Глава сорок четвертая
Ирина Алексеевна, оставшись одна, затосковала по дочери так неожиданно сильно, что пришлось глотать валерьянку. Никаких антидепрессантов она не признавала, как не хотела и признать, что вообще способна на депрессию. Но хирург в депрессии – опасная штука, и приходилось насильственно переключаться на посторонние мысли. Одна из этих мыслей, правда, возникала сама по себе и приятно волновала. Ирина Алексеевна вызывала в памяти день, когда дочь забежала к Майе, у которой она сидела, и с порога возбужденно крикнула:
– Ма, иди домой! К нам гости едут!
– Сваты придут? – догадалась Майя. – Может, помочь?
– Какие еще сваты? Вы спятили? Вике учиться надо!
Вика не ответила – побежала наверх, прыгая через две ступеньки. Майя стала вынимать из холодильника свои скудные запасы, но Ирина Алексеевна ее остановила:
– Не суетись. Мы сами. Но если хочешь, приходи.
Гости явились через два часа, так что женщины втроем успели навести общий порядок, а потом соорудить пару салатов и даже испечь печенье. Алексей Михайлович путался под ногами и в состоянии крайнего волнения болтал всякую чепуху, вроде:
– Ты, Ирочка, не отпугни хороших людей своим язычком! Они люди простые, работящие, Вику любят, они...
– Что значит – простые, папа? Примитивные? Ничего себе – простые! Тетка в прошлом учительница, а этот... родитель Стаса, кандидат каких-то там наук и большой начальник. Не толкай под руку!
– Какой начальник? Вика говорит: у них крошечная квартира!
– Зато в каком районе! Просто разменяли трехкомнатную квартиру на окраине, чтобы в центре жить. Это уже после смерти жены. Ты за них не беспокойся. Теперь папа Стасика осел. Такими специалистами не бросаются, Получит еще свое.
– Ирочка, откуда такие сведения? – удивилась Майя.
– У мамы своя разведка, тетя Майя. Это только кажется, что ее ничего не интересует. Мне вот Стасик не докладывает о папиных передвижениях по службе.
– Потому что ты не спрашиваешь. Тебя такие мелочи не интересуют.
Стас привел с собою не только отца, но и тетку. Пока гости раздевались в прихожей, заполнив собою все пространство, Ирина Алексеевна быстренько переодевалась и подкрашивала губы в своей комнате. Когда она появилась, все вдруг замерли, а Вика, увидев мать в новом платье, воскликнула:
– Ма, какая ты красивая!
– Ви-ика! – одернула ее Ирина Алексеевна.
– Девочка права! – восхищенно поддержала Вику тетя Стасика и тут же стала жать всем руки и представляться.
И тут случилось неожиданное для Ирины Алексеевны. Она поймала взгляд Владислава Андреевича и впервые за долгие годы откровенно смутилась. В его светло-карих глазах была такая неожиданная нежность, словно они давно любили друг друга в долгой разлуке, и теперь оставалось только одно – кинуться в объятья.
С пылающими щеками Ирина Алексеевна совершала ритуал знакомства, через минуту обнаружив, что она еще и оглохла.
Владислав Андреевич и его сын были похожи именно взглядом и улыбкой, и позднее, когда Ирина Алексеевна анализировала свое впечатление, она поймала себя на мысли, что понимает собственную дочь. Как хирург, имеющий дело с человеческими телами всех типов, она цинично призналась себе, что эти два мужских экземпляра – молодого и постарше – достойны женского внимания и любования. Но дело было не в высоком росте и спортивной выправке – сын и отец сохраняли естественное достоинство, не принижающее других. От них исходила доброжелательность, рядом с которой неловко было выпускать коготки.
– Ирочка, – сказал ее отец, когда гости, взаимно очарованные, покинули территорию будущих родственников, – как ты себя хорошо вела! Я тебя не узнавал!
– Ты хочешь сказать, что я себя обычно...
– Мамочка, не сердись на дедулю! Он прав – ты была паинькой. А я так боялась, что ты...
– Идите вы к черту! – беззлобно перебила их Ирина Алексеевна и ушла в кухню мыть посуду.
За этим занятием она еще раз прогнала в памяти всю сцену знакомства и последующего застолья, но каждый раз возвращалась в первый миг, когда они встретились взглядом со старшим Залевским. Это длилось какую-то секунду – Ирина Алексеевна первая не выдержала, опустила глаза, но все равно чувствовала на себе этот нежный любующийся взгляд, от которого ее бросило в краску.
Застолье получилось несколько сумбурным из-за двух темпераментных особ – Вики и тети Лары, особенно последней. Она и нарушила порядок сватовства, закамуфлированного под знакомство двух семей. Никто не собирался форсировать брак: очевидно, планировалась лишь разведка с последующими выводами и намеками на будущее.
Когда была выпита первая рюмка вина за знакомство, и Стасик стал рассказывать о своем житье в Киеве, тетя Лара перебила его нетерпеливо:
– Ты главное скажи: у тебя есть зарплата, стипендия повышенная и возможность устроиться в общежитии! Значит, ты способен содержать семью! И не сядешь отцу на шею!
– Ларочка, не гони лошадей, – усмехнулся Владислав Андреевич, на что тетя Лара тут же откликнулась:
– Каких лошадей? Сейчас главное – как они будут жить в столице! Говорят, там цены высокие на все-все!
– Кто – они? – наивно спросил Алексей Михайлович.
