46.
На следующий день, когда он вернулся в гостиницу после занятий в институте, вахтёр ему с загадочным видом сообщила: «Вас ждут». Возле лифта стояла Светлана и о чём-то усиленно жестикулировала ему. Андрей подошёл к ней. «Ой, привет. У меня в кабинете сидит дама, кто такая тебе говорить бесполезно, познакомишься. Скажу одно, муж у неё большая шишка в правительстве Москвы. Она прямо жаждет попасть к тебе на приём». Андрей насторожился: «Что ты ей наговорила?» «Ничего лишнего, только то, что ты лечишь позвоночник и это совсем не больно». «Ладно, пойдём»,- сказал Андрей, и они направились к кабинету Светланы. В кабинете сидела дама бальзаковского возраста, она мило улыбнулась, когда они вошли. «Андрей»,- Андрей представился и протянул ей руку. «Валентина Сергеевна, можно просто Валя». «Вы меня ждёте, слушаю Вас»,- Андрей сел за стол напротив её. «Видите ли,- начала она,- сейчас я работаю тренером по фигурному катанию в школе олимпийского резерва. В прошлом, как понимаете, сама фигуристка – заслуженный мастер спорта. Ещё в молодости два раза лежала в больнице с ушибом позвоночника, без травм разве можно? Тогда вроде всё зажило: я благополучно вышла замуж, родила двух сыновей. Сейчас уж младший учится в институте, старший – закончил, уже работает. И вот начала болеть спина, особенно на погоду, прямо невыносимо, нет покоя ни днём, ни ночью. Мне сказали, что Вы можете мне помочь, прошу Вас, я заплачу, сколько скажете». «Хорошо, я попробую,- ответил Андрей,- надо посмотреть, мы поднимемся в мою комнату?» «Зачем в твою?- вмешалась Светлана,- я уже позвонила дежурной, она откроет вам комнату рядом, она всё равно пустая».
Кроме остеохондроза, который в таком возрасте есть у всех, так как является нашей расплатой за прямохождение, Андрей обнаружил довольно большое уплотнение в грудном и почти такое же в поясничном отделе позвоночника. Он предложил Вале одеться, а сам отошёл к окну. Так, стоя у окна, не оборачиваясь, он рассказал ей обо всём, что обнаружил и добавил: «…если не возражаете, я попробую, но гарантий никаких дать не могу. Гарантировать могу только одно: хуже не будет». «Конечно же, я Вас очень прошу, попробуйте. Я уж к кому только не обращалась, бесполезно. Может, Вы сможете мне помочь, пожалуйста. Сколько я Вам должна?» Андрей смутился: «Ни сколько. Потом. Если будет толк, сколько дадите столько и ладно. Приходите завтра, примерно в это же время». Через некоторое время в комнату зашла Светлана. Андрей всё так же стоял у окна и, глядя на заснеженные крыши соседних зданий, о чём-то думал. «Ну что? Ну, как?»,- подошла она к нему. «Не знаю. Случай тяжёлый, всё застарелое, запущенное, но я попробую». И пошло. Андрей приходил в гостиницу, а его уже ждали, и он сначала лечил в соседней комнате и только потом шёл обедать. Вечером Светлана приносила ему по сто баксов, себе она брала столько же, комната её, клиенты тоже, так, что Андрей и не возражал – всё было по-честному. Он чувствовал, что с каждым человеком его энергетика крепчает, крепнет и уверенность в собственных силах. Его знание приобретало под собой крепкий фундамент практики. Да и заработок, о таком он даже не мечтал, плюс, жили они втроём два месяца сессии почти бесплатно, питались от пуза. И домой он вёз: и подарки на всю родню, и деньги. Но всё-таки, самое большое удовлетворение он получал, когда после второго или третьего сеанса человек распрямлялся, облегчённо вздыхал и, не переставая благодарить его – Андрея, уходил от него ровной легкой походкой. Когда лечил, он отдавался этому весь без остатка и никаких посторонних мыслей, как будто вся его сущность на время сеанса перетекала в пальцы. Пальцами он чувствовал, слышал, видел. Человек перед ним был как открытая книга перед усердным чтецом, весь как на ладони. В свою очередь это требовало от его определённых затрат энергии, получалось, что каждому пациенту он отдавал частицу себя и до какой-то степени роднился с ним. А как же иначе? Его так учили: в любом деле успеха можно добиться лишь тогда, когда отдаёшь ему всего себя без остаточка. До конца сессии сформировался целый список желающих попасть к нему на сеанс. Да и Андрей стал уделять этому больше и сил и времени. Это не замедлило сказаться на учёбе: сессия за третий курс стала самой тяжёлой. Он, правда, сдал её без задолженностей и в срок, но еле, еле на трояки. Всему виной были баксы. Когда они зашуршали в кармане, Андрея обуяла какая-то жадность – хотелось заработать как можно больше, он даже стал принимать не по два, а по три – четыре человека в день. Начали зреть планы об открытии кабинета для приёма больных там, дома. Тот факт, что сессию сдал кое-как, его ни сколько не огорчал: «Подумаешь – переживём». По приезду домой, и в правду, сразу пошли клиенты, хотя он ещё и не рекламировал себя нигде. Всё сделали сотоварищи, которые проживали с ним там в гостинице. Но сразу перед Андреем встали две проблемы: во-первых, в городе не было таких денег, как в Москве, люди были просто не в силах ему заплатить. Во-вторых, город был маленький, и слишком много у Андрея в нём было родственников, друзей, знакомых друзей, с них спрашивать что-либо просто язык не поворачивался. Отказать в помощи, в то же время, он никому не мог. Так и выходило, что многих принимал он просто за «спасибо». В то же время он заметил, что в Москве, хоть и брал он дороже, всё же работалось легче. Там люди отдавали деньги с чистым, легким сердцем. Здесь же по городу, от одного к другому ползли слухи: « Я пришёл к нему, разогнуться не мог, а уже через полчаса, ушёл, как ни в чём не бывало, и он с меня ни копейки не взял». «А ко мне, пять, раз приходил и каждый раз по сто рублей брал, а толку, мне кажется, никакого». Эти деньги приходились Андрею, мягко говоря, не в прок, а сеансы проходили тяжело, и желаемый результат от них, зачастую, не достигался, а если достигался, то очень большими затратами энергии со стороны Андрея. Поэтому ему пришлось научиться говорить «нет» или «не могу». Зато, когда он приехал в Москву в следующем году, у Светланы уже был составлен список, желающих попасть к нему на приём. Выходило по два человека в день, это, не считая повторных сеансов так, что Андрей был загружен до отказа.
47.
Два месяца пролетели незаметно. С учёбой тоже не было никаких проблем, то ли требовать от них стали меньше, то ли сами они стали умней, только сессии теперь сдавались без каких-либо проблем. Так было эту сессию и все последующие. Андрей приезжал в Москву: и учиться, и отдохнуть, и подзаработать, и всё успевал без особого напряжения. И вот государственные экзамены, диплом юриста-правоведа, Москва – мемориал на поклонной горе: всё, отучился. Кто-то из группы вспомнил, что ещё на первом курсе загадали: как получим дипломы, пойдём в парк Горького и прыгнем с «тарзанки». Что ж, пошли. Но ведь зима. Инструктора еле нашли, а уговорили его лишь тогда, когда скинулись по сто баксов и каждый написал расписку, что в последствиях прыжка никого не винит. Ощущения – не забываемые. У Андрея перед глазами, за те секунды, что он был в воздухе, промелькнула вся его жизнь. Мысленно он даже попрощался с родными. Но всё обошлось. Прыгнули все, исключение сделали лишь для девушек. Они просто стояли внизу и визжали при каждом прыжке. Потом пошли на Арбат, посидели в ресторане и разъехались кто куда. Андрей приехал в Зеленоград лишь под вечер. В вестибюле гостиницы к нему подошла Светлана: «Мы тебя уж давно ждём. Поздравляю»,- она чмокнула его в щёку. «Когда уезжаешь?» «Завтра, утром». «В комнате, где ты принимал, тебя ждут некоторые твои больные. Как же теперь с ними?» «Не знаю». Они поднялись наверх. В комнате их ждали двенадцать человек. На столе стояло шампанское, большой торт, конфеты, в вазе фрукты во главе с большим ананасом. Как только они со Светланой вошли, все, перебивая друг друга, начали поздравлять его с окончанием института, желать счастья и удачи в будущем. Андрей взял бокал с шампанским и обошёл всех. Здесь были и те, которых он смог вылечить, и те которым смог принести лишь временное облегчение. С первыми он прощался, вторых, как заболит, приглашал к себе в гости, оставив им свой домашний адрес. Шампанское выпито, торт съеден, все разошлись, они остались со Светланой вдвоём. «Ну, вот и всё,- Света стояла у окна, задумчиво глядя в темноту зимнего вечера, на крыши соседних зданий,- пять лет мы с тобой знакомы и больше не увидимся никогда. Ты звони, хоть иногда, пожалуйста». «Хорошо, я буду звонить»,- только и нашёлся, что ответить, Андрей. Воцарилось молчание, нарушил которое Андрей: «Ладно, пойду я собираться. Спасибо тебе за всё». «Будешь в Москве, милости просим»,- с печалью в голосе Света бросила ему в след.
48.
