантами, как его предшественники, поэтому за весь непродолжительный период пребывания на Волынской и Житомирской кафедре ему пришлось лишь завершить начатое при его предшественниках, и в особенности при Высокопреосвященном Димитрии.
Этого, правда, было тоже немало.
Помимо упомянутого выше завершения работ по устройству Лаврской галереи и укреплению пещерной церкви Преподобного Иова, Высокопреосвященному Тихону суждено было также установить новый бронзовый киот над Цельбоносною Стопою Богоматери, заказанный при архиепископе Димитрии; завершить сооружение так называемой Новой Лаврской гостиницы около Святых Врат, заложенной и практически выстроенной, за исключением некоторых недоделок, его предместником, и торжественно отпраздновать 13 октября 1883 года в ознаменование исполнившегося пятидесятилетия со дня включения Почаевской обители в число православных русских Лавр 13 октября 1833 года, хотя подлинное начало и этому празднованию положено было собственно владыкой Димитрием.
Торжество было отпраздновано по благословению Святейшего Синода при участии приснопамятного архиепископа Димитрия, Киевского Генерал-Губернатора Дрентельна, Товарища Министра Внутренних Дел Оржевского и других высокопоставленных духовных и светских лиц при многочисленном собрании народа, пришедшего в Лавру из разных мест с крестными ходами.
Славный юбилей Почаевской Лавры привлек высочайшее внимание Государя Императора Александра Александровича, пожертвовавшего драгоценную лампаду к Чудотворной иконе Почаевской Божией Матери, пожелав Лавре и всем ее насельникам до скончания времен не утратить свое историческое предназначение. Свет от подаренной лампады должен был, по его мнению, знаменовать «молитвенное общение Государя со своим народом у древней святыни», которая должна по-прежему оставаться «оплотом православия и русской народности в древнем русском крае».
Особой заслугой Высокопреосвященного Тихона перед Почаевской Лаврой следует признать его внимание к книгопечатной деятельности, и, в частности, издание в Лаврской типографии по его благословению ряда монографий, относящихся к истории Почаевской Лавры. Разумеется, издательская деятельность владыки осуществлялась не на голом месте, так как книгопечатание всегда относилось к числу приоритетных направлений в миссионерсой деятельности обители еще со времен преподобного Иова.
В осуществлении этого благого дела Высокопреосвященный Тихон имел предшественников в лице архиепископов Агафангела и Димитрия, по благословению первого из которых в 1875 году был издан «Путеводитель по Горе Почаевской» прот. А. Ф. Хойнацкого, а по инищативе второго - «Повесть историческая о святой Чудотворной Иконе Божией Матери Почаевской», изданная в 1877 году, и увидевшая свет в 1880 году «Святая Цельбоносная Стопа Божьей Матери в Почаевской Лавре», принадлежавшия тому же автору и многие другие душеполезные книги.
Высокопреосвященный Тихон продолжил славную традицию своих предместников. По его благословению в Почаевской Лавре был издан ряд книг, посвященных славной истории Почаевской Лавры, краткий перечень которых мы и помещаем ниже.
Так, в 1883 году было осуществлено второе издание ставших чрезвычайно популярными книг «Повесть историческая о святой Чудотворной Иконе Божией Матери Почаевской» и «Путеводитель по Горе Почаевской».
Кроме того, в том же 1883 году увидел свет новый труд протоиерея А. Хойнацкого «Православие и уния в лицах, или Преподобный Иов, Игумен Пдчаевский и глаголемый униатский святой Иосафат Кунцевич в качестве представителей своих церквей, как земляки и современники».
Чрезвычайно полезным и своевременным было также издание трудов преподобного Иова, получивших в новой редакции следующее название: «Пчела Почаевская. Изборник назидательных поучений и статей, составленных и списанных Преподобным Иовом, Игуменом Лавры Почаевской», проф. Н. И. Петрова.
В деле прославления Пресвятой Владычицы Богородицы и преподобного Иова Почаевского существенную роль сыграли также изданные в 1884 году Служба и акафисты в честь Чудотворной иконы Божией Матери Почаевской и Преподобному Иову, Игумену Почаевскому, прот. А. Хойнацкого и многие другие.
Высокопреосвященному Тихону, наконец, принадлежит архипастырское благословение на проведение 13 октября 1883 года в Почаевской Лавре юбилея, посвященного «памяти святых угодников Киево-Печерской Лавры, из среды коих вышли блаженные иноки, основавшие обитель Почаевскую» (192).
С наступлением весны 1885 года архиепископ Тихон, собираясь на летнее пребывание в Почаев, предполагал вновь оштукатурить соборную лаврскую Успенскую церковь, позолотить на ней купола и совершить еще много дел во славу Божию и на благо обители, которую искренне полюбил. Но осуществления этих работ ему уже не суждено было увидеть: 6 апреля, в день празднования тысячелетия со дня кончины святого Мефодия, первоучителя словенского, Высокопреосвященный Тихон заболел, а 16 скончался и погребен в Житомирском Кафедральном соборе.
Преемником ему 4 мая 1885 года был определен Епископ Тамбовский Палладий, с возведением в сан архиепископа и с назначением Священноархимандритом Почаевской Лавры.

1885-1889 г.г. Труды и молитвы архиепископа Палладия(Ганкевича), направленные на процветание обители.

Божью милость приемлющий щедро,
Праведник процветет,
                словно пальма,
Возвышаясь,
           подобно кедру,
На высоких горах Ливана.
Псалом 91
Архиепископ Палладий прибыл в Почаев в 1885 году к празднику святых Первоверховных Апостолов Петра и Павла. Первым, достаточно приятным попечением, ознаменовавшим его прибытие на Гору Почаевскую, были хлопоты по установлению перед Чудотворной иконой Божией Матери Царской лампады, пожертвованной Государем Императором Александром Александровичем по случаю юбилея Лавры, 13 октября 1883 года, и к этому времени уже доставленной. Прибытие Высокопреосвященного Палладия в Почаев было встречено с большой радостью и надеждой на дальнейшее процветание обители, потому что, как уже отмечалось выше, при всех своих дарованиях и добрых намерениях, архиепископ Тихон, в течение столь непродолжительного времени пребывавший на Волынской кафедре, что даже при большом желании не смог бы радикальным образом что-либо осуществить, вдобавок ко всему, не обладал в достаточной мере тем несомненным административным талантом, который отличал предшествующих архиереев. Совершенно не умея правильно ориентироваться в людях, он в течение всего лишь трех лет сменил двух наместников, не найдя с ними общего языка, постоянно менял состав Духовного Собора Лавры, поступая таким же образом практически на каждой должности,отчего превосходно налаженное его предшественниками лаврское хозяйство пошатнулось, а братия впали в уныние и стали помышлять о переходе в другие монастыри. Вдобавок ко всему, положение усугубилось большими неурожаями, приведшими к оскудению лаврских доходов, а также растущей популярностью других, новопрославленных православных святынь, куда стали стекаться многочисленные паломники, в частности в селе Козельщаны Полтавской губернии, у тамошней Чудотворной иконы Божией Матери. Кроме того, вновь активизировали свою деятельность католики и униаты, ранее удерживаемые духовно одаренными предшественниками архиепископа Тихона, умевшими общаться не только с братиею и богомольцами, но и с народом, нуждавшимся в отеческой любви, простоте и понимании особенностей их внутреннего мира, которыми отличались Высокопреосвященные Агафангел и Димитрий. Нужно отметить, что далеко не всем нравились заведенные владыкой новые, далеко не всегда соответствующие традиционным обычаям доброго старого времени порядки в Лавре, и многое другое.
 Совокупность всех этих обстоятельств, а точнее, отсутствие воли Божией, не позволили архиепископу Тихону завершить многие благие преобразования как в Лавре, так и на Волыни в целом. При новом Священноархимандрите дела в Лавре значительно оживились, и многие братия облегченно вздохнули. Архиепископ Палладий, будучи личностью незаурядной, отличался твердым характером и глубоким пониманием настоящих, насущных нужд ввереной ему святой обители. Он тотчас же обратил на себя внимание паствы и монастырской братии, проявляя любвеобильное внимание к положению каждого.
Это был один из самых ревностных и духовно одаренных устроителей Лавры со времени ее возвращения в Православие. Отличаясь добрым характером и любвеобильным сердцем, он в то же время имел все необходимые деловые качества, чтобы осуществлять хозяйственно-административную деятельность, которая была очень своевременной и результативной.
Так, Высокопреосвященный Палладий, непосредственно по прибытии на Гору Почаевскую, тотчас же обратил внимание на то величайшее неудобство, которое проистекало вследствие отсутствия у Лавры экономических врат. Вследствие этого, через парадные Святые Врата, являвшиеся своеобразной визитной карточкой обители, в Лавру, отвлекая и смущая богомольцев, с благоговением вступающих на благословенную Почаевскую землю, проезжали подводы, груженные продуктами и стройматериалами. Это не только создавало значительные неудобства, но и уменьшало торжественность и неповторимость первых впечатлений паломников, снижало их молитвенную настроенность. От многочисленных возов и экипажей, проезжавших по каменной мостовой, на Лаврском погосте не умолкал шум, не заглушаемый даже звоном колоколов, в воздухе сохранялся запах от провозимых продуктов и строительных материалов, порой весьма неприятный. Наконец, взорам паломников в первую очередь открывалась не неповторимая красота совершенного архитектурного ансамбля, не благолепие храмов, а довольно неромантическая сторона трудовой обители.
По благословению владыки, чтобы исправить положение, была устроена новая дорога прямо на черный двор Лавры через так называемую «новую гостиницу» и лаврский сад, мимо типографии и экономических складов. Вместе с тем, ревнуя о благоукрашении Почаевской святыни, Высокопреосвященный Палладий позаботился о приведении в исполнение прежних планов предшественников архиепископа Тихона, к сожалению, забытых при нем: о завершении рсписи галереи, ведущей в пещерную церковь, к мощам преподобного Иова, изображениями святых угодников Русской церкви, просиявших в подвиге поста и молитвы на протяжении различных эпох. Это благое дело было начато еще при Высокопреосвященном Димитрии и заброшено после его отъезда.
Особую заботу Высокопреосвященный Агафангел проявил по отношению к самой пещерной церкви, которая, по его мнению, также нуждалась в росписи стенной живописью.
Наиболее удачными и своевременными преобразованиями, произведенными в Лавре при Высокопреосвященном Палладии в первое время его Священноархимандритства, отчасти по его же инищативе или при его содействии и благословению, явились реорганизация лаврского хозяйства на более рациональных основаниях, обновление Лаврской колокольни, позолота на ней купола и установка прекрасного колокола весом в 700 пудов.
Вопрос об отлитии для Почаевской Лавры большого колокола в память о грядущем короновании 15 мая 1883 года Их Императорских Величеств Государя Александра Александровича и Государыни Марии Феодоровны, поднят был иеродиаконами Лавры Досифеем, Анатолием и Паисием 22 сентября 1882 года, пожертвовавшими 150 рублей. Их великодушный поступок положил начало сбору средств на это благое богоугодное дело. Деньги на сооружение колокола собирались от благочестивых жертвователей по книге, заведенной Духовным Собором. В числе жертвователей значатся имена Киевских Генерал-Губернатора и Митрополита, нескольких архиереев и различных начальствующих лиц. Кроме того, согласно постановлению Духовного Собора от 22 января 1886 года, утвержденному архиепископом Палладием 27 января, поизводились вычеты 3°/о от собираемой молитвословной суммы, подлежавшей разделу между настоятелем и братиею Лавры.
Таким образом трудами и молитвами братии и пожертвованиями доброхотов на сооружение колокола было собрано более пяти тысяч рублей. Кроме того, четыре с половиной тысячи рублей было пожертвовано задонским купцом М. И. Шапошниковым, и это в совокупности составило более девяти с половиной тысяч рублей. Огромный колокол весом более 700 пудов, был заказан Духовным Собором 11 сентября 1886 года в Москве на колокольно-литейном заводе Андрея Самгина.
Отлит был этот величественный колокол 19 ноября 1886 года и 13 января 1887 года был перевезен в Лавру, где 17 января вместе с железным языком, весившим 20 пудов и 24 фунта, и балансом благополучно поднят на колокольню.
Итоговая стоимость колокола с доставкой и подвесом составила почти 14 тысяч рублей.
Дальнейшее служение в Лавре Высокопреосвященного Палладия в сане Священноархимандрита ознаменовалось целым рядом преобразований, которые приводили к многочисленным улучшениям. Деятельным помощником в созидательном труде владыки был наместник Лавры архимандрит Модест. Так, усмотрев катастрофическую нехватку в Лавре жилых помещений для братии и послушников, преосвященный Модест в 1887 году тотчас же доложил об этом Высокопреосвященному Палладию. Взвесив все обстоятельства за и против, он предложил переоборудовать в жилье для монашествующих Варваринскую церковь, находившуюся в нижнем этаже западного крыла братского корпуса, весьма невместительную и недоступную для богомольцев, разделив ее на три отдельных кельи. Варваринскую же церковь, по его мнению, можно было перенести в братскую трапезу, что создало бы ряд доплнительных удобств и, кроме того, соответствовало традиции, согласно которой во многих обителях существовали трапезные церкви.
Владыка, помолясь, согласился с мнением наместника Модеста, в последних числах мая осмотрев лично Варваринскую церковь и братскую трапезу. 27 июня он утвердил проект перестроек, составленный епархиальным архитектором Афанасьевым.
Устройство трапезной церкви производилось в течение зимнего времени 1887—1888 годов преимущественно собственными силами. Иконостас был сооружен главным образом из величественнной сени, находившейся ранее над Стопою Божией Матери. В дополнение к имеющимся частям лаврскими мастерами были изготовлены Царские врата и арабески, которые полностью соответствовали находившимся в соборной Успенской церкви, не уступая им по красоте и прочности. Резьба искусно повторяла особенности резьбы великолепной сени, вошедшей в состав иконостаса, так что общий ансамбль нисколько не нарушился. После завершения установки иконостаса он был позолочен, а иконы написаны на листах красной меди в лаврской иконописной мастерской под руководством иеромонаха Паисия. Стоимость всех работ по устройству трапезной церкви с материалом обошлась около полутора тысяч рублей серебром.
11 сентября 1888 года трапезная церковь была освящена самим Высокопреосвященным Палладием во имя святой великомученицы Варвары и святой княгини Российской Ольги. Бывшую Варваринскую церковь преобразовали в просфорню, поместив при ней монаха - просфорника и его помощников. План этот утвержден был архиепископом Палладием 10 сентября того же года.
С 1889 года необходимые приготовления завершились и просфорня на месте бывшей Варваринской церкви стала действовать. Прежний ее иконостас был пожертвован Лаврой в церковь, строившуюся из чешской часовни присоединившимися к Православию чехами.
Со временем над трапезной Ольго-Варваринской церковью был устроен довольно красивый купол по плану, составленному по поручению наместника Модеста епархиальным архитектором Афанасьевым и одобренному 25 июня 1888 года Высокопреосвященным Палладием.
Заботясь о целости лаврского имущества и безопасности ее святынь, архиепископ Палладий обратил особенное внимание на охрану Лавры от злоумышленников в ночное время.
Вспомним, что еще со времен Генерал-Губернатора Левашова, по возвращении обители в Православие, учитывая ее опасную близость к австрийской границе и возможные провокации, порядок на территории обители обезпечивала особая военная команда, для которой Лавра предоставляла помещение с отоплением и освещением. Часовые, находившиеся в ночное время в ключевых точках при казнохранилище, соборной церкви, на галерее, пещерной церкви, Архиерейском доме и западных, так называемых экономических, въездных воротах, надежно охраняли обитель.
В течение дня часовые пребывали только при казнохранилище и в южном Лаврском саду при пещерной церкви, и этого было достаточно.
Однако в начале семидесятых годов охрана была упразднена, после чего Лавра для охраны казнохранилища вынуждена была содержать за свой счет сторожей, дежуривших поочередно. Сложнее было нести охрану в ночное время., Из братского корпуса, на ночь запираемого на замки, наблюдать за тем, насколько исправно исполняла службу ночная охрана, было весьма неудобно. Неоднократные случаи взлома братских кружек, имевшие место осенью и зимой 1886—1887 годов заставили усомниться в их добросовестности. Было принято решение устроить жилье для сторожей в помещении под церковью Преподобных Антония и Феодосия Печерских, с южной стороны, ибо ее охрана была наиболее проблематичной. По распоряжению Высокопреосвященнейшего Палладия, в 1887 году там была произведена соответствующаяреконструкция. В частности, в пристройке с южной стороны, ниже церкви преподобных Антония и Феодосия, в которой в 1886 году был укреплен свод, установили печь с трубой, оштукатурили своды и стены, открыли заложенную дверь в сад, замуровали арку, соединяющую эту пристройку с большим помещением, находящимся под церковью Антония и Феодосия, а в окнах устроили двойные рамы. После всех этих реобразований в помещении были размещены для житья и охраны Лавры с южной и западной стороны надежные сторожа .
Деятельности архиепископа Палладия и наместника Лавры архимандрита Модеста Лавра обязана значительным расширением и улучшением и своих внешних построек. 28 мая 1887 года отец Модест представил на рассмотрение в Духовный Собор проект устройства при восточной стене южного Лаврского сада каменных лаврских лавок, составленный архитектором Афанасьевым. В качестве аргументов в пользу проекта он отметил, что необходимо незамедлительно снести находящиеся при этой стене и на площади у Успенской часовни деревянные лавочки, в которых почаевские жители продавали крестики, иконки и церковную утварь, ибо они портят вид Лавры. На месте этих лавочек было предложено выстроить на счет Лавры приличные каменные лавки, по необходимости сдаваемые в наем православным жителям Почаева, желающим торговать.
Проект этот в сущности не был нов и обсуждался на Духовном Соборе еще в 1880 году. Уже тогда аархитектор Вощинин составил план постройки новых лавок и, утвердив его у архиепископа Димитрия, братия снесли часть деревянных лавок и приступили к постройке каменных. Но в 1884 году, по резолюции архиепископа Тихона, за скудостью денежных средств Лавры, постройка была приостановлена.
Духовный Собор, рассмотрев план архитектора Афанасьева, утвердил его,
а 31 мая 1887 года его утвердил и архиепископ Палладий.
Уже к осени того же года на месте прежних безобразных балаганов были выстроены каменные лавки, которые стали сдаваться для торговли иконами, крестиками, картинами религиозного и патриотического содержания и другими подобными предметами. Впрочем, окончательные работы по постройке каменных лавок у восточной стены южного сада, с жилыми при них помщениями, закончились только осенью 1889 года, уже при епископе Острожском Александре, временно занимавшем мсто Священноархимандрита Лавры, по болезни архиепископа Палладия. Постройка лавок велась хозяйственным способом, с использованием местных средств и резервов и завершилась весьма успешно.
Но едва ли не самым важным делом по части украшения и благоустроения Почаевской Лавры при Высокопреосвященном Палладии было устройство над ракою преподобного Иова величественного мраморного балдахина или сени.
Несмотря на то, что существовавший до того времени деревянный резной золоченный балдахин был сравнительно нов, ибо устроен был только в 1875 году по требованию архиепископа Агафангела, но как «слишком неблагообразный», требовал замены другим. Наместник Лавры архимандрит Модест, стремясь привести пещерную церковь и пещеру, где почивают мощи преподобного Иова, в возможно лучший вид, в 1888 г. письменно обратился к секретарю Одесского архиепископа П. Лобачевскому с просьбой рекомендовать мастера для изготовления мраморного балдахина. По рекомендации Лобачевского, 9 сентября того же года в Почаев из Одессы прибыл известный мраморщик, Леопольд Менционе, производивший постройку в Одесском соборе мраморного иконостаса. Явившись 12 сентября на Духовный Собор Лавры, Менционе изложил проект балдахина из белого Каррарского мрамора по предъявленному им рисунку, сподписанием контракта на шесть тысяч рублей. Духовный Собор, по надлежащем обсуждении дела, нашел возможным предоставить Менцоне устройство балдахина на предъявленных условиях
Мраморщик обязался «аккуратно, чисто, со всевозможною тонкостью и изяществом» окончить работу к августу 1889 года. Работы предполагалось производить в мастерской Менционе в Одессе, для чего в ноябре братом Менционе был прислан в Одессу из Италии нужный для этого мрамор. Впоследствии было признано более удобным выполнение работ по устройству балдахина произвести в самой Италии под наблюдением брата Менцоне и его непосредственным руководством, для чего последний несколько раз в 1889 году ездил в Италию. К августу работы были завершены, но доставка балдахина из Италии в Почаев, осуществляемая по морю до Одессы, затем по железной дороге до станции Рудня, и, наконец, на лошадях, и установка его продолжились до 13 ноября.
Высокопреосвященный Палладий, превосходо понимая роль и значение миссионерско-катехизаторской деятельности, возымел благочестивое желание превратить Почаевскую Лавру в просветительный центр для посещающих ее богомольцев. С этой целыо с первых же дней своего управления Лаврой он назначил двух специальных катехизаторов-проповедников из числа наиболее образованных иеромонахов, в обязанности которых входило произношение в соборной Успенской и Пещерной церкви поучений и проповедей не только в воскресные и праздничные дни, но и в любое время при стечении большого количества православного народа, прибывшего на поклонение Лаврским святыням. Учитывая необыкновенную важность и значимость личного примера, владыка распорядился также, чтобы братия Лавры безусловно служила для всех образцом христианской жизни и поведения.
28 августа 1886 года, содействуя намерениям правительства о распространении церковно-приходских школ, Высокопреосвященный Палладий благословил решение Лавры, преобразовать существовавшее в Лавре с 1869 года основанное архиепископом Агафангелом научно-ремесленное училище в церковно-приходскую двуклассную школу.
Владыка всемерно поддержал идею издания «Почаевского Листка», первоначальный замысел создания которому принадлежал бывшему ректору Волынской духовной Семинарии протоиерею Василию Михайловичу Молоденскому.
12 декабря 1886 года Молоденским был представлен весьма обстоятельный проект издания «Почаевского Листка», подписанный, помимо него, духовником и девятью преподавателями семинарии, пожелавшими постоянно сотрудничать в осуществлении этого благородного дела.
«Почаевский Листок» ставил перед собой высокую цель религиозно-нравственного назидания простого народа: объяснение воскресных и праздничных чтений из Евангелия и Апостола в форме бесед, поучений, слов и речей, изложенное простым литературным языком, толкование общеупотребителыных молитв, Символа веры, значения обрядов при совершении Таинств Православной Церкви, смысл и назначение обряда погребения и поминовения усопших, молитв и акафистов, исторических сказаний о местных святых Волынской епархии, об их святых мощах, Чудотворных иконах,храмах и обителях, беседы о местных суевериях и обычаях, чуждых духу Православной Церкви, выписки из Святоотеческих творений и Житий святых, имеющих особый религиозно-поучительный характер, поучения преподобного Иова и других подвижников благочестия в юго-западном крае.
Издаваться «Почаевский Листок» должен был еженедельно в качестве приложения к «Волынским Епархиальным Ведомостям». На лицевой стороне «Листка», согласно продуманным эскизам, размещалась затейливая виньетка, изображавшая Почаевскую Лавру с восточной и южной сторон, икону Почаевской Богоматери с Цельбоносной стопою под нею, лики преподобного Иова Почаевского и Феодора Острожского. Славянским шрифтом над виньеткой было начертано: «Се бо отныне ублажат Мя вси роди» (Лк. 1,48), а под нею, также славянским шрифтом, крупной вязью:  «Почаевский Листок».
Братиею Лавры вышеописанная инициатива понравилась. Заведовавший типографией иеромонах Ириней, ставший впоследствии наместником Лавры, 27 декабря письменно заявил, что Почаевская Лавра священнейшим долгом считает для себя принять участие в духовно-нравственном просвещении меньшей братии и с полной готовностью отзывается на призыв высшего духовного начальства по сему благому делу, несмотря на сложности и препятствия вследствии недостаточности материального обезпечения этого проекта. Он отметил. что, хотя Почаевская Лавра не может равняться в этом отношении с прочими тремя русскими Лаврами, она готова жертвовать последними средствами для этого благого дела, в связи с чем и преподаватели семинарии, изъявившие согласие участвовать в издании Листка, должны были «поделиться с меньшею братиею от Бога данным им талантом безмездно и тем уменьшить расходы, что было бы дешевле и легче».
На призыв наместника тотчас же откликнулись иеромонахи Христофор и Софроний, согласившиеся редактировать «Почаевский Листок» совместными усилиями. 2 января 1887 года иеромонах Христофор представил в Духовный Собор составленную им программу издания еженедельного журнала под одним из следующих названий: |
«Почаевский Народный Благовестник», «Слово Братской любви», «Благожелание вечного спасения», «Светоносная свеща во тьме седящим», «Чудный Источник Горы Почаевской», «Глас из Пещеры Преподобного Иова» или, наконец, «Светильник Чудотворного Богоматернего Почаевского Образа».
По его мнению, журнал предполагалось издавать не в виде приложения к «Епархиальным Ведомостям», выходящим только три раза в месяц, а совершенно самостоятельно; с целыо содействия великому и важному делу христианского просвещения не только простого народа, но и сельских священников, псаломщиков и народных учителей.
Духовный Собор, обстоятельно рассмотрев обе указанные программы и найдя в них много общего при очевидных различиях, решил из двух представленных программ составить новую, в соответствии с которой, начиная с 3 апреля 1887 года, еженедельно по пятницам на средства Почаевской Лавры для безмездной раздачи народу, издавать журнал «Глас из Пещеры Преподобного Иова», согласившись с мнением иеромонаха Христофора, что название «Почаевский листок» не так интересно для публики и не выражает основного содержания и цели издания.
В программу издания, в соответствии с замыслом отца Христофора, утвержденного вместе с иеромонахом Софронием в должности редакторов, были введены также стихотворные разделы и хроника или летопись.
К безплатному сотрудничеству, как отмечалось выше, всемерно привлекались преподаватели семинарии и училищ, священники, псаломщики и сельские учителя.
Высокопреосвященный Палладий одобрил эту программу, утвердил избрание редакторов, цензором журнала назначил наместника, но в то же время признал приличным сохранить название издания «Почаевский Листок».
23 января через Синодального Обер-Прокурора было возбуждено ходатайство перед Святейшим Синодом о разрешении издавать «Почаевский Листок» по представленной программе, на которое 20 февраля 1887 года последовало и само разрешение(193).
На первых порах Листок издавался в размере, не превышавшем восьми страниц, под редакцией иеромонаха Христофора.
Иеромонах Христофор, в миру священник Хрисанф Сакович, незадолго до этого принявший монашество, уже известен был в печати своими песнопениями, вышедшими в свет с разрешения цензуры. В жизни отец Христофор был безукоризненно-честным, глубоко верующим, в сане сельского иерея являлся образцовым пастырем и оставил по себе добрую память в народе как учитель и воспитатель крестьянских детей. Такой редактор, превосходно знакомый с народною жизнью, мог принести огромную пользу «Почаевскому Листку», но заниматься этой деятельностью ему пришлось недолго. 28 сентября 1887 года иеромонах Христофор был назначен духовником Холмской духовной Семинарии, а в должности редактора «Почаевского Листка» указом Святейшего Синода от 23 января 1888 года был утвержден помощник редактора иеромонах (впоследствии архимандрит) Софроний, родом из Галичины, получивший образование в Львовском университете, после монашеского пострига долгое время состоявший преподавателем немецкого языка в Волынской Семинарии.
Впрочем, при всех своих личных достоинствах, иеромонахи Христофор и Софроний все-таки не обладали достаточными знаниями и умениями для свмостоятельного редактирования еженедельного, хотя и скромного журнала. Занятие это, помимо специального высшего богословского образования, требовало еще значительной энергии, навыка к литературному труду и некоторых средств, которыми Лавра не обладала. Вот почему, согласно собственному письменному заявлению наместника Лавры Архимандрита Модеста,последний от начала издания Почаевского Листка вынужден был нести цензорство и редактирование его.
Проявляя всемерную заботу об издании «Почаевского Листка», архимандрит Модест постоянно пытался найти человека с высшим богословским образованием, любящего заниматься делом, который смог бы профессионально редактировать издание. Однажды во время беседы с преподавателем Волынской духовной Семинарии иеромонахом Владимиром, сотрудничавшим в «Почаевском Листке», он предложил ему принять на себя его редактирование и получил согласие. После этого отец Модест 26 августа 1888 года вошел с представлением к Высокопреосвященному Палладию об увольнении от звания редактора «Почаевского Листка» иеромонаха Софрония и о назначении на его место иеромонаха Владимира.
Владыка в резолюции от того же числа согласился, что издание Почаевского Листка требует нового редактора, и охотно представил к редакторству иеромонаха Владимира(в миру| священника Иосифа Благоразумова), с назначением ему жалованья за труды по 200 рублей в год. С тех пор редакторами «Почаевского Листка» стали назначаться преподаватели семинарии.
Во время управления Почаевской Лавры Священноархимандритом Палладием произошел ряд событий в ее истории, связанных с посещением Лавры различными влиятельными лицами. Это свидетельствовало о постоянном росте ее влияния и приводило к всемерному улучшению внутримонастырской жизни. Посетителей в Почаевской Лавре к тому времени было сравнительно немного, значительно меньше, чем, скажем, в Киево-Печерской или Троице-Сергиевой Лаврах. Тем знаменательнее были посещения широко известного ревнителя православия и русской народности Волынского Губернатора Янковского, знаменитого поборника русской правды в Галиции протоиерея Иоанна Наумовича, епископа Сухумского Александра и других высокопоставленных лиц, интерес которых к Лавре усиливал ее значимость в глазах простых людей.
Евгений Осипович Янковский в первый раз посетил Лавру 10 мая 1889 года, вскоре по назначении Волынским Губернатором. Встреченный у крыльца отведенной для него квартиры наместником с братиями, Губернатор принял от наместника и встречавших его иеромонахов благословение и, узнав, что в церкви под праздник святых равноапостольных Кирилла и Мефодия служится всенощное бдение, тотчас же направился в церковь. На другой день Губернатор приложился к Чудотворной Иконе, Стопе Божией Матери и мощам преподобного Иова, затем побывал в церквах подпещерной и трапезной, в ризнице, библиотеке, архиве, посетил лаврскую иконописную мастерскую, типографию, церковно-приходскую школу, свечной завод и лишь после этого отбыл из Лавры, обещая вернуться в праздник Успения Божией Матери, что действительно и исполнил со всем своим семейством. Лавра со своим величественным собором и прославленными святынями произвела на Губернатора неизгладимое впечатление.
Характерным признаком упрочения позиции обители. усиления ее роли и значения в религиозной жизни явилось, на наш взгляд, то, что в это время участились случаи посещения Лавры чехами и галичанами.
Так, 19 мая 1889 года из поселка Новины Дубенского уезда прибыло в Лавру 37 чехов, принявших православие в 1888 г. Между ними были и престарелые, 70-тилетние старцы, и старухи, и молодежь, и даже дети. Некоторые из них из благоговения к святыне Почаевской от железнодорожной станциии Рудня Почаевская шли пешком. В паломничестве чехов принял участие священнослужитель, возглавивший это трогательное шествие. На протяжении двух дней, 20 и 21 мая, в субботу и воскресенье, чехи пребывали в Почаеве, не пропустив ни одной церковной службы. Молились с благоговением, до слез, а одна семидесятилетняя старуха от умиления плакала, благодаря Царицу Небесную за то, что Она сподобила ее под конец жизни познать истину, приняв Православие, и вразумила отправиться на поклонение к Чудотворной Иконе Почаевской и цельбоносной Стопе. Многие сожалели о том, что подобная духовная радость может быть для них впоследствии недоступной.
28 мая того же года, в праздник Святой Троицы, поклониться Лаврской святыне пришло много галичан из Австрии. Благолепие Почаевской Лавры и вся обстановка богослужения произвели на них умиляющее впечатление. Посетивший в это время Лавру широко известный киевский миссионер протоиерей Иоанн Наумович, будучи родом из Галиции и превосходно понимая менталитет этих людей, вел с ними продолжительную отеческую беседу о твердости в истинах православной веры, о терпении в бедах и напастях и надежде на Бога, указывал им на богослужение, совершаемое в Почаевской Лавре, как на образец православного богослужения, совершаемого во святой православной России. Всех этих паломников Лавра приняла гостеприимно и радушно, при отбытии одарив их образками, крестиками, картинами и книгами назидательного содержания.
Торжество Православия — пятидесятилетний юбилей воссоединения униатов западно-русского края (8 июня 1839 —1889 г.) – широко отмечалось в обители, встретив радостный отклик в сердцах Почаевской братии. 7 июня, накануне праздника, была отслужена литургия, после которой наместник Лавры архимандрит Модест в сослужении 12 иеромонахов совершил панихиду за упокой душ почивших деятелей, сыгравших выдающуюся роль в присоединении униатов к Православной Церкви: Государя Императора Николая 1, Митрополита Иосифа и других. Во время всенощного бдения, по прочтении Евангелия, подходившим для помазания богомольцам щедро раздавались присланные Святейшим Синодом в память этого события кресты, медали и брошюры. В самый праздник—8 июня— литургию и молебен совершал наместник в сослужении сонма иеромонахов. Освящение церкви, священнослужебные сосуды, ризы на служащих и парадные костюмы на певчих, торжественный звон колоколов. не прекращавшийся на протяжении дня, — все напоминало о празднике. Перед началом литургии от имени братии Почаевской Лавры в Вильно, на имя Высокопреосвященного Алексия, архиепископа Литовского, была направлена приветственная телеграмма.
Последние годы жизни Высокопреосвященного Палладия прошли мирно на покое в Почаевской Лавре, для которой он недолго, но чрезвычайно плодотворно потрудился. Обширность Волынской епархии, разнообразие ее нужд, заботы и нередко сопровождавшие их огорчения за четыре года управления епархией значительно ухудшили здоровье архипастыря. В начале июня 1889 года, при обозрении церквей Староконстантиновского уезда, в Староконстантинове, владыка почувствовал себя настолько плохо, что, вынужден был приостановить поездку по епархии и возвратиться в Житомир. Несмотря на квалифицированную помощь, оказанную ему в Житомире, а затем и в Киеве, медицина оказалась безсильной, и Высокопреосвященному Палладию пришлось поручить управление делами Лавры своему викарию, Преосвященному Александру, епископу Острожскому.
25 ноября, по распоряжению Святейшего Синода, архиепископ Палладий по состоянию здоровью был уволен на покой с назначением пребывания в Почаевской Лавре.
Владыка переехал в Лавру 15 декабря и остановился вначале в архиерейском доме, но в связи с переездом в Лавру вновь назначенного Епископом Волынским и Житомирским и Священноархимандритом Почаевской Лавры Преосвященного Модеста, ранее епископа Нижегородского, архиепископу Палладию отвели помещение в верхней, так называемой балконной гостинице. Тяжко болящий архипастырь, у которого все более усугублялись признаки паралича мозга, прожил здесь безвыездно более трех ЛЕТ. Перед кончиной архиепископ Палладий завещал Лавре драгоценную панагию, наперсный крест, митру, бархатную мантию и орлецы.
В последние месяцы жизни владыка не мог сидеть на постели и даже в кресле, а большею частью лежал и практически не разговаривал. Непосредственно перед кончиной он отказался от пищи и большую часть времени проводил во сне.
12 января в девятом часу утра вызванный из Кременца Преосвященный Антоний, епископ Острожский, разбудил больного, пребывавшего до этого четверо суток в полном безпамятстве, и после литургии совершил над ним елеосвящение. На следующий день, 13 января 1893 года, в 7: часов утра архиепископ Палладий мирно скончался и был погребен сонмом высшего духовенства 17 января, на пятый день кончины архиепископа Палладия. Отпевание и погребение тела, не подвергавшегося разложению, было совершено после заупокойной литургии, которую торжественно совершил Преосвященный Модест в сослужении епископа Острожского Антония, Ректора семинарии архимандрита Симеона, наместника Лавры архимандрита Иринея, настоятеля Загоровского монастыря, пребывавшего при Высокопреосвященном Палладии наместником архимандрита Модеста и многочисленной братии, в теплом Лаврском храме.
После трогательных речей гроб с останками усопшего был вынесен из теплого Троицкого собора, обнесен вокруг Успенского собора, затем внесен в него и с левой стороны между колоннами, под церковью во имя святого благоверного князя Александра Невского, находившейся на хорах, через сделанное в полу отверстие опущен в склеп в непосредственной близости с находящимся под спудом прахом знаменитого строителя и благотворителя Почаевской Лавры, графа Николая Потоцкого. Смерть и погребение в Почаевской Лавре православного архиерея произошли здесь впервые.
В 1894 году, с благословения Высокопреосвященного Модеста, над могилою архиепископа Палладия братом его, Санкт-Петербургским протоиереем Димитрием Ганкевичем, был сооружен памятник из белого итальянского мрамора с двумя надписями: первая с обозначением имени почившего архиепископа и времени его рождения и кончины,, а другая с умилительной просьбой: «Братия мои возлюбленные, не забывайте мя, егда поете Господа, но поминайте и братство и молите Вот, да упокоить мя с праведными Господь».
Преемником Архиепископа Палладия по управлению Волынской епархией и Священноархимандритом Почаевской Лавры, в соответствии с указом Святейшего Синода, был назначен 25 ноября 1889 года Преосвященный Модест, епископ Нижегородский и Арзамасский. Однако до приезда нового Владыки со времени болезни Высокопреосвященного Палладия Лаврой временно управлял епископ Острожский Александр. При нем, как отмечалось выше, был завершен ряд проектов, начатых при архиепископе Палладии, в частности, построены каменные лавки у восточной стороны южного сада с оборудованными при них жилыми помещениями и каменным аптечным домом, двухэтажный каменный дом при Лаврском конном дворе для служащих по внешней экономии и мраморный балдахин над ракою Преподобного Иова. После того, как место почившего архиепископа Палладия занял новый архиерей, в жизни обители вновь стали происходить перемены, о чем мы попытаемся рассказать в следующем разделе.

На рубеже веков. Лавра в период управления ею Преосвященным Модестом (Стрельбицким)1889-1902 г.г.

В доме Господа насажденные,
Процветут во дворах у Бога
Те,
  кто ходит неосужденно
По тернистым Его дорогам.
Даже осенью многолиственные,
Плодовиты, и долголетни,
Воспевают сердцами чистыми,
Бога сил,
         что сильней всех на свете,
Бога сил,
          что святой и великий,
Он –
     твердыня,
             оплот
                и слава.
Лишь Любовь в Его светлом лике
И нисколько в Нем нет неправды.
Псалом 91.

