Графа пятая

Владимир Голубчиков
Климат – резко континентальный
Мне, прожившему век в Сибири,
Был понятен, а если брать шире,
То и образ мыслей, ментальный
 
Климат общества, также понятен,
Это - чёрно, а это вот - бело,
Это - блажь, а вот это - дело,
Этот - наш, потому что нет пятен
 
И мест тёмных в его биографии,
Даже в пятой графе всё чисто...
 
2.
Я был наш, а то, что не чисто,
Разрез глаз на моей фотографии
 
Говорит, но я вырос в Сибири,
А в Сибири и с глазом узким
Ты окажешься своим, русским,
Если ты не будешь настырен,
 
Когда паспорт общегражданский
Получать твой черёд придёт,
Не упрёшься, что ты - ойрот,
Что алтаец, меркит и род ханский
 
Твой древнее, чем род Чингиз - Хана,
Что Чингиз дочь меркитского хана
В жёны взял, что она Бату - Хана
Была бабушкой, - так я у Яна
 
Прочитал в своё время в трилогии
И был рад, что название рода
Через тьму лет прошло, но я сроду,
В силу климата, как и многие,
 
Доверял по природе Судьбе,
Или знал, что нет смысла бодаться,
Что нет права в крови разбираться
В земном мире ни голытьбе,
 
Ни царям, королям и ни ханам,
Что в крови искать правду - напрасно,
Что у всех в этом мире кровь красная,
Правда, исстари самообманом
 
А скорей всего, чтоб править миром,
Было легче, про кровь голубую
Сложен миф, но в жизни такую
Кровь ни кто не встречал, и я миром
 
Разошёлся с родимой милицией
С серым паспортом, совсем взрослым.
 
3.
Правда в мать я пошёл, низкорослым
Был в то время, а круглолицым
 
Как родился я, так и остался,
Но тогда я был кровно обижен,
Что ни кто и не думал поближе
Разобраться, откуда я взялся
 
Из какого рода и племени,
Или просто, хотя бы спросить, -
Кем хочу я по паспорту быть?
А я очень хотел к тому времени
 
Быть алтайцем, как моя мать,
Я гордился тем, что прохожие
Удивлялись, - Балам, похоже,
Ты, однако, ни дать, ни взять,
 
Будешь сыном Лёли Зарибко?
Что учительница в первой школе,
Называла меня часто, - Лёля!
При всём классе, но я за ошибку
 
Не держал на старушку обиды
И под смех одноклассников дружный
Шёл к доске, будто знал, что не нужно
Никогда, пусть даже для вида,
 
Ни за что на людей обижаться
Ни судить людей, ни осуждать.
 
4.
Я не мог быть таким, как мать,
И не мог я за кровь сражаться
 
Или лить кровь ни в чём не повинную,
Как прапращуры ханы с улыбкой,
Потому что моя мать, Зарибко,
Крови ровно на половину
 
От отца, белоруса, впитала,
Но от этого - ни обличием,
Ни восточным крови обычаем, -
Белорусской моя мать не стала,
 
А была алтайкой, по матери,
А я, сын её, русским записан,
По отцу, как видно, не писан
Закон крови, но обязательно
 
В этом Мире, людьми разделённом
По законам кулачного права
На клочки, чтоб законно им править,
Создав климат определённый
 
На своём клочке законодательно,
Проводя в Жизнь девиз Тамерлана,
Про родство с ним не знаю, но хана,
Что власть только тогда состоятельна
 
И способна людским миром править,
Когда люди разделены!
 
5.
Тот завет седой старины
Воплощён в Жизнь системой правил
 
И законов, но соус различный,
Разделяя вкус местных традиций,
Подливает власть, так за границей,
Где умеренный климат, в чём лично
 
Убедился здесь, в смысле природы,
Но дождливый, что люди зонтами,
А не так, как у нас, паспортами,
Прикрываются от непогоды,
 
В данном случае, климата общества,
Того, где я рождён, не германского,
Где без счёта кровей рода ханского,
Меня немцем, как всех, без отчества
 
Записали, заметьте, что в пятой
Графе паспорта - аусвайса,
Из которого, и ни пытайся,
Потому что в пластик упрятаны,
 
Вместе с пятой все графы надёжно,
Ты не вытравишь, что там означено.
 
6.
Я смотрел в аусвайс озадаченно
И подумал, что очень возможно, -
 
Скрупулёзные немцы, тщательно
Разложив мою кровь на пропорции,
Подсчитали, что в большей порции
Не отца кровь во мне и не матери,
 
А та кровь, что я пил, словно воду,
Четверть века высасывал вволю,
Кровь жены, но процент алкоголя, -
Чисто мой, - это в нашу породу.
 
7.
С той поры, пусть не четверть века,
А три года всего миновало,
Но и три года - это не мало,
Чтоб сменилась вся кровь человека,
 
Чтобы на дух исчезли промили,
Ни следа не оставив, ни запаха.
 