На работе и дома его с неделю все поздравляли с окончанием учёбы. А потом его вызвал к себе начальник отдела: «Ты у нас теперь дипломированный специалист, для нас непозволительная роскошь тебя в спортзале держать. Не думал ещё, где дальше то служить?» «Да нет,- ответил Андрей,- мне пока и у себя в спортзале работы хватает». Начальник снял трубку телефона и позвонил. Через некоторое время в кабинет вошла начальник следственного отдела. «Ну-с, мы вот считаем, что самое твоё место за столом следователя. Ирина Семёновна с удовольствием возьмёт тебя к себе». «Делов-то,- подхватила та,- пиши рапорт, завтра можешь приступать». Андрей знал, что противиться бесполезно, поэтому сразу согласился, попросил только, чтобы три раза в неделю к семнадцати ноль-ноль, его отпускали в спортзал, а он, в свою очередь, это время, в выходные отработает. На следующий день, он вышел на работу уже стажёром следователя. Ему сразу же указали стол в кабинете, прямо напротив старшего следователя, которого закрепили за ним наставником и приказали учить его премудростям работы следователя, оберегать, куда не надо не пущать. На стол перед ним выставили две пишущие машинки, правда, обе сломанные, и ворох папок, так называемых тёмных уголовных дел. Тёмное уголовное дело – это то, где преступление совершено, этот факт установлен, статья в уголовном кодексе имеется, а вот лицо, совершившее данное преступление обнаружить не удалось. Всё, что требуется от следователя при ведении подобных дел, это соблюдать все процессуальные сроки, то есть, вовремя составить и заполнить всевозможные протоколы и постановления. А думать о раскрытии, какое там, ведь этих дел-папок тридцать восемь и каждый день ещё несут и несут. Ну, Андрею досталось. В первую очередь надо было научиться печатать, а для этого, как минимум, нужна была печатная машинка. Для начала, он учился стучать по клавишам на сломанных. Сразу выявилось две проблемы: первая - пальцы редко попадали в нужную клавишу, они старались вместе с нужной выбить и последующую за ней букву, вторая проблема – это у Андрея никак не получалось рассчитать силу удара, от его ударов тяги в машинке либо гнулись, либо, где не нужно, распрямлялись. Глядя на его мучения, всем следователям было его очень жалко, но когда он просил у кого-нибудь машинки попечатать, все находили сразу множество причин, чтобы не давать. Так и мучался он, пока не купил свою. Прошёл месяц его работы следователем, и Андрея начали ставить на дежурство по городу и району в оперативной группе. На своё первое дежурство Андрей чуть не летел. Он знал, то есть, так учили, что большая часть совершаемых преступлений раскрывается по горячим следам, то есть в течение суток с момента обнаружения. Следователь на месте преступления руководит действиями всех членов оперативной группы. Его задача ничего не упустить, зафиксировать всё, каждую мелочь и задокументировать всё, в соответствии с законом. Так всё и есть, но тот ворох тёмных дел, что лежит в твоём сейфе никто не забрал. А времечко по ним тикает, и надо как-то успевать и с ними, и в опергруппе. К утру следующего дня вся романтика улетучилась. В голове Андрея господствовала одна мысль: поспать бы минут эдак, шестьсот. И ни какой романтики, только надо было ещё сдать все, наработанные за истекшие сутки, материалы, запланировать работу на завтра: подготовить необходимые бланки, разостлать повестки. Домой Андрей приплёлся, лишь к обеду. Проспал до утра следующего дня, беспробудно. Но трудности никогда его не пугали, наоборот, чем трудней, тем интереснее. «Ничего, научимся, освоим, привыкнем»,- успокаивал он себя и снова брался за дело. Так и работал: ни выходных, ни праздников и ни минуты свободной. С Леной расстался, на неё просто не оставалось времени, но тренировки, три раза в неделю – это уже было святое. Стоило ему сделать, по каким-либо причинам, хотя бы небольшой перерыв в занятиях, как у него начинали болеть все суставы, да так, что он спать не мог. Он и не противился: спортзал давно стал для него вторым домом, только там Андрей отдыхал и душой и телом. С группой работали всё реже. Бандюки всех форм прошли стадию накопления первичного капитала и теперь старались вложить деньги в легальные дела. За этим, что есть сил, лезли во власть, на все её уровни. В отделе сменился начальник, и всё: борьба с преступностью была выиграна преступностью со счётом много – ноль. Группу, всё чаще, старались куда-нибудь отправить, то в область, то вообще на Кавказ, вместе с областным СОБРом. Милиция, как силовая структура, разваливалась прямо на глазах. Андрея, да и других, всё чаще посещали мысли об уходе. Но решиться на этот шаг было очень тяжело. Как любая замкнутая силовая структура, милиция ломала человека «напрочь» и перекраивала его под себя. Так, что получалось, что до службы умел многое, теперь же не умеешь ничего. Не выдерживали, уходили некоторые, только через какое-то время возвращались назад, потому, что за что не брались, там, на гражданке, какое дело не начинали, ничего не получалось: через очень короткое время всё шло прахом.
49.
Именно в таком настроении пребывал Андрей, когда его вызвал к себе начальник отдела. Рядом с начальником сидел полковник из управления. Андрей знал его: в детстве на одной поляне мяч гоняли. «Ну, как тебе в следователях работается,- начал начальник издалека,- тяжело, небось?». «Да нет, ничего, вроде справляемся,- ответил Андрей, чувствуя, что разговор начат не просто так. И тут в разговор вступил полковник: «Тут дело такое: мы собираем сводный отряд в Чечню, уж не первый конечно. Сложность в том, что мы сами ещё не знаем, куда они поедут. Известно только одно: если раньше наши ездили на границу с Чечнёй, то этот отряд поедет в саму Чечню, а куда пока не известно. Что их ждёт, одному Богу известно, только легко не будет, поэтому нам хотелось бы хотя бы командиров назначить опытных, так сказать, уже нюхавших порох. От вашего отдела поедет тринадцать человек, в основном из ППС. Так вот, нужен командир роты, я и приехал, собственно, по твою душу. Мы много думали, кого послать, вышло так, что твоя кандидатура самая подходящая. Ты подумай, но не очень долго, твой положительный ответ мне нужен после обеда, то есть в четырнадцать ноль-ноль». Андрей повернулся и вышел из кабинета, он сел за стол, у себя в кабинете и уставился неподвижным взглядом в постановление, которое до этого печатал. «Что-то случилось?- спросил сидевший напротив наставник,- этот, из управления, по твою душу приехал?» Андрей только покачал головой в знак согласия и ничего не ответил. Ясно одно – как следователь, он начальство не устраивает, его хотят сбыть, Чечня просто повод. А если так, то на вопрос: ну, каков ваш положительный ответ? Можно сказать только одно: согласен. С тем он и пришёл к начальнику: «Согласен, только у меня просьба: людей из ППС я сам наберу». «Вот и договорились, мы очень рады. Приказ по отделу будет завтра же, а сейчас сдавай дела своему наставнику,- начальник многозначительно похлопал его по плечу. Домашних Андрей огорошил вечером, за ужином: «Через две недели уеду в командировку на три месяца в Чечню, точно куда, пока не знаю. Две недели дали на формирование отряда и на сборы».
Эти две недели пролетели как один день. О том, что едут они туда, где война, помнила, кажется, только его мама: в один из дней, она повела его в собор. Там священник надел на его шею серебряный крест на блестящей серебряной же цепочке и благословил на ратные подвиги, а мама взяла для него бутылку святой крещенской воды. И вот назначенный день. Четыре Икаруса да бортовой МАЗ в сопровождении машины ГАИ под вой сирен проносятся по городу. Что их ждёт? Да, какая собственно разница: будут проблемы, тогда их надо и решать. А пока: дорога дальняя, за окном автобуса конец зимы. По обочинам летящей на встречу дороги грязный февральский снег. Будь, что будет. И так, с песнями, до самого Моздока. Перед самым городом устроили привал, чтобы привести себя в порядок, раздать оружие, всё-таки штаб группировки впереди. Штаб группировки размещался в невзрачном кирпичном здании на окраине Моздока. Туда беспрерывно входили и выходили по разному вооружённые, одетые в камуфляж, люди. Сопровождавший отряд уже знакомый полковник, собрал командование отряда и повёл в штаб для доклада и дальнейших распоряжений. В конце-концов, их подвели к какому-то милицейскому генералу: «А…, милиция. А…, отряд. Куда? Сейчас посмотрим. В Урус-Мартане у нас отряд оренбургских стоит, завтра они снимаются и домой. Там три блокпоста. Место, в общем-то, тихое, да что вам говорить, там же рядом ваш ОМОН стоит. В общем, получайте на складе продовольствие и вперёд. Утром вы должны быть там, на месте». При слове Урус-Мартан все переглянулись: это где? Ладно, когда привезут, увидим,- решили каждый про себя и пошли назад, к автобусам, в то время как сопровождавший их полковник пошёл расспрашивать о дороге. Когда вышли на улицу, Андрей огляделся. Бронетранспортёры с солдатами на броне по углам здания, не далеко в поле два, зарытых по башню в землю, танка, барражирующие над крышей штаба вертолёты: всё говорило о том, что война где-то рядом. Всю дорогу, до самого Моздока, никто всерьёз не задумывался о том, что их ждёт в ближайшем будущем. Командиры отряда пытались внушить всем серьёзность момента, но у них ничего не получалось. Вырвавшиеся из повседневной рутины рабочих будней и семейных оков, милиционеры ни о чём не желали слышать: водка и спирт всю дорогу лились рекой, из автобусов звучали то русские народные, то блатные песни – люди расслаблялись. Обстановка, окружавшая штаб группировки в Моздоке, к расслаблению не располагала. Здесь, сразу все как-то притихли, посерьёзнели, все команды исполнялись быстро, без пререканий. Андрей огляделся снова, и ему показалось, что всё это он уже где-то видел, всё это с ним уже было: ах, да Кабул – а, похоже. «Андрюха, ты как здесь?»- услышал он за спиной чей-то окрик. Он повернулся в ту сторону: с подъехавшей только что машины спрыгнул на землю бородач в камуфляже с автоматом на - перевес и бросился к нему с раскинутыми руками. «Серега, ты? Тебя и не узнать, как зарос»,- Андрей обнял подбежавшего вояку. Это был командир одного из отделений областного СОБРа. «Как дела у вас, как ребята». «Да мы уж всё, через неделю домой. Двое в госпитале, на растяжках подорвались, остальные все целы, стоим не далеко от Ведено. Ты-то как здесь оказался, я-то слышал, ты в следователи заделался». «Всё, следователь кончился». «Ну и правильно, уж если руки привыкли к автомату – к бумагам им не привыкнуть: не наше это. Только как ты в ППС попал?» «Добровольно-принудительно: предложили, командиром роты». «Ну ладно Андрей, побегу я, бумаг много оформлять. Удачи вам, отстоять без потерь, счастливо»,- он обнял Андрея, повернулся на пятках и побежал в штаб. Андрей подошёл к автобусам. За продуктами уехал МАЗ с несколькими бойцами, остальные стояли рядом, сбившись в группы, курили и вполголоса переговаривались. К нему подошли бойцы из отдела. «Это наши СОБРовцы?»- спросил один из них, кивком головы указывая в сторону убегавшего. Андрей утвердительно кивнул головой. «Где они стоят?» «В Ведено, а мы едем в Урус-Мартан». За спинами вдруг раздалось: «Эй, мужики, здорово!». Повернулись все разом: «Андрюха, привет!». Перед ними стоял его тёзка – водитель из его группы, Андрей и забыл, что он в штабе группировки. Командировка у него заканчивалась также через неделю, и он себя считал дембелем. Его окружили с расспросами: «Как тут, что тут?». «Война, одним словом. Главное, не забывайте, где вы находитесь. Народ, конечно, обозлён, но если вы к ним по человечески, то и они вам ничего не сделают, так что лишнего на себя не берите. Я каждый день туда езжу, и ничего, пока Бог миловал». И тут команда: по автобусам. Наскоро простились, пожелали друг другу удачно добраться до места и направились, каждый навстречу своей судьбе.