Время, когда Священноархимандритом Почаевской Лавры был Высокопреосвященный Модест, Архиепископ Волынский и Житомирский, выходец из Польши, принадлежавший к старинной дворянской фамилии, было характерно особым вниманием к духовной жизни обители и ее насельников. Архипастырь с избытком был наделен всеми теми качествами, которых требовало историческое назначение Почаевской Лавры как форпоста Православия на католическом Западе. От природы живой, энергичный, способный к инициативе, в которой так нуждалась Волынская земля, Владыка в то же время обладал всесторонним образованием и ученостью, что позволяло успешно реализовывать его планы.
Родословная древнего и изначально православного рода Стрельбицких вела начало из Червонной Руси, где ему принадлежали значительные поместья. Стрельбицкие издревле были ревностными защитниками Православия. Многие из них приняли священство, и, будучи противниками латинства и унии, подверглись преследованию, вследствие чего вынуждены были бежать в Подольскую губернию. Этот славный дворянский род дал Православию много священников и выдающихся общественных деятелей, среди которых владыка Модест не составил исключения.
На каком бы поприще ни подвизался Высокопреосвященный Модест, он всюду являл пример беззаветного служения Церкви, словом и делом утверждая высокие христианские ценности. Своим сильным и энергичным руководством он способен был укреплять православное духовенство, пробуждать его нравственные силы и устремлять их к живой и плодотворной деятельности во славу Божию. Превосходно зная специфику Волынского края, традиции и менталитет населявшего его народа, он испытывал острую жажду деятельности и стремился тотчас же реализовать ее.
Необходимо отметить, что до своего назначения на Влынскую кафедру архипастырь уже бывал в Почаеве, когда в 1883 году в сане епископа Люблинского присутствовал на ее пятидесятилетнем юбилее как представитель Холмской Руси. Его посещение, прекрасная речь на торжестве, удивительная приветливость в общении с Лаврской братией оставили самые яркие впечатления, и паствой на него возлагались большие надежды, которые владыка оправдал в самой полной мере.
Будучи превосходным знатоком и ценителем церковного пения, Высокопреосвященный Модест в первый же приезд свой в Почаевскую Лавру обратил особенное внимание на особенности пения и для усвершенствования его привез в дар обители ноты Киевского распева. 10 марта, в субботу, по окончании канона, когда Владыка совершал каждение по всей церкви, певчие в это время впервые исполнили дивным Киевским распевом умилительную похвалу Божией Матери:
«Высшую небес и чистшую светлостей солнечных, избавльшую нас от клятвы, Владычицу мира песньми величаем».
Неотразимое впечатление на молящихся произвели прозвучавшие впервые во время Божественной литургии «Аллилуиа» после чтения Апостола и Херувимская песнь, исполненные Киевским распевом. Вскоре после этого Владыка обратился в Духовный Собор с письменным предложением пригласить в Лавру талантливого регента, способного обучить певчих обиходному пению, увеличить количество певчих на правом клиросе и поощрять клирошан, имевших хорошие голоса, увеличением жалования и получением завтрака
По его настоянию были приняты достаточно эффективные меры, позволившие значительно улучшить церковное пение.
По прибытии своем на Волынскую паству, Владыка прежде всего обратил внимание на внутренней и внешний строй жизни в обители, ее духовное состояние. Особенно огорчали Владыку различные кривотолки о нестроениях в Лавре, об отсутствии мира и единства между братиею, утере иноческого духа и высокой молитвенной ревности, которые не только смущали Высшее духовное начальство, но и разошлись далеко по России. Поэтому Владыка предписал Духовному Собору и в частности, о. Наместнику, Типографу, Казначею, Ризничему, Благочинному, Духовнику и прочим должностным лицам привлечь в Лавру духовно одаренных иноков, обратив особо внимание на то, чтобы состоявшие в Лавре монашествующие и послушники исполняли поручаемое им дело с любовию и усердием, а не с неудовольствием, ропотом и повсеместными жалобами.
Владыка настаивал прежде всего на неопустительном исполнении келейного иноческого правила, без которого монахи не могли сохранить в себе благодать Божию, впадая в разслабление и забвение обетов, становясь чужими для обители и, преуспевая в стремлении восполнить пустоту души, предаваясь мирским делам. Он предписал наиболее опытным духовникам Лавры как можно более часто беседовать с братиею о движениях помыслов ума и о сердечных пожеланиях, научая их различать добро от зла, и подавать советы, как избегать искушений. Особо касалась, необходимость вести внимательную жизнь как отмечал владыка, иеродиаконов и иеромонахов, преследуемых искушениями в большей мере, следовательно, он рекомендовал им возможно чаще исповедоваться у духовника, хотя бы ежемесячно, и всегда, когда зазрит совесть (194).
Принимая во внимание то великое историческое призвание Лавры, которое создало ей пограничное положение с западной Европой, в непосредственной близости с униатством Галицийским и Холмским и с враждебным православию католичеством, обитель, по мнению владыки, действительно должна была стать впечатляющим примером для мирян в духовной жизни.
До Преосвященного Модеста, разумеется, и предыдущие Священноархимандриты обращали внимания на духовную сторону жизни Лавры, но заботы их были преимущественным образом направлены на ее внешнее благоукрашение и в меньшей мере касались внутренних нестроений. Новопоставленный архипастырь превосходно знал исторические судьбы и проблемы, стоящие перед регионом. Поэтому он тотчас же занялся решением вопроса повышения духовной направленности и изменения жизни иноков Почаевской Лавры, стараясь поучать и наставлять братию при всяком удобном случае, во время проповедей, бесед, встреч с клириками. Так, уже во время первого посещения Лавры, 11 марта 1890 года, по окончании литургии, он предложил братии глубоко назидательную беседу о десяти заповедях блаженства, обратив внимание на главную добродетель всех этих заповедей, важную для каждого христианина, но в особенности для иноков —смирение. В тот же день после вечерни, накануне своего отбытия из Лавры в Житомир, Владыка пригласил братию обители в трапезную церковь, и, как истинный отец большой, дружной семьи, как мудрый и опытный подвижник, в живой и доступной пониманию всех беседе около часа поучал их иноческому житию и подвижничеству.
Заботясь об исправлении внутренней жизни иноков Лавры, Преосвященный Модест обратил внимание и на внешние проявления благочестия, являющиеся выражением внутренних состояний, и предложил Собору и всей братии Почаевской обители заказать на Афонской горе икону Богоматери Герондиссы или Игуменьи, чтобы поставить ее в алтарь на настоятельском месте и возжечь пред нею неугасимую лампаду, установив благочестивую традицию ежедневно после утрени испрашивать благословения на послушание вначале у нее, а затем лишь у настоятеля или наместника. Истопникам и пекарям он предписал после утрени неопустительно возжигать огонь от неугасимой лампады Чудотворной иконы Богоматери, а квашню и закваску окроплять святой водою из Цельбоносной стопы, сопровождая всякое дело молитвой Иисусовой и Богородичной и на все испрашивая благословение старцев.
Кроме того, владыка вынес на рассмотрение Духовного Собора вопрос о необходимости установления правила ежемесячного освящения в соборе святой воды и окропления ею келий, а также установления древнего чина панагии, по подобию Киево-Печерской Лавры и других великих обителей Востока и Руси.
К чести братии Почаевской Лавры нужно сказать, что она чутко отнеслась к этим предложениям архипастыря. Для всегдашнего напоминания, по распоряжению Духовного Собора, все эти предложения Преосвященного Модеста были напечатаны особыми брошюрами и розданы всем иеромонахам и послушникам Почаевской Лавры и Дубенской пустыни. Вместе с тем была заказана в русском Пантелеймоновском монастыре на Афоне икона Богоматери Герондиссы, которая, согласно полученному уведомлению, должна была непосредственно по написании и освящении быть представлена Его Преосвященству. Через восемь месяцев святая икона Герондиссы была написана и в январе 1831 г. прислана в Житомир вместе со свидетельством о подлинности написания ее на Афоне, подписанным игуменом русского Пантелеймонова монастыря архимандритом Андреем и четырьмя лицами из братии и удостоверенным приложением монастырской печати. В нем было сказано:
 «Дано от Русского, на святой Афонской Горе монастыря святого Великомученика и Целителя Пантелеймона в том, что по предложению Его Преосвященства, Преосвященнейшего Модеста, Епископа Волынского и Житомирского, послана в дар от нашей обители во Свято-Успенскую Почаевскую Лавру икона Пресвятыя Богородицы, именуемая «Герондиссы» -  4 список с Чудотворной иконы, находящейся здесь, на святой Афонской Горе, во благословение от святой Афонской горы, с молитвенным благожеланием, да благодатное заступление и небесная помощь и покровительство Пресвятыя, Пречистыя, Преблагословенныя, Славныя Владычицы нашея Богородицы и Присно-Дввы   Марии выну пребывает на святой Ея Лавре Почаевской,   якоже и на святой Горе Афонской,. земном Ея жребии.  Во уверение же, что святая икона  писана здесь и освящена и дарована от нашей обители, удостоверяем нашим подписом с приложением священной монастырской печати» (!95)
По прибытию в Житомир икона Герондиссы оставалась в домашней моленной комнате Владыки до 15 мая, после чего была торжественно доставлена двумя членами Духовного Собора Почаевской Лавры в ближайшее к Почаеву село Комнатку и поставлена в храме св. Иоанна Богослова. Перенесение иконы в Лавру состоялось 30 мая, в праздник Вознесения Господня. Слух о предстоящем торжестве распространился по окрестностям, и в ожидаии его собралась масса народа. Помимо братии Лавры, в процессии приняли участие представители окрестного духовенства, местной знати и великое множество простого народа. По пути процессию, сопровождавшую святую икону, торжественно встречали с пением и чтением акафистов, в полном облачении, с хоругвями, крестами, светильниками и кадильницами священнослужители во главе с наместником Лавры Архимандритом Иринеем, Ректором Волынской семинарии архимандритом Симеоном и Епископом Острожским Антонием. У Святых врат процессию ожидал сам Первосвятитель Волынской епархии, Священноархимандрит Лавры Преосвященнейший Модест.
Во время Божественной литургии владыка Модест произнес задушевное, содержательное и глубоко назидательное слово о Вознесении Господнем, а также об иконе Богоматери и Ее священном Покрове над Почаевской обителью и всей Волынью, напомнив собравшимся, что икона называется Герондиссою или Игумениею, т.е. Настоятельницей.
С присущей ему проникновенностью владыка рассказал следующее предание:
«В одном из Афонских монастырей часто умирали игумены и настоятели, так что братья затруднялась в выборе себе игумена, недоумевая, на ком остановить свой выбор. Тогда одному из братьи—благочестивому старцу—в ночном видении предстала Сама Богоматерь и сказала: «Пусть братия не затрудняется вибором настоятеля: Я Сама буду Настоятельницей монастыря и руководительницею иноков в богоугодной жизни; скажи только, чтобы взяли образ Мой со стены храма и поставили посреди церкви, и чтобы все исходящие на свою службу получали от него благословение». Повеление Царицы Небесной было исполнено, и когда образ Ее был поставлен на предназначенное место, никто в обители с тех пор не начиналь своего послушанья без предварительного благословенья у образа Богоматери».
Архипастырь отметил, насколько утешительно и назидательно такое благословение и для Почаевской обители, сугубо избранным местом пребывания Пречистой, которое Божья Матерь Своими явленьями и чудесами прославляет до настоящего времени. В самых тяжких бедствиях обители и Волынской земли Пресвятая Дева вместе со Своим угодником, Преподобным Иовом, являла Свое чудесное покровительство Почаевской обители и Волынскому краю. Придя в лице Своей Афонской иконы, она вновь показала, что лично хочет быть Владычицей и Управительницей этой святой обители, в которой Она благодатно пребывает.
Перед иконой Богоматери Герондиссы, торжественно поставленной в алтарь на настоятельское место, была возжена неугасимая лампада, после чего священнослужители неопустительно стали испрашивать у Нее благословенья, как у Настоятельницы. Матерь Божия, изображеная на иконе во весь рост, на золотом троне, в новом Византийском стиле, светлыми и яркими красками, теперь уже не только невидимо, но и явственным образом стала присутствовать в обители и управлять ею. Необходимо отметить, что это благочестивое правило сохранилось в обители по сей день.
Непосредственно по вступлении в управление Почаевской Лаврой, Владыка обратил внимание на установившуюся с недавнего времени традицию перенесения на зиму в теплый храм Чудотворной иконы и последовавшее за этим прекращение богослужений в Соборном Успенском храме от праздника Покрова Пресвятой Богородицы до дня Пасхи. Это изменение последовало на памяти живущих в Лавре не так давно, в то время как с древнейших времен богослуженье Успенском соборе совершалось непрерывно круглый год. В прекращении на зиму в Успенском храме Божественных литургий Владыка своим благочестивым сердцем по справедливости усмотрел невнимание, отсутствие благоговейного почитания к величайшей Лаврской святыне. Согласно его мнению, Почаевская Лавра, преемственно связанная с Киевской, должна была подражать ей в богослужении и иноческой жизни. Но в Киеве с древнейших времен практически никогда не прекращалось богослужение в холодном Успенском Соборе. Киево- Печерский Патерик сохранил назидательную историю о том, как после временного отказа по случаю жестоких морозов от богослужений в Успенском Соборе, благочестивые иноки продолжали слышать по ночам ангельское пение и видеть нетварный свет, что привело их к выводу о небогоугодности прекращения богослужений в главном храме.
Никогда богослужение не прекращалось из-за морозов также и в главных храмах Троице-Сергиевой и Александро-Невской Лавр, где в силу более суровых климатических условий зимой бывает значительно холоднее, да и во множестве других знаменитых и малоизвестных храмов, находившихся отнюдь не в лучшем положении, чем Успенский Собор. Примером мог служить Холмский собор, также знаменитый Чудотворной иконой Богоматери, однако же, не прерывающий богослужений несмотря на холод зимы, да и Пещерный храм Почаевской Лавры, где почивают мощи Преподобного Иова, в котором литургия совершается ежедневно в любое время года, хотя храм этот холоднее Успенского Собора. Владыка считал,что Успенский собор не должен являться исключением.
Исходя из вышеприведенных соображений, Преосвященный Модест распорядился по возможности утеплить Успенский храм и Пещерную церковь и устроить в них двойные рамы, а также переделать в Успенском Соборе солею, продолжив ее до средины храма для архиерейского служения и произношения проповедей.
Выше уже отмечалась любовь архипастыря к церковному пению и деятельное участие в его улучшении.
Еще будучи на Нижегородской кафедре, Преосвященный Модест проявлял заботу об обучении достойных псаломщиков и диаконов, которые со временем могли бы стать опытными учителями. Находясь в Почаеве, он имеющийся опыт воплотил в дело, открыв при Почаевской Лавре в 1890 году церковно-учительскую школу, в которой, согласно уставу, преподавались следующие предметы:
а) Священная История Ветхого и Нового Завета, в более обширном, чем в духовных училищах, объеме, включавшая и священную географию,
 б) Пространный Катихизис с более полным развитием учения веры и благочестия;
 в) Церковный устав с объяснением Вогослужения Православной Церкви;
г)Церковно-славянский язык;
 д) Церковное пение;
е) Русский язык;
 ж) Арифметика;
 з) География;
 и) Дидактика;
к) Краткая Русская история — Гражданская и Церковная.
Дли желающих во внеклассное время преподавались также иконопись, столярное, переплетное и малярное мастерство в Лаврских мастерских. Программа эта была вполне целесообразна и легко исполнима силами лаврских учителей и опытных мастеров.
Духовный Собор с радостью откликнулся на призыв своего Священноархимадрита, предоставив помещение для училища и средства на содержание беднейших воспитанников на счет Лавры, с условием, однако, соблюдения преемственности между открываемой школой и уже существовавшей двуклассной церковно-приходской. Был разработан проект устава школы, утвержденный Преосвященнейшим Модестом, а затем и Святейшим Синодом, согласно которому учреждалась она на средства Почаевской Лавры при пособии от духовенства.
6 ноября 1890 года школа была торжественно открыта.
К сожалению, в силу ряда обстоятельств, просуществовать ей в Лавре пришлось недолго. Первоначально она временно была помещена в одной из Лаврских гостиниц, что составляло известные неудобства. Не прижилась она и в зданиях Дубенского кармелитского монастыря, а постройка нового здания в Почаеве было слишком дорогой, поэтому Владыка стал подыскивать для нее место в другом городе. Просуществовав в Лавре всего один год, к началу 1891-92 учебного года Епархиально-Лаврская церковно-учительская школа была переведена в Житомир, в помещение архиерейского дома.
После решения этого наболевшего вопроса, Владыка принялся за реорганизацию церковно-приходского училища, имевшего четырехгодичный курс обучения при двух классах (по два года в каждом классе). Такое положение не соответствовало современным педагогическим воззрениям и было совершенно неполезным в учебно-воспитательном отношении. Поэтому в сентябре 1893 года Высокопреосвященный Модест благословил два двухгодичных класса разделить на четыре одногодичных, мотивируя это прежде всего соображениями целесообразности. Согласно этому распоряжению, лучшие ученики первого и второго классов были переведены в высшие: второй и четвертый, а худшие оставлены в первом и третьем. Ученики, успешно завершавие курс обучения, по желанию могли переводиться в церковно-учительскую школу в Житомире.
Означенными преобразованиями деятельность архиепископа Модеста на ниве просвещения не ограничилась. С целью привлечения Лавры к участию в сохранении уцелевших от времени древних святынь православия и русской народности, содействия интересам церковно-исторической науки, а также для привлечения средств на образовательные нужды, трудами Преосвященного Владыки при Лавре было открыто Древлехранилище, являвшееся отделением Житомирского Епархиального Древлехранилища, и приобретен так называемый волшебный фонарь, в наше время именуемый диапроектором. Владыка с одобрением отнесся к «Почаевскому Листку», поддержав это душеполезное издание, благодаря чему значительно улучшилось его качество. Наконец, чтобы восстановить разрушенную связь времен и пробудить у насельников обители и местных жителей историческую память, Владыка всячески поощрял участие Лавры в религиозных юбилейных торжествах русских епархиальных церквей.
Ввиду особой важности начинаний владыки, охарактеризуем некоторые из них более подробно.
Еще в 1892 году Высокопреосвященный Модест обратился к Святейшему Синоду с просьбой о возвращении Почаевской Лавре древних книг, рукописей, дел и документов, находившихся в Киевской Духовной Академии. Означенные ценности Лавре не возвратили, передав лишь некоторые дубликаты хранившихся в Церковно-Археологическом музее при Академии документов, однако просьбу владыки уважили, и Почаевское Лаврское Древлехранилище в 1893 году было все-таки открыто как отделение Волынского Епархиального Древлехранилища, с успехом выполнив свое назначение. Благодаря ему принадлежащие Лавре древности были сохранены для последующих поколений. Кроме того,появилась возможность осуществлять связь с Археологическим Обществом, в результате чего многие считавшиеся утраченными ценности были возвращены. Так, в Волынское Епархиальное Древлехранилище было передано 4 рукописи, в числе которых, в частности, находилось Язловецкое Тетроевангелие XVI века и значительное количество древних икон, церковных облачений и даже гетманская булава, -  медная, позолоченная, с разноцветными камнями-стеклами, - и медный позолоченный герб. Непосредственно в Лаврское Древлехранилище поступило много старопечатных книг, в особенности униатских, где они и хранятся по сей день.
Весьма ценным оказалось и приобретение волшебного фонаря, использующегося для показа религиозно-нравственных сюжетов богомольцам, а также для преподавания Священной истории в Лаврском училище. Замысел этот по благословению и при содействии Высокопреосвященного Модеста воплотил состоявший в братстве Почаевской Лавры священник Захария Метельский (впоследствии иеромонах Зосима), который неоднократно бывал свидетелем того, как во время большого стечения богомольцев народ с превеликой радостью смотрел картины священно -исторического содержания, отказываясь от ночного отдыха и с готовностью простаивая у картин до рассвета, даже в ненастье. Поскольку почаевские храмы, несмотря на их обширность, не могли вместить всех богомольцев, особенно в престольные праздники, и большинство их оставалось вне храмов, волшебный фонарь применялся с великою пользой.
Вступление Преосвященного Модеста в управление Почаевскою Успенскою Лаврою ознаменовалось событиями, заслуживающими внимания, хотя и не относящимися непосредственно к внутренней жизни обители, и, в частности, участием Почаевской Лавры в Санкт-Петербургской выставке технических школ и в Московской археологической выставке.
Так, в 1889—90 годах в Санкт-Петербурге, на выставке произведений технических школ во время съезда, посвященного техническому образованию, приглашенная Императорским техническим обществом, Лаврская иконописная мастерская, достигшая под управлением иеромонаха Паисия значительного совершенства, была удостоена почетного диплома.
Аналогичным образом был отмечен вклад обители в работу VIII Археологический съезда, проходившего в Москве в январе 1890 года. При съезде, в помещении Исторического музея, находящегося под покровительством Его Высочества Великого Князя Сергия Александровича, была организована выставка предметов и портретов, касающихся археологии и истории России. Императорское Московское Археологическое Общество в лице председательствующей графини Уваровой еще 3 января 1889 года обратилось к наместнику Лавры архимандриту Модесту с просьбой доставить на устраиваемую выставку исторические портреты и древние предметы, находившиеся при Лавре. Духовный Собор 23 января благословил передачу на выставку ряда предметов, принадлежащих Лавре и признанных специалистами памятниками древности, среди которых находились, в частности,напрестольный, стоящий на пьедестале, серебряный крест с литым распятием и с чеканною надписью. шитая серебром по малиновому бархату икона «Тайная вечеря»; икона Успения Божьей Матери на железной доске, а также портреты Митрополита Гедеона, князя Святополка Четвертинского и фундаторов Лавры: Анны Гойской, Феодора и Евы Домашевских и графа Николая Потоцкого.
За участие в Археологической выставке, во время УШ-го Археологического Съезда в Москве, Почаевской Лавре была вынесена благодарность Его Императорского Высочества.
Высокопреосвященный Модест, обладая многосторонними дарованиями, помимо духовного окормления почаевской братии, осуществлял и значительные ремонтно-строительные работы. Так, в частности, от его зоркого ока не утаилось ненадлежащее состояние асфальтовой галереи перед Успенским Собором, которая дала большие трещины, пропускающие воду, так что в Пещерной церкви образовалась значительная течь. Ризничий Лавры игумен Никодим обратился к Духовному Собору с просьбой принять во внимание, что галерея устроена главным образом на скате горы, имеющей зыбкий грунт из пористого песчаника и песку, дающих много полых мест, и что вода, просачиваясь в эти полости, может размывать его, угрожая прочности Соборной Успенской церкви, фундамент которой основывается на том же грунте.
Духовный Собор, с утверждения Преосвященного Модеста, в начале 1892 года пригласил опытного техника, который, по тщательном осмотре в галлереи, признал необходимым произвести новую заливку галереи асфальтом поверх старого слоя, так чтобы произошла спайка обоих слоев, и это на время прекратило разрушения.
Преобразования коснулись и Лаврской типорафии. Преосвященный Модест, с целью улучшения издательской деятельности в Почаевской Лавре, 10 октября 1890 года предложил Духовному Собору отправить в Москву помощника типографа иеродиакона Никона и заведующего книжной лавкой иеродиакона Феодота для ознакомления с ведением типографского дела и книготорговлей в Московской Синодальной типографии. Согласно этому предложению, Духовный Собор командировал иеродиакона Никона в Московскую Синодальную типографию.
Будучи по складу характера склонным к строгому подвижничеству и искреннему глубокому благочестию, владыка непосредственно по назначении своем Священноархимандритом Почаевской Лавры, устроил в одной из комнат лаврского архиерейского дома рядом с жилыми комнатами церковь во имя святого Архистратига Михаила, где ежедневно совершалось богослужение, на котором он присутствовал постоянно. Не довольствуясь этим, Высокопреосвященный Модест, испытывая потребность в уединении в соответствии с требованиями монашеского жития, в 1893 г. построил на лаврской пасеке загородный дом с церковью во имя Всех Святых. Тишина и безмолвие этого места среди величественного векового дубового леса, подаренного несколько веков назад Анной Гойской, отсутствие мирской суеты, цельность и неиспорченность окружающей природы умиротворяли душу и невольно располагали к подвигам иноческого пустынножительства. В 1894 году, с благословения владыки, этот дом решено было обратить в киновию Лавры, для помещения в ней престарелых и немощных братий, которые бы в уединении и безмолвии могли предаваться созерцательной духовной жизни. В летнее время здесь одним из иеромонахов Лавры еженедельно совершалось богослужение, и сам Высокопреосвященный Модест, находясь в Лавре, в свободное от служебных дел время нередко подолгу пребывал в доме на пасеке.
Особенно важной по значимости оказалась постройка на средства Лавры обширной церкви при архиерейском доме в Житомире, являющейся данью благодарения Господу за чудесное спасение Императора Александра Александровича и Его Августейшего Семейства 17 октября 1888 г. во время катастрофы на железной дороге.
Мысль об увековечении этого события явилась у наместника Лавры архимандрита Модеста непосредственно после катастрофы 17 октября, однако за недостатком средств была отклонена. Тогда же он письменно обратился к мраморщику Менционе, известному нам по устроению роскошного балдахина над ракою преподобного Иова, с просьбою составить проект мраморного иконостаса в Пещерной церкви. Менционе просьбу наместника исполнил, в начале октября 1889 г. представив ему два чертежа иконостаса, стоимость которых была достаточно высокой, и, в общем, соотносимой со стоимостью постройки храма.
Промыслительно оказалось. что на устроение церкви по утвержденному проекту требовалось не менее двадцати тысяч рублей, т.е. примерно такая же сумма, как и на новый иконостас. Не располагая достаточными средствами, владыка в феврале 1890 года обратился к Духовному Собору с предложением пожертвовать необходимую сумму на увековечение чуда милости Божией, явленного к Царскому Дому 17 октября 1888 года, построением храма во имя Пресвятой Богородицы в г. Житомире при архиерейском доме. После тщательного обсуждения члены Духовного Собора согласились с аргументами первосвятителя, отметив, что устроение мраморного иконостаса для пещерной Лаврской церкви было бы памятником не столь выдающимся и заметным, как создание храма, предназначенного для архиерейского служения в таком многолюдном городе как Житомир. Торжественность и величие храма, способного запечатлить в памяти народной чудо Божие, в воспоминание которого он воздвигнут, было признано более целесообразным, нежели обустройство иконостаса, являющеося частью целого и не возбуждающего в душах молящихся столь полного и законченного впечатления, как храм, в котором ежедневно совершается богослужение и возносится безкровная жертва.
По сути архиерейский дом в Житомире , где останавливались прибывающие в епархию по делам Лаврские братия, был подворьем и собственностью обители, поэтому и церковь при этом доме вполне могла быть выстроена на средства Лавры. Немаловажную роль в принятии решения сыграло также и то обстоятельство, что приснопамятный день соверения чуда, 17 октября, церковь чествует Чудотворный образ Богоматери, именуемый «до Рождества  по рождеству Дева», что является особым знаком, ибо именно Богородица прославила Гору Почаевскую Своим явлением на ней, отпечатком на камне следа Своей Пречистой Стопы и Своей Чудотворной Иконой.
Исходя из вышеизложенных соображений, Духовный Собор согласился финансировать означенную постройку, высказав пожелание, чтобы закладка храма при Волынском архиерейском доме в Житомире была совершена 15 мая 1890 года, в день празднования Коронования Их Императорских Величеств, и чтобы в новоустроенном храме во все дни приносилась безкровная жертва Господу Богу о спасении и благоденствии Государя Императора и Августейшего Семейства, а во дни чествования Церковью Пресвятой Богородицы и чудотворных икон Ее Почаевской, Казанской, Иверской, Тихвинской, Владимирской, «Утоли моя печали»  и Смоленской—был совершаем акафист Божией Матери.
15 мая 1890 года после литургии Преосвященным Модестом, при участии наместника, двух иеромонахов,представителей Лавры, и городского духовенства торжественно было освящено место для нового храма и совершена закладка его, со вложением в фундамент в особом цинковом ящике святых мощей и медной доски со следующею надписью:
 «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа основася сия церковь в честь и память Преблагословенной Владычицы нашея Богородицы, Приснодевы Марии (праздник 8 сентября) и Ея чудотворных икон, в г. Житомире при Волынском Архиерейском доме, бывшем подворьем Почаевской Лавры, при Державе Благочестивейшего Государя нашего, Императора Александра III, при святительстве же Преосвященнйшего Модеста, Епископа Волынского и Житомирского и Священноархимандрита Почаево-Успенсския Лавры, тщанием же Наместника Лавры Архимандрита Модеста, Членов Духовного Собора и всей братии Лавры желанием,—в память чудесного избавления Его Имнераторского Величества и Августейшего Семейства от величайшей опасности на железной дороге 17 октября 1888 года и положены мощи святых в лето мироздания  воплощения же Бога Слова 1890 года месяца мая в 15 день».
Постройка церкви продолжалась около двух с небольшим лет. 18 декабря 1892 года торжественно было совершено ее освящение.
 Необходимо отметить, что одним из серьезных неудобств в Почаевской Лавре долгое время служила теснота помещения для богомольцев из простонародья. Выстроенная при архиепископе Агафангеле народная гостиница, несмотря на свою вместительность, не в состоянии была принять всех, кто приходил в Лавру, и многие оставались под открытым небом в дождь, ненастье или зимний холод. Еще в мае 1892 года Высокопреосвященный Модест предложил Собору озаботиться постройкой для богомольцев нового помещения; но тогда предложение это встретило препятствия в связи с отсутствием конкретных исполнителей. С назначением в 1893 году на должность эконома Лавры игумена Филарета, человека вполне компетентного и деятельного, постройка странноприимного дома стала вполне осуществимой.
По проекту и под непосредственным наблюдением архитектора Уляницкого, при деятельном участии отца Филарета, здание было вскоре воздвигнуто в месте, весьма живописном и довольно удобном, непосредственно за внутренними вратами, ведущими к конному двору, ниже здания типографии к западу, по склону горы.
Необходимо отметить, что Высокопреосвященный Модест в лице отца Филарета, впоследствии ставшего наместником Лавры, нашел себе деятельного помощника и исполнителя благих предначертаний. При его деятельном участии была осуществлена также постройка грандиозного здания для типографии, иконописной мастерской и церковно-приходской школы, вызванная настоятельной необходимостью.
Старое помещение Лаврской типографии, переделанное из бывших униатских сараев, было тесным и неудобным. Такими же неудобствами страдали и другие учреждения: церковно-приходская школа, больница, иконописная мастерская и т. п. Высокопреосвященный Модест, вступив в управление Почаевской Лаврой, неоднократно предлагал благоустроить многие обветшавшие строения, но по недостатку средств реализация его замыслов осуществлялась не сразу. Игумен Филарет еще в 1893 году представил на благоусмотрение Его Высокопреосвященства проект сооружения на месте старой типографии нового двухэтажного здания для типографии, иконописной мастерской и Лаврской церковно-приходской школы, а также лаврского Древнехранилища. Высокопреосвященный Модест одобрил проект о. Филарета, но по недостатку денежных средств и в виду того, что более настоятельная нужда была в странноприимнице, постройка здания для типографии была начата только летом 1895 года. Работами по сооружению здания с самого начала руководил сам отец Филарет.
Еще более выдающимся результатом деятельности рачительного эконома нужно признать наделение Лавры лесом, за которое пришлось вступить в длительную тяжбу с казной.
В числе принадлежащих Лавре угодий имелось около двухсот десятин леса, но из них под площадью леса числилось всего около 90 десятин; остальная же земля была отведена под сенокос, которым Лавра фактически не пользовалась. Сенокосный лес, считавшийся весьма ценным, употребляться на потребности домашнего обихода не мог, следовательно, в распоряжении Лавры оставалось только 90 десятин леса. Количество это настолько ничтожно, что для удовлетворения хозяйственных нужд и отопления обители приходилось покупать лес втридорога у людей предприимчивых и отнюдь не склонных к благотворительности. Владыка, видя сложность положения Лавры,обратился к Обер-Прокурору с просьбой ходатайствовать о выделении в пользу Почаевской Лавры части лесных угодий, принадлежащих казне. С таким же ходатайством Владыка обратился и к Управляющему Государственными Имуществами Волынской губернии.
В марте 1895 года архимандрит Филарет, неоднократно проявивший свои деловые качества, был командирован в Санкт-Петербург и в результате переговоров через два месяца достиг положительного результата.
12 июня 1895 г. «по представлению Министра Высочайше утвержденным в 19-й день мая 1895 г. положением Комитета Министров разрешено предоставить в надел Почаевской Свято-Успенской Лавре сто тридцать девять десятин тысячу восемьсот шестьдесят пять квадратных сажен из 8-го и 15-го кварталов казенной Старо-Почаевской лесной дачи, Кременецкого уезда Волынской губернии» .
Надел был произведен был 1 июля 1895 года лесничим Кременецкого Лесничества Бурмейстером в присутствии пристава Обручева, объездчика Баккалинского, лесника Нечая и двух понятых — жителей Почаева Стельмащука и Бондаря. Акт о передаче Лавре отведенного лесного участка, подписанный отцом Филаретом и всеми означенными лицами, был представлен в Управление Государственными Имуществами Волынской губернии, а копии с них переданы в архив Лавры (196)
С именем Священноархимандрита Лавры Высокопреосвященного Модеста тесно связаны еще три великих по своей важности в истории Лавры, события. Это, прежде всего, передача Почаевской Лавре Жидичинских монастырских зданий и садов, возвращение приписанной к Лавре Дубенской пустыни зданий кармелитского монастыря и устроение на средства Лавры в г. Житомире мужской обители.
Присоединение к Лавре зданий бывшего Жидичинского монастыря, находившегося в с. Жидичине Луцкого уезда, известного в истории юго-западного края еще с XIII века, было выдающимся событием, имевшим символическое значение. Этот древний монастырь, имевший славное историческое прошлое, по обращении в унию на протяжении ряда лет был резиденцией униатских епископов. Именно отсюда начал свою деятельность принявший здесь сан диакона, пресвитера и протопресвитера знаменитый в истории края митрополит Литовский Иосиф Семашко, здесь же униатским епископом Красовским впервые начали вводиться обряды православной церкви. В 1828 году базилианский Жидичинский монастырь был упразднен, монастырская церковь обращена в православную, а здания монастыря переданы Духовному ведомству. В 1872 году, согласно ходатайству Волынского епархиального начальства, каменный двухэтажный дом, в котором некогда помещался униатский епископ, был передан для причта Жидичинской приходской церкви, а остальные два здания, которые несколько лет произвольно занимались Жидичинским волостным правлением и народным училищем, предполагали снести. Однако причт Жидичинской церкви, не имея средств на ремонт дома,не мог им пользоваться. Принимая во внимание значительную археологическую ценность этого дома, Высокопреосвященный Модест решил сохранить этот памятник старины, устроив в нем, в память о некогда пребывавших здесь епископах, помещение для архиерея и домовую церковь при нем.
Необходимость благоустройства этого помещения была продиктована частыми посещениями Луцка по просьбе горожан и находящихся там воинских формирований Волынскими архипастырями для совершения торжественных архиерейских богослужений. Владыка ходатайствовал о причислении этих зданий с принадлежащими к ним двумя садами,приносившими 275 рублей годового дохода, к.Почаевской Лавре, которая могла немедленно и без особенных затруднений приступить к реставрационным работам. Святейший Синод удовлетворил его ходатайство. Кроме того, предложено было освободить занимаемое им помещение Жидичинскому училищу, занимавшему один из флигелей и ничего за него не платившему.
Со временем монастырские здания были приведены в надлежащий вид. Архиерейский дом был реставрирован окончательно в 1895 году, а ремонтно-восстановительные работы во флигелях происходили постепенно. В начале 1897 года в главном каменном двухэтажном здании, заботами Высокопреосвященного Модеста была обустроена домовая церковь, освященная самим Владыкой. Примыкающие к зданиям сады с 1889 года сданы были по контракту в аренду с ежегодною платою 275 рублей на условии поддержания там порядка и проведения мелких восстановительных работ. Поскольку условия эти не выполнялись, то с передачею Жидичинских зданий в ведение Лавры контракт был расторгнут, и отец Филарет лично занялся работой по благоустройству садов: привел в надлежащий порядок ограду, насадил новые деревья взамен одичавших, привил их, рассадил густую поросль, тем самым практически сразу же подняв их доходность. Благодаря заботливости Высокопреосвященного Модеста и умелой распорядительости его хозяйственного отца Филарета Жидичинские монастырские здания и сады не только были спасены от окончательного уничтожения, но и стали приносить значительную пользу Лавре.
Владыка Модест, как и его выдающиеся предшественники, отличался чрезвычайным милосердием. Тратя весьма значительные средства на строительство и благоустройство, Лавра по мере возможности занималась благотворительностью. Так, в 1891 и 1892 г.г., во время постигшего Росою голода, Лавра высылала значительные суммы в разные благотворительные комитеты, о чем свидетельствуют многочисленные архивные записи. Когда в 1892 году более тысячи обманутых властями галичан очутились в Кременецком уезде в самом критическом положении — без крова и куска хлеба, братия Лавры с истинно христианским человеколюбием пришли несчастным на помощь, приютив в своих гостиницах, обезпечив пищею, одеждою и даже деньгами. Впоследствии многие из тех, кто пережил беду, возвратились из унии в лоно Православной Церкви.
Щедрая благотворительность Лавры простиралась нередко даже за пределы Волыни: будучи в стесненных обстоятельствах,ею пользовались не только западнорусские церковные общины,но и более отдаленные регионы, не исключая даже Сибири. До 1890 года Лавра делала обязательный взнос по 300 рублей ежегодно на учебные заведения епархиального ведомства, а со времени учреждения второго викариатства на Волыни, на содержание его, согласно указу Святейшего Синода от 17 июня 1891 года за N° 3464, ежегодно отпускалось Лаврой по 1500 рублей
Высокопреосвященный Модест, как упоминалось выше, для подъема духа монашествующих и воспитания у них патриотизма неоднократно привлекал Почаевскую Лавру к участию в церковных юбилейных торжествах Волыни и других епархиальных церквей.
Ряд этих торжеств начинался празднованием 900-летнего юбилея учреждения Волынской епархии, основанной во Владимир-Волынском Святым Равноапостольным Великим Князем Владимиром. Этот великий общеславянский праздник, имевший значение не только на Волыни, прошел при непосредственном участии Лавры, материальном и духовном. В виду стечения огромной массы народа не только с Волыни и других мест России, но и из-за границы, приезда во Владимир-Волынск множества высокопоставленных лиц, архипастырей и духовенства, необходимы были весьма значительные средства. Владимир-Волынский монастырь, в помещении которого предполагался прием гостей, был небогат и нужными для этого суммами не располагал. Почаевская Лавра охотно пришла в этом деле на помощь, пожертвовав тысячу рублей. В типографии Почаевской Лавры для раздачи почетным гостям и простому народу было отпечатано и представлено во Владимир-Волынск 4500 экзсмпляров «Почаевского Листка», Архипастырского воззвания и различных брошюр, посвященных истории края и славному юбилею.
Но самое существенное содействие Почаевской обители торжеству было, разумеется, духовное. Волынский юбилей был праздником и для самой Лавры, о чем свидетельствовало участие в этом празднестве самой дорогой святыни Почаевской, Чудотворной иконы Божией Матери. Икона была крестным ходом перенесена из Почаева во Владимир-Волынский. Для участия в этом воистину триумфальном шествии ее благословил прибывший в Почаев Священноархимандрит Лавры Высокопреосвященный Модест.
Едва распространился слух о предполагаемом крестном ходе, тот час же в Почаев отовсюду, - из близлежащих сел, отдаленных местностей и даже из Киева стало прибывать множество людей. 2 мая с раннего утра Успенский Собор Почаевской Лавры, галерея и весь двор были запружены народом. На дворе выстроились две роты 42 пехотного Якутского полка, прибывшие сюда из г. Кременца для сопровождения иконы до местечка Радзивиллова, где их должны были сменить представители других полков. По окончании ранних литургий в Крестовой и Пещерной церквях Лавры, в 8 часов утра в Успенском храме совершен был напутственный молебен, по завершении которого архипастырь произнес высокопоучительное слово по поводу предстоящего события. Ровно в 9 часов утра, Чудотворная икона, предшествуемая Владыкой, братиею Лавры, многочисленным духовенством и сопровождаемая множеством народа направилась в ближайшее село Старый Почаев. Звон Лаврских колоколов, полковая музыка и рыдание народа производили потрясающее впечатление. За Святыми вратами, у часовни, устроенной в память освобождения крестьян от крепостной зависимости, после краткой литии Владыка благословил дальнейшее шествие и возвратился в Лавру, а Чудотворная икона, несомая на носилках, проследовала далее. В Старом Почаеве братия Лавры, во главе с наместником архимандритом Иринеем, после короткого молитвословия возвратилась в Лавру, а иконапоследовала далее, и сопровождавшие ее братия во время остановок в придорожных деревнях и селах совершали перед ней молебны, порой не только в сельских церквях, но и на дому.
Отсюда св. икона направилась, согласно заранее установленному маршруту, через Подзамче, Башаровку и Батьков к месту первого ночлега в местечко Радзивиллов. По мере следования иконы прибывали новые массы народа, с каждым новым приходом увеличивалось число духовенства и хоругвей, так что уже на полпути к Радзивиллову шествие было весьма внушительным. Попеременно, на всем пути, икону несли духовенство, офицеры, чиновники, солдаты и простой народ. За 8 верст до Радзивиллова, в с. Батьков, благословеие нести икону испросили четыре молодые девицы в белых платьях с венками на головах, две из которых были дочерьми местного священника, а две другие -местного помещика. На пути к ним примкнули еще несколько девиц, вышедших навстречу из Радзивиллова. Глядя на эту трогательную картину, люди невольно вытирали слезы.
В Радзивиллове к процессии присоединились батальон 41 пехотного Селенгинского полка с хором музыки и два эскадрона 32 драгунского Чугуевского, сменившие отряд Якутского полка, возвратившегося в Кременец. Дальнейшее следование святой иконы все более напоминало на самое торжественное триумфальное шествие. Везде ее встречало духовенство с крестами и хоругвями, местные власти, помещики и массы народа. В 4 верстах от с. Хотина, находящегося в непосредственной близости от австрийской границы, сЧудотворную икону встретили МЕСТНЫЙ священник с крестным ходом и хором певчих, уездный предводитель дворянства, владелец Хотина, множество народа, прибывшего из окрестных сел, и много православных чехов, приехавших за 20 верст. Чешские девушки в белых платьях с розовыми бантами и венками усыпали цветами путь до самой Хотинской церкви. Здесь же к крестному ходу впервые присоединились галичане, число которых, несмотря на препятствия со стороны австрийских властей, увеличивалось. В чешском поселке Новоселках, где большинство чехов были православными, икону встретили еще за версту до поселка и несли на руках девушки, одетые в белые платья с венками на головах. При входе в поселок по просьбе чехов был отслужен молебен.
В с. Марковичах, имении уездного Владимирского предводителя дворянства князя С. В. Святополк-Четвертинского икону встретили сам князь с супругою, начальник губернии Е. О. Янковский и губернский предводитель дворянства С. А. Уваров. Сопровождавший святыню от Радзивиллова батальон Селенгинского полка сменился батальоном Охотского пехотного полка с хором, а в с. Локачах к шествию примкнула еще одна пешая батарея с 8 орудиями.
На всем пути следования икона была вносима в каждую церковь и в дома священников для совершения молебнов, а по желанию — и в дома мирян. На местах ночлегов с вечера служились всенощные, а утром литургии. Весь длинный путь из Почаева до Владимир-Волынска, несмотря на то, что дорога на целые версты была буквально усеяна народом, пешим и на подводах,с детьми и престарелыми, несмотря на то, что уже на 4-й день следования в крестном ходе насчитывалось до 25 священников, до 200 хоругвей и до 30 тысяч паломников, и что число это с каждым шагом все более увеличивалось, в массе народной, глубоко проникнутой высоким религиозным чувством, порядок соблюдался образцовый. Всё были одеты по праздничному. В величественном шествии Чудотворной Почаевской иконы Богоматери приняли участие даже католики.
Владимир Волынск се это время буквально жил ожиданием юбилейного торжества и достойной встречи Почаевской святыни.
10 мая с раннего утра толпы народа запрудили монастырскую площадь и прилегающие к ней улицы. От ворот, ведущих в ограду монастыря, по пути следования процессии, сопровождавшей Чудотворную Почаевскую икону, до самого поворота на улицу, ведущую к Братской Свято-Васильевской церкви, по обе стороны стояли войска, за которыми буквально растекался вовсе концы безбрежный человеческий океан. Люди стояли вдоль дороги, сидели на заборах, оккупировали крыши ближайших домов. Их было так много, что казалось: весь православный мир собрался, чтобы почтить святыню. Было удивительно тихо. Иконы, хоругви, священники в золотых блестящих ризах числом более 120, члены Свято-Владимирского Братства, ученики местных народных школ и великое множество православного народа, - все это необозримое море под торжествующий ЗВОН церковных колоколов двинулась навстречу Почаевской Чудотворной иконе. Народ, осознавая важность наступающей минуты, следовал за священством в полном безмолвии на протяжении трех верст.
Когда показалась процессия с Чудотворной иконой и послышались звуки военной музыки, народ пал ниц. Наступила торжественная, величественная минута: слова замирали на устах, люди крестились, били себя в грудь и плакали.
После краткого молебна обе процессии, соединившись, направились во Владимир,где во всех церквях торжественно совершалась Божественная Литургия. Священноархимандрит Почаевской Лавры Высокопреосвященный Модест совершал литургию в Васильевской церкви, а в монастырской служил Преосвященный Димитрий, епископ Подольский. Во время пения Херувимской песни Чудотворная Почаевская икона в сопровождении великого, до 150 человек, множества духовенства, была внесена в монастырскую церковь, где ее встретил Преосвященный Паисий, епископ Владимиро-Волынский. Икона была положена на аналое близ алтаря, налево от Царских врат. У монастырских ворот поставлен был почетный караул, а по обеим сторонам входа в самую церковь разместились часовые с ружьями. К этому времени в монастырскую церковь собралось множество почетных лиц, во главе с Митрополитом Киевским Высокопреосвященным Иоанникием и Начальником Юго-Западного края Графом А. П. Игнатьевым.
Описание праздника заняло бы многие страницы нашего и без того подробного повествования, поэтому ограничимся лишь тем, что отметим, что во все время богослужения и крестных ходов Почаевская икона Богоматери была предметом особенного почитания и поклонения народа и составляла, так сказать, душу празднества. Особенно впечатляющее зрелище было во время крестного хода на р. Луг для водоосвящения в самый день празднования 900-летнего юбилея Православия на Волыни, когда св. Икону сопровождал сонм епископов: Подольский и Брацлавский Димитрий, Владимиро-Волынский Паисий, Холмский и Варшавский Флавиан, Волынский и Житомирский архиепископ Модест и Митрополит Киевский и Галицкий Высокопреосвященный Иоанникий.
По окончании Владимирских торжеств Почаевская икона Богоматери была перевезена до ст. Рудня-Почаевская по железной дороге, а из Рудни торжественно, с крестным ходом, была перенесена священнослужителями в Лавру. Так завершилось одно из самых многолюдных и пышных празднеств, знаменовавшее торжество истиной веры на исконно православной Волыни.
В том же году Почаевской Лавре суждено было принять участие в великом празднике, отмечаемом Троице-Сергиевой Лаврой.
25 сентября 1892 года исполнилось 500 лет со времени блаженной кончины Преподобного Сергия, основателя обители, и по этому случаю, согласно предложению архиепископа Модеста, в Сергиев Посад для принесения поздравления Высокопреосвященному Митрополиту Московскому, Священноархимандриту Троице-Сергиевой Лавры, Леонтию, в качестве депутата от Почаевской Лавры и всей Волынской епархии был отправлен приснопамятный монах-строитель игумен Филарет. В тоже время самим Владыкою было составлено и напечатано в Лаврской типографии прекрасное приветствие Свято-Троицкой Сергиевой Лавре. Приветствие это на юбилейном торжестве было прочитано отцом Филаретом, а Высокопреосвященному Митрополиту Леонтию была поднесен от Почаевской Лавры и Волынской епархии список Чудотворной иконы Почаевской Божией Матери.
В ответ на это приветствие, Митрополит Московский Леонтий обратился к Высокопреосвященнейшему Модесту с письмом, прося его принять от него и от Собора Свято-Троицкой Сергиевой Лавры «усерднйшую благодарность за прекрасный адрес» по случаю пятивекового торжества, а в библиотеку Владыки - издание Святого Евангелия Святителя Алексия, Митрополита Московского. В Почаевской Лавре, в Соборном храме, в день юбилея Священноархимандритом Лавры было совершено торжественное архиерейское служение.
Следует обратить внимание еще на один юбилей, выпавший на время пребывания на кафедре Преосвященного Модеста: столетие со времени воссоединения Волыни с Российской Империей. Воспоминание об этом событии, составляющем акт величайшей важности в истории Волынского края и Волынской Православной Церкви, естественно, должно было ознаменоваться соответствующими празднествами и торжествами. Согласно предложению Высокопреосвященнаго Модеста, одобренному и высшей светской властью, празднование назначено было на день Пятидесятницы, выпавший на 16 мая. Центральными пунктами торжества были г. Житомир и Почаевская Лавра. Сам Священноархимандрит Почаевской Лавры пребывал в это время в г. Житомире, где на 15 мая назначено было торжественное открытие при архиерейском доме Волынского Епархиального Древнехранилища, поэтому служить в Лавре предложил своему викарию, Епископу Острожскому Антонию.
16 мая Преосвященный Антоний совершил в Лавре, при многочисленном стечении богомольцев, торжественную литургию, после которой состоялся соборный молебен. Празднество это в истории Почаевской Лавры имеет также и то важное значение, что при ней в это время было открыто лаврское церковное Древлехранилище как отделение Волынского епархиального.
Наконец, нельзя не упомянуть и еще об одном аналогичном великом торжестве - столетнем юбилее учреждения Православной епископской кафедры в сопредельой Волыни Подолии. Великая духовная радость Подолии встретила в Волынской церкви и, в частности, у братии Почаевской Лавры, живейшее участие и сердечный отклик. Высокопреосвященный Модест почтил Подольское торжество своим личным участием, а от лица братии Почаевской Лавры был отправлен для приветствования Подольского Епископа Димитрия благочинный Лавры Архимандрит Алипий. Высокопреосвященный Модест совершил 13 и 14 мая в г. Каменец-Подольскв торжественные архиерейские служения,—последнее в сослужении Преосвященных: Димитрия, Епископа Подольского, Николая, Епископа Балтского, викария Подольской епархии, и большого количества духовенства. После литургии 14 мая во главе с Высокопреосвященным Модестом на Семинарской площади был устроен величественный крестный ход, который надолго останется памятным жителям Каменца-Подольского. На торжественном юбилейном собрании 13 мая архиепископ Волынский Модест первый приветствовал Подольского архипастыря искренне-задушевною и глубоко трогательною речью, в которой правдиво осветил исторические судьбы Подолии и Волыни. По окончании приветствия Владыка поднес в дар Епископу Подольскому Димитрию святую икону угодников Божиих, покровителей Подолии и Волыни. Архимандрит Алипий с воодушевлением и глубоким чувством прочитал поздравительный адрес от Почаевской Лавры и приподнес Владыке Подольскому в дар от Лавры икону преподобного Иова, Почаевского чудотворца. Это юбилейное торжество способствовало оживлению и закреплению родственных уз между Почаевской Лаврой и Подольской церковью, издавна привыкшей обращаться в молитвах своих к Почаевским святыням.
8 сентября 1897 года Почаевская Лавра торжественно отметила ЗОО-летний юбилей возникновения на Горе Почаевской общежительного монастыря, связанный с явлением в нем Чудотворной иконы Богоматери. Положение Лавры на рубеже Европы и важное историческое призвание ее позволило отпраздновать этот великий день самым достойным образом. таким образом Почаевская Лавра подвела итоги своей трехвековой деятельности на поприще религиозно-нравственного просвещения края
Благословенные времена, когда духовная власть в Почаевской Лавре сосредоточилась в руках Высокопреосвященного Модеста, остались в памяти обильными посещениями Лавры многочисленными паломниками не только из разных мест России, но и из-за границы. В числе последних, кроме униатов, было также и немало католиков.
Множество лиц, выдающихся по своему общественному положению, считали своим долгом посетить прославленную обитель, помолившись у ее великих святынь. Среди них обратили на себя внимание Генерал - Губернатор Юго-Западного края граф А. П. Игнатьев, Командующий войсками Киевского военного округа Генерал-Адьютант М. И. Драгомиров, Корпусный Командир Генерал-Адютант Генерал-Лейтенант Князь И. О. Шаховской, Начальник 11 кавалерийской дивизии Генерал-Лейтенант Д. Б. Тер-Асатуров, Гофмаршал Двора Его Императорского Величества Князь В. С. Оболенский, Шталмейстер Генерал-Майор В. Д. Мартынов, Член-Ревизор Учебного Комитета при Святейшем Синоде П. И. Нечаев, Ректор Киевской Академии Епископ Каневский Сильвестр, Управляющий Канцелярией Святейшего Синода, впоследствии Товарищ Обер-Прокурора Синода Тайный Советник В. К. Саблер и многие другие.
Но особенно запечатлелся в памяти монашествующей братии и местных жителей день 1 сентября 1890 года, когда Почаевскую Лавру посетили для поклонения ее святыням Их Императорские Величества Государь Император Александр Александрович и Государыня Императрица Мария Феодоровна, Цесаревич, впоследствии Император, Николай Александрович, Великая Княжна Ксения Александровна, Великие Князья Владимир Александрович, Генерал-Фельдмаршал Михаил Николаевич и Князь Лейхтенбергский Николай Максимилианович. Их Величеств сопровождали министры граф Воронцов-Дашков, Генерал-Адьютант Ванновский, Генерал-Губернатор граф Игнатьев, Генерал-Адьютант Черевин, Генерал-Адютант СВЕЧИН и другие члены императорской свиты.
Высочайшие особы приехали в Почаевскую Лавру из города Ровно, где они находились во время больших Волынских маневров. 1 сентября на станции Рудня-Почаевская, украшенной гирляндами, тропическими растениями и флагами, Их Величества были встречены на платформе музыкой и пением воспитанников железнодорожного училища и служащих железнодорожных мастерских, затем сели в Императорский кортеж и проследовали от вокзала до Почаевской Лавры по живописной местности 25 верст. Встречавшияся на пути деревни были разукрашены триумфальными арками, убранными зеленью. При въезде в Почаев была также сооружена оригинальная триумфальная арка, устроенная в русском стиле, с симметрично расположенными и прикрепленными к ним национальными флагами с государственными гербами.
Около 11 часов утра звон на Лаврской колокольне возвестил о приближении Царского кортежа, который у Святых врат встретил с крестным ходом Священноархимандрит Лавры Преосвященный Модест с братиею Лавры и некоторыми монашествующими из других монастырей. Когда Государь с Государыней приблизились к Святым вратам, Владыка приветствовал Его краткою глубоко прочувствованною речью, а затем, благословив крестом и окропив святой водою,под колокольный звон и стройне пение тропаря «Спаси, Господи, люди Твоя» сопроводил в собор.
Путь до дверей Собора был устлан красным сукном. Их Величеств встречали воспитанники духовной семинарии и Кременецкого духовного училища и воспитанницы Кременецкого женского епархиального училища со своими начальниками, наставниками и воспитателями, а также множество народа. Воспитанницы усыпали путь Их Величеств цветами. В соборе для ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА И прочих Царственных Особ приготовлено было место у колонны за правым клиросом, братия же заняла левую сторону от архиерейского амвона до самой солеи. Перед опущенной Чудотворною иконою Почаевской Божией Матери был отслужен молебен Пресвятой Богородице и преподобному Иову Почаевскому, который Преосвященный архипастырь закончил чтением особой молитвы о здравии, благоденствии и долгоденствии Государя Императора и возглашением многолетия. По окончании торжественного молебна Царственные особы приложились ко кресту, и Владыка благословил Императора и Государыню Императрицу иконою Почаевской Божией Матери, Наследника Цесаревича—иконою Святителя и Чудотворца Николая, Великую Княжну Ксению Александровну — иконою Преподобного Иова. Затем Их Величества и Их Высочества приложились к Чудотворной иконе Божией Матери и испили святую воду из Цельбоносной Стопы Божией Матери, ПОСЕТИЛИ Пещерную церковь, где приложились к мощам преподобного Иова, Игумена Почаевского. По выходе из церкви от Кременецкого Свято-Николаевского Братства Государю Императору была поднесена икона преподавателем Волынской Семинарии иеромонахом Владимиром, сказавшим при этом краткую речь.
Спустившись с высокой галереи Соборного храма, Их Величества с Их Высочествами, предшествуемые Преосвященнейшим Модестом в полном облачении и со святым крестом в руках, направились по деревянному помосту с пением ВСЕМИ Гимна «Боже, Царя храни», в покои Священноархимандрита, где был дан завтрак, после которого Владыка поднес Его Величеству собственные литературные труды, а также описание Лавры и альбом с ее видами и достопримечательностями, изготовленные в Лаврской типографии фотографом - монахом. В три часа пополудни Их Величества вышли из архиерейских покоев, чтобы в экипажах проследовать на ст. Рудня. Вновь последовало соборное пение «Боже, Царя храни».
Толпы народа хлынули по направлению к Царским экипажам. Все стремились быть поближе к монарху и Его семейству. Крестьяне Почаевской волости поднесли Государю Императору хлеб-соль на резном блюде грушевого дерева, перевитом полотенцем, а крестьянские девушки поднесли Ее Величеству букет из цветов и злаков, перевязанный белыми, синими и красными лентами. По отбытии Их Величеств и Их Высочеств из Почаева пред Чудотворной иконой Богоматери был отслужен благодарственный молебен.
В память посещения Государем Императором АЛЕКСАНДРОМ АЛЕКСАНДРОВИЧЕМ и Государыней Императрицей МАРИЕЙ ФЕОДОРОВНОЙ С Их Августейшим Семейством Почаевской Успенской Лавры, на четвертой от входа правой колонии, ниже клироса, прибита довольно большая медная позолоченная дощечка со следующею надписью: «Их Императорские Величества Государь Император Александр Ш, Государыня Императрица Мария Феодоровна, Государь Наследник Цесаревич и Великий Князь Николай Александрович и Государыня Великая Княжна Ксения
Александровна в семь Соборе слушали молебен Божией Матери 1 сентября 1890 года».
За организацию торжественной встречи Их Величеств на Волыни Государь пожаловал Преосвященному Модесту золотой, украшенный драгоценными камнями, крест на золотой цепи.
Рассказ о создательной деятельности Преосвященного Модеста будет неполным, если не упомянуть еще об одном его достижении.
Еще с шестидесятых годов к Почаевской Лавре была приписана православная Дубенская Крестовоздвиженская обитель, история которой весьма поучительна, как явное свидетельство необыкновенной жизненной силы Православия. Уже одно то, что в этой обители в свое время подвизался преподобный Иов Почаевский, делает ее дорогой сердцу каждого православного человека, почему мы позволим себе напомнить в самых общих чертах о том периоде, который непосредственным образом связан с заботами архиепископа Модеста и его наместников—архимандрита Модеста и преемственно занявшего его место архимандрита Филарета в бытность его экономом Лавры.
Дубенская Крестовоздвиженская пустынь, расположенная на северо-восточной стороне города Дубно, на небольшом продолговатом острове, образовавшемся от разлива реки Иквы, с городом соединяется мостами посредством узкой и длинной плотины. Обитель эта основана в КОНЦБ XIV века благочестивыми князьями Острожскими. Князь Константин Константинович Острожский любил эту обитель особенно, благодаря чему в XVI веке она находилась в цветущем состоянии. Константин Константинович не только утвердил за ней прежние ее владения, дарованные его предками, но и присоединил к ним новые. Угодия, подаренные им обители в разное время, он закрепил за ней особою грамотою от 15 июля 1599 года. Преподобный Иов Почаевский как отмечалось ранее, подвизался в этом монастыре около 20 лет (с 1583 по 1604 г.), после того как он был вызван из Угорницкого монастыря и переведен на Волынь Константином Острожским.
В-1608 году князь Константин Константинович умер, и Дубенская обитель, как и вообще Православие на Волыни, лишились своего мужественного защитника и покровителя. После его смерти польское влияние в крае усилилось.
Поскольку обитель Честного Креста продолжала пользоваться уважением в народе как МЕСТО подвигов преподобного Иова, нетленные мощи которого были прославлены и открыты в Почаевской обители, то злейшие враги православия - иезуиты, пытаясь лишить Дубенскую обитель влияния, постарались отделить ее от города, чтобы таким образом лишить прихода и побудить к принятию унии. Сделано это было весьма изобретательно.
В 1660 году в непосредственной близости от единственной дороги из города в обитель некоей Анастасией Чернецкой был открыт католический кармелитский женский монастырь. Поскольку главным правилом устава кармелиток было строжайшее девичье затворничество, то доступ в обитель Честного Креста оказлся, как и хотели иезуиты, до крайней степени затруднен. Путем насилия, обмана и притеснений иезуиты, наконец, вынудили Дубенскую Крестовоздвиженскую обитель принять унию. При этом латиняне, пользуясь своею силою, безнаказанно захватывали и отбирали у православной обители все, что только было возможно, в особенности в последней четверти XVIII столетия, когда русская Императрица Екатерина Вторая задумала соединение западного края с Россией. Неудивительно, поэтому, что Дубенская обитель, прежде благоустроенная, ко времени присоединения Волыни к России (1795 г.) оказалась в крайнем запустении: православие в ней было упразднено и вместо монашеской братии, некогда многочисленной, находился только сторож, в обязанности которого входил присмотр за монастырским садом и пасекой.
По возвращении в Православие, обитель эта вначале была приписана к Дубенскому Николаевскому Собору, затем получила причт как самостоятельная приходская церковь, и, наконец, в 1861 году, по ходатайству Архиепископа Волынского и Варшавского Арсения, была переименована в монастырь и приписана к Почаевской Лавре. Однако положение ее на протяжении некоторого времени оставались по-прежнему бедственным.
Кармелитки, объявив ей непримиримую войну, нарочито устроили на своем подворье, через которое шла дорога в Крестовоздвиженский монастырь, ворота, постоянно запираемые и находящиеся под охраною злых собак. Кроме того, вблизи дороги на подворье они разместили конюшни и хлевы, что весьма затрудняло путь на остров. Вследствие этого, иноки, проживавшие в обители, оказались в полной изоляции. Им нередко приходилось испытывать голод и холод, а в случае болезни – обходиться без медицинской помощи. Иллюстрацией к вышеизложенному может служить следующий вопиющий пример.
В 1862 году диакона Дубенского Николаевского Собора Иоанна Гладуновского посетила болезнь, которую врачи признали неизлечимою и даже отказались его пользовать. В одну из безсонных ночей он увидел во сне старца, который посоветовал ему для выздорвления сЪездить в Крестовоздвиженскую пустынь и отслужить молебен Божией Матери. На следующий день после этого видения диакон, почувствовав себя несколько лучше и, наняв лошадь, приехал до ворот монастыря кармелиток, преграждавших дорогу в Крестовоздвиженскую пустынь. ЗДЕСЬ он простоял целых пять часов, с семи часов утра до двенадцати дня, несколько раз посылая человека к настоятельнице с просьбой о благословении ввиду исключительности ситуации открыть ворота и, наконец, лично просил ее; но несмотря на убедительные просьбы, тяжкую болезнь и пятичасовое ожидание, настоятельница так и не пошла навстречу.
Другой случай, еще более возмутительный и жестокий, был даже доведен Духовным Собором Почаевской Лавры до сведения Генерал-Губернатора.
Когда один из насельников Крестовоздвиженской обитель заболел холерой, некий чиновник из города Дубно в сентябре 1866 года отправился с доктором для оказания ему надлежащей помощи, заранее предупредив об этом настоятельницу и прислугу кармелитского монастыря. Несмотря на это, монахини-католички заперли ворота на замок и, продержав чиновника с доктором у ворот около часу, ответили ожидавшим, что ключ затерялся. Тогда чиновник с доктором, сознавая, ,что при такой болезни дорога каждая минута, сорвали пробой у ворот и таким только способом пробрались через подворье этой католической крепости; но медицинская помощь оказалась уже безполезной: монах умер.
Вследствие подобных инцидентов, Волынское Епархиальное Управление и Волынский Губернатор еще в 1884 году обратились в высшие инстанции с ходатайством о закрытии Дубенского кармелитского женского монастыря и передачи его собственности соседней с ним православной Крестовоздвиженской пустыни, которой эти земли принадлежали еще со времен князей Острожских. Но до 1888 года вопрос этот положительно не решался. В январе 1888 года архиепископ Палладий возобновил ходатайство, вследствие чего Обер-Прокурор Святейшего Синода тогда же обратился к Министру Внутренних дел. После многочисленных проволочек в 1890 году Генерал-Губернатор Юго-Западного края граф А. П. Игнатьев и Обер-Прокурор Святейшего Синода К. П. Победоносцев уведомили Преосвященнейшего Модеста, что Государь Император в 8 день марта 1890 года соизволил:
«1) упразднить Дубенский римско-католический монастырь ордена Кармелиток, с переводом семи имеющихся в оном монахинь в другие обители и 2) передать ВСЕ здания и угодия упраздненного монастыря Дубенской Крестовоздвиженской пустыни, а церковные принадлежности кармелитского костела в распоряжение римско-католического епархиального ведомства (197)
Таким образом кармелитки были переведены в Сандомирский монастырь Бенедиктинок, а здания и угодия кармелитского монастыря были переданы Дубенской пустыни. Для приема их был назначен наместник Почаевской Лавры архимандрит Модест. Удручающая картина застала его по прибытию в монастырь. В своем рапорте он писал:
«В костеле деревянные решетки хор выломаны и унесены, главный престол и два боковые каменные изломаны и даже стены в некоторых местах оббиты и обезображены, полы—-тоже; во многих келлиях полотна дверей сняты, оконные рамы с переплетами вынуты, переломаны и стекла перебиты; дощатые полы в немногих только келлиях остались без больших повреждений,—дверцы же, полудверцы и вьюшки у многих огревательных печей выломаны, а у друтих повреждены; вообще же как в костеле, так и в келлиях и коридорах нечистота отвратительная».
По принятии зданий кармелитского монастыря в ведение Почаевской Лавры архимандрит Модест незамедлительно и деятельно принялся за приведение их в надлежащий вид и в начале октября 1890 года храм, устроенный на месте бывшего костела, был готов к освящению. Живопись на иконостасе была исполнена иеромонахом Почаевской Лавры Паисием, а обновление храма вообще произведено на средства бывшего наместника Лавры о. Модеста, что следует из надписи, сделанной на нижней стороне престольной доски:
 «Храм сей, по удалении согласно Высочайшему повелению, в 8 день марта 1890 года последовавшему, из обители этой римско-католических монахинь Кармелиток и по передаче в православное ведомство, на средства Наместника Почаевской Лавры Архимандрита Модеста возобновлен и по чину св. православной Восточной церкви Преосвященнейшим Модестом, Епископом Волынским и Житомирским, Священноархимандритом Почаевской Успенской Лавры, во имя  Преподобного Иова, Игумена Почаевского освящен октября 7 дня 1890 года при державе Благочестивейшего Государя Императора Всероссийского Александра Третьего. Благословен Господь Бог сице благоволивый, сый благословен во ВБКИ. Аминь».
Освящение нового храма во имя Преподобного Иова, который 20 лет трудился для. блага Дубенской пустыни и был особенно почитаем князем Константином Острожским, не редко подолгу проживавшим в Дубенском монастыре, особенно во время Великого поста, совершилось в высшей степени торжественно и при большом стечении народа..
Дальнейшее благоустроение Дубенской пустыни и переданных ей зданий и церкви кармелитского монастыря связано с двумя именами: иеромонаха Иннокентия и бывшего эконома Почаевской Лавры игумена Филарета.
Для проведения ремонтно-восстановительных работ пришлось обратиться к частной благотворительности. Иеромонах Иннокентий в феврале 1892 года предпринял на устройство принадлежащего пустыни кармелитского монастыря сбор доброхотных подаяний по всей России и в течение трех месяцев собрал 767 рублей 90 копеек. Труд этот был тяжелым, однако другого выхода не было.
С 15 декабря 1892 года по 15 мая 1893 года иеромонах Иннокентий собрал 1654 рублей 80 копеек, что даловозможность произвести пристройку притвора (крыльца) к церкви, устроенной на месте бывшего кармелитского костела, после чего была завершено строительство каменной церкви на острове. Распорядителем работ Высокопреосвященный Модест назначил многоопытного в строительном деле эконома Лавры Игумена Филарета, который приложил много усилий к благоустройству пустыни. Переехав в КОНЦЕ мая в Дубенскую пустынь, он пригласил туда же опытного архитектора, осмотрел совместно с ним отстроенную вчерне церковь, составил смету на проведение работ и деятельно принялся за восстановление обители. Финансовых затруднений практически не было, потому что на достройку церкви в пустыни существовал специальный капитал в 1766 рублей 81 копеек, завещанный для этой цели покойным иеромонахом Дубенской пустыни Поликарпом. Через год новая Крестовоздвиженская церковь была окончена и в сентябре 1894 года торжественно освящена Высокопреосвященным Модестом. Иконостас был изготовлен в Киеве одним из лучших киевских художников и иконостасных мастеров Мурашко. Кроме того, отец Филарет перестроил и привел в надлежащей вид и принадлежащую Дубенской пустыниновую Белобережскую, мельницу, приносящую значительный доход.
Дляя обители были также специально отлиты новые колокола из пожертвованной меди. Этот труд взял на себя известный колокольно-литейный Московский завод П. Н. Финлядского, с платою за отливку по 4 рубля с пуда. Высокопреосвященный Модест с этой целью благословил употребить капитал, оставшийся после умершего иеромонаха Дубенской пустыни Венедикта. К началу 1895 года колокола были готовы и доставлены в г. Дубно, и, наконец, победно зазвучали в некогда поруганной православной обители. Так утвердилась попранная историческая справедливость.
Одним из самым выдающизся актов деятельности Высокопреосвященного Модеста необходимо признать устроение в г. Житомире на средства Лавры православного мужского Богоявленского монастыря, идея учреждения которого всецело принадлежала Владыке. Осенью 1896 года Лаврой был приобретен у вдовы статского советника Н. Л. Юрашевой в лучшей, самой живописной части г. Житомира по Бердичевской улице, участок земли в четыре с половиной десятины с находящимся на нем каменным домом, флигелем и роскошным садом. Таким образом, здание, необходимое для размещения на первых порах ограниченного числа монастырской братии, уже имелось. Оставалось позаботиться только о церкви.
И здесь вмешался Промысл Божий. Житомирское Городское Управление сочувственно отнеслось к идее учреждения монастыря и, желая с своей стороны оказать этому благому делу возможную материальную поддержку, отпустило из городских каменоломень 20 кубических саженей камня на устройство фундамента под церковь. С наступлением весны 1897 года на приобретенной усадьбе началась постройка деревянного, на каменном фундаменте, храма для монастыря и такой же колокольни. Кроме того, по ходатайству Высокопреосвященного Модеста, Управлением Государственных Имуществ было отпущено из Скомороховской казенной дачи 40 дубовых деревьев на постройку колокольни при монастыре. Постройка церкви по плану, составленному Епархиальным архитектором Афанасьевым и утвержденному Строительным Отделением, была поручена крестьянину Владимирской губернии Басову за 3600 руб. Своей архитектурой и месторасположением на главной улице, в лучшей возвышенной части города, церковь весьма украсила город Житомир, в котором, несмотря на многолюдность и обширность занимаемой им территории, церквей было недостаточно.
Изрядно потрудившись и оставив по себе благодарную память, деятельный архипастырь отошел ко Господу. По его блаженной кончине архиепископом Волынским и Житомирским стал приснопамятный владыка Антоний (Храповицкий), личность выдающаяся и широко известная. Ему мы и посвятим следующий раздел.


