Трилогия "У перекрёстков".
Книга вторая.
первая:Булава скифского царя".
..................................
Лавочка.
Антарктида:
Море Росса:
Наше время:
- Куда летим?
- На север, на север, на север.
- На сервер? – недослышал, или сделал вид, второй ангел. Пока он не имеет Имени.
- Сам ты - сервер, – хмыкнул Коротышка, хрястнув от души по голубизне торосов руками-лучами. Пингвины же продолжили топтаться и базарить, будто никого и не было рядом с ними.
- На север – сказал, до толе не вступавший в разговор Молчун.
- Молчун, а ты уверен, что Путник именно там? – спросил второй.
- Вот «дуня» - захлопал снова лучами Коротышка и оплёл ими словно сетью меридианов и параллелей всю Антарктику, нарушив на мгновенье работу станций.
Спустя минуту в километре от пингвинов, раздался каркающий зловещий хруст ожившего ледникового шельфа. Отколовшийся айсберг, взорвал мнимое спокойствие страны вечного холода и безмолвия, взметнув сотни тонн фиолета воды. Пингвины ненадолго умолкли, одновременно, повернув шеи.
Ангелы к тому времени пересекли Африку, ненадолго задержавшись на верхушке большой пирамиды. Коротышка не преминул, пощекотать своими лучами зад Сфинкса.
- Он всё равно не отреагирует – заметил Второй.
- Время не пришло – вздохнул Коротышка, и почесал за ухом верблюда с седоком – древним сухим стариком. Верблюд чихнул и заревел, чем разбудил старикашку.
– Где же наш Путник, чёрт его дери. Облазили всю планету, а он словно в воду канул. Смотрящий хотя бы намёк дал, где искать мужика, или фоту, на крайняк.
- Он не знает, кто Путник – хмуро заметил Молчун. – Никто не знает.
- Странно,.. а я знаю – заёрзал Коротышка. – На север. По легенде - Жрец прилетит с севера на белой птице.
- А ты это видел – Второй ангел трансформировался в известную комбинацию из трёх пальцев, в ответ на что, Коротышка изобразил сжатую в кулак ладонь с пронзившим атмосферу Земли средним пальцем.
- Нам - на север. – Молчун показал в низ, на вход в пирамиду Хуфу, глядящий на север и остатки обломков пробитого прохода, где толпилась очередная партия туристов и скучающие охранники-часовые.
- На север. Я согласен с тобой, Коротышка, хотя легенда о белом жреце на белой птице может и врать.
***
У каждого из нас, на свете есть места
Куда приходим мы, - на миг уединиться
Где память, как строка …
И. Тальков
Это был самый обыкновенный городской зной середины июля, когда совсем не хочется болтаться по городским, пашущим жаром улицам и уж тем более работать. Отупляющая жара убивает мысли, оставляя одну: «эх сейчас бы куда-нибудь на север». А в это время, такой же чудак, чешет затылок на Шпицбергене и попивая чаю, мечтает окунуться в наш зной. Так уж устроена человеческая порода и ничего тут не проделаешь.
Пиво не успевает охлаждаться, хотя все продавцы и надписи, наперебой врут: «Ледяное ПИВО». Фиг вам, а не ледяное пиво. Ледяным оно может быть только на полюсах в это время года. Ну, ещё утром – куда ни шло. Эх, придумал бы какой чудак: открываешь дверь некоего пространственного портала и оказываешься на полюсе – плюхнулся в полынью и обратно, к морю, чтобы погреться. К сожалению, возможно, сие действо только в фантастических произведениях. А жаль!
Глаза щурятся, устав от слепящего солнца и одуряющей жары. Ничего не хочется. Ни-че-го. А от холодного пива через час раскалывается голова, требуя повторения.
На небе ни одной тучки и ни одного намёка на смену погоду. Воздух застыл и не шевелится поникшая листва и желтеющая трава по обе сторону лестницы. Три марша бетонной лестницы, по сторонам которой приуныли молодые тополя, поднимаются от полосы песчаного пляжа к цивилизации и пашущим жаром машинам в мареве городских дорог и выглядывающим коробкам многоэтажек.
Приезжие, порядком одуревшие за день от жары и добросовестно отбывшие очередной день у моря, зашевелились, поглядывая на скрывшееся в городе солнце. Покрасневшие и шоколадные тела разнообразных комплекций, вздохнули с облегчением, намаявшись за день с детьми. Ещё месяц назад, стремившиеся к югу больше не хотят ни моря ни песка ни отдыха. Быстрей слинять и оттопырится у кондишена, попить холодного-холодного. И, ни о чём не думать. Если бы не дети и внуки, то никакая мировая сила не сдвинула их с места и на целый день поперла на пляж, медленно сходить с ума. Но это сейчас… Дома, они будут хвалиться и торжественно, наперебой показывать знакомым и родственникам свой неповторимый загар, рассказывать о лёгком бризе и криках чаек, ((которые давным-давно перекочевали на городские свалки)) и неповторимости морского пейзажа; показывать фотографии и видео на водных мотоциклах, с одной тайной мыслью: «езжай, езжай голубок. Сам увидишь»!
Какая в принципе разница, где пить водку: в Сан-Антонио, Лондоне или Таганроге.
Приезжие, радуясь окончанию мук на сегодня, лениво отряхивали подстилки от прилипших песчинок и ракушек и лениво тянулись к ведущей вверх от пляжа бетонной лестнице с потрескавшимися ступенями. Дети, конечно же, протестовали, требуя продолжения праздника, но у взрослых в запасе всегда весомый аргумент в виде невиданного мороженного, шоколадок, игрушек и прочая, прочая.
Раздвоенная в середине подъема лестница снова соединялась, и через 67,5 ступеней выходила на обзорную площадь, где можно было посидеть у обрывающего склона и полюбоваться открывающейся панорамой моря с впаянными в горизонт сухогрузами. Справа от лестницы зазывало в прохладу неоновая вывеска кафе «Чайка». Современное здание в два этажа с широкими балконами для панорамного обзора моря и возможностью при наступлении ночи любоваться звёздами, лунной дорожкой, и наслаждаться морским воздухом, плеском волн и стрекотаньем сверчков.
- Нам пора, солнце заходит.
– Да - Высокий мужчина лет сорока, нехотя согласился, кивнув спутнице, - среднего роста крашеной и самую чуть, полноватой блондинке.
– Да, пора – обречённо подтвердил он. - Диск слепящего скоро зайдет за горизонт, и мы снова..- договорить ему спутница не дала: – Ты опять про диск слепящего, а я просто рада, что спустя столько лет после школы мы встретились.
- Люд, пойдем, посидим в кафе, ты ведь не торопишься, – с надеждой спросил Степан. Блондинка тряхнула волосами и притворно рассмеялась, скрыв грусть: – Зачем? У тебя семья. – Она натянуто засмеялась и сменила тему. - Посмотри на вон того смешного пса. Он, наверное, кого-то ищет, правда?
- Наверное, он… - Люда зажала рот собеседнику. – Не нужно, пожалуйста. Я прошу тебя. – Степан неожиданно поцеловал шею спутницы, от чего женщина вспыхнула и попыталась отстраниться, но Степан не отпустил.
– Иногда мне кажется, что я здесь был, – задумчиво сказал он, повернувшись к морю: - Да, был, но в будущем. Это произошло ночью, и здесь собралась моя семья, друзья и близкие, а тебя здесь почему-то не было. Была незнакомая девушка с собакой, напоминающей этого щенка. Не знаешь, - почему тебя не было? Странно, не в прошлом, а будущем, потому как Костя с женой – Леной и внучка, а внучки у меня ещё нет. Я и имя знаю. Её назовут…
- Это твои фантазии Стёпа. У тебя, их и в школе было предостаточно. Одни рассказы о скифах чего стоят. – Женщина тяжело вздохнула, будто решала сложную и не имеющую никаких решений задачу.
- Чем ты сейчас занимаешься, Стёп? Небось, докторскую защитил.
- У меня малое предприятие, с небольшим штатом Строительство и ремонт. Кстати, - он показал на кафе: - Это моя работа.
- Как? – встрепенулась собеседница. – Строитель? Тебе в школе пророчили большое будущее в гуманитариях, а ты по линии строительства. А история,… - почему?
- Историю творить нужно, а не рыться в пыли архивов, – попытался отшутиться Степан, но Люда почувствовала, что он чего-то недоговаривает, и расспрашивать не стала. Мельком заглянув в глаза школьному товарищу, заметила знакомые огоньки и догадалась, что Степан еле-еле сдерживает себя. Она не стала мешать. Степан не выдержал и с жаром произнёс.
– Я написал о них на уровне докторской, но в Киевском универе, меня не захотели слушать. Теперь другие высмыкивают фрагменты моей работы и защищают диссертации под своими именами. Я не обижаюсь на них. Ведь разместил я свою работу на своём блоге, будучи студентом пятого курса технического института Мариуполя.
- Я помню, как ты спорил с комиссией на выпускном экзамене по истории. В нашем классе все ведь знали, что ты мог преподавать этот предмет, но из-за твоей горячей натуры и безаппеляционности, от тебя отворачивались. Когда первые 8 учеников нашего 10-А взяли билеты и готовились к экзамену, - помнишь… а мы перепроверяли шпаргалки в коридоре. А помнишь надписи на дверях:
Тихо!
Идёт экзамен.
- Помню, – улыбнулся Степан – я тогда был зарвавшимся мальчишкой.
- Ещё бы! - Люда хохотнула. – Мы тогда все переполохались. Стоим мы, готовимся – кто, куда прячет шпаргалки и, вдруг на всю школу твой дикий крик.