50.
Урус-Мартан, яркое утреннее, уже весеннее солнце, отражающееся в бурных ручьях, согревающее своими лучами руины здания бывшего Шариатского суда. Группы местных, по пять-шесть человек, стоящих то здесь, то там, греющихся на солнце, лузгающих, за неторопливыми разговорами семечки и настороженно глядящих в сторону вновь прибывших. Тёмно серое, монолитное, как будто сделанное из одного камня, здание военной комендатуры. За её дверьми только что скрылись командиры отряда, вместе с сопровождающим. Из автобусов было приказано никому не выходить. Командиры вернулись через какое-то время вместе с каким-то военным, который оказался военным комендантом Урус-Мартановского района. Он залез в первый автобус и стал показывать дорогу к месту, где им предстояло жить эти три месяца. Не известно, какими соображениями он руководствовался, указывая дорогу по улицам города, но минут через двадцать они приехали на ту же площадь перед военной комендатурой, только с другой стороны. Один за другим автобусы подъехали к двухэтажному кирпичному зданию без окон и дверей. «Вот мы и приехали. Добро пожаловать!- с усмешкой в голосе полу-пропел комендант, когда автобусы один за другим въехали во двор,- Можно выгружаться». Выходить из автобуса пришлось, проваливаясь в жёлто-серую грязь, в которой люди утопали почти по колено. Пообещав вернуться через пару часов, пожелав счастливо устроиться на новом месте, комендант удалился. Представшее глазам, выходящих из автобуса, здание являло собой более чем удручающую картину: вместо окон – мешки с песком, два входа также заложены мешками, а второй этаж вообще зиял пустыми оконными проёмами и везде, где хватало глаз, большие, в человеческий рост, груды различного мусора. Ничего: глаза страшатся – руки делают. Все рады были уже тому, что можно было разогнуться в полный рост после трёхсуточного сидения в автобусе. Для роты Андрея выделили просторное помещение, где сразу все принялись колотить нары. Самому Андрею предложили устраиваться отдельно, с командирами отряда. Они выбрали для себя маленькое помещение, где уже стояли железные койки, неизвестно, как уцелевший деревянный стол и чугунная печка. Но Андрей, поблагодарив, отказался, сказав, что будет жить с ротой. Комендант, как и обещал, приехал через два часа на бэтээре. «Пусть люди обустраиваются, а мы с вами проедем по блокпостам, на которых работать будете»,- с этими словами, он, угрюмым взглядом обвёл всех, присутствовавших командиров. «Для начала проедем на армейский пост, здесь недалеко, посмотрите, что такое настоящий блокпост и как он должен быть оборудован». Поехали в сторону гор, на южную окраину города. Метрах в ста от крайних домов, на дороге стоял шлагбаум, сооружённый из труб, рядом солдат – срочник сидел на табурете и читал какую-то газету: и весь блокпост. И только присмотревшись повнимательней, Андрей разглядел очертания окопов, лучами расходившихся в обе стороны от дороги. Комендант спрыгнул на землю. Сидевший до тех пор неподвижно, как истукан, солдат, вскочил с табурета и чуть не крича, начал докладывать, что за время его дежурства происшествий на блокпосту не случилось. Комендант остановил его движением руки, посмотрел по сторонам и, не увидев ни кого, спросил у солдата: «Где все?». «В блиндаже, сейчас ведь обед». «А тебя одного оставили?». Солдат промолчал, смутившись под направленными в его сторону взглядами. Столько народа с комендантом, все свеженькие, чистенькие, не иначе какая-нибудь комиссия. «Сколько времени служишь?»- обратился комендант к солдату. «Уже полгода, здесь три месяца»,- отчеканил тот. «Ты расслабься, я покажу товарищам, как вы тут устроились»,- кивком головы комендант пригласил, сопровождавших его, следовать за ним. Хоть и не хотелось пачкать сапоги, комендант спрыгнул в окоп, на дне которого было сантиметров тридцать жёлто-коричневой жижи. «Вот смотрите,- обратился он к подошедшим офицерам,- окоп вырыт не в полный рост. Поленились. Запомните на всю жизнь: каждый сантиметр окопа – лишний час жизни. Я за них спокоен: если нападут, им, хоть есть куда спрятаться. Хотите жить, надо закапываться, обязательно. Ну, теперь поехали на ваши посты. Оренбургские проработали на них месяц. Толку от них было, скажу вам честно, ноль. Обдирали местных, да пьянствовали. В результате: один ушёл на рынок две недели назад, так и не нашли. Своих вы проинструктируйте, строго - настрого, никаких походов налево. Обрезание здесь делают мигом и по самые уши».
51.
Первый блокпост располагался на дороге Урус-Мартан – Аргун. Это были два строительных вагончика, огороженные со всех сторон железобетонными плитами, разной толщины и назначения. Над одним из вагончиков возвышалась, сооружённая из мешков с песком, наблюдательная вышка. «Вот самое опасное направление,- комендант указал рукой в сторону гор,- Впереди горы – Аргунское ущелье. Имеются данные, что боевики здесь преспокойно перемещаются в обоих направлениях. Ваша задача: перекрыть им доступ в город». К Андрею подошёл командир отряда: «Смотри, здесь ты, со своими, встанешь». Андрей, только молча, кивнул в ответ, но как ходили по двум другим постам, помнил плохо. В его голове уже зрели планы, как переоборудовать блокпост: что убрать, а что достроить, как расставить людей на случай круговой обороны. Когда вернулись в расположение, их встретил заместитель по тылу: «Все заняты обустройством, обед уже готов». Решили пообедать и собраться на совещание. Андрей впервые огляделся: здание «располаги» уже напоминало жилое помещение, в которое недавно попала бомба. Окна первого этажа были заделаны всем, что удалось найти. Из торчащих из них труб валил густой чёрный дым – топили печи. Мусор во дворе был собран в одну кучу, и несколько человек грузили его в машину. Своё место заняли полевая кухня и дизель-электростанция, возле которых копошились люди. В кубрике, отведённом для роты Андрея, творилось вообще, что-то невообразимое. Было темно, окна же были заделаны наглухо, если не считать отверстия для трубы и маленькой форточки. Мало того, комната была полна дыма так, что дышать было нечем. Около печки возились люди. Горело-то хорошо, но дым никак не хотел идти в трубу, а через все щели валил в кубрик. Свои вещи Андрей нашёл не сразу: ребята отвели ему место на нарах в самом дальнем углу кубрика. «Пошли обедать. Оружие с собой»,- скомандовал он и, взяв свои: кружку, миску, ложку, пошёл в столовую. Наелись быстро. Всё было вкусно, сытно, а главное – горячо. Даже компот, и то был с тушёнкой. После обеда командир отряда собрал всех командиров подразделений на совещание. «Всё, пить прекращаем, обстановка, вы сами видите, серьёзная,- в этом месте все взглянули на окно, там беспрерывно били дальнобойные орудия,- Бандиты не там где-то в горах, они вокруг, сами слышали, что комендант сказал. Сейчас кинем жребий: кто на каком блокпосту работать будет. Блокпосты пронумеровали, написали их номера на клочках бумаги, заместитель командира бросил бумажки в свою шапку и протянул её присутствующим. Первым к шапке потянулся Андрей, но командир остановил его: «Тебя это не касается, ты уже знаешь, где будешь стоять». После того, как все бумажки разобрали, он продолжил: «Кроме того, нам предстоит усиленно поработать над укреплением здания и прилежащей территории здесь, в располаге, нам здесь жить три месяца. В общем, жить будем по такому распорядку: трое суток на блокпосту, трое – здесь, из них: сутки – отсыпной, сутки – внутренний наряд (это кухня и охрана здания располаги), сутки – работы по укреплению располаги и подготовка к службе на блокпосту. Кроме того, комендант сказал, что будут привлекать личный состав отряда для проведения зачисток, проверок паспортного режима на всей подконтрольной территории. Начальник штаба составит график и всех вас ознакомит под роспись. Доведите до своих людей: наша основная задача, уехать отсюда в том же составе, что и приехали. Обстановка, ещё раз повторяю, сложная, любое нарушение дисциплины будет пресекаться немедленно и самым решительным образом: вплоть до отчисления из отряда и высылки домой с подобающим письмом. А сейчас пойдите и объявите, чтобы все быстренько сдали оружие заместителю по вооружению». Когда в кубриках объявили о сдаче оружия, все завозмущались: «Чего они это там удумали, ведь война же кругом». Андрей отвечал на это: «Нам сказано, что мы здесь не милиция, а солдаты и любые приказы должны исполнять беспрекословно. Люминь, значит – люминь, им виднее». Не возмущались только его ребята. Пока прибирались во дворе и в здании, они насобирали целую спортивную сумку патронов к автомату и ручных гранат, показали всё это Андрею: «Это тоже сдадим?». «Нет, это оставьте, чтоб не нарушать отчётность. Будем брать с собой на блокпост»,- сказал он им тихо, и для всех: «Пошли сдавать оружие, а то ждут».