На заре нового века. Преосвященный Антоний (Храповицкий) 1902-1914 гг.
Едва глухая ночь отверзнет вежды,
Души коснется колокольный звон,
И монастырь оазисом надежды
К нам возвратится из глубин времен.
Владыкою Антонием ведомый,
Восстанет он из призрачной тиши,
И станет вновь прибежищем и домом
Для тяжело израненной души.
И воссияет славой,
                как и прежде,
Спасительным прибежищем в скорбях,
Божественным оазисом надежды,
Гордыню нашу повергая в прах.

Благословенное время, когда Почаевской Лаврой управлял архиепископ Антоний, ставший впоследствии Митрополитом Киевским, по праву можно назвать одним из самых ярких периодов в истории Почаевской Лавры: духовно одаренный владыка возвратил обители прежнее величие. Именно при нем богослужения обрели особую торжественность, а храмы – строгое церковное благолепие. Заметно увеличился поток паломников, стремящихся поклониться великим Почаевским святыням, которые вновь стали обильно подавать многочисленные чудотворения. Помимо сугубой благодатности обители, которая издревле побуждала богомольцев на подвиг поста и молитвы, многих привлекало также стройное монашеское пение и строгий устав обители, неукоснительно соблюдавшийся иноками.
Своим благосклонным вниманием почтили в это время обитель выдающиеся Церковные иерархи: Патриарх Антиохийский Григорий, Митрополит Димитрий, впоследствии ставший Патриархом Сербским и многие другие, что явилось несомненным свидетельством ее все возрастающего авторитета. На переломе эпох Лавра значительно укрепилась и возвысилась до такой степени, что заняла одну из ключевых позиций на разломе цивилизаций Православного Востока и католического Запада, волей Промысла Божия превратившись в один из центров общественно-политической и религиозной жизни на Волыни.
В соответствии с личной инициативой владыки и при его деятельном участии в обители постепенно закрепилась благочестивая традиция проведения различного рода миссионерских съездов, интересных и поучительных встреч, чтений, посвященных религиозной проблематике, к работе которых усердием архипастыря стали привлекаться не только признанные церковные авторитеты, среди которых, вне всякого сомнения, был и он сам, не только преподаватели, но и студенты Духовных школ Волынского края. Укрепляя души и сердца пасомых им чад, владыка во всем неукоснительно следовал заветам, изложенным в богодухновенных строках горячо любимого им Евангелия: «Всяк, иже исповесть Мя пред человеки, и Сын Человеческий исповесть его пред Ангелами Божиими. А отвергийся Мене пред человеки, отвержен будет пред Ангелами Божиими. И всяк, иже рече слово на Сына Человеческого, оставится ему, а на Святого Духа хулившего, не оставится»(Лк.8,11).
Господь, которому всегда самоотверженно служил ревностный владыка, видимым образом благословлял его труды. В скором времени произошло такое выдающееся событие как открытие филиала Почаевской типографии в Житомире, что, разумеется, увеличило возможность Православной Церкви усилить свое влияние на паству, постоянно выступая за чистоту и неповрежденность Церковных догматов против латинства и унии.
Свои наставления, облеченные в яркую, доходчивую форму, архипастырь всегда воплощал в духе известных апостольских истин, призывая по мере сил противостоять страшному вселенскому злу, о наступлении которого сказано в Писании:
 «Братие, возмогайте о Господе, и в державе крепости Его: облецытеся во всеоружие Божие, яко возмощи вам стати противу козней диавольских. Яко несть наша брань к крови и плоти: но к началам и ко властем, к миродержателям тьмы века сего, к духам злобы поднебесным. Сего ради примите всеоружие Божие, да возможете противиться в день лют» (Еф.6,10-13).
Духовные немощи монастырской братии владыка исцелял духовным оружием: непрестанным вниманием к скорбям окружающих его людей, милосердием и неотступной сердечной молитвой за тех,кто в ней нуждался, свято и неукоснительно исполняя слова Апостола: «Злостраждет ли кто из вас, пусть молится. Весел ли кто, пусть поет псалмы. Болен ли кто из вас, пусть призовет пресвитеров Церкви, и пусть помолятся над ним, помазав его елеем во имя Господне. И молитва веры исцелит болящего, и восставит его Господь; и если он соделал грехи, простятся ему» (1 Петр.5,13-15).
О процветании обители в этот период свидетельствует, в частности, значительное увеличение числа монастырской братии, а также та высокая ревность о Господе, которая становится неотъемлемой частью монашеской жизни.
Вседежитель, призирая на высокий молитвенный дух преобладающего большинства насельников обители, дает ей щедрых благотворителей, на средства которых древний монастырь буквально на глазах братии и великого множества богомольцев преображается, день ото дня становясь все краше. В нем производятся большие строительно-реставрационные работы, требующие серьзных материальных и физических затрат, возводится братская больница, видимым образом улучшается быт иноков, благоустраиваются монашеские келии.
Необходимо отметить, что Высокопреосвященный Антоний, будучи яркой, харизматической личностью, воплотил в себе лучшие черты многих своих духовно одаренных предшественников, вписавших яркие страницы в историю Почаевской Лавры: приснопамятных архиепископов Димитрия, Палладия, Модеста. Он отличался высокой духовностью, имел несомненный дар проповедничества, обладал превосходными организаторскими способностями. Воистину, Всещедрый Бог даровал святителю «Духа премудрости и откровения к познанию Его и просветил очи сердца» (Еф.1,17-18).
Для него не остались сокрытыми самые сокровенные тайники душ обращавшихся к нему людей, их немощи, а также пути их преодоления. Духом Божиим он постигал сокровенную сущность возникших недоумений, затрагивая чувствительные сердечные струны и, как рукой, снимал уныние и скорбь. Общаясь с ним, многие ощущали несказанное облегчение, печаль сама собой претворялась в радость... Окрыленные, они не чувствовали прежней тяжести, познав любовь истинную, христианскую, «не словом или языком, но духом и истиной» (1 Ин.3, 18).
Помимо этих несомненных блестящих дарований, Господь украсил его личной скромностью: владыка был совершенно нестяжательным. Значительную часть средств, имевшихся у него, добрый пастырь отдавал убогим и сирым, был щедрым на подаяние. В его поведении воплощались Евангельские истины: он творил милосердие таким образом, что казалось, левая рука не ведает, что делает правая. У людей. имевших удовольствие знать ео лично, создавалось впечатление, что именно о нем сказано было в Святом Евангелии: «Тако да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят ваша добрая дела и прославят Отца вашего, иже на Небесех» (Мф. 5, 16).
Однако во всем, чем бы ни занимался владыка, присутствовало удивительное чувство меры, и его личная щедрость не имела ничего общего с расточительностью. Когда речь шла о собственности Лавры, он становился очень расчетливым и бережливым и умел экономить на всем, чтобы успешно реализовать свои созидательные и творческие замыслы.
Неоспоримой заслугой архипастыря явилось строительство поражающего своей завершенностью Троицкого собора, органически дополнившего архитектурный ансамбль Лавры, который формировался на протяжении веков. В его архитектуре и интерьере особенно удивительной является воплощенная связь времен, талантливое соединение традиций древнерусского зодчества и современности. Так, интерьер собора, построенного по проекту выдающегося архитектора Щусева в начале ХХ века, чрезвычайно органично дополнила внутренняя роспись, которая была завершена уже в наше время – в 1979 году. Она так успешно стилизована под старину, что вызывает ощущение единства с внешним обликом и внутренним убранством этого благолепного храма, который нисколько не проигрывает от сравнения с огромным, роскошным, сверкающим позолотою Успенским собором.
Для завершения архитектурного ансамбля Почаевской Лавры строительство Троицкого собора было просто жизненно необходимо, и владыка Антоний, умевший превосходно ощущать дыхание времени, воплотил эту идею.
Сделав небольшой экскурс в историю, напомним, что одним из первых на Почаевской горе попечительством благочестивых дворян Феодора и Евы Домашевских был возведен именно Троицкий собор, при строительстве которого строго соблюдались все церковные каноны. Собор этот, обладавший несомненными архитектурными достоинствами, которые неоднократно отмечались современниками, при базилианах был безжалостно уничтожен, так и не успев обветшать. На месте, где он находился, был заложен поражающий своими масштабами и богатством отделки Успенский собор, обращенный алтарем не на восток, как Троицкий, а на север.
Трижды храмы на Горе Почаевской освящали во имя Пресвятой Троицы, затем они подвергались разрушению и вновь восстанавливались. Новый величественный храм, освященный во имя Пресвятой Троицы, являлся, таким образом, своеобразным символом торжества попранной справедливости. Удивительное благолепие этого храма – свидетельство непостижимой силы Единосущной и Нераздельной Троицы, Ее несокрушимой мощи. Возведенный на рубеже тысячелетий, в сложное и неоднозначное время, характеризующееся как разрушительными, так и созидательными тенденциями, революциями, войнами, оскудением веры и утверждением ее через мученичество и исповедничество, он стал своеобразным символом этой эпохи, трагической и прекрасной. После долгих лет забвения традиционного, национального, исконно русского, возвращающего многострадальный Волынский народ к благодатным истокам, общественность, долгое время начисто лишенная возможности освободиться от западных традиций, с изумлением и восхищением обратилась к изначалию, сумев постигнуть величие и красоту возрождающегося древнерусского искусства, основанного на строгих архитектурных формах и духовного по своему существу.
Троицкий собор и явился воплощением любви к национально-русскому, традиционному, каноническому, утвердить основополагающие принципы которого было чрезвычайно важно на Волыни, где издавна господствовала абсолютная эклектика, заключавшаяся в смешении разных стилей и направлений.
Не будет преувеличением сказать, что у паломников, впервые посетивших Успенский Собор, нередко возникала мысль о том, насколько каноничным, в частности, является такое смешение, насколько это допустимо Церковью. Вспомним, как затейливо украшен Успенский собор, сколько в его интерьере пышности, невольно отвлекающей от размышлений о Вечности. В Троицком же, напротив, строгость архитектурных форм удивительным образом сочетается с удивительными иконописными работами, выдержанными в соответствии с требованиями канона. Современники, восхищенные этой дивной гармонией,отмечали:
«Построен собор во вкусе православной старины XVвека и представляет собой точную копию (вчетверо большую) другого, Троицкого же собора, находящегося в лавре Сергиевской… Новый храм Почаевской лавры спроектирован знаменитым академиком А. В. Щусевым , который является в области архитектуры тем же, кем явились в области живописи Васнецов и Нестеров. Он сумел так художествео возродить русскую старину, что когда любуешься этим собором с его башнею. величественным куполом. таинственными хорами и переходами, - как бы погружаешься в давно минувшие времена, когда Русь воистину была святою. когда она. начиная от палат великокняжеских, представляла собой огромный монастырь. живший поуставам святой Церкви, строго соблюдавшей заветы преподобных Отцов»(198).
При всей простоте и внешней незатейливости архитектуры, в основе которой – прямоугольное основание, венчающееся всего одним куполом, практически лишенное тех затейливых орнаментов, которыми изобилует Успенский собор, сооружение потрясает своей монументальностью.
Невольно в сознании рождаются поэтические строки:
Русь великая,
            Русь святая,
Нескончаемой жизни сила.
Ширь твоя –
            без конца и края.
Разве путь твой умом осилишь?
На земле нашей,
              скудной и тесной
Грани зла и добра размыты.
Осенив себя знаменьем крестным,
Поднимайся,
           народ,
                на молитву.
Русь великая,
             Русь святая,
Ты в судьбе своей воплотила
Мощь полков,
            победивших Мамая,
Пересвета молитвы силу.
Не померкнет во тьме лихолетий
Чудотворцев великих слава.
Их молитвы летят сквозь столетия,
Укрепляя Русь православную.
С нами- Бог.
            С нами – Крестная сила.
Духа Истины благодатью
Русь Святую никто не осилит,
И ее,
       как и мать,
                не предать нам.
Все святые,
           в Руси просиявшие,
Указуют нам в Вечность дорогу.
В лике прошлого зрим настоящее, -
Путь в грядущее –
                с Богом и в Боге.
Собор, дивная настенная живопись которого была завершена уже в последней четверти ХХ века, является своеобразным символом древности, неуничтожимой частичкой Вечности, знаменуя собой нерасторжимую связь прошлого и настоящего. Торжественность и строгость этого монументального сооружения подчеркивается удивительной простотой его благоукрашения. Незатейливый орнамент, выложенный из кирпича, опоясывает храм по периметру, подчеркивая его величие и не отвлекая внимание молящихся на созерцание деталей. Очевидно, архиепископ Антоний, благословивший строительство нового храма в старорусской традиции, осознанно противопоставил эту гениальную простоту пышности Успенского собора, напоминавшего о базилианском прошлом Почаевской обители.
Необходимо отметить, что особое значение при таком архитектурном решении обретают красочные мозаичные работы, расположенные с трех сторон над входами в собор: изображение Единосущной и Нераздельной Троицы, исполненное в новозаветной традиции, украшающее северный вход, образ Нерукотворного Спаса, которому благоговейно поклоняются святые благоверные князья – над южным, и Почаевской Божией Матери в сонме святых, в земле Волынской просиявших – с западной стороны.
Согласно требованиям канона, строго выдержанного при строительстве собора, естественному освещению храма препятствуют весьма небольшие для такого монументального сооружения окна, вследствие чего внутри постоянно царит таинственный полумрак, позволяющий молящимся глубже сосредоточиться на духовных переживаниях, войти в пространство молитвы, ощутить себя немощным и беззащитным перед суровым ликом Вечности, пробудить в душее покаянные чувства. Сквозь мерцание разноцветных лампад и трепещущий свет возженных свеч проступают дивные изображения Святой и Единосущной Троицы, Спасителя, Пресвятой Владычицы Богородицы и угодников Божиих.
Особое благоговение вызывает изумительной работы иконостас, точнее – два иконостаса, настолько тонко подогнанные один к другому, что воспринимаются только в единстве. В их исполнении доминируют золото и охра, неизбежно привлекающие внимание молящихся. Иконы, исполненные в мастерской художника О. Чирикова, стилизованы под старину, оклады, в которых они находятся, как и оба иконостаса в целом, - тоже, что достигается при помощи своеобразного орнамента резьбы, символизирующего стилизванные растения. Подобная техника, применявшаяся в ХVI веке, способствовала созданию ощущения древности и несокрушимой мощи этого величественного архитектурного сооружения.
Храм преображается во время богослужения, когда стройное пение иноков, возженные свечи, свет, исходящий от изящной работы паникадила, запах ладана вызывают в сердцах паломников и прихожан умиление и тихую радость, а святые иконы и лики, изображенные на стенах, кажется, исполняются нетварным светом. И тогда каждый, кто Милостию Божией находится в нем, вдруг отчетливо ясно сознает: именно для него в этот момент отверзаются врата покаяния...
В это благословенное время Почаевскую Лавру для поклонения ее святыням посещает Антиохийский Патриарх Григорий, рукоположивший архимандрита Дионисия в епископа Кременецкого. а также другие именитые и высокопоставленные особы.
Архиепископ Антоний, всегда остро чувствовавший дух времени, стал одним из основоположников благочестивой традиции проведения многолюдных крестных ходов, совершавшихся в ознаменование церковных праздников и других памятных дат. Крестные ходы придавали особую торжественность этим праздникам и весьма нравились народу. Кроме того, они сплачивали людей. пробуждали их активность и укрепляли в стремлении бороться с силами зла. Владыка всячески поощрял проведение крестных ходов, вновь и вновь обращая свою паству к вечным Евангельским истинам:
 «Итак, бодрствуйте, ибо не знаете ни дня, ни часа, в который придет Сын Человеческий» (Мф.25,13).
В 1908 году большой крестный ход во главе с архимандритом Почаевской Лавры Виталием (Максименко) проходил в непосредственной близости от поля Берестецкой битвы. Участники крестного хода по промыслу Божию, обратили внимание на человеческие останки, обильно разбросанные по полю. Люди, не позабывшие свое славное историческое прошлое, не замедлили сообщить архимандриту Виталию, что это останки козаков, которые полягли во время сражения, выразив глубокое сожаление по поводу того. что они до сих пор не преданы земле. Это тронуло христолюбивое сердца архимандрита Виталия, и его сердце воспламенилось мыслью соорудить на месте Берестецкой битвы храм-памятник. В тот же день на этом месте была впервые отслужена панихида об убиенных на поле боя защитниках святого Православия. Благому замыслу архимандрита Виталия суждено было достаточно скоро воплотиться. Он нашел понимание и сочувствие в лице самого Государя Императора Николая II, который пожертвовал на строительство храма-памятника двадцать пять тысяч рублей. Его примеру последвали другие. Так, директор Морозовской мануфактуры Колесников пожертвовал для реализации замысла пятьдесят тысяч рублей. Это позволило не только достаточно быстро завершить строительство, но и перевезти из села Остров Свято-Николаевскую церковь, в которой митрополит-мученик Иоасаф благословил казаков перед сражением.
В 1910 году на Козацких могилах был открыт монастырский Свято-Георгиевский скит, который был приписан к Почаевской Лавре.
Скит, которому суждено было увековечить память о стойких защитниках Православия, со временем обогатился рядом удивительных святынь. Так, от имени Иерусалимского Патриарха Дамиана епархиальный миссионер архимандрит Митрофан передал скиту щедрый дар со Святой Земли– две писаные иконы и большой крест из оливкового дерева, в котором был искусно помещен маленький золотой крест с частицей Животворящего древа Господня.
Из Москвы для скита была привезена икона Патриарха Гермогена, стойкого и мужественного борца за Православие против поляков, а монахи со святой горы Афон передали в дар образ Божией Матери. Со временем установилась благочестивая традиция ежегодного поминовения усопших казаков, совершаемого в девятую пятницу по Пятидесятнице.
Необходимо отметить. что украинская интеллигенция идею создания храма-памятника «Казацкие могилы» не только не поддержала, но и не поняла и безжалостно осмеяла. Нужно было иметь немалое мужество и высокое чувство гражданского долга, чтобы в этих условиях довести строительство до конца, тем самым увековечив память отважных воинов. Тем из наших современников, которые в угоду политикам называют Почаевскую Лавру оплотом русификаторства, полезно вспомнить, что храм-памятник, которым они гордятся, создан именно благодаря Почаевским инокам, не на словах. а на деле утверждающим свой патриотизм.
В мае 1911 года произошло еще одно важное событие. Епископ Подольский Серафим, в ознаменование дня памяти Иова Многострадального, которому тезоименит преподобный Иов Почаевский, возымел благочестивое желание пешком пройти неблизкий путь из Каменец-Подольска до Почаева. Скромное паломничество владыки превратилось в грандиозный крестный ход. 19 мая вместе с архиепископом в Почаев прибыло более тридцати священников и огромное количество мирян, - как свидетельствовали очевидцы, их собралось около десяти тысяч.
Политические потрясения, охватившие на рубеже веков Российскую империю, не обошли стороной и Почаевскую Лавру. Не без влияния Высокопреосвященного владыки Антония она становится одним из центров деятельности «Союза русского народа». Этот период, как может показаться на первый взгляд, достаточно неоднозначен, и вопрос о том, должны ли были иноки, ушедшие от мирской жизни и избравшие для себя духовную брань, принимать участие в политических акциях, весьма спорен. Однако, если рассудить здраво, то участие Священноархимандрита Лавры и определенной части монастырской братии в деятельности «Союза» вполне можно объяснить кровавым течением событий революции 1905 года и теми явно богоборческими тенденциями, которые получили в обществе самое широкое развитие. Пытаясь противостоять насилию и террору, Церковь в лице владыки защищала богоустановленную власть, ибо, как учит нас Евангельское учение, любая власть от Бога, даже если она попускается за грехи, являясь для нас губительной.  «Ибо то угодно Богу, если кто, помышляя о Боге, переносит скорби, страдая несправедливо» (1 Петр.2,19).
Проявляя христианскую любовь и воистину Евангельское долготерпение по отношению к власти в целом, как Богом данному попущению или испытанию, владыка никогда не мирился с теми богоборческими или откровенно сатанинскими тенденциями, которые повсеместно проявлялись в связи с возникшей в эти времена вседозволенностью, однозначно давая им нелицеприятную духовную оценку. Некоторая часть братии Почаевской Лавры, следуя примеру своего Священноархимандрита, поступала точно таким же образом. Это в значительной мере повлияло на дальнейшие события.
Обитель росла, расширялась, укреплялись ее духовные основы. Однако вместе с тем рос и ропот австрийских властей, чрезвычайно обезпокоенных растущим авторитетом владыки Антония, популярность которого все более усиливалась. Он стал для них камнем преткновения и в 1914 году под давлением правительства Австро-Венгрии был переведен на Харьковскую кафедру.
Прощание с мудрым и милостивым архипастырем глубокой скорбью отозвалось в сердцах любящей его паствы. На вокзале в Житомире собралось огромное количество народа, к которому святитель обратился с прощальным словом. Многие перед лицом рядущей разлуки с владыкой не могли сдержать слез.
Предвестие грозных перемен, когда «соблазнятся многие и друг друга будут предавать, и возненавидят друг друга; и многие лжепророки восстанут, и прельстят многих» (Мф.24,10-11), буквально носилось в воздухе. В свете грядущих социальных потрясений важно было определиться, как жить дальше. Господь. призирая на молитвенные воздыхания осиротевшей Волынской паствы, воздвигает взамен владыки Антония нк менее достойного первоиерарха. В это сложное время на Волынскую кафедру получает назначение архиепископ Евлогий, личность достаточно известная и примечательная, о деятельности которого мы попытаемся рассказать в следующем разделе.

Почаевская Лавра в период 1 Мировой войны и Октябрьского переворота. Преосвященный Евлогий (Георгиевский)
(1912-1917).

Зря,
    Господь,
            притесненья и ярость врагов,
Усмири их державной рукою.
Да придет к Тебе нищий,
                хлеб дай сирым и кров,
Защити их от мыслящих злое.
Сокруши нечестивых,
                лукавых исправь,
Пусть безчестия в мире не станет.
Мой Господь,
             Ты вовек над народами Царь,
Упраздни поклонение твари.
Слышишь Ты воздыханья убогих людей,
Укрепи их сердца непременно.
Приклони Свое ухо,
                их скорби развей,
Право сирых суди и смиренных.
Да не станет кумиром земной человек.
Славься,
         Праведный Боже,
                славься вовек.
Псалом 9.

Владыка Евлогий был переведен на Волынь с Холмской и Люблинской кафедры, где во время своего архипастырского служения проявил себя наилучшим образом. Его деятельность на Волынской кафедре, пришедшаяся на тяжелое военное лихолетье, коренным образом изменившее жизнь многих народов и государств и тяжелыми потрясениями отозвавшееся на укладе Почаевской обители, была непродолжительной, но чрезвычайно плодотворной и воистину исполненной высокой жертвенной любви и ревности о Господе.
Плененный необыкновенной красотой и благолепием древней православной обители, на рубеже веков твердо хранящей верность святой вере предков, рхипастырь полюбил Почаевскую Лавру с первого взгляда. Встреча с овеянной легендами обителью вызвала восторженные чувства в его боголюбивой душе. Впоследствии от избытка чувств он напишет в своих воспомианиях следующее:
«Подъехали к Почаевской Лавре, - какая красота!»
В волнующий момент встречи со своей новой паствой, обратившись к ней с напутственным словом, владыка Евлогий, подчеркивая нерасторжимую связь православного народа Волыни и Польши, объединенного повсеместным почитанием как Почаевских, так и Холмских святынь, с чувством великой духовной радости отметил ео достохвальное благочестие:
«Во дни великих церковных праздников многочисленные паломники тянутся к святой горе Почаевской под покров Царицы Небесной, как и обратно, в Холмский праздник Пречистой 8 сентября огромною волною притекала Волынь к Холмскому благодатному образу Богоматери, и в этой объединенной молитвенным воодушевлением толпе ни один этнограф не мог бы отличить  холмичан от волынцев. Я видел добрый волынский народ на Холмских праздниках и на святой горе Почаевской во время его молитвенных собраний и любовался его смирением и благочестием» (199).
При непроизвольном сопоставлении со сравнительно небольшой Холмщиной Волынь потрясла нового архипастыря своими необозримыми просторами, на 1200 приходах которых спасалось множество православного народа, объединенных святой верой их предков. Почаевская Лавра, находившаяся в непосредственной близости от австрийской границы, была оплотом Православия на Волыни, его духовным символом. Число братии в обители в это время достигало двухсот человек. Разумеется, иноков не могли не коснуться политические изменения в России, происшедшие после революции 1905 года. Прежнее благочестие было несколько утрачено в связи с тем, что часть братии оказалась достаточно сильно политизованной. Однако, по мнению владыки Евлогия, настроенного оптимистически, это было вполне поправимо. Отметив не без сочувствия, что монастырская братия, « добрая, скромная, не очень дисциплинированная, немного была вовлечена в политику» и что наместник Лавры, престарелый о. Паисий, на нее влиять, по-видимому, не мог, архипастырь в то же время подчеркивал мобилизующую силу печатного слова, которое по установившейся с давних времен традиции постоянно распространялось благодаря знаменитой Почаевской типографии.
«Главную роль в Лавре играла Почаевская типография и возглавлявший ее архимандрит Виталий (Максименко). Обслуживающие типографию монахи(их было человек 30-40), вместе со своим главою, представляли нечто вроде «государства в государстве». У них была своя церковь, они имели свое общежитие – отдельный корпус… Назначение типографии было не столько расространение религиозного просвещения в народе, сколько политическая борьба «типографщиков» в духе «Союза русског народа» со всеми инакомыслящими» (200.).
Хорошо это было или плохо? С высоты века нынешнего можно достаточно сурово осудить «типографщиков», высказав также критические замечания в адрес прежнего владыки, допустившего подобное положение вещей. Однако не будем сликом строгими, вспомнив, что насельникам обители приходилось чрезвычайно трудно, ибо Промыслом Божиим им выпало стать современниками чрезвычайно противоречивого времени, когда “много лжепророков появилось в мире” (1Ин. 4,1), и пришли они “в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные” (Мф.7,15), и их противостояние повсеместно растущему злу воплотило в себе негибнущую и неоскудевающую совесть своей эпохи, пробуждающую их любыми доступными им средствами обращать к Богу людей, закосневших в грехе, объясняя им ложность идеалов новой исторической действительности. Их служение было безкорыстным и искренним. И хотя, как учит нас Святое Писание, любая власть –от Бога, понять их ревность в общем-то можно.
Однако мы знаем, что монашествующим дается иное оружие для противостояния злу. Святой апостол Павел отмечал:
 «Плод духовный есть: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание: на таковых несть закона. А иже Христовы суть, плоть распяша со страстьми и похотьми. Аще живем духом, духом да ходим» (Гал. 5, 22).
Устранению пагубных веяний бурного века ХХ, настойчиво проникающих за монастырские стены, и предстояло заняться новому архипастырю на Волынской кафедре. И он решил сделать это незамедлительно.
Уже 9 июня 1914 года владыка собирает в Почаевской Лавре съезд благочинных Волынской епархии. Говоря о ситуации, сложившейся на различных приходах епархии, новый архиерей ставит перед клириками вопрос о путях улучшения работы с паствой посредством повышения ее духовно-нравственного уровня. Задачу первостепенной важности он видит в повсеместной активизации деятельности приходских братств, максимального освобождения их от политического влияния, очищения их рядов. Отвечая на вызовы эпохи, владыка Евлогий смело ставит вопрос о полной реорганизации этих братств. Он взывает к религиозным чувствам своих клириков, напоминая им слова апостола Иоанна, возлюбленного ученика Христова, обращенные к ученикам:
”Не любите мира, ни яже в мире: яко все, еже в мире, похоть плотская и похоть очима и гордость житейская” ( 1 Ин.2.15-16).
Вопросы, поднятые на съезде, получили широкий резонанс среди вверенной владыке паствы. Нам думается, что усилия архипастыря не были бы тщетными, и его святыми молитвами и самоотверженными трудами монашеская жизнь в Почаевской Лавре стала бы еще лучше, совершеннее, духовнее. Однако все изменилось в одночасье. Хрупкий, неустойчивый мир между народами и государствами, раздираемыми самыми вопиющими противоречиями, рухнул. Грянула Первая Мировая война, нарушив естественный ход событий, и Россия оказалась вверженной в вихрь военных событий, приведший к кризису власти, свержению богоустановленной монархии и богоборческому перевороту, изменившему историю человечества…
Первая Мировая война принесла Почаевской Лавре неисчислимые скорби и тяжелые испытания. Уже в первые дни после начала военных действий через Почаев, находившийся рядом с границей, стали проходить войска. проезжать подводы с ранеными. Христолюбивое сердце владыки разрывалось от боли при виде голодных, изможденных окровавленных людей, нуждавшихся не только в элементарной медицинской помощи, но и в хлебе, одежде, добром слове сострадания. Могла ли обитель оставаться в стороне от этого воистину вселенского горя?
«Я распорядился, - вспоминал впоследствии святитель, -чтобы немедленно лаврская больничка была обращена в перевязочную, а монахи взяли на себя обязанность  братьев милосердия».(201).
С древнейших времен Святая Православная Церковь, следуя Евангельским заветам, разделяла со своим народом чашу страданий, выпавших на его долю, какой бы горькой она ни была.
Да иначе ибыть не могло, ибо в Святом Писании неложно сказано:
“Радуйтесь с радующимися, плачьте с плачущими”(Рим. 12,16).
Архиепископ Евлогий эти скорбные и героические дни всемерно поддерживал свою паству, вселяя в нее дух бодрости и призывая духовенство набраться мужества и силы, чтобы исполнить до конца, “до самой смерти, смерти крестной” (Флп.2,6,8 ), ценой свободы и даже жизни заповеди Божии, и особенно “первую и главную” - заповедь любви. Воодушевляя людей личным примером, он воспитывал их в духе патриотизма, призывал мужественно противостоять военному лихолетью, как того требовало Слово Божие:“Не будь побежден злом, но побеждай зло добром” (Рим.12,21).
Обращаясь к сестрам милосердия, владыка всячески подчеркивал христианский, жертвенный характер их самоотверженного служения, по-отечески напутствуя их перед боевыми действиями и лично раздавал каждой из них томики Евангелия.
Зная, как много детей, потерявших родителей, остаются в час лихолетья без крова, он прилагал огромные усилия для создания детских приютов, где осиротевшие в урагане войны дети могли получить жилье, пропитание и начатки религиозного воспитания. Иными словами, владыка в собственной жизни воплощал слова Святого Писания:«Всяк, не творяй правды, несть от Бога, и не любяй брата своего. Яко се завещание, еже слышасте исперва, да любим друг друга» (1 Ин. 3,11,12).
История свидетельствует: в горниле испытаний люди становятся лучше, чище, добрее, освобождаются от еретических заблуждений, возвращаются в лоно истинной Церкви. Будучи примером своей пастве, Высокопреосвященный Евлогий обращал в Православие множество заблудших. В соседней Галиции, куда в начале войны вступили русские войска, начался необратимый процесс воссоединения с Православием множества униатских приходов. Особенно усилилось это движение после посещения Галиции Государем Имератором Николаем II, которому владыка Евлогий лично подарил список Чудотворной иконы Почаевской Божией Матери.
Однако дальнейший ход событий резко ухудшился, и русские войска, в начале войны продвигавшиеся на запад, теснимые противником, стали стремительно отступать. Бездарность командования, измена и предательство высшего руководства привели к сокрушительным военным потерям.
Война тяжелым бременем легла на многострадальный Волынский народ. Начались массовые опустошения полей, в пламени пожаров погибали нескошенные хлеба, терпели неисчислимые бедствия люди, как песчинки, метавшиеся в бешеном вихре событий.
Владыка Евлогий впоследствии вспоминал, как по приезду в Почаев был до глубины души потрясен унынием, воцарившимся в обители. Как и ранее, он попытался воодушевить их, взбодрить, поднять дух. Отчасти эта попытка увенчалась успехом.
« Враг близко, отцы, -обратился я к братии, -Может быть, Почаев перейдет в его руки. Думаете ли вы оставаться или бежать? Оставаться. разумеется, - подвиг, а подвига предписывать нельзя. Если бы остались, вы увенчали бы лавру славой, заслуга ваша была бы великая… Потом о вас будут говорить: вот какие стойкие Почаевские иноки! А я всем, кто останется, низко поклонюсь. В округе нужда большая в требах, священники – люди семейные, им оставаться трудно. А мы, монахи, ничем не связаны. Я не предписываю, а предоставляю вашей совести решить: оставаться или уезжать. У кого нет мужества, пусть уезжает –его судить не могу, не имею права.
Подумали монахи. подумали – разделились. Человек 30 из них –самый цвет Лавры – остались (двое попросили разрешения принять великую схиму). а остальные заявили: « Мы, владыка, по немощи нашей решили уйти» (202).
1 июля 1915 года древняя святая обитель вместе со всем церковным имуществом спешно эвакуировалась в Россию - города Нежин, Харьков, станция Бирки Севастопольской железной дороги, Святые Горы (Харьковская губерния). Типография, Чудотворная икона и святые мощи преподобного Иова были спешно вывезены в Житомир.
Трогательной и печальной была сцена прощания оставшейся братии с прославленными Почаевскими святынями. Молитвы и беззвучные слезы, катящиеся по изможденным ланитам почаевских старцев, тронули бы самое очерствевшее сердце. Что-то сокровенное, жизненно важное уходило с Горы Почаевской вместе с Чудотворной иконой, на протяжении веков освящавшей это благословенное место, ставшее обителью Пречистой. Казалось, душа покидает эту овеянную легендами землю. Но иного выхода не было, - оставлять святыни на поругание инославным означало гневить Бога и Владычицу.
Вот как описывают это скорбное событие очевидцы:
« В одну из теплых июньских ночей… тихо подкатила карета, и из подъезда братского корпуса была вынесена Почаевская Чудотворная икона Божией Матери. Тихий шелест ряс да совершенно беззвучные слезы, текшие по старческим лицам архимандрита Паисия и игумена Наума, да нас, немногих присутствовавших, - таковы были проводы Заступницы Лавры. Тенью уплыла карета за Святые Ворота… Все пошли в церковь»(203).
Так же безутешно скорбили иноки, прощаясь с мощами преподобного Иова, увезенными, как и Чудотворная икона, в Житомир, где до 1918 года они обрели временное пристанище.
Предчувствие неотвратимых бедствий не обмануло: 24 августа 1915 года Лавру заняли австрийцы. К этому времени, по счастью, удалось вывезти все церковное имущество и утварь в глубь России. Особенно трудно было эвакуировать огромный Лаврский колокол, весивший около 900 пудов, однако с Божией помощью монахи справились и с этим крайне нелегким делом.
Готовясь принять подвиг исповедничества, оставшиеся в монастыре братия встретили австрийцев во всеоружии молитвы. Однако события развернулись по-другому. Невозможно без душевного трепета читать воспоминания владыки Евлогия об этих исполненных драматизма днях. Ввиду их огромной важности обратимся к первоисточнику:
«Когда австрийцы овладели Лаврой, в монастырь прибыл австрийский эрцгерцог, Братия встретила его почтительно, эрцгерцог был корректен. на другой день появился приказ – выселить всех в венгерский лагерь для военнопленных. Мой большой Почаевский приятель, 80-летний архимандрит Николай, приказу решил не подчиниться. « Не мог я Лавру покинуть, - рассказывал он мне впоследствии, - как выйду во двор, да как посмотрю на окошечко моей кельи, - так и зальюсь слезами… Не могу! Не могу! Лег на койку – пусть делают со мной, что хотят, пусть хоть штыками заколют – не уйду!» И не ушел. Когда хотели его выволочь, он уцепился за койку – и ни с места. Поднялись крик, ругань… В эту минуту проходил по коридору доктор, услыхал крики и осведомился, в чем дело. Ему объяснили. «Оставьте»… Старика и оставили. В громадной Лавре только он один и остался. Русское население затаскало его на требы, а австрийские власти были даже довольны, что он устранил повод к неудовольствию православного населения, лишенного своего духовенства»(204).
Тринадцать из пятнадцати насельников обители, принявших глубоко выстраданное решение не покидать ее перед неприятельским нашествием, во главе с архимандритом Митрофаном, австрийцы вывезли в венгерский город Весеерген, а двух больных и немощных старых монахов выселили в Старый Почаев. На этих мужественных исповедниках, встретивших смертельную опасность лицом к лицу, исполнились слова святого апостола Павла:
 «Кто нас отлучит от любви Божией: скорбь ли, или теснота, или гонение, или глад, или нагота, или беда, или меч; якоже есть писано: яко Тебе ради умерщвляеми есмы весь день, вменихомся якоже овцы заколения. Но о сих всех препобеждаем за Возлюбившего ны» (Рим. 8, 35-37).
Мерзость запустения воцарилась в обители. – к счастью, ненадолго. Рассчитывая на свое постоянное пребывание в Лавре, завоеватели попытались наилучшим образом благоустроить свой быт, проведя водопровод, подключив электричество и превратив православную обитель в латинский костел. Однако, не отличаясь благочестием, они тот час же стали превращать храмы в кинозалы и рестораны, изобретая всевозможные способы для осквернения их. Тем из наших современников, кто убежден в преимуществах западной культуры и полагает, что исторические судьбы нашего народа в ХХ1 веке связаны с евроинтеграцией, было бы весьма полезно ознакомиться с архивными документами и свидетельствами очевидцев этих безчинств как наглядной иллюстрацией специфики этой культуры, позволяющей распивать горячительные напитки и курить в храмах, расписывать стены порнографическими сюжетами и заниматься прочими неподобствами.
Истинно сказано в Писании: «Что велико у людей, то мерзость пред Господом» (Лк.16,15).
Однако Господь поругаем не бывает: их господство оказалось весьма кратковременным. После знаменитого Брусиловского прорыва Почаев был освобожден, и австрийцам пришлось убраться восвояси.
Кременецкий епископ Дионисий, первым ступивший на Почаевскую землю после кратковременного захвата ее инославными, прежде всяких дел отслужил благодарственный молебен и, освятив престол, возобновил богослужения. Однако в связи с нестабильностью обстановки, массовыми безпорядками и брожением умов Чудотворную икону Почаевской Божией матери и мощи преподобного Иова до благовремения возвращать в Почаев не торопились. Икона обрела надежное пристанище в домовой церкви архиерейского дома в г. Житомире, где ей оказывались надлежащие почести, а мощи почивали там же, в кафедральном соборе, укрепляя в тяжелые годы притекающих к великим Почаевским святыням людей. Сохранились свидетельства этих людей о безграничной милости Господа и Его Пречистой Матери, стремящихся, чтобы все «были спасены и пришли к познанию истины» (1 Тим.2, 4).
Исполненная трагизма история Почаевской Лавры ХХ века сохранила много великих и драматических событий, связанных с этим бурным столетием. Особенно тяжелыми они были для обители во времена большевистского террора. В 1917 году, как свидетельствуют документы, (205) большевики варварски разрушили имеющее историческую ценность помещение Почаевской типографии. Вскоре после них пришли петлюровцы, которые достойно приняли эстафету злодеяний, арестовав и подвергнув унизительным допросам и издевательствам заведующего типографией архимандрита Виталия, о трудах которого неоднократно упоминалось выше, и иеромонаха Тихона (Шарапова).
К этому времени националисты, стремившиеся размежевать исторические судьбы Украины и России, поспешили объявить о ее «самостийности», и это послужило для властей поводом, чтобы начать преследование православных «московских» архипастырей. Волна кровавых репрессий охватывает многострадальную Украину. Гибнет цвет священства, насильственно прерывается молитва.
“ О Мать моя, поруганная, презираемая Мать, святая Церковь Христова!
Ты сияла светом правды и любви, а ныне что с тобой? Тысячи и тысячи храмов твоих по всему лицу земли Русской разрушены и уничтожены, а другие осквернены, а другие обращены в овощные хранилища, заселены неверующими, и только немногие сохранились. На местах прекрасных кафедральных соборов- гладко вымощенные пустые площадки или театры и кинематографы. О Мать моя, святая Церковь! Кто повинен в твоем поругании? Только ли строители новой жизни, церкви земного царства, равенства, социальной справедливости и изобилия плодов земных? Нет, должны мы сказать с горькими слезами, не они одни, а сам народ. Какими слезами оплатит народ наш, забывший дорогу в храм Божий? - с глубочайшей горечью писал архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий) о величайшей трагедии народа, добровольно отрекшегося от Бога и заслужившего этим отступлением самую незавидную участь.
Но Всемилостивый Господь воздвиг в эти тяжелые годы славный лик мужественных исповедников, противоставших растущему злу во всеоружии молитвы. Исполненные подлинного драматизма, глубоко поучительные, яркие и увлекательные жития выдающихся подвижников благочестия последних времен содержат, на наш взгляд, наиболее убедительные ответы на эти вызовы, ибо истинность их запечатлена кровью новомучеников, их радостной и светлой жертвой, принесенной на алтарь любви к Богу и людям. Жития эти, отделенные от нас незначительным временным промежутком и поэтому еще более впечатляющие, являются для нас ценнейшим ориентиром в условиях непростой действительности, высочайшим и непревзойденным примером для подражания.
Первым в сонме новомучеников воссиял старейший Киевский митрополит Владимир, варварски убиенный большевиками в феврале 1918 года. Убийство его, по своей изуверской сущности, ритуальное, стало сигналом к началу массовых гонений на Православие. Свою лепту в это недостойное дело внесли и «герои»-петлюровцы, арестовавшие владыку Евлогия, который после девятимесячного пребывания в плену в униатском монастыре в городе Бучач и многих мытарств, последовавших затем, выехал за рубеж, в Сербию. Аналогичная судьба постигла и его предшественника, мужественного исповедника владыку Антония (Храповицкого), который со временем возглавил Русскую Зарубежную Церковь. Не являются ли драматические судьбы этих двух выдающихся Церковных иерархов, вынужденных покинуть свое многострадальное отечество и оторванных от живительных корней, наглядным свидетельством «созидательной», как утверждают некоторые современные политики роли Симона Петлюры в истории?
Кратковременный период относительной стабилизации Лаврской жизни наступил лишь в 1918 году: возвратились из Венгрии выселенные из Лавры монахи, двое из которых почили и были погребены в чужой католической стране, вновь освятили обитель, исполнив ее неземной радостью, дивные Почаевские святыни –Чудотворная икона Божией Матери и мощи преподобного Иова.
Один из насельников обители, архимандрит Дамаскин, оставивший безценные свидетельства о «делах давно минувших дней», вспоминал впоследствии:
«Собрались. посоветовались и решили: здесь скроем, здесь и умрем. Скрыли все, даже образ Богоматери, оставили св. мощи – они были открыты, спрятали только раку, так как она была серебряная, и, как в время чумы. звонили, молились, работали на полях и огородах, которые нам благословили оставить «народные комитеты», варили и пекли хлеб, возжигали только две лампадки (больше масла не было) – одну – у образа Богоматери, другую – у мощей преподобного Иова, да пользовались свечами, сделанными еще до 1915 года, вывезенными и возвращенными. Так прожили 1919 год»(206).
На протяжении всего этого времени вокруг Лавры шли кровопролитные бои. В начале 1919 года обитель была вновь захвачена большевиками, которые без зазрения совести разграбили то имущество, которое еще оставалось. Святейший Патриарх Тихон, характеризуя этот период в жизни Церкви, писал:
"Тяжкое время переживает ныне Святая Православная Церковь Христова в Русской земле: гонение воздвигли на истину Христову явные и тайные враги сей истины и стремятся к тому, чтобы погубить дело Христово и вместо любви христианской всюду сеют семена злобы, ненависти и братоубийственной брани".
Милостию Божией в Почаеве на этот раз все обошлось без кровопролития.
И все-таки души исповедников, решивших принять гонения за Христову Церковь, содрогались от происходивших беззаконий.
Как писал архимандрит Дамаскин, «перевернулась новая страница истории и кровавый ураган уже не с запада,а с востока, надвигался на Волынь и Лавру. Последнее было горше первого: рубка лесов, не вырубленных немцами, разрушение и разграбление того, что уцелело при австрийцах. Вырезывались печные дверцы и вьюки, вырезывались из рам оконные стекла, отрывались водосточные трубы и срывалось железо с доступных мест; пошла разборка кирпичей и черепицы с оград и печей»(207).
Однако молитвами Царицы Небесной и Преподобного Иова, святым исповедничеством братий, твердо решивших разделить судьбу обители, какою бы она ни была, Почаевская Лавра выстояла, как воин, и спустя некоторое время вновь возродилась.
Политическая обстановка , как маятник колебавшаяся в на протяжении всего этого крайне нестабильного времени, вновь изменилась. 8 сентября 1919 года местность, где был расположен монастырь, перешла в руки польских войск. Это принесло многострадальным инокам, молившимся за спасение обители, некоторое облегчение, дало какие-то проблески надежды. Ибо, как отмечал архимандрит Дамаскин, «столько было пережито за эти месяцы каждодневного ожидания смерти», что «всем нестерпимо хотелось, чтобы это чем-то кончилось. Но кончилось, и мы. вспоминая темную ночь, карету, увезшую от нас Заступницу и Мать, думали: мы опять у Тебя и с Тобой, повергнув себя долу паки.. « Под Твою милость прибегаенм, Богородице Дево, молений наших не презри в скорбех, но от бед избави нас» (208).
В тот приснопамятный день был, наконец, извлечен из укромного места, где он скрывался до благовремения, Чудотворный образ Почаевской Богоматери, после чего братия с чувством благоговения и трепета отслужили благодарственный молебен, вспомнив и тех, кто не дожил до светлого дня возвращения святыни. «А бед, как отмечал архимандрит Дамаскин, еще предстояло немало»(209).
Но теперь уже все твердо знали: с Божией помощью они преодолимы.
В 1920 году в благодарность за чудесное избавление от большевистского террора непосредственно над Святыми Вратами был оборудован небольшой надвратный храм, освященный во имя Рождества Пресвятой Богородицы.
Сбылись пропоческие слова Святого Патриарха- исповедника Тихона, сказавшего в 1919 году:
“ Как быстро и детски доверчиво было падение народа русского, развращаемого много лет несвойственной нашей христианской стране жизнью и учениями, так же пламенно и чисто будет раскаяние его и никто не будет так любезен сердцу народному, как пастырь родной его Матери- Церкви, вызволившей его из египетского зла”.
Настало время залечивать раны.

Обострение борьбы между конфессиями. Гонения на Православную Церковь в 20-30 годы. Исторические судьбы Почаева в этот период.
Ранит неправда душу,
Грудь разрывают стрелы,
Сердце сковала стужа,
Память оцепенела.
В сумраке тьмы безглазой,
В мглистом тумане ночи
Плачут гвоздиные язвы,
Болью людской кровоточат.
Всюду-
      позор безчестья,
Холод предсмертной сени.
Но дышит Благою Вестью
Церковное строгое пенье.
Каиново проклятье:
Мир на краю бездны.
Помолимся Господу,
                братья,
Гром отведем Небесный.
Пусть содрогнется Вселенная
В муках святых обновленья.
Восстанет в одеждах нетления
Светлое Воскресенье.

