(Продолжение. Начало на http://www.proza.ru/avtor/rozashornikova)
- 1 -
Хоть и пил Петр крепко, но с умом и с памятью у него, слава Богу, было
все в порядке.
После того, как его Наденьку забрали Тася с Тоней, он ни разу к ним не
заходил. Его обуревали два противоречивых чувства.
С одной стороны, он не имел никакого отношения к этому ребенку, кро-
ме одной частички крови, которая по факту их родства передалась от него к
девочке.
С другой стороны, именно эта частичка иногда доводила его до такого
состояния, что на трезвую голову он не мог с ним справиться, а, выпив, впадал
в забытье и уже просто не мог ни о чем думать.
За эти годы Петр ни разу не был в доме у Федоровых.
При встрече на улице быстро здоровался, и сразу старался отойти в сторо-
ну, словно чего-то боялся.
То ли того, что очень хотел посмотреть на Наденьку и поинтересоваться,
как же ей живется на этом свете, то ли того, что у него появится возможность
это сделать?
Так или иначе, но их жизнь словно протекала в параллельных мирах.
- 2 -
Петр проснулся и некоторое время пролежал не шевелясь и не пытаясь даже
приподнять набухшие и полностью наплывшие на глаза веки. Рот стянуло так,
что, казалось, будто по всей его внутренней поверхности наклеена наждачная
бумага, а губы крепко связаны тугой бечевкой.
Вся жизнь его сплелась в один нескончаемый клубок выпивки и похме-
лья. Однообразный клубок серого цвета, без малейших проблесков каких-либо
мыслей и желаний.
Вот и сейчас Петр лежал и вяло размышлял о том, что надо бы встать и
пойти опохмелиться.
Но тут до его сознания вдруг дошло то, что вчера со своим закадычным
дружком Кирюхой они выпили последнюю чекушку водки.
Эта страшная мысль, словно молния, пронзила все его тщедушное тело
и заставила подняться и подойти к столу.
Эх, какой же он молодец! Придумал таки вчера поставить бутылку в стакан
вверх дном. Хоть по капельке, по капельке, а глоточек набрался. Вот голова!
Петр довольно ухмыльнулся в жесткие, торчащие во все стороны, усы,
трясущимися руками взял стакан и, вынув из него бутылку, поднес его ко рту.
Высоко задрав голову, он жадно высасывал эти последние капли со дна
стакана. Потом для верности даже провел по его стенкам грязным пальцем
и, облизав его, недовольно крякнул.
Выпитого глотка явно не хватало для приведения себя хоть в какое-то мало-
мальски сносное состояние.
Петр уныло поплелся обратно к своему топчану и снова лег, натянув на себя
старое потрепанное одеяло.
Можно было, конечно, разбудить Кирюху и послать его в магазин или
к Дуське за самогонкой. У них было своеобразное разделение обязанностей:
Петр предоставлял для продажи свое имущество, а друг Кирюха все это про-
давал или менял на самогон и нехитрые съестные припасы.
Но будить Кирюху раньше времени, пока не проспится, – дело опасное!
За это и схлопотать можно!
Петр с головой забрался под одеяло.
Почему-то вспомнился отец. Вот он сидит за большим дубовым столом,
подперев голову руками, и раскачивается из стороны в сторону. Мать одной
рукой обняла маленького Петьку, а другую приложила ко рту, стоит рядом и с
ужасом смотрит на отца. Рыдания сдавливают ей дыхание. Она сдерживает их,
пытается заглушить этот рвущийся из самого ее нутра крик. Петька знает, что
отец не любит бабьих слез. И садануть может тем, что под руку попадет. «Хо-
рошо, что у нас кроме мамки нет девчонок в семье! – думал тогда маленький
Петька. – Они без конца хнычут. Ох, и попадало б им от отца!»
Долго сидел отец, не говоря ни слова. Потом вдруг вскинул на Петьку глаза
и велел бежать за Макаркой.
Петька сначала удивился такому поручению. С тех пор, как Макарка ушел
от них, отец не велел им видеться. А тут сам посылает! Вот, здорово! Уж боль-
но соскучился Петька по старшему брату! Да и мамкины глухие всхлипывания
слушать уж больно невыносимо…
Петр резко сел на кровати и смахнул шершавым кулаком набежавшие слезы.
И чего это он? Чего развспоминался, дурья башка? Давно это было! В другой
жизни. В чужой жизни! И отец, и мать, и Макарка, и вообще семья их – это
уже не его жизнь! Нету ее, той жизни! Нету! Будто и не было никогда! А оста-
лось от нее только вот, одеяло старое, все потрепанное, да кое-что по мелочи…
Петр провел рукой, словно показывая невидимому собеседнику натураль-
ное подтверждение своих мыслей.