52.
Только сдали и вернулись к работам по обустройству, как раздалась команда: «Всем, получить оружие и строиться в коридоре». Построились поротно, повзводно. Из своей комнатушки вышли командиры, с ними какой-то военный. Вперёд выступил заместитель командира отряда: «Равняйсь, смирно, вольно. Слушай приказ: первая рота завтра заступает на блокпосты. Вторая рота,- он повернулся к Андрею,- через десять минут, грузится на машину и бронетранспортёр в полном вооружении и со средствами защиты: на каждом должны быть надеты бронежилет и шлем «Сфера», задача будет поставлена позже, по прибытии на место». Как надевали тяжёлые бронежилеты на зимние форменные бушлаты – отдельный рассказ, а как потом забирались на броню, вообще неописуемо. Насмеявшись, друг на друга вдоволь, погрузились, поехали. Старшим, поехал заместитель командира отряда. Через определённое время прибыли в какое-то село. Он пошёл докладывать, что, мол, прибыли и ждём дальнейших распоряжений, Андрею и остальным строго-настрого наказал: без него никуда. Только он ушёл, к бэтээру подбежал какой-то полковник и как заорёт на Андрея: «Что стоим командир? Вон там, наверху боевики. Ваша задача: со стороны ущелья, докуда доедете, на броне, дальше в цепь. По возможности взять всех живыми, а нет – значит не судьба, не повезло. Вперёд!». Бронетранспортёр сорвался с места, как застоявшийся конь, но, доехав до середины указанного холма, застрял окончательно. «Вперёд!»,- скомандовал Андрей, и все попрыгали с машины на землю,- «рассредоточиться в цепь, огонь без команды». Слышал кто или нет его команды неизвестно. Он и сам, спрыгнув на землю, барахтался в снегу лёжа на спине, силясь подняться на ноги, неистово проклиная того, кто заставил их надеть эти бронежилеты. А когда, наконец, поднялся, справа и слева от него раздавались и длинные и короткие очереди. Его ребята шли вперёд, непрерывно стреляя куда-то, вверх. Куда? Не понятно. Среди деревьев ничего не было видно, только снежные фонтанчики от пуль вспыхивали то тут, то там. Если и были там где-то бандиты, то им давно был бы каюк, настолько беспорядочно и плотно вёлся огонь. Однако почти на самом верху их ждал сюрприз в виде зарывшегося в снег с головой мужика в камуфляже, рядом, в снегу лежал его автомат, и всё, больше никого не было. Ребята навалились на него, нацепили наручники, Андрей схватил автомат. «Почему он не стрелял? Со своей позиции, запросто, мог бы их по одному перещёлкать, ах вон оно что, у него патроны кончились. Себе не оставил, ну и дурак»,- так думал Андрей пока они тащили пленного вниз. У подножья холма их ждал всё тот же полковник: «Взяли-таки, ну и молодцы». Он выхватил у стоявшего рядом солдата штык-нож и бросился с ним на пленного. Андрей, ему на перехват, но его остановили рядом стоящие бойцы: «Оставь. У него в Грозном всю семью вырезали». Полковник воткнул нож в горло пленного по самую рукоять, затем повернулся к Андрею, вперив в него взгляд безумных, ничего не видящих глаз: «Попробуй мне помешать, убью». Долго ещё глаза этого полковника стояли перед Андреем. С этой стороны войну он ещё не знал. До сих пор он воспринимал всё происходящее здесь как просто работу, и всё, и ничего личного. Если и приходилось по заданию свыше кого-то обезвреживать, то он делал всё, чтобы взять его живым, а там, есть закон, суд, как говорят, всё решит. А тут - месть. Безумная и безжалостная в своей злобе, ненасытная. Как жаждущего в пустыне нельзя напоить, так и жаждущего мести нельзя остановить, ему всё время будет мало, пока он сам не умрёт. Андрея дёрнули за плечо, выведя его тем самым из какого-то оцепенения: «Пошли в село, вон «мэтэр» орёт». На дороге, ведущей от села к ущелью, стоял заместитель командира отряда, что-то орал и размахивал руками. Андрей бросил взгляд на пленного: он лежал в снегу совершенно голый, с почти отрезанной напрочь, головой. Снег вокруг него был красно-бурый от крови. «Надо хотя бы закопать, человек всё-таки»,- подумал Андрей. И, словно подслушав его мысли, рядом стоявший боец, сказал: «Не надо, оставь его. Местные похоронят». Когда подошли, майор, или как его прозвали ребята мэтэр, набросился на Андрея: «Кто разрешил? Куда вы делись? Я же приказал: без меня никуда». Андрей невозмутимо ответил: «Мы выполнили приказ старшего по званию». «Ну ладно,- примирительно сказал мэтэр,- победителей не судят. Но в следующий раз вам это с рук не сойдёт». Повернулся к остальным: «Слушай приказ: село уже оцеплено. Наша задача произвести проверку паспортного режима в шести крайних домах. Соблюдать все меры предосторожности: есть информация, что в село этой ночью зашли боевики, часть их выкурили, а какая-то часть осталась. Увидели человека с оружием, огонь без команды, сразу на поражение. Забудьте закон «О милиции», мы здесь просто солдаты. Всё ясно? Вопросы есть? Нет. Тогда пошли».
52.
Всё село перевернули вверх дном, но никого больше не нашли. И всё-таки, ребята Андрея возвращались в располагу в приподнятом настроении. Надо же, только приехали, и уже с трофеями, будет что вспомнить. Полковник, в благодарность, одарил их по-царски. Патронов – пару цинков; ручных гранат различного назначения - не считая; два гранатомёта «Муха»; сигнальных мин и ракетниц - сколько унесли. Да и такое начало обещало, что скучно им здесь впредь не будет. Всё, подаренное полковником, тайком от остальных, они сложили в отдельную сумку и припрятали, заложив вещами под нары, а то заставят сдавать. Между собой договорились, что будут брать это богатство на блокпост, там всё это пригодится. Скучно, действительно, не было. Три дня, на блокпосту, пролетали как один час. Патронов дали, продукты выдали, на этом, командование отряда считало свою миссию выполненной. Военный комендант города приезжал чаще. Зато в располаге развернули настоящее строительство оборонительных сооружений и лишь в свободное от этих работ время утеплялись. Кроме всего этого, примерно два раза в неделю выезжали на зачистки по соседним сёлам. А тут ещё и Гилаев со своими бойцами, решил отдохнуть от горной жизни и пройти рейдом по ближним к горам сёлам и, надо же, именно в Урус-Мартановском районе. Далеко-то их не пустили: окружили в селе со звучным названием Комсомольское. Окружить-то окружили, но взять их там или выкурить их оттуда оказалось совсем не просто. Жителей вывели, дома их развалили в три дня, но остались подвалы, в которых полно было всякой снеди. Между собой многие из них были соединены подземными ходами, так, что люди свободно переходили из одного в другой, ещё и вылазки делали. Но главное, они, то есть подвалы, сделаны были из такого бетона и такой толщины, что расколоть их не могли, ни мощная зажигалка «Буратино», ни более мощная «Змей Горыныч», а ста пятидесяти двух миллиметровые танковые снаряды вообще отскакивали как от стенки горох. Как только окружение завершили, из отряда в село ушли двадцать человек во главе с мэтэром, ушли и как сквозь землю канули. Командир отряда несколько раз ездил в штаб объединённой группировки, созданной для уничтожения бандитов, чтобы хотя бы узнать: где они, и как им передать продукты? Бесполезно. Там стояла такая неразбериха, что чего-то подобного, и вообразить-то было не возможно. Нашлись они сами собой. Через девять дней, после того, как они были заброшены в село, во двор располаги въехал ГАЗон-66, из кузова которого на землю посыпал народ. Все живы, здоровы, только обросшие и серые от грязи. И началось: объятия, расспросы: «Где вы были? В аду. Что делали? Стреляли. Ну, с таким командиром как мэтэр не страшно? Мэтэр вообще - козёл. Представляешь, там как в слоёном пироге: тут бандиты, тут наши. Мы с ГРУшниками бьём по бандитам, а миномёты от штаба по нам. Двое от мин под танк залезли, так он их за ноги оттуда вытащил и залез сам, представляешь. Это он здесь герой командовать, ещё медальку нацепил».
53.