Общественно-историческая обстановка на некоторое время вновь стабилизировалось, чему способствовало заключение Рижского договора 1920 года, в соответствии с которым часть Волынских земель, и Почаев, в частности, перешли к Польше.
Положение изрядно пострадавшей во время большевистского нашествия Лавры, утратившей государственное попечение, было весьма нелегким. Были, правда, в этом и свои положительные стороны: восстановлению разоренных святынь никто не помогал, однако и не мешал, и, по сравнению с 1917-1919 годами, жизнь в монастыре несколько улучшилась. Естественно, процесс восстановления был многотрудным и длительным. Инокам приходилось добывать пропитание от трудов своих, а также заботиться о возрождении былой славы их любимой обители, и, прежде всего, об определении ее статуса в Церковной иерархии. Веками устанавливавшиеся связи рухнули, и каноническое положение обители некоторое время было весьма неопределенным. На протяжении некоторого времени она продолжала находиться в подчинении Кременецкого епископа Дионисия (Валединского), впоследствии рукоположенного в митрополита Варшавского и Польского. Затем, в сентябре 1921 года, Святейшим Патриархом Тихоном для управления епархиями, оказавшимися под властью Польши, на Польскую кафедру был назначен бывший Минский архиепископ Георгий (Ярошевский), который в январе следующего года был возведен в сан митрополита. В то же время Православной Церкви в Польше было дано право широкой автокефалии. Однако такое положение не устраивало польские власти. Подстрекаемые прокатолическими силами, они стремились окончательно разорвать исторически сложившиеся связи с Москвой, чтобы вновь, как и ранее, попытаться навязать этим исконно православным землям латинство.
Православные епархии Польши в этот период были достаточно мощными и, объединяя в своем составе более пяти миллионов верующих, представляли собой большую, хорошо организованную силу. Тем не менее стремление части верующих к автокефалии поддержали и некоторые православные иерархи, в частности, вышеупомянутый епископ Дионисий. На епархиальном собрании в Лавре было принято постановление о возвышении Кременецкой кафедры в ранг епархиальной, об открытии викарной кафедры в Луцке и издательстве церковной периодики на украинском языке. Внутрицерковная борьба, во многом активизировавшаяся вследствии воздвигнутых в России гонений на Церковь, усилилась после ареста Патриарха Тихона и последовавшей в вскоре после этого кончины митрополита Георгия.
Еще при его жизни, в январе 1922 года по указанию Департамента вероисповеданий Собор православных епископов в Польше с перевесом в один голос принял так называемые « Временные правила», фактически ставящие Православную Церковь в зависимость от прокатолических властей.
Процесс разделения церквей, неизбежность которого была очевидной в силу соответствующей настроенности ряда архиереев, окончательно завершился уже в июне, когда на Варшавском Соборе тремя голосами против двух они приняли решение, что «вследствие церковной смуты и развала в России не может быть возражений против автокефалии Православной Церкви в Польше».
За принятие подобного решения проголосовали митрополит Георгий, епископ Кременецкий Дионисий и Люблинский Александр (Иноземцев), - против –архиепископ Виленский Елевферий(Богоявленский) и епископ Гродненский Владимир(Тихоницкий).Не согласовав этот чрезвычайно щепетильный вопрос с Русской Православной Церковью, Польская митрополия в одностороннем порядке объявила автокефалию, которую в 1923 году поддержал и Вселенский Патриарх, мотивируя свое согласие с подобным решением тем, что православное население Польши находилось в составе Киевской митрополии еще до 1686 года , т.е. задолго до выхода из-под юрисдикции Константинополя. Впоследствии автокефалия была признана рядом поместных церквей.
Необходимо отметить, однако, что на заседании Синода, состоявшегося в Почаеве 12 сентября 1923 года, было принято решение при первой возможности поздравить Патриарха Тихона и сообщить ему о происшедших изменениях.
Святейший Патриарх Тихон в послании от 23 мая 1924 года, в ответ на просьбу Митрополита Дионисия благословить самостоятельность Православной Церкви в Польше, отметил неканоничность акта объявления автокефалии до созыва Всероссийского Собора, сложность существования этой церкви в католическом окружении и несвоевременность немедленного разрыва православной паствы в Польше с Московской Церковью. Однако Митрополит Дионисий не внял гласу здравого рассудка и стал проводить церковную политику, направленную на разделение церквей.
Первым негативным следствием провозглашения автокефалии стало то, что министерство культов обрело возможность активно вмешиваться в вопросы церковной жизни. Директивы этого министерства, порой довольно категоричные, далеко не всегда отвечали принципам веротерпимости, провозглашенным Польской Конституцией 1921 года. Не следует забывать, что православный народ Волыни в Польской республике находился в чрезвычайно затруднительном положении этнического и религиозного меншинства, о чем ему постоянно напоминали.
Основной отличительной особенностью церковной жизни Польши в указанный период было постоянное вмешательство прокатолических властей в деятельность православных общин, выражавшееся во вполне конкретных притеснениях. Для того, чтобы минимизировать сложности, связанные с этим, церковные иерархи и клирики на местах должны были идти на всевозможные компромиссы со светскими властями, а также чрезмерно полагаться на активность мирян в решении проблем внутрицерковной жизни. Кроме того, стала заметной тенденция к проявлению национализма среди украинцев, возикшего, очевидно, как реакция на притеснения со стороны Польского государства.
Следующей уступкой католикам стало введение нового стиля. Этому предшествовали длительные переговоры Священного Синода с министерством культов по вопросу разрешения православным военнослужащим иметь выходные дни во время великих церковных праздников в соответствии с юлианским календарем, которого придерживалась Православная Церковь. Министрство культов не удовлетворило это прошение, порекомендовав православным священнослужителям перейти на летоисчисление по григорианскому календарю. Эту же рекомендацию подтвердил и Вселенский Патриарх Григорий VII, ранее уже благословивший введение нового календарного стиля в Константинополе. Таким образом, было санкционировано введение нового календаря в православной Церкви, чему всемерно содействовали польские чиновники, подвергая жесточайшим репрессиям тех приходских священников, которые, храня верность церковным канонам,отказывались проводить богослужения по новому календарю.
И в этой до предела накаленной обстановке, когда Православная Церковь в Польше вновь и вновь утрачивала свои позиции, идя на неканонические действия, клирики, до конца сохранявшие верность Православию, вопреки давлению со стороны властей сопротивляясь проведению календарной реформы, неожиданно обрели мощную поддержку со стороны членов польского Сейма, имевших православные корни и не отступивших от вероисповедания своих предков. Действуя исключительно парламентскими путями, они выразили решительный протест против насилия над совестью православных граждан Польского государства, составив и распространив среди населения меморандум в защиту их интересов, нашедший живой отклик со стороны народа Волыни и Белоруссии.
Противников календарной реформы возглавил настоятель Жировицкого монастыря, постриженик Почаевской Лавры, архимандрит Тихон (Шарапов), некогда пострадавший от петлюровцев. Он начал сбор подписей под обращением к митрополиту против введения нового стиля. Подписей оказалось так много, что Митрополит Дионисий, популярность которого в народе неуклонно уменшалась, вынужден был созвать для обсуждения этого вопроса и урегулирования конфликта специальное заседание Синода, которое состоялось 16 августа 1924 года в Почаеве. Помолясь, члены Синода пришли к взвешенному решению: сохранить юлианский календарь в тех приходах, где люди решительо отказываются перейти на новый стиль. Это была серьезная духовная победа, вселившая надежду на возможность мирным путем отстаивать религиозные интересы православных.
Широко известный в те годы публицист В. Философов писал об этом:
«В этом проклятом деле запутано столько различных мотивов и интересов, - церковных, политических, национальных и личных, что говорить о нем объктивнотпочти невозможно. Как бы ни стараться сохранить безпристрастие, все равно непримено прикоснешься к чьим-нибудь ранам. Кому-нибудь сделать больно, а кому-нибудь причинить незаслуженную радость» (210).
Какими интересами жила в это время Почаевская Лавра, чем дышала?
В ее внутренней жизни, как в капле воды, отразились противоречия трудной эпохи с ее вопиющими противоречиями, противостояниями, проблемами. Натоятелем обители был в эти непростые годы сам митрополит Дионисий, личность сложная, неоднозначная, историческую роль которой еще предстоит переосмысливать не единожды, и его влияние на настроения Лаврской братии было весьма значительным. Наместником же Господь поставил духовно одаренного архимандрита Дамаскина (Малюту), на свидетельства которого мы неоднократно ссылались выше, - яркого проповедника, талантливого организатора, душевно щедрого собеседника, умеющего понимать ближних и сочувствовать им. Поскольку Лавре приходилось выживать в чрезвычайно нелегких условиях, для нужд обители он соорудил мельницу и электростанцию, которая вполне обезпечивала электричеством не только монастырь, но и расположенное у подножия горы местечко Новый Почаев. В его бытность стали действовать, позволяя проводить реставрационные работы и обслуживать близлежащие приходские храмы, позолотная и иконописная мастерские а также мастерская по изготовлению церковной утвари.
Постепенно оправляясь от потерь, залечивая нанесенные войной и революцией раны, Лавра оживлялась, возвращаясь к прежней жизни, исполненной трудов и молитв. Ее в значительно меньшей мере, чем православные обители в России, коснулись разрушительные богоборческие вихри. Поэтому со временем обитель смогла не только сохранить часть имущества от разграбления, но и восстановить разрушенное и создать много нового. Храмы исполнились прежнего благолепия, сверкая пышной позолотой и поражая яркостью красок мастерски отреставрированных икон, в алтаре сохранились напрестольные Евангелия в дорогих окладах и драгоценные чаши для святых Даров, ризница по-прежнему поражала богатством роскошных парчовых облачений, подаренных некогда Российскими имераторами, библитека изобиловала старинными редкими изданиями и могла по праву гордиться безценными рукописями XVII-XVIII веков.
Количество монастырской братии по сравнению с первыми послерволюциоными годами значительно выросло и составило около двухсот человек.
Жизнь иноки вели примерную, строго постническую, не позволяя себе никаких излишеств и постоянно смиряя свою плоть постом и молитвой. Они были благочестивы, имели высокую ревность о Господе, старались внимать голосу совести и ходить в заповедях. Строго выполнялся монастырский устав, а стройное пение иноков еще более привлекало паломников к чудом уцелевшей в годы лихолетья святыне.
Чужой боли не бывает.
Щедро занимаясь благотворительностью, монастырь стал особое внимание уделять детям-сиротам, открыв и полностью взяв на содержание приют для шестидесяти крестьянских детей-сирот, которые имели возможность обучаться грамоте и прикладным ремеслам, а также приют на «Казацких могилах», где содержалось еще 35 человек.
Достойное внимание уделялось в обители обучению основам богословских знаний и миссионерской деятельности. С 1925 года здесь успешно действовала духовная школа с трехгодичным курсом обучения, к 1934 году реорганизованная в Богословскую шестилетку. В ней изучали Священную историю Ветхого и Нового завета, Церковную историю, Патрологию, аскетику и другие богословские дисциплины . Особая роль отводилась на занятиях изобличению пагубного влияния на умы и судьбы католицизма, унии и сектантства. Должное внимание уделялось изучению истории Почаевской Лавры. Курсы были живыми, интересными и привлекали самый широкий круг слушателей, которыми порой становились не только новоначальные иноки, но и убеленные сединами старцы.
Постепенно Лавра вновь стала возвращать свое прежнее значение одного из самых крупных и значительных центров миссионерской деятельности, твердо стоящих на православных позициях. Отдавая надлежащую дань заслугам обители, ее в 1929 году посетил даже президент Польской Республики И. Мосцицкий, который, побывав в ее храмах, как благочестивый паломник приложился к ее великим святыням.
Вновь стала восстанавливаться традиция проведения многолюдных крестных ходов, в которых благочестивые паломники участвовали, храня строгий пост и перемещаясь по градам и весям исключительно пешком. Крестные ходы выливались в величественные массовые шествия, знаменующие собой истинное торжество Православия. В этих всенародных праздниках принимали участие клирики и миряне из многих уездов. Особенно впечатляющим, по мнению старожилов, было массовое стечение народа в Почаеве 29 мая 1930 года.
Мирная жизнь обители, тем не менее, нередко нарушалась польскими властями, для которых возрождение православной обители было неприятным и нежелательным. Они давно вынашивали планы захвата ее храмов и овладения ценностями. Еще в 1918 году правительство Польской республики издало декрет об изъятии обширных монастырских земель в пользу государства и экспроприяции православных ценностей, который был дополнен и конкретизирован законом от 17 декабря 1920 года. Более шестнадцати с половиной тысяч гектаров земли было передано тогда во владение польским ксендзам. Однако спустя пять лет, 28 декабря 1925 года, эти законы были отменены ввиду их чрезмерной жестокости и несправедливости. В отличии от молодого Советского государства, в Польше хотя бы видимым оразом пытались соблюдать закон…
Однако радость была преждевременной, ибо после того, как власти ослабили давление на православных, оно значительно усилилось со стороны католиков. Теперь на исконно православные обители стали предъявлять права те, кому они никогда не принадлежали, по-иезуитски представляя все в совершенно ложном свете.
Используя свое влияние в католической среде, польские архиереи митрополиты Венский и Львовский и епископы Луцкий и Пинский в августе 1929 года стали буквально заваливать суды исковыми документами (их оказалось более 770), доказывая свои права на монастыри и имения, которых их якобы лишило некогда российское правительство.
В реальности дело обстояло совершенно по-иному: в 1929 году завершался срок давности в установлении русских прав, которые были введены еще при царизме. Надеясь на проведение ревиндикации, т.е. передачи католикам более 600 православных храмов с принадлежащими им имуществом, включая земли и постройки, находящиеся на них, и оживились римо-католические епископы. Особое внимание сосредоточили они на Почаевской Лавре, мотивируя свои притязания тем, что обитель 110 лет была в руках униатов. Особенно неистовствовал бывший митрополит российских католиков Ропп, через прессу открыто обращавшийся по этому вопросу к правительству. Однако даже в католической среде находились здравые умы, понимающие всю безперспективность предпринятого разбирательства, которое, широко освещаясь в зарубежной прессе, наносило непоправимый вред Польскому государству, ибо в Лигу Наций из разных уголков планеты направлялись многочисленные протесты, в которых положение верующих в Польше фактически приравнивалось к тому бедственному положению. в котором находились православные в СССР.
Не желая выставлять себя в таком неприглядном виде, от католиков в этом вопросе отмежевались даже униаты. Характерно, что митрополит Андрей Шептицкий, человек весьма одиозный, которого трудно заподозрить в симпатии к православным, сделал в этой связи официальное заявление в прессе, что греко-католики отказываются от участия в ревиндикации, считая этот процесс для себя неприемлемым.
И вновь, как во времена преподобного Иова, Почаевским братиям пришлось посредством судовых разбирательств доказывать древность обители, которая « Промыслом Божиим, заступничеством Царицы Небесной и трудами насельников создана для православного народа… и вырвать святыню Почаева из его религиозной памяти и обихода – безболезненно – нельзя» (211).
Разумеется, вескими аргументами в пользу иноков послужили и фундушовая запись Анны Гойской, и переписка преподобого Иова, и многие другие документы, которые Милостию Божией сохранились в Лаврских архивах.
Не последнюю роль сыграло в этой связи и массовое противостояние беззаконникам самых широких слоев населения, не желающего обращения в латинство православного народа.
Очевидцы свидетельствовали:
« Каждый день и ночь, летом и зимой люди из окрестных селений прибывали в Почаев верхм на конях и пешком, ходили и ездили вокруг монастырских стен-готовые вилами. топорами и ко сами, привезенными с собой, защищать Лавру от поляков, вернее – от ксендзов»(212).
Протоиерей Владимир Ковальский, отмечая массовость и организованность защитиков обители, пишет, что «никогда так много богомольцевне приходили в Почаевскую Лавру, как в 1930-31 годах. На Возесение в 1930 году прибыло в Лавру 48 крестных ходов с общим количеством до 40 тысяч богомольцев. Никогда так ярко не горели свечи перед иконами в Лавре, как в это время, какбы свидетельствуя о горении веры в сердцах людей. Иконы, хоругви, богослужебная утварь, ризы, кресты, лампады, паникадила и крестики. изготовляемые в Лаврских мастерских, полностью раскупались приходившими богомольцами».
Неопределенной, размытой была позиция православного епископата относительно церковной собственности. В основе провозглашения автокефалии православной церкви в Польше лежала не воля народа Божия и духовенства, а политические амбиции высшего руководства Польского государства. Несколько епископов, согласившихся на провозглашние автокефалии, послужили орудием в руках польских политиков. Пребывая в зависимости от польской власти, церковная иерархия опасалась обострения отношений с нею, поэтому заняла выжидательную позицию, а порой просто пренебрегала своими обязанностями. Только активизация общественной мысли вынудила высшую церковную власть осознать свою ответственность за судьбы Православия в Польше. Осенью 1930 года в Почаевскую Лавру, где был безотлагательно созван Епархиальный Съезд духовенства, прибыл Митрополит Дионисий. После его доклада Съезд принял обращение к высшей государственной власти Польши с просьбой прекратить иски Римской курии и защитить законную собственность православных. Кроме того, было зачитано послание в Лигу Наций с перечислением тех беззаконий, которые были допущены по отношению к православным.
При Митрополите в Варшаве была создана специальная комиссия для организации судебной защиты святынь и церковного имущества от посягательств католиков. Комиссия была составлена из православных профессоров, адвокатов, политических и общественных деятелей.Участвовали в работе комиссии и католики(варшавский адвокат и бывший товарищ министра юстиции З. Римович, львовские профессор Аллерданд, Штернберг др.). Благодаря блестящей защите дело было доведено до Верховного суда в Варшаве. По сути это была борьба католицизма с православием. Милостию Божией это почти безнадежное дело было выиграно. Думается, что самую важную роль в этих затянувшихся тяжбах сыграл священный покров Самой Владычицы, который она, как и много веков назад, простерла над избранной Ею обителью…
В 1933 году Совет Министров утвердил так называемый «Устав Польской Автокефальной Православной Церкви», имевший откровенно антиукраинский характер и направленный на ополячивание украинцев. В соответствии с ним государственным языком стал польский, обучение вероучительным истинам и проповеди священники должны были производить на польском языке. Церковным имуществом по собственному усмотрению могло распряжаться польское правительство.
Не обходилось и без провокаций. Так, 28 августа(10 сентября,) в день, когда Почаевская обитель светло праздновала обретение мощей преподобного Иова, принимая огромное количество богомольцев, лидеры так называемого «Безпартийного блока сотрудничества с правительством» Бурый и Скрипник, которые и ранее выступали с требованиями перевести богослужение на украинский язык, во время крестного хода устроили отвратительный демарш. Ранее они уже неоднократно использовали церковные погосты для проведения манифестаций, нередко завершавшихся потасовками. Поэтому их совершенно не смутили ни хоругви, ни молитвы, не вразумили архиереи, возглавлявшие мирное шествие верующих с мощами преподобного Иова. Размахивая флагами и плакатами националистического содержания, они заградили дорогу крестному ходу, в неистовой ярости выкрикивая ставшие привычными в их обиходе угрозы «москалям». Один из наиболее активных участников провокации попытался ударить митрополита Дионисия по голове.
Святое Евангелие учит нас: «Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные. По плодам их узнаете их» (Мф.7,15).
Величайшее счастье в жизни – обрести в неповрежденном виде свет истинной веры, просвещающий и преображающий всех, и озарить ею жизнь, познать мир и радость, которые возникают под благотворным воздействием животворящего Духа, обитающего лишь в лоне истинной Церкви.
И величайшая скорбь – отпасть от Церкви, лишив себя радости духовного общения с Господом, Его Пречистой матерью и светлым сонмом святых угодников Божиих.
Именно это и происходило в те времена на Волыни. Увлекаемые в пагубный раскол лжепастырями, многие люди шли в погибель.
Согласно учению святой Церкви, всякий, приводящий Ее к расколу, совершает преступление перед Богом.
«Умоляю вас, братия, - из глубины веков обращается к нам святой апостол Павел, - остерегайтесь производящих разделения и соблазны, вопреки учению, которому вы научились, и уклоняйтесь от них; ибо такие люди служат не Господу наииему ИИсусу Христу, а своему чреву, и ласкательством и красноречием обольщают сердца простодушных» (Рим. 16,17,18).
Обстановка на Волыни, резко политизировавшись, накалилась до предела. Мира не было ни в обществе, ни в семьях людей, ставших заложниками политических амбиций определенных кругов.
Известный церковный публицист А. Попов писал:
«Семья и мирная трудовая сельская община превратились в политичесие партии; церковный погост – в место для митингов, рукопашных стычек и издевательств над религией вообще. Во время богослужений. возле самой церкви слышались звуки «Интернационала», советские паскудные частушки, стрельба, музыка, свист. Храмы наполовину опустели» (213).
Пытаясь каким-либо образом нормализовать обстановку, Священный Синод Православнй Церкви в Польше принял решение выделить Волыно-Кременецкую епархию, отмежевав ее от Варшавской. Назначение на новообразованную кафедру получил архиепископ Алексий (Громадский), до этого находившийся на Гродненской кафедре. Что-либо определенное о его деятельности сказать трудно, так как пробыл он на этой кафедре совсем недолго - до вступления советских войск на территорию Западной Украины и не успел проявить себя с той или иной стороны. Однако его убийство, предпринятое сторонниками националистических сил, возвело архпастыря в сонм мучеников, пострадавших за веру.
В конце 30-х годов в Почаевской Лавре состоялось еще несколько пышных и представительных архиерейских хиротоний, на которых присутствовали не только представители епархий, но и члены Польского правительства. Торжественное рукоположение поляков по национальности архимандрита Тимофея(Шреттера) во епископа Люблинского и архимандрита Матфея (Семашко) во епископа Броцлавского должно было, по замыслу властей, положить начало сплошной полонизации православной паствы, и без того испытывающей различные притеснения. Реализации этих планов воспрепятствовала Вторая мировая война, которая началась вторжением на польские земли фашистских полчищ.
Согласно пакту Молотова-Риббентропа, с 1939 года Западная Украина вошла в состав Советского Союза, т.е восстановились довоенные, существовавшие до 1914 года границы Российской Империи. Для Почаевской Лавры начался новый этап хождения по мукам.

В горниле испытаний. Почаевская Лавра в годы II Мировой войны
Господи Сил,
              всемогущий Господь!
Стал Ты прибежищем нам в род и в род.
Прежде чем горы родились из бездны,
Мир основал,
           дал Покров нам  Небесный.
Простер Свой святой и высокий Полог
До края Вселенной,
                превечный наш Бог!
Вернешь ли Ты в тленье сынов человечьих
Или призовешь возвратиться  навечно
Туда,
      где эпоха пред взором Твоим,
Как день преходящий,
                как по ветру дым,
Как стража,
          заснувшая в сумраке ночи.
Как буря,
         что нам очищенье пророчит,
Губя,
        словно сон,
                как растенье лесное,
Что гибнет от ветра,
                прохлады и зноя.
Взгляни,
          как поутру оно расцветает,
Под вечер сжимается и засыхает,
Мы так же исчезнем  от гнева Господня,
И всех поглотит темный зев преисподней.
От ярости Божьей мы впали в смятенье.
Молю,
    прекрати же Свои прещенья!
О нас говорят беззакония наши,
За них
       проливаешь Ты ярости чашу.
Псалом 89.
Советский период в истории Почаевской Лавры ознаменовался новыми испытаниями для многострадальной обители. Выстояв и сумев восстановиться в послереволюционные годы, Лавра претерпела множество скорбей в военный период, которые значительно усилились после завершения войны и особенно в период так называемой Хрущевской оттепели.
Когда в 1939 году войска Красной Армии вошли в Почаев, красноармейцы организованными группами, возглавляемыми политруками, приходили в обитель, как на экскурсию. По свидетельству очевидцев, не было тех, кто оставался равнодушным к ее неземной красоте, однако лишь некоторым открывалась и благодатая сила ее духовной жизни. Совершенно по-разному, в меру собственной духовной зрелости вели себя различные люди. Уверенно, как завоеватели, грохоча сапогами и громко переговариваясь, ступали на эту святую землю атеисты. Обнажив главы, смиренно входили в обитель верующие. Некоторые, скрывая нахлынувшие чувства, тихонько подходили к богомольцам и просили помолиться за их очерствевшие, закосневшие в грехах души, хотя, разумеется, никто не выставлял свои религиозные чувства напоказ: помимо всего, это было крайне небезопасно.
С первых дней в Лавре стали появляться сотрудники НКВД, Они допрашивали братию, производили обыски под видов поиска складов оружия, опустошали и без того немногочисленные припасы, пытались реквизировать казну.
Монахи, чья мирная трудовая жизнь была вновь нарушена, испытывали чрезвычайную тревогу. Святое Евангелие предупреждало, что в последние времена “придет антихрист, и теперь появилось много антихристов” (Ин. 2.18).
Заезжие агитаторы требовали братию выслушивать пропагандистские выступления о преимуществах Советского строя, принуждали поднимать руки, «голосуя» в поддержку новой власти и аплодируя в нужный момент. Опасаясь за судьбу обители, некоторые из них выполняли эти нелепые требования.
Однако верные духу Святого Писания, старцы также предостерегали вверенное ему Господом словесное стадо от чрезмерной доверчивости по отношению к беззаконикам:
 “Дух же ясно говорит, что в последние времена отступят некоторые от веры, внимая духам обольстительным и учениям бесовским” (2 Тим. 4,1).
Волки, приходя в овечьей шкуре, рано или поздно открывают свое отвратительное нутро. Не сумев поживиться богатствами Лавры, которых на поверку оказалось не так много, власти решили захватить возделанные иноками земли, «пожав плоды, где не сеяли».
Первоначально было дано распоряжение о запрете для лаврской братии собирать урожай фруктов из насаженных монахами, любовно ухоженных плодородных садов. Затем на собрании жителей Почаева был поставлен вопрос об изъятии монастырских земель. не встретивший сочувствия у местных жителей. Когда же на следующий день объявили, о том, что в результате голосования принято решение об изъятии монастырских земель и садов, местные жители не только не поддержали эти «инициативы», но и сумели дать решительный отпор провокаторам. В благодарность за поддержку наместник Лавры, архимандрит Пантелеимон, в храме после соборного чтения акафиста Божией Матери обратился к прихожанам и богомольцам с трогательной речью, которую завершил земным поклоном. Это вызвало всеобщее рыдание как братии, так и находившегося здесь народа. Единение было полным. Этот трогательное событие еще раз показало, что Церковь Божия едина и неделима, она и Христос - “едино стадо и един Пастырь” (Ин.10, 16), и никто до скончания века не вправе посягать на ее целостность.
Нсмотря на многочисленные протесты со стороны местного населения, у Лавры отобрали все сельскохозяйственные машины и инвентарь, крупный и мелкий рогатый скот, ее начисто лишили запасов зерна и продуктов питания. В архиерейском доме устроили комсомольский клуб, где по вечерам стали устраивать агитационые собрания и танцы. Упразднили детские приюты, приходскую школу, - новую власть не интересовала судьба детей-сирот, оставленных на произвол судьбы. Однако милосердный Господь сжалился над многочисленной паствой, не попустив ей остаться без пастырского окормления: к счастью, запретить богослужения не посмели.
Состав монастырской братии существенно уменшился. Послушников и молодых монахов изгнали, оставив лишь немощных и старых. Количество насельников, насчитывавшихся до трехсот человек, сократилось до восьмидесяти. Сведения о том, как сложилась дальнейшая судьба иноков, изгнанных из обители, начисто отсутствуют, -возможно, их уничтожили сознательно.
И все-таки необходимо отметить, что в предвоенные и последовавшие за ними военные годы волна массовых репрессий, прокатившихся по России, заметно ослабела. Чудесным образом миновав их пик, приходившийся именно на 20-30 годы, когда Почаев находился на территории отнюдь не дружественной, однако зачительно менее агрессивной Польши, Лавра избежала тех чудовищных разрушений, которым подверглось большинство монастырей и храмов Советской России. И в этом также прослеживается несомненный Промысл Господень, святое заступление Почаевской Божией Матери, на протяжении веков хранившей это благословеннее место, молитвенное предстательство преславного угодника Божия Иова, неусыпаемого стража и хранителя этих благословенных мест.
После вхождения в состав СССР православные епархии, находившиеся на этой территории(Виленская, Волынская, Полесская и значительная часть Гродненской) вновь вернулсь под омофор русской Православной Церкви. Архиепископу Алексию (Громадскому) было оставлено управление Кременецкой кафедрой. Наместник Почаевской Лавры архимандрит Пантелеимон (Рудык), положительно зарекомендовавший себя за годы управления обителью, был рукоположен во епископа Львовского. Вместо него наместником был назначен прибывший из Москвы архимандрит Панкратий. Патриаршьим Экзархом Западной Украины и Священноархимандритом Почаевской Лавры стал архиепископ Николай(Ярушевич), впоследствии возведенный в сан Митрополита. Благодаря мудрости и взвешенности церковной политики, проводимой экзархом, в короткий срок без каких-либо осложнений было произведено историческое воссоединение западноукраинских и белорусских епархий с Русской Православной Церковью, молитвенное общение с которой не прекратилось даже в годы Великой Отечественной войны.
И вновь на обитель обрушились испытания. На этот раз они были связаны с тяжелой, кровопролитной войной, длившейся без малого пять лет, пребыванием на оккупированной территории под лукавым надзором фашистов, формально не закрывавших церквей, но тщательно контролирующих внутрицерковную жизнь и действующих по принципу «Разделяй и властвуй».
Особого, чрезычайно актуального смысла исполнились в те нелегкие времена слова Спасителя, неустанно заботившегося о Своей пастве, - этих овцах стада Христова, - молитвенно взывавшего к своему Отцу:
 “Отче Святый! Соблюди их во имя Твое, чтобы они были едино, как и Мы” (Ин. 17,11).
Внешне все обстояло весьма благополучно. На территории советсткой части Украины было возобновлена деятельность 36 монастырей: 9 в Киевской области,5 в Житомирской, по 4 в Одесской, Сумской и Днепропетровской. Число их насельников превысило 2 тысячи человек. 45 из них относилось к автономной церкви и лишь два небольших монастыря на Волыни(Белевский и Дерманский) с 70 монахами отошли в 1943 году к автокефалистам. Однако политика идеологов фашизма относительно церковно-религиозной жизни на оккупированных территориях имела свои особенности, и, в частности, была направлена именно на углубление раскола. Разумеется, она была четко ориентирована на реализацию жизненно важных для «нового порядка» стратегических задач, позволявших господствовать без особого труда и кровопролития. Немцы, поддерживавшие развитие религиозного движения как вражебного большевизму, установили тотальный контроль за деятельностью религиозых организаций всех конфессий и всемерно поощряли наметившийся процесс размежевания религиозного движения на отдельные течения по национальному признаку; поощряли попытки их лидеров подменить истинное, православное учение ложным в расчете на нетвердых в вере, “колеблющихся на погибель” (Евр.10,39).
Много нелегких дней и ночей пережила Почаевская Лавра во время оккупации. Оккупационные власти всячески препятствовали восстановлению полноценной монашеской жизни в обители. Они вмешивались во внутрицерковные вопросы, категорически запрещали постриг мужчин рабочего возраста, расценивая это как уклонение от трудовой повинности.
Скрытые директивы идеологов нацизма предполагали четкий курс на внутренее и внешнее разрушение традиционных стабильных церковных структур с целью избежания возможной консолидации их лидеров для борьбы против оккупантов; запрещение создания единых церквей; максимальное использование религиозных организаций для содействия немецкой администрации и будущее насильственное изменение характера религиозных верований населения на нехристианские. Им на руку были сепаратистские настроения националистов, которые они использовали, весьма успешно контактируя с автокефальной церковью (УАПЦ), на протяжении всего этого времени возглавляемою архиепископом Поликарпом, с мая 1942 года объявившего себя главой Украинской автокефалии и присвоившего себе сан митрополита.
Еще ранее, в августе 1941 года, дабы противостоять активизации автокефалистского движения, верные канонической Церкви архиереи, «основываясь на постановлениях Московского Собора 1917-1918 гг. о даровании Церкви на Украине автономии, подтвержденных в 1922 году Св. Патриархом Тихоном, провозгласили создание автономной Украинской Православной Церкви» (214). Автономную православную церковь возглавил архиепископ (с декабря 1943 года –митрополит) Алексий (Громадский).
1 сентября 1941 года владыка заявил о выходе из-под юрисдикции Польской Церкви, возглавляемой митрополитом Дионисием. На протяжении двух лет, предшествовавших его трагической гибели, владыка Алексий проводил взвешенную церковную политику, направленную на противостояние расколу, сохранение церковного мира и заботу о пастве, как никогда более нуждавшейся в мудром отеческом окормлении. Нелегко в это время пришлось канонической Церкви, сохранившей верность Московской Патриархии.
Вполне понятны причины, по которым одной из наиболее приоритетных задач конфессионной политики оккупантов в начале Великой Отечественной войны явилось самое широкое содействие антироссийским настроениям в Украине, препятствие влиянию русской православной Церкви на население, искоренение русского языка из общественного и церковного употребления. Но то, во что это порой выливалось, выходит за рамки понимания.
Много веков назад святой апостол Павел говорил о “неправедном обольщении погибающих за то, что они не приняли любви истины для своего спасения”, поясняя людям, что «... за сие пошлет им Бог действие заблуждения, так что они будут верить лжи” (2 Фес.2,10-11).
Определяющей чертой православной церковной жизни в Украине в период с лета 1941 до весны 1945 года было обострение противостояния этих двух православных церквей , административные центры которых находились на Волыни: в Луцке и в Кременце. Противостояние это всячески разжигалось оккупантами.
Автономная Церковь в связи с ее каноничностью первоначально доминировала и в этом регионе, оказывая умиротворяющее действие на умы и сердца своих подопечных. Церковная жизнь, несмотря на трудности противостояния автокефалистам и постоянные угрозы со стороны националистических группировок, в смутный период активизировавших свою деятельность, постепенно налаживалась. Владыка Алексий, неопустительно служивший в Почаевской Лавре, совершал архиерейские хиротонии, обращался к пастве с проповедями и даже организовал в Лавре «Пастырские курсы». Он смиренно и безропотно нес свой нелегкий крест в Почаевской Лавре, молитвенно поддерживая всех «труждающихся и обремененных (Мф.11,28).
Много истинных ревнителей веры возросло на благословенной Почаевской почве благодаря неусыпным попечениям святителя.
В 1943 году была возобновлена учеба в духовной семинарии города Кременца, закрытой в 1939 году. Однако враг рода человеческого восстал против мирного созидательного труда, направленного на церковное домостроительство. В ответ на открытие «москальской» семинарии бандеровцы, с нескрываемой злобой наблюдавшие за ростом влияния Автономной православной Церкви, хранящей верность Московской Патриархии, от угроз перешли к действиям, развернув массовую кампанию террора против священнослужителей канонической Церкви. В накалившейся до предела обстановке владыкой Алексием была предпинята самоотверженная попытка конструктивного диалога с автокефалистами и даже достигнута договоренность об объединении церквей. Это противоестественное соглашение уже изначально выглядело как вынужденный компромисс перед лицом явных и тайных угроз националистов, потому что автокефалисты, попирая церковные каноны, допускали возможность власти женатого епископата и многие другие нарушения апостольских правил и сослужить с ними означало предавать православие. Однако владыка твердо знал, что нельзя оставлять заблудших без спасительной помощи Божией, подаваемой через молитвы, духовные советы и наставления. Он самоотверженно молился за всех, следуя словам Спасителя, Который пришел на нашу многогрешную землю для того, чтобы вразумлять не столько праведных, сколько грешных (Лк.5,32), более всего требующих просвещения и исправления.
Человек, погрязший в трясине греха, как никто другой, нуждается в поддержке и укреплении благодатью Господней. Вот почему архипастырь по мере сил пытался вразумить заблудших овец стада Христова, надеясь, что по неотступности молитвы им будет дано покаяние и возвращение в лоно истинной Церкви. Этим он прежде всего выполнял не букву. а дух Святого Евангелия. Однако попытки привести Церковь к хрупкому миру оказались несостоятельными: слишком велика была пропасть между конфессиями.
Д. В. Поспеловский отмечал:
 «Эта фактическая капитуляция автономной Церкви была совершено неоправданной, так как автономная Церковь пользовалась гораздо более широкой поддержкой у населения, чем автокефальная»(215).
После сложной внутренней борьбы, усугублявшейся растущей агрессией бендеровцев и постоянно звучавшими в го адрес угрозами расправы, Митрополит Алексий все-таки принял мужественное решение не давать ход соглашению с автокефалистами. Это послужило причиной его преждевременной смерти. 8 мая 1943 года украинскими националистами митрополит Алексий был убит.
Известно, что на протяжении определенного времени, предшествовавшего убийству, против него проводилась усиленная агитация, порочащая доброе имя архипастыря, в адрес его звучали неприкрытые угрозы. Наконец, дождавшись благоприятного момента, подкараулив святителя на пути между Кременцем и Дубно, бандиты зверски убили архипастыря, не предавшего интересы Православия, и, чтобы замести следы, лишили жизни также и всех, находившихся рядом в этот трагический момент. Епископ Поликарп, чтобы скрыть свой интерес и возможное участие в этом злодеянии, лицемерно отслужил панихиду по убиенному, однако даже в этот драматический момент не сумел удержаться от язвительных комментариев, кощунственно заявив, что владыка Алексий , захотев стать митрополитом, получил смерть.
С этого времени руководство Автономной Церковью перешло к Киевскому епископу Пантелеимону (Рудику), хотя фактически после убийства митрополита Алексия 7 мая 1943 года АПЦ осталась без главы, поскольку оккупационные власти принудительно упразднили систему управления церквями.
Националистический террор после убийства канонического митрополита не прекратился. Спустя некоторое время был захвачен и повешен в лесу Владимир-Волынский епископ Мануил (Тарновский), перешедший в 1942 году из автокефальной церкви в автономную. Так отомстили ему бывшие «сомолитвенники».
Страшный мартиролог приводит историк Ф.Гейер, называющий имена 27 священников, которые были убиты бандеровцами только на протяжении 1943 года.
Особым смыслом исполнились в это драматическое время слова Спасителя: « Аще Меня изгнали, и вас изженут (Ин.15, 20).
Преступления усугублялись тем, что нередко зверски уничтожались и члены их семей, включая малолетних детей. Не у всех хватало мужества противостоять зверствам. Запуганные этими злодеяниями клирики, пытаясь защитить свои семьи, стали покидать благодатное лоно канонической церкви. Только на Волыни на протяжении 1943 года больше шестисот приходов перешли в автокефалию. Как свидетельствовали современники этих страшных событий. многие священники, преследуемые «за признание Московской Патриархии» еще долго не решались ночевать дома, уходя с наступлением темноты в поле или лес…
После гибели митрополита Алексия епископом Кременецким и Дубенским стал постриженик Почаевской Лавры епископ Иов (Кресович), твердо стоявший на позициях канонического Православия. Судьба же митрополита Поликарпа оказалась весьма незавидной. Еще с марта 1942 года он был запрещен в служении и по истечении двух месяцев, не принеся покаяние, а наоборот, усугубив свое положение откровенно раскольническими действиями и сотрудничеством с оккупационным режимом, был лишен сана и бежал с Волыни вместе с немцами, теснимыми советскими войсками. Так безславно закончилась его духовная карьера.
Почаевская Лавра вместе со всей многострадальной Волынью пережила немецкую оккупацию, во время которой монастырь, несмотря на значительные притеснения, чинимые инокам, так и не был закрыт, ибо это вызвало бы крайне негативную реакцию местного населения и чрезвычайно осложнило бы пребывание армии третьего рейха на временно захваченных территориях. Даже при отступлении немцы не осмелились разрушить обитель, как нередко поступали с другими монастырями. Волею непостижимого Божественного Промысла они даже не разграбили ее окончательно. Это ли не воплощенное чудо, свидетельствующее о благодатном Покрове Владычицы и предстательстве преподобного Иова? И хотя значительная часть почаевских иноков была разогнана и монастырская жизнь на время как бы перешла на скрытые, внутренние планы, богослужения не прекращались ни на день. Уцелевшие в военном лихолетии старые, обремененные многими болезнями монахи, преодолевая немощи, по-прежнему приходили на полунощницу, служили Божественную Литургию, принося безкровную жертву, во время которой возносили молитвы ко Господу и Его Пречистой Матери «о властях и воинствах», обо всех, «в темницах сущих, на одре болезни лежащих», обо всех, за кого некому помолиться и всех православных христианах. Они по-прежнему пели акафисты перед Чудотворной иконой и мощами преподобного Иова, укрепляя народ в святой Православной вере. И Всемилостивый Господь это место не оставил.
Когда в 1943 году советские войска освободили оккупированные территории, решительным образом изменилась церковная политика. В значительной мере ослабились гонения, возводимые на Церковь в 20-30-е годы. Иосиф Сталин, встречавшийся во время войны с Патриархом Ливанских гор Илием и выполнивший его благословения, уверовал в несокрушимую мощь и чудесную силу молитвенного предстательства Богородицы, молитвами которой страна победила фашистов. Он существенным образом пересмотрел взаимоотношения государства с Церковью, в результате чего было получено разрешение на созыв Поместного Собора, открытие семинарий и других духовных школ, прекращено преследование людей за религиозые убеждения…
И это было как нельзя более вовремя. Стране нужно было залечивать раны, нанесенные войной, восстанавливать разрушенную экономику. Церковь, которая никогда не оставалась в стороне от нужд народа, не только воодушевляла людей и укрепляла молитвенно, но и, следуя Евангельским заповедям, оказывала посильную материальную помощь.
Освобождая оккупированную территорию, советские воины сталкивались с возрожденной немцами церковной жизнью. Пройдя суровыми дорогами войны, многие из них опытно познали бытие Бога , ощутили на себе воздействие Господня Промысла. В горниле испытаний души многих из них очистились, разумные очи просветились. Видя благолепные храмы, не разрушенные захватчиками, люди стали задаваться вопросом, нужно ли их разрушать вообще и не приведет ли это еще к одному кровопролитию. Продвигаясь на запад , армия должна была обезпечить себе надежный тыл, умиротворить население, дать ему надежду на то. что ужасы войны прекратятся. Единственной реальной силой, способной объединить людей в этой обстановке, была Церковь.
Поняв это, Иосиф Сталин впервые за много лет повернулся к нуждам Церкви лицом.
Почаевская Лавра, над которой вновь видимым образом распростерся Покров Царицы Небесной, благодаря чему ей, как и прежде, удалось устоять, сохранить свою самобытность и в который раз приступить к труду и молитве, на волне происходящих в стране изменений приступает к новому, созидательному периоду в своей жизни.
Несмотря на собственные финансовые и бытовые затруднения, обитель оказывает посильную помощь тем, кто в ней остро нуждается. В мае 1944 года Лавра переводит в фонд обороны страны сто тысяч рублей. Учитывая необходимость в оказании медицинской помощи раненым, Священноначалие принимает решение о предоставлении помещения архиерейского дома под полевой госпиталь, который по мере возможностей постоянно поддерживается из монастырских средств. Это ли не пример безкорыстного служения Церкви? А сколько людей получили благодатную помощь благодаря неусыпным молитвам почаевских иноков! Сам факт существования обители, которая, несмотря на тяжелейшие условия, выстояла, как воин, не утратив связи с народом и фактически разделив его судьбу, согревал души людей, верующих и маловеров, вселяя неложное упование на грядущие перемены к лучшему.
Впереди было еще великое множество трудностей, но братию это не пугало, потому что появился трепетный луч надежды. Постановлением Совнаркома СССР от 22 августа монастырям были предоставлены некоторые юридические права, позволявшие организовывать мастерские, приобретать дома и транспорт для церковных нужд. Это давало возможность заниматься производственной деятельностью, что в свою очередь укрепляло экономическую базу обители. Потребность в этом была огромная, ибо страшное наследие войны не позволяло забывать о пережитом. По данным на 1945 год в Лавре находилось более шестидесяти священнослужителей, на которых, правда, приходилось всего шесть монахов, но монастырская жизнь видимым образом возрождалась. Были, разумеется, свои трудности, ибо, лишившись во время кровопролитной войны своих молодых насельников, обитель должна была поддерживать более сорока человек нетрудоспособной братии. Однако все эти трудности с Божией помощью были преодолены. В это трудное и радостное время наместником обители, подчиненной Экзарху Украины митрополиту Иоанну, был архимандрит Панкратий – ревностный защитник канонического православия и деятельный монах-строитель. При нем восстановление обители проводилось весьма эффективно.
Этому способствовало и изменившееся административно-территориальное подчинение Почаевской Лавры. Если практически до самого окончания войны она находилась в непосредственном подчинении епископа Кременецкого и Дубенского Иова, возможности которого, при всей его ревности и благочестии, были ограничены, то войдя в состав Львовско-Тернопольской епархии, получила ряд дополнительных преимуществ. Теперь священноархимадритом ее стал Преосвященный Макарий(Оксиюк), ученый монах, некогда бывший профессором Киевской Духовной Академии, превосходно знавший законы и умевший их использовать во благо .
Обстоятельства складывались чрезвычайно благоприятно. В соответствии с простановлением СНК СССР от 29 мая 1946 года №1130-4633 монастырям Русской Православной Церкви возвращались их прежние земли, что давало возможность упрочить их материальную базу и обезпечить пропитанием. Защищая коренные интересы Лавры, Преосвященный Макарий поставил вопрос о возвращении ей отобранных ранее зданий и сумел повести дело таким образом, что уже в скором времени Тернопольский облисполком обязал Почаевский районный Совет вернуть часть Лаврских помещений. Кроме того, была возвращена также и значительна часть монастырских земель.
В течение непродолжительного времени хозяйство Лавры значительно возросло. Имея более двадцати гектаров пахотной и сенокосной земли, несколько лошадей, коров и свиней, обитель успешно решала вопрос с хлебозаготовками, а также сдачей государству мяса, молока и другой сельскохозяйственной продукции. Спустя некоторое время она смогла приступить к ремонтно-восстановительным работам, острая нужда в которых была особенно ощутима. Многие здания, не подвергавшиеся реставрации с 1914 года, весьма обветшали, интерьер чудом уцелевших храмов нуждался в обновлении, значительно пострадали во времена пережитых потрясений ризница и утварь. Милостию Божией братии удалось провести серьезные восстановительные работы в Троицком и Пещерном храмах и даже привлечь к ним высококлассных специалистов из Москвы и Киева.
Число богомольцев в этот период значительно возрастает. Многие люди, пройдя через ужасы войны, внутренне очистились, стали духовнл богаче, добрее, великодушнее. Некоторые на собственном примере ощутили действие Промысла Божия в их жизни. Поэтому души многих из них, израненные войной, устремились навстречу Богу, обретя в Нем покой и благодать. Монастыри, эти неуничтожимые частички Вечности, стали для них воплощением того лучшего, что нельзя обрести в мире, разрываемом самыми нелепыми противоречиями.
В 1951 году обитель вместе с многочисленными паломниками светло отпраздновала трехсотлетие со дня блаженной кончины преподобного Иова, великого угодника Божия и неусыпного молитвенника. Яркое праздничное богослужение, сопровождаемое стройным пением иноков, завершилось мощным крестным ходом, знаменующим подлинное торжество Православия. Рака с мощами преподобного Иова, согласно установившейся традиции, была обнесена вокруг Успенского собора. Люди молились и плакали…
Разумеется, жизнь Почаевской Лавры и в этот период относительного затишья не была безоблачной и постоянно омрачалась неусыпным контролем властей, жестко осуществляемым через уполномоченных по делам религии. На учете у государства было практически все: число трудоспособной братии, поголовье скота, транспорт, количество паломников, приходящих, чтобы поклониться святыням, наличие среди них молодежи, детей. Давление оказывалось повсеместное, от морального, выдержать которое было чрезвычайно непросто, до непомерно высоких поборов, не дающих возможности стать на ноги. Помимо совершенно разорительных налогов, необходимо было перечислять «добровольно-принудительные» взносы в различные фонды, платить взятки чиновникам, тратить средства на представительские цели. И все-таки это была передышка…
 В начале 50-х годов в правительственных кругах стали усиливаться позиции решительных противников Церкви, одержавших окончательную победу после смерти Сталина. Принимается ряд постановлений ЦК КПСС, в которых отмечаются «серьезные недостатки в научно-атеистической пропаганде», результатом которых является массовое обращение людей к церкви, указывается на необходимость покончить с «пассивностью по отношению к религии».
Кратковременное затишье перед бурей наступило с 1954 по 1957 годы, когда правительственная верхушка более всего была озабочена борьбой за сферы влияния, после чего началось массированное наступление на религию. И вновь, по попущению Господню, за грехи человеческие над древней святой Лаврой нависла страшная беда. Ибо не терпит враг рода людского благочестия, нестерпима ему сама мысль о возможности спасения погрязших в грехах созданий Божиих.
Статистика свидетельствует: на 1956 год в Лавре было 73 монаха. Со временем их число возросло за счет закрытия властью Дубенского Крестовоздвиженского монастыря и скита «Казацкие могилы».
В 1959 году в монастырь принимается 14 человек, затем, после закрытия Свято-Духовского скита, численность братии возрастает еще на 67 насельников и становится, по различным данным, от 129 до 180 человек.
В это же время усиливаются нападки и на саму Лавру. С целью подготовки почвы для закрытия обители власти понемногу, под различными предлогами начинают рассредоточивать ее насельников, умышленно рассеивая их по всей стране. В сердцах иноков прочно поселяется тяжелое предчувствие, что над обителью вновь сгущаются черные грозовые тучи. Молитвы иноков досаждают богоборческой власти, не дают ей покоя, ибо«что высоко у людей, то мерзость пред Господом» (Лк.16, 13).
Когда утрачивается внутренний мир, угасает любовь, насильственно прерывается молитва, Господь отнимает Свой покров и происходят страшные бедствия.
О новом периоде в жизни обители, ознаменовавшимся новыми гонениями, мы расскажем в следующем разделе.

«Хрущевская Оттепель» и ее последствия. Лавра в 60 годы. Крестный путь Почаевских иноков .
Боже,
    Боже,
         пришли в Твой удел иноверцы.
Осквернили язычники Твой Божественный храм,
В овощное хранилище превратили Твой град,
                упование сердца,
Поклонились в гордыне чужим,
                иноземным богам.
Разбросали тела Твоих верных
                на съедение птицам Небесным,
И останки святых
                дерзко бросили зверям земным,
Кровь рабов Твоих пролили,
                словно воду,
                обозначив страданием крестный 
Путь,
     ведущий во град Твой,
                великий Иерусалим.
Только некому было
                погрести Твоих праведных,
                Боже,
Мы посмешищем сделались
                для людей,
                окружающих нас.
Поруганием стали,
                посрамленные мерзкою ложью.
Воздаяния горький и мрачный настал для Израиля час.
О доколе,
         Господь,
                прогневляешься Ты непрестанно?
О доколе пылает
                Твоя ревность,
                огнем опаляя сердца?
Гнев пролей на народы,
                что Тебя оскорбляют обманом,
Что не ведают Бога,
                и Его предают без конца
Псалом 78.

