…Сегодня он снова получил письмо с заграничным штемпелем. И сердце его радостно заволновалось: адрес на конверте был написан уже хорошо знакомым ему почерком — рукой его немецкого друга! Письмо в Кемерово было, как всегда, большое, объёмное. О чём болит душа друга, чем живёт он, чем на этот раз он решил поделиться? Михаил Ильич Плотников бережно вскрыл конверт…
Письмо было от Герхардта Филиппа Хумберта — бывшего офицера вермахта. «Quo vadis, Russiae? Камо грядеши, Россия? — спрашивал он. И продолжал: — Вот этим «Quo vadis?» и мы сегодня вопрошаем себя…». Письмо перекликалось с нашей сегодняшней российской действительностью — в частности, с бесконечными и бессмысленными для народа сменами правительств. 80-летний Хумберт делился с Плотниковым своими размышлениями по поводу прошлогодних выборов в германский парламент (в результате которых пало консервативное правительство Гельмута Коля — Ред.). И с горькой иронией отзывался о германской демократии: «Видимо, особенность демократий состоит в том, что успешно действующие правительства сменяют: случилось это, например, в 1945-46 годах в Англии с Черчиллем и во Франции с де Голлем — а оба они спасли свою Родину от гибели!». «Ещё никогда Германия, — писал Хумберт, не была так красива, так богата, и со всеми соседними странами в таком добром согласии, как сегодня, что же нам ещё не хватает?! Теперь наши «новые» — социал-демократы и «зелёные» обещают небылицы. Уже ясно одно: этому новому правительству слово «экономия» неизвестно. Вот, например, наш новый министр внешних дел может предъявить лишь обучение как… неоконченный торговец аптекарскими товарами! Весьма утешительно, не так ли? Министр внешних дел Гитлера, господин фон Риббентроп, был хотя бы удачный продавец шампанского — и то известно, чем всё это кончилось!..»
«Во времена Гитлера…» Да, видно, глубоко в сердце бывшего обер-лейтенанта группы армий «Центр» засела боль от осознания и своей ответственности, своей причастности к преступлениям гитлеризма. Как и его друг, кемеровчанин Михаил Плотников, которому он сейчас прислал письмо, Хумберт воевал и участвовал в Сталинградской битве. Но — по другую сторону. Если Плотников защищал Сталинград, то Хумберт в составе армии Паулюса приходил его завоёвывать.
Вот ведь как сложилось: они воевали друг против друга и — как солдаты противоборствующих сторон — были непримиримыми врагами. А уже в наше время, через 40 с лишним лет после Сталинградской битвы, когда боль военных утрат как-то притушилась, сгладилась, они нашли друг друга, стали друзьями, переписываются, дружат семьями.
Об их переписке «Кузнецкий край» рассказывал 7 лет назад, когда их дружба только ещё зарождалась. Теперь, когда дружба двух солдат второй мировой окрепла, мы бы хотели — открывая новую рубрику «К 55-летию Победы» — рассказать об истории этой трогательной человеческой дружбы подробнее…
* * *
…И вот пришёл судный день! 26 января 1943 года немецкие генералы стояли без прикрытия посреди железнодорожной насыпи в Сталинграде. И — уже обречённые — вели последний отчаянный огонь по нашим войскам. Кольцо окружения замкнулось. А между тем оказавшаяся в «котле» 6-я немецкая армия должна была 30 января… праздновать! Да-да, праздновать — 10-летие прихода Гитлера к власти. Гитлер запретил капитуляцию. Каждый из солдат понимал, что это конец. Вместе с генералами на насыпи стоял офицер-ординарец обер-лейтенант Герхардт Филипп Хумберт. Ещё вчера он был готов отдать жизнь за рейх. Теперь же только один метр отделял его от генерала Хартмана, убитого пулей снайпера. Генералы предпринимали последнюю попытку вырваться из окружения. Но было поздно. Прямо на насыпи разорвалась граната, убившая офицера, принёсшего приказ, в котором говорилось, что «генералы должны доложить командованию о своих дальнейших действиях»…
А лейтенант, командир взвода артразведки Михаил Плотников тем временем на Опытном поле, названном солдатами Полем смерти, давал жару немцам. Вместе со всеми атаковал занятую немцами высоту 147,6. Его задача была — найти противника и корректировать по нему огонь батареи наших 122-миллиметровых гаубиц. Гнать ненавистного врага с русской земли. Стояли лютые 30-градусные морозы, солдаты примерзали к земляному полу окопов, и ноги их вмерзали, и их приходилось вырубать топором. Тот, кто первым освобождался из ледяного плена, тот спешил освободить своих товарищей.