– Действительно, кто? – уже весело подхватил Владислав Андреевич.
– Как это – кто? Вика и Стасик!
Ирина Алексеевна молча переглянулась с Владиславом Андреевичем – оба хотели порядка в разговоре, хотя уже было ясно, что как раз порядка они не дождутся.
Вика сидела с опущенными глазами, Стас смущенно улыбался.
И тут дед окончательно сломал хлипкую конструкцию запланированного разговора, уже и так сильно накренившуюся:
– А что, Вика тоже уезжает в Киев? Дети собираются пожениться?
– Папа!
– Де-ед!
– Ясно, – громко вздохнула тетя Лара. – Никто ничего не знает. А я думала, что мы обсудим...
– Тетя Лара! – вступил Стас, придвигая свой стул поближе к Викиному. – Мы хотели с Викой спросить вашего разрешения пожениться осенью, чтобы успеть до начала занятий.
– Чьего разрешения? – тетя Лара удивленно подняла свои близорукие глаза и уставилась на Владислава Андреевича. – Кто-то против? Я всегда была за! Зачем тянуть? Они и так потеряли два года!
– Ирина Алексеевна, Алексей Михайлович, вы согласны выдать свою дочь за моего сына? – спросил Владислав Андреевич совершенно серьезно.
Вика сцепила руки на коленях и жалобно глянула на мать. Стас смотрел поверх голов куда-то в окно.
– Да ради Бога! Если вы согласны, то мы...
– Давайте выпьем за это! – подала вдруг голос Майя.
Стас с таким облегчением выдохнул, что все заулыбались.
Все, что было потом, уже не имело для Ирины Алексеевны никакого значения, потому что к этой развязке все и шло.
Скромный ужин в квартире Синичкиных, куда пригласили только Агнессу с семейством и Майю, заменил свадьбу. Пожалуй, одна тетя Лара была расстроена этим, все остальные не любили шумных торжеств. Немного потанцевали, немного попели, много смеялись.
Владислав Андреевич оказался знатоком политических анекдотов, героем которых был Горбачев с супругой. Приятным сюрпризом для Ирины Алексеевны оказался факт, что в компании не было любителей спиртного, так что обошлись двумя бутылками шампанского. Причем, молодые только пригубили свою порцию – Ирина Алексеевна сразу догадалась, чья это была инициатива. Конечно, трезвого «на всю голову» Стасика, будущего врача.
Тише всех была невеста, и ее мама понимала – почему. Она сама волновалась так, словно это ей предстояло пройти через испытание, которое не всегда удачно кончается.
После полуночи все стали расходиться. Ирина Алексеевна отправилась ночевать к Майе, Алексей Михайлович пошел к Агнессе, тетя Лара с отцом Стаса – к нему домой. Вика и Стас остались вдвоем...
Весь это вечер, больше похожий на чьи-то именины, чем на свадьбу, Ирина Алексеевна вместе с Майей несли свою хозяйственную вахту, так что остаться наедине с Владиславом Андреевичем ей не пришлось ни разу. На ходу обменивались взглядом, двумя-тремя словами – и все. Но Ирину Алексеевну не покидало чувство, что впереди ее что-то ожидает: не могла она ошибиться! Тот, первый, взгляд обещал продолжение. Не обязательно хорошее. Но какие-то человеческие связи должны были родиться, раз их дети теперь вместе.
Как это ни странно, но обещание Владислава Андреевича приходить в гости, которое он дал Алексею Михайловичу на прощанье, повисло в воздухе, и старик откровенно расстроился. Ирина Алексеевна тоже загрустила, но пыталась это чувство объяснить осенней депрессией.
А через месяц оказалось, что Владислав Андреевич брал отпуск по семейным обстоятельствам: умерла скоропостижно тетя Лара, то есть сестра его жены, и ему пришлось заняться в другом городе и похоронами, и так называемым квартирным вопросом. Кооперативная квартира досталась ему в наследство.
– Как же он мог, как мог нас не позвать на помощь? – горевал Алексей Михайлович. – Мы же теперь родня! Он и детям не сообщил о горе!
– Молодец, – одобрила Ирина Алексеевна. – Их-то зачем отрывать от учебы? Он им послал телеграмму. Когда все было кончено.
И все-таки это было странно – такая отчужденность.
Потом она съездила в Киев – посмотреть, как живут дети. Вернувшись, она позвонила домой Владиславу Андреевичу – доложить о результатах поездки. С гордостью рассказала о том, как переселила деток в светлую комнату. Он выслушал молча, иногда поддакивая, и вдруг грустно сказал:
– А я перебираюсь в Киев. Оказывается, не могу без сына. Тоскую.
– И я – по Вике. Но у меня тут папа, сестра, я привязана к работе...
– Не надо оправдываться, Ирина Алексеевна. Это меня больше ничего в городе не держит. Раньше моя помощь нужна была Ларе, она много болела. Теперь, надеюсь, пригодится нашим детям. Будете к нам приезжать в гости.
– А как же ваша работа? Вы же вроде бы отделом руководите? Или лабораторией?
– Какая разница, где зарплату не получать? Вы же знаете, как сейчас с этим трудно? Отделы сокращаются, люди разбегаются. Боюсь, что это только начало. Это вам хорошо – болезни не кончаются, – грустно пошутил Владислав Андреевич.
– Да уж, болезни живут и процветают, а лечить их скоро будет нечем. Тоска зеленая...
Окончание следует http://www.proza.ru/2010/07/30/859