Часть 4.
Шёл конец марта 1944года.
И в один из этих мартовских дней среди дня в квартире Ухиных зазвонил дверной звонок. Кирилл Петрович сильно состарившийся, сгорбившийся, тяжелой, шаркающий походкой медленно подошёл к двери и приоткрыв её на ширину цепочки спросил простуженным голосом:
- Кто? Кого надо и что, вам надо?
- Кирилл Петрович это я Тома, ваша невестка, откройте, пожалуйста.
Мне нужно забрать у Вас мои гражданские платья.
- Тома! Ольга, Ольга иди скорее сюда! Тома вернулась!
И неестественно быстро сдернув цепочку, он широко распахнул дверь и увидел женщину, стоящую в военной форме с грудным ребенком на руках.
Она переминалась с ноги на ногу и смущенно улыбалась.
К двери подошла Ольга Петровна и окинув невестку изумлённым взглядом произнесла:
- Здравствуй. Проходи в дом.
Тома вошла и скороговоркой начала объяснять Ухиным, что она вышла замуж и у неё сын, а к ним же пришла только за своими вещами.
Бывшая свекровь слушала её и беззвучно плакала, прислонившись к стене, словно боялась упасть.
- Ну, вот всё и сказала. - закончила Тома и переложила ребенка с одной руки на другую.
- Ой, что же мы тебя у двери держим. – сокрушилась Ольга Петровна - Ты раздевайся и проходи в комнаты. А мальчика давай я подержу, не бойся, не уроню.
- Кирюша помоги ей, пожалуйста.
Тома протянула сына свекрови и не спеша, стала расстегивать пуговицы на шинели.
А Ольга Петровна, осторожно взяв ребенка из рук Томы, прижала его к груди, и аккуратно ступая, по намастиченному паркету понесла в гостиную.
Раздевшись и переобувшись в комнатные тапочки, любезно предоставленные Кириллом Петровичем, Тома вместе с ним вошла в гостиную.
В ту самую гостиную, где когда-то часто с обожанием смотрела на свою первую любовь и была счастлива.
В комнате всё было, как и прежде только портрет Жени, написанный его дедом был окантован черной лентой.
Молодая женщина подошла к портрету и протянув руки сказала:
- Здравствуй любимый. Я пришла. Я вернулась с фронта.
Но я уже другая и у меня другая семья.
Прости меня – если считаешь, что я не права.
Но ты сам мне всегда говорил:
- «Жизнь как река не может стоять на одном месте. Она должна течь, идти к своему морю».
Меня полюбили – я ответила…… Наши реки слились и дали жизнь ещё одной новой реке. У меня сын.
Это жизнь, но ты никогда не уйдешь из моего сердца. Моя первая и самая большая любовь.
Для тебя и ради твоего счастья я была готова на всё.
Ты в моей памяти навсегда.
Спасибо тебе любимый, что ты был, и что я знала тебя.
Умолкнув Тома, стала нежно гладить лицо Жени на портрете. Но, не успев пройтись пальцами даже по одной щеке - она услышала слова Ольги Петровны:
- Кирилл, что я наделала? Что мы наделали?
Зачем не давали Жене жить с его Томой по настоящему, по-людски в их браке.
Он погиб и ничего не осталось, а ведь этот чудесный малыш мог-бы быть нашим внуком.
Что же я наделала неразумная! А теперь что?
Только горе и пустота будет в нашем доме, до конца дней наших, и не продолжится род Ухиных. На нас с тобой Кирилл, и закончится, и канет в небытие.
- Что ж сестра, за гордыню нашу платим. За гордыню.
Сами виноваты во всем – утирая скомканным платочком мокрое от слёз лицо - добавил Кирилл Петрович к стенаниям Ольги Петровны.
Тома попыталась успокоить Ухиных, но почувствовала, что не может и вышла в другую комнату собирать свои вещи, за которыми пришла.
Быстро покидав их в свой маленький довоенный чемодан - она вернулась попрощаться.
Прощание было слёзным, но коротким.
Прикрепив на спину чемодан – как на фронте рюкзак, Тома взяла на руки сына и ушла из дома Ухиных навсегда в другую жизнь, в другую любовь.