…Вдруг наступило затишье. Плотников услышал, что где-то поблизости в наших окопах заиграл патефон. Он решил сходить посмотреть. Видит: сидят ребята, человек шесть. Сел и он среди них, заслушался музыкой. И вдруг — какое-то чувство, трудно было даже объяснить его, — чувство, что надо выбежать оттуда во что бы то ни стало, просто выбежать! Начался обстрел, ребята укрылись в окопчике — воронке от снаряда. А Плотникову словно кто-то приказывает: «Беги отсюда!» И вот Михаил под этот обстрел и выскочил — прямо под взрывы. А буквально через мгновение в воронку, где сидели ребята, угодил снаряд! Не с той ли насыпи возле бункера Паулюса, где находился тогда обер-лейтенант Хумберт?.. Когда Михаил подбежал к месту взрыва, он увидел, что все ребята погибли, что всё разорвано, в крови всё, а патефон… продолжал играть!
Как перекрещиваются людские судьбы на войне… 21 января — возможно, в тот самый день, когда командир взвода Плотников хоронил погибших ребят, Хумберт, находясь в окружении со штабом Паулюса, в ожидании, как ему казалось, неминуемой гибели сам писал прощальное письмо своим родителям: «Я думаю, что это последнее моё сообщение. Сегодня я хочу проститься с вами… В мае, когда всё зазеленеет, поставьте мне дубовый крест напротив могилы дяди Августа. Сохраните меня в памяти таким же весёлым, каким я был. Мой оптимизм был для меня спасением. И пусть эти строки дадут вам силы перенести боль моей смерти». Огромные, почти печатные буквы…
На последний день у Хумберта была припасена для себя граната. Он очень боялся попасть в плен. И всё-таки, когда наши солдаты 31 января появились в бункере Паулюса, Хумберт не стал взрывать себя… Уже потом, много лет спустя, когда он познакомится с Плотниковым и они станут, как братья, он подарит ему это своё «предсмертное» послание. Не копию подарит, а сам оригинал…
* * *
Познакомились они очень интересно — с помощью книги. Книга, вышедшая к 40 летию Сталинградской битвы, называлась «116-я Краснознамённая». Она была о дивизии, в которой воевал Михаил Ильич. Плотников тогда был в Сталинграде: ездил на празднование 40-летия. Там он встретился со своими однополчанами, а они ему и говорят:
— Слушай, Мишка, ты помнишь, немцев брал в плен?
— Помню, — ответил он.
— Дак в книжке это написано!
И действительно, в книге был эпизод, как Плотников на высоте 147,6 брал двух немцев в плен. Михаил Ильич вспомнил, какие жаркие бои были за эту стратегически важную высоту, с которой был виден весь Сталинград! И ему подумалось: почему бы не попробовать поискать тех немцев? Или других немецких солдат, которые, как и он, прошли Сталинград? Как у них сложились судьбы? Что они теперь думают о той войне?..
И когда он приехал домой, то написал в Германское посольство письмо.
Месяц ждёт ответа, два, три… Ну, думает, везде одни бюрократы, никто ему не ответит. И вдруг приходит письмо, в котором говорится, что да, такой-то воевал в Сталинграде и готов с вами связаться! И живёт он там-то и там-то, в Кёнигсвинтере. Так Плотникову был сообщён адрес Хумберта…
* * *
Их переписка тоже шла весьма интересно. Плотников писал ему по-русски, а тот русского языка не знал. Хумберт писал по-немецки, а Плотников, как сам говорит, знает по-немецки только два слова: «Хенде хох!»
Искали переводчиков — так и переписывались. Вначале это были как бы закрытые, осторожные письма обоих. Но постепенно они оба стали открываться друг другу. Менялся и сам характер их отношений, письма становились всё более доверительными, откровенными, тёплыми. Путь к сердцу друг друга шёл через постепенное изменение их внутреннего мира и отношения друг к другу — в результате понимания того, что произошло…
И в конце концов два ветерана второй мировой войны открылись друг перед другом окончательно. «Тем страшнее мысль о том, — писал ему Хумберт, — что мы могли бы «встретиться» через ружейный прицел. Варварство особенно ясно видно, когда переносишь войну на судьбу одного конкретного человека… Спасибо за открытки вашего города! Широкие улицы Кемерова дают представление о размахе вашей страны. Также спасибо за значок ветерана Сталинградской битвы, который вы получили к 40-летнему юбилею. Это символично — получить его от соратника с другой стороны. Я буду хранить его с честью».