В тяжелые 60-е годы многим монахам Господь уготовал венцы мучеников или трудную стезю исповедничества.
Печально памятная «хрущевская оттепель» ознаменовалась тем, что Русская Православная Церковь вновь подверглась гонениям, сила которых не ослабевала целую четверть века. Приход к власти Н.С. Хрущова резко обозначил границы новой эпохи с характерной для нее тенденцией к безпрецедентной расправе над Церковью, которая ознаменовалась появлением новых, чрезвычайно жестких постановлений, направленных на резкое сокращение количества храмов, закрытие монастырей, запугивание верующего населения.
Общеизвестно, что глобальным катастрофам и великим бедствиям предшествуют удивительные явления, которые люди, не просвещенные верою, называют сверхъестественными. Плачут иконы, обновляются древние фрески, происходят стихийные бедствия, во время которых видимым образом подается благодатная помощь свыше. Таким образом Господь укрепляет своих верных чад перед ликом грядущих скорбей.
Вспомним, как в канун татаро-монгольского нашествия на горе Почаевской явилась Пресвятая Богородица в столпе пламени, знаменуя этим чудесным явлением гибель и возрождение святой Волынской земли.
Вот и теперь перед началом жесточайших гонений, в 1958 году, в день Святой Троицы, во время богослужения в храме Успения Пресвятой Богородицы Троицкий собор внезапно трижды озарился дивным, подобным блеску молнии, нетварным светом, осветившим мозаичные изображения на стенах храма, которые после этого мгновенно обновились, победно воссияв полноцветьем красок и яркой позолотой. Четко проступили лики святых, ранее почти неразличимые, блестящие золотые нимбы над главами Царицы Небесной и Ее Божественного Сына. Милиция, тотчас же появившаяся рядом с собором, не могла разогнать толпы людей, собравшиеся посмотреть на это дивное явление.
Спустя год, в тот же день и в том же храме произошло чудесное исцеление слепорожденного мужчины, молившегося перед иконой Богородицы Киевской. Почувствовав резкую боль в глазах, он вскрикнул и от неожиданности взмахнул руками, разбив сразу три лампады, висевшие пред иконой. Каково же было его изумление, когда он понял, что, наконец, прозрел! И вновь вмешалась вездесущая милиция, запретив ему дальнейшее пребывание в Почаеве и какие-либо разговоры о случившемся.
Чудес было множество, но они не вразумляли тех, кто в безумии своем продолжал отрицать бытие Бога и «строил новую жизнь» на шатком фундаменте воинствующего атеизма. Власти перешли в наступление, с «легкой руки» Хрущева начав «штурм Небес». За это время было закрыто огромное количество храмов Русской Православной Церкви, а из шестидесяти монастырей осталось шестнадцать. Митрополит Николай (Ярушевич) заявил во всеуслышание о вопиющих фактах физического уничтожения Церкви, более массированного, чем в 20-е годы. Власти не простили владыке его обличений: 12 декабря 1960 года он был убит.
Не счесть всех, пострадавших в этот период за веру Христову. Их, мужественных страстотерпцев, очистившихся в горниле нечеловеческих страданиях и попавших в Царствие Небесное, как звезд на небе, - великое множество. Чрезвычайно трудно указать хотя бы приблизительное их количество.
Примером того, насколько ничтожно мало значила для новоявленных наследников позорной славы Диоклетиана человеческая жизнь, может служить исполненная драматизма судьба наместника Почаевской Лавры, архимандрита Иосифа, которого всячески пытались завербовать сотрудники КГБ. После одной из «задушевных бесед» с приходившим к нему агентом отец Иосиф скоропостижно скончался. О результатах вскрытия, которое непосредственно в Лавре провел паталогоанатом, состоявлявший на службе в госбезопасности, до сих пор не известно никому. Судьба отца Иосифа – отнюдь не исключение. Пытаясь склонить к сотрудничеству с ними, агенты силовых структур не брезговали никакими средствами, исчерпав которые попросту убивали.
В это страшное время храмы отключали от воды и тепла, верующих увольняли с работы, у православных родителей отнимали детей. Монастырям было запрещено «расширять свою площадь путем нового строительства», принимать в число братии «лиц, пребывание которых в монастыре нежелательно, особенно молодого возраста», проводить какую-либо хозяйственную деятельность. С целью удушения монашеской жизни были отобраны земли, помещения, инвентарь. Налоги же, наоборот, резко увеличились и стали совершенно непосильными.
Кроме того, чтобы лишить людей возможности посещать храмы, а монатыри – подержки богомольцев, был нанесен сокрушительный удар по паломническому движению. Новым плодом дьявольских усилий стал принятый в 1959 году безпрецедентный по нелепости «План мероприятий по прекращению паломничества к так называемым «святым местам», в котором особым пунктом выделялся вопрос о ликвидации монастырских гостиниц, обслуживающих паломников, в числе которых называлась и Почаевская.
Несмываемым позором покрыли себя идеологи воинствующего атеизма, посмевшие под видом реставрации закрыть колыбель христианства на Руси - Киево-Печерскую Лавру. Острейшая борьба развернулась на Волыни за оплот Православия на католическом Западе –Лавру Почаевскую.
Смерти свинцовое облако…
Боль неизбывна общая.
Слышишь,
       звенит колокол,
Плача по душам усопших?
Слышишь страдальцев стоны?
Видишь убитых тени?
К куполу Неба бездонному
Их вознесутся моленья.
Правды позор неприкрашен.
Совесть взывает к ответу.
Видно, антихриту страшно
Пред новым тысячелетьем.
Судит грядущее прошлое, -
Буди Господня Воля, -
Горькой,
        щемящей,
               взрослою
Сердце сжимается болью.
Время обетам исполниться
В мире,
      что Богом дан нам.
Глас неутешен Совести.
Что же вы,
          православные?
Призывно зовет Колокол
К соборной святой молитве.
Восстань же в кровавых сполохах,
Совесть страны неубитая.
Началом гонений на Почаевскую Лавру послужил ряд позорных постановлений ЦК КПУ, направленных на «устранение духовенством советского законодательства о культах партийными и государственными органами Тернопольской области».
Для того, чтобы на месте оценить создавшуюся ситуацию, в Почаев прибыл «сам» Хрущов. Этот новоявленный Фирлей, не испытывая ни малейшего дискомфорта, ступил на благословенную Почаевскую землю как завоеватель. Заложив руки за спину, не обнажая головы, без малейшего страха Божия он проследовал в величественные храмы, по-хозяйски прикинув, какие доходы можно получить от изъятия церковных ценностей. Удовлетворившись увиденным, отправился восвояси, на прощание произнеся сакраментальную фразу о необходимости закрытия этого очага религиозной пропаганды вследствие его негативного влияния на население и удалился.
Это развязало руки местным властям.
Оглядываясь на прошлое, можно не без сожаления вспомнить, какая участь всего спустя несколько лет после приснопамятных событий постигла этого гордого безумца, во всеуслышание обещавшего в ближайшее время показать по телевизору «последнего советского попа». Лишенный всех должностей и званий, изгнанный, забытый, он пал жертвой собственных интриг и заслужил свою безславную кончину. Судьбы всех заблудших, которых, по Судам Божиим, подобно дереву, не приносящему плода доброго, «срубают и бросают в огонь» (Мф.7,19), всегда похожи. Добровольно отказавшись от Господа, они рано или поздно, но совершенно неотвратимо услышат глас Божий:«Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззакония» (Мф.7,23).
Но все это произошло позже. А пока Хрущеву дано было насладиться своим могуществом: буквально сразу после его ухода на обитель обрушились новые испытания.
С самого начала власть избрала жесткое административное давление, в основе которого лежали карательные методы, предусматривающие тотальный геноцид духовенства и всего верующего населения. Вызовы в милицию и КГБ, лишение прописки, угрозы отдать под суд за нарушение паспортного режима - вот далеко не полный перечень тех репрессивных мер, которые использовала государственная машина, набиравшая все большие обороты.
У Лавры вновь – в который раз - отобрали земли, помещения, транспорт, ликвидировали производство утвари, свеч, запретили использование наемной рабочей силы, лишили возможности зимой приобретать топливо, чтобы согревать промерзшие кельи.
Страшной, неизбывной болью отозвалось в сердцах верующих людей известие о новой волне репрессий, обрушившихся на Почаевскую Лавру. Странники, паломники, слепцы, многочисленные прихожане - все они в одночасье лишились приюта, пристанища, благодатной помощи. Разом рухнул удивительный мир гармонии и любви, соединяющий людей с Богом, и на смену ему пришли тяжелейшие скорби. Людей арестовывали. подвергали пыткам лишь за то, что они отстаивали данное им Богом право молиться на родной земле.
Но и этого казалось недостаточным. Обитель неоднократно подвергалась разбойным нападениям, и отстоять ее удавалось лишь с помощью местных жителей, горой стоявших за Лавру. Их били, разгоняли, ставили на учет в милиции, но запугать так и не смогли. Когда летом 1963 года ночью была совершена очередная попытка ликвидировать Лавру, ради чего подогнали грузовики для вывоза братии и подтянули вооруженные отряды милиции, верующие жители Почаева в очередной раз отстояли обитель. Их теснили, обливали водой из пожарных машин, но люди стояли насмерть. Они ложились под колеса автомобилей, собственными телами защищали входы, живым кольцом окружали иноков, не давая милиции подойти к ним. Так сорвалась очередная попытка властей тайно вывезти монастырскую братию.
И вновь в ход пускалось старое как мир идеологическое оружие.
Огромное внимание было уделено разложению местного населения, насаждению в нем отвратительных плевел атеизма. В применении к ним особую силу и выразительность обрели в эти тягостные времена слова Священного Писания о том, что в эти последние дни вера Христова катастрофически ослабеет и «в человечестве проявится с особенной силой великое отступление от нее, которое, как последнее проявление зла на земле, завершится тем, что откроется человек греха, сын погибели противящийся и превозносящийся выше всего, называемого Богом, или святынею, так что в храме Божием сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога» (2 Фессал. 2,3-10).
В помощь Почаевскому РК КПУ в этот «неблагополучный» район были спешно откомандирован отряд «ученых» и «научных сотрудников» Тернопольского пединститута и внештатных лекторов обкома КПУ, в первоочередные задачи которых входило ведение активной антирелигиозной пропаганды. Методика их работы была настолько примитивной, что не только никого не убеждала, но наоборот, заставляла задуматься над тем, кому все это выгодно и усиливала сопротивление этому давлению. В обращении почаевских иноков к Н.С. Хрущеву и Генеральному Прокурору СССР Р.А. Руденко присутствуют следующие обличительные строки:
«В Лавре за все время не было ни одного агитатора, который смог бы научно обоснованно доказать, что Бога нет, доказывают только угрозами, насилием, высылкой и расправой в тюрьмах».
В самом Почаеве силами «активистов», готовых за деньги отца родного продать, была создана школа доморощенных пропагандистов атеизма, которые проводили экскурсии по Лавре, «изобличая» веками складывавшиеся предания о чудесах, происходивших на этой святой земле. Идеологическим центром безбожия стал музей атеизма, спешно оборудованный в здании бывшей семинарии, еще недавно служившем в качестве гостиницы для паломников. «Экспозицию» этого рассадника сатанизма составили драгоценная церковная утварь, древние рукописи, документы. Паломников же встречали «дружественные объятия» сотрудников милиции, которые во время великих праздников устраивали облавы, перекрывали движение автобусов и автомобилей, арестовывали и били безответных богомольцев. Им категорически запрещалось ночевать в храмах, и это лукавое предписание отдавало в руки милиции тех, кто оставался на ночь без крова. Особые издевательства применялись по отношению к девушкам, которых нередко насиловали и даже убивали. Такая участь постигла, к примеру, Марфу Антоновну Гржевскую, приехавшую на праздник Вознесения в Почаев в 1964 году, Лидию Толмачеву, певшую по ночам в храме, и многих других. Насильники, как свидетельствуют очевидцы, осмелились даже поглумиться над сединами старой монахини, приехавшей из далекой Москвы.
Совершенно безответыми перед произволом властей оказывались слепые, безпомощные люди, инвалиды, с трудом передвигавшиеся на костылях, которые, надеясь на исцеление, на последние средства приезжали, чтобы вымолить у Богородицы телесное здравие и спасение души. С ними и вовсе не церемонились: загружали в машины и вывозили в лес, где просто выбрасывали на волю стихий и на растерзание зверям. Зимой это означало верную гибель.
Но даже среди милиции находились те, кто содрогался от ужаса, видя подобные безчинства. Они подбирали несчастных, привозили в Почаев, писали заявления в прокуратуру. Так постепенно складывалась летопись злодеяний, которая впоследствии стала достоянием международной общественности.
Закрытие монастырей и храмов при Хрущеве стало страшным знаком этого кровавого времени. Но такого произвола и насилия, который допускался в Почаеве, в послевоенное время не было нигде.
Нечеловечески жестокая расправа над верующими вместо устрашения людей оказывала на них обратное действие, ибо в их глазах все, потерпевшие страдания за правду (Мф. 5,10), ценой своей свободы, а порой и жизни доказывали, что они возлюбили Господа превыше всего - всем сердцем своим, и всей душею своею, и всей крепостию своею (Лк.10, 27).
Честной кровью мучеников и исповедников созидалась Церковь Христова первых веков христианства. Кровью мучеников и исповедников созидается и наша Православная Церковь, которая, выйдя из эпохи гонений и преследования,  совершает духовное и нравственное обновление нашего народа, потерявшего в результате семидесяти лет воспитания в духе безверия духовные и нравственные основы жизни.
Находились добрые люди, которые, не боясь расправы, пускали богомольцев на ночлег, давали им пищу. За их домами велась усиленная слежка
В праздничные дни комсомольцы-активисты и так называемые юные дзержинцы выслеживали односельчан, идущих на службы и доносили на них или же устраивали самосуд. Местная периодика пестрела заголовками на антирелигиозную тематику. Однако, вопреки усиленной пропаганде, количество людей, посещавших Лавру, не только не уменьшалось, но и увеличивалось, о чем с недоумением докладывали незадачливые «агитаторы» своим хозяевам. Если в 1961 году на празднование дня памяти преподобного Иова собралось около двух тысяч богомольцев, то уже в следующем, 1962 году, их было более пяти тысяч. И тогда власти с новой силой обрушивались на обитель.
Господь поругаем не бывает. Когда молитва насильственно прекращается, в действие вступают черные силы.
Достаточно впомнить, какая ужасная трагедия обрушилась на «Матерь городов русских», богоспасаемый Киев: через два дня после закрытия Лавры, 12 марта 1961 года, в Бабьем Яру прорвало дамбу, и страшной силы селевые потоки понеслись вниз, на прибрежный район Куреневку, неся невиданные разрушения и смерть. Погибло огромное количество ни в чем не повинных людей…
И это было карой Божией за неразумие тех, кто посягнул в своей гордыне на Церковь Христову.
Не меньшие беды постигали и тех, кто, ослепленный безумной ненавистью, поднимал руку на святыни земли Почаевской. Печальную известность обрела история первого секретаря Почаевского райкома партии Ичанского, особо неистовствовавшего во время разорения Почаевского скита. Глумившийся над святынями функционер в ответ на призыв устрашиться Божией кары, опрометчиво сказал, что если Бог есть, то пусть Он отнимет у него самое дорогое. Безумец поплатился жизнью дочери, юной, красивой, ни в чем не повинной. Девушка в страшных муках погибла в возрасте 21 года в результате того, что у нее в руках взорвался баллон с облившей ее кислотой.
Но поскольку и это никак не вразумляло кощунников, на защиту обители приходили ее великие основатели. 
Так, однажды, в штабе дружины, размещенном в бывшей гостинице для паломников, перед изумленными дружинниками, достаточно весело проводящими там время в канун одного из церковных праздников, предстали Сама Царица Небесная и преподобный Иов, которые, не церемонясь, изгнали их со словами: «Вон отсюда! Здесь жилище монахов!».
Дружинники, оставив сигареты, бросились врассыпную. Ровно на третий день после происшествия один из них умер, так и не оправившись после пережитого потрясения, второй лишился рассудка, третий был парализован и болел до тех пор, пока не принес покаяние и не поведал публично об удивительном видении. Очевидно, ему, единственному из троих, жизнь была оставлена в назидание другим.
Святотатцам было над чем подумать. Так, после разрушения Александро-Невского храма у одного из инициаторов этого злодеяния, Андриюка, бывшего к тому же директором музея атеизма, невероятно раздулся живот и начались невыносимые боли, усугубляемые странным психическим расстройством: ему казалось, что на него падает церковь, которая должна раздавить его. Народное предание гласит: когда ему вскрыли брюшную полость, в ней оказалось множество злосмрадных жаб. Впрочем, прозорливый схиигумен Амфилохий (тогда еще –отец Иосиф) сказал, что это не жабы, а гадюки…
Тяжелее всего в сложившейся ситуации было инокам. Их самым безжалостным образом изгоняли, рассеивали по различным отдаленным обителям, которые еще не были закрыты, лишали прописки, а следовательно, каких бы то ни было прав. Непокорных называли буйнопомешанными и насильно отправляли в психиатрические лечебницы, назначая принудительное лечение. Тем, кто особо упорствовал, не желая покидать стены монастыря, мерой пресечения определяли тюремное заключение. Некоторых – просто убивали. Монахи сопротивлялись, не желая нарушать обеты и отказываясь покидать обитель даже под угрозой расстрела, как заявил в письме Патриарху от 26 июля 1963 года иеромонах Аркадий (Копылов).
Иноки не сидели сложа руки. Они стучались в двери высших должностных лиц, писали на имя Хрущева, Генерального Прокурора Руденко, обращались к Патриарху. В своих обращениях они перечисляли творимые злодеяния, отмечая, что власти «безжалостно уничтожают духовную культуру, разрушают и оскверняют церкви и святые места».
Язык, которым они излагали свои прошения, порой не вполне литературный, не слишком грамотный, не может не тронуть до глубины души: ведь взяться за перо были вынуждены те, чьим важнейшим оружием всю жизнь была молитва. Но чаша беззаконий постепенно переполнилась…
В одной из жалоб, направленных на имя Хрущева, в частности, содержался такой вопиющий факт, к сожалению, не единичный:
«Шестерых человек абсолютно здоровых монахов: архимандрита Самуила, архимандрита Полихрония, игумена Анатолия, игумена Владислава, иеромонаха Серафима, иеродиакона Боголепа отправили в Кременецкую больницу якобы под видом лечения. После шести недель из них освободили Самуила, Владислава и иеромонаха Серафима, при условии, что они покинут Лавру. Остальные монахи: архимандрит Полихроний, игумен Анатолий, иеродиакон Боголеп все еще продолжают находиться в своем заключении в Кременецкой больнице».
Как выяснилось, для того, чтобы добиться покорности, изверги в белых халатах перекрывали инокам воду, выключали отопление, электроэнергию, конфисковали документы, помещали в психлечебницы, били. Некоторые были замучены до смерти, другие исчезали при загадочных обстоятельствах.
Чтобы добиться уменьшения количества лаврской братии, использовали и такой лукавый прием: родителям или ближайшим родственникам, а также в партийные и государственные органы по месту их жительства рассылались кляузы, имевшие целью оказать на строптивых иноков психлогическое воздействие.
Процесс изгнания иноков из обители происходил уже в течение нескольких лет. Одних выгоняли за неблагонадежность, других – якобы за сомнительное прошлое, а третьим даже не пытались что-либо объяснять. Старших монахов вывезли раньше, рассредоточив их в разных местах, дабы уничтожить дух братской любви, которым много лет буквально жила обитель. Младшие братия еще некоторое время оставались, пскольку идти им было некуда. Против некоторых возбуждалось уголовное преследование, как, к примеру, против игумена Вячеслава (Пассамана), обитавшего в Лавре чуть менее полувека, иеромонаха Амвросия (Довганя), иеромонахов Сергия (Соломку), Валериана (Поповича), Дионисия (Комонюка), иеродиаконов Апеллия (Станкевича), Антония (Коростелова), Андрея (Щура) и других, на которых была воздвигнута безстыдная клевета.
В эти тяжелые героические времена каждый стоял перед выбором: сойти с узкого и тесного пути исповедничества и зажить обыкновенной мирской жизнью, как уговаривали своих жертв гонители, или далее следовать тернистой тропой к Голгофе, и тем самым в полной мере выполнить заповедь Христову: “Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя и возьми крест свой, и следуй за Мною; ибо кто хочет душу свою сберечь, то потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее” (Мф.16,24-25).
Велик перед Господом исповеднический подвиг лаврской братии в это тяжелое смутное время. Их безкомпромиссность, непоступное стояние в вере, их самоотверженный труд и святые молитвы перед Спасителем и Пречистой не позволили уничтожить оплот Православия на западных рубежах нашего отечества. Своею кровию и своим подвигом они отмолили грех отступничества нашего народа от Христа.
Святейший Патриарх Алексий, разумеется, знал о творимых по отношению к почаевской братии беззакониях, но помочь чем-либо существенно не мог, ибо и его возможности были до предела ограниченными. Власти оказывали противодействие даже назначенному им наместником Лавры архимандриту Севастиану, которого попросту отказывались прописывать. Был момент, когда Первосвятитель даже заявил, что он лучше уйдет в отставку, нежели будет оставаться безсильным свидетелем ликвидации Церкви. Много раз Патриарх добивался встречи с Н. С. Хрущевым, но тот неизменно отказывал Патриарху, не сисходя к объяснениям.
Произвол достиг апогея, когда в обитель прибыла специальная комиссия во главе с заместителем Предсовмина Казаевым. Итогом деятельности этой комиссии стало изъятие имевшейся в монастыре домовой книги и замена ее новой, в которой не оказалось фамилий более чем половины монахов, имевшихся в предыдущей. Налицо была явная фальсификация: совершенно произвольно были исключены из списка, и, следовательно, лишены права на пребывание в обители убеленные сединами насельники Лавры, которым и идти-то было некуда. В домовую кигу было занесено всего 23 инока. Остальные, числом в 25 человек, фактически оказались вне закона и тотчас же были подвергнуты насильственному выселению. В ответ на отказ выселяться, власти возбудили позорное уголовное дело…
Только за 1962 год число братии сократилось на 70 человек, и это должно было стать лишь началом разгона монастыря. Закон, право, мораль, - все эти категории превратились в пустой звук. Монахи имели лишь одно право: умереть, но не подчиниться преступным властям.
Не все выдерживали это нечеловеческое давление. Некоторые падали духом, приходя в уныние от столь очевидной безысходности, разочаровывались и даже отступали. Их было немного. Но не такова была большая часть братии. Тогда-то с особой силой явилось ее несгибаемое мужество, несокрушимая стойкость, решимость идти до конца в исповедническом подвиге.
Неизвестно, чем бы завершилась эта грандиозная чистка, если бы отчаявшиеся найти правду в силовых структурах иноки не обратились к мировой общественности. Нужно было иметь мужество и несгибаемую веру в справедливость своего дела, чтобы решиться на такой отчаянный шаг. В те времена даже простое знакомство с иностранцами могло расцениваться как государственная измена и стоить жизни, но доведенные до отчаяния почаевские иноки просто не имели альтернативы.
В ноябре 1963 года председатель КГБ В.Семичасный вынужден был доложить в ЦК КПСС о том, что жалобами Почаевской братии занимаются такие международные организации как Всемирный Совет Церквей и Организация Объединенных Наций. Решительное пресечение этими организациями творившихся беззаконий привело к международному скандалу и наложению штрафных санкций.
Знаменитое письмо почаевских монахов всколыхнуло сонный Запад. В марте 1964 года на митинге в Париже французский писатель, лауреат Нобелевской премии Франсуа Мориак заявил:
« Когда Христа распинают в Москве, мы слышим в Париже его стон на Кресте».
Участники митинга направили протест Н. С. Хрущеву, а 4 марта был создан Международный комитет информации об антирелигиозных гонениях в СССР.
Репутации Советского Союза был нанесен серьезный ущерб, а вмешательство международной общественности вынудило власти прекратить беззакония. К этому времени авторитет Хрущева был окончательно подорван, и 14 октября 1964 года, в великий праздник Покрова Божией Матери, одиозный Генсек был смещен. Так безславно завершилась карьера безумца, осмеливегося в звериной ненависти ко всему святому, изречь «в сердце своем: несть Бог!» (Пс. 13,1)
Почаевская Лавра Милостию Божией и святым заступлением Богородицы выстояла и на этот раз. Как неложно обещал Господь наш, Иисус Христос, «врата адовы» (Мф.10,18) не одолели ее.
С позиций просвещенного ХХ1 века оглядываясь на недавнее героическое прошлое нашей Церкви, мы по-новому, отчетливее и строже осознаем величие подвига наших предшественников. Мы учимся любить и ценить то великое достояние, которое досталось нам в наследие.
“Кровь христианских мучеников, по древнеотеческому выражению, являлась всегда семенем для духовного рождения новых христиан. Но если и пшеничное семя вырастает не так скоро после смерти, согласно апостолу Павлу, то духовное рождение целых поколений не может вырасти так скоро из крови православных страстотерпцев, а мы, еще живущие на земле, должны бережно хранить их святую память с молитвою и надеждою, что по их Богоугодному предстательству благодеющая рука Божия удалилась от нас не навсегда” (216).
Исповеднический подвиг иноков, не отрекшихся от святой Православной веры перед лицом грозных испытаний, отделенный от нас сравнительно небольшим промежутком времени, является тем не менее прямым продолжением подвига мученичества христиан первых веков. Наши доблестные воины Христовы, как и их далекие предшественники, проливали кровь и отдавали самое дорогое – жизнь – за Бога и ближних, а значит, и за нас с вами: именно благодаря их самоотверженному стоянию в вере даже до смерти мы пользуемся сегодня свободой вероисповедания, в безопасности совершаем богослужения, имеем возможность трудиться на миссионерском поприще. Будем же, помня о страданиях, выпавших на долю наших братьев и сестер во Христе, молитвенно просить Господа Бога, чтобы их тяжкие страдания не остались напрасными. Пусть благодарная память об их великом жертвенном подвиге во имя Христа и ближних поможет нашим соотечественникам ответственно сделать свой верный исторический и духовный выбор. И особенно это актуально сейчас, когда забыв об уроках истории, нам вновь пытаются навязать чуждую веру и чужой исторический выбор. Однако им не удастся сделать это, ибо “ и в нынешнее время, по избранию благодати, сохранился остаток” (Рим.11,5).
Пусть святое исповедничество, непоступное стояние в вере, являющееся для нас великим, вдохновляющим примером, поможет и нам выстоять в наше непростое время, чтобы на закате дней воскликнуть с умилением и радостью: «Смерть! Где твое жало? Ад! Где твоя победа?»(1 Кор.15,56), и всем сердцем ощутить радость жизни нескончаемой.
Вырываясь из плена тьмы,
Не кончается Лето Господне.
Для чего нам грустить сегодня,
Что из жизни уходим мы?
Что, как миг, пролетят года,
Что от старости некуда деться…
Очищая скорбями сердце,
Пролегают сквозь Вечность года…
Разрывая ненастий кольцо,
Вырываясь из тьмы преисподней,
Не кончается Лето Господне,
Впереди у нас
             Встреча с Творцом.

Не оскуде преподобный. Исповедник последних времен преподобный Амфилохий(Головатюк)

Отче наш Амфилохие,
Наш молитвенник к Богу блаженный,
Помолись о душе,
Погибающей в тяжких грехах,
В светлых Райских обителях
Дай сгореть нам в огне всесожженья,
Дай стряхнуть с наших ног
Мира бренного тягостный прах.
Как гадарянский нищий,
Мы в убогих гробах пребываем
И смертельные струпья
Омертвели и даже почти не болят.
Неужели навеки утеряно
Небо желанного Рая,
И разграблен безжалостно
Песен Божественных сад?
Жить с тоской неизжитой -
Такая жестокая пытка…
Как не вспомнить с прискорбием
Сердцу грешному сладостный Рай?
У мощей твоих,
             отче,
Помоги же нам скорбь свою выплакать
Покаянье Марии Египетской,
 Милосердный,
            подай.
Мы по жизни идем,
Повсеместно творя беззакония.
Ты прости всех нас,
                праведный,
О спасенье Творца умоли.
Возрождает нам души
Сфер Небесных святая гармония,
Отрыая от бренной
Святой многогрешной земли.
Тызамри в умилении
Под высокими сводами храма.
Псть грехи твои тяжкие
Как осенние листья падут.
Тонким слухом услышь
Тихий плач покаянный Адама
Об утраченном Рае
И о муках в житейском аду.
Отче наш Амфилохие,
Наш молитвенник к Богу блаженный,
Дай нам скорбь очищения,
Чтоб распять свою бренную плоть.
Помолись же о душах,
Плененных
В мире призраков несовершенном
И да призрит на скорбь их
Наш благой милосердный Господь.
На излете двадцатого века в Почаевской Лавре воссиял подвигами новый светильник веры и благочестия, преподобный Амфилохий (Головатюк), жизненные вехи которого определяются 1894-1971 годами.
Этот боговидец последних времен родился 27 ноября(по ст. ст.) 1894 года в украинском селе Малая Иловица Шумского уезда Тернопольской области в многодетной крестьянской семье Варнавы Головатюка и в святом крещении был наречен Иаковом в честь Иакова Персианина. В семье, имеющей десять детей, все члены которой с детства были приучены к труду, жили не богато, но дружно. Бога почитали, к людям относились с уваженим. Старец впоследствии рассказывал, что первые уроки веры и благочестия ему преподнесли его родители, глубоко верующие и богобоязненные.
Детство будущего подвижника прошло в деревенской тиши. Тяжелый крестьянский труд облегчала молитва, навык к которой он обрел еще в детстве.
Юношей он был призван в царскую армию. Во время Первой Мировой войны служил в стрелковом полку в Луцке, затем вместе с полком был направлен в Томск, откуда попал на передовую. Оказавшись в немецком плену, три года работал у фермера в альпийском городе Триест. Смиренный нравом, трудолюбивый и смекалистый, он полюбился хозяину, и тот стал сватать за него свою дочь. Однако с детства в душе Иакова жило стремление служить Господу, живя в чистоте, поэтому его не влекли обычные житейские радости. В 1919 году Иаков бежит из плена и на протяжении ряда лет несет подвиг странничества. Окольными путями пробираясь на родную землю, он терпит трудности одинокого страннического пути, ночует в стогах сена, смиряет плоть строгим постом. И Господь, призирая на его молитву, помогает подвижнику найти дорогу в отчий дом.
Вернувшись на родину, он какое-то время пребывает в родительском доме, занимаясь простым крестьянским трудом. Еще в армии Иосиф обрел некоторые врачебные навыки, и теперь в нем в полной мере проявляется талант весьма незаурядного костоправа. Это позволяет ему жить безбедно и даже пробуждает желание попытаться найти счастье в семье. Однако Господь удерживает его от этого шага – приходской священник в сане иеромонаха благословляет Иакова на подвиг монашества.
Пройдя через многие испытания, тогда еще совсем молодой подвижник в 1925 году ступает на узкий тернистый путь спасения и становится насельником Почаевской Лавры. В трудолюбии и смирении исполняет новоначальный инок возлагаемые на него послушания, неустанно размышляя о смысле жизни и назначении человека. В феврале 1931 года, у смертного одра почившего настоятеля, Священноархимандрита Паисия, он вдруг с пронзительной ясностью понимает бренность человеческой жизни и испытывает острейшую потребность в немедленном покаянии. Это пробуждает в нем благочестивое стремление к принятию монашества, которое он стремится осуществить незамедлительно. Пребывая в подвиге поста и молитвы, ревностный послушник без особых трудностей проходит все этапы монашеского искуса и удостаивается пострига в мантию с наречением имени Иосиф.
 По достоинству оценив примерную ревность монаха Иосифа о Господе, его вскоре рукополагают во священнический сан, что дает ему возможность еще более усердно трудиться во славу Божию.
Жизнь отца Иосифа протекает в трудное время, когда, находясь на территории католической Польши, обитель, а вместе с ней и ее насельники подвергаются всевозможным притеснениям. Но смиренный и любвеобильный монах терпеливо сносит обиды и поношения и по-детски радуется возможности смирить себя до зела, услужив ближним. Неопустительно исполняя различные послушания в Лавре, он в то же время все свободное время посвящает лечению больных и увечных, стремясь облегчить их страдания. Пытаясь действенно помогать людям, которые постоянно приходили со своими нуждами, он вместе с монахом Иринархом, своим соподвижником и сомолитвенником, поселяется в небольшом домике на монашеском кладбище, где и проводит более двадцати лет. В свободное от молитвенных бдений и приема больных время он утруждает свою плоть полезным трудом: возделывает землю, сажает фруктовые деревья, многие из которых сохранились и по сей день. Борьба с миром, плотью и дьяволом становится основным содержанием его жизни. Особую известность ему приносит удивительный дар вправлять вывихи, лечить переломы, избавлять об боли в суставах. Лечение, которое в это время стоило чрезвычайно дорого, он производит совершенно безоплатно, поэтому к нему устремляются огромные толпы страждущего народа. Повсеместно о нем распространяется слава умелого костоправа, который исцеляет даже безнадежных больных. Впоследствии врачи отмечали удивительную способность батюшки точно указывать карандашом линии переломов у его пациентов: карандашные линии точно совпадали с рентгеновскими снимками, сделанными впоследствии. Это удивительное обстоятельство как нельзя лучше свидетельствовало о наличии у отца Иосифа дара прозорливости.
Со временем подтверждений этому становилось все больше. Перед самым началом Великой Отечественной войны старец однажды, находясь на сеновале, вдруг отчетливо услышал немецкую речь, грохот орудий и топот тяжелых сапог. Оглядевшись вокруг и никого не увидев, он пришел в недоумение, которое вскоре развеялось: фашисты под вечер действительно вступили в город. Так впервые Господь четко показал ему грани еще не воплотившегося грядущего, и с тех пор подвижник заранее безошобочно определял, кто и с какой целью к нему должен прийти.
После окончания войны, встревоженные огромным скоплением народа на кладбище, стали наведываться к старцу и сотрудники соответствующих органов, проверяя его на лояльность по отношению к государству. Они упрекали отца Иосифа в том, что он оказывает помощь людям неблагонадежным, скрывавшимся в лесах от справедливой расплаты за содеянные в годы войны злодеяния.
В то же время претензии к нему предъявляют и «лесные люди», предполагая, что он пребывает на службе в ГПУ. Однажды непрошенные гости даже пытались его расстрелять. Незлобивый старец, не сопротивляясь, попросил дать ему время на молитву и стал читать отходную. В это время встревоженный его отсутствием отец Иринарх вышел во двор, и, догадавшись о готовящемся преступлении, самоотверженно бросился на автомат.
«Кого вы хотите убить? - дерзновенно вскричал он, -Он весь мир спасает. Лучше меня убейте, а его не трогайте!».
Черствое сердце бандита встрепенулось. Он опустил автомат и убрался восвояси.
Едва не свершившаяся трагедия, отведенная Божественной десницей, ясно показала, что оставаться далее в кладбищенском домике небезопасно, и отца Иосифа вскоре возвратили на жительство в Лавру.
Поток людей к старцу, тем не менее, не уменьшился, а наоборот, возрос. Выполняя все возлагаемые на него послушания, он в то же время умудрялся по-прежнему принимать людей, до минимума сократив время на отдых. Поскольку ему удавалось исцелять тех, от кого отказывались медики, это вызывало зависть, и врачи стали требовать у Священноначалия запретить отцу Иосифу принимать пациентов. Однако, несмотря ни на что, подвижник продолжал подавать благодатную помощь тем, кто остро нуждался в ней, следуя Евангельским заветам любви и милосердия.
Практически все жители Почаева, - и взрослые, и дети, - в разные периоды жизни обращались к нему за помощью, как телесной, так и духовной.
В это время у старца проявляется еще один удивительный дар: по его молитвам изгоняются нечистые духи, сотрясающие немощную плоть бесноватых.
Бесы трепетали перед незлобивым, кротким старцем. Когда он повелевал им выйти из телес мучимых ими людей, они со страшными воплями и угрозами удалялись. Очевидцы вспоминают, как во время чтения акафиста преподобному Иову бесноватые, находившиеся возле отца Иосифа в самых безобразных позах, начинали дико кричать. Особенно запомнился случай, когда одна из них, усевшись верхом на другую, ударяла ее ногами и вопила: «Но-о! Поехали!». Находившийся рядом муж со слезами просил молиться за нее и неумело крестился. Одержимая, которую звали Зоей, по временам приходила в себя и обращаясь к распятию, взывала: «Господи, прости меня! Матерь Божия, прости!», падая затем замертво на каменные плиты.
Отец Иосиф, повелевший бесу выйти из Зои, обличил порок, приведший к такой страшной беде: баптистскую ересь, которой заразила Зою ее свекровь,- и начисто отказался от предложенных ему денег. Люди, наблюдавшие за Зоей впоследствии, утверждали, что она полностью исцелилась после исповеди и причащения Христовых Тайн, а муж ее с течением времени сам стал священником. Бесноватая Пелагея, верхом на которую садилась Зоя. тоже со временем получила исцеление.
И таких случаев было великое множество.
Господь даровал отцу Иосифу редкое усердие в молитве. Архимандрит Сильвестр рассказывал, как, задержавшись однажды в келии, вычитывая правило, получил от старца суровое вразумление: «День - для послушания,  ночь - для молитвы!». Сам отец Иосиф всегда так и поступал: в течение дня усердно выполнял все послушания, которые ему благословляли, а ночь посвящал молитвенному труду. Возвращаясь в монастырь поздним вечером после хлопотных дел по экономии, отец Сильвестр действительно неоднократно видел, как молился подвижник в укромном уголке монастырского сада.
Во времена гонений на Церковь, о которых достаточно подробно писалось в предыдущем разделе, власти планировали превратить Лавру в музей атеизма. За всеми верующими, монахами и паломниками был установлен тотальный контроль, после чего последовали репрессии, ссылки, тюрьмы. Но ничто не сломило стойкости монахов, которые принимали все мужественно и спокойно. Круглосуточно в их кельях теплились лампады и возносились молитвы. Отец Иосиф часто ночи напролет проводил в храме, где до утра служил акафисты. Он благословлял  молящимся в двенадцать часов ночи петь «Се Жених грядет в полунощи», а наступление рассвета встречать пением: «Слава Тебе, показавшему нам Свет», молитвенными славословиями Господу, Богородице, преподобному Иову. Однажды, придя ночью в Успенский собор, он вдруг стал будить спящих, призывая их а молитву, ибо явственно увидел, как скорбно плачет об их душах Владычица.
У отца Иосифа начисто отсутствовал страх перед властями. Когда КГБисты, пытаясь запугать старца, заявили, что утопят его вместе с братиями в Святом колодце, мужественный исповедник смело заявил им: «А мы этого и хотим!»
Рассказывают, что увидев однажды идущего по монастырскому корпусу уполномоченного по делам религий, он смело подошел к нему и властно потребовал: «Целуй крест!» Получив отказ, выраженный в уничижительной форме, старец в ответ на резкие слова временщика произнес одно из своих пророчеств:
«Мы, монахи, здесь будем, а тебя скоро не станет».
Все произошло в соответствии с предсказанием: изобличенный во взяточничестве чиновник вскоре, боясь расправы, малодушно покончил с собой. Воистину, «смерть грешников люта»!( Пс. 33).
Имея великое дерзновение никого, кроме Бога, не бояться, в критическую минуту своим мужеством и смелостию он отстоял Троицкий собор. По воспоминанию очевидцев, произошло это следующим образом.
Осенью 1962 года старец на некоторое время отлучился из Лавры, поскольку его попросили помочь девочке, живущей в городе Броды, которая сломала руку. Оказав страждущей необходимую помощь, он внезапно заторопился в обитель, не объясняя, в чем дело. Пройдя через экономические врата, он направился в келью, однако был остановлен послушником. Последний с прискорбием сообщил, что милиция захватила ключи от Троицкого собора, который власти решили отнять при помощи силы.
Старец, забыв об усталости, немедленно поспешил к храму, возле которого собралось множество людей. Он стремительно подошел к начальнику милиции, стоящему в окружении отряда вооруженных милиционеров, и решительным движением вырвал у него из рук связку соборных ключей. Ошеломленный дерзостью немолодого монаха, этот высокий милицейский чин так и не смог оказать ему сопротивление, с изумлением глядя, как старец подошел к молодому наместнику Лавры и вернул ему ключи со словами: «Держи и никому не отдавай!».
Все, что произошло потом, было настолько невероятным, что объяснить события иначе, чем Божественным заступничеством, было невозможно. Повернувшись к оцепеневшим стражам порядка, отец Иосиф голосом, в котором, казалось, звучали громовые раскаты, возгласил: «Вон отсюда! Архиерей –хозяин Церкви, а вы всего лишь сторожа».
Затем, повернувшись к воспрянувшим людям, старец властно приказал:
« Берите тычки(жерди)и гоните эту большевистскую банду!».
Не ожидая повторного призыва, народ окружил милиционеров, и, вооружившись жердями, которые лежали возле колокольни, стал их теснить за пределы Лавры.
Вскоре после этого его арестовали и поместили в психиатрическую лечебницу. Старец, умевший предвидеть ход событий, предсказал свой арест. Обратившись к привратнику, отцу Серафиму, он сказал:
«Открывай браму(врата). Сейчас «черный ворон» придет за Иосифом».
И действительно, через два часа все произошло именно таким образом. Благочинный, игумен Владислав, которого принудили оказать содействие в задержании старца, подошел к его келье и сотворил молитву: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас!» Подвижник, духом зная, что его ожидает, по послушанию смиренно открыл дверь. Шестеро милиционеров набросились на одного беззащитного, не оказывающего сопротивления монаха, повалили на пол, связали, заткнули рот полотенцем и потащили к машине. Так расправились власти за свое поражение.
Положение старца в больнице было крайне тяжелым. С него сорвали крест, избили и бросили в палату к буйнопомешанным. Голые, униженные, одержимые нечистой силой люди вызвали в душе старца сочувствие и жалость и он тотчас же начал о них молиться.
Все, кто знал старца, не переставали хлопотать об его освобождении. Когда обращение в местные органы власти не помогло, написали в Москву. О пребывании отца Иосифа в заключении узнала дочь Сталина, Светлана Аллилуева. Как оказалось впоследствии, она некогда обращалась к старцу и по его молитвам получила исцеление. Теперь она готова была преодолеть любые трудности, чтобы освободить отца Иосифа.
Первоначально Аллилуева хотела отвезти его в Америку, однако, не получив согласия, договорилась с племянником старца, чтобы тот забрал его к себе. Несмотря на сопротивление властей, ей удалось осуществить свой план. Однако возвращение в Лавру для отца Иосифа было уже безповоротно закрыто. На какое-то время, как и предполагалось, он поселился у родных. Светлана Аллилуева неоднократно приезжала к нему, предлагая уехать с ней в Грузию. Однако старец всякий раз отказывался, ибо знал, что он более всего нужен на родине.
Вскоре он вновь приступил к своему самоотверженному служению, чем не только привлек внимание органов безопасности, но и вызвал огромное недовольство. После того, как однажды по наущению властей он был избит до полусмерти собственным племянником и брошен им в декабре на болоте в ледяную воду, старец тяжело заболел. Опасаясь за его жизнь, буквально висящую на волоске, его отвезли в Почаевскую Лавру и постригли в схиму с именем Амфилохий. Впоследствии племянник покаялся в совершенном злодеянии и вновь забрал старца к себе домой, ибо оставаться в Лавре без прописки было смерти подобно.
По милости Божией, Господь укрепил подвижника, и он еще много лет служил людям, получив от Господа благодатные дары прозорливости и целительства, которые всячески скрывал, избегая суетной мирской славы.
Десятки, а возможно, и сотни тысяч обездоленных исцелил преподобный. Вся жизнь святого была воплощением жертвенной любви, ярким примером служения Богу и ближним. Всем своим любвеобильным сердцем преподобный сострадал обманутым людям. Он понимал, что кто-то должен заботиться об их духовном просвещении. В этих трудах и болезнях и заключается крест старчества, ибо, нося тяготы и скорби всех «труждающихся и обремененных», подвижник выполняет закон Христов, постигая высокую Евангельскую истину о том, что « иго бо Мое благо , и бремя Мое легко есть» (Мф.ии, 30).
Обладая даром милосердия, он твердо знал, что люди, чаще всего не по своей воле погрязшие в трясине греха, как никто другой, нуждаются в поддержке и укреплении благодатью Господней. Вот почему преподобный по мере сил пытался вразумить заблудших овец стада Христова, надеясь, что по неотступности молитвы им будет дано покаяние и возвращение в лоно истинной Церкви. Этим он прежде всего выполнял Евангельское требование:
Просящему у тебя дай: и хотящего тебе заяти не отврати» (Мф.5,42).
Но молитва эта, разумеется, не могла распространяться на закоренелых еретиков и раскольников, общение с которыми Церковью ни при каких условиях не благословлялось. Таких людей он просто избегал, считая пустой тратой времени разговор с ними.
В то же время, не считаясь со временем и усталостью, он самоотверженно трудился ради тех, кто нуждался в его помощи, выполняя этим слова Евангелия:
 «Кто потеряет душу ради Евангелия, тот приобретет ее.
Обращаясь к болящим, чающим исцеления, он разъяснял им истинные причины их тяжкого повреждения, как правило, проистекающего от греха хулы на Святого Духа. Он неленостно призывал их без малейших колебаний стоять в Православной вере, неукоснительно исполняя строгие правила православного поста в среду и пятницу, ибо род сей изгоняется только молитвой и постом (Мф.14,21). Сам он
Твердо зная, что отец всяческой лжи – диавол, преподобый никогда не лукавил, даже из благих побуждений. Когда к нему приходил кто-либо, одержимый еретическими мыслями, уклоняющийся от Православия на торную дорогу католических догматов или униатских хитросплетений, либо основательно запутавшийся человек, не способный услышать животворящее слово Божие, он, преимущественным образом, попросту отказывался общаться с ним, духом чувствуя присущее его естеству лукавство.
От людей же, упорствующих во грехе, старец, хотя и не без сожаления, отходил, следуя Евангельскому научению:
«Не давайте святыни псам и не бросайте бисер перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами, обратившись, не растерзали вас» (Мф. 7,6).
Он твердо помнил: православному человеку нельзя служить двум господам, ибо едино есть на потребу (Лк.110,42).
Людей порой удивляло то, что старцу дано было совершенно безошибочно, по плодам их (Мф.7,16),  видеть внутренний мир сладкоречивых проповедников, искушавших окружающих внешнним благообразием и сладостью речей. Судьбы этих заблудших, которых, по Судам Божиим, подобно дереву, не приносящему плода доброго, «срубают и бросают в огонь» (Мф.7,19), искренне волновали старца, и он невольно брал на себя попечение о них, пытаясь вымолить, чтобы на них не распрострались грозные прещения Божии:
 «Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззакония» (Мф.7,23).
После преставления старца, 1 января 1971 года, на месте погребения стали происходить чудеса и исцеления, которые не прекращаются и по сей день.
В настоящее время об этих чудесах составлена книга и смонтирован кинофильм. А свидетельства посмертного предстательства старца не прекращаются
Непосредственно перед праздником Пасхи 2002 года древнюю Волынскую землю исполнила новая радость: были обретены святые нетленные мощи угодника Божия Амфилохия. Решением Священного Синода Украинской Православной Церкви 12 мая 2002 года схиигумен Амфилохий был причислен к лику святых. На духовном небосклоне взошла новая, ослепительно яркая звезда.
Мощи преподобного Амфилохия Почаевского открыты для поклонения в Пещерном храме. Память его празднуется 31 мая по новому стилю.
 
Старчество как благодатный дар Божий.Почаевские старцы.

Вглядываюсь в призрачные лики,
Старцев,
        воссиявших сквозь века.
Подвиг ваш пред Господом великий, -
Ваша жизненная ноша нелегка.
В омуте житейских потрясений
Мир сгорает в пламени грехов.
Старцы дивные,
             души спасенье,
Божья воплощенная любовь…
С вами хочет навсегда остаться
Каждый,
       кто душою наг и сир.
Дивные Почаевские старцы,
Укажите путь нам в горний мир.