И тут команда: общее построение. Командир встал перед отрядом и как-то сразу осипшим голосом, изрёк: «Взамен прибывшим, в распоряжение штаба группировки пойдут пятнадцать человек из второй роты, он многозначительно посмотрел на Андрея,- во главе с командиром. Сейчас быстро получить дополнительное вооружение и сухой паёк: надвое суток. Через двадцать минут, чтобы все были в машине». «Командир,- обратился он к Андрею,- зайди ко мне». Андрей зашёл в комнату командира отряда, там, на железных, не известно, откуда взявшихся кроватях сидели командир отряда, мэтэр, командир первой роты. «Андрей,- начал мэтэр, первый раз он назвал Андрея по имени,- там бардак страшный. Куда вас забросят, неизвестно. Береги людей. Паёк экономьте. Обязательно возьми с собой аптечку и весь свой арсенал. Не делай удивлённых глаз, всё знаем. Удачи вам!» «Удачи и вам,- Андрей пожал всем руки и вышел. Все, кому надо было, уже сидели в машине, ждали только его. В машине всю дорогу до лагеря группировки было тихо. Даже самые балагуристые сидели с донельзя серьёзными лицами, никто не шутил. А когда проезжали мимо уже ставшего родным блокпоста, многие посмотрели на него с грустью, а стены из железобетонных плит вдруг показались такими надёжными как средневековая крепость. Да и погода не особо располагала к веселью: шёл холодный мартовский дождь. Что-то их ждёт, там впереди? А впереди, возле самого села Комсомольское, обнесённый забором из маскировочной сети стоял лагерь группировки, устроенный прямо в поле, посреди пашни. Машина остановилась возле штабной избушки. Андрей вылез из кабины и сразу провалился по колено в густую коричневую грязь. В избушке было жарко натоплено, или жарко было от количества народа – не протолкнёшься, не понятно. Андрей обратился к первому попавшемуся офицеру: «Милиция, прибыли из Урус-Мартана». «Вам туда»,- показал тот на отдельно стоявший вагончик. Андрей пошёл, куда послали. В вагончике за откидным столом сидели два тучных человека, оба с погонами генерал-лейтенанта милиции. На столе перед ними была развёрнута карта миллиметровка, на ней стояли две кружки с дымящимся чаем. Когда вошёл Андрей, они в полголоса между собой беседовали. После того как он доложил о прибытии, его пригласили к столу, предложили чаю, от которого он отказался. «Нужны ли вы здесь? Конечно, нужны. Работы хватит на всех. А пока занимайте вон ту, крайнюю с лева палатку. Понадобитесь, вас вызовут». Андрей вернулся к машине, позвал своих, и они вместе пошли искать указанную палатку. Заглянули в одну, во вторую – грязно и холодно и печек нет, а вдруг придётся ночевать, пошли к крайней, из одного из окон которой торчала труба печки. Заглянули – никого. Но, судя по тому, что печка была ещё горячая, постояльцы выехали совсем недавно. Рядом с палаткой валялись пустые снарядные ящики, припасённые кем-то на дрова. «Не хуже чем в «России»,- пошутил кто-то, видимо имея в виду гостиницу - правда, удобства не те, зато бесплатно». Быстренько наломали ящиков на дрова, растопили печь – тепло. Только развалились по койкам, в палатку просунулась чья-то голова: «Вы из Урус-Мартана? Командира к генералу». «Ну, вот и погрелись»,- вздохнул кто-то, провожая взглядом поднявшегося с койки Андрея. Андрей вошёл в уже знакомый вагончик. Кроме двух генералов за столом сидел ещё какой-то майор в общевойсковой форме. «Получи задание командир». Тут в разговор вступил майор, пригласив Андрея взглянуть на карту,- Село окружено тройным кольцом. Им не уйти. Здесь наши, здесь они, здесь неизвестно кто. Эти «дома» должны были взять ещё днём, а так и не доложили: взяли или нет. Ваша задача: занять крайние два дома, и за ночь, там, чтоб муха не пролетела. В усиление вам придадим группу бойцов из спецназа ГРУ, они ребята уже стрелянные, помогут. Сейчас грузитесь в машину и ждите их. Как только они подойдут, приступайте к выполнению задания». Андрей вышел. Возле их палатки уже стоял Газон, на котором они сюда приехали. Ребята нехотя покидали успевшую нагреться палатку и выходили в зябкую темень мартовского вечера. Минут через десять к машине подошли шестеро, нагруженных как туристы, ГРУшников. Один из них подошёл к Андрею и представился: «старший лейтенант Васильев. Спецназ ГРУ. Едем?»,- все они попрыгали в кузов ГАЗона. Как только Андрей занял место в кабине, машина рванула с места. «Ты хоть знаешь: куда ехать?»,- поинтересовался у шофёра Андрей. «Конечно. Я уж третий день туда езжу. Ничейная территория: то наши там, то бандиты, не поймёшь». Указанные дома стояли на самом краю села. Один из них чудом уцелел, а второй – лишь наполовину. Зачистку домов и прилегающей территории производили по всем правилам: сначала гранаты, затем длинные очереди по окнам и только потом зашли внутрь – ни кого. По периметру территории выставили посты. Промежутки между ними заминировали, поставив растяжки. По два человека на посту: один бдит, другой отдыхает. Пересменок через час. Разбитые окна в доме закрыли, чем пришлось, наглухо. В одной половине дома устроили зону отдыха, в другой что-то типа командного пункта, где расположились Андрей, старший лейтенант из ГРУ и прапорщик из их же команды. Прапорщик добровольно взял на себя полномочия разводящего и то и дело поглядывал на часы. Ночь выдалась морозной. Уже через пару часов лужи покрылись тонким льдом, который предательски хрустел под ногами. Тихой и тёмной её не назовёшь, так как беспрерывно били миномёты, развешивая высоко в небе так называемые люстры, освещавшие село и прилегающие окрестности на хуже, чем днём. В общем обстановка располагала. Старший лейтенант достал фляжку и разлил в найденные на кухне кружки спирт. «Вы недавно здесь?- спросил он Андрея,- а мы уже неделю не отдыхали. Вот отстоим с вами, а завтра отсыпаться, нам три дня обещали. Ну, будем». Он залпом опрокинул всё содержимое кружки в рот, затем, не запивая, только понюхав рукав, начал уплетать тушёнку из открытой прапорщиком банки. Андрей лишь пригубил из своей кружки. В ответ на удивлённые взгляды сотоварищей сказал, что дал зарок: до конца командировки не сделает ни одного глотка спиртного. На это, прапорщик, обрусевший таджик, сказал: «Вах, дарагой, здесь такой бардак, что, если смотреть на всё трезвыми глазами, с ума сойти можно», но уговаривать Андрея они не стали. Спирт, однако, сделал своё дело: глаза у прапорщика с лейтенантом повыкатились, а языки развязались. Командир был кадровым военным, сразу после училища в Чечню, а прапорщик был контрактником, воевал здесь уже вторую войну, так что рассказать им было что. «Всё просто дарагой: если где-то стреляют, значит это кому-то нужно. У этой войны первоначально два смысла: первый – военным надоело безденежье, а где военный может заработать, только на войне; второй – нефть, здесь такая дешёвая и богатая нефть. Говорят в войну, танки просто сырой нефтью заправляли, и всё работало как часики. Сейчас в Грозном, почти в каждом дворе свой перерабатывающий завод. Горючка, конечно, получается дерьмовая, но в жигули прокладку ставят и ездят, хоть бы что. И лежит она не глубоко, копают колодец, метра три и черпают её родимую вёдрами». «А сам ты, как здесь?»- спросил прапорщика Андрей. «Просто, по контракту. Служил в спецназе. Афганистан, затем Приднестровье. Ни дома, ни семьи, сам я детдомовский. Да я больше ничего и не умею. Имущества – как говорят, всё своё ношу с собой, вон в мешке, всё, что я за тридцать семь лет нажил». Затянувшуюся паузу прервал старлей: «А я – романтик. С детства мечтал в спецназе служить. После училища и пригласили в ГРУ, я, конечно, согласился, и вот уже год как по здешним горам лазаю. Бардака здесь конечно много, но об этом лучше не думать. Начнёшь философствовать, точно крыша съедет. Выполнил задание, бабки получил, жив - здоров – и, слава Богу. А кто, чего, куда, зачем, потом как-нибудь разберутся и без нас. Да вон, хоть здесь, видел? Целый лагерь – одни начальники. Один командует одно, другой второе, третий – третье: в результате – дурдом». Этот разговор ни о чём длился до самого рассвета. Судьба свела здесь, на краю чеченского села в разбитом доме, под прицелами своих и чужих, три человеческие судьбы лишь на мгновение. Они знали, что наступит утро, настанет новый день и судьба разведёт их навсегда, и они, скорей всего, больше никогда не встретятся. Поэтому, не стесняясь, рассказывали обо всём, что у кого на душе наболело: помочь – не помогут, так хоть выслушают.
54.