А остальное все пропилось да проелось! Поживиться чужим добром всегда
охотники найдутся! А Петру-то что? Хоть все забирайте! Он не жадный! Ему
много не надо. Выпить да закусить, вот и вся его прихоть!
– Кирюха! – Вдруг громко заорал Петр. – Кирюха, вставай! Выпить
хочу!
Он и сам не понимал, откуда в нем взялась эта смелость. Слез с топчана и
решительно направился в противоположный угол комнаты, где на полу в груде
старых одеял громко храпел закадычный друг.
Петр наклонился, начал трясти его за плечо.
– Кирюха, а Кирюха, – уже намного тише и жалостливее простонал он. –
Вставай, сходи к Дуське. Сил моих больше нету. А?
Голос его совсем сник, из глаз снова полились слезы.
Кирюха нехотя приоткрыл один глаз, словно раздумывая, наподдать Петру
хорошенько за такое своеволие или простить на этот раз. Ладно, пусть живет!
Самому опохмелиться не мешало бы. Надо вставать.
Кирюха, кряхтя, начал подниматься.
Петр на всякий случай отошел на недосягаемое расстояние и молча наблю-
дал за моментом пробуждения друга, боясь каким-либо неосторожным движе-
нием нарушить этот процесс.
Кирюха сел, вытянув длиннющие худые ноги.
– Ф-р-р-р, – с силой тряхнул взлохмаченной и давно не мытой шевелюрой.
– Ну, что, друган? – он посмотрел мутным взглядом на притихшего
Петра. – Говоришь, идти надо?
– Сходи, Кирюшенька, – жалобно протянул Петр.
– Что бы ты без меня делал? – Кирюха перевернулся на колени и начал
тяжело подниматься с пола.– Нет бы оставить немножко на утро другу на опо-
хмелку. Так нет, куда там! Надо самому все вылакать!
– Так вместе же вчера… – начал было оправдываться Петр.
– Молчи уж! – резко прервал его тот. – Деньги давай! Бесплатно толь-
ко… Правильно я говорю? – он громко расхохотался своей шутке.
– Ха-ха-ха, – поддержал друга Петр, протягивая ему несколько бумаж-
ных купюр. – Вот, последние.
– Ладно, – сменил гнев на милость Кирюха. – На сегодня хватит, а завтра
еще чего-нибудь продадим. Ты уж подыщи, друган!
– Ладно, ладно, – быстро пообещал Петр, глотая липкую слюну и пред-
ставляя, как долгожданная влага будет разливаться по его телу, на какое-то вре-
мя возвращая его к жизни.
- 3 -
На улице было пасмурно. Приближалась зима, а с ней длинные темные
ночи, не сулившие ничего хорошего, да холод, ползущий изо всех щелей давно
постаревшего дома. Возможно, Петр бы и не заметил этих ночей, поскольку
большую часть времени он пребывал в таком состоянии, для которого время су-
ток мало что значило. Но вот холод, пронизывающий до самых косточек, – эта
беда была пострашнее. От него никуда не денешься. Ни днем, ни ночью. Даже
хорошая порция самогона помогала согреться только на какое-то время.
С этими невеселыми мыслями Петр вышел за калитку и присел на завалинке.
Хутор стоял на холме. Вниз уходила дорога в село. Ее проложил еще его
отец. Уже давно по ней никто не ездил. В дождь ее размывало так, что и пройти
по ней было нелегко, не то, чтобы проехать.
Петр проводил взглядом медленно удаляющегося Кирюху. Сам он уже дав-
но никуда не выходил из своего быстро состарившегося дома. Конюшня давно
опустела. Боясь потерять животных, правление колхоза давно распорядилось
перевезти их в другое место.
Снова в памяти всплыл образ отца. Он-то любил лошадей! Ухаживал за
ними, как за детьми малыми. И Макарушка тоже…
Опять поползли мысли о давно разрушенной и потерянной семье. И чего
это на него сегодня накатили воспоминания?
Петр, как мог, отгонял их от себя. Не любил он размышлять на трезвую
голову. Вот когда выпьешь, другое дело! И думается лучше, и поплакать можно.
Себя пожалеть! От этого, вроде бы, и сил прибавляется! Скорее бы уж Кирюха
пришел! Полегчало бы!
– Дядь, ты живой? – словно сквозь туман услышал Петр чей-то голос.
Или это муха жужжит прямо над ухом?
Но глаза открывать не хотелось. И шевелиться не хотелось. Пусть
летает…
– Дяденька, дяденька! – кто-то отчаянно тряс его за плечо. – Живой ты?
Открой глаза-то!
«Вот, привязалась, окаянная!» – с раздражением подумал он и чуть поше-
велил рукой, отгоняя назойливую муху.
Но та не унималась. Жужжит и жужжит! Так и норовит сесть прямо на нос!