8.
Не дожди промозглые Запада
Мою кровь и мозги промыли,
 
А Судьба моя - долюшка кровная,
С той Судьбой, что зовут половиной
И с Судьбой, что в миру звать Линой,
Взявшись дружно, с дорожки неровной
 
Отвели, чтобы, как очищение,
Лёд воды в новогоднюю ночь
Восприняв, нашёл силы помочь
Сам природе своей и прощение
 
Заслужить смог за то, что Ненастье,
А не Солнце, пустив в свою Душу,
Закон главный Природы нарушил, -
Закон Жизни земной, закон Счастья,
 
Найдя в сердце слова сокровенные,
Задушевные, те, что немыслимы
Были прежде и новыми мыслями
Делясь с миром, не телу бренному,
 
Но Душе оказал подмогу
И Природе, Любовь источая,
Словом чувства Души истончая,
Словом, вымостив к Храму дорогу.
 
9.
Слово я не любил, как мать,
И к поэтам, и прочим писателям
Относился весьма отрицательно,
Потому что не мог я понять,
 
Зачем чувства и мысли поэты
Изливают на свет в рифмовках,
Оттого, может быть, что ловко
Умел сам рифмовать куплеты,
 
Как отец, как сестра и как дядя,
Моей матери родной брат.
 
10.
Он был тоже алтайцем, но вряд,
На него кто-нибудь глядя,
 
Белоруса в нём мог бы признать
По отцу, как, в свою очередь,
Мои сёстры, дядины дочери
Записались в алтайки, не в мать
 
У которой запись - не та
В графе пятой: национальность,
Та, которая нашу ментальность
Раздражает с тех пор как Христа,
 
Кстати, тоже еврея, распяли,
На кресте свои братья евреи.
 
11.
Правда, если быть поточнее,
То евреи Его с креста сняли,
 
А поскольку тогда Иудеей
И полмиром ещё правил Рим,
То лукавим, когда говорим,
Что Его кровь пролили евреи...
 
12.
Разложился давно Древний Рим,
Скоро будет две тысячи лет,
Но его окровавленный след
Волочится по судьбам людским,
 
Оставляя кровавые пятна,
До сих пор, даже в наше время
Метя всё Моисеево племя,
Как клеймом, но графою пятой.
 
13.
У меня даже есть подозрение,
Что нужна кой-кому графа пятая,
Чтобы следа кровавого пятна
Оставались всегда в поле зрения,
 
Всех ревнителей крови и веры,
Уводя их по ложному следу,
В лютой ненависти к соседу
В мракобесов и изуверов
 
Превращая людей намеренно,
Потому что в кровавых раздорах
Жить правителям очень здорово.
 
14.
Я об этом сужу так уверенно,
 
Может быть, потому что кровь ханов
Сохранила мне информацию
Про их нравы и ту ситуацию,
Когда, кровью в безмозглых баранов
 
Превращая людей, на заклание,
Как когда-то баранов, встарь,
Не Богам, а на власти алтарь,
Вели свой народ под камлание
 
Верно служащих власти шаманов,
Попов, позже - пропагандистов,
Мастеров современного свиста,
Я и сам был в их шкуре, не стану
 
Оставлять этот факт в стороне
Или скромно молчать об этом.
 
15.
Я из шкуры лез, чтобы светом,
А не кровью, в родимой стране
 
Наполнялось людей сознание,
Светом знаний и светлой верой
В то, что время прошло изуверов, -
Все мы братья, что светлое здание
 
Новой жизни построим вскоре,
Для начала в отдельной стране,
И пусть там, на той стороне
Задыхаются в злобном хоре
 
Их продажные пропагандисты,
Черня светлые идеалы, -
То до этого - дела мало.
 
16.
Впрочем, то, что дело не чисто,
 
Как и многие, я видел смолоду,
Но считал, что пора подозрения,
Жажды крови ушли, и прозрение
Наступило с тех пор как с голоду
 
Умирать перестали люди.
«Добросовестное заблуждение» -
Мог бы суд дать определение
Точки зрения, но не буду
 
Рассуждать о судебной теме,
А вернусь назад, к "нашим баранам".
 
17.
К кровной теме, с которой не стану
Отрицать, я чешу своё темя,
 
Могу точно сказать, больше года
Хотя мог бы давно ставить точку,
Потому что уверен, что точно
Знаю я графы пятой природу:
 
Что не запись в графе специальной,
Только климат среды обитания
Тот, в котором шло воспитание,
Климат, прежде всего, социальный,
 
Без разбора рода и племени,
Без учёта корней конкретных
Или данных лица портретных,
Создаёт, но с течением времени,
 
Мир Души, Мир понятий и образов
Восприятия Мира конечного.
 
18.
Небесспорен такой взгляд, конечно,
Но я сам себе таким образом
 
Объяснил, что национальность, -
По крови в том, прежнем мире,
Справедлива, но мир стал шире,
И теперь пустая формальность,
 
Занесённая в графе пятой, -
Будто кровь, разделяет людей.
 
19.
Вот и всё. Но мой друг, еврей,
Вдруг задал мне вопрос занятный:
 
- Ты скажи, как родной, Володя
Может быть я теперь не еврей, -
 
Если мне неизвестных кровей
Литра три закачали, то вроде,
 
Так выходит, что не разобрать,
Какой стал тут национальности?!
 
По всему - еврей, а в реальности
Страшно думать - кем я мог стать!
 
Я напомнил тогда, что закон,
Заведённый с времён Моисея,
Ведёт крови отсчёт для еврея -
Только матери кровью, и он,
 
Чистокровным евреем остался, -
Кровь сменить можно всю до дна,
А мать в жизни всегда лишь одна,
Подмигнув ему глазом алтайца.
 
Hof, den 02.02.97 - 28.04.98