В девять утра к дому подрулил уже знакомый Газик. Ночь прошла без происшествий. В лагере расставались, как старые знакомые, обменивались сувенирами на память. А сувениры на войне: гранаты, сигнальные мины да ракетницы. К Андрею подошёл прапорщик, протягивая в руке лимонку: «На, дорогой, брось подальше, чтоб сдохло побольше». Потом подошёл старлей: «Не знаю, что и подарить тебе, всё казённое». Андрей первый снял висевший на поясе нож и протянул ему: «Держи». Старлей снял свой, и они обменялись, затем обнялись, пожелали друг другу удачи, и пошли каждый в свою сторону: Андрей, со своими бойцами - в крайнюю палатку, отдыхать в ожидании приказа, старлей с группой – отсыпаться. И так в течение недели: на день – в лагерь – отсыпаться, а на ночь затыкать очередную брешь в обороне. К концу недели они настолько адаптировались к окружающей обстановке, что спали как убитые, не замечая ни недалёкой стрекотни автоматов, ни грохота очередной бомбёжки. Можно было бы и ещё там оставаться, но больно уж хотелось кушать. Хорошо в лагере питались только генералы, остальные перебивались, чем придётся. Эта неразбериха: где войска, где милиция – делала своё дело. Войскам наплевать на милицию, милиции наплевать на войска, в результате: всем наплевать на всех. Поэтому когда закончилась неделя их пребывания в лагере, Андрей пошёл к своему – милицейскому генералу и попросил отпустить их к месту расположения отряда. Тот лишь буркнул в ответ хриплым, спросонья, голосом: «Давайте. Благодарю за службу». Их приезд в располагу был с родни возвращению домой. Воды и еды вдоволь, а деревянные нары со спальным мешком казались желанней любой перины. Командование отряда великодушно выделило им на отдых время до следующего утра и на блокпост. Всё время, пока Андрей с ребятами лазил по Комсомольскому, на блокпосту работали их сменщики, и они тоже мечтали помыться и выспаться. Никто, в общем-то, и не возражал, не спать же сюда приехали. Да и работать на блокпосту было приятней, чем торчать в располаге – сам себе хозяин и время быстрей идёт. Пока Андрея с командой не было, к ним подселили сводный отряд СОБРа чернозёмной зоны. Работали СОБРовцы в Комсомольском, а в располаге просто отдыхали. Все обязанности по охране места расположения добровольно взяло на себя командование отряда. Само присутствие СОБРовцев вселяло в них некую надежду: мол, если что, с ними-то, всяко, отобьёмся. Ох уж они и старались и лебезили перед ними, заискивали по-всякому. Если раньше свет включали лишь на пару часов, то теперь здание располаги каждую ночь светилось на весь город. СОБРовцы и иже с ними отдыхали – пьянствовали, не могли же они, на самом деле, пьянствовать и петь песни в темноте. Всё это прекратилось лишь тогда, когда один из бойцов СОБРа не вернулся с задания. А вскоре, когда в Комсомольском всё прекратилось, их перевели в другое место. На блокпосту, обстановка в это время тоже складывалась непросто. В связи с боями в Комсомольском, беспрепятственно перемещаться по дороге могли лишь военные: таков был приказ. Но именно по этой, же причине, каждый день, блокпост осаждали местные, проклиная Андрея и его ребят за то, что не пускали их туда, где дом, и может быть ещё что-то из нажитого, осталось целым. Наезжали, вооружённые до зубов, местные омоновцы. День на дороге был очень напряжённым: поэтому Андрей сам стоял там с утра и до самого вечера, пока дорогу не закрывали на ночь. Именно на его голову сыпались проклятия женщин, именно в свой адрес он слышал угрозы мужчин и местных омоновцев. Тем не менее, ночи на блокпосту проходили относительно спокойно, поэтому, по ночам, он отдыхал. Ребята старались его не тревожить, на дежурство в свою смену выходили самостоятельно, при этом, стараясь не шуметь.
55.
В ту ночь Андрей лёг отдыхать с каким-то тяжёлым предчувствием и долго не мог уснуть, так, лежал на нарах, глядя в прокопчённый потолок. Ребята из отдыхающей смены храпели рядом. Вдруг вагончик тряхнуло, да так, что все спавшие оказались на полу, все, как один, на четвереньках. Сразу же за этим, с двух сторон, раздался стрёкот автоматического оружия. Андрей первым в вагончике вскочил на ноги, сунул ноги в стоявшие рядом сапоги, схватил автомат и выскочил за дверь. Обычная ночь – руку вытянешь, пальцев не видать. А тут, от разрывов гранат и трассирующих пуль, пролетавших над головой светло, почти как днём. Его взгляду предстала безрадостная картина: блокпост обстреливали с двух сторон, а ребята, стоявшие в этот час на постах, сгрудились в одном месте, возле вагончика столовой. Андрей заорал, стараясь перекрыть грохот стрельбы: «Все по местам. Короткими очередями, огонь». Поднял автомат и выпустил длинную очередь в сторону огненных вспышек, разрывавших темноту со стороны города. Блокпост огрызнулся. В сторону обстреливавших полетели гранаты. Это было их изобретение: большая рогатка и медицинский жгут. Выдёргиваешь чеку, гранату рычагом в кожанку и гранатомёт готов. Навесом, пятьдесят–шестьдесят метров - запросто. Внезапно всё стихло. Андрей дал команду прекратить огонь. Тишина была душераздирающей. Через некоторое время, в районе городского кладбища заработал мотор машины и затих где-то в городе. «Ушли,- заключил Андрей,- сегодня больше не сунутся. Всем стоять на местах. Смотреть в оба». Но отдыхать, в эту ночь больше никто не уходил. Утром следующего дня на блокпост приехали командир отряда со своим замом и комендант города. Андрей доложил им о ночном нападении и о том, что его, кажется, контузило. Командир лишь понимающе покачал головой: «Ну, ничего. Ты молодцом. Держитесь». Автомобиль с начальством, в следующее мгновение, взревел мотором и укатил в сторону города. Блокпост действительно больше не тревожили ни в эту ночь, ни на следующий день, ни потом: до конца этой трёхдневки, всё проходило относительно спокойно, как всегда. К следующей смене Андрей полностью переделал боевой расчёт. С тыльной стороны блокпоста соорудили, в рекордно короткие сроки, дот. И не напрасно. В первую же ночь следующей смены обстрел повторился. Но блокпост встретил непрошенных гостей дружным плотным ответным огнём. Те видимо поняли, что ловить здесь нечего и быстро ретировались. Андрей, уже по рации, доложил, что блокпост обстрелян. Через полчаса к блокпосту с рёвом подлетели два бронетранспортёра и грузовик с солдатами. Из машины вышел комендант: «Что случилось? Опять нападение? Раненые убитые есть? Ну, крепко вы, видать, кому-то насолили. Стреляли снова со стороны города? Утром все дома проверим, пока темно никуда не сунешься». И подошедшему офицеру: «В семь ноль-ноль зачистка. Обшарить все окрестности. Перед блокпостом установить заградительные минные поля. Для усиления выделить БМП с экипажем». Повернувшись к Андрею: «Торчать здесь бессмысленно, навряд-ли они снова сунутся. Попробовали – обожглись. Вы тут держитесь. Если что – радируй, приедем. Ну, удачи». Он махнул рукой водителям, машины, взревев моторами, развернулись и умчались в сторону комендатуры. Больше, в эту ночь, действительно, ничего не произошло. Утром приехали военные: с двух сторон от дороги установили минные поля. У перекрёстка поставили БМП, из которой вылезли два чумазых солдата - срочника. Что так не жить? Блокпост превратился в неприступную крепость. В Комсомольском разбили последний уцелевший подвал и всё стихло. Уцелевшие бандиты, каким-то невероятным образом, очутились в Самашкинских лесах. Вслед за ними рванули и военные. Лагерь перед селом прекратил своё существование. Настала вполне мирная жизнь. Три дня на блокпосту теперь были за отдых. А вот три дня в располаге – настоящим кошмаром. Нескончаемые пьянки, от которых, у некоторых, начинала съезжать крыша. Допивались до такой степени, что начинали кидаться гранатами друг в дружку, стрелять из автоматов по близлежащим домам. Андрей держался – не пил. Представляете, каково ему было смотреть на всё это трезвыми глазами? Он знал точно: решение не пить было единственно верным. Должен же на весь отряд быть хоть один человек, в любой момент, быть способным принять какое-то решение.
56.
Когда-нибудь всё кончается. Подошёл к концу и срок командировки. Встреча с близкими, друзьями, всё потом вспоминалось как в тумане. Но боль от увиденного и испытанного там, в Чечне, водка не заглушила и даже не сделала её меньше. От МВД всем на грудь понавешали всяких крестов, медалей, знаков, выплатили так называемые «боевые», два месяца дали на отдых, и вроде всё – в расчёте. Но всё это, мягко говоря, не помогло. Кто-то падал на землю при малейшем шуме за спиной, кто-то вскакивал во сне с криком: «Вовка, гранату. Они справа заходят». Андрею же, знакомый психолог, посоветовала написать обо всём, что накипело на душе, чтобы потом скомкать листы и выбросить – это должно было помочь. Он сел за компьютер. На то, чтобы выложить всё на бумагу, у него ушёл месяц. Он распечатал, скомкал, выкинул, и вроде действительно стало легче. Но произошёл случай, доломавший в нём милиционера. С утра, он был в спортзале, занимался ремонтом оборудования. Ближе к обеду в спортзал ввалились двое из его команды: «Доцент, Сырку убили». Кличку «Доцент» Андрею дали ещё в СОБРе, по аналогии с героем из фильма «Джентельмены удачи», «…доцент бы заставил…», а «Сырка» был одним из бойцов его группы. Андрей выпалил очередью: «Как? Кто? Когда? Где?». «В баре. В три часа утра. Он заступился за товарища и его в спину три раза ножом. Один из ударов пришёлся в печень. Пока приехала скорая - он истёк кровью. А второму ничего: слегка порезали бочину. Уже заштопали и отпустили домой. Через два дня похороны, проводим брата». В день похорон, Андрей оделся как на парад: костюм «тень», в которых они работали с группой, краповый берет, как символ нерушимости их дружбы. Он только мельком бросил взгляд на лицо товарища, лежавшего в гробу. Ему никак не верилось, что он больше не встанет, не засмеётся своим необычайно добрым смехом, ни когда больше не приколется над дотошностью, с которой Андрей разрабатывал планы всех их операций. Через весь город гроб с телом товарища ребята из ППС несли на руках, непрерывно меняясь. Андрей шёл рядом в каком-то полусне – полуобмороке. Очнулся он лишь, когда прозвучали выстрелы салюта над свежей могилой. Очнулся и чтоб не упасть, схватился за ограду, возле которой стоял. А когда пришёл в себя окончательно, почувствовал, что по щекам его текут слёзы. Да, да вот так, он стоял, держался за ограду и плакал.