Особая страница в истории Почаевской Лавры – ее удивительные старцы.
Старчество- особый дар Божий, уникальное, Богом дарованное явление, заключающееся в том, что через избранных Им духоносных старцев всемилостивый Господь осуществляет руководство падшим родом человеческим, погрязшим в смертных грехах.
«Старец, призванный на служение Самим Богом и получивший от Него дары Духа Святого, проходя путь трезвения и умно-сердечной молитвы, очищался от страстей и, пребывая в покаянно-молитвенном состоянии, видел свои грехи даже в тончайших помыслах и движениях своего сердца. Он обладал дарами прозорливости, чудотворения и пророчества и все благодатные дары прикрывал глубоким смирением. Старец мог видеть в самой глубине души человеческой зарождение зла и причины этого зарождения, и, зная душу человека, указывал верный путь ко спасению, открывая людям волю Божию»(217).
О старцах и старчестве написано и рассказано чрезвычайно много, и мы, пытаясь развивать данную проблематику, вероятно, не будем оригинальными. Однако хотя бы самую поверхностную характеристику этому явленному знаку Божией милости дать все-таки необходимо. Это важно хотя бы для того, чтобы сквозь призму старчества очевиднее стали высокие духовные дарования таких выдающихся современников как ранее упоминавшийся схиигумен Амфилохий, прославленный в лике святых, вся монашеская жизнь которого была связана с Почаевской Лаврой; преподобный Кукша, пребывавший в Лавре на протяжении четырех лет (с 1953 по 1957 годы) и оставивший заметный след в сердцах воспитанных им чад; схиархимандрит Прохор, после закрытия Киево-Печерской Лавры до конца дней своих пребывавший в Почаеве; архимандрит Апеллий,высокий подвиг исповедничества которого до сих пор трудно осмыслить; схиархимандрит Феодосий, который был велик и славен не сам по себе, но как избранный сосуд любви и милости Господней, ибо «нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15,13); схиархимандрит Димитрий, оставивший заметный след в сердцах духовных чад, и многие другие.
Духовничество как сугубая ответственность за судьбы других людей уходит корнями в глубокую древность.
Богодухновенное Писание учит нас не раздражать доверенных нам Богом чад непониманием, а воспитывать их « в учении и наставлении Господнем” (Эф. 6, 4). Внимая Божественному Откровению,подобным образом вразумляют поступать и Святые Отцы. Апостол Иаков, призывая нас к братолюбию, научает ревновать не только и не столько о личном спасении, но и о наставлении на путь истинный всех, жаждущих услышать благодатное слово Божие:
«Братие, аще кто из вас заблудит от пути истины, и обратит кто его: да весть, яко обративый грешника от заблуждения пути его, спасет душу от смерти, и покрыет множество грехов» (Иак.5, 20).
В течение двухтысячелетней истории существования христианства «прошли целые сонмы свидетелей любви Христовой, и все же в необъятном океане человечества их так мало, они так редки. Редки подобные свидетели потому, что нет подвига более трудного, более болезненного, чем подвиг и борьба за любовь; потому что нет свидетельства более страшного, чем свидетельство о любви; и нет проповеди более возвышающей, чем проповедь любви» (218).
Святые Отцы неложно свидетельствовали, что молиться за людей – это все равно, что кровь проливать, потому что молитва – самый тяжелый и в то же время самый благостный труд, без которого мир не устоит против козней бесовских.
Много веков назад пришедший со святой горы Афон инок Мефодий не только основал на Почаевской земле легендарный монастырь-скит, но и стал наставником для обитавших там Иоанна Туркула и Михаила Центера. Денно и нощно молился он о монастыре, основателем которого стал, его насельниках и своих чадах, вверенных ему Господом. Его самоотверженные молитвы были услышаны Самой Пречистой…
Мы не знаем, был ли преподобный Мефодий в сане, да это и не является столь важным.
Можно привести множество примеров из истории Церкви, свидетельствующих, что высокой харизмой старчества могли обладать отнюдь не только лица, облеченные в сан священнослужителя. К примеру, в знаменитом Пафнутьев-Боровском монастыре подвизалось более 700 человек братии, окормляемых духоносными старцами, ни один из которых не имел благодати сана. У женщины-монаха, преподобной Досифеи, несшей многотрудный крест старчества, брал благословение на монашество юный Прохор Мошнин – будущий печальник русских душ Серафим Саровский. Признанной старицей была блаженная Матрона Московская Один из известнейших современных старцев, схиархимандрит Феодосий до конца дней своих поминал как своего наставника схимонаха Дамиана, который также не был священником.
Вышеназванное обстоятельство, впрочем, никого не должно вводить в соблазн. Назначение старца, его духовное призвание совершенно иное, чем у священнослужителя. Откровение помыслов пред ним вовсе не предполагает участие в Таинстве исповеди, а производится во исполнение апостольской заповеди, дающей нам неложное обетование: «Исповедайте друг другу согрешения, яко да исцелеете» (Иак.5,16).
Впрочем, со времен преподобного Иова старцы в Почаевской обители промыслительным образом облекались в священнический сан, возможно, для того, чтобы их святые молитвы на земле, которую постоянно пытались поработить католики и униаты, имели сугубую силу.
Богоносный отец наш, преподобный Иов Почаевский, имея, как игумен славной обители, множество попечений и ведя непримиримую борьбу с католиками и униатами, прекрасно понимал, что без помощи Божией он не преуспеет в духовной брани. Как явствует из его достохвального жития, он часто уединялся в пещере, неделями пребывая в молитве и Богообщении. Таким образом преподобный испрашивал у Бога многие милости и для обители в целом, и для монастырской братии, и для людей, к нему обращавшихся. И они притекали к нему, пытаясь обрести утешение, найти ответы на сложные житейские вопросы, получить благодатную помощь. И как бы ни был занят преподобный, он откладывал все свои попечения и молился за вверенных ему Господом чад.
Да это и есть истинный монашеский труд, и практически все без исключения Почаевские старцы всю свою жизнь подражали своим великим предшественникам.
Приняв на себя крест старчества, Богом избранный для этого делания подвижник взваливает на свои плечи тяжелейший труд ответственности за доверенные его водительству человеческие души.
Апостол-евангелист Иоанн Богослов, говоря о многотрудном пути подвижника благочестия, пытающегося стяжать благодать Святого Духа, предуведомляет: «Истинно, истинно говорю вам: вы восплачете и возрыдаете, а мир возрадуется; вы печальны будете, но печаль ваша в радость будет» (Ин.16, 20)
Следуя этому наставлению Апостола, каждый из удивительного сонма почаевских подвижников, взойдя на вершины старчества, научился искренне радоваться радостям других и глубоко скорбить, сострадая их скорбям, претворяя, по неложному апостольскому обетованию, глубокую печаль, порождаемую грехами, в светлую радость о Господе.
Когда перед постригом в схиму преподобный Парфений Киевский спросил у Матери Божией, явившейся ему в виде Игумении всех монашествующих, что такое схима, Пресвятая Богородица ответила, что это – молитва за весь мир.
Подобное вразумление получил еще в молодости старец Николай с острова Залит, размышлявший, чем же он сможет более всего помочь страждущим людям. Духом ему было сказано, что самым действенным видом помощи станет его самоотверженная молитва, которой он и посвятил всю свою жизнь, до блаженной кончины.
Несомненно имел сугубый дар молитвы возросший на благодатной Почаевской почве преподобный Амфилохий, о достохвальном житии которого мы писали в предыдущем разделе, и, разумеется, дар этот возник не случайно. Такая древняя и прославленная обитель как Почаевская, не могла не взрастить истинных подвижников благочестия, наделенных от Господа многообразными духовными дарами.
Житие преподобного Кукши (Величко), -еще одного старца, воссиявшего на Почаевской земле и прославленного впоследствии в лике святых, - несомненное свидетельство того, что «не оскуде преподобный». Милостию Божией этому сугубому молитвеннику дано было долгоденствие: родившись в последней четверти Х1Х века, в 1875 году, он почил в 1964 году, прожив без малого девяносто лет.
Призирая на его высокую духовную жизнь, Господь щедро наделил подвижника удивительным даром старчества. Имя его и деяния благоговейно чтились практически всеми людьми, которые когда-либо общались с ним, хотя бы косвенно, краешком сознания соприкоснувшись с его щедрой христианской душой и оценив его незаурядность, тщательно скрываемую за внешней простотой и непритязательностью. Они с радостью свидетельствовали о том, как встреча со старцем коренным образом изменила их жизнь, направив на путь богопознания. Практически все из них навсегда попали в сферу его притяжения – их неудержимо влекло к возлюбленному батюшке, как тянет страстно жаждущего к источнику живой воды. И Бог весть, сколько из них, приняв из его щедрых старческих уст благодать познания Истины, спасли свою безсмертную душу…
Чистота и цельность его незаурядной личности, строгое, неукоснительное послушание заповедям Божиим помогли старцу восстановить в себе в неповрежденном виде образ Божий и воспринять в полной мере светлые дары Божественной благодати. Вот почему уже при жизни, что случается весьма нечасто, он получил заслуженную славу, обрел признание как мудрый учитель святой Православной веры и истинно христианского благочестия. Он действительно без тени лукавства мог вслед за апостолом Павлом сказать своим многочисленным чадам: «Имже и научистеся, и приясте, и слышасте, и видесте во мне, сия творите, и Бог мира будет с вами» (Флп. 4, 9).
Дар старчества, отчетливо проявившийся в нем еще на Афоне, стал ярче и очевидней после того, как в 1948 году Кукша вернулся из послелагерной ссылки в родную Киево-Печерскую обитель, где братия с величайшей радостью встретили старца. Его основным послушанием стала исповедь приходивших в Лавру паломников. Со всех концов страны шел нескончаемый поток людей, жаждущих помощи, совета, наставления.
С 1953 года, когда отца Кукшу перевели в Почаевскую Лавру, открылась новая страница в его удивительном житии. Как и в Киеве, старец, не жалея времени и сил, исповедовал народ, - и точно так же люди, зная об его удивительном даре, слава о котором достигла самых отдаленных уголков страны, часами терпеливо выстаивали в очереди, чтобы побеседовать с возлюбленным старцем. Будучи одним из самых опытных и просветленных духом, он получил послушание предстоятеля у Чудотворной иконы Почаевской Божией Матери или киотного. Люди, приходившие на поклонение Почаевским святыням, прикладываясь в иконе Владычицы, могли просить у него благословение, обращаться за духовным советом и святыми молитвами, задавать самые разнообразные вопросы. Помимо этого, старец принимал богомольцев и в своей келье.
Давая духовные советы, он учил своих чад, казалось бы, самым простым вещам: смирению, послушанию, всецелому упованию на Господа. Однако каким важным духовным приобретением оказывались они для тех, кто трудом и молитвой стяжал эти добродетели! Уже тогда отец Кукша предсказывал гонения, злобу врага рода человеческого, восстающего на всех, стремящихся к спасению безсмертной души. Он учил не впадать в уныние, не скорбеть об утерянном, напоминал о смертном часе и о том, как мало времени осталось у каждого для покаяния.
«Многие попадут в ад и преисподнюю. Надо будет каяться, исповедоваться, молиться за близких и родных».
Духовные чада, жадно впитывающие каждое наставление старца, запечатлели в сердцах его слова о том, что некоторые из них доживут до времен антихриста.
В ответ на вопрос о том, как спасаться в современном мире, отец Кукша и в этот период, и позже, когда монашеская судьба направила его стопы в Иоанно-Богословский монастырь, а затем в Одессу, советовал многим чадам без малейшего промедления оставить все нажитое и немедленно переселяться поближе к Почаеву, который, по его словам, неминуемо устоит в час лихолетья.
Поступать таким же образом своим чадам некогда благословляли многие известные старцы.
Преподобный Кукша рассказывал близким ему людям: «Настанет время, когда начнется война, и все будет гореть, но на три километра от Лавры все сохранится».
Обладая даром прозорливости, он предсказывал наступление смутных времен и благословлял паломникам, жаждущим спасения, покупать дома как можно ближе к Лавре, «держаться за Лаврскую ограду», или же уходить в отдаленные места.
Люди, хорошо помнившие старца в этот период, свидетельствуют: он никогда не заботился о собственном здоровье или личных благах. Рассказывают, что он молился за других так самоотверженно, что порой сапоги буквально наполнялись кровью: от сверхчеловеческого напряжения лопались сосуды. Однажды ему стало так плохо, что, как полагали находившиеся рядом, жить оставалось совсем недолго. И тогда Господь молитвами отца Иосифа продлил ему дни, потому что слишком много оставалось страждущих, для которых общение с подвижником было жизненно необходимо.
Большое попечение проявлял отец Кукша о том, чтобы пасомые им чада не уклонялись в душепагубные расколы, изобличал католиков, протестантов, униатов. Нелицеприятно высказывался он также и станнике Леонтии, которые многие почитали как старца.
На протяжении всего лишь четырех лет находился старец в Почаеве, но это были годы, чрезвычайно плодотворные: он возродил в обители высокие духовные традиции и воспитал огромное количество чад, подготовив таким образом благодатную почву, на которой спустя некоторое время и произросли посеянные им семена старчества.
Впоследствии многие духовно опытные братия, сами принявшие крест старчества, с глубочайшей благодарностью вспоминали о благословенном времени, когда им было доступно общение с удивительным старцем, на десятилетия определившим их дальнейшую жизнь.
Когда в 1957 году отца Кукшу перевели в Иоанно-Богословский мужской монастырь Черновицкой епархии, многочисленные духовные чада продолжали ездить к нему, как и прежде, нуждаясь в мудром окормлении и святых молитвах подвижника. К этому времени общение со старцем стало уже весьма небезопасным: вновь началась волна гонений, еще более страшных, чем ранее. Но это никого не останавливало: поток богомольцев к любимому батюшке не прекращался, и, как свидетельствуют, никто не уходил неутешенным.
Во время возобновившейся травли Церкви старец безропотно нес исповеднический подвиг, ни на что не ропща. Свою грядущую судьбу он прознал духом.
В 1960 году, во время Божественной Литургии, внезапно на жертвеннике от упавшей свечи загорелись покровцы и воздухи, которыми были покрыты Святая чаша и дискос. После того, как огонь был погашен, отец Кукша, прозрев в этом знак грядущих скорбей, сказал: «Враг и отсюда меня скоро изгонит».
Так и произошло: в скором времени обитель закрыли и старца перевели в Одесский Успенский монастырь, где ему Божественным Промыслом суждено было прожить еще четыре года и завершить в 1964 году свой многотрудный и многоскорбный жизненный путь в глубокой старости, дожив почти до девяноста лет.
Господь, неложно обещавший «дать венец живота» тем, кто следует за Ним, прославил Своего угодника.
Будучи гонимым при жизни, старец стяжал непреходящую славу в блаженной Вечности:несмотря на гонения, к его могилке на протяжении тридцати лет нескончаемым потоком притекали люди, в скорбях и радостях поминавшие своего наставника и прибегавшие к его помощи ипосле блаженной кончины старца.
В 1994 году святые мощи угодника Божия были обретены на братском кладбище Успенского монастыря, прославлены и ныне почивают в главном соборе обители.
Однако всему этому предшествовали многоразличные искушения, которые, как и прежде, преследовали подвижника. Были среди них и радости: куда бы ни направляла духоносного старца монашеская судьба, за ним повсюду следовали его преданные чада, безусловно веря в силу его молитвенного предстательства.
Он являлся для них примером стойкости, самоотверженного противостояния злу, высочайшего смирения, доходившего до самоуничижения.
В Одессе отцу Кукше выпало понести величайшие скорби: благочинный монастыря, архимандрит Филипп, по заданию властей постоянно следил за ним, преследуя на каждом шагу и даже закрывая на замок, чтобы никто из приходивших к нему паломников не мог проникнуть в келью старца для духовной беседы. Мужественный исповедник безропотно переносил возводимую на него клевету, даже не пытаясь искать заступничества у глубоко почитавшего его Патриарха Алексия I.
Когда ему жаловались на препятствия, которые приходилось преодолевать, чтобы пообщаться с ним, старец объяснял, что нет необходимости встречаться лично, ибо Господь призрит на прошение и подаст все необходимое.
Сама собой возникает параллель: внимательный человек заметит, что тем же духом исполнены поучения святогорца Паисия Афонского, приведенные во втором томе его книги «Духовное пробуждение». Старец, надолго уходя в уединение для сугубой молитвы, оставлял записку для приходящих к нему просителей, чтобы они в случае его отсутствия не утомляли себя долгим ожиданием и оставляли записки с прошениями, а он помолится за них Господу, Который, если усмотрит в этом необхдимость, Сам разрешит их проблемы.
Живя во плоти, на грешной земле, духом все они были на Небесах, уже здесь носили просветленный образ Божий, сиявший в них немеркнущей славой. Их пастырское служение явилось достойным продолжением в духе и истине великого старческого подвига прославленного сонма великих и духоносных старцев, питающихся неизреченной благодатью, преемственно передаваемой им в третьем уделе Богородицы - Киево-Печерской Лавре.
Закономерным является то, что многие из них получили благословение на монашество в богоспасаемом граде Киеве молитвами святых угодников Печерских и преподобного Ионы Киевского.
Таковым был, к примеру, схиархимандрит Прохор (в миру – Дубровский Прокопий Данилович), носивший в монашестве имя Полихроний.
Биография старца воплотила нестроения и вопиющие противоречия сложной и неоднозначной эпохи, отразившей нестроения и противоречия предреволюционного периода и жестокие репрессии, последовавшие после него. Он был из тех, кто, по словам Апостола, в своей земной жизни мужественно претерпел гонения за веру:
 « Камением побиени быша, претрени быша, искушени быша, убийством меча умроша: проидоша в милотех, и в козьих шкурах, лишени, скорбяше, озлоблени: ихже не бе достоин весь мир, в пустынях скитающиеся, и в горах, и в вертепах, и в пропастех земных» (Евр.11, 37-38).
Формирование мировоззрения будущего старца происходило в годы, предшествовавшие Октябрьскому перевороту 1917года. Он родился 8 июля 1887 года в селе Шпотин Старобольского района Харьковской области в простой крестьянской семье. В силу сложившихся обстоятельств, как единодушно свидетельствуют близкие ему люди, основательного образования старец не получил – не до этого было в тяжелые, смутные времена: семье приходилось бороться за выживание. Поэтому и учиться ему довелось недолго: образование завершилось в 1899 году по окончании курса церковно-приходской школы. Дальнейшей возможности продолжить обучение не предоставилось, однако Господь восполнил этот пробел высочайшими духовными дарами, котрыми щедро оделил Своего избранника.
Милостию Божией, как гласит предание, он стал преемником и ближайшим чадом преподобного Ионы. И хотя последний почил в 1902 году, если следовать преданию, он успел оставить заметный след в в душе молодого подвижника, который исполнился благочестивым помыслом о принятии монашеского пострига.
Мирская жизнь с юных лет чрезвычайно мало привлекала его, однако, по неисповедимости Господня Промысла, он, как свидетельствуют факты, достаточно рано обзавелся семьей. Его ближайшие родственники: сын и внук, являющийся в настоящее время священнослужителем (протоиерей Виктор, служащий в Свято-Вознесенской церкви г. Киева), вспоминают об этом периоде его жизни мало, располагая весьма скудными сведениями. В этом, очевидно, также скрыт определенный смысл, ибо Господь уготовил Прокопию Дубровскому иное призвание, и вся предшествующая монастырю жизнь умерла с принятием монашеского пострига.
В 1908 году, в возрасте двадцати одного года, будущий старец становится послушником Свято-Троицкого Ионинского монастыря, каковым является более десяти лет, ревностно выполняя все возлагаемые на него послушания и проявляя истинное смирение буквально во всем, чем бы он ни занимался. Успешно пройдя монашеский искус, он в 1919 году удостаивается пострига в лик ангельский с наречением имени Полихрония.
Неукоснительное соблюдение строгого монашеского устава, высокая ревность о Господе не остаются незамеченными Священноначалием. В 1921 году архиепископ Назарий рукополагает монаха Полихрония во иеродиакона, а в 1927 году архиепископ Георгий – в сан иеромонаха.
Имея сугубый дар молитвы, на которой он умел сосредоточиваться в любых условиях, батюшка нисколько не тяготится иноческими трудами, пронеся монашеский подвиг через всю свою земную жизнь. Будучи смиренным и послушливым, он угождает Господу настолько, что сподобляется высокого дара прозорливости.
Не обходит его и бренная земная слава.
За ревность в выполнении послушаний в 1931 году он удостаивается высокой церковной награды: ему благословляют ношение набедренника.
Время, в которое иеромонах Полихроний оказывается призванным на свещник священнического служения, было чрезвычайно сложным. В годы гонений, обрушившихся на Церковь, постепенно, под различными предлогами, из Ионинского монастыря стали выводить братию, чтобы вскоре закрыть его окончательно. В связи с этим иеромонах Полихроний в 1935 году становится настоятелем прихода в местечке Носовка Черниговской области, и продолжает свой подвиг духовничества, пребывая в этой должности по 1945 год. За самоотверженные труды на ниве Господней он награждается наперстным крестом, а в 1936 году епископом Стефаном возводится в сан игумена. Однако, привыкнув к монастырской жизни, он тяготится вынужденным пребыванием в миру.
Непосредственно после Великой Отечественной войны в Киеве действовало много православных обителей, открывшихся в начале 40-х годов. Однако постепенно их стали притеснять и закрывать под всевозможными предлогами. Тогда братия обители Пречистой на Церковщине, Ионинского и других монастырей стали направляться в Лавру и обустраиваться в уделе Богородицы, надеясь обрести приют и прибежище. Игумен Полихроний подает прошение о зачислении его в прославленную обитель, которое вскоре удовлетворяется: с 1945 года он зачисляется в число Лаврской братии. По благословению Священноначалия он получает послушание блюстителя пещер и старшего записчика, а в 1955 году правящим архиереем, митрополитом Иоанном, возводится в сан архимандрита.
Примерно в одно время с ним приходит в Лавру духоносный старец, прошедший монашеский искус и укрепившийся молитвами преподобного Ионы Киевского – схимонах Дамиан. Эти подвижники, имея безценный опыт пребывания в Свято-Троицком Ионинском монастыре, привнесли во внутреннюю жизнь обители тот особый дух суровых аскетических подвигов, который не оскудел после блаженной кончины основателя монастыря, вследствии чего все братия, считавшие себя его преемниками, отличались примерной строгостью и благочестием.
Если учесть, что преподобный Иона был чадом и духовным преемником великого старца, молитвенника земли Русской, преподобного Серафима Саровского, то не будет преувеличением утверждение, что сам преподобный Серафим молитвенно укреплял их, находясь у престола Господня. Дух этот молитвами и трудами схимонаха Дамиана и игумена Полихрония был преемственно передан наиболее ревностным Киево-Печерским инокам. Следовательно, и окормлявшиеся у отца Полихрония схиархимандрит Феодосий (Орлов), пребывавший в те годы в Лавре, и многие другие братия, глубоко почитавшие его как духовного наставника, впитали благостный дух старчества и православной аскезы, идущий непосредственно от преподобного Серафима.
Еще в Киево-Печерской Лавре отец Полихроний обрел широкую известность в среде верующих своей высокой духовной жизнью и тем, что в сложные времена усиливающихся гонений достойно нес почетное и многотрудное послушание духовника. Сам облик отца Полихрония, образ его жизни, высокое смирение, которым он обладал, лучше всяких слов свидетельствовали о его высокой духовности. Это неоднократно подчеркивали в своих воспоминаниях и духовник возрожденной Лавры, архимандрит Авраамий (Куява), и прошедший аскетическую школу в горах Кавказа отец Мардарий, и неутомимый отец Руф (Резвых), сохранивший до настоящего времени живость и непосредственность. Об этом же свидетельствовал схиархимандрит Феодосий (Орлов), у которого отец Полихроний был духовным воспреемником при постриге.
Приводим дословно, как свидетельство очевидца, слова одного из глубоко почитавших его чад, впоследствии также обретшего многообразные духовные дары, - иеромонаха Мардария:
 « Постригали нас вместе: меня, его, нас пять человек в Великий пост. Постригал владыка Нестор, по благословению митрополита Киевского. Духовным воспреемником был отец Прохор Почаевский, который уже умер. Он был духовником Киево-Печерской Лавры, меня постригал тоже лично, и он же благословил меня в пустыню. В монашестве он был Полихроний, а в схиме - схиархимандрит Прохор.
В Почаев отец Полихроний приходит, когда над Киево-Печерской Лаврой нависает угроза закрытия, и братию под различными предлогами рассредотачивают по провинциальным монастырям.
Власти, безжалостно изгонявшие монахов, не посмели расправиться с ним, поскольку слишком широкой была известность этого духоносного старца. Поэтому ему не смогли воспрепятствовать поселиться в Почаевской обители, как запретили остальным инокам, судьбы которых сложились порой самым драматичным образом. Обратимся вновь к безценному свидетельству отца Мардария:
«Уже в 1961 году Лавру закрывают, и меня высылают, и других…
Отец Прохор к этому времени уже перешел в Почаевскую Лавру. Поскольку батюшку все знали как великого подвижника, его приняли в число Почаевской братии. Нас же, рядовых монахов, никого и нигде не брали, так как был строгий запрет со стороны властей. Я тоже хотел в Лавру Почаевскую, однако это было невозможно. А так как отец Прохор был духовником, власти не могли с этим не считаться, и он там остался духовником».
С 1959 года архимандрита Полихрония зачисляют в число братии Почаевской Лавры. Будучи опытным наставником и обладая множеством несомненных духовных дарований, он с 1959 по 1962 годы исполняет почетное послушание духовника Почаевской Лавры, одновременно являясь и киотным, т. е. предстоятелем перед иконой Почаевской Божией Матери. К нему, как и в Киеве, притекают люди, стремящиеся разрешить свои недоумения, получить благодатную помощь. Особенно ярко проявляется в это время дар духовного видения, которым Господь щедро наделяет старца. В 1963 году он, как один из наиболее опытных насельников обители, назначается членом Духовного Собора и казначеем Лавры и успешно выполняет это послушание вплоть до 1966 года, когда по болезни его освобождают от этих почетных и ответственных послушаний и постригают в схиму с именем Прохора. Однако старческое окормление духовных чад схиархимандрит Прохор не оставляет практически до конца жизни. Господь призывает его в горний мир 7(20) сентября 1977 года, но благодарная память о духоносном старце продолжает жить и до настоящего времени.
Сколько поколений подвижников воспитал схиархимандрит Прохор!
Достаточно вспомнить, что одним из его духовных чад был отец Ахила – впоследствии схиархимандрит Феодосий (Орлов), мужественный исповедник, молитвенник, неутомимый труженик, также пополнивший со временем сонм Почаевских старцев. Через схиархимандрита Прохора и схимонаха Дамиана, духовно близких преподобному Ионе, отец Ахила вступил в преемственную связь с преподобным Серафимом Саровским, впитав в себя благодатный дух старчества, вмещающий воистину вселенскую любовь ко всем «труждающимся и обремененным», и великий талант терпеливого руководства учеников в их прохождении по тернистому пути духовного возрастания. С другой стороны, ему посчастливилось иметь тесное духовное общение со знаменитыми Глинскими старцами, окормлявшими его в горах Кавказа.
С течением времени он и сам стал «верным наставником», имеющим высокий дар истинной веры и научающий в ней других. Разумеется, Господь может благословить Своих избранников на крест старчества не только в преклонном возрасте, но и в молодые годы, однако чаще всего необходимо приложить множество трудов и усилий, смирить плоть, избавиться от страстей, обрести подлинную молитву, чтобы стяжать истинную премудрость Божию.
Появление на духовном небосклоне славного сонма почаевских старцев - событие знаменательное. Именно во времена, когда оскудение веры в Бога стало явлением общепризнанным и общераспространенным, равнодушие к религии - едва ли не признаком хорошего тона, а совершенное неверие - ученостью и образованностью, более чем когда-либо стало ощущаться трагическое для многих, и особенно для молодежи, отсутствие положительного идеала. Люди ощутили острую нужду в убедительных примерах настоящего благочестия, помогающих формированию Православного мировоззрения, правильному, христианскому воспитанию. И Господь воздвиг для них эти примеры. Высокая духовная жизнь современных нам старцев: архимандрита Апеллия, схиархимандрита Феодосия, схиархимандрита Димитрия и других, возможно, менее известных, способна стать подлинным, а не ложным идеалом, жизненным ориентиром для многих.
 «Блюдите убо, како опасно ходите» (Еф. 5, 15), - предостерегает нас Священное Писание. 
Те избранные, кому дано услышать призывный глас Божий, навсегда отвергнутся от «дел неплодных тьмы» (Еф.5,11) и изменят решительным образом свою жизнь. Тех же, кто будет продолжать идти погибельным путем, ждет неминуемая участь юродивых дев, отвергнутых Небесным Женихом и в ответ на молитвенное призывание получивших гневную отповедь: «Истинно говорю вам: не знаю вас» (Мф. 25,12).
Наши великие почаевские старцы не единожды добровольно брали на себя скорби и притеснения для того только, чтобы их чада могли извлечь из их искушений некоторую духовную пользу, ибо, по словам апостола, «мы безчестны и немощны: вы же славныи крепки во Христе» (1 Кор. 4, 10).
Своей самоотверженной любовью и безоговорочным послушанием воле Божией схиархимандрит Феодосий сумел вызвать глубокое ответное чувство у всех, кто сподобился знать его, веривших, что Господь воздвиг для них печальника и молитвенника, который желает им блага душевного в той же, а, возможно, и большей мере, чем стремится к этому благу сам. Подобно тому, как от возженной свечи возгораются другие, этот кроткий старец возжег в учениках и последователях священный огонь любви к Господу, утвердил святую Православную веру, обучил смирению и послушанию. Всей своей жизнью он утверждал неложную Евангельскую истину: «Итак, бодрствуйте, потому что не знаете ни дня, ни часа, в который приидет Сын Человеческий» (Мф. 25, 13).
Тяжелый, но благодатный крест старчества был возложен на схиархимандрита Феодосия с того самого момента, когда еще во время странничества к нему потянулись люди, и он начал свою проповедническую, миссионерскую деятельность, открывая Православие всем, кому Господь дал познать его великие и вечные истины.
Согласно архивным документам, родился схиархимандрит Феодосий (Александр Макарович Орлов) 17 марта 1906 года, в день памяти Алексия, человека Божия, и был крещен в церкви священником Алипием Введенским, о чем свидетельствуют скупые строки в сохранившихся документах.
В посемейном именном списке на 1 января 1910 года по с. Кадниковскому, Шелаболинской Заимке Касмолинской волости, Барнаульского уезда Томской губернии была обнаружена запись, из которой следует, что происходил он из крестьянской семьи, ведущей самостоятельное земледельческое хозяйство. Семейство было достаточно большим, но дружным. Кроме отца, Орлова Макара Ефимовича, и матери, Матрены Никифоровны, было еще четверо сыновей: Павел, Ефим, Иван и Александр. Последний и стал впоследствии старцем.
До прихода в Киево-Печерскую Лавру Александр Орлов трудился в сельском хозяйстве, работал на народно-хозяйственных объектах, был шофером, затем нес подвиг странничества. Однажды страннику Александру духом была дана возможность вразумления женщины, работавшей в суде, и он, по великой своей ревности о Господе и любви к ближнему, не замедлил ею воспользоваться. Не думая о возможных последствиях, Александр превратил зал заседания суда в место апостольской проповеди, исповедав веру истинную - и Господь его не посрамил.
Позже, в Киево-Печерской Лавре, приняв монашеский постриг с именем Ахилы, он с величайшей духовной радостью общался с народом, неся свет Православия всем, кто в нем нуждался, следуя Богодухновенному наставлению святого апостола Павла: «Изнемогающего же в вере приемлите, не в сомнение помышлений» (Рим.14, 1).
Долгими ночами без сна он молился вместе с паломниками в открытом для ночлега храме. Людям, притекающим к нему в немощах и скорбях, давал мудрые духовные советы, следование которым избавляло от нестроений, возвращало внутренний мир и покой.
Дивного созерцания Богородицы старец сподоблялся неоднократно.
Пречистая являлась подвижнику Александру в Киеве, где вручила ему посох и благословила держаться за него; затем - в Иверии, Своем первом уделе, когда он подвизался в горах (один раз - даже с апостолом Иоанном Богословом), направив его стопы в Почаевскую Лавру.  Не оставляла Царица Небесная схиархимандрита Феодосия высочайшим вниманием и в самом Почаеве, где, запечатлев некогда на горе след Своей Цельбоносной стопы, навсегда сотворила обитель для всех, чающих Ее святого заступления.
Однажды он сподобился дивного явления, в котором получил подтверждение истинности полученного им в тонком сне толкования на Евангелие.
Пребывая ночью в полудреме, он вдруг с поражающей ясностью увидел перед собой три женские фигуры, закутанные в дорогие одежды.
Приблизившись к нему, первая явила себя юной и прекрасной девой, вторая поразила зрелой красотой и совершенством форм, третья же предстала статной почтенной старицей.
Самая юная представилась Церковью первых веков христианства, когда каждый, уверовавший во Христа, верил истинно, и из ста христиан спасались все сто.
Вторая назвалась Церковью средних веков, когда верующих спасалось только пятьдесят.
Третья же в ответ на недоуменный взгляд безмолвствовавшего подвижника с печалью в голосе объяснила, что Она - Церковь последних времен. В эти скорбные времена из ста человек смогут спастись только трое.
Во время пребывания на Кавказе старец окреп в молитвенном делании, и Господь щедро наделил его даром рассуждения, столь необходимым для оказания помощи ближним. Когда отец Феодосий приезжал на Кавказ впоследствии, пустынножители принимали его как старца, являя полное послушание его воле.
С принятием священного сана духовничество стало главным смыслом жизни, его очевидным призванием.
Воистину, «блажен муж, боящийся Господа и крепко любящий заповеди Его» (Пс.111,1).
По смирению и послушанию он мужественно принял этот нелегкий крест, во всем неопустительно следуя словам Священного Писания, предписывающего носить тяготы других: «Мы, сильные, должны сносить немощи безсильных и не себе угождать. Каждый из нас должен угождать ближнему, на благо, к назиданию. Ибо и Христос не Себе угождал» (Рим.15,1-3).
Главным сокровищем, которым его одарил Господь, была жертвенная, не имеющая границ, безбрежная Любовь, которая светилась во всех его движениях, в разговоре, во взгляде. Многие, видя его, начинали плакать. В его присутствии проходили все скорби, все тяжелое на душе уступало место Божественной тишине, покою, блаженной радости. Таково было действие этой любви, что даже самые черствые сердца смягчались под ее воздействием. Воистину, на закате дней он имел право дерзновенно молиться: «Отче, даждь ми, да идеже буду аз, будут и дети мои» (Ин.16, 24).
Самоотверженная жертвенная любовь старца, в соответствии с Писанием, проявилась именно в умении сострадать ближним и дальним в их скорбях, сорадоваться им в минуты радости и оказывать безоговорочную помощь всем, кому она потребуется. Его служение людям – это действенное воплощение всепоглощающей, превосходящей человеческое разумение любви, когда спасение ближних – необходимое условие личного спасения.
Обитавшие в схиархимандрите Феодосии несокрушимая сила духа и воистину Божественная любовь, побуждающие его ради помощи ближним безропотно терпеть укоризны и поношения, влекли к нему всех «труждающихся и обремененных» (Мф.11,28). Батюшка притягивал к себе людей, подобно магниту, всех объединял во Господе, всех делал членами одной духовной семьи, одного великого братства, «ибо никто из нас не живет для себя, и никто не умирает для себя; а живем ли – для Господа живем; умираем ли – для Господа умираем» (Рим. 14, 7-8).
Каждый чувствовал рядом с ним дыхание вечной жизни, его благодатная старческая красота и величие духа вызывали трепет и благоговение, побуждали заботиться о спасении, «искать того, что служит к миру и взаимному назиданию» (Рим.14,19).
Духовно сливаясь со своими чадами так, что чужая боль становилась своею, блаженный старец наш полностью изжил в душе остатки самолюбия, всецело предавая себя делу спасения ближних. Его самоотверженность можно сравнить с непостижимой обыденному сознанию ревностью преподобного Варсонофия, который, предваряя всяческие просьбы, неустанно молился о своих чадах: «Я прежде прошения вашего ради горящей во мне любви Христа, сказавшего: возлюби ближнего своего, яко сам себя (Мк.12, 31), не престаю день и ночь молиться Богу, чтобы Он сделал вас Богоносными. Я, как отец, хочу включить детей своих в светлые воинства царские, тогда как они сами не заботятся о сем» (219).
Сам старец неоднократно подчеркивал, что книга Варсонофия Великого и Иоанна «Руководство к духовной жизни» была его постоянной спутницей, во время странствий он всегда носил ее с собой и часто перечитывал. Впоследствии, вразумляя доверенных ему чад, он ссылался на эту книгу неоднократно.
Старец учил постоянно слушаться настоятеля и монастырское начальство, считать себя хуже всех, уподобляясь монахам древних времен, отнюдь нелицемерно называвших себя прахом и пеплом и относивших к Богу все хорошее, что в них было.
Он советовал своим чадам как можно больше читать Святое Евангелие, вникать в толкования на Него, особенное предпочтение отдавая творениям святителя Иоанна Златоуста и блаженного Феофилакта Болгарского. Вспомним, что приснопамятные оптинские старцы, которым он был близок по духу, благословляли многим своим чадам чтение толкований святителя Иоанна Златоуста на Евангелие от Матфея и Евангелие от Иоанна.
Какими бы важными делами ни занимался отец Феодосий, он неопустительно непрестанно молился о доверенных ему Господом чадах, полагаясь на всепобеждающую силу молитвы гораздо более, чем на обширную проповедь. Многие из них свидетельствовали: по молитвам батюшки происходило исцеление болящих, вразумление буйствующих, духовное возрождение людей, отпавших от святой православной веры. Еще при жизни такие истории передавались из уст в уста, укрепляя в людях веру в помощь любимого батюшки. По блаженной кончине старца было собрано огромное количество свидетельств силы его молитвенного предстательства.
Следует отметить, что характер духовной помощи, оказываемой старцем, изменялся со временем. Так, когда отец Феодосий был более молод, он любил, помимо молитвы, наставлять на путь истинный своих чад или пришедших на богомолье паломников добрым назидательным словом. Уже тогда это были скорее даже не проповеди, а поучения. В простой, доступной всем форме он пояснял людям Евангельские истины, давал толкования на Псалтирь, научал, как с достоинством выйти из той или иной ситуации…
Говорил он, несмотря на простоту изложения, а возможно, и благодаря ей, очень увлекательно, интересно. Люди, сподобившиеся услышать его, получали великую духовную пользу, «ибо все, водимые духом Божиим, суть сыны Божии» ( Рим. 8,14), и, следовательно, «и наследники, наследники Божии, сонаследники же Христу, если только с Ним страдаем, чтобы с Ним и прославиться» (Рим. 8, 17).
Старец не замыкался исключительно в монастырских стенах, подавая слово назидания и утешения всем, кто в нем нуждался. Во время поездок на Кавказ в дороге, на привале, в поезде его окружало множество людей, с которыми он, не жалея времени и сил, проводил душеспасительные беседы. К беседам этим, поддаваясь неизъяснимому обаянию его светлой личности, стихийно присоединялись случайные попутчики и все, кто готов был слышать слово Божие. И сколько раз по Промыслу Божию подобные «случайные» встречи совершали переворот в судьбах людей, приводя их к полному и глубокому покаянию, ибо и «во тьме восходит свет правым» (Пс.111,4).
То, что рядом со старцем постоянно бывал народ, не все воспринимали однозначно. В ответ на недоуменные слова и упреки отец Феодосий пояснял, что он не может никому отказать, ибо среди простых людей много тех, кто буквально погибает во тьме греховных заблуждений. Принимая всех, требующих утешения, он вполне мог бы повторить вслед за преподобным Серафимом Саровским, с которым его всегда связывала нерасторжимая преемственная связь: «Положим, что я затворю двери моей келии. Приходящие к ней, нуждаясь в слове утешения, будут заклинать меня Богом отворить двери и, не получив от меня ответа, с печалью пойдут домой…
Какое оправдание я могу тогда принести Богу на страшном Суде Его?» (220).
В последние годы своей земной жизни, все значительнее углубляясь в богосозерцание, старец, становясь еще более немногословным, почти перестал произносить проповеди. Даже наиболее близкие ему иноки, которых сам батюшка называл духовными чадами и любил как родных, к глубочайшему сожалению всех, кто знал и любил отца Феодосия, не имеют записи его проповедей и по памяти, более или менее точно, воспроизводят его назидания. Живо беседуя с теми, кто нуждался в окормлении, старец говорил только самое необходимое, чаще всего применяя иносказательную форму, поэтому и понимать его назидания необходимо не буквально, а в духе.
Следует отметить также, что старец, постоянно пребывая на виду, среди множества людей, которые устремлялись к нему за помощью, все-таки сумел если не полностью, то в значительной мере сокрыть от любопытных глаз свою духовную жизнь. Не всегда ему для этого необходимо было затворяться в келии: помогал навык внутренней молитвы, приобретенный еще в давние времена странничества и усовершенствованный в горах Кавказа. Старец погружался в Иисусову молитву, ограждая себя от суетных и неспасительных попечений. Находясь в Лавре, он очень любил келейное одиночество, однако вынужден был жертвовать им ради спасения других, уподобляясь в этом преподобному Амвросию Оптинскому, Георгию Задонскому, своим духоносным учителям.
В схиархимандрите Феодосии всегда поражало это высокое чувство ответственности, побуждающее его к строгости и нелицеприятию, удивительным образом сочетаемое с необыкновенной отеческой душевностью, проявлявшейся во всех его словах и поступках.
Строго спрашивая с опытных в монашеском делании братий, он был снисходителен к новоначальным. Новопостриженных монахов, которые еще не знали, возможно, как управить свою дальнейшую жизнь, он очень тепло поздравлял с принятием лика ангельского, и, давая отеческое наставление, добродушно советовал: «Вот вам даны имена прославленных святых, вы прочитайте их жития и во всем подражайте им. Ревнуйте о Господе!»
С неподдельной радостью старец говорил об увеличении числа монашествующих, о новых воинах Христовых, презревших мир с его слабостями и соблазнами.
Наставления его были мягкими, без малейшей тени осуждения. В тех ситуациях, когда его учениками допускались какие-либо оплошности, он старался руководствоваться словами святого апостола Павла, который строжайшим образом предостерегал не соблазняться внешней стороной прегрешения и не осуждать ближнего: «Не станем же более судить друг друга, а лучше судите о том, как бы не подавать брату случая к преткновению или соблазну» (Рим.14, 13).
Отец Феодосий часто говорил: «Когда я смотрю на людей беззаконных, мне так хочется их обращения и спасения. Но, увы, у них помрачен ум, они не веруют во Христа и идут в вечную погибель. А как хотелось бы их спасения!»
Эти его мысли были абсолютно созвучны тем Богодухновенным пророческим речениям, которые содержатся в Евангелии, Апостоле, святоотеческой литературе.
По сути, он всегда поступал согласно научению святого апостола Павла: «Егда же приведут вы на соборища, и власти, и владычества, не пецытеся, како или что отвещаете, или что речете: Святый бо Дух научит вы в той час, яко подобает рещи» (Лк.12,12).
В правильном воспроизведении велений Духа, недопущении каких-либо толкований от себя, по собственному разумению, и заключалась великая благодать старчества. Отец Феодосий стяжал ее в полной мере.
Совершенно отрешенный от мирского взгляда на жизнь, видящий мир во всем многообразии его проявлений, во всем он стремился узреть некий таинственнный смысл, извлечь важное для других назидание. Даже в монотонном перестуке часов духовно чуткий разум старца улавливал дыхание Вечности.
 «Знаешь, что они нам говорят?- Спросил он однажды у находящегося рядом послушника. - Они говорят, что все ближе и ближе мы к смерти! Тук-тук, и она уже рядом».
Монахов, предостерегая от выбора широкого, но неспасительного пути, он вразумлял, рисуя устрашающие картины возможных падений для тех, кто не хочет трезвиться, указывая на два возможных для них неспасительных пути, один из которых ведет в блуд, а другой – в прелесть.
В духовной жизни он признавал наилучшим постепенное совершенствование, именуемое «царским путем». Памятуя об опасности впасть от чрезмерных трудов в состояние духовной прелести, он никогда не нагружал подвижника большим молитвенным правилом, не советовал браться за чрезмерные подвиги. Старец предупреждал, что нельзя раньше времени приступать к тем подвигам, которые совершали люди высокой духовной жизни: нужно быть к ним готовым, очистив сердце и научившись бороться с помыслами. Как он и предвидел, многие из тех, кто начинал подвизаться с большим рвением, впоследствии часто охладевали и с превеликим трудом исполняли даже обычное монашеское правило.
Вместе с тем старец считал очень важным, чтобы человек принуждал себя делать доброе, ущемлял себя хотя бы в малом ради Господа. Но он никогда никого не заставлял делать это насильно. Мгновенно взглянув на вопрошающего его человека и мысленно воззвав к Господу, старец легко мог определить духовные корни тех или иных проблем, возникших у него, и подать слово вразумления не в мирском понимании, а наитием Святого Духа.
Злобно мстили бесы батюшке за его сугубые молитвы о погибающих в грехе людях. Бывало он тяжко болел, неоднократно бывал избиваем бесами, но никогда ни на мгновение не сомневался в правильности избранного пути крестоношения. Сугубая молитва была его щитом и забралом, дыханием, его связью с Источником жизни и той реальной помощью, в которой он никому не отказывал, следуя святым Евангельским заветам, строго предписывающим во всем следовать за Господом, «ревнуя о дарах больших»: «Будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный» ((Мф. 5,48).
Ко всем у него была отеческая любовь, которая позволяла увидеть немощи человека и, проникнувшись состраданием к его падшему естеству, разделить с ним скорби. Обладая особым свойством видеть души других людей, которые были для него как бы прозрачны, иногда, чтобы не смутить пришедшего за помощью, старец обличал его прикровенно, приписывая его грехи собственному недостоинству. Будучи сильным духом, он, согласно апостольскому наставлению, носил немощи безсильных и угождал ближнему «во благо, к назиданию» (Рим. 15, 1-2).
Многие представители духовенства обращались к нему в сложных житейских обстояниях. Некоторые из них принимали священнический сан непосредственно по его благословению. Какие вопросы они решали с отцом Феодосием, ведает лишь Господь, но от старца все уходили просветленными, с какой-то внутренней уверенностью, твердо зная, как правильно поступить в сложившейся ситуации.
Ежедневно во время богослужения он, неопустительно находясь в алтаре, вынимал частицы из просфор или молился у Чудотворной иконы. Это давало возможность священнослужителям задать старцу самые разнообразные вопросы. И, казалось, Сам Господь через старца подает вразумление или мудрый духовный совет, такими точными и глубокими, несмотря на краткость, были полученные ответы.
Воистину неложны слова Святого Писания, гласящего: «Се даю вам власть наступати на змию и на скорпию, и на всю силу вражию: и ничесоже вам не вредит. Обаче о сем не радуйтеся, яко Дуси вам повинуются: радуйтеся же, яко имена ваши написана суть на небесех» (Лк.10,19-20).
Схиархимандрит Феодосий, вне всякого сомнения, воплотил в себе дух Вселенского Православия, ни в чем не искажая его Богодухновенной сути и лишь переводя для окружающих в доступный им смысловой ряд. Насколько же важно умение различать духов, подчеркивает святой апостол Иоанн Богослов: «Возлюбленные! Не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они, потому что много лжепророков появилось в мире. Духа Божия (и духа заблуждения) узнавайте так: всякий дух, который не исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, не есть от Бога, но это дух антихриста» (1 Ин.4,1-3).
Те же незначительные различия, не затрагивающие концептуальных, мировоззренческих аспектов, которые и содержались в его поучениях, проистекали из того, что обращался в своих поучениях старец к маловерам последних дней, зараженным тлетворным влиянием многолетней атеистической пропаганды. Поэтому он постоянно обращался к Священному Писанию, стремясь воспроизводить его Богодухновенные истины дословно или очень близко к Первоисточнику. Мысли же, выражаемые и подтверждаемые им, всегда были созвучны духу учения Церкви, писаниям Святых отцов.
Некоторых современных авторов старец Феодосий и не советовал читать именно потому, что у них, по его словам, слишком много написано от собственного ума, а ревновать, по словам святого апостола Павла, нужно более о дарах духовных(1 Кор.14,1).
Следуя святоотеческому пониманию природы чудесного, старец неоднократно предостерегал своих чад от чрезмерного увлечения различного рода чудесными явлениями, предлагая непрестанно трезвиться, читать катехизис, твердо усваивая учение Православной Церкви, ибо именно в этом, а не в мудровании, залог личного спасения. Любил он в связи с этим повторять слова святого апостола Павла: «Аще Ангел с неба благовести паче, нежели мы благовествовали: Анафема да будет» (Галат.1,8).
Будучи искушенным в невидимой брани, схиархимандрит Феодосий постоянно подчеркивал, что по своей поврежденности грехом никто из нас не достоин иметь духоносные видения, а если считает себя таковым, то находится на пути к погибели, ибо подвержен гордости и самомнению. Именно от такого рода повреждениях предостерегал нас преподобный Иоанн Лествичник: «Увидев падшего, знай, что сему предшествовала гордость».
Иногда, вопрошая старца, люди, обуреваемые духом сомнения, задавали ему искусительные вопросы, пытаясь выведать его отношение к канонизации того или иного подвижника.
Как правило, на подобные вопросы старец отвечал скупо, не подавая повода к соблазну и отсекая всякую возможность впускать в душу своих собеседников опасное свободомыслие: «На это есть Священноначалие, оно за все отвечает. Как решат, так и будет».
Те, кто был у него в послушании, так и поступали, ничего не делая самовольно. Если кто-то не испрашивал благословения, старец непременно отчитывал их, хотя и мягко, без особой строгости, но давая понять, что более таким образом поступать не стоит. Однако ослушание само по себе приводило к многоразличным скорбям. Во избежание этого отец Феодосий требовал от своих учеников иметь живую веру, внимание и послушание, поясняя, что без наличия этих качеств обращаться к старцу безполезно, как безполезно постичь Промысл Божий.
Глубочайший внутренний мир, который отец Феодосий стяжал трудами и болезнями, на каком-то тончайшем, духовном уровне передавался людям, пришедшим испросить у него совета или благословения, - старец буквально излучал благодать Божественной любви.
Разумеется, находились те, кто приходил к нему без крайней нужды, из праздного любопытства, без сокрушения в грехах и желания изменить свою жизнь к лучшему, не почитая его за старца.
Батюшка, которому открывались их помыслы, прекрасно видел это, однако своей всепоглощающей любовью покрывал их недостоинство, никогда ни на что не обижаясь. Он практически, действенно исполнял слова святого апостола Иакова о том, «что обративший грешника от ложного пути его спасет душу от смерти и покроет множество грехов» (Иак.5, 20).
Имея всего четыре класса образования, он поражал собеседников ясностью мышления и четкостью изложения важнейших богословских категорий, преподносимых им наглядно, образно и чрезвычайно просто. Благодарные ученики свидетельствуют: сколько лет они помнят батюшку, он постоянно читал, непрерывно занимаясь духовным самообразованием, и имел в келье обширную библиотеку разнообразной духовной литературы. Необходимо отметить, что светских книг или газет старец не читал никогда, твердо зная, «что дружба с миром есть вражда против Бога» (Иак.4, 4).
Батюшка рассказывал, что раньше он все-таки просматривал некоторые мирские газеты, чтобы быть в курсе политических событий. Он стремился узнать, «что они еще там натворили», однако однажды, после усердной молитвы, взяв по привычке в руки газету, чтобы почитать ее, и почувствовав, что руки внезапно онемели, понял, что монаху не нужно читать мирских газет, дабы не впасть в соблазн. Кстати, такого же мнения были преподобный Силуан Афонский, Паисий Святогорец и многие другие старцы.
Насколько это было в его силах, отец Феодосий, по смирению, пытался все-таки отказываться от духовничества и окормлял, в основном, только монахов и мирян, постоянно окружавших его.
Его духовная жизнь в монастыре была и без того достаточно насыщенной. Много времени уходило на выполнение послушания киотного возле Почаевской иконы Божией Матери, участие в богослужениях, проведение вычиток, соборных молебнов с акафистами. Ему просто некогда было исповедовать паломников, приезжающих в обитель и стремящихся попасть к нему на беседу.
Однако те записки, которые в огромном количестве ему передавали, старец все-таки читал, молясь за всех, просивших духовной поддержки. К нему приходило множество писем, и, ввиду своей огромной занятости, он почти никогда не писал ответы, делая исключение лишь для самых серьезных ситуаций, когда человеку жизненно важно было что-либо срочно подсказать. Тем не менее, никогда не оставлял он просителей без молитвенной помощи, и желаемый ответ получали они непосредственно в изменившихся обстоятельствах собственной жизни, что легко подтверждается обилием писем, содержащих благодарение за полученную действенную помощь.
Своих духовных чад он исповедовал непосредственно в келье. Как правило, это была братия, подвизавшаяся в монашестве. Они, преимущественным образом, не покидали стен монастыря, соответственно, и не впадали в те многоразличные искушения, которыми изобиловал утопающий в грехах мир. Старец же сознательно уходил от мира, следуя богодухновенному научению святого апостола Иоанна Богослова: «Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей. Ибо все, что в мире — это похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, а не есть от Отца, но от мира сего» (1 Ин.2,15-16).
Касаясь исповеди мирян, старец говорил о тех объективных трудностях и скорбях, которые обнажались перед духовником. Он отмечал, в частности: «Как тяжело их исповедовать! Они совсем не хотят называть свои грехи на исповеди! А что же это за исповедь, если люди утаивают на ней свои грехи?»
Мирян старец исповедовал крайне редко. Исключение составляли чада батюшки.
Будучи немногословным, он говорил со всеми только по существу, имея в жизни своей всегда и во всем лишь единое на потребу (Лк.10,42). Но два-три его слова, и уж тем более, несколько предложений бывали необыкновенно точны и содержательны.
Очень часто он отвечал вопрошающему или вопрошающим словами столь любимого им Евангелия, Псалтири, Апостольских правил. Для него этот свод правил поведения православного христианина был незыблемым плодом Вселенского Церковного разума, исполненного Духа Святого, ибо «никто, говорящий Духом Божиим, не произнесет анафемы на Иисуса, и никто не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым» (1 Кор.12,3).
Он свято исповедовал непоколебимую истину: если старец, духовник, просто священник говорит нечто, несозвучное духу Церкви, словам праведников древних времен, вводя пасомых чад в искушение, опасный соблазн, значит, он тяжко поврежден гордыней и не в состоянии привести кого-либо ко спасению, прежде чем сам не избавится от обольстительной ереси.
Однако же кающихся грешников старец не отвергал, а, наоборот, всячески поддерживал и укреплял в вере, следуя апостольской проповеди: «Блажен человек, который переносит искушение, потому что, быв испытан, он получит венец жизни, который обещал Господь любящим его» (Иак.1, 12).
Духовным же своим чадам отец Феодосий, заботясь об их спасении, строго наказывал: «Если ты видишь не то, что надо, избегай этого».
Схиархимандрит Феодосий отошел ко Господу после непродолжительной болезни 20 июня 2003 года на 96 году жизни и был погребен на братском кладбище в Неделю Всех святых. Несмотря на летнюю жару, признаков посмертного разложения не было.
Наместник Лавры, Епископ Владимир, в своей проповеди на панихиде с глубокой скорбью сказал:
 «Вы знаете, кого мы потеряли? Великий подвижник покинул нас! Но он сейчас там, у себя дома, с Богом!».
По словам многих очевидцев, с момента выноса тела старца на улицу, возле гроба сел соловей и пел, заливаясь переливистыми трелями, до самого окончания погребения. И даже в то время, когда гроб опускали в приготовленную яму, предавая земле, соловей сидел на дереве и все пел, умолкнув лишь после того, как братия пропели «Вечную память…».
Лишь после окончания братской панихиды он поднялся с ветки, на которой сидел, и улетел.
 Свидетели этой трогательной картины с умилением говорили:
«Вот как батюшка Богу-то угодил, даже природа его прославляет!».
Старец оставил по себе благодарную память и неложное обетование молиться за своих чад и в блаженной Вечности.
Чрезвычайно яркой, запоминающейся личностью, также оставившей заметный след в Почаевской Лавре, стал архимандрит Апеллий (в миру-Станкевич Арсений Евдокимович)–стойкий и последовательный исповедник последних времен. Он родился в 1929 году в селении Осов-Буда Гомельской области. Как и многие другие старцы, он имел лишь начальное образование (3 класса), но был умудрен духом Божиим, щедро наделивим его многообразными дарами. В 1958 году он был зачислен в Свято-Духовский скит Почаевской Лавры, насельники которого отличались примерным благочестием, а после его закрытия, последовавшего в 1959 году, перешел в Лавру. Он ревностно выполнял все возложенные на него послушания и вскоре был рукоположен во иеродиаконы. Когда в 60-е годы на Лавру обрушились жесточайшие гонения, он одним из первых мужественно поднял свой голос в защиту попранной справедливости. Попущение было слишком серьезным. Поскольку ничего невозможно было добиться официальным путем, он был одним из инициаторов обращения к мировой общественности и не побоялся поставить свою подпись под этим примечательным документом. Когда миру стало известно о происходящих в Лавре беззакониях, люди доброй воли встали на защиту попираемой в СССР свободы совести. Для иеродиакона Апеллия это закончилось длительным тюремным заключением. Но это не только не сломило силы его духа, но, наоборот, закалило и сделало истинным воином Христовым, возлюбившим Господа «до самой смерти, смерти крестной» (Флп. ).
«Наши старички говорили: надо держаться, - рассказывал впоследствии об этом мужественном стоянии за правду архимандрит Апеллий, имевший три судимости только за то, что вопреки всем предписаниям властей не только не хотел покидать Лавру, но и активно протестовал против проявляемого насилия, - и мы держались. Хотя никто тогда и не думал, что Лавра останется».-И так буднично звучали в его устах эти слова, что совершенно очевидным было: сам он нисколько не превозносился, считая исповедничество делом обыденным и ни в малейшей мере не героическим.
После тюремного заключения, проходившего в особо тяжелых условиях, которые подорвали его здоровье, он возвратился в столь горячо любимую им Лавру в 1970 году укрепившимся в вере и желании еще ревностнее служить Господу. Гонения, которые ему пришлось пережить, нисколько не ожесточили его сердца. Казалось, он весь был исполнен великой Пасхальной радости, был воплощением какой-то всеобъемлющей любви, которая могла все вместить, все покрыть, все вынести, той самой любви, которая, по словам святого апостола Павла, «долготерпит, милосердствует, не завидует, не  превозносится, не гордится, не безчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине, все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит» (1 Кор. 13,4-7).
Свидетельств этой всепоглощающей любви более чем достаточно. Так, скромная паломница, которая милостию Божией встретилась с этим удивительным старцем, до конца жизни сохранила в душе его светлый облик. Вспоминая его, она, умиляясь, рассказывает, как внимательно слушал ее, сопереживая ее искушениям, отец Апеллий, и светлые слезы текли по его старческим щекам. Другая была потрясена, когда, в ответ на исповеданный тяжкий грех, этот умилительный батюшка по-отечески обнял ее и с неподдельным участием воскликнул:
«Деточка, что же ты над собою сделала?». А некий зрелый самодостаточный мужчина, работающий переводчиком, сбивался на невнятный речитатив, когда вспоминал, как во время первого посещения Почаевской Лавры в юношеском возрасте, устав после безсонной ночи, впал в озлобление, уныние и никак не хотел причащаться, несмотря на слезы отчаявшейся уговорить его матери. Однако стоило строптивцу увидеть старца, утонуть в его по-детски чистых широко открытых голубых глазах, как разъяренный лев превратился в ягненка и безропотно подошел под епитрахиль, которой заботливо покрыл его голову отец Апеллий…
Вот, к примеру, строки из письма женщины их Хмельницкой области, претерпевшей множество искушений и обретшей надежную защиту под святым Покровом Почаевской Божией Матери. Она закончила вуз, аспирантуру, работала научным сотрудником, затем в одночасье все это потеряла…
Старец поддержал ее, помог пережить тяжелую депрессию, укрепил в вере. В завершение беседы он вынес кофту из монашеской овчины, очевидно, Иерусалимскую, хотя женщина ни о чем не просила. В этом, как она полагает, проявился дар прозорливости, которым был наделен отец Апеллий. « И как она мне пригодилась, когда я поехала на курсы по работе после смерти матери, за которой ухаживала 5 лет. В связи с тем, что я много стирала и и вешала при любой погоде, я обморозила руки, которым все время было холодно даже при теплой погоде. Рукава у кофты были длинные и очень теплые. НА курсах столы были длинные, холодные, и кофта очень спасала, грела. Старец Апеллий за много лет наперед предугадал мою беду и помог мне».
Женщина вспоминает, как радостно приветствовал ее старец во время последней встречи, хотя, по всей вероятности, был уже очень немощен.
«Вскоре мне сказали, что отец Апеллий умер, и я очень удивилась. Отец Апеллий, наверное, очень жалел меня за то, что я совсем одинокая в этом мире, и даже угощал меня. После того, как его не стало, я очень скорбела».
Земная жизнь умилительного старца оборвалась 17 февраля 2002 года, после чего видимым образом открылась его Небесная слава. Люди, знавшие этого смиренного и любвеобильного старца, навсегда сохранили в своих сердцах его светлый образ.
Те. кто обращались к нему за духовным советом, свидетельствуют: старец, обладая безупречым чувством такта, никогда не навязывал им свою волю. Когда к нему приходили с вопросами, он никогда е навязывал свою волю, не лишая человека свободы выбора НА многие вопросы отвечал уклончиво, иногда иносказательно, любил приводить в качестве примера высказывания Святых Отцов, иногда немного юродствовал.
Те, кому он благословлял брак, женились и были счастливы, в ком видел монашеское призвание, постригались и со временем рукополагались, став истинными монахами. Горе было лишь тем, кто поступал вопреки пастырскому благословению. Изломанные судьбы, горечь несбывшихся надежд — все это приводило несчастных в уныние и повергало в бездну грехов. Но и тогда старец вымаливал им покаяние.
Имея дух рассуждения и смиренномудрия, старец никогда не уклонялся в погибельные пути самости и превозношения. В ходе беседы часто обнаруживалось, что далеко не каждый его собеседник мог удерживать внимание в процессе общения: враг рассеивал ум, провоцировал сонливость, искушал различными помыслами. Замечая это на каком-то тонком духовном уровне, батюшка очень мягко, с любовью обличал невнимательных учеников, если же и это не побуждало их к трезвению, смиренно умолкал, дабы самому не искушаться и других не искушать.
Имея дар проникновения в сокровенные тайники человеческих сердец, старец, хотя и побуждал чад довериться ему, всецело отдавшись его руководству, однако никогда ни на чем не настаивал и просто уходил, если замечал невостребованность своих советов.
Это в самой полной мере соответствовало духу апостольского поучения: «Признавайтесь друг перед другом в проступках и молитесь друг за друга, чтобы исцелиться» (Иак. 5, 16).
Своих духовных чад он учил отсекать дурные помыслы, превращая их в добрые, ибо в сердце, где есть осуждение, не может быть места любви. Об этом предупреждает нас апостол любви Иоанн Богослов, молитвенное общение с которым имел наш старец: «Всяк не творяй правды, несть от Бога, и не любяй брата своего»  (1 Ин.3,11).
Прошедший суровую аскетическую школу и научившийся смирять плоть, постоянно восстающую на дух, батюшка постоянно объяснял своим чадам, что отсутствие искушений – очень тревожный знак, говорящий о неспасительности пути подвижника, ибо, когда все обстоит хорошо, это тоже плохо, так как свидетельствует, что для бесов такой подвижник не представляет никакой опасности.
 “— Ничего нельзя выставлять напоказ,— учил старец,— и та глубокая внутренняя работа, которая происходит втайне, должна быть сокрыта от любопытных людских глаз.” Поэтому, как  вытекало из его слов, необходимо делать так, чтобы подвижничество было потаенным и не вызывало смущения или зависти у других.
« Если начаток свят, - научает нас апостол Павел, - то и целое; и если корень свят, то и ветви. Если же некоторые из ветвей отломились, а ты, дикая маслина, привился на место их и стал общником корня и сока маслины, то не превозносись перед ветвями. Если же превозносишься, то вспомни, что не ты корень держишь, но корень тебя» (Рим.11. 16-18).
Страец несомненно обладал даром различения духов. Его духовному взору открывалось то, что было закрыто для большинства людей. Одна из паломниц, которая, как правило, ходила на исповедь к отцу Ахиле, не имея возможности подступиться к нему, обратилась к архимандриту Апеллию, который показался вначале несколько строгим, хотя со временем она поняла, что этой мнимой строгостью и некоторым юродством он просто прикрывал свою прозорливость. Она вспоминает, как сугубо потрясло ее то, что, как она узнала, старец этот прошел множество гонений и тяжких испытаний, сидел в тюрьме за свою ревность в православной вере. Лишения и трудности не сломили его, а еще более закалили его дух.
Отец Апеллий спросил у Раисы (так звали эту женщину), у кого она окормляется, к кому прибегает за духовной помощью. Когда она назвала имя отца Ахилы, старец с величайшим одобрением сказал: «Да, у него можешь окормляться духовно. Когда он служил литургию и стоял у престола, я видел огненный столп, который шел от него к Небу».
Он совершенно не был в состоянии осудить кого бы то ни было – любое нарушение Заповедей Божиих противоречило его духовным принципам. За всю свою жизнь никого не осудив, он нелицеприятно пресекал недовольство другими, если оно у кого-либо вдруг возникало. Некая женщина, называющая себя его духовным чадом, вспоминала, как, получив от него за детоубийство епитимью(тридцать поклонов), не выполнила ее, и вместо ожидаемого гневного обличения, с удивлением услышала слова сочувствия и сопереживания.
В этом, как и во всем остальном, он также следовал наставлениям духоносных старцев, и, в частности, преподобного Серафима Саровского, на которого был даже немного похож.
Он неукоснительно следовал наставлению преподобного Серафима: «Кто занят познанием самого себя, тому некогда замечать за другими. Осуждай себя — и перестанешь осуждать других» (221).
Живя полноценной внутренней жизнью, он полностью умер для мира с его соблазнами, поэтому какими-либо подробностями из своей жизни даже с любимыми учениками делился более чем неохотно. Даже о времени пребывания в тюремном заключении он рассказывал очень скупо. Верный своей привычке никого не осуждать, он бывал предельно лаконичным в разговорах, касающихся его притеснителей, однако из немногословных реплик, которые иногда удавалось услышать, все же можно было получить какую-либо информацию.
Однако в тоне у него не было ни малейшего раздражения, или, тем более, недоброжелательности по отношению к гонителям, ибо он свято верил в неложное обещание Спасителя: «Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: Мне отмщение, и Аз воздам. Итак, если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его, ибо, делая сие, ты собираешь ему на голову горящие уголья. Не будь побежден злом, но побеждай зло добром» (Рим. 12, 19).
Отец Апеллий отошел ко Господу в   году и был погребен на братском кладбище. На его могиле всегда можно увидеть живые цветы и возженную лампаду, - преданные старцу чада хранят в своих сердцах светлую память о духоносном старце.
Одним из подвижиков благочестия, воссиявших в Почаевской обители, был иеродиакон Святополк (в миру – Рыбацкий Марк Федорович).
Он родился 29 марта 1889 года в селе Старые Олексинцы Кременецкого района Тернопольской области в простой крестьянской семье, не отягощенной материальным достатком. Вследствие этого детям приходилось работать наравне со взрослыми, и уже в детствебудущий подвижник познал тяжелый физический труд и лишения.
Средств для получения образования не было, поэтому он, как и большинство деревенских детей, смог получить только начальное образование, закончив двухклассное церковно-приходское училище. Однако Господь щедро наделил его живым умом и неодолимым стремлением к богопознанию.
Пройдя тернистой тропой различных житейских трудностей, он ощутил высокую потребность без остатка посвятить свою жизнь служению Богу. Проявив решимость и настойчивость в осуществлении сокровенного желания, в 1924 году был принят в число послушников Почаевской Лавры на клиросное послушание. Много скорбей претерпел послушник, пока в 1934 году не был облачен в рясофор и тогда же пострижен в монашество. В скором времени, 11 сентября 1935 года, в день усекновения главы Иоанна Предтечи, епископом Симоном был рукоположен в иеродиаконы. На этом его продвижение по иерархической лестнице завершилось, т. к. иеродиакон Святополк, видя отступления от апостольских правил, совершаемые в обители, не только не смирялся с ними, но и открыто обличал тех, через кого приходили искушения.
К себе лично он всегда бывал очень строг и чрезвычайно взыскателен.
Стремясь глубже постичь основы богословских знаний, он прошел курс обучения в Иноческо-Богословской школе, которую закочил в 1938 году. Иеродиакона Святополка отличало ревностное выполнение любых послушаний, которые ему благословляли, но особенно любил петь на клиросе. В июле 1956 года был назначен записчиком Пещерной церкви.
Чем же отличался в земной жизни этот подвижник?
Рассказывают, что был он чрезвычайно смиренным и кротким, но в то же время никогда не нарушал данных в монашестве обетов. Исповеднический подвиг этого инока заключался в том, что он, несмотря на угрозы, не скрывал своих настроений и ни в чем не шел против совести. Так, он мог совершенно отказаться от пищи, дабы не вкушать скоромное, когда некоторые нетвердые в вере его собратья в трудный для Лавры период впали в искушение и стали употреблять в пищу свинину, - и этим приводил их в неистовство. Он же мужественно и благодушно претерпевал искушения, неукоснительно следуя богодухновенным словам Апостола: «Укрепляйтесь Господом и могуществом силы Его» (Еф.6,10).
Заботясь об их спасении, он обличал нечестивцев и даже добрался до настоятеля. Когда настали гонения, те, кто не нарушал обетов, выжили несмотря на оказываемое на них давление, те же, кто искушался свининой, погибли.
Чрезвычайно важно в этой связи вспомнить слова святого апостола Иакова: «Бог не искушается злом и Сам не искушает никого, но каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственной похотью; похоть же, зачав, рождает грех, а сделанный грех рождает смерть» (Иак.1,13-15).
Вопреки широко распространенному заблуждению, что старцами должны быть исключительно священнослужители, в народе старцами, как правило, именуются прежде всего опытные, принимающие откровения и дающие мудрые духовные советы люди: иноки, послушники, а иногда – и просто миряне, обладающие даром рассуждения.
Все это с избытком имелось у иеродиакона Святополка. Однако вернемся к его достопамятной личности.
Святые отцы наставляли, что старец не обязательно должен иметь сан священнослужителя. Вышеназванное обстоятельство, впрочем, никого не должно вводить в соблазн. Назначение старца, его духовное призвание совершенно иное, чем у священнослужителя. Откровение помыслов пред ним вовсе не предполагает участие в Таинстве исповеди, а производится во исполнение апостольской заповеди, дающей нам неложное обетование: «Исповедайте друг другу согрешения, яко да исцелеете» (Иак.5,16).
Те, кто знал отца Святополка, свидетельствуют, что он обладал даром рассуждения и умел убеждать людей в незыблемости высоких христианских истин. Однако по глубочайшему смирению,до конца дней своих он так и не стал священнослужителем. Хотя их воспоминаний тех иноков, кто был ему близок, смиренный и незлобивый старец сподобился видеть Саму Пречистую: призирая на его кротость, Владычица посетила его, укрепив в скорбях.
Знаменательно и то, что кончина постигла его на Святой Земле: мужественный исповедник непосредственно перед возвращением на родину неожиданно погиб, увенчав свою жизнь мученичеством. Думается, что вряд ли его скоропостижная смерть могла быть простой случайностью. Вероятнее всего, Господь дал ему знание того, о чем паче всего просил пророк Давид:
«Скажи мне, Господи, кончину мою, и число дней моих, дабы я знал, каков век мой» (Пс. 38,5-6).
Достойным внимания, наводящим на размышления, является и тот непреложный факт, что при обретении мощей преподобного Амфилохия, могила которого соседствует с местом погребения иеродиакона Святополка, иноки обнаружили нетленность останков приснопамятного подвижника. Как знать, не будем ли мы свидетелями его прославления?
Одним из наиболее почитаемых старцев, просиявших в Почаевской Лавре в последние годы, стал почивший в 2005 году схиархимандрит Димитрий (в миру - Шевкеник Димитрий Николаевич), родившийся в 1927 году в селе Вареничанка Черновицкой области в простой украинской семье. Родители его были богобоязненны и благочестивы, и хотя приходилось терпеть лишения, за все славили Господа, чему с младенчества приучали и своих детей. С детства будущий старец познал тяжелый физический труд, научился уважать простых людей. Дивная природа родного края вызывала в нем чувство тихой радости, никоим образом не сочетавшееся с нестроениями окружающего мира. В душе его, с младенчества отмеченной особой кротостью и смирением, родители посеяли любовь к Господу, Его Пречистой Матери, святым угодникам Божиим. Господь видимым образом призывал будущего подвижника, и он, нисколько не колеблясь, устремился навстречу этому зову.
В отроческие годы Димитрий отчетливо понял, что земные радости не помогут ему обрести душевный мир, к которому стремилась его боголюбивая душа. Осознав это, он исполнился желанием решительно изменить свою жизнь. Несмотря на то, Господь наделил подвижника живым любознательным умом, он, закончив всего шесть классов средней школы, принял окончательное решение разделить себя с миром и его призрачными утехами. Неодолимая тяга к духовной жизни и непреодолимое желание работать Господу, поселившиеся в его сердце с детских лет, приводят его на стезю подвижника, и отрок Димитрий уже в 1940 году, в возрасте тринадцати лет, поступает в Крещатицкий монастырь Черновицкой области. Несмотря на юный возраст, очевидно, предузнав его грядущую судьбу, настоятель принимает его в обитель и позволяет проходить монашеский искус.
В трудах преподобного Исаака Сирина есть мудрое замечание, буквально исполнившееся на будущем старце: «Как скоро человек отринет от себя всякую видимую помощь и человеческую надежду, и с верою и чистым сердцем пойдет вослед Богу: тотчас последует за ним благодать, и открывает ему силу свою в различных воспоможениях» (222).
Великой духовной радостью была для новоначального подвижника молитва, особенно церковная. Любое данное ему послушание он выполнял ревностно, с любовью, однако более всего любил клиросное послушание. На протяжении долгих двадцати лет он жил в монастыре, став со временем регентом братского хора. В церковном пении он всегда находил для себя великую духовную радость и неленостно выполнял свое послушание. Монашеская судьба свела его с преподобным Кукшей, который оказал величайшее влияние на формирование его мировосприятия, научив молитве и труду, этим двум чрезвычайно важным монашеским добродетелям.
В 1960 году, в разгар жесточайших гонений, воздвигнутых на Церковь, Крещатицкий монастырь закрывают, и отец Димитрий переходит в Почаевскую Лавру.
Долгие и трудные годы лишений и притеснений, несправедливых упреков и незаслуженных гонений, - годы, которые закалили будущего схимника, привели его к очищению через страдания. Он научился радоваться тому, что Господь посылает ему скорби, ибо твердо помнил богодухновенные глаголы: “О сем радуйтесь, поскорбев теперь немного, от различных искушений, дабы испытанная ваша вера оказалась драгоценнее гибнущего, хотя и огнем испытываемого золота, к похвале и чести и славе в явленье Иисуса Христа.” (Петра 1, 6-7).
На протяжении некоторого времени пребывания в Почаевской Лавре отец Димитрий выполнял послушание эконома. Враг рода человеческого уготовил ему серьезное испытание. Однажды, когда в монастырь привезли доски, и он, в простоте своей доверяя людям и не требуя документов, принял их, хотя не имел на это права. После этого его стали усиленно шантажировать, угрожая десятью годами тюремного заключения и последующей ссылкой в лагеря, что почти однозначно означало верную смерть. Взамен на свободу требовали одно: подписку о добровольном сотрудничестве с КГБ.
Первоначально отвергнув даже мысль о каком-либо сговоре с властями, отец Димитрий на некоторое время проявил душевную слабость и дал согласие. Однако почти тотчас же осознав, что совершил непоправимое, стал упрекать себя в малодушии и усердно каяться в содеянном. За советом, как поступить в сложившейся ситуации, он обратился к отцу Кукше, которого глубоко почитал. Тот, мудро рассудив, что теперь власти его просто так не отпустят, предложил временно прикинуться безумым, подобно пророку Давиду, с тем, чтобы от него отстали раз и навсегда. Вняв мудрому совету, подвижник начал юродствовать и преуспел в этом настолько, что первоначально его поместили в психбольницу, а затем, выпустив, дали желтый билет и оставили в покое. Так Господь спас жизнь и сохранил свободу будущему старцу, который впоследствии воспитал много духовных чад, приведя их к глубокой осмысленной вере.
Клиросное послушание было любимым делом отца Димитрия, его призванием. Он буквально жил этим, черпая в церковном пении несказанную радость. Однако когда Священноначалие благословило ему духовничество, по своему величайшему смирению, подвижник воспринял новое послушание без малейшего ропота. Первоначально, правда, он немного скорбел, что не может заниматься любимым делом, однако смирил себя, и всецело предавшись воле Божией, все силы своей боголюбивой души стал прилагать к неленостному выполнению нового послушания. Он исповедовал паломников ревностно, подробно вникая в содержание того, что ему рассказывали, давал наставления, духовные советы, никому никогда не отказывая в духовной помощи. Часто исповеди продолжались до часу ночи, превращаясь в задушевую беседу, во время которой паломники, расположившись к общению, обнажали перед ним сокровенные тайники своих душ. В скором времени стало очевидным, что Господь сподобил отца Димитрия даром духовничества, неустанно укрепляя его и подавая благодатную помощь в нелегком, но чрезвычайно нужном и благодатном труде.
Возрастая из силы в силу в меру возраста духовного, старец постоянно ощущал потребность облегчать страдания других людей, принимая на себя нелегкое бремя молитвы за них. Со временем пришло понимание того, что просто сопереживать другим, не имея возможности исправить их внутреннее устроение, все же недостаточно, и истинный смысл и предназначение его деятельности гораздо более высокое.
Святитель Тихон Воронежский, отмечая особую роль и назначение старчества, некогда сказал, что пастырь – это вовсе не столп, стоящий при пути и лишь указующий дорогу в город, а передовой вождь, перед Богом отвечающий за вверенных ему людей, подвергающийся за них же тяжелейшим бесовским нападениям.
Подлинный старец, призванный Богом на высокое служение, учит своих чад тому, чему ранее с Божией помощью научился сам, неся величайшую ответственность перед Богом за доверенное ему стадо словесных овец.
С Божьей помощью отец Димитрий опытно постигал сокровенные помыслы приходящих к нему людей и всегда давал им именно такие наставления, которые были самыми необходимыми, подавал то врачевство, которое было наиболее целительно. Старец ни на кого не налагал труды, которые превышали силы.
Нередко приходили к нему люди с глубокими сердечными ранами, с превеликой тяжестью на душе, общались с ним, внимая его кратким, но емким наставлениям, и уходили утешенными.
Ничего примечательного внешне вроде и не происходило: старец произносил несколько слов, по-доброму улыбался, иногда беззлобно шутил, затем, помолясь, благословлял — и все проблемы разрешались сами по себе.
И совсем немногие даже из близких отцу Димитрию иноков знали, каких великих духовных усилий стоил его молитвенный труд, как слезно вымаливал просителя любвеобильный батюшка, как тяжко болел за каждого, кому давал наставление или мудрый совет.
Но в этих трудах и болезнях и заключается крест старчества, ибо, нося тяготы и скорби всех «труждающихся и обремененных», подвижник выполняет закон Христов, постигая высокую Евангельскую истину о том, что « иго бо Мое благо, и бремя Мое легко есть» (Мф.11, 30).
Старец даже не пытался отмежевываться от многочисленных толп жаждущих духовного окормления паломников, хотя времени, чтобы заниматься всеми, кто нуждался в помощи, при всей его занятости, катастрофически не хватало. Известность его неуклонно росла, и, как бы он ни пытался уйти в тень, прикрываясь внешней простотой и невзыскательностью, иногда даже некоторым юродством, его хорошо знали и за пределами Лавры. Нескончаемый поток приезжих изо всех уголков страны не давал ему возможности предаться сладостному для сердца уединению.
Одни хотели узнать Божию волю в затруднительных жизненных обстоятельствах, другим необходимы были добрый совет и наставление, третьи спешили очистить душу покаянием, а четвертые жаждали утешения в скорби. И все верили: общение с отцом Димитрием неизбежно изменит их жизнь к лучшему. Получить благословение батюшки, обмолвиться с ним хотя бы несколькими словами, сподобиться получить наставление было великой духовной радостью для паломников. Каждый из них был непоколебимо убежден, что молитвами отца Димитрия Господь пошлет ему благодатную помощь. Да так, собственно, и было в действительности.
Необходимо отметить, что в отличие от людей, имевших прекрасное светское образование и в сложных житейских ситуациях руководствовашихся прежде всего велениями разума, старец везде и во всем умудрялся дыханием Духа, и посему все его советы бывали глубокими и мудрыми.
У преподобного Иоанна Лествичника, творения которого, в частности, рекомендовал старец для чтения своим чадам, мы находим чрезвычайно важное суждение, в котором опытный делатель Иисусовой молитвы строго предостерегает:
«Если и кто обладает словом на пользу, но не сообщает оного обильно, не останется ненаказанным, то какая, думаешь, возлюбленный, опасность угрожает тем, которые деятельным своим содействием могут помочь злостраждущим, и не помогают? Избавлен ты Богом? Избавляй других! Спасен? И сам спасай влекомых на смерть. Искуплен? Не скупись на искупление умерщвленных демонами» (223).
Отец Димитрий всегда поступал в соответствии с этим научением, каких бы физических и духовных усилий ни стоили ему душепопечительные труды. Он поддерживал дружественные отношения с другими старцами, в частности, с архимандритом Ахилой (в схиме – Феодосием), о котором неоднократно упоминалось выше. Последний, выражая свое отношение к отцу Димитрию, неоднократно подчеркивал: «Димитрий – это монах». Это немногословное высказывание весьма полно выражает признание важности аскетических подвигов отца Димитрия его сомолитвенником, полное и всемерное одобрение, ибо общеизвестным фактом является нелицеприятное отношение отца Феодосия к любому проявлению нерадения к монашескому призванию, его еприятие каких бы то ни было компромиссов в этом деле.
Вообще необходимо отметить, что старцы, будучи одного духа, всегда и во всем поддерживали друг друга. За годы пребывания в Почаевской Лавре, исполненные молитвы и труда, между ними установилась прочная духовная связь, которая зиждилась на прочной основе сотрудничества в деле спасения душ пасомых ими чад, и с годами все более укреплялась.
Отец Димитрий постоянно помогал отцу Ахиле в его издательской, миссионерской деятельности: печатал листовки с различного рода назиданиями, раздавал их прихожанам и паломникам, поддерживал приходы, где священники уклонялись в раскол, приобретая для них необходимую литературу, жертвуя церковную утварь и даже колокола. Нередко паломники, пытаясь отблагодарить старца за святые молитвы, привозили от щедрот продукты, носильные вещи и деньги. Отец Димитрий, будучи крайне нестяжательным, не задумываясь, отдавал эти подношения, порой весьма богатые, старцу Ахиле и едущим на Кавказ паломникам, и те передавали жертвуемые средства и продукты питания для подвижников, выполнявших свой христианский подвиг в горах Кавказа. Зная лично многих из них, он глубоко сопереживал им, молитвенно поддерживая в их нелегком крестоношении. С некоторыми братиями, в частности, с Константином и Николаем (224), он вел переписку.
Сходство между старцами было порой просто удивительным.
Так же как и отец Ахила, схиархимандрит Димитрий чужую боль принимал как свою, всегда стремясь помочь ближнему. Так же ксерокопировал и раздавал для просвещения народа назидательные статьи и поучения. Так же решительно выступал против разделения церквей, модернизма и экуменизма. Так же щедро раздавал все, вплоть до личного имущества, тем, кто в этом нуждался. К примеру, когда отцу Ахиле понадобилась схима, отец Димитрий отдал самую лучшую из имеющихся у него, нисколько не сожалея о своем щедром даре. Однако в отличие от вышеупомянутого подвижника, который с возрастом становился все более молчаливым и стремился к уединению, схиархимандрит Димитрий до конца дней оставался чрезвычайно живым, общительным, разговорчивым, пытался вникать в сокровенные тайники душ приходящих к нему людей. дарил им радость общения.
Впрочем, иначе, наверное, он поступать и не мог.
К этому обязывало высокое призвание старца.
Само наименование cтарец является точным переводом широко известного слова пресвитер, что в переводе с греческого языка означает старейший, старик (presvis) Слово это, однако насыщается новым содержанием, характеризующим прежде всего не возраст, а высочайшую степень опытности, отличающую старца.
Те, кто близко знал схиархимандрита Димитрия, неоднократно сталкивались с его удивительной прозорливостью, всячески скрывавшего этот благодатный дар. В течение его жизни, и особенно после блаженной кончины, неоднократно происходили события, подтверждавшие наличие у него сугубого духовного зрения. К примеру, многие неоднократно свидетельствовали, что на исповеди старец нередко указывал на проблемы, волнующие их, называл содеянные ранее прегрешения, порой обращаясь к фактам, которые были известны только им самим. Поведение отца Димитрия непосредственно перед кочиной свидетельствует, что он знал о скором наступлении этого часа и готовился к нему. Так, незадолго до кончины старец стал внезапно настойчиво искать тапочки, приготовленные им на этот случай, и не успокоился до тех пор, пока не нашел их.
Высокая и достойная жизнь этого подвижника благочестия увенчалась постригом его в великую схиму. Предшествовали этому событию весьма скорбные обстоятельства.
Старец, который всегда очень мало внимания обращал на свое здоровье, в итоге сильно заболел и его перед предполагаемой смертью постригли в схиму. На протяжении сорока дней отец Димитрий строго постился, совершал сугубые молитвословия, стараясь достойно подготовить себя к переходу в блаженную Вечность.
Однако Господу было угодно на этот раз сохранить ему жизнь в назидание другим.
Узнав о тяжелом состоянии здоровья Митрополит Никодим, который общался со старцем еще в Крещатицком монастыре, тот час же приехал в Почаев и приложил много усилий, чтобы выходить его. Молитвенные воздыхания боголюбивого владыки исцелили немощного старца, и он на протяжении ряда лет продолжал свою деятельность.
Кончина старца, последовавшая в 2005 году, была такой же назидательной, как и жизнь. Многочисленные чада батюшки, духом узнав о смерти возлюбленого старца, стеклись в Почаев, чтобы участвовать в погребении. Тропа к его могилке не зарастает и по сей день.
Наверное, каждый из нас неоднократно задумывался над тем, кого из духовно опытных учителей можно назвать духоносным старцем и какие критерии при этом являются основополагающими. Отбросив все свои попечения, в трудную жизненную минуту мы с ног сбиваемся в поисках благодатного старца, и, милостью Божией обретя, наконец, всецело предаемся его воле, через которую и является нам всеблагая воля Божия.
Архимандрит Павел Груздев писал:
Отдайся старцу до забвенья,
Забудь мирскую суету,
Забудь былые треволненья,
Надежд обман и пустоту.
Ищи иного совершенства,
Душой смирись,
             и будешь ты
Святым участником блаженства,
Неизреченной красоты.
Учитывая очевидную преемственную связь, мы попытались сопоставить некоторые высказывания названных нами почаевских старцев с поучениями преподобных отцов наших Серафима Саровского, Амвросия Оптинского, Лаврентия Черниговского и других духоносных подвижников. При сопоставлении совершенно очевидным образом проявилось, что старческие наставления во многом схожи, ибо, используя различные словесные формулировки, все они говорили по сути одно и то же, имея один и тот же Божественный источник. Иначе просто и не могло быть, ибо все великие столпы Православия и наши незабвенные старцы, во всем подражавшие им, умудрялись духом премудрости, духом разума, иными словами, были водимы благодатью Святого Духа.
«Все же сие производит один и тот же Дух, разделяя каждому особо, как Ему угодно» (1 Кор. 12,11).
Высокое подвижничество почаевских старцев воплощало, как уже отмечалось, тот же высокий дух, что и у насельников благословенной Оптины: жертвенный, самоотверженный, безкорыстный.
Как и их великие предшественники, безупречно пронесшие крест старчества, они безоговорочно приняли на себя высокую ответственность перед Богом за души людей, вверивших себя их духовному руководству. И великая Божественная благодать укрепляла их на всех путях.
«О бездна богатства и премудрости, и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его! Ибо кто познал ум Господень? Или кто был советником Ему?» (Рим.11,33).
В народной памяти, бережно хранящей великое множество свидетельств безусловной силы молитвенного предстательства подвижников благочестия, просиявших на святой Почаевской земле, запечатлелся ряд предсказаний, согласно которым со временем будут обретены мощи духоносных почаевских старцев, мирно почивающих на монашеском кладбище. Когда исполнятся сроки, Всемилостивый Господь приоткроет завесу светлой Тайны их бытия, после чего высокая духовная жизнь этих подвижников и многочисленные случаи помощи, оказываемой их святыми молитвами, станут достоянием гласности. И тогда отверзутся врата запечатанные и оживотворят наши зачерствевшие души цельбоносные родники Истины, имя которой – Бог. Но и сейчас не зарастают тропы к их могилкам. Здесь легко и свободно дышится, и особый, неповторимый смысл обретают слова благодарности Богу, Его Пречистой Матери, преподобным Иову и Амфилохию и дивным почаевским старцам, идущие из глубины любящих сердец. Ибо на старцах этих сбылись пророческие слова Евангелия:
«Тако да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят ваша добрая дела и прославят Отца вашего, иже на Небесех» (Мф. 5, 16).