Плотников писал ему откровенно. Писал ему о ПРОШЛОМ — как он тогда его чувствовал, это прошлое. Открыто писал Хумберту, как он ненавидел их, немцев, когда они были на нашей земле, как хотел их уничтожить как можно больше. Но здесь же писал и о том, что когда пошли пленные немцы, они, русские солдаты, давали им кусок хлеба и этим отличались от немцев, тех немцев, которые воевали против нас… ТЕ немцы считали себя превыше всех, вспоминал Плотников У ТЕХ немцев, фашистской армии, была органическая ненависть к русскому человеку.
— И вот через 40 лет, — взволнованно говорит Плотников, через 40 лет мы осознали всю необходимость прекращения вот этой злобы, непонимания между ними и нами! Причём это не я осознал один, это и он, и я осознали в равной степени и одновременно.
По приглашению Хумберта Михаил Ильич с женой ездили к нему в Кёнигсвинтер. И ещё был несколько раз в Германии — в гостях у своего сына, который живёт там уже более 20 лет.
Поистине жизнь неистощима на неожиданности! Сын Плотникова Григорий после окончания факультета романо-германской филологии служил в Группе Советских войск в Германии, в десантных войсках. Во время учений русские и американцы высадились друг перед другом, и не оказалось переводчика. И Григорий вызвался переводить. Командующий его заметил и оставил у себя. После окончания службы Григорий остался там служить. Защитил диссертацию в Лейпцигском университете, преподавал русский язык на кафедре военного училища стран Варшавского договора. А затем женился на немке Урсуле. Теперь его сын Михаэль, Миша — внук Плотникова — имеет германское гражданство и служит в немецкой армии. Вот ведь как жизнь повернулась!..
В первый раз они с женой Вероникой Анатольевной поехали к Хумберту в 1995 году. А до этого ездили навестить сына. Как раз у них там и младший внучек родился, Степан… Веронике Анатольевне не так проосто оказалось оформить визу: вопрос почему-то в райкоме партии решался, ехать ей или не ехать. Сидели на комиссии старички — один спит, другой дремлет, а третий спрашивает её:
— В Родезии какая сейчас власть?
И что-то ещё в этом роде… На все вопросы Вероника Анатольевна отвечала, но когда спросили про Родезию, вспылила. Хорошо, представительница горкома присутствовала, блондинка, успокоила её… В общем, разрешили ей совершить поездку в Германию, увидеть внука.
…И вот Хумберт и Плотников встретились. Плотникова тронули интеллигентное лицо Филиппа, его доброжелательность. Восхитило обаяние его жены Евы. Оценил Плотников и огромный дом Филиппа, великолепный сад. Добрый хозяин Хумберт! Лужайки перед домом подстрижены. Не земля, а что-то мягкое, ходишь, как по коврику.
Встреча была непринуждённой, радостной. Три дня гостили. Филипп с женой возили их в Бонн, показывали достопримечательности. Были в Бухенвальде. Много говорили о Сталинграде… Хозяин дома вспоминал и русский плен, в котором он пробыл в лагере в Красноярске 5 лет. Но настолько сердечная была беседа, что тяжесть воспоминаний быстро рассеялась. Были и военные байки, и просто шутки. Плотников даже высказался в том смысле, что и он тоже пришёл с войны — и сразу в плен сдался. Своей жене… И 54-й год уже у неё в плену. И не думает освобождаться.
Сын Плотникова Гриша помогал беседе, был переводчиком. И здесь тоже произошла забавинка: Филипп отметил, что Григорий до того хорошо говорит по-немецки, без всякого акцента, что и не подумаешь, что он русский!
Жена Григория Урсула тоже была в гостях у Хумберта. Она владеет русским языком — понимает всё. Григорий в шутку говорит, что жена у него «как умная собака: всё понимает, а сказать не может». Вот так породнились семьи некогда воевавших народов, победителей и побеждённых.
…Из многочисленных деталей благоустроенного быта Германии Плотниковым запомнилась и такая: коровы на германских лугах пасутся свободно, ходят-ходят, а никуда не уходят. Почему не уходят, а пасутся там, где велено? Как оказалось, там протянута проволока, а по ней пропущен ток. Ма-а-аленький. Корова подойдёт, её стукнет — она и обратно.
А в одном из местечек у частного озера Михаил Ильич увидел табличку: «Озеро открыто до 8 часов вечера». И калитку на цепочке. И рядом — кассу для билетов. Удивился, что в озере никто не купается. У нас, подумал, давно бы залезли и никакие надписи не остановили бы!..