Огромная, черная, мохнатая!
Петр с ожесточением хлопнул себя по лицу!
– Вон пошла, говорю! – заорал он.
На некоторое время все стихло. Петр с видом победителя приоткрыл один
глаз. Не видно мухи-то. Улетела!
Он чуть приподнялся на своем сиденье и осмотрелся вокруг. Немного вдалеке
стояла девушка и со страхом смотрела на него.
– Дядь, ты живой? – спросила она. – А я уж думала, помер совсем.
– Чего это я помер-то? Не видишь, живой! Мух развелось, поспать
не дают!
– Да какие же мухи сейчас? – удивилась девушка. – Ноябрь на дворе.
– Да что я, слепой что ли? Иль глухой какой? – не унимался тот. – Жуж-
жит, прямо спасу нет никакого.
Девушка удивленно оглянулась, ища невидимую муху.
– Ну, ладно! Коли ты живой, пошла я! – девушка поправила на голове
яркий цветастый платок, собираясь уходить.
– Эй! – окликнул ее Петр. – А ты чья будешь-то? Как звать-то?
– Наденька я! Федорова! – улыбаясь уже чему-то своему ответила девуш-
ка и направилась к дороге.
– Стой, стой! – вдруг крикнул Петр. Он резво вскочил на ноги и неу-
клюже заковылял в сторону девушки. Она тоже машинально двинулась ему
навстречу.
– Федоровых говоришь? – Петр подошел к ней почти вплотную. – На-
денька, говоришь… Наденька…
Петр опустился рядом с ней прямо на землю и заплакал.
– Наденька, Наденька, – словно заклинание повторял он, раскачиваясь
из стороны в сторону.
Девушка испуганно смотрела на него, широко раскрыв глаза и ничего не
понимая.
– Дяденька, ты чего? – она присела перед ним на корточки. – Что с то-
бой, а? Тебе плохо? Ты где живешь-то? Давай провожу!
Петр поднял на нее покрасневшие воспаленные глаза.
– Давай, дочка, пойдем домой! – он, кряхтя, поднялся с земли и, поддер-
живаемый девушкой, пошел по направлению к дому.
- 4 -
Петр лежал в темноте и думал. Давно его голова так много не работала.
Петр уже который раз прокручивал в памяти сегодняшнюю встречу с Надень-
кой, пытаясь восстановить мельчайшие подробности. Что случилось в тот мо-
мент, когда он услышал ее имя? Что-то случилось? И как она там оказалась?
Ведь на ее месте могла быть любая другая девушка. Или какой-нибудь парень.
Или вообще никого могло не оказаться? И замерз бы он там около собственного
порога. А она, получается, спасла его. Вот ведь в чем дело-то! А он ведь бросил
ее тогда, отказался от кровиночки своей!
«Эх!» – Петр повернулся на другой бок.
Ни добрая порция выпитого самогона, ни громкий храп Кирюхи, сваливше-
гося на пол в своем углу, не могли отвлечь его от этих горестных мыслей. И отец
с Макаркой сегодня привиделись ему тоже неспроста. Вот, расплата ему за все!
А он-то что смог сделать в этой жизни? Развалить то, что отец с братом нажи-
вали всю жизнь? Но ведь не виноват он, что его мальцом совсем еще согнали с
родного места. Ну да! Согнали. Но потом-то ведь вернулся он. И что? Вместо
того, чтобы поддержать, сохранить родное гнездо, разорил его насовсем. И нет
ему за это никакой пощады!
Петр обвел взглядом полупустую комнату, потемневшие от времени стены,
покосившиеся рамы окон. Он тяжело поднялся и вышел в сени.
В дальнем углу у него был небольшой тайник. В маленькой коробочке лежал
завернутый в белую чистую тряпку нательный крестик. Крестик был из чистого
серебра, тот, который на него надели еще в младенчестве при крещении. Всю
жизнь он проносил его в нагрудном кармане, а потом, когда вернулся домой,
запрятал здесь в углу. На черный день, как говорится.
Петр достал коробочку и вынул из нее крестик. Возможно, ему это по-
казалось, но темные сени на какой-то миг осветились ярким светом. Слов-
но светлые лучи протянулись от этого маленького кусочка серебра до самых
дальних уголков. И словно наполнили его самого каким-то неудержимым по-
током покоя.
Петр на какое-то мгновенье ощутил себя маленьким и счастливым. Как в
детстве, рядом с матерью и отцом. И будто и не было ничего страшного, что
пришлось ему пережить в своей жизни.
Мысли его опять вернулись к Наденьке. Как же он мог отказаться от нее?
Чужим людям отдать? Стервец он после этого, вот он кто!
Петр аккуратно завернул крестик в тряпочку, уложил в коробочку и глубоко
запрятал в тайнике.
(Продолжение следует)