Грани возрождения. Почаевская Лавра в конце ХХ века. Обострение борьбы между конфессиями. Церковный раскол 1992 года и его отражение в жизни обители.
Господней правды глас священный, -
Как нам Его не услыхать?
В Нем -
       отблеск света невечерний,
Молитвы чистой благодать.
В Нем Истина вовек пребудет,
В Нем Вечности призыв звенит.
В Нем сонмы разобщенных судеб
Небесный Зов соединит.
На грани гибельного краха
Агонией охвачен мир.
Но восстают сердца из праха,
"Я" растворяя в мощном "МЫ".
Подобен Лествице Небесной
Духовный взлет моей страны.
Взорвем же скудость сводов тесных,
Рожденьем свыше спасены.

На изломе второго тысячелетия Почаевская Лавра пережила новое рождение. И вновь, как и прежде, нескончаемым потоком потекли в Почаев паломники, чтобы причаститься Христовых Тайн, помолиться перед иконою Божией Матери и испить воды из Ее Цельбоносной стопы. Много раз предпринимавшиеся попытки закрыть обитель, надругаться над ее святынями, не дали желаемых результатов, а скорее наоборот, привлекли к ней самое пристальное внимание мировой общественности. Мужественное противостояние почаевских иноков, за которым с тревогой и надеждой следили не только те, кому небезразличны были судьбы Православия, но и те, для кого любое нарушение прав человека являлось недопустимым, привело, помимо прочего, к необычайному росту международного авторитета обители, который начался еще в семидесятые годы и особенно проявился к концу ХХ века.
В 1965 году на празднование обретения честных мощей преславного игумена обители Почаевской, преподобного Иова, прибыл митрополит Крутицкий и Коломенский Пимен. Отслужив Божественную Литургию и приложившись к святыням, он преподнес в дар монастырской братии, в ознаменование особых заслуг перед Православием, замечательный список с Чудотворной иконы Владимирской Божией Матери, Небесной Покровительницы богоспасаемого града Москвы. Этот дар, как отметил Первосвятитель, - был знаком того, что Пресвятая Богородица, явленная в многочисленных чудотворных иконах и простирающая Покров над Православной Церковью, будет до конца времен хранить Почаевскую Лавру как несокрушимую твердыню Православия на Волыни, какие бы испытания ни выпали на ее долю.
В 1975 году, в один из наиболее торжественных дней в церковном календаре, день отдания Пасхи, Лавру посетил Блаженнейший Патриарх Румынской Православной Церкви Юстиниан, который осмотрел обитель, благоговейно приложился к ее святыням и отслужил Божественную Литургию. После тягостных лет гонений это был первый визит Церковного иерарха такого уровня, получивший широкий резонанс и указавший дорогу в Почаев и другим архипастырям Вселенского Православия. Спустя некоторое время в Почаевскую Лавру прибыл Предстоятель Японской Автономной Церкви, Митрополит Феодосий. Стало совершенно очевидным, что роль Почаевской Лавры, ее международное значение неизмеримо возросли. Это было только началом стремительного взлета духовности, позволившего возродить древнюю обитель, наполнив ее внутреннюю жизнь особым содержанием.
Трехсотлетие чудесного избавления от турок, происшедшее, как мы помним, во время Збаражской войны, отмечалось в Почаевской Лавре с особым торжеством, для которого были сугубые причины. 23 июля(5 августа) 1975 года обитель принимала в своих древних, святых стенах славный сонм архиереев, священнослужителей, многочисленных паломников. Во время Божественной Литургии Священноархимандрит Лавры, Митрополит Львовский и Тернопольский Николай, зачитал приветственное слово Святейшего Патриарха Пимена, в котором Первосвятитель поздравлял братию Лавры со славным юбилеем, благодарил всех за соборную молитву и выражал уверенность в грядущем процветании обители. Сердца верующих людей наполнялись светлой радостью от осознания того, что они, наконец, дожили до дня, когда можно было невозбранно посещать милую их сердцам Лавру, возжигать свечи, прикладываться к святыням и неустанно благодарить Богородицу за чудесное избавление от очередного нашествия современных агарян.
Милостию Божией события, происходившие в то время в государстве, продолжали стремительно развиваться, подавая надежду на улучшение внутренней атмосферы. Власти постепенно ослабляли напряженность по отношению к Церкви, и если еще преждевременно было говорить о победах, то хотя бы некоторые позитивные изменения были налицо. Конечно, впереди было еще целое десятилетие до окончательного признания права людей на свободное исповедание веры и возвращение отобранных и разоренных храмов, но это уже был далеко не 1961 год… В сердцах верующих затеплилась трепетная надежда.
Еще торжествует денница
И род восстает на род,
Но в Божией Правды зарницах
День обновленья грядет.
Небо для всех открыто.
Гордость и страх смиря,
Поднимемся же на молитву, -
И веры взойдет заря.
В 1978 году в Москве с 24 по 29 мая широко отмечались торжества по случаю 60-летия восстановления Патриаршества. Факт сам по себе безпрецедентный, в прежние времена немыслимый: на праздник собрался представительный сонм православных архиереев практически со всего мира. В течение двух месяцев после окончания юбилейных торжеств Почаевскую Лавру посетили делегаты Кипрской Православной Церкви во главе с Архиепископом Хризостомом и Эфиопская церковная делегация во главе с патриархом Текле Хаимонт Аббром.
Разумеется, события эти, повсеместно комментировавшиеся в прессе, не могли остаться незамеченными для мировой общественности. Ничего удивительного не было в том, что результаты этих визитов и достигнутые в ходе них договоренности были использованы в пропагандистских целях. Делегации сплошь и рядом сопровождали многочисленные журналисты, имевшие конкретные цели и задачи. По итогам визитов был подготовлен ряд радио- и телерепортажей, целью которых, помимо объективного освещения хроники происходивших событий, было убедить мировую общественность в том, что Церковь в СССР не подвергается преследованиям, а права верующих не нарушаются. Объективности ради следует заметить, что подобные пропагандистские акции все-таки благоприятствовали тому, чтобы давление на Лавру на некоторое время ослаблялось. Однако затем все начиналось с новой силой:власти отыгрывались за вынужденные уступки.
Несмотря на лукавые уверения журналистов в том, что положительные тенденции в отношениях между Церковью и государством привели к церковному миру, в СССР по-прежнему продолжал осуществляться жесткий контроль со стороны органов партийной и государственной власти, усугубляемый массированным прессингом КГБ. Не обременяя себя какими-либо оригинальными приемами манипулирования сознанием, силовики, опираясь на своих агентов, внедренных в ряды священнослужителей, использовали старые как мир пропагандистские уловки, направленные на разжигание вражды между конфессиями и обвинение верующих в нелояльности к государству. Встревоженные стабилизацией отношений между Церковью и государством, они предприняли отчаянные попытки подорвать установившийся шаткий церковный мир изнутри.
Смерть восставала на жизнь. Тлен не упускал из своих цепких лап добычу, казавшуюся такой легкой. Тех, кто пытался сопротивляться этому, безжалостно уничтожали или непоправимо калечили.
В Почаеве, в силу исторически сложившихся обстоятельств, ситуация неожиданно обострилась.
По инициативе тогдашнего наместника, архимандрита Иакова (Панчука), под предлогом разоблачения в Почаевской Лавре группы антисоветчиков, вновь началось массовое изгнание монахов, несогласных с нарушениями устава и апостольских правил, допускаемых в обители.
Обратимся к воспоминаниям архиепископа Питирима, бывшего насельника Лавры и участника описываемых событий:
«В 1980 году ситуация вокруг Лавры резко обострилась. У тех, кто, исполняя волю партии, КГБ, стремился закрыть монастырь, лопнуло терпение. Их вожак, наместник монастыря Яков(Панчук), по его словам, «разоблачил целую группу монахов-антисоветчиков» 2 августа все они были выписаны из Лавры, и Панчук начал дело об антисоветской пропагандистской деятельности насельников монастыря (якобы он нашел большое количество антисоветской литературы). Начались обыски, допросы. Одного из монахов по имени Алипий во время допроса так побили, что он, возвратившись, через два дня умер, другого выгнали, третьего посадили»(225 ).
Однако времена изменились, и очередная провокация, наделав много шума и взбудоражив общественность, лопнула, как мыльный пузырь. Тщательно спланированная акция, имевшая целью закрытие Лавры, завершилась позорным поражением, причины которого, прежде всего, разумеется, духовные.
Вся история Почаевской Лавры, исполненная чудес и знамений, неоспоримо свидетельствует: Десница Божия с древнейших времен распростерта над этой благословенной обителью. И если время от времени очередные антихристы в безумной злобе восстают на нее, конец их все равно будет безславен. Спустя двенадцать лет, в приснопамятном 1992 году, теперь уже пребывавший в сане епископа ставленник Филарета Иаков вновь станет наместником Почаевской Лавры и попытается увлечь братию в лукавые сети раскола. Однако Божие долготерпение на этом закончится: возмущенные неслыханным предательством наместника братия ударят в набат и подоспевшие на помощь жители Почаева выдворят раскольника.
Все сохранится в памяти,
                как было.
Да будет с нами,
               строга и проста,
Несокрушимая таинственная сила,
Святая мощь животворящего Креста.
Восстанет снова преподобный Иов,
И грянет сил Небесных стройный хор,
И Богородица предстанет в Небе зримо,
Держа в руках Пречистых омофор.
К этому, без преувеличения судьбоносному эпизоду мы вернемся позднее. А пока воззрим на беззакония, которые продолжали твориться при прямом попустительстве властей, которые их всячески поощряли.
В 1983 году получил шесть лет в колонии строгого режима будущий владыка Питирим, тогда еще один из насельников Лавры. Думали ли те, кто подвергал его гонениям, что спустя некоторое время оклеветанный ими монах станет архиереем и во всеуслышание обличит их нечестие?.
Весной 1985 года на мутных волнах так называемой перестройки всплыли очередные нестроения. Очередной демарш, дабы смутить или запугать верующих, был предпринят в канун Светлого Воскресения Христова. Представители высшей республиканской власти вместе с высокопоставленными представителями КГБ, получив соответствующие директивы свыше, распорядились останавливать все автобусы, идущие в сторону Лавры, чтобы не допустить паломников к празднованию в стенах обители самого великого, самого радостного для христиан праздника -Пасхи. Они даже не поленились лично прибыть к месту событий, чтобы удостовериться, что инструкции, имевшие целью лишить верующих пасхальной радости, выполняются неукоснительно. Однако неусыпная бдительность стражей порядка не дала желаемых результатов: люди шли в Лавру пешком, добирались на подводах, ехали машинами, с величайшей радостью преодолевая трудности дальнего, не всегда безопасного пути и не ропща на гонителей. Как не вспомнить в этой связи слова Святого Евангелия:
“Не будь побежден злом, но побеждай зло добром” (Рим.12,21)?
 Огромный Успенский собор был забит до отказа, а сердца паломников и прихожан переполнились великой радостью о Господе Воскресшем.
Последующие годы ознаменовались еще одной духовной победой. Власть впервые за много лет дала разрешение на прописку в Почаевской Лавре ряда молодых послушников и монахов. Это привело к значительному увеличению числа братии. Пополнение произошло за счет выпускников Московских духовных школ- пострижеников Троице-Сергиевой Лавры. В то же время часть почаевских иноков перешла в новооткрытые монастыри, способствуя их возрождению и привнесению в их быт почаевских традиций.
Рост международного авторитета Почаевской Лавры проявился и в том, что в конце августа 1987 года обитель посетил архиепископ Константинопольский, Вселенский Патриарх Димитрий 1(+1991). Воздав дань любви ее прославленным святыням, с благоговением поклонился им и в сонме сопровождающего его причта совершил Божественную Литургию, после чего с заинтересованным вниманием ознакомился с жизнью монастыря. Приезд высокого гостя и переговоры, проведенные им с Лаврским Священноначалием, неоспоримо свидетельствовали о признании Первоиерархом выдающихся заслуг Лавры перед Вселенским Православием.
Наконец грянула дата, ставшая поворотным пунктом в жизни Церкви – тысячелетие Крещения Руси. Празднование этого выдающегося события, широко отмечаемого не только в СССР, но и во всем христианском мире, вылилось в подлинный триумф, истинное торжество Православия, наконец, официально признанного безбожными властями.
Тысячелетие принятия христианства в Почаевской Лавре встретило множество паломников, во что бы то ни стало стремившихся в этот знаменательный день поклониться святыням обители, приложиться к Цельбоносной стопе, выплакать самое сокровенное у Чудотворной иконы, испросить прощения у преподобного Иова за многолетнее духовное оцепенение. Настало время пробуждения.
Река проснулась,
                тает снег
И песнь весны заводят птицы.
Угаснет век.
            Родится век.
И сердцу время пробудиться.
Пусть не видать во тьме ни зги,
Отринь бесовские прилоги.
Душе подняться помоги
Навстречу Всеблагому Богу
Торжественное богослужение в сослужении сонма совершал Блаженнейший Василий, Митрополит Варшавский и Всея Польши. Всеобщее ликование, казалось, разлилось в необъятных Небесах. Ярко светило солнце, мир заливал его победный, торжествующий свет.
Было совершенно очевидно, что Почаевская Лавра, вопреки всем гонениям, воздвигаемым на нее, стала центром духовной жизни не только Волынского, но и всего православного народа бывшего СССР, к которому устремлены его высшие идеалы. Она стала местом спасения от бед и скорбей, живоносным источником, к которому люди приходят, чтоб запастись силой и надеждой. На протяжении веков, поколения за поколениями притекают в это благословенное место, чтобы излить свою душу перед образом Царицы Небесной, чтобы, взмолившись перед Ее пречистым ликом, испросить спасение коснеющих в грехах душ.
Богом нам в спасенье данная.
Чтобы боли наши выстрадать,
Вымоли нам покаяние,
Матерь Божия Пречистая.
В ставший уже традиционным праздник Почаевской Божией Матери 5 августа 1990 года обитель светло отпраздновала 750-летие со дня своего основания. В этот торжественный, радостный день ее посетил, продолжая благочестивую традицию, заложенную отошедшим ко Господу Патриархом Пименом, новоизбранный Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. Первосвятитель возглавил праздничную Литургию, придав ей истинно архиерейское благолепие. Торжественность богослужения, стройность пения иноков, праздничное многолюдье надолго запомнились прихожанам Лавры и паломникам, приехавших со всех уголков необъятной страны, чтобы почтить величайшую Православную святыню.
В это радостное время в Почаевской Лавре видимым образом возрождаются славные традиции, заложенные еще в глубокой древности. По благословению наместника обители, архимандрита Онуфрия (Березовского), появляются первые публикации, освещающие ее славную историю и современное устройство, производятся ремонтно-реставрационные работы, налаживается хозяйство, возрождаются традиционные для монастыря промыслы.
В 1990 году вновь открывается древний Свято-Духовский скит, основанный, согласно преданию, приснопамятным Мефодием-Первоначальником и разоренный в самом начале хрущевских гонений, в 1959 году. Существует мнение, что в глубокой древности здесь был основан тот самый легендарный «монастырь-скит», описанию которого мы уделили достойное внимание в начале монографии. Его дивные святыни привлекают паломников не в меньшей мере, чем почаевские. На памяти представителей старшего поколения – ряд многочисленных исцелений, самое чудесное из которых произошло 4/17 июня 1950 года с монахиней Варварой (Путятиной), на протяжении 48 лет страдавшей тяжелой формой паралича и получившей полное излечение после поклонения списку Чудотворной иконы Почаевской Божией Матери, находящемуся над Царскими Вратами в храме Святого Духа. Чудесное исцеление собственноручными подписями удостоверили наместник скита иеромонах Алфей (Романюк), иеросхимонах Николай (Гаврик), присутствовавший при нем, сама исцеленная и находившаяся рядом инокиня Мария.
История Свято-Духовского скита – это еще одна славная страница истории Почаевской Лавры, неотторжимой частью которой скит является. Молитвами Пресвятой Владычицы Богородицы и самоотверженным трудом скитской братии в этом благословенном месте восстановлены четыре храма: храм Святого Духа, Всех Святых, преподобного Серафима Саровского и преподобного Онуфрия Великого. Среди святынь скита находятся мироточивая глава одного из Киево-Печерских преподобных, большое количество частиц мощей разных святых, чудотворные иконы Почаевской, Казанской, Иверской и Феодоровской Божией Матери, крест-вериги преподобного Никиты-столпника. Братией ежедневно служатся Божественные Литургии, неопустительно читается неусыпаемая Псалтирь.
Однако силы зла не дремлют. Вновь пробуждается ропот, и на благословенной Почаевской земле произрастают отвратительные плевелы раскола, неоднократно осужденного Церковью, но не изжитого окончательно. В 1987 году греко-католическая церковь, находившаяся до этого времени в подполье, на волне перестройки вновь легализовала свою деятельность. Стремясь наверстать упущенное, она сначала исподволь, постепенно, затем все более стремительно и агрессивно начала вести активную подрывную работу, захватывая православные храмы и изгоняя священников. Преступную бездеятельность проявил в этой ситуации тогдашний Экзарх Украинской Православной Церкви митрополит Филарет, который, на словах заявляя об отсутствии угрозы от «несуществующей греко-католической церкви», на деле провоцировал столкновения, обращаясь за помощью к силовым структурам. Это привело к серьезным нестроениям, подрывавшим Православную церковь изнутри. Положение усугубилось и крайне необдуманной кадровой политикой тогдашнего митрополита, и рядом обстоятельств из его личной жизни, компрометирующих Церковь.
К началу 90-х годов одновременно с откровенными националистами в западноукраинских епархиях появилось большое количество клириков, искренне считавших, что каноническое расширение прав Украинского экзархата Русской Православной Церкви остановит наступление униатства и позволит избежать раскола в Украине.
Синод РПЦ, прислушавшись к этим мнениям, производит соответствующие изменения в статусе Украинской Православной Церкви. Для противодействия раскольническим тенденциям и расширения возможности противостоять унии в 1989 году была расширена ее самостоятельность в решении проблем на местах. В январе 1990 года решением состоявшегося в Москве Архиерейского Собора Православная Церковь на Украине обрела право называться Украинской Православной Церковью, иметь собственный Синод и получила финансовую самостоятельность, т. е. по сути, получила права Автономной Церкви. Это привело к существенному оживлению деятельности Украинской Православной Церкви, открытию множества храмов и монастырей, появлению более трех тысяч новых приходов. Однако эти позитивные изменения отнюдь не обрадовали политиков, толкавших Украину к расколу, которые восприняли вышеперечисленные нововведения не как процесс постепенного обретения Украинским Православием канонической независимости, а как вынужденную уступку, вырванную силой. Положение усугубилось всеобщим недовольством позицией и одиозностью личности митрополита Филарета (Денисенко).
Дальнейшее возрастание количества приходов и епархий «автокефалистов», особенно в западных националистических областях Украины, поддержка их Рухом в традиционно-православных районах страны, по мнению видного историка церкви Д. Поспеловского, в значительной мере были обусловлены политикой Филарета, провоцировавшего раскол своими если не провокационными, то откровенно некомпетентными действиями. Стремясь оказать УПЦ помощь в преодолении межконфессионого конфликта, Украину в это время посещает новоизбранный Святейший Патриарх Алексий, о чем мы писали выше.
5 августа 1990 года, в день 750-летия со дня основания Почаевской Лавры, он возглавляет праздничную Литургию и совместно с клиром и мирянами УПЦ молится о церковном мире в Украине и ее благоденствии.
В этот же день в Почаевской Лавре Святейший Патриарх совместно с митрополитом Филаретом и другими иерархами Украинской Православной Церкви проводит встречу с клириками и мирянами западных областей Украины. Основной темой встречи является обсуждение проблем церковного домостроительства, и, в частности, решение вопроса о расширении самостоятельности Православной церкви на Украине, неожиданно обретшего особую остроту в связи с межконфессионным противостоянием в западном регионе.
Православные христиане из западных областей констатировали многочисленные акты насилия, претерпеваемые ими от греко-католиков и автокефалистов. Было, в частности, отмечено, что процесс возрождения унии сопровождается давлением на православных, конституционные права и религиозные свободы которых полностью игнорируются. В этой связи архиереи УПЦ обратились к Святейшему Патриарху Алексию II с просьбой предоставить УПЦ большую самостоятельность в религиозно-административных делах, что и было сделано в скором времени на Архиерейском Соборе, состоявшемся в Свято-Даниловском монастыре 25-27 октября 1990 года.
Для вручения Киевскому Митрополиту грамоты о даровании УПЦ независимости и самостоятельности в управлении Патриарх Алексий непосредственно по завершении работы Собора прибыл в Киев, где 28 октября 1990 года отслужил в Софийском соборе Божественную Литургию. Перед началом торжественного Богослужения Святейший Патриарх объявил вышеупомянутое постановление Архиерейского Собора и передал Священноначалию УПЦ Благословенную Грамоту, подтверждающую ее независимость при сохранении, как прежде, канонического единства с Русской Православной Церковью и Вселенским Православием. В этом статусе и правах признает УПЦ на сегодняшний день все Вселенское Православие.
Год, прошедший после дарования УПЦ самостоятельности, был наиболее плодотворным. Несмотря на антицерковную деятельность греко-католиков и раскольников, внутренний духовный потенциал Церкви был настолько значителен, что за короткое время стали заметны огромные позитивные изменения в различных сферах ее деятельности. Активизировалась ее работа среди молодежи. Улучшилась система подготовки кадров. В связи с реальной потребностью в грамотных молодых священниках на новообразованных приходах, к ранее открытым Одесской и Киевской Духовным семинариям добавились Волынская(в Луцке) и Почаевская (в Почаевской Лавре). В 1992 году после длительного перерыва снова возобновила свою деятельность Киевская Духовная Академия. В это время активно возрождается монашеская жизнь в Киево-Печерской Лавре, открывшейся к тысячелетию христианства. Благодаря поддержке братии Почаевской Лавры вновь открывается Кременецкий Богоявленский женский монастырь Тернопольской епархии. При содействии Корецкого монастыря появляются первые насельницы и в разрушенном до основания Святогорском Зимненском монастыре на Волыни. Возрождаются древние Свято-Троицкий Межиричский и Свято-Троицкий Дерманский монастыри в Ровенской епархии, Спасо-Преображенский Лубенский Мгарский и Рождества-Богородичный Козельщанский на Полтавщине, Успенский Елецкий в Чернигове и множество других. Если, как отмечалось выше, в 1989-91 годах было открыто около трех тысяч приходов, то уже к лету 1991 их количество превысило пять тысяч(226)).
Необходимо отметить, что предоставленная УПЦ независимость и самостоятельность во всех делах внутреннего управления, внешне казалась аналогичной той автономии, которую Поместный Собор РПЦ в 1918 году предоставил Православной Церкви на Украине. Однако автономия 1990 года, имевшая строго канонические основания, к сожалению, не смогла предотвратить появление т. н. „Украинской автокефальной православной церкви”, которую возглавил Иоанн Боднарчук - раскольнический епископ, лишенный сана. Настало предсказанное Святым Евангелием скорбное время (Мф. 24, 21,29), характеризующее завершающий этап в истории человечества.
Падение нравов, охлаждение веры, оскудение любви привело к тому, что миром овладели различные искушения, дабы отторгнуть многих от святой Православной веры.
Кроме того, враг рода человеческого учинил еще один раскол в рядах канонической Церкви –филаретовский, ставший уродливым порождением времени и особо опасный тем, что вслед за представителями автокефальной церкви бывший Предстоятель Украинской Православной Церкви Филарет (Денисенко) попытался самочинно присвоить себе апостольское преемство Православной Церкви. Кощунственно нарекая себя «патриархом», он смутил некоторую часть паствы, нетвердо стоящей на православных позициях, уведя ее на погибельные пути раскола.
Совершив ряд противозаконных деяний, несовместимых с должностью Предстоятеля, он фактически сам поставил себя вне канонической Церкви. Будучи лишенным сана сонмом архиереев на знаменитом Харьковском Соборе, он связался с националистами и фактически благословил войну между сторонниками канонического Православия, которых было подавляющее большинство, и раскольниками, требовавшими полного разрыва отошений между РПЦ и Украинской Православной Церковью.Это привело к многочисленным погромам и самочинным захватам церквей, преимущественным образом. все на той же Волыни. Сбылись пророческие слова Евангелия:“Сын Человеческий, пришедши, найдет ли веру на земле?” (Лк.18,8).
Сильные националистические настроения охватили также часть Житомирской, Ровенскую, Львовскую и Тернопольскую области.
В этих условиях Блаженнейший Митрополит Владимир, возглавивший по решению Харьковского Собора Киевскую кафедру, охваченную расколом, вспоминая грозовой 1992 год, писал:
«Было такое впечатление, как будто земля под тобой горит».
Что можно было сказать о его любвеобильном сердце? Переживая за мирное разрешение религиозных проблем в нашей стране, он неоднократно повторял слова святого благоверного князя Александра Невского: «Не в силе Бог, а в правде Христовой, в вере православной, в любви евангельской».
Не могли не коснуться эти приснопамятные события и Почаевской Лавры, которая всегда была и оставалась на самом острие непримиримой борьбы между различными конфессиями. Обретший скандальную известность из-за спровоцированных им же событий 1980 года наместник Почаевский Иаков( Панчук), возведенный в 1990 году Синодом Русской Православной Церкви в сан епископа, решил, что в Лавре, насельниками которой являются преимущественно этнические украинцы, насадить автокефалию будет намного легче, чем в целом по стране. Пользуясь своим высоким положением, он довольно долго обрабатывал братию, особенно усердствуя перед выходцами из Западной Украины, чтобы разжечь в их среде национализм, однако не нашел понимания в этом вопросе и приступил к откровенным угрозам. Он привлек на свою сторону благочинного, отца Петра (Братуся), сложную, неоднозначную личность, и регента Антония (Ярого), который сумел вовлечь в раскол нескольких клирошан. Непосредственно перед праздником Вознесения, вернувшись из Киева и, очевидно, получив соответствующие указания от находящегося тогда уже в запрете бывшего предстоятеля УПЦ Филарета, он стал самочинно поминать этого лишенного сана раскольника совместно с Патриархом Константинопольским, не согласовав с последним свои самовольные действия, и Президентом Кравчуком, который и вовсе не имел отношения к Церкви. За вечерней трапезой он отдал братии распоряжение немедленно переходить в автокефалию. Согласие на это провокационное предложение, ведущее к предательству интересов Православия, дали только три монаха. Тогда Иаков, исполнившись гнева, стал угрожать репрессиями, твердо заявив, что завтра, несмотря на праздник, вызовет из Тернополя ОМОН, и монахов насильно принудят совершить то, чего они не хотят сделать добровольно. Он настолько уверовал в собственную безнаказность, что осмелился угрожать братии в случае проявления непокорности изгнания их из Лавры с позором( за бороды и за ноги), не давая забрать личные вещи и ценные иконы из келий. Подобные слова были неслыханной дерзостью.
Обратившись к истории, вспомним, что со времен преподобного Иова наместниками (игуменами) самою же братию соборно избирались наиболее достойные иноки. Братия всесторонне обсуждали личность игумена в трапезе в соответствии с выработавшимся в течение времени чином. Выражая свою волю на бумаге и утверждая ее собственными подписями, они подчеркивали, что избирают себе игумена, полагаясь на его дальнейшую благочестивую жизнь (житие побожное), принимая начальство его над собою охотно, с любовию и единогласно (миле, любовно, и згодно), и обязуясь повсеместно являть ему повиновение и послушание безпрекословно и без затей (без всиляких контрадиций и вношения яких вымыслов). Однако по отношению к игумену выдвигался ряд требований, важнейшим из которых был его долг поступать с братиею так, как требуют обычаи и монастырские постановления, обязывающие, чтобы игумен был для братии примером святой жизни, управлял ею как Пастырь и Отец, заботясь прежде всего об  монастырских интересах, и по всем важным вопросам действовал не от собственного лица, а от имени всей братии, предварительно посоветовавшись с нею.
Разумеется, ни одному из этих требований нынешний наместник не соответствовал. И если долгие годы Господь терпел его беззакония, то попытка вовлечь братию в раскол была последней каплей, после которой последовало возмездие. Ибо, как писал священномученик Ириней Лионский, крестной мукой засвидетельствовавший свое исповедание веры, “грех разделения с Церковью не омоется и самою кровью”.
Праздничный день для братии был омрачен ожиданием кровавой расправы. Впрочем, глядеть в лицо опасности им было привычно, поэтому, не впадая в душепагубное уныние, они смиренно взывали к Господу, умоляя Его не попустить подобного нечестия. И Господь призрел на их моления.
Прихожане обители, узнав об ожидаемом во второй половине дня прибытии ОМОНа, возмутились готовящимся актом насилия и настроились на решительные действия. Никто после окончания Божественной Литургии не ушел из церкви. Наоборот, народа становилось все больше за счет того, что люди, узнав о готовящемся предательстве, приходили в обитель с семьями, чтобы поддержать братию в трудную минуту. По всем окрестностям на машинах, мотоциклах и лошадях разъехались гонцы, чтобы как можно большее количество народа оповестить о попытке раскольников захватить обитель. Тревожный звон колокола огласил окрестности. Это был сигнал к всеобщему сбору.
Лишенный поддержки Иаков, так и не дождавшись приезда ОМОНа, стал звонить во Львов в надежде на приезд подкрепления. Однако местные телефонистки, предвидя подобный шаг, вполне убедительно разыграли незадачливого автокефалиста. Некий сообразительный молодой человек, находясь на связи, отвечал на его вопросы, давал обещания, словом, усыпив бдительность, выиграл столь необходимое в сложившейся ситуации время. Затем возмущенные люди попросту перерезали кабель, таким образом лишив раскольников возможности связаться с силовыми структурами и вызвать кого-либо на помощь. Когда из Тернополя все же приехали представители соответствующих органов, то, трезво оценив ситуацию, они тихонько посоветовали неудачливому самостийнику убраться подобру-поздорову, поскольку не могли гарантировать ему безопасность.
Это было незабываемое зрелище. Вначале грянуло стройное монашеское пение. Затем. молитвенно возблагодарив Владычицу, в который раз избавившую обитель от бед, братия, сопровождаемые многолюдной толпой прихожан и сочувствующих, вывели бывшего наместника из Лавры, оградив живым частоколом сплетенных рук, ибо самостоятельное перемещение было для него отнюдь не безопасным. Его не вытаскивали за ноги или за бороду, как сам он хотел поступить с братией, а весьма степенно усадили в машину, однако до тех пор, пока дверца автомобиля не захлопнулась, милиции приходилось тройным кольцом удерживать взбудораженную толпу от попыток самосуда. До самого утра гремел набат, напоминая об опасности, которая еще не миновала. Тщательно контролировались дороги, и каждая новая машина, приезжавшая из Кременца или Тернополя, подвергалась тщательному осмотру. Колокольный звон не смолкал долго, пробуждая историческую память людей и призывая их к бдительности. Лишь наутро, увидев, что опасения были тщетными, и коренастые парни с железными бицепсами так и не приехали, люди мирно разошлись.
Братия, ошеломленные происшедшими событиями, еще долго молились, чтобы Господь дал им мудрость уразуметь происшедшее и направил стопы к верным стезям.
Спустя некоторое время оставшийся не у дел, лишенный сана Иаков Панчук разделил плачевную участь Михаила Денисенко, попавшего под анафему . Воистину, «блажен муж, иже не иде на совет нечестивых»(Пс.1,1)!
После приснопамятных событий новым наместником «миле, любовно, и згодно» был избран иеромонах Феодор (Гаюн), вскоре возведенный в сан епископа. Так отступила, разбившись о несокрушимую преграду истинной веры и подлинно христианского благочестия мутная волна раскола, обрушившаяся на священные пределы исконно православной земли. А спустя некоторое время братия избрала нового наместника – архимандрита Владимира, в настоящее время возведенного в сан архиепископа, о чем будет подробнее сказано ниже.
. Уходящее тысячелетие ознаменовалось рядом знаковых событий. Рухнула тоталитарная система, основанная на воинствующем атеизме. После долгих лет откровенной и яростной атеистической пропаганды, приведшей к необратимым потерям, религии было возвращено ее место в социуме. Она, наконец, вновь вошла в сознание людей, раскрыв им истинные Смыслы бытия, став для многих спасительным якорем, позволяющим удерживаться в бурном житейском море.
Изголодавшиеся по слову Божию, наши соотечественники стали активно искать пути духовного просвещения, испытывая непроизвольное чувство вины перед Церковью за те гонения, которые Она пережила в годы Советской власти. Впрочем, следуя Евангельскому учению, никто не озлобился, не возроптал, не проклял своих гонителей, ибо сказано: «Любите враги ваши, благословляйте проклинающих вас. Добро творите ненавидящим вас, и молитеся за творящих вам напасть и изгоняющих вас» (Мф.5,44-46).
Выше было отмечено, что во время филаретовского раскола практически все насельники Почаевской Лавры, твердо стоящие в истинной вере, однозначно поддержали каноническое Православие. Это еще раз показало, что славные традиции, заложенные преподобным Иовом, живы и неколеблемы и обитель по-прежнему остается несокрушимым оплотом Православия на западе Украины и что ее исторические перспективы весьма оптимистичны.
Как не вспомнить дивных почаевских старцев, которые, безгранично любя родную Лавру, свято верили, что все, оставшиеся на святой Лаврской земле, выстоят перед лицом грядущего антихриста, ибо сама Богородица в минуту опасности защитит их. На них буквально исполнятся слова Священного Писания:  «Нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с той славой, которая откроется в нас» (Рим. 8,28).
В ответ на вопрос о том, как спасаться в современном мире, схиархимандрит Феодосий (Орлов) самым категорическим образом советовал многим паломникам без малейшего промедления оставить все нажитое и немедленно переселиться поближе к Почаеву, благословляя обустроиться рядом с Лаврой: «Уезжайте оттуда, там все сгорит, лучше купить домик возле Почаева».
Поступать таким же образом своим чадам некогда благословляли многие известные старцы, и, в частности, преподобный Кукша Одесский.
Преподобный Кукша, к примеру, рассказывал близким ему людям: «Настанет время, когда начнется война, и все будет гореть, но на три километра от Лавры все сохранится».
Предвидя, что жизнь настанет очень тяжелая, он советовал людям приобретать дома в непосредственной близости от святой обители, чтобы иметь возможность держаться хотя бы за Лаврскую ограду, или же, в случае невозможности поступить подобным образом: уходить в уединенные места, отдаленные от населенных пунктов.
Многие из упоминавшихся нами ранее подвижников благочестия в целом придерживались такого же мнения, выражая, однако, свои мысли более просто и сдержанно.
Что же побуждает людей стремиться к этой древней святой земле, как не вера в Небесное заступничество и упование на спасение безсмертной души? Безупречная жизнь почаевских иноков, всецело посвятивших себя высокому служению Богу и Его Пречистой Матери, их самоотверженный труд по возрождению обители и святые молитвы вселяют наши сердца надежду, что так теперь будет до скончания века.
Ежедневно, во время Божественной литургии, клирики и миряне соборно исповедуют свою православную веру.
  “Верую во Единую Святую Соборную и Апостольскую Церковь», - эти слова Никео–Константинопольского Символа Веры четко и последовательно выражают один из основных догматов православного христианского вероучения. В нелегких условиях разделения мы последовательно боремся за единую Церковь, “ столп и утверждение Истины”, которую, по Его неложному обетованию, “и врата адовы не одолеют” (Мф. 16,18), исповедуем одно Крещение и одно причащение – то, ради чего шли на крестную смерть оставшиеся верными святому Православию почаевские иноки.
Мы понимаем, какая величайшая ответственность лежит на пастырях и архипастырях нашей Церкви, призванных помочь своим верным чадам не угодить в сети Велиара, твердо пребывая на позиции служения Ей, ярчайшим образом проявившегося в годы гонений советского периода.
Однако процесс возрождения происходит нелегко и не сразу. Естественно, потребуется много времени и усилий, чтобы традиционные духовные и нравственные ценности вновь вернулись в жизнь и коллективное сознание нашего народа. Одако Господь вместе с изменениями в общественно-политической жизни страны дарует нам великую и святую надежду.
Вступив в Совет Европы, Украина взяла на себя обязательство возвратить Церкви отобранную большевиками собственность. И это является не уступкой времени, а актом высочайшей исторической справедливости. Общеизвестно, что все движимое и недвижимое имущество Лавры, включая ее прекрасные благолепные храмы, возводились за счет щедрых благотворителей и строились непосредственно для монастыря.
Монастыри живут по своим установленным в глубокой древности и освященным вековой традицией уставам. И пока не прекращается молитва, пока приносится безкровная жертва, мир, погрязший во грехах, продолжает существовать.
Следует помнить, что действующие монастыри, эти современные оазисы Духа, не могут быть собственностью государства, ставящего иноков в безправное положение, объектами экскурсий с ярко выраженной антирелигиозой направленностью. Они должны получить, наконец, право выполнять свое первоначальное назначение. Ярким примером цивилизованного урегулирования отношений между Церковью и государством может быть устав святой горы Афон, в обители которой, чтобы не нарушать уклад монастырской жизни, доступ крайне ограничен даже для паломников, не говоря уже о светских людях.
Тернистым был путь Православия на западной Руси, что не могло не отразиться и на истории монастыря. Набеги турок и татар, польская экспансия, лихолетия первой и второй мировых войн, гонения во время безбожной советской власти, - все вынесла обитель, покрываемая могущественной благодатью и помощью Царицы Небесной и молитвами блаженного игумена. преподобного Иова. По милости Божией не угасает лампада монашеской молитвы в святой обители. Монастырю возвращены некоторые сооружения, которые были отобраны в советский период, сады и земельные участки, в нем усилиями братии успешно ведутся восстановительные работы. Около ста насельников работают, не покладая рук, на многоразличных послушаниях, имея великое множество работы. Однако на первом месте остается наивысший монашеский подвиг- молитва, смиренная благодарность за неисчерпаемую благодать на Почаевской горе, привлекающую великое множество паломников.
В силу сложившихся обстоятельств владыка Феодор, достойно потрудившийся над возрождением обители, был в 1997 году переведен на Каменец-Подольскую кафедру и на его место был избран архимандрит Владимир (Мороз), с декабря 2000 года возведенный в сан епископа, а в 2006 году ставший архиепископом. Этому, чрезвычайно плодотворному периоду в жизни обители мы и посвятим последний раздел.