Бумагу с напечатанным очерком о командировке в Чечню, Андрей выкинул, но в компьютере-то всё осталось. Замполиту что-то понадобилось и он, работая на этом компьютере, наткнулся на сочинение Андрея. «Такое выбрасывать? Да ты что? Здесь же чистая, ничем не прикрытая правда о том, что там творится. Это надо печатать. Надо, чтоб как можно больше народа это прочли, я всё устрою, будь спокоен». Андрей в ответ только пожал плечами. И вот, пришла пора, выходить на работу. Андрей начистил и нагладил форму. Пока гладил, поймал себя на мысли, что очень соскучился по работе, по людям. Пусть работа и не мёд, но ведь кто-то должен делать и это. Ведь представить только, что отдел закрыли на недельку, что тогда будет твориться в городе – ужас. Он вспомнил своё первое ночное дежурство. Андрей привык к тому, что его боятся. Когда работаешь в маске, вооружённый до зубов, когда вас семеро, а их пятьдесят, только и остаётся, что брать нахрапом, как говорят: лицо колуном и вперёд. Он и дежурил в начале, как резерв ставки, его старались без особой нужды никуда не посылать. А тут, звонок. В дежурке никого, все разошлись по вызовам. Дежурный по отделу жалобно посмотрел на него: «Будь другом, сходи на семейник. Ну, некому больше: хоть сам иди. Там же просто, погрозишь пальчиком и всё. Здесь недалеко, ну, пожалуйста». Андрей пошёл. На звонок, дверь квартиры, из-за которой раздавались чьи-то истошные вопли, открыла растрёпанная зарёванная женщина. Андрей представился, поздоровался, попросил разрешения и вошёл в квартиру. О том, что там случилось, спрашивать нужды не было. По комнате, в майке и трусах, расхаживал мужчина с выкаченными безумными глазами. Под мышкой, своей левой рукой, он зажал вопящую девочку, примерно трёх лет. Правой рукой он держал её за волосы. Увидев Андрея, он закричал: «Что пришёл? Всё-таки позвонила сука». Андрей как можно вежливее попросил его: «Отпустите, пожалуйста, девочку». «… тебе». Я знаю, деньги у неё есть. Пусть гонит полтинник». Не успел он докончить, Андрей прыжком приблизился и ударил его в лоб и пока тот падал, выхватил у него девочку, которую сразу передал женщине. Потерявшего сознание мужчину взял за ноги и поволок в отдел, благо, вчера выпал снег и было не очень тяжело. Там его оформили, как положено, уложили почивать на нары до утра. Каково же было их удивление, когда утром, ещё восьми не было, явилась эта женщина – его жена и подаёт заявление, в котором написано: мол, сидят они вечером, всей семьёй пьют чай, вдруг ни с того ни с сего, в квартиру вламывается милиционер, избивает мужа до бессознательного состояния и забирает его. Ей сказали, что её муж оформлен за мелкое хулиганство и будет отпущен после суда. Она в ответ как заверещит: «Что хотят, то и творят. Ничего, я найду на вас управу». И пошла с этим своим заявлением в прокуратуру. Андрею, конечно, ничего не было, но отписывался он ровно месяц. За то, больше его на «семейники» не посылали. В отделе его выходу на работу обрадовались: пока со всеми перездоровался, так рука устала. После планёрки к нему подошёл замполит: «Знаешь, я показал твой очерк в УВД, все были просто в восторге. Сказали, что напечатают его в новом номере журнала, который там издают. Завтра тебя ждёт начальник управления, обговорить детали. Я завтра тоже еду, в половине девятого, так что милости просим. После завтрашнего дня ты станешь знаменитым». В управлении, сначала зашли к заместителю начальника – полковнику, который Андрея в Чечню спровадил. Тот, увидев их, встал из-за стола, подошёл, пожал вошедшим руки, и обращаясь к Андрею: «Не ожидал. Как здорово написано. Да у тебя талант. Генерал взял почитать вчера. Сейчас пойдём к нему, он уже ждёт»,- с этими словами он указал на дверь. Не задерживаясь в приёмной, они прошли в кабинет начальника управления. Тот стоял у окна, выходившего на двор управления, и о чём-то думал. С вошедшими поздоровался чуть заметным кивком головы, потом прошёл к своему столу, взял пачку листов, лежавшую перед ним, бросил её на стол для заседаний и с металлом в голосе спросил: «Это что?». Полковник, поняв, что что-то не так, как бы оправдываясь: «Товарищ генерал, это, так сказать, первый литературный опыт вот этого товарища»,- с этими словами он ткнул пальцем в Андрея. «И, вроде как, неплохо получилось. Чувствуется, что написано очевидцем. Я предлагаю напечатать этот очерк, в ближайшем номере нашего журнала». «Напечатать?»- сорвался вдруг на крик генерал. «Да вы что, с ума сошли? Вы сами-то читали это? Да это не то, что печатать, читать ни кому давать нельзя. У командиров клички, спирт рекой, узлы с барахлом на броне – это не что иное, а настоящий поклёп на органы и армию. Да если это попадёт на стол к кому-то повыше, вы знаете, сколько голов полетит, ваша в том числе, товарищ полковник». Дошла очередь и до Андрея: «Будем считать ваш первый литературный опыт неудачным, договорились? А в качестве поощрения, за честное безупречное исполнение своих служебных обязанностей, мы представим вас к медали «За отвагу», ну, и материально, поощрим». Андрей, как будто был готов к чему-то подобному: «Товарищ генерал. Первоначально, это писалось не для публикации. Я вообще не хотел, чтобы очерк кто-нибудь прочитал. Так вышло. Эти товарищи убедили меня в том, что это должно быть опубликовано и теперь вряд ли у кого получится убедить меня в обратном. Ваша пламенная речь лишь ещё больше утвердила меня в этом. А того, кто это опубликует, я сам найду». Генерал сорвался на крик: «Как вы смеете? Я приказываю. За неподчинение будете наказаны самым строгим образом. Вон». Андрей вышел из кабинета и тут же в приёмной написал рапорт об увольнении.
57.
Вот и всё. Опять всё с начала. Вопрос – где? Хотелось чего-то серьёзного, и в то же время, хорошо оплачиваемого. У него был солидный багаж, в виде высшего юридического образования. Не воспользоваться этим был просто грех. О том, что он когда-то был коммерсантом и довольно успешным, можно было забыть. За время работы в милиции все его коммерческие таланты бесследно улетучились. Он в этом убедился, когда получил «боевые» и понадобилось их куда-то потратить. Без посторонней помощи он уже ничего не мог сделать. Если бы ему не помогли, утекли бы денежки как вода, а так, у него появилась машина с гаражом в черте города. Долго гадать о том, куда пойти не пришлось. Городок маленький. Слух о том, что Андрей увольняется из милиции, распространился со сверхзвуковой скоростью. Тут же нашлись и заинтересованные лица. Ну, куда можно устроиться на работу после увольнения из милиции? Только в охрану. Андрей решил пойти на завод в службу безопасности. Пока устраивался на новое место работы, воочию убедился в том, как крепко народ «любит» родную милицию. Как только узнавали, что до этого он работал в милиции, сразу что-то да было не так. То справка не та, то написано не теми чернилами, то ещё что-нибудь. Что делать? Приходилось терпеть. В конце концов, неделя мытарств и всё закончилось – он начал работать. Добрую половину своего первого рабочего дня Андрей просидел в кабинете заместителя директора завода по безопасности, где ему втолковывали, что именно от него требуется. Обстановка, на тот момент, на заводе была, мягко говоря, неважнецкой. Долги предприятия росли, со сбытом готовой продукции были проблемы из-за её качества, да ещё и воровали все, снизу доверху. Но, если в милиции работают под девизом: «Вор должен сидеть в тюрьме», не зависимо от его должности и социального положения, то здесь всё обстояло совсем по-другому. Воровать запрещалось простым рабочим и посторонним: их и надо было ловить, в то время как начальство воровало вагонами, об этом все знали, но смущённо закрывали глаза – им было можно. Вот и внушали Андрею: работать то работай, но вот этих старайся не задеть, даже ненароком. В то же время твоя работа будет оцениваться, ежемесячно, по конечному результату: количеству задержанных и количеству изъятого. И помни: инициатива – наказуема. Прежде чем что-то предпринять – спроси, поставь в известность своё руководство, так как, ты творишь, а пожинать им. Что ж, дурдом конечно, но за хорошую зарплату можно и потерпеть. Главное – начать, а там видно будет. Так думал Андрей, но не покидало чувство, что его за эту зарплату попросту покупают. Это чувство не давало покоя ни днём, ни ночью. Но положение, в котором он оказался, не оставляло выбора. Если бы он был один, он такого бы здесь начудил. Но у него была семья: жена – на это время безработная и уже большой совсем взрослый сын, он заканчивал школу. И это обстоятельство вынуждало смириться, стерпеть. Дали ему троих помощников – действуй. Действуй, а как?
58.