«Да плевать я хотел на ваш Рим. Наши дороги ведут в Скифию»! В классе настала жуткая тишина. Все всполошились и забегали. Мы заглянули за дверь, а там ты чихвостишь наших историков, и членов экзаменационной комиссии. Я до сих пор не пойму, как они тебя не выгнали, а потом поставили пять баллов с плюсом. Так и поставили в ведомости – 5 и +. А потом, на выпускном, когда наш историк вручал тебе грамоту по истории, я ведь стояла рядом и слышала его слова, не те которые он говорил в микрофон всей школе, а тебе. Ты извинился за своё поведение, перед учителями, но слова нашего историка Валентина Петровича я запомнила. Могу повторить.
«Стёпа, когда закончишь работу, пришли, пожалуйста, мне один экземпляр. Ты заинтриговал.
- Я отослал ему. Сейчас он на пенсии. И ты знаешь, каков его приговор по прошествии лет? – Степан грустно улыбнулся. Люда вздрогнула.
- Можешь не говорить. Я догадываюсь. Валентин Петрович повторял одну и ту же фразу, если ему нравились наши ответы. Он говорил всего- то. «Нормалёк» и это было выше любой оценки. – Степан снова улыбнулся и обнял одноклассницу. Люда, почему-то не отстранилась от него, поймав себя на этом однозначно неправильном поступке; она прислонилась к плечу и запрятала лицо, поняв, что попала в десятку. Степан тихо спросил.
– А ты, ты стала врачом?
– Нет, - Люда отрицательно покачала головой. - У меня тоже не сложилось, как хотелось бы. Я рано вышла замуж, родила. Муж погиб за рулём автобуса. Пришлось тяжко. Я – обыкновенная торгашка. на рынке. Несколько своих торговых точек, а иногда мне снится операционная и тогда хочется бросить всё к чёртовой матери и пойти учиться, но возраст. А хочешь, - она поднялась, - поехали, посидим ко мне. К чёрту кафе. Дочь - студентка филармонии, младший работает в приморском кафе… Посидим и вспомним. С балкона моей квартиры обалденный вид на море. И никто мешать не будет.
- Поехали. Я – за. Зайдём только, возьмём чего выпить. – Люда зарделась и шутливо погрозила пальчиком.
– Никаких неожиданностей, иначе – прогоню и не посмотрю на твой рост и.
– И?,- Степан засмеялся. Он наклонился, отряхнул ступни неожиданно замершей одноклассницы от песка и, не спеша надел ей туфельки. От каждого прикасания рук Степана, ей казалось – вот-вот и она сойдёт с ума. Она посмотрела на посеребрённую сединой голову одноклассника и, сдерживая себя, тихо вздохнула, а потом тряхнула причёской. «Ну и пусть. Что будет, то и будет» подумала она и посмотрела в сторону кромки пляжа на одинокого молодого пса…
А потом они поднялись с лавочки и направились к лестнице. Ей не нужно было быть большим психологом, чтобы понять – что происходит на душе у Степана. Подобное, за последние много лет происходило и с ней.
***
В тишине и плёске волн, вечер незаметно переходил в ночь. Солнце давно скрылось; об ушедшем дне напоминала узкая полоса света у линии горизонта. В потемневшем небе, словно на фотографии, начинали проявляться светлые фонарики звёзд и огрызок яблока луны. Невидимый электрик включил освещение городских улиц и проспектов. Замигали неоновые вывески магазинов, бигборды реклам. Такси и авто зажгли фары. В лучах этих фар нередко оказывались зазевавшиеся пешеходы и влюблённые парочки. Водители, проорав вдогонку зевакам стандартный набор ненормативной лексики, катили дальше – каждый по своим делам, радуясь знанию языка и умением популярно изъясняться. Когда в очередной раз, у стоянки раздался звук клаксона и крик водителя, Он и Она переглянулись и, не сговариваясь, дружно захохотали.
С балкона девятого этажа неправильного дома открывался великолепный вид на море. Многоэтажки несколько мешали, но всё равно – здесь было лучше, чем в кафе. Жара уже спала, но, тем не менее, зной ещё не сошёл. Дороги и дома отдавали жар, накопленный за день, создавая дрожащую пелену восходящих потоков. Город отдавал тепло, подставляя свои сооружения под лёгкий и прохладный бриз. С балкона девятого этажа неправильного дома, - вдали, - маячил островок похожий на треугольник. Серый треугольник моего Азовского моря с подвешенными молчаливыми звёздами и огрызком яблока луны.
– Мне нравится смотреть туда, – сказала Люда и продолжила. – Жалко, отсюда не видно лавочку. Я часто езжу туда. Особенно когда дурное настроение.
- Странно – ответил Степан. - Я тоже часто бываю там, но мы ни разу не встретились.
- Не нужно, пожалуйста, Стёп. Мне вот интересно – тот пёс ещё там? – Степан пожал плечами.
***
Молодой пёс не ушёл. Он находился на том самом месте, где он и она распрощались с ним и пляжем, угостив напоследок.. Он бесцельно скитался по узкой полосе пляжа, изредка поглядывая на застывшую в штиле лунную дорожку. Только что последняя компания покинула пляж и он остался один. Сам на сам. Он обходил пляж и тщательно принюхивался, тщетно отыскать знакомые запахи. Казалось – он ищет кого-то близкого и не может найти. Внезапно пса что-то насторожило. Он резко обернулся и вздрогнул. Никого не было, однако это не успокоило пса. Что-то изменилось в окружающем мире, но что? Он посмотрел на лестницу, потом вправо – вверх на кафе и медленно плывущие фигурки танцующих пар. Оттуда вкусно пахло, но всё же что-то происходило. Идти к кафе не хотелось. Несколько дисков слепящего назад, у того кафе, его побили подвыпившие парни. Не от злобы. От алкогольного угара и желания показать себя. Больше он не приближался к кафе. Не хотелось больше испытывать судьбу. Хотя его и звали молоденькие официантки, он не хотел идти туда. Утром, рядом с кафе он находил остатки еды в металлической блестящей тарелке. Это оставляли ему.
Пёс снова принюхался и посмотрел в сторону лавочки. Его.- ЛАВОЧКИ. Там никого не было. Но он не мог ошибиться. У его лавочки, как подсказывало чутьё кто-то был и это очень не нравилось псу. По всему телу пробежал озноб: поднялась шерсть и за зубах появился оскал. Он громко залаял в сторону лавочки. Ответа не последовало. Некоторое время он неподвижно вслушивался и всматривался в лавочку, но так и не увидел никого. Пляж был пустынен и единственный, кто находился здесь – это он и шум прибоя... Он и его любимая кость. Больше – никого.
Прошло три диска слепящего, как он не расставался с этой самой обыкновенной костью.
На первый взгляд – самая обыкновенная куриная кость, обыкновенная, но не для него. На ней давно не было мяса. Другой пёс, на его месте давно бы сгрыз её, другой, но не он. Она была более, чем простая кость, для него молодого лохматого пса, ничем не выделяющегося среди других бродячих собак неопределённой породы. Кость была целым миром с галактиками и туманностями, звёздами и планетами, растениями и животными. По иному – необъятным миром и великой реликвией жизни для его собачьего сердца. Правда, сказать об этом он всё равно не мог. Ибо не умеют собаки говорить и писать стихи. Они умеют чувствовать. Говорить, не их мир. Это мир людей.
Он медленно поплёлся к кромке воды. Бережно положив свою «драгоценность» между лап, пёс посмотрел в море и качающуюся дорожку луны в бликах. На смену штилю пришёл лёгкий бриз. Дорожка в море манила его и зачаровывала. Псу стало грустно.
Началось всё несколько недель назад, в день, похожий на сегодня – знойный и слепящий, когда в небе ни облачка. Когда нестерпимая жара заставляет искать тенистое место и пережидать день, наблюдая за лениво лежащие на песке тела, покрывающиеся равномерным загаром, а некоторые и красные как вечернее солнце.
В тот день, одурев от зноя и устав лежать, наблюдая за отдыхающими, он отправился на обход пляжа. Хотелось развеяться, а если что перепадёт от людей – поесть. Зачастую, одинокого пса, заглядывающего на трапезы отдыхающих, прогоняли. Он не обижался. Обычно это были те, кто приходил сюда, на пляж редко – местные жители. Он быстро научился определять их. Они вели себя не так как ведут себя приезжие. Море, они воспринимали должным образом, как своё и законное. Они редко радовались, даже наоборот – лица таковых были скучны и неподвижны словно маски. Таких он обходил стороной. От них было нечего ждать за редким исключением.
Пёс лениво брёл по песку, когда его окликнул звонкий голосок. А потом послышался заливистый смех. Поначалу он не обратил внимания, но остановился и с любопытством посмотрел на источник звука. В нескольких метрах сидела маленькая девочка и просеивала меж ладошек песок с ракушками. Она с неприкрытым интересом рассматривала лохматого пса и махала ему ручонкой. – Иди зи ка мне, ну иди. – Псу не нужно было объяснять значение жеста. Он направился к ней, а она поползла на четвереньках к нему.
Первым делом она запустила свои пальцы в шерсть и засмеялась. Псу захотелось улыбнуться, как это делают люди. Он в ответ завилял хвостом, чем ещё больше развеселил девочку, а потом посмотрел в сторону дремлющих родителей девочки. Ни мужчина, ни женщина не обратили ровным счётом никакого внимания на пса. Они лежали в полутени дерева и добросовестно принимали азовский загар, чтобы потом, после отпуска отвести его домой и рассказать друзьям и сослуживцам фотографии и придуманные истории о своём неотразимом отдыхе.
Отец девочки поднял голову. Пёс насторожился, но ничего страшного не произошло. Мужчина хмыкнул и вынул из пакета кроссворд. Вскоре он отложил и ручку, и кроссворд и стал с любопытством наблюдать за дочерью и псом. Женщина перевернулась на спину и посмотрела в сторону дочери.