Заключение.
«Да будет век грядущий свят».
Лик третьего тысячелетия в исторических судьбах Почаевской Лавры.
На рубеже тысячелетий
Не задержу на прошлом взгляд.
Да будет век грядущий свят,
Да будет век грядущий светел
Дыханье звездной тишины,
Небес открытость -
                как награда, -
Тысячелетье без неправды,
Тысячелетье без войны.
Тысячелетье в сонме света,
Тысячелетие без тьмы...
Причастники спасенья мы
И дети Высшего Завета.
Эпохи безвременья дети,
Былого отвергаем ад.
Да будет век грядущий свят.
Дa будет век грядущий светел.

Оглядываясь с высоты просвещенного XXI века на историческое прошлое Почаевской Лавры, можно сделать однозначный вывод: обитель, имеющая такую многославную историю, не может затеряться в безвестности.
Вспомним, как сменялись века, уходя в Вечность длинной чередой, поглощались небытием правители, растворялась, как дым, суетная мирская слава, но удивительное это место, как чудное творение Создателя, всегда было желанным прибежищем для тех, чьи души жаждали уединенной молитвы.
 Какие бы испытания ни выпали на ее долю в течение многовекового существования, Лавра, являющаяся оплотом истинной веры, цитаделью Православия среди латинско-униатского окружения, молитвами пресвятой Владычицы Богородицы, предстательством преподобного Иова и Амфилохия Почаевских, постепенно восстает из мерзости запустения, залечивает нанесенные раны, восстанавливается в прежнем благолепии.
Новый наместник, архимандрит (с 2000 года –епископ, а с 2006 года - архиепископ) Владимир (Мороз), стал достойным продолжателем славных традиций, заложенных еще много веков назад. Промыслительным образом практически сразу после его избрания произошло чрезвычайно важное изменение в статусе монастыря: Лавра обрела ставропигию, т.е. стала монастырем, непосредственно подчиненным власти Киевского Митрополита. Это расширило ее возможности, увеличило самостоятельность. Особенно ярко проявились эти изменения с началом созидательной деятельности нового наместника, - руководителя, обладающего, помимо высокой ревности о Господе, широтой взглядов, умением увидеть перспективу любого начинания и довести его до завершения. В период его пребывания у власти обитель видимым образом благоукрасилась, обрела торжественный, праздничный вид. Господь щедро наделил владыку организаторскими способностями и талантом монаха-строителя. Под его руководством были произведены многочисленные ремонтно-реставрационные работы в Успенском и Троицком соборах, Похвальной Церкви, построена часовня Рождества Христова, реставрирована колокольня, вымощена часть монастырского двора. Заметно увеличился ассортимент реализуемой продукции: книг, утвари, икон, которыми обогатились многочисленные лавки. Видимым образом наладилось книгопечатание: по благословению наместника Лавры появилось множество печатных изданий, повествующих о славном историческом прошлом обители и ее современной жизни. Были изданы книги «Объятия Отча» (очерки истории Почаевской Лавры, составленные св. В. Зелинским, «Почаевский Богогласник» (сборник духовных кантов), переиздан сборник назидательных поучений и статей, составленных преподобным Иовом, получивший символическое название «Пчела Почаевская»
Возродилась традиция печатания святоотеческого наследия, житий современных подвижников благочестия, душеспасительной литературы для простого народа и для детей. Вновь наладился выпуск «Почаевского листка». Заметным явлением стало издание двухтомника «Руководство на духовном пути».
Предметом особых попечений архиепископа Владимира стала в настоящее время оборудованная всем необходимым, уютная и благоустроеная гостиница, способная принять одновременно огромное количество богомольцев.
Каждый, кто бывал в Почаевской Лавре ранее, особенно те, кто сподоблялся посетить ее в престольные праздники, помнят, какой актуальной и болезненной была проблема размещения всех нуждающихся в ночлеге. И хотя для богомольцев открывались на ночь многочисленные храмы обители, их все равно не хватало, и значительная часть богомольцев оставалась под открытым небом. Стараниями предыдущего владыки бывшая психиатрическая лечебница, размещенная в здании странноприимницы, была вновь переоборудована под гостиницу, которая могла одновременно принимать до двухсот паломников. И все-таки людей, нуждающихся в крове, было значительно больше, чем помещений, готовых их принять, что создавало особые трудности в двунадесятые и престольные праздники.
Теперь же, милостию Божией и неустанными попечениями Преосвященнейшего Владимира( с 2006 года - архиепископа) проблема эта была практически решена. Неустанными попечениями владыки наладилась также работа паломнической трапезной, где в большом чистом зале один раз в день могут безплатно потрапезничать все, кто в этом нуждается: Матерь Божия питает всех. Те же, кто привык к более изысканной пище, имеют возможность за практически символическую плату потрапезничать в монастырской трапезной. При виде всех этих изменений на память приходят воспоминания о том, как некогда кормил богомольцев любвеобильный старец отец Ахила, забиравший из братской трапезы остатки пищи и в бидонах приносивший ее в пещерную церковь...
Очень важным подспорьем в монастырском хозяйстве стало возведение двух мельниц, строительство пекарни, проведение работ по благоустройству монастырского сада и пасеки, практически решающей проблему обезпечения обители медом и воском, оборудование теплого и вместительного коровника.
Проведение всех этих преобразований, кроме практического значения, имеет также и глубокий внутренний смысл. Наладив натуральное хозяйство, Лавра, как и прежде, стала жить от трудов своих, что является делом не только полезным, но и весьма спасительным. Многие старцы высокой духовной жизни предсказывали, что в последние времена спасутся лишь те обители, где братия не только молится, но и работает физически. В этой связи важно, на наш взгляд, отметить как безусловно положительный фактор, открытие различных мастерских, позволяющих не только удовлетворять потребности Лавры в тех или иных предметах или утвари, но и изготавливать товар на продажу. Благоустройство Лавры коснулось даже таких необходимых в современном цивилизованном мире удобств как проведение газа, не зависимого от городской системы водоснабжения водопровода, и сооружение автономной электростанции.
Вспомним, как мерзли монахи, когда во время гонений им запрещали пользоваться топливом, как страдали они без воды, когда им отрезали путь к источникам, как погружались во мрак храмы, когда энергетический кризис оставлял Почаев без электроэнергии. Сейчас же в Лавре независимо ни от каких внешних обстоятельств не отключается освещение и не прекращается водоснабжение.
Неустанный созидательный труд монастырской братии, возглавляемой деятельным и энергичным архиереем, дает потрясающие результаты: древняя обитель преображается на глазах, чему чрезвычайно способствует особый дух, царящий во всем. Жить инокам приходится в одной обители, под одной крышей, выполняя одни и те же обеты, данные Господу следовательно, приходится познавать немощи друг друга и смиряться друг перед другом, ибо, по словам  Апостола, « плод духовный есть: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание» (Гал.5, 22).
Чтобы взрастить в своем сердце этот дивный плод Божественной любви, нужно неукоснительно соблюдать иноческие уставы, внимать своему сердцу, читать Святых Отцов, проводить время в непрестанной молитве и трезвении. Спасаться, не имея в себе этих благодатных даров, немыслимо, ибо внутренний мир стяжается прежде всего благодаря той невидимой внутренней работе, которая наполняет иноческую жизнь особым смыслом: самоотверженным молитвам, которым внимают Всемилосердный Господь и Его Пречистая Матерь. Ибо молитвенный труд –это основа жизни обители, о чем неложно свидетельствует святой апостол Иаков, отмечающий:
«Много бо может молитва праведного» (Иак. 5, 16).
Молитвенное предстательство Лаврской братии пред Господом за мир и сущих в нем людей, высота иноческого подвига уже не раз спасали мир и живущих в нем людей от гибели.
  Молитва – связь времен,
                в веках не рвется,
 Она,
      подобно путеводной нити,
 Нам милосердным Господом дается,
Чтоб с Небесами вновь соединить нас.
Она объединяет нас и предков
 И потерять ее –
                страшнее смерти.
Небесный хор в душе звучит так редко,
В житейской угасая круговерти.
Ежедневно раннее утро застает почаевских иноков на молитве. В соответствии с веками освященным уставом монашествующие собираются на братский молебен, чтобы поблагодарить Господа за то, что Он даровал еще один день для спасения, вознести молитвенное прошение за весь мир, «за всю братию и за все православные христианы». В пять часов утра в величественном Успенском соборе начинается самая ранняя монашеская служба –полунощница, после которой под умилительное пение тропаря «Несокрушимые врата» медленно и величественно опускается Чудотворная икона Почаевской Божией и начинается чтение акафиста Почаевской Божией Матери. Сердца верующих людей в этот торжественный момент исполняются особой тихой радости о Господе и величайшей благодарности к Нему –Творцу всего сущего .
Вседержителю,
            благодарю
За воскресшей веры зарю,
За святую о Бозе печаль,
За надежды звенящую даль,
За незримый Фаворский Свет,
За священный с Богом Завет,
За прекраснейший из Даров –
Совершенную к Богу Любовь.
Обычно в обители служатся две, а в праздничные дни три Божественные литургии. Ранняя, как правило, начинается в шесть часов утра в пещерном храме, однако при большом стечении народа ее проводят в Троицком соборе. По завершении литургии , около 7.45, начинается чтение акафиста преподобному Иову, а нескончаемый поток богомольцев притекает к его святым мощам и мощам преподобного Амфилохия, находящимся в той же пещере, что и мощи преподобного Иова. Приложившись к Чудотворной иконе, испив живоносной святой воды из Цельбоносной стопы Богородицы, люди получают по вере своей уврачевание недугов и вразумление.
В понедельник и четверг паломники, страдающие различными немощами, могут по благословению духовника побывать на вычитке или приступить к таинству соборования, ибо, приехав в эту удивительную врачебницу, каждый жаждет покаяния и уврачевания духовных и телесных недугов.
Поздняя литургия начинается в девять, а в праздничные и воскресные дни в десять часов утра. Это, как правило, архиерейская служба, происходящая торжественно и церемонно. Сердца верующих исполняются особого благоговения, когда начинается Евхаристический канон, ибо вся жизнь православного человека – это непрерывная Евхаристия –благодарение Богу за его нескончаемые милости к погрязшему в смертных грехах падшему человеку.
Ввысь стремится,
               бренный мир отринув,
Светлая,высокая мечта.
Господи,
       позволь нам лечь пылинкой
У подножья Твоего Креста.
Дай припасть к Твоим стопам Пречистым,
Сладость крестной муки подари.
Приоткрой таинственные Смыслы,
Покаянья светом озари.
Благодарности молитву чистую
Господи,
       прими без укоризны.
В этой непрерывной Евхаристии –
Высшее призванье нашей жизни.
А какими поучительными и глубокими бывают проповеди! Слушая их, невольно прпроецируешь сказанное на себя, понимая, что наступил благословенный миг Истины и устами священника или архиерея к тебе взывает Сам Господь. И сколько бы раз ни побывал в Лавре, каждое новое посещение приносит новые радости, раскрывает новые грани богопознания. Душа окунается в эту несказанную благодать,  как в живоносный источник, исполняясь глубокого внутреннего мира и светлой радости о Господе.
Медленно и величаво течет река времени, постепенно перетекая в громаду-Вечность. Есть ли на свете любовь, мужество, взаимопомощь и соборность, -каждый решает за себя сам, ибо каждому человеку отводится время для того, чтобы он осуществил свой жизненный выбор.
«Всему свое время, и время всякой вещи под небом» (Еккл.3, 1) сказано в Екклезиасте.
Важно только сделать этот правильный выбор и последовать ему, чтобы затем не сожалеть о безцельно прожитой жизни и утерянных возможностях. И только после того, как он осуществится, возможно движение к избранному, а значит ветер встречный и попутный, преодоление себя, вступление на узкий путь, подлинная синергия Творца и творения.
Выбор, сделанный почаевскими иноками, добровольно посвятившими себя высокому и благородному служению, высок перед Господом.
Описанные выше чудеса, вплетающиеся в тонкую ткань истории Почаевской обители,исполненной молитвенного подвига, мужественного противостояния злу и созидательного труда, являются лишь ничтожно малой крупицей от безчисленного множества случаев Небесной помощи. Эта благодатная помощь, происходившая во все времена, не прекращаются и поныне, приводя людей к истинной вере и укрепляя их на тернистом и многотрудном пути спасения.
Вот уже не один век призывно звучит благовест величественной колокольни Свято-Успенской Почаевской Лавры. Он пробуждает от глубокой духовной летаргии наши истосковавшиеся по Богу сердца, призывает отвлечься от суетных земных дел и мелких житейских попечений, раздвигает горизонты будничной сиюминутности. Слушаешь перезвон Лаврских колоколов, и кажется, что сейчас произойдет чудо: вот-вот приоткроется завеса великой и непостижимой человеческим разумением Божественной Тайны, и мы из современной малорадостной повседневности перенесемся в удивительный, наполовину легендарный мир, где все исполнено благодати и святости.
Наша Церковь жива.
                Ей –две тысячи лет.
Хоть пытались сломить ее бесы-нередко,
Я иду босиком по священной земле,
По земле легендарных
                возлюбленных предков.
Над землей этой славной
                столько бурь пронеслось,
Но невзгоды нисколько ее не сломили,
Укрепили в сраженьях,
                исполнив ее
Несказанной и вечной
                Божественной силой.
Дольный мир защитив и очистив от зла,
Вновь восстала она,
                словно Феникс,
                из пепла,
Крест приняв на себя,
                сквозь века пронесла
И в горниле вселенских страданий окрепла.
Я в бездонное Небо беззвучно взмолюсь, -
Пусть молитва немая сотрясет мирозданье
И да призрит Создатель на Отчизну мою,
Возродив ее в прежней красе первозданной.
Пусть восстанет она от бесовских оков,
От губительной уз мудрецов инославных.
Молча обувь сниму
                и пройдусь босиком
По святой благодатной земле православной.
И по сей день Свято-Успенская Почаевская Лавра является, как и много веков назад, оплотом Православия на западе нашей святой Руси, своеобразным духовным маяком, свидетельствуя всему миру истину о Христе Спасителе.
     Каждый шаг на этой благословенной земле рождает в душе мысли о покаянии, пробуждает дремлющую совесть, подает надежду на то, что не все еще утрачено в этом растерзанном ненавистью и злобой мире и что вопреки всем его сложностям и нестроениям сохранились еще для человечества вечные истины и вечные ценности. Осознание же этого вселяет в сердца великую надежду на то, что не просто возможно, но и жизненно необходимо для каждого из нас духовное возрождение, в каком бы разладе с самими собою и собственной совестью мы ни находились… И что все зависит прежде всего от нас самих.
Ведь если все ж не мы,
                так кто же?
Начаток созиданья свят.
Благослови,
          дай крепость,
                Боже
Злым силам противостоять.
Дай в светлом огненном крещенье
Облечься в ризы чистоты,
Познать свое предназначенье,
Грядущего узреть черты.
В земле,
      на всех нам Богом данной,
Любовью избранный,
                живет
Высоким Небом Первозванный,
К служенью призванный Народ.
Сплошной неправды знак кровавый
Земные полнит рубежи.
Господь востребовать с нас вправе
Поступка,
         большего, чем жизнь.
В Христа облекшись,
                ложь отринем,
Дух Божий в сердце сохраним.
Земля святая,
             Украина,
Возьми свой Крест,
                грядя за Ним!
Высоким в Правде предстояньем,
Времен соединяя нить,
Дерзнем соборным покаяньем
Святую Русь возобновить.
Потомки Светлого Завета,
Любовью возродимся мы.
Тогда конца не будет света.
Тогда конец наступит тьмы.

       Конец, И Богу слава

Приложение.

I.Архиереи, являвшиеся Священноархимандритами Почаевской Лавры с 1831 года(227)
1. Епископ Амвросий (Морев) -1831
2. Епископ Иннокентий (Сельно-Кринов) -1832 -1840
3. Архиепископ Никанор (Клеменнтьевский)1840-1848
4. Архиепископ Арсений (Москвин) 1848-1860
5. Архиепископ Антоний (Павлинский) 1860-1866
6. Архиепископ Агафангел (Соловьев) 1866-1876
7. Архиепископ Димитрий (Муретов)1876-1882
8. Архиепископ Тихон (Покровский)1882-1885
9. Архиепископ Палладий Ганкевич) 1885-1889
10.Архиепископ Модест (Стрельбицкий)1889-1902
11.Архиепископ Антоний (Храповицкий)1902-1914
12.Архиепископ Евлогий (Георгиевский) 1914-1919
13.Митрополит Георгий (Ярошевский) 1919-1922
14.Митрополит Дионисий (Валединский) 1922-1939)
15.МитрополитНиколай(Ярушевич) 1939-1941
16.Митрополит Алексий (Громадский)1941-1943
17.Епископ Иов (Кресович) 1943-1944
18.Епископ Питирим ()Свиридов)1944
19.Епископ Макарий (Овсиюк) 1943-1953
20.Епископ Фотий 1953-1954
21.Епископ Панкратий (Кашперук)
22.Епископ Палладий (1956-1959_
23.Епископ Григорий( Замаляна) 1959-1964
24.Митрополит Дамиан (Марчук)
25.Митрополит Николай (Юрик)1965-1983
26.Митрополит Никодим (Руснак) 1983-1988
27.Архиепископ Ириней 1988
28.Архиепископ Лазарь 1988-1990
29.Архиепископ Сергий (Генсицкий) 1991-1996)
30.Блаженнейший Митрополит Владимир (Сабодан) 1996

II Православные наместники Почаевской Лавры и ее архимандриты до совращения обители в унию (228)

1.Преподобный Мефодий Первоначальник Почаевский –конец XII-нач.ХIII вв.
2. Преподобный Иов, игумен Почаевский-1601-1648
3.Самуил(Добранский) 1648-1658
4.Дорофей (Третьякович) 1658-1659
5. Досифей 1659-1666
6. Ефрем (Шацкий) 1666-1668
7. Софроний (Подчаевский) 1668-1669
8. Каллист (Мековский)1669-1675
9. Феодосий (Левицкий) 1675-1683
10.Иосиф (Добромирский)- 1675; 1683-1689
11. Кассиан (Рыбчинский) – 1689-1690
12.Евфимий (Моравский) -1690-1693
13..Иннокентий (Ягельницкий)1693
14.Иакинф (Жуковский) – 1693-1699
15.Иосиф (Саевич) -1699-1711
16. Лука (Палеховский) -1711-1714
17.Юстиниан (Радзикевич)1714-1715
18.Арсений (Качуровский)-1715-1716
19.Пахомий (Заблоцкий)-1716-1720
20. Гедеон (Левицкий) 1720


III. Православные наместники Почаевской Лавры и ее архимандриты после возвращения обители из унии (229).
1. Антоний (Рафальский)-1832-1834
2. Григорий (Немоловский)1834-1838
3. Неофит (Лелинович)-1848-1860
4. Архимандрит Амвросий (Лотоцкий)-1860-1865
5. Архимандрит Феодосий -1865-1868
6. Архимандрит Павел июль-декабрь 1868
7. Архимандрит Михаил-1868-1871
8. Архимандрит Смарагд-1871-1872
9. Архимандрит Иоанн (Якубович)1872-1883
10.Архимандрит Геронтий-1883-1884
11.Архимандрит Валентин 1884-1886
12.Архимандрит Модест (Комиссаревский)1886-1891
13.Архимандрит Ириней 1891-1895
14.Архимандрит Филарет 1895-1900
15.Архимандрит Амвросий 1900-1905
16.Архимандрит Тимолай-1905-1912
17.Архимандрит Паисий - 1912-1920
18.Архимандрит Дамаскин (Малюта)-1920-1931
19.Архимандрит Паисий-1831 (повторно)
20.Архимандрит Никодим 1931-1932
21.Архимандрит Пантелеимон (Рудык)-1932-1940
22.Архимандрит Панкратий-1941-1943
23 Архимандрит Панкратий (Кашперук)1943-1946
24.Архимандрит Елисей-1946
25 Архимандрит Иосиф -1946-1950
26.Архимандрит Иннокентий (Леоферов)-1950-1953
27 Архимандрит Севастьян (Пилипчук)-1953-1962
28.Игумен Варфоломей (Бабак)-1962-1964
29.Архимандрит Августин (Шкварко)-1964-1970
30 Архимандрит Самуил (Волынец)-1971-1974
31.Архимандрит Иаков (Панчук)-1974-1982
32.Архимандрит Николай (Шкрумко)-1982-1985
33.Архимандрит Марк (Петровцы)-1985-1988
34.Архимандрит Онуфрий (Березовский)-1988-1990
35 Епископ Иаков (Панчук-1990-1992
36.Епископ Феодор (Гаюн)-1992-1996
37 Архимандрит Владимир (Мороз)-с 3.Х11.2000 года-Преосвященнейший Владимир, Епископ Почаевский

IV. Духовные песнопения, посвященные Почаевской Лавре

Почаев
Приснодева, чье имя-Любовь
Пред ликом Пречистой
Сними обувь свою
Праздник Почаевской Божией Матери
Памяти Почаевских старцев

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Почаевская Успенская Лавра. Историческое описание. Труд А.Ф. Хойнацкого, исправленный и дополненный Г. Я. Крыжановским. Почаев. 1897.
2. А. Ф.Хойнацкий. Патерик Волыно-Почаевский. Житомир. 1997 г.
3. Архим. Амвросий. Сказание о Почаевской Успенской Лавре. Почаев.1878 г. с.11.
4. Митр. Макарий. История русской Церкви. Т. III СПб. 1868 г. с.48.
5. Архим. Амвросий. Сказание о Почаевской Успенской Лавре. Почаев.1878 г. с.11.
6. История Российской Церкви. Архиеп. Филарет период II, № 33.
7. Архим. Амвросий, с.11-12.
8. А Хойнацкий с. 40.
9. Там же. с.41.
10. Зубрицкий. «Критико-историческая повесть о Червонной Руси» с.17.
11. «История России с древнейших времен» т.1-2, М. 1988 с.178.
12. Никоновская летопись ч.1. с.94.
13. Степенная книга.1.Стр.151-153.
14. С. М. Соловьев, с.248.
15. А. Ф. Хойнацкий. с.42.
16. Волынь. Исторические судьбы юго-западного края. Изд. Н. П. Батюшковым. СПб.1888 г.
17.Там же.
18. Киево-Печерский патерик, с. 124
19. Архиеп. Филарет. Русские святые. Август. Чернигов. 1883, с 110.
20. А. Ф. Хойнацкий. с.41-42
21. Троепольский М. прот. Исторические исследования о городах, местечках и селах Волынской губернии. Житомир, 1997 г.
22 См. сноску под № 2
23. Архиеп. Филарет. Русские святые. Май-август. Чернигов.1883, с.118
24. Полное собрание русских летописей. Т. 1. вып.1. Л. 1926, с.194.
25. А. Ф. Хойнацкий. с.45
26. Архим. Амвросий, с.16
27 Там же с. 17
28. А.Ф. Хойнацкий, с.504-510
29. Архим. Амвросий. с. 17
30. Там же с. 47
31. А.Ф. Хойнацкий. с.504-510
32. с. 48
33. там же
34. Знаменский П.В. История русской Церкви. Учебное руководство. Париж – Москва. 1996. с. 194
35 Там же, с.195
36. Там же. с. 37
37.Житие блаженного Отца нашего Иова Железа..., от Иеромонаха Досифея, ученика его и по нем тояжде святая обители Почаевской игумена бывшего, списанное». Изд. Почаевской Лавры. Репринт.
38. В библиотеке Волынской духовной Семинарии и доселе хранится рукописный перевод книги: «Диоптра Презрительная>, составленной по инищативе Преподобного Иова преемником его игуменом Дубенского Крестовоздвиженского монастыря Виталием в 1604 г., когда Виталий был еще диаконом, т.е. как раз во время пребывания Иова в Дубно. А.Ф. Хойнацкий. с. 51
39.Там же с. 56.
40. Отечественные подвижники благочестия. Введенская Оптина Пустынь.1994.
41. Пчела Почаевская. Изборник назидательных поучений и статей, составленных и списанных Преподобным Иовом, Игуменом Лавры Почаевской. Почаев. 1885 г. стр. 65—67.
42. Там же
43 Там же с.53
44. Там же, стр. 44—45.
45 См книгу: «Гора Почаевская» стр 5-7, где говорится ,что, с возвращением иконы не возвращены Фирлеем церковные сокровища, ризница и утварь, но после тяжбы с похитителем по приговору Люблинского главного Трибунала, часть похищенных вещей возвращена им Фирлеем.
46. Феодор Домашевский, будучи владельцем значительного имения, был важным гражданским сановником при тогдашнем Польском правителе. Должность его состояла в наблюдении за землями в границах Кременецкой области.
46  Арх. Амвросий.
47.Архива Почаевской Лавры дело №» 199, стр. 24—27.
48.Период IV, изд. 3-е, стр. 209; «Русские святые" его же Жития святой Российской церкви».
49.Архива Почаевской Лавры Дело по описи под № 64
50. См. Дело по описи под № 67
51 См. Дело по описи под № 65
52 см. Дело под № 123
53.См. Дело под № 163
54. см. Дело под № 161 стран. 58, 67, 68.
55. см. дело под № 161 стр. 60 и 68
56.см. Дело № 93 стр.91—93
57. См. сноску под № 41
58. см. Дело № 169
59. См. Дело № 118
60. Прибавление к Киевск. Епарх. Ведомостям 1861 г., стр. 531, 532)
61. Универсал Гетьмана Скоропадского на имя Козелецкого Монастыря. См. «Историко-Статистическое описание Черниговской Епархии, книга 5-я: «Описание Козелецкого монастыря»,—стр. 6—9.
62. Прибавление к Киевск. Епарх. Ведомостям 1861 г., стр. 531, 532.
63. см ист. словарь о писат. дух. чина т. 1 стр. 296
64. см. книгу «Гора Почаевская», стр. 5 — 16
65. см. дело № 218, стр. 33, 36
66. см. дело № 128 стр. 13 на обороте
67. цит. по кн.Митр. Феодосій. Щире слово до Галицької молоді”
68.цит. по кн.Григорьев Д.И. Сущность христианского учения. СПб1882 г.с.60
69 см. дело № 218, стр. 33, 36
70.см. дело № 219 стр. 2—5
71.См. историю унии.с.238-252
72.см. Киевский месяцеслов 1802 г. о Дубенском капитуле см. дело арх. Почаевск. Лавры №: 279. стр. 2 и 3)
73. См. дело № 279, стр. 17-18
Истор. Унии стр. 408
74. Там же
75. См. дело № 93. стр. 70
76 стр. 17—18 см. дело № 232.
77 стр.143см. Дело № 181, стр. 10 
78. см. дело № 139, стр. 57
79. См. дело № 2 37, стр.6
80. См. дело № 283 стр. 6.
81  См. дело № 210. стр.4.
82. См. дело № 287, стр. 11).
83. См. Кат. Лавр. Библиот. ч. III
84 См. дело № 443.
85 См. дела № № 478,493.
86. См.Большой униатский Требник
87. Сказания Киевской Губернии 1864 г, стр 539
88. См. дело № 548
89. См. дело Лавр. арх. под № 287, стр. 269
90. См. дело № 277
91  см. дело № 872
92. см. Дело Лавр, архива № 794
93. см. дело Лавр, архив. № 662.
94. см. дело Лавр. архива № 674.
95.см. дело № 287
96 Арх. Амвросий, С.103-111
97. См. Дело № 25 стр. 55
98. Дело № 277. стр. 25
99.см. Дело № 383
100.см. Дело № 93. стр. 11
101. Арх. Амвросий, С.113
102 см. дело № 287 стр. 135
103.см.Дело № 287 стр.248
104.арх.Амвросий, с.115
105.см. дело № 711. стр. 2
106.см. дело № 711 стр. 18
107.см. Дело № 287, стр. 398
108.см. Дело № 287, стр. 258
109.там же, с.355.
110.с. 318
111.с. 341
112.с.388
113.с.425
114 см. дело № 697
115. там же
116.см. дело № 277
117.см. дел. № 287, стр. 412
118. см. дело № 93
119 см. дело № 188
120.см. дело № 206 стр. 32 121см дело № 834
122.см. дело № 1052
123. см. дело № 287. стр. 318
124 дело № 834 стр. 2—7
125.дело № 1113
126.там же стр. 24 и 41
127.см. дело № 695
128.см. дело № 999см.
129. журнал «Духовная Беседа» 1864 г. № 42—45
130 стр. 326—328
131.Арх. Амвросий, с131-132
132.Арх. Амвросий там же
133'см. Дело № 257
134.см. дело-№ 287
135.см. дело №1069
136. см. дело 3 834
137.Арх. Амвросий, с.138
138. Там же
139. Там же
140. Там же
141. Там же
142. Там же
143арх. Амвросий. с. 149
144.арх. Амвросий с. 149-150
145.АРХ. АМВРОСИЙ, С.150
146.ТАМ ЖЕ
147.арх. Амвросий, с.153 148
148.арх. Амвросий, с.154-155
149.арх. Амвросий. с.156
150.Арх. Амвросий, с.159
151.Там же
152. Там же
153.Там же, с. 160
154. Там же
155. Там же, с. 161
156. См. дело № 1650 стр. 23
157 Арх.Амвросий, с.163
158.См. дело № 1646, стр. 12
159.См. дело № 1550
160. Арх. Амвросий. с.169-170
161.Арх. Амвросий, с.174-175
162.См. Дело № 1695
163.Прот. Н.Молис «Очерки по истории Волынской епархии»,1983
164 См. Дело № 1541 стр. 94
165.Дел. № 1622
166.Дел. № 1725
167.Дело № 1992
168. см. Дело №: 1756
169. см. Дело № 1694
170. см. Дело № 1935
171. см. Дело № 1550
172 Арх.Амвросий, с.181-182
173арх. Амвр. с.184
174.Арх. Амвросий, с175. Дос. с.6-7 1
.187-188
176.Арх. Амвросий, с.196-199см.
177. дело № 2116
178.см. дело № 2500
179.см. Дело № 3096
180. там же.
181.См. Дело № 3381
182. там же
183. Арх. Амвросий
184. Арх. Амвросий
185. см. дело № 6061
186.см. дело № 125 от 1859 года
187.см. дело №4766
188. см. дело № 6353
189. «Сказание о Почаевской Лавре» 1878.с.272
190.Там же, с. 381
191.Блудова «Воспоминания о Почаевской Лавре».с.26.
192. «Сказание о Почаевской Лавре» 1878
193.Указ Святейшего Синода за № 564 на имя Высокопреосвещенного Паладия
194.Дух. Собор Почаевской Лавры,Д.№11015 п.3
195.Духовного Собора. Поч. Лавры д № .V: 11221.
196. Духовного Собора Поч. Лавры дело за 1894—95 г. № 62.  Отношение Управляющего Государственными Имуществами Вол. губернии с. с. В. Владимирова "от 12 июня 1895 г. за № 4037.
197.Дух. Собора Поч. Лавры дело № 11071, л.л. 1 и 36.
198.усский инок №7 вып.103. апр. 1914 года, с. 442-443
199. «Волынские Епархиальные ведомости» 1914 г. №16, неоформл. часть. стр. 436-437
200. Путь моей жизни. Воспоминания митрополита Евлогия. YMCA-PRESS. Париж 1947 с.246 201.там же. с.251
202. там же,с.273
203. А. Дамаскин. «Воскресное чтение»№ 461930 г. Журнал Варшавской Митрополии.
204. Путь моей жизни» с.273-275
205.Вл. Степанов (Русак)Свидетельство обвинения. т.2 М.1993 с.10
206.Воскр. Чт.1930 № 46. журнал Варшавской Митрополии
207.там же
208.там же, с.716
209.там же
210. Философов В. Д. Дело Смарагда. «За свободу» 1924 № 262
211.Воскр. чт. там же
212 Дубилко Иван. Почаевский монастырь в истории нашего народа, Виннипег, 1968, с. 93
213 Рожко В. Чудотворные иконы Волыни и Полесья.Луцк,2002
214. Д.В. Поспеловский, с.212,213
215 там же
216. цит. по кн. Архиеп. Никон (Рклицкий). Жизнеописание Блаженнейшего Антония, митрополита Киевского и Галицкого. Т.9. Нью-Йорк,1962, с.118.
217. По материалам книги «Преподобные старцы Оптинские. Жития и наставления».
218. Цит. по кн. А. Худошина О старцах, «старицах» и старости.
219. . Да любите друг друга. СПб 2004, с.206
220. Там же с. 207
221.О жизни схиархимандрита Виталия. М. 2002 г, с.83.
222. Преподобный Исаак Сирин. Слово 49.
223. Лествица. Слово к пастве. Гл.13.
224. Воспоминания о старце Ахиле (схиархимандрите Феодосии) стр. 450-462
225. Питирим, архиеп. Меня арестовывали прямо во Владимирском соборе. Вісник Прес-служби УПЦ,2004, №11.
226. см. ст. диакона А. Драбинко «Українська Православна Церква -15 років незалежності”. К. „Православний вісник”№1.2006, с.11-23.
227. Печатается по книге Вл. Зелинского «Объятия Отча».
228. Там же.
229.Там же.



ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА

1.Августин, архієп. Церковне життя на територіі окупованої України в роки Великої Вітчизняної війни. Вісник Прес-служби УПЦ,2004 №44
2.Антонович С. Короткий історичний нарис Почаївської Лаври. Кременець. Репринт.
3. Архиеп. Филарет. Русские святые. Чернигов.1883 г.
3 а. Архим. Амвросий. Сказания о Почаевской Лавре Почаев.1878 г.
Волынь. Исторические судьбы юго-западного края. изд. П. Н. Батюшковым. Спб. 1888 г.
4. Афанасий (Мартос)архиеп.”На ниве Христовой”. Миссионерский листок № 14. Свято-Троицкая Православная миссия 2003 г.
5. Біланич І. Еволюція Української Православної Церкви 1917-1942 рр, автономія чи автокефалія. Львів, 2004 р.
6.Власовський І. Нарис історії УПЦ,1998 р.
7. Воспоминания о старце Ахиле (в схиме Феодосии). К.2006 г.
8. Дубилко І. Почаївський монастир в історії нашого народу. Вінніпег,1968 р.
9. Зелинский в. свящ. Объятия Отча. Очерки истории Почаевской Лавры.2000 г.
10.Знаменский П. Учебное руководство по истории Русской Церкви СПб. 1896 г.
11. Зубрицкий «Критико-историческая повесть о Червонной Руси». Репринт.
12.Иннокентий(Смирнов),еп. Начертание Церковной истории. СПб1817История России с древнейших времен» т.и-2, М. 1988 г.
13. Карташов А. В. Очерки по истории Русской Церкви. М. 1992 г.
14. Костомаров Н. И. Русская история и жизнеописание главнейших ее деятелей. М. 1995 г.
15. Митр. Мануил Лемешевский. Русские православные иерархи периода с 992 по1892 гг. СПБ.
16. Материалы по истории Почаевской Лавры. Изд. В. Левицкого. Почаев.1912 г.
17. Митр. Макарий. История русской Церкви. СПб 1868 г.
18. Муравьев А. Н. Почаевская Лавра и Острожское братство. К.1871 г.
19. Огієнко І.(Митрополит Іларіон). Свята Почаївська Лавра, К. 2004 р.
20. Очерки по истории Волынской епархии (1799-1917) Диссертация прот. И. Молиса. ЛДА, 1983 г.
21. Питирим, архиеп. Меня арестовывали прямо во Владимирском соборе. Вісник Прес-служби УПЦ,2004, №11
22.Православная Церковь на Украине и Польше в ХХ столетии. М.1997
23. Полное собрание русских летописей Л.1926 г.
24. Почаевская Успенская Лавра. Историческое описание. Труд А.Ф. Хойнацкого. исправленный и дополненный Г. Я. Крыжановским. Почаев.1897 г.
25. Прот. Н.Молис «Очерки по истории Волынской епархии»,1983
26.Рожко В. Чудотворні ікони Волині і Полісся, Луцьк, 2002 р.
27. Соловьев С. М. История России. М. 1990г.
28. Степанов(Русак)В. Свидетельство обвинения М.1993 г.
29. Стародуб А. Православна Церква в Польші на початку 1920-х рр. крізь призму судового процесу над Павлом Латишенком(архімандритом Смарагдом). Наукові записки. К. 2002 р.
30. Троепольский М. прот. Исторические исследования о городах, местечках и селах Волынской губернии. Житомир, 1897 г.
31.Уния в документах. Минск. „лучи Софии”.1997 г.
32.Хойнацкий А.Ф. Патерик Волыно-Почаевский. Житомир.1997 г.
33. Чистович И. Очерки истории Западно-Русской Церкви. СПб 1884 г.

Оглавление
Воплощенная легенда. Вместо предисловия.
Глава 1. Изначалие
Глава 2 У благодатных истоков
Глава 3. Монастырь-скит и его легендарный основатель.Значение деятельности преподобного Мефодия Почаевского в утвержденш Православия. Приход в обитель Киево-Печерских иноков.
Глава 4. Явление Пресвятой Богородицы на горе Почаевской. Цельбоносная Стопа .
Глава 5. Новый этап в истории обители. Щедрый дар помещицы Гойской. Чудотворная икона Почаевской Божией Матери.
Глава 6.Преподобный Иов Почаевский- богомудрый учитель веры и христианского благочестия Воплощение в его облике лучших черт православной аскезы и истинного богомудрия.
Глава 7. Благолепие и процветание Почаевской обители до порабощения униатами.Материальные средства, которыми она располагала в этот период.
Глава 8. Миссионерское значение Почаевской типографии как рассадника православия на Волыни на разных этапах существования обители.
Глава 9. Внутреннее устроение  Почаевского монастыря до совращения его в унию.
Глава 10. Годы тяжелых испытаний. Сложность периода, предшествующего закрытию Почаевской Лавры. Исповеднический подвиг его игуменов.
Глава 11. Причины, обусловившие переход монастырской братии в унию.
Глава 12. Изменение статуса  Почаевского монастыря.Вступление православных иноков в ряды Базилианского  ордена.
Глава 13. Искажение Православного вероучения и последовавшие за ним изменения в Богослужении, обрядности, религиозных обычаях, допущенные в Почаевском Монастыре по принятии им унии.
Глава 14. Углубление противоречий между православием и унией. Постепенный отход почаевских базилиан от веры их предков. Личность Феодосия Рудницкого.
Глава 15. Изменение быта  Почаевского монастыря со второй половины XVIII столетия до 1831 года. Дальнейшее отступление Почаевских базилиан от Православия Укрепление тенденции подражать латинянам и отход от прежних вероучительные догматов. Принятие ими папских булл об отпустах и их практическое применение.
Глава 16. Николай Потоцкий - выдающийся фундатор Почаевской обители второй половины XVIII века. Его происхожденииие, черты характера и особенности мировоззрения.
Глава 17. Значение акта коронации Чудотворной иконы Почаевской Божией Матери в ее прославлении.Роль Потоцкого в организации этого торжественного акта.Привилегии, полученные монастырем по случаю ознаменования этого события.
Глава 18. Переобустройство обители базилианами. Разрушение церквей, построенных православными иноками. Обстоятельства, при которых была воздвигнута Соборная церковь, и ее фундатор. Сооружение братского корпуса.
Глава 19. Особенности управления базилианами монастырским хозяйством.
Глава 20. Специфика религиозного образования и воспитания почаевских базилиан. Наказания, которым они подвергались за совершаемые проступки. Растущие политические амбиции и агрессия против Российской империи. Чудесное знамение грядущих изменений.
Глава 21. Возвращение  Почаевского монастыря в лоно Православия. Составление описи имущества. Сопротивление базилиан изъятию монастырских ценностей. Восстановление исторической справедливости.
Глава 22. Первые шаги в Православии. Деятельность Преосвященного Амвросия, направленная на укрепление обители. Переговоры и предписания. Окончательное выселение униатов в соответствующие базилианские монастыри.
Глава 23. Годы созидания. Деятельность Преосвященного Иннокентия, Епископа (впоследствии Архиепископа) Волынского, Священноархимандрита Почаевской Успенской Лавры (1832—1840 год) Присвоение монастырю статуса Лавры.
Глава 24.Перевод Преосвященного Иннокентия на новую кафедру. Преосвященный Никанор (Клементьевский)- Архиепископ Волынский, впоследствии Варшавский и Новогеоргиевский, член Святейшего Синода, Священноархимандрит Почаевской Успен¬ской Лавры и управляющий Волынскою епархиею.
Глава 25. Созидательный труд Преосвященнейшего архиепископа Арсения ( 1849 - 1860 гг), направленный на благоустройство Почаевской лавры.
Глава 26. Преосвященный Антоний(Павлинский, 1860-1866 г.г) и его вклад в историю обители.
Глава 27. Духовно-нравственный облик высокопреосвященнейшего Агафангела(Соловьева) 1866-1876 г.г.
Глава 28. Преосвященный Димитрий (Муретов) 1876-1882)
Глава 29. Архиепископ Тихон(Покровский) 1882-1885).
Глава 30.Труды и молитвы архиепископа Палладия(Ганкевича)1885-1889, направленные на процветание обители.
Глава 31.На рубеже веков. Лавра в период управления ею Преосвященным Модестом (Стрельбицким)1889-1902 г.г.
Глава 32. На заре нового века. Преосвященный Антоний (Храповицкий) 1902-1914 гг.
Глава 33. Почаевская Лавра в период 1 Мировой войны и Октябрьского переворота. Преосвященный Евлогий (Георгиевский).
Глава 34.Обострение борьбы между конфессиями. Гонения на Православную Церковь в 20-30 годы. Исторические судьбы Почаева в этот период.
Глава 35. Почаевская Лавра в годы 11 Мировой войны.
Глава 36. «Хрущевская Оттепель» и ее последствия. Лавра в 60 годы. Крестный путь Почаевских иноков .
Глава 37. Не оскуде преподобный. Исповедник последних времен преподобный Амфилохий(Головатюк).
Глава 38.Старчество как благодатный дар Божий. Светлый сонм почаевских старцев – современных подвижников благочестия.
Глава 39. Грани возрождения. Почаевская Лавра в конце ХХ века. Обострение борьбы между конфессиями. Церковный раскол 1992 года и его отражение в жизни обители.
Заключение.
Да будет век грядущий свят. Лик третьего тысячелетия в исторических судьбах Почаевской Лавры.