Тот факт, что приходилось жить по поговорке: «С волками жить – по-волчьи выть», никак Андрея не устраивал. Раньше, он вспоминал, была государственная собственность, а государственное было синонимом слова ничьё, поэтому: торговали всем и покупали и продавали всё, без зазренья совести – шутя. А здесь было не что иное, как ничем не прикрытый грабёж, грабёж простых людей. Причём их обворовывали несколько раз. У них изымали их зарплату – большую её часть, затем результаты их труда – никто и не подсчитывал: сколько дармоедов на этом кормится. Видя всё это, задерживать простых рабочих Андрею не позволяла совесть. Если он и ловил кого-то, то, изъяв украденное, отпускал. Об этом, разумеется, быстро стало известно начальству. Нет, результат от его работы был, за счёт тех, кто действительно воровал – в наглую. Таких, Андрей не жалел: перекрывал им лазейку за лазейкой. Но, видимо это был не тот результат, которого от него ожидали. Прошло очень немного времени, как Андрей почувствовал, что над ним и его командой сгущаются тучи. А, однажды, его вызвал к себе зам. директора, сунул под нос лист бумаги с ручкой и без обиняков предложил: «Пиши заявление о переводе куда угодно». «А если я не буду ничего писать»,- спросил Андрей,- «Что тогда?» «Не глупи. В таком случае тебе просто придётся уволиться. Ты не умеешь работать на хозяина только в этом твоя беда. Куда? Даже не знаю. А хоть в охрану - опером, а что?». По просьбе Андрея, решение этого вопроса отложили до завтрашнего обеда. Андрей вышел из кабинета покачиваясь. В его голове, как приговор, звучали слова: «…твоя беда в том, что ты не умеешь». По сути, первый раз в жизни ему сказали, что он никчёмный человек. На тот момент, он действительно не представлял: как жить дальше, а главное – чем. В борьбе с преступностью, победила преступность. Большая часть жизни уже позади и опять с ноля? Где взять сил? Он вышел на улицу, держа в руках чистый лист бумаги. И, только ступил на снег, как почувствовал сильный удар по затылку. Он даже повернулся, но никого рядом не было. В глазах потемнело, поплыли радужные круги. Он подошёл к зданию, сел на заснеженный подоконник, облокотился на решётку окна и закрыл глаза. Сколько времени он был без сознания, Андрей не знал. Только, когда открыл глаза, на улице уже темнело. Андрей почувствовал, что весь продрог. Он опустил руку на подоконник. Ещё бы, снег под ним растаял, и он сидел в замёрзшей луже. Во всём теле ощущалась необычная слабость: ноги и руки были словно ватные, но он заставил себя встать и пойти домой.
На следующий день, на завод он явился только к обеду, с уже написанным заявлением о переводе: «Прошу перевести меня юрисконсультом». Он вспомнил, что у него высшее юридическое образование. А, уж если приходится начинать всё с начала, так хоть не совсем с нуля. Да и работа, вроде не пыльная. Насколько прибыльная? Он знал, что на заводе юристы не в чести, получают за свой труд копейки. Лишь когда наработаешь стаж, можно на что-то рассчитывать. Зато, действительно всё новое: так интересней, а там видно будет. Выходные, он не вставал с постели, сказавшись больным. На самом деле, в субботу он встал как обычно, пошёл умываться и вдруг обнаружил, что правая нога не ходит, а волочится следом. Стал чистить зубы и понял, что одной правой рукой ему зубную щётку не поднять. Вот и решил за выходные отлежаться.
В понедельник, действительно ему стало немного полегче. До завода он дошёл минут за сорок. В юридическом отделе Андрей уже всех знал, и его ждали. Все работающие там, за исключением начальника отдела, были студентами-заочниками. Кроме ежегодных отпусков, они ещё два раза в год уходили в учебный отпуск и уезжали на сессии. Положение на заводе было близким к краху, поэтому работы у них было много. В общем, Андрей с его законченным образованием, был как раз кстати. Неделю ему дали на то, чтобы освоиться и почитать. Он никогда не думал, что ему придётся работать с гражданским законодательством, и поэтому относился к нему несерьёзно. Некоторые позиции он вообще как будто открывал для себя заново. Ребята в отделе работали хорошие, по любому вопросу они затевали между собой нешуточную дискуссию и успокаивались лишь тогда, когда не оставалось ни одного не выясненного вопроса.
Памятью и работоспособностью Андрея Бог не обидел, благодаря этому его переквалификация проходила довольно быстро. Через пару недель ему поручили первые судебные дела. Начальник отдела напутствовал его такими словами: «Так сидеть здесь – толку немного будет. Чтобы расти, как специалисту, надо ездить по судам: выигрывать, проигрывать – наживать опыт. Это только поначалу: суд – это страшно, привыкнешь. Самое главное: усвоить, гражданский суд это всегда спор: пятьдесят на пятьдесят. Так что вперёд и с Богом». Первое дело было формальным: пенсионер обратился в суд за возмещением вреда его здоровью, причинённого во время работы на заводе. По закону там можно было оспаривать только сумму возмещения, всё остальное было неоспоримо и подтверждалось документами, которые были в наличии: как у пенсионера, так и на заводе. Не смотря на это, Андрей готовился к суду со всей серьёзностью. Ему казалось: своё первое дело он должен обязательно выиграть. Но вся его уверенность вместе с желанием выиграть в миг улетучились, стоило ему увидеть и поговорить с этим пенсионером. Это был действительно больной человек, и если бы не нужда, он никогда бы не обратился в суд. В то же время, он не имел права признать иск, хотя, чисто по-человечески – хотелось. В результате: суд удовлетворил требования пенсионера, но рассмотрение длилось почти полгода. Кто от этого выиграл, не понятно. Второе дело было как сложней, так и запутанней. Андрею поручили подать в суд о взыскании материального ущерба, причинённого заводу недостачей товарно-материальных ценностей, выявленной во время годовой инвентаризации. Сложность была в том, что воровали все, как уже говорилось, сверху донизу, но крайним, виноватым во всём, надо было сделать одного человека, того, на кого укажут свыше. На этот раз это была кладовщица – материально ответственное лицо. И опять, чисто по-человечески, она была не виновата. За такую мизерную зарплату, в принципе, как и у Андрея, на неё чего только не навешали, при этом на создание условий не потратившись ни на грош, а теперь ещё и стрелочником сделали. Но работа – есть работа, и Андрей тужился изо всех сил: иск удовлетворили, правда, не полностью, а лишь в размере её оклада, но это было и законно и справедливо, поэтому Андрей и не возражал. И всё же он считал это дело, выигранным.
Так, потихоньку, полегоньку, Андрей втянулся в новую работу – жизнь продолжалась. Единственное, что его не устраивало, так это низкая зарплата. Поэтому, когда к нему подошли с предложением: «На одно из предприятий требуется юрист, зарплата в десять раз больше, чем здесь», он даже думать не стал. Быстренько: здесь уволился, там устроился.
На новом месте, работы меньше не было, даже наоборот. При штате четыреста пятьдесят работников, юрист был один, один на всё, от налоговых вопросов до трудовых. При этом не то, что посоветоваться, поговорить было не с кем. Чем трудней – тем интересней. Если возникали вопросы, ходил за советом то к одному, то к другому. Выручало то, что в городе Андрея знали, и в совете никогда никто не отказывал. Он запросто мог придти в суд, к кому-либо из судей, в прокуратуру, к нотариусу, в налоговую, ну и конечно к юристам на завод. Это его и выручало. Да и сам он, от суда к суду, чувствовал себя всё уверенней. К нему начали приходить за советом. Он старался помочь всем, отрабатывал каждый вопрос на совесть, в основном, бесплатно. Ведь юрист он как врач, а наживаться на чужой беде, по крайней мере – безнравственно.
Юрист. Раньше, после окончания средней школы, он даже помышлять не мог об этой профессии. И вот он – юрист: у него уже есть пусть не большой, но опыт, есть не большая, но своя практика. Осталось только одно – просто жить, просто работать. Новых законов на местном и федеральном уровне принимается столько, что скучно не будет ни сейчас, ни в будущем. С семьёй, тоже, вроде, всё нормально. Жена – преподаёт кистевую роспись, работает преподавателем, сын – учится в институте – будущий менеджер.
Так жизнь удалась?
На этот вопрос нет, и не может быть, однозначного ответа, не зависимо от того: был он сам творцом своей судьбы или смиренно шёл по пути, указанному свыше.
Андрей, не спеша, поднялся на ноги. Потянулся до хруста в суставах: «Как хорошо-то здесь, Господи. И как жаль, что пора уезжать!»
Облака в небе плывут туда, куда их гонит ветер. Что же гонит тебя – Человек? Каким ветрам Ты подставляешь грудь, каким – спину? Какие штормы ждут тебя впереди - вон за тем поворотом? Кто знает?
Андрей сел за руль машины. «Стоит ли задумываться над тем, чего нет, и возможно, никогда не будет? Всё равно не угадаешь. Будут проблемы – будем решать. Достоверно известно одно – чтобы не случилось там, в будущем, надо ЖИТЬ. Чтобы тебе не предлагали – надо оставаться ЧЕЛОВЕКОМ».
Андрей повернул ключ в замке зажигания, мотор машины послушно заурчал.
Машина выехала из леса и потихоньку поехала в сторону шоссе.
«Что ж, вперёд. И - будем жить!»
P. S.
Россия – воистину, великое государство. За свою многовековую историю она неоднократно переступала через судьбы миллионов людей беспредельно преданных ей, любящих её и служащих ей верой и правдой. Одновременно пригревая на своей груди проходимцев и воров разных мастей. Что для неё судьба одного? Не боле чем судьба песчинки посреди пустыни.
Но, на этой земле всё имеет свой смысл. Зерно, умирая, падает в землю не для того, чтобы навсегда исчезнуть, а для того, чтобы, когда придёт весна, дать начало новой жизни. И жизнь начнётся сначала. Но случится это только в том случае, если маленькая искорка жизни не умрёт в зерне, так и не дождавшись своей весны.
Если жить и дальше по принципу: «бей своих, чтобы чужие боялись», то свои, когда-нибудь, кончатся. Что же тогда будет с тобой – Россия?