– Коля, отгони пса. Он бродячий. Не хватало ещё заразы нам. - Пёс насторожился, а девочка не обратила ровным счётом никакого внимания на слова мамы. Отец девочки снял очки, но не поднялся.
– Надь, пусть играют. Как смеётся дочь. Разве это плохо? Как он кружит вокруг неё. Ха-ха-ха. Ха-ха-ха.
- Что там смешного Коля? Я не вижу. – Жена удивлённо посмотрела на продолжающего хохотать мужа. Наконец он вытер выступившие слёзы. Пёс притих и насторожился, а дочка посмотрела в сторону родителей и улыбнулась отцу бусинками глаз. Мать ничего не поняла. Она вопросительно посмотрела на мужа. Он понял немой вопрос и показал ей на раскрытую сумку. Она снова пожала плечами: – Я не понимаю, объясни. Что ты имеешь в виду?
- А ты внимательно посмотри. - Жена проверила продукты и закрыла пакет, а потом поглядела в сторону пса и всё вдруг поняла. В пакете не хватало куриной ножки. Она – вернее то, осталось от ножки, находилось у лап пса, а пёс смотрел на хозяйку и приветливо вилял хвостом… От громкого хохота родителей девочки проснулись соседи по пляжу. Соседка, толстуха, повернула свои телеса, тряхнув необъятными жировыми складками, засопела с ленивой злобой, заворчала и перевернулась.
– Нет покоя от этих приезжих. «Хи-хи, ха-ха», а взрослые люди. Нет покоя и здесь. – Её соседка закивала одобрительно и выразила ленивую солидарность: – Да впрямь не отдохнёшь у себя дома. Приезжают тут разные, а с головой нужно дружить. – На этом, израсходовав словарный запас, обе закрыли глаза и продолжили приём солнечных ванн.
Каждый диск слепящего, в одно и то же время, пёс приходил на это место. Они долго играли с девочкой. Родители не стали возражать, когда он прыгал и плавал рядом с дочерью. К нему привыкли не только они, но и толстуха – соседка и постоянные посетители. Каждый приносил чего-нибудь и угощал пса, а пёс, - он впервые чувствовал себя на седьмом небе. А чаще всего они играли у лавочки. Если девочка засыпала, он ложился рядом и не тревожил её сон. В один из дней произошло неожиданное – родители и их дочь не пришли. Пёс не находил себе места, в бесплодных поисках, обходя пляж. Толстуха успокаивала его, но это не помогало.
Не появилась девочка и в следующий день и ещё в следующий. Пёс грустил по ней, неизменно таская с собой косточку. Это единственно, что напоминало о подружке. Каждый день он приходил сюда и, не смыкая глаз, следил за приходящими на пляж, но она не приходила. Солнце слепило глаза, лапы обжигал горячий песок, но он упрямо оставался у лавочки, надеясь на лучшее. Однако – лучшее, почему-то не наступало. Диск слепящего уходил и возвращался, а девочки всё не было, а он всё ждал и ждал…
Сейчас, наступившей ночью, он с грустью смотрел на накатывающие с шипением волны и грустил. Волны шуршали и выбрасывали на песок обрывки пластиковых пакетов, кусочки тканей и прочий мусор цивилизации. Завтра, на рассвете, по пляжу пройдут уборщики и здесь, снова будет чисто.
Лунная дорожка качалась и манила его. Хотелось пойти по ней. Может быть где-то там – в дали миров находится подружка. Пойти, даже если придётся идти всю жизнь. Увидеть её и играть, забыв про всё на свете.
Пёс поднял морду к луне и первый раз в своей собачьей жизни протяжно и грустно завыл, вложив в крик всю боль. Луна молчаливо склонилась над морем. Внезапно пёс вздрогнул и обернулся к лавочке. Шерсть поднялась, он зарычал на невидимых свидетелей и бросился к лавочке. Но, но снова там было пусто. Пёс обнюхал лавочку и пометил, а потом вернулся к кромке, забрал свою реликвию и затрусил прочь.
Не мог он знать, что девочка в это время находится в больнице и доктора делают всё возможное для её выздоровления. А она, в бреду зовёт и зовёт своего друга и просит прийти к ней. Ей плохо без своего лохматого друга.
Не мог он знать и о том, что когда луна превратится в узкую краюху – произойдёт следующее:
В поезд, увозящий девочку и родителей девочки, на станции Сартана, впрыгнет в вагон грязный и лохматый пёс. Проводник и пассажиры не смогут остановить его. Вагон наполнится звонким и радостным собачьим лаем и смехом родителей девочки. Папа девочки даст проводнику несколько шелестящих бумажек и поезд повезёт счастливого пса в Киев. И, никто, никто больше не сможет их разлучить с девочкой. Никогда.
… пёс не ошибся. Лавочка не была пуста. Троица наслаждались темнотой и безлюдьем пляжа. Коротышка – хлопал кривыми линиями своих лучей, изображая явное неудовольствие и, ворчал, как старый дед: – Неужели нельзя спокойно отдохнуть. Достал меня этот пёс, гав-гавкало. Вообще, чего мы сюда припёрлись, а Молчун?
- Действительно, чего? – согласился Второй. За сомнения во всём и вся, за грустное и притворное веселье, друзья называли его «колеблющий».
Второй важно произнес, не глядя ни в чью сторону: – Наше место не здесь, правда, Молчун? – Молчун засопел в ответ, но ничего не ответил. Он не любил пустые разговоры. За угрюмость и нежелание общаться, так и прозвали его в среде ангелов – Молчун. Коротышка снова захлопал лучами – линиями и затараторил: – Айда, не то прозеваем самое интересное.
– Айда – согласился Молчун. Взлетев, перемахнули десятки кварталов города и оживлённые проспекты и улицы, троица удобно расположилась на парапете красного прямоугольного здания напротив балкона девятого этажа неправильного дома.
Рядом с домом, огороженная металлической оградой, расположилась полупустая автостоянка. Ближе к её выходу - разбитая автомашина. В ней не было никакой вины, но она приковывала к себе взгляды прохожих. Да, в ней не было вины – в ней чувствовалось какое-то будущее. Наверное с этой машины и началось всё. С машины и двоих людей, находящихся на балконе девятого этажа неправильного дома.
- Что это за строение, Коротышка? – не удержался Второй.
– А тебе какое до того дело. Будто не знаешь – съязвил Коротышка и замахал лучами. – Здесь храм Свидетелей Иеговы.
- И о чём они свидетельствуют, а?
- О чём, о чём. О сотворении. Как будто не знаешь... Свидетельствуют.
- А что, они были при том. – не унимался Второй.
– А ну, оба – заткнитесь, - Молчун грубо прервал друзей. - Мы не для этого здесь. Вся троица умолкла и уставилась на балкон. Там что-то происходило.
Степан отхлёбывал из кружки и сплевывал чаинки. Она глядела на него и молчала. Наконец она не выдержала. – Я не хочу разбить твою семью Стёпа. Не будем больше о том. А помнишь, как на уроке французского мы дурачились, а наша классная предложила провести урок на природе.
-Да, - тогда мы с тобой поцеловались. Тогда был листопад.
- Пожалуйста, Стёп, не надо. – Степан отставил чай и обернулся. Завари ещё чаю. Люда? Я…
- Нет, ничего не говори. Помолчи.
- Может мне уйти. Нескладно как-то получается. Мы ведь давно не дети.
- Не уходи. Я не знаю, как поступить.
Она скоро вернулась с подносом, на которой дымились две кружки с чаем и тарелка с печеньем.
– Прикрой двери, а то дым в спальню заходит.
– Ага, - Степан закрыл на шпингалет балконные двери и приблизился к ней.
– Люд, я не знаю где найти эти правильные слова. Со мной что-то произошло. – Он натянуто рассмеялся. Она приблизилась к нему и заглянула в глаза. – Я не знаю, Стёпа. Со мной тоже что-то происходит. Не уходи, пожалуйста, сегодня. А там, видно будет.
Коротышка снова ругнулся.
– Чего он молчит – дурак. Сколько лет мы смотрим за ним, а он – дурак-дураком. Я уже знаю все его привычки и слабости. С чего ты решил Молчун, что это Путник? Самый обыкновенный, как восемьсот прочих, за кем мы наблюдали.
- Это не я решил, – тихо ответил и махнул вверх. Ошарашенный новостью Коротышка и Второй раскрыли рты от удивления.
– Вот это да! – не удержался Третий, - но почему ты никогда не говорил об этом? Мог бы намекнуть. Что мы, не ангелы?
- Заткнитесь. Я и так вам много сказал. Возможно это тот день или та ночь, которая изменит всё.
Он приблизилась и крепко прижалась к нему. Степан обнял её и зашептал: – Наши сердца словно сумасшедшие. Ты слышишь, Люд?
- Да, - тихо ответила она, - я давно такого не ощущала. А ещё у меня такое чувство, что за нами наблюдают посторонние. Я боюсь, не знаю чего Стёпа.
- Ты как школьница, - улыбнулся Степан и, едва касаясь, погладил её волосы. Она всхлипнула: – Ну вот, этого ещё не хватало моя женщина. Может, посидим в кафе, или съездим к лавочке, а?
– Не, - Люда улыбнулась. Глаза её заблестели, а на щеках появились ямочки. – Впрочем, - я согласна. Подожди здесь, а я переоденусь, хорошо - мой милый?
Не дождавшись ответа, она освободилась от объятий и вышла в комнату. Степан вынул сигарету и торопливо прикурил. Тело стало расслабляться. Скованность начала проходить. Взгляд его скользил по многоэтажкам: их светящимся окнам, на гирлянды фонарей и редкие авто. Незаметно для себя, он остановился на трёхэтажном доме напротив. Он хмыкнул, выражая своё отношение к бездарному архитектурному сооружению из красного кирпича. Сооружение почти не имело окон, что позабавило Степана. «Похожее на тюрьму», подумал он. Если бы ему в этот момент сказали, что это храм верующих, он удивился бы ещё больше. Крыша здания напоминала смятую старую шляпу. Это ещё больше развеселило его. Он сам был строителем и потому знал – крыша любого здания – лицо архитектора и владельца здания. Внезапно ему показалось, что на коньке крыши сидят три странные фигурки. Он протер глаза и пристально посмотрел туда снова. Увиденное, не было миражом. «Наверное у меня глюки» - подумал он и ещё пристальней всмотрелся. Одна из фигур махала ногами, похожими на лучи и кривила рожицу. Наконец, фигура изобразила человеческую голову, открыла широко рот и показала длинный язык. Кровь в жилах Степана забурлила от негодования и такой бесцеремонной наглости. Он, что было духу, закричал на всю округу: – Ах ты, зараза, издеваться вздумал. А ну валите отсель, что вылупились как ненормальные!
- Стёпан, что с тобой? Кому ты так громко кричишь? – услышал он испуганный голос Люды и обернулся. Тут он и застыл, словно охваченный столбняком, сбиваясь и повторяя. – Ты, ты. Боже, какая Ты! - Волна восхищения и непередаваемых эмоций нахлынула на Степана и забросила в какой-то недостижимый и в то же самое время реально – близкий мир непридуманных ощущений и необъятного, в ширь и в высь захватившего всё его естество чувства, того, что люди называют – любовью. Время словно остановилось и замерло в безбрежии пространств, замерев в восхищённом взгляде вселенных и того, что их наполняет. Казалось – ничего больше в мире не существует, кроме двоих, молчаливо стоящих на балконе 9 –го этажа неправильного дома. Ни – че – го! Степан позабыл о доме и семье, да не в обиду это будет сказано некоторым из читателей, кто считает такое – изменой. Но, но не всегда любовь является изменой. Гораздо хуже откровенное враньё и попытки приукрасить самого себя, чтобы выглядеть в ореоле мнимой святости и величавости гордыни души.
Троица бестелесных сделала вид, что им неприятно взирать на пару людей. Они отвернулись, дабы не мешать, но коротышка так и норовил оглянуться, затушив свои линии и формы.
- Я, - улыбнулась она ямочками на щеках и подмигнула Степану, - а то кто ж. Кому ты так кричал, Стёпа? Что произошло? - Степан сбивчиво ответил. Тебе идёт это платье, а волосы распущенные как у ведьмы – сведут с ума любого. Когда ты успела? И косметика, ресницы вон какие.
- Ты не ответил мне Степан?
- Правда? Понимаешь, собралися на крыше соседнего дома трое артистов и смотрели сюда. Ну, я и не выдержал – послал их подальше.
– Не понялА - Люда удивилась ответу и подошла к раскрытому окну. Степана обдало запахом фиалки и одновременно – лаванды.
– И где же твои артисты – наблюдатели. Я никого не вижу. Степан посмотрел в сторону храма свидетелей. Троица была на том самом месте, но смотрели они в сторону моря. Степан осторожно перевёл взгляд на Люду и догадался – она не видит никого. Он притворно засмеялся и обнял её: – Я пошутил, моя королева. Ты рядом и мне приятно. Куда прикажешь отвезти тебя? В какое из заведений?
– Молчи, - она прижала ладонь к губам Степана. – Иди за мной. Я покажу – куда! – тихо прошептала она на ухо одноклассника и чуть коснулась губами его губ. – Я решила, что лучше всего будет здесь, у меня. Здесь никто не будет мешать.
- Ты решила. Ого, неплохое начало, – съязвил, усмехнувшись, Степан. – Женщина решает, а что остаётся бедному строителю?
- А бедному строителю нужно подчиниться – хохотнула Людмила. – Пойдём, поможешь мне. Ты зажжёшь свечи, расставишь стулья, а я – накрою на стол. Да, в холодильнике шампанское и коньяк. Это – тоже твои обязанности.
- Я свихнусь раньше от запаха твоих волос.
- А от остального? Учти, я хоть и бывший, но медработник. Свихнуться тебе я не дам. Хватит здесь торчать. А то снова кого-то увидишь – она показала на крышу дома напротив. – Пойдём, мой сумасшедший принц. – Она взяла его за руку и увлекла за собой.
– Пойдём, - согласился и не стал противиться Степан и добавил – моя ведьмина королева.
На журнальном столике в полумраке комнаты оплывали свечи, отбрасывая на стены две тени. Степан наполнил бокал шампанского, а себе налил коньяку. Люда помахала пальчиком. – Так дело не пойдёт. Степан шутливо склонился и притворно вздохнул. – Сдаюсь, - и, налил в свой бокал шампанского, а потом поднялся. – За нашу встречу! – вырвалось одновременно у них и раздался смех.
- Поставь музыку Люд. Что-нибудь спокойное.
- Не сейчас. Давай ещё выпьем Степан. Я ведь вижу, как ты смотришь на коньяк. А я – шампанского. – окей - Степан поднялся и обошёл столик. - Я хочу рядом с тобой, а не напротив. – Одноклассница снова шутливо погрозила пальчиком. – Если будешь приставать, выгоню. Присаживайся, но взамен я хочу, да – я хочу. – Людмила улыбнулась как в школе и продолжила. – Я хочу.
- Кого? - Степан сел и обнял её.
– Нет, ты не угадал. Выпьем, а потом ты почитаешь мне стихи. Свои. Ты ведь пишешь ещё? Или – нет.
- Очень редко, по настроению. – Степан выпил и поцеловал её. –Это за стихи. – Людмила обвила его за шею и долго не отрывалась от губ.
- У тебя губы сладкие?
- Я жду Стёпа, ты получил свою награду, а теперь расплачивайся.
- Награда меня порадовала больше чем орден или признание публики. У тебя губы.
- Всё! – решительно прервала его Людмила. Она откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Степан опустился на пол, вытянул ноги и сел облокотившись спиной о её колени. Она положила руки на плечи и скрестила их на груди Степана.
- Я написал это несколько лет назад. Какой из меня к чёрту поэт. Так – ассоциации. Если что и забуду – ничего страшного. Название простое – Созвездие любви. – Люда нетерпеливо толкнула его в грудь кулачком. Степан перевёл дыхание и начал декламировать..
Миры сошлись, перехлестнулись параллели
Взошла Сверхновая, пространство покосив
Галактики открыли рты, чуть позабыв о деле
Блеснув всхищённо глазами звёзд - слив.
Созвездий много, столько и названий
Но, сколько не ищи ты, не зови-
Найдешь там – имена, фасады зданий,
Но, не найдешь созвездия Любви,
Оно, в крови, в движеньи сердца,
Во вздохе, судорожном и немом,
Бескрайне- голубых озёрах детства,
Размытых памятью. Нет, нет – еще не все!
Чуть погоди, еще успеем – допить,
Эх, – наше, недопитое вино.
Не торопись, пожалуйста, спешить
От детства берегов балдея -
Остановись, присядь
и, вспомни…
Невыпитое
Жизнию
твоей –
Вино.
Рассеяно, созвездья зодиака
Взирают на неодолимую тоску
Спешащей матери, однако
Ей не догнать и не унять тоску.
Возьми их в ладонь, и всмотрись
В притихшие звезды обеих Медведиц,
Вздыхают украдкой они и. грустят
Долгой разлукой, всегдашних соседиц.
Мечтают о встрече они, как и мы,
Но, встреча та. не состоится…
Ругают они, и, оправдуют вечность,
Не ту, из которой придуманы мы.
Чрез тысчелетья, постоим, наверно..
Лишь веки передернутся волной.
Поскачут мысли быстрой серной
И, ступни окатит взволнованный прибой.
У перекрёстков всех немыслимых дорог,
На малой лавочке у кромки моря -
Сойдутся все миры, и улыбнётся бог.
На этом перекрёстке мира-моря.
Людмила наклонилась к Степану, прижалась к небритой щеке и прислонилась к плечу. Одноклассник и ещё не состоявшийся любовник, вздрогнул от теплоты прижавшейся женщины. Она, как и раньше зажала ему рот. Степана захлестнула волна. Он попытался развернуться и встать, но ему не позволили сомкнувшиеся руки Люды. Он не стал сопротивляться и затих, гася накатившее возбуждение. Некоторое время они молчали, бессмысленно наблюдая за пламенем свечей. Она ещё крепче обхватила его. Степан почувствовал как её ногти пронзают рубаху и впиваются в грудь. Боли не было. Степан удивился, но ничего не сказал, перестав понимать происходящее. Ещё не любовница, вплотную приблизила губы и жарко до одури начала обсыпать Степана поцелуями. Он вообще перестал соображать – что к чему, когда она разгорячённая, зашептала. – Извини, стёпа. Я причинила тебе боль.
- Да нет, что ты. Нет. Мне хорошо с тобой.
- Тебе хорошо, странно, действительно странно. – прошептала она, - тебе хорошо со мной, а я схожу с ума…я не отпущу тебя сегодня никуда, даже если весь мир перевернётся.
- Неужто это необходимо. Пусть – стоит. Как всегда.
- Не остроумно мой псих. Скажи, неужели за все времена ни один дурак, гений, мыслитель или астроном не додумался до такого простого. – Людмила разволновалась. Ноготки снова впились. Степан вздрогнул, она тихо зашептала на ухо. - Там есть всё, но почему в небе нет того, что Иисус назвал богом. Странно. Я не понимаю в поэзии ни хрена, но это звучит здорово – созвездие любви. На всём небе, где миллионы созвездий, но, действительно странно – там не нашлось места для самого главного в жизни. Разве для этого нужен рисунок звёзд? Странно, не правда ли Стёп? Как ты до этого додумался?
- Не знаю, - Степан обхватил голову одноклассницы и прислонился к коленям. Снова обдало горячей волной. - Как-то на вечеринке мы смотрели передачу, не вспомню какую. Пошли помехи. Диктор сказала – созвездие, - потом пропал звук и когда вновь появился - следующее слово было – любви. Вот так всё просто. Сам бы ввек не догадался. Давай выпьем за это созвездие. Как ты, за?
- Ещё бы - чур, я наливаю. – она присела рядом и расстегнула верхние пуговицы рубахи. – Ты прости меня, я.. – она начала обсыпать поцелуями красные бороздки на груди Степана. – Прости, я не хотела. Я вспомнила… - она оттолкнула Степана, покачнулась и потупила глаза. – Извини, я пьяна.. Кстати, кавалеры будут приглашать дам? Я давно не танцевала. – Степан нехотя поднялся и подошёл к окну. Там он начал пристально и подозрительно всматриваться в ночь, но ничего не увидел. Из светлого помещения разглядеть что-либо в темноте невозможно.– Люд, можно я выйду покурю. А ты, моя ведьма, моя женщина, моя баба плесни-ка коньячку и, чаю краснодарского, ага?
- Ага, твоя ведьма согласная. Согласная на всё я. Иди – курни. Слыш, Стёп, а травки у тебя случаем нет. Бабы говорют – с «умей» можно свалиться. Хе-хе. Стёп, ты не подумай, плохое про меня. А впрочем, какая разница. Шо хошь думай. – Степан схватил за плечи одноклассницу и приподняв, потрусил, словно это была не женщина, а былинка. – Люда! Люда! Нам всем бывает плохо, но.. если ты.. я.. прошу тебя, не нужно истерик. Ага? – Он вернул её на пол и театрально стал на колени, склонив голову. Она присела рядом. – Прости. Просто вспомнила про плохое. Иди, кури, а я приготовлю тебе чай – краснодарский чай.
- Я пьяна Стёп, не от алкоголя. Нет. От тебя. Щас я поставлю музыку. Ты знаешь, кто мне нравится. Угадай с первого раза. Вот, сичас. Слушай. – Она победоносно посмотрела на одноклассника и вставила в проигрыватель диск. Степан присел рядом и попытался угадать.
– Это – Поль Мариа, нет? – И в ту же секунду загрохотали басы динамиков. Люда закрыла уши и убавила звук.
– Вот так всегда. Снова не тот диск. - А из динамиков гремел неукротимый и уверенный голос гения, срываясь до хрипоты и вместе с тем, одинокой, вспарывающей жизнь до вершин и глубин – сути.…
А на нейтральной полосе, цветы –
Необычайной красоты.
- Ай, я не то поставила. Сейчас, вот, – Это Поль Мариа. Ты угадал мой психогений. Ты угадал меня, не всю, но угадал. Ты угадал, где солнце дремлет в небе Ах, разреши мине, ты – угадал. На вальс я приглашу тебя. Давай, поездим на конях. Вонзятся шпоры в боках. Не предавай ты Стёпа нас, себя. Ха-ха, хе-хи. - Ты угадал меня. Иди, я жду. Хочу я пригласить тебя с звёздами всеми; с всеми бабами мира. Ты пригласи меня на – вальс, ты пригласи. И замолчит Шопен, стесняясь клавиш, нот мелодий, помолчи. Как нежно и робко, он в музыке нежно и властно живёт. Возьми и ты меня, как музыку осеннего дождя. Возьми. Я подарю тебе, нет нет не этот утонувший и гламурный мир. Пожалуйста, возьми. – Люда галантно присела, обнажив полную невыразимой тоски грудь; (это вас не касается – читатель, можешь отвернуться), улыбнулась трезвыми до безумия глазами и подала аристократическую тонкую руку, со сломанным ногтем на указательном пальце, опешившему однокласснику; недвусмысленно покачала бёдрами, заалелась ямочками щёк и стыдливо запахнутым разрезом платья у груди. Она и так знала, что красива и, не только узкой талией и кокетливыми распахнутыми настежь глазами, безумно – длинными, ниспадающими до пояса густыми волосами ведьмы, и грудью, пляшущей в такт с кастаньетами цыганки. К этому – зелёные глаза русалки и руки, в томном стоне любви, тянущиеся из глубины болот. Зелёные, такие – внеземные глаза, подмигивающей инопланетянки.
Степан нагнулся и подхватил под бедра одноклассницу. Она взвизгнула от восторга. Их губы почти соприкоснулись. Она обхватила за шею и прижалась к нему. Степан покачнулся, но устоял. Оркестр Поля Мориа кружил их по комнате и заставлял, да, да – заставлял кровь стучать в висках, руках. Особенно они – сердца - бились рядом, выпихивая литры крови в замкнутое пространство и сходя со всех катушек и весей, потому как в мире ничего более не существовало. Кроме ЕЁ и НЕГО. А потом громко и не стесняясь, начала всхлипывать. – Прости меня, я не пьяна, нет. Я хочу проснуться и не думать ни о чём. Я люблю тебя. Я не знаю, что нам подарит завтра. – Вальс кружил и кружил их, выплёскивая млечные пути будущих вселенных и того, чему должно произойти. Рядом, на балконе примостились трое любопытных. Они заглядывали поочерёдно в щель между расписанными ромашками, шёлковыми шторами. Шторы колыхались от вальсирующей пары. Он больше не держал её на весу. Они скользили по «шахматам» паркета и, их тени троекратно отражаясь, причудливо плыли вслед, в такт мелодии и им . Глаза в глаза. Губы в губы, но плавно, на расстоянии души, он вёл свою партнёршу, почти не касаясь её талии. Мир, казалось, вообще не существует. И, нет больше времени. Только скользящие в мелодии вальса две фигурки и молчаливые, в мерцании за окном, звёзды с огрызком яблоком луны.
- Я пьяна, - улыбнулась ямочками щёк одноклассница, - не от вина, - от тебя Стёпа. И, всё-таки, скажи мне – что ты там увидел? – она кивнула в сторону окна. Степан захохотал. – Я пошутил. Так, показалось хренотень какая-то. – Люда прищурилась и капризно надула губки. – Не правда, не ври.
- Ну. Хорошо. один из них смешной и круглый толстячок с лысиной на голове, похожий на Евгения Леонова. Забавный, он всё время корчил рожицу и показывал длинный язык. А, вместо рук и ног у него какие-то лучи-плети. Второй – молчун. Лицо – хмурое. Похож на главного из них, хотя, кто знает.
- А третий? Какой он Стёп? – озорно хохотнула одноклассница. – Не знаю, уж очень неопределённая личность. Похож на коренного одесского еврея.
- Ха-ха-ха! – взвизгнул, не выдержал Коротышка и захлопал лучами по храму Свидетелей Иеговы. Молчун, и тот ухмыльнулся. Третий обиженно засопел.
– Нашёл с кем сравнить. Разве я похож на еврея?
- А что в этом плохого, а? – снова хихикнул Коротышка. – Это не имя. – Обиделся Третий, – у вас хоть имена есть, а я как неприкаянный. – Третий надул губы.
– Почему у всех есть имена, а для меня не нашлось. Я достану этого Степана, вот увидите. Если он не даст мне имя, устрою ему весёлую жизнь.
- Только попробуй. Ты, что забыл – нам по статусу нельзя вмешиваться. Наше дело – сторона. Мы – наблюдатели.
- А вам нравиться наблюдать и подглядывать. Это некрасиво.
- Заткнитесь умники. – Оборвал препирающихся Молчун. – Вы, забываете о главном. Что нам обещано.
- Обещанного, Молчун, знаешь, сколько люди ждут? А мы скитаемся как тот вечный жид. Без толку. Откедова у тебя эта уверенность, что это тот, кого мы ищем. Вон, до нас и другие искали. И что? Он, конечно, ничего парень… самый обыкновенный, а мы ищем ПУТНИКА. Кто этот путник, кто? Им может быть любой из десятков миллионов людей. А если опять – в «молоко» попали. – не удержался Третий, а Коротышка хихикнул и поддакнул.
– Хорошо, если в «молоко». А если по уши в дерьмо. – Молчун грозно поглядел на собеседников, да так, что оба вмиг умолкли. У Коротышки обиженно захлопали «лучи». Молчун почувствовал обиду двух бестелесных. Он неожиданно сказал.
– Я уверен – это он ребятки. Да, да, мы нашли его. – Молчун поманил к себе «друзей». Едва слышно он зашептал. От сказанного у бестелесных округлились «орбиты». Коротышка растерянно захлопал линиями-лучами, а Третий и вовсе открыл рот.
– Наш создатель в одеждах ч….- Молчун отвесил тому оплеуху. – Тише дурак, тише. Об этом шепчутся все ангелы. В последние времена, ОН почти всегда отсутствует, а все получили указания,. *НЕ вмешиваться ни во что!*.- все напуганы. Боятся конца времён.
– Ясненько - Третий понятливо закивал и шепнул. – Я тоже думал об этом, но ведь ОН сильно рискует. Человеческая одежда смертна. Я вот, о чём, Молчун. Почему ты уверен, что это - ПУТНИК? И, почему - именно здесь? – Молчун ухмыльнулся.
– Глуп ты. Он увидал рожу Коротышки.- Смертные не могут видеть нас, а Степан ещё и пригрозил.
- Ха-ха-ха. Похож на еврея. Ты Степан серьёзно? – никак не могла уняться Людмила. Степан задумчиво глядел на неё и на вздрагивающие ямочки. Почему-то серьёзно, ответил.
– Я их и раньше видел, только Коротышка раньше не выпендривался. Люда снова зашлась смехом.
– А ну тебя. Пойдём, – она потянула его за собой не переставая хохотать.
– Куда ты меня ведёшь?
- На кудыкину гору. На кровать! – Степан не стал сопротивляться. Люда вспрыгнула на кровать и потянула и его. Степан пожал недоумённо плечами.
– Поднимайся, да, -- ха-ха-ха. А ты о чём подумал. Ха-ха-ха. – Степан с опаской шагнул на кровать и погрузился по щиколотки. Он ничего не понимал. Одноклассница положила ему руки на шею и заглянула лукаво прямо в глаза, а потом торжественно объявила.
– Белый танец. Дамы приглашают кавалеров! – Степан опешил.
– А может на полу. Чо это тебе взбрело. кровать не выдержит.
- Выдержит! – уверила она его. – Выдержит! Импорт. Что ты так на меня смотришь? Не ты один псих. Я тоже хочу. – в этот момент зазвучала мелодия. – Опять не то. Снова я не угадала. – растерялась Люда. Степан догадался, заслышав первые аккорды гения.
* А на нейтральной полосе цветы
Необычайной красоты.*
- Странно Стёп, правда? – Степан улыбнулся и снова с опаской посмотрел под ноги. Она попыталась стать на пальчики. Ничего не получилось. Степан был высок. Люда почти повисла на шее и горячо зашептала.
– Да нагнись же ты мой псих. Я не достаю. – Степан подчинился и попробовал отшутиться, но сказать ничего не успел. Импорт не выдержал. Чешская двуспальная кровать издала стон, а потом и громкий треск. Уже, падая, он успел развернуть её, а ногой отшвырнуть стол. Вслед за ними посыпалась посуда и бутылки.
Саднил локоть. Степан открыл глаза. Встревоженная и напуганная одноклассница, не отрываясь, смотрела на него. – Боже, какая я дура. Прости меня. Ты цел Стёпа? – Степан потёр ушибленный локоть. – А ты? - Люда со страхом поглядела на окружающую обстановку разгрома в сантиметре от головы Степана валялся журнальный столик. Её ударил озноб. – Какая я дура. Сантиметр, два отделили тебя от…. – Степан не дал ей договорить. Он затушил, догорающую рядом свечу. Тени исчезли. Исчезла комната. И, казалось – время исчезло, растворившись в них двоих и, перестало быть.
- Нам пора «валить». - размахнул свои лучи Коротышка. Лучи-линии заплясали по параллелепипеду здания. Третий утвердительно закивал, а Молчун нахмурился и отвернулся в сторону тёмного треугольника азовского моря, в котором купалась, огрызком яблока – луна. Дорожка от неё уходила к горизонту и купалась в волнах. У дорожки, на узкой полосе пляжа, сидел грустный пёс… Молчун снова повернулся к друзьям: – Нет, не стоит.
Очнулись он и она и вскочили, словно заговорщики от настойчивого стука в дверь. Люда всполошилась и торопливо набросила халатик: – Да, я уже иду, Миша, сейчас – она включила ночник и, чуть было не рассмеялась при виде одноклассника.
– Сын, без спросу не зайдёт. Я сейчас. – Уже у дверей, окликнула: – Что там у тебя, сынок? – из соседней комнаты донёсся хриплый голос. – Мам, я не могу найти аптечку. / - Сейчас, иду. Что это с тобой? На улице такая теплынь, а ты болеть вздумал. О божечка, Миша – у тебя такой горячий лоб. Приляг. Я сейчас. – Степан не стал долго раздумывать. Он торопливо оделся и вышел на балкон. Машинально посмотрел на крышу «параллелепипеда». Там никого не было. Он усмехнулся чему-то своему и закурил. Идиллия вечера закончилась. «Нужно собираться», подумал он и затушил сигарету. Нахлынули разные мысли о доме и семье и, стало неприятно от неизвестности. На душе заскребли «кошки», словно кого-то предал. Мысли перепутались, сбились в комок. Он рассеянно глядел в ночное небо. Не хотелось думать ни о чём. Это состояние прервала Люда. Он вздрогнул, словно его поймали на чём-то постыдном. Люда прижалась к нему и торопливо зашептала. – У Миши всё нормально. Холодного наверно выпил, – она вопросительно посмотрела на Степана.
Он обнял её: – Мне лучше уйти. Так будут лучше. Твой сын болен, а я буду… - он замолчал. Она опустила голову на его плечо. – Извини, сам видишь. Если хочешь – останься. Я ведь тоже понимаю тебя. Степан осторожно, чтобы не обидеть одноклассницу, высвободился из объятий. – проведи.
Лифт долго ожидать не пришлось. Когда створки раскрылись, Люда зашептала. – Наклонись. – Степан с удовольствием выполнил просьбу, успев вставить ногу между створок лифта. Створы несколько раз сомкнулись и разошлись и, незамедлительно, откуда-то снизу лестничного марша раздался негодующий нетерпеливый крик господина «торопыги». – Сколько можно ждать! Вы чо там ё-моё! Мебель грузите, что ли? – любовники отпрянули и тихо рассмеялись. Лифт заскрипел тросами и поехал вниз. Степан протёр глаза и бессмысленно окинул старенькую кабинку, с прожжёнными от окурков сигарет стенками и кнопками панели, прилипшими к низкому потолку, обугленными спичками. Вокруг них - разводы чёрной сажи; процарапанный неизвестно чем пластик и обычные известные пожелания удачи девочкам и мальчикам на международном языке эсперанто. Подобные пожелания и радость от творимого можно найти где угодно, во многих городах и весях Ойкумены. Не минули «творцы перлов» и внутренности пирамид Эль Гизы, стен домов и дворцов. А почему бы и нет. Каждый житель планеты создаёт свои шедевры. Не всем ведь из нас написано на лбу написать Мону Лизу или стать президентом или, ещё того лучше – олигархом. На рейхстаге тоже ведь писали и, далеко не всё, из области искусства и всемирной литературы, не правда ли?...
У вас наверняка есть в доме такой-же лифт - самый обыкновенный, а на заборах и домах история мира от его сотворения. Что поделаешь – шалит молодёжь. И не только молодёжь! Вы заблуждаетесь! Этого жаждет едва ли не каждый житель. Жаждет увековечить своё имя. К примеру, язык эсперанто. Сколько на него ушло немеряных сил и потуг. Может быть оттого и существует пропуск в мир учёных под названием а«э»спирантура, от слова эсперанто - элакий языковый толковый выход на вершину знаний. Он давно придуман нами без всяких там татаро-монголов и прочих кандидатов в диктаторы и докторов всяких мастей.
Краткий и «понятным» всем народам планеты язык международного общения. Что ещё нужно человеку!? Вот недавно пришлось побывать на экскурсии в самой великой пирамиде мира – пирамиде Хеопса. Гид увлечённо рассказывал нам о тридцатитонных плитах перекрытия над «комнатой царя» и - трансцендентном. Красота! Незабываемо, как тогда хохотала вся группа, а гид покраснел. В известном величественном саркофаге, в котором никогда не было фараона, девочку – дочь подруги, привлекли странные письмена. Она показала пальчиком и вежливо попросила гида перевести их. Ну а вслед ей заглянули, конечно, и мы. На внутренней поверхности саркофага краткая надпись из трёх слов, клинообразным письмом, возможно – послание тогдашнему фараону. Всего три коротких слова, но каких ёмких! Чтобы понять их смысл гид засунул голову в саркофаг и посмотреть снизу вверх по той причине, что надпись была перевёрнута вверх ногами. Вот тогда-то гид и покраснел и ответил автору при всех нас. Но, кто знает – возможно подобное изречения было направлено не гиду, а эдакая своеобразная телеграмма-пожелание благополучия и долгого правления Рамзесу Второму, а может быть и Хеопсу. Всего три слова - бац, и – готово! Послание отправлено! Великий фараон подходит к саркофагу и остолбеневает от увиденной надписи. Он тут-же вызывает жрецов и дрожащими пальцами указывает на надпись. Он требует растолковать смысл. Жрецы переглядываются. Один, что постарше – принюхивается к следам чёрного маркера, громко восклицает и падает в обморок. Другой, - помоложе, поняв истинное назначение слов, усмехается, а потом, картинно, возносит руки.
– О великий Гор, сын Исиды! О, Озирис! Вы снизошли к нашим просьбам и, особенно к просьбе нашего величайшего из всех фараонов – владыки мира! Да произойдёт сказанное тобою!
Фараон опускает правую руку и касается надписи. От неё веет космическое тепло мира, обряженное в мечты. Он с благоговением касается губами надписи, а потом, просветлённый, поднимается. Ему кажется, что он стал выше всех миров, что он может коснуться луны и оседлать комету. Но, но нетерпение берёт верх.
– Так ты растолкуешь мне жрец, что здесь начертано богами? – жрец кланяется, а мы через тысячелетия, без удержу, хохочем в «комнате царя», да так, что содрогаются от хохота и вторят нам голосами строителей и жрецов стены великой пирамиды.
Но, мы несколько отвлеклись. Лифт уже у первого этажа, а в Гизе молчат стены великой пирамиды, храня тайны и зашифрованные послания жрецов и строителей. Угол наклона в пирамиду смотрит прямо на альфу Дракона, тогдашнюю полярную звезду – ось мира Мы ещё вернёмся к пирамиде Хуфу и Сфинксу в долине Эль Гиза, без всяких волшебных амулетов и прочей мистической дряни, навроде навоза; без пентаклей и спектаклей, что вам выливают на голову апологеты камланий идиотологии и магических заклинаний. Мы войдём внутрь не через узкие врата, куда японцы безрезультатно засылали своих роботов, а америкосы предлагали 20 млрд долларов за то, чтобы разобрать верхушку и посмотреть – что там! Но не сейчас – позже.
ОН: Я стоял у лифта и глупо смотрел на тебя, не в силах шагнуть в кабину. Сегодня что-то произошло. Но – что? возможно ответ на этот вопрос я когда-нибудь дам себе. Но. Но, сегодня у меня появилось чувство, что этот неправильный дом, лавочка, а самое главное –ТЫ, уже, да, да – уже когда-то было. Очень давно, наверное до того как был сотворён наш мир. Ты, так же стояла у лифта и что-то невыразимое было в твоём облике и грустных, изумрудно-зелёных глазах. Да! Сегодня что-то произошло. Я уже не тот, кто проснулся как обычно, сегодня утром. Мир изменился, словно в меня вложили какую-то новую программу жизни и запустили процесс.
Диск слепящего уже поднялся.. Степан наскоро побрился и вошёл в кухню. Там уже хлопотала жена. На столе дымилась чашка чая и омлет в сковороде. Она села напротив мужа и, не глядя на него, - спросила.
– Стёпа, что произошло? Я хочу знать. – Степан не поднимая головы, ответил: – Вера мне нужно подумать. Не всё так просто, как может показаться.
- Не просто? – спросила Вера. Твой телефон не отвечал. Ты пришел после часа ночи. – Она подняла, наконец, голову. – А на шее, что у тебя, ожог верно? – Степан удивился и вышел в коридор к зеркалу. На шее под ухом краснел отпечаток губ. Ему стало не по себе. Он вернулся вконец сконфуженный.
– Мне пора. Извини Вер, я потом расскажу. – Жена смахнула слёзы с опухших глаз и пошла из кухни. – Ты никогда не поступал так. Почему, Стёпа? – Степан снова не нашёлся. Он снова повторил.
– Извини, мне нужно идти. Вечером расскажу. - Он вышел и снова вернулся.
– Вера.
- Что Вера, - всхлипнула жена. – Мало мне твоей истории. От неё у меня болит голова. А Косте что ты скажешь? Он только приехал на отдых; успешно сдал сессию. Говорит, что тоже будет строить, как и ты. Он без ума от тебя и смотрит на тебя не только как на отца. Ладно, иди уже. Опоздаешь.
- Вера, я,.. меня не будет несколько дней. Мне нужно решить важное. Извини. Я не хочу врать и обманывать тебя. Эти дни я буду в гостинице. – Не успел он выйти, как рядом появился сын. Костя потянулся и обнял мать: – Доброе утро ма. Привет па. Чего вы такие кислые - обое. Кстати батя, - можно я приеду сегодня в твою контору. Мама говорит - у тебя появился интересный компаньон из известной в мире строительной и дизайнерской фирмы? – Степан насилу улыбнулся. – Да, да сынок – приходи. Заказчик предложил мне поучаствовать в интересном проекте, но это потом. Сегодня у меня будет его представитель. В 12 – 30.
Вера заметила, как Степан разволновался и несколько ожил. Они были похожи: отец и сын, но Костя был несколько выше Степана и шире в плечах. Вера грустно улыбнулась и пошла на кухню. – Мама, подожди. Я вот ещё что хотел сказать. Я пригласил на послезавтра мою девушку к нам. Она с семьёй отдыхает у нас на море. Вера оглянулась.
- Что, что ты сказал сынок. – Костя улыбнулся. – Я хотел вам вчера сказать, но не дождался отца. Она заканчивает консерваторию по классу фортепиано в Новосибирске. У неё зелёные глаза как у ведьмы и обалденные ямочки на щеках. Так как, вы - не против? – Костя растерянно посмотрел на покрасневшее лицо отца. Туда смотрела и Вера. – Да, да, да, я не против, – машинально ответил и стремительно вышел из квартиры Степан. Костя растерянно посмотрел на мать: – Что у вас с отцом, ма? – Вера не ответила. Она направилась на кухню. Оттуда Костя услышал.
- Что тебе приготовить сынок? – Сын рассеянно пожал плечами. – Чай, лучше чай и яичницу.
За два перекрёстка, до офиса, Степан вышел из маршрутки. И, хотя людей на удивление в автобусе было немного, всё же он решил пройтись. Мысли не давали покоя; они то сбивались в невообразимую кучу, то – схлынывали, словно волны прибоя, оставив одну, не дающую покоя.
«Как соединить эти два разных и не похожих мира, чтобы никому из женщин – ни жене ни однокласснице не было больно».
Он не жалел о произошедшем, но на душе висело что-то тяжёлое, вязкое и гадостное чувство предательства. Как ни старался Степан, отвязаться от многих мыслей, но всё перекрывало лицо одноклассницы и вчерашнее сумасшествие. Мир, тогда, казалось вообще переставал существовать. Остались в нём только они – вдвоём. И, - остановилось время.
Он торопливо шел, машинально отвечая на кивки знакомых, не видя ничего кроме её лучистых глаз и пленительных ямочек на щеках. Не заметил и вездесущую троицу, следующую за ним по пятам.
Троица, вернее Коротышка и Третий непрестанно ругались и спорили, а Молчун невозмутимо провожал взглядом его и покачивал головой. Не заметив запрещающего сигнала светофора, Степан уверенно направился к пешеходному переходу. Молчун внезапно закричал.
– Что он делает, он что – дурак в самом деле? – Коротышка и Третий затихли, удивившись многословию Молчуна и посмотрели в сторону Степана. Троица взорвалась криками, будто их можно услышать и вмиг оказалась перед самим лицом Степана. Коротышка начал размахивать лучами- линиями прямо перед носом у Степана, но тот словно ослеп и ничего не видел.
Остальное происходило словно в замедленной съёмке. Степан поднял ногу, чтобы продолжить путь через дорогу. Наперерез ему летел автобус. Водитель выжал сцепление и коснулся педали тормоза. Автобус, визжа тормозами, двигался выходящему на переход Степану. Молчун внезапно закричал.
– Коротышка, останови ЕГО!
- Я не могу! – вскричал коротышка, - не могу остановить его и этот долбанный автобус.
- А может это не Путник? – с надеждой в голосе и скороговоркой закричал третий.
– Дурак ты! – огрызнулся Коротышка. Ему – амбец!
Степан ровным счётом не обратил никакого внимания на них. Автобус приближался. В салоне сидел испуганный водитель и жал на сигнал, пытаясь остановить автобус. Пассажиры автобуса, те, кто были впереди, дружно заорали: – Стой, дурак, стой! – Степан словно оглох. Молчун нетерпеливо взглянул на Коротышку. Тот понял.
– Я сей час.
- Где рукопись этого поганца, автора? – заорал Молчун.
- Вот она! – шумно выдохнул Коротышка и швырнул её на полотно дороги. Буквы и строки расстелились по дороге и начали плавиться под колёсами автобуса.
– Выхода нет. – грустно проконстатировал Третий. Молчун не ответил, а Коротышка в который раз просматривал в поисках надежды рукопись. Третий завопил от безысходности и собственного бессилия.
– Мы не в силах изменить рукопись этого глупого автора, Степана и этот автобус! – Коротышка уже вобрал с себя текст рукописи, запомнив всё – до малейшей точки препинания и буквы, в поисках выхода и помрачнел. Он начал мигать и гаснуть от перенапряжения. Молчун вскрикнул.
– Это только может Смотрящий, но где ОН? Это – всё! – он в надежде ударил Степана, но что может в такой ситуации бестелесный – ни-че-го.
– Всё… – тихо сказал он. Звёзды начали менять свои орбиты, а вселенные бешено пульсировать, а миры – угасать. Двое бестелесных не находили себе места. Внезапно Коротышка громко захохотал.
– Как же я не догадался. Ха-ха-ха, - и оплёл своими линиями-лучами проспект, дома и весь город. Третий и Молчун взглянули на него как на сумасшедшего. А он радовался и хлопал лучами словно ребёнок…
Время перестало быть. Осталось – мгновение.
- Смо-тря-щий!? – заорал в Небо во всю мощь Третий.
Молчун крепко зажал рот товарищу и выругался отборными матами, как человек.
Степан внезапно резко отпрянул назад и улыбнулся. Автобус, обдав его руганью и выхлопными газами, покатил дальше, а оба товарища Коротышки разинули рты. В них застыл вопрос. Коротышка, не переставая хохотать, заметил: – Дураки мы. Это и есть – Путник! Вы что, не въехали. Это – ОН!
– Но - Третий, было открыл рот, но Коротышка не дал тому слова. – Посмотрите в рукопись, дурни. Как мы могли этого не увидеть.
- Я не пойму тебя? – всполошился Молчун и кивнул в сторону неба.
– Да нет же Молчун, нет. – Коротышка с видом превосходства посмотрел на друзей и огорошил их. – Это сделала Она! – друзья снова пожали плечами, а Коротышка ещё больше развеселился. – Объясняю для особо одарённых. В рукописи оставлен пробел. Автор торопился и, потому оставил пустое место. В скобках написано. (для НЕЁ). Этого было достаточно. Его одноклассница заполнила пробел прямо сейчас.
- Ни фига себе! Но как она могла знать о том, что произойдёт? - Разволновался Третий. Угрюмый, до того Молчун, вздохнул и заметил.
- Они ж не такие как мы. Они – люди. А ты зачем орал, - дурень? – озлился Молчун.
- Только Он может задерживать время.
- А если бы услышали другие? Я же сказал вам, - Молчун тихо зашептал: - Смотрящий надел человеческое тело и очень редко бывает в Небесах. Тсс.
Громом поражённые: Коротышка и Третий остолбенели.
- Теперь всё ясно, - ответил Коротышка. – Только Смотрящий может выбирать место и время своего рождения на Земле и происходит это перед…
- Заткнись.
- Вася, ты видел физиономию шефа? Странный он сегодня. Улыбка как у шизика. – Заместитель Степана – прораб Василий Иванович, сердито зацыкал на бригадира отделочников.
– Потише, Паша. Не то - схлопочешь. Навертел дел на прошлой недели с сантехникой.
Павел затих и в этот момент из кабинета шефа послышался говор шефа: – Да, да Ирина Сергеевна. Подготовьте все необходимые документы. И, ещё – срочно вызовите Василия ко мне. – Прораб, заслышав такое, всполошился. По лицу пошли красные пятна. Паша-бригадир поспешно ретировался в туалет, дабы не испытывать судьбу. Василий не стал ждать приглашения и открыл дверь, едва не столкнувшись с Ириной. Он вопросительно и в ожидании поглядел на неё.
– Входи Вася, чего стоишь, столбняк напал? – хихикнула девушка. Вася покраснел ещё больше и нерешительно вошёл, боязливо озираясь.
Степан сидел у компьютера и печатал. Вася присел на краешек стула, не решаясь прервать шефа. Ирина в это время принесла чай и поставила две чашки. Вася вытер испарину и приготовился к разносу за вчерашнее.
– Ты уже здесь - Степан поднял голову. Бери чай. Чего молчишь, столбняк у тебя или что?
– Ннет, - Ирина хихикнула снова. Вася, подвинулся и, не отводя взгляда от шефа, выдавил из себя следующее: – Стёпа, мы не уложились в сроки. – Степан отхлебнул чай: – Этого следовало ожидать. Заказчику я позвонил и принёс извинения. Два дня хватит? Я пообещал через четыре. Он не против, потому как вчера при осмотре остался доволен качеством работ.
– Фуг, - Прораб шумно выдохнул, вытер испарину и расстегнул ворот. – За два дня закончим. Степан Иванович, с сантехникой у нас вышла ерунда.
- Да, я знаю. Кафель не поплыл от вашей суперскорости?
- Нет, всё в порядке. Поставщики всунули не то, что нужно, но мы быстро сориентировались.
– Ладно, ребята, а сейчас у меня для вас новость. - Он выгул сигареты и предложил прорабу. – Так вот, - продолжил он, - сегодня в 12-30 у нас будет гость. Ирина Сергеевна, будь добра, распорядись, а ещё лучше, сходи сама в магазин и возьми к столу хорошего чаю, кофе и бутылку настоящего коньку. Цветы поставь в этом кабинете, на твой вкус.
– А что произошло? - У девушки и прораба взлетели брови. Степан продолжил. – Гостю предоставите информацию по нашей так сказать фирме, если фирмой можно назвать двадцать один человек персонала. Если гость захочет осмотреть объекты – покажите всё.
- Простите, Степан Иванович, а кто гость? – не удержалась Ирина. Степан улыбнулся. Он поднялся и неожиданно для Васи отобрал у него чашку и поставил на стол.
– Вчера утром мне позвонили и предложили сотрудничество. Звонок немало удивил меня. В общем, суть в следующем. За городом у моря планируется строительство частного особняка. Смета на строительство – чуть менее полутора миллиона евро.
- Шо? - Вася от неожиданности подпрыгнул, а у Ирины открылся ротик.
– Ого, но мы не потянем такое – ошарашено проговорила бухгалтер и сметчица. - И, почему к нам? Такие заказы обычно берут крупные компании, а мы…
Вася тоже не удержался. – Ни фига себе, и кто же наш благодетель? – Степан снова усмехнулся и кратко ответил. – АКТАШ.
– Ни хрена себе! - Крик Васи взорвал весь офис. Кабинет мигом наполнился сотрудниками. Когда Степан повторил, на всех напал столбняк. Пока длилось оцепенение, Степан продолжил.
– Я удивлён этому не меньше чем вы. пришло письмо на наш ящик, а потом позвонили из представительства в Бельгии. Номер телефона ихний. А ведь мы только вышли из «минусов» и тут – такое предложение. Об этом я откровенно и сказал их представителю. Он повторил свой вопрос и заявил, что информация по нам у них полная. В случае удачного сотрудничества обещал взять под своё крыло. Я отказался. Он настоял. Вобшем сегодня в 12-30, представитель АКТАШа будет у нас.
- Вы отказались? – пролепетала Ирина.- С ума сойти. С этой корпорацией бьются за сотрудничество известные строительные компании мира, а вы – отказались!?
- Вот именно, отказался. Я думал что это розыгрыш, но был повторный звонок. Да, и, собственно говоря – чего беспокоиться. У нас – одиннадцать человек с высшим образованием. Вот ещё что, - Степан несколько замялся. - Этот визит ни к чему не обязывает. Попросту – смотрины. Официальный представитель будет послезавтра. Сейчас мне нужно уйти по срочному делу. Я буду в 13-00. Если придет мой сын, пусть побудет. Он – будущий архитектор. Всё, я пошёл, а ты Василий покеруй за меня. – Степан поднялся, - и вот ещё что Василь. Пусть Кузьмич пробьёт информацию на предмет специалистов по строительству и отделке. Будем набирать штат. Всё. - Степан вышел, немало озадачив присутствующих.
- А кто же будет принимать гостя? – крикнул вдогонку Василь.
– Ты, - Степан обернулся, но не ответил. Все заметили на его лице отсутствующее выражение и странную улыбку, словно его здесь уже не было. Ирина пожала плечами. Василий уселся в кресло шефа и почувствовал себя несколько неуютно. Он отхлебнул глоток чая и тут раздался звонок телефона.
Людмила протёрла глаза и сладко потянулась. Вставать не хотелось. Час назад она попробовала лоб сына. Температуры не было. Она спокойно и радостно заснула. А теперь подниматься не хотелось.
ОНА:
Вчера был самый обалденный вечер в моей жизни. Как жалко что ты ушёл. Я не хотела, но сын. Что поделаешь – это мой сын и, кто ещё позаботиться, если не я. Люблю твои грустные, почему-то глаза, твои нежные руки. Когда ты вошёл в лифт - у меня сердце ёкнуло. В памяти вспыхнуло, словно видение, а может, показалось - НЕТ! Не может быть. Было такое чувство, словно это всё уже когда-то было: этот вечер, этот мой дом, этот лифт со скрипящими тросами, твой взгляд. Да! это уже было. Наверное в другом мире. Я до сих пор чувствую твой запах. Но я чего-то боюсь, неспокойно мне.
- Мама! – смешал мысли и воспоминания голос сына. – Я пошёл на работу.
– На работу? - Людмила сбросила простыню, накинула второпях халат и вышла.
– Сынок, как на работу. Отдохнул бы. Температура, вон какая высокая вчера была. – Гена слушать не стал. Щёлкнул замок входной двери. Она осталась одна.
Через распахнутые фрамуги, за многоэтажками, колыхался иссиня–серый треугольник азовского моря. Солнце уже давно взошло и обещало жаркий и безоблачный день. Здесь, на балконе, было приятно и пока ещё прохладно. Она машинально посмотрела на храм свидетелей и усмехнулась, а потом перевела взгляд на автостоянку, где у входа стояла разбитая машина. Что-то было в этой машине нехорошее. Может быть потому, вчера, Степан и сказал ей: - Не покупай пока машину. – К чему он сказал, она так и не поняла, но переспрашивать не стала. Она машинально включила проигрыватель и, когда пронеслось,
А на нейтральной полосе цветы
Необычайной красоты..,
засмеялась и выключила. Проигрыватель умолк, а она снова вгляделась в треугольник моря, тщетно пытаясь увидеть лавочку и того грустного и лохматого пса. На рынок идти не хотелось. Вчерашний вечер ещё бередил душу. Воспоминания согревали, но вдруг… что-то случилось. У неё кольнуло сердце. Неясная тревога охватила её. Она оглянулась, а потом посмотрела вглубь города. И, хотя ничего там не увидишь, всё же тревога возрастала, а сердце начало сильно биться. Словно в тумане она увидела, как наперерез Степану летит автобус. Степан, не замечая никого и ничего, идёт прямо под колёса мчащегося автобуса. Сердце бешено заколотилось.
– Остановись! Остановись, пожалуйста! – что сил закричала она на весь микрорайон, словно Степан мог её услышать. Снующие внизу люди подняли головы. Из будки автостоянки выглянул испуганный сторож.
– У бабы видать крыша поехала – покачал головой его сменщик. Людмила снова закричала, вложив в крик всё своё отчаяние. И, произошло странное – Степан отпрянул, а автобус пролетел мимо. Люда перевела дыхание, ещё не веря себе и, достала таблетку валидола.
«Так можно и с ума сойти» - подумала она.
У зеркала она распрямилась, став на цыпочки и, посмотрела на своё отражение, а потом рывком сбросила халатик; повернулась вправо-влево и выпятила грудь. – А я ещё – баба - ничего! – хохотнула она, улыбнулась и показала себе язык.
- Аллё, доброе утро. Это офис фирмы «Путник»?
- Да, вы не ошиблись девушка. Вы что-то хотели? – ответил Вася, насторожившись.
– Я хотела бы поговорить со Степаном Ивановичем.
- Простите, но он только что ушёл.
- А мобильный? Не подскажите? Мне срочно.
- К сожалению, девушка, он его не взял с собой. Вы перезвоните к 13-00.
- Хорошо, скажите мне вот что. У Степана всё в порядке? Как вам объяснить.- Люда запнулась и покраснела.
Вася не ожидая от себя такого. Он скоропалительно заговорил в трубку, чем вызвал громкое шиканье Ирины: – Да, он вообще сегодня какой-то странный. Я его не помню таким.
Люда усмехнулась. – Спасибо.
– Извините. - проговорил вдогонку Вася, но на том конце положили трубку. Ирина погрозила пальчиком прорабу: – Не болтай лишнего.
Вася стушевался. И, впрямь, он понял, что сболтнул лишнее.