(Продолжение. Начало на http://www.proza.ru/avtor/rozashornikova)
- 1 -
Надежда тяжело переживала последнюю размолвку с дочерью. Вот и
Новый год скоро, и встретили бы его вместе, всей семьей. Так нет же! Опять
чего-то не так! А чего?
– Андрюш, а ты помнишь, какие они были маленькие? – обратилась она
к мужу, лежавшему на диване с закрытыми глазами.
– Конечно! – ответил тот, не открывая глаз.
– Значит, и ты об этом же думаешь, – Надежда присела рядом, свернув
на руке полотенце, которым вытирала вымытую после ужина посуду. – И тебе
это покоя не дает.
– Какой уж тут покой, эх-хе-хе… – Андрей тяжело поднялся, нащупывая
ногами тапочки.
– Вот и я думаю, – продолжала Надежда, снова подходя к кухонному сто-
лику. – И откуда они такие берутся? Воспитывали одинаково, кормили, поили,
одевали. Все делали, чтобы ни в чем для них различия не было. А вот выросли,
и такие разные. Почему так получается?
Андрей подсел к столу и вытащил из пачки папиросу.
– Ты же бросить решил, Андрюша! Тебе ж врачи запретили, – попыталась
остановить мужа Надежда.
– Да что они мне могут запретить, Наденька? Курить запретили. Эка не-
видаль! А то я без них не знаю, что это – яд! А вот лучше бы подсказали, что
с дочкой творится? Так что давай не будем!
– Давай! – покорно согласилась Надежда. – Только от того, что мы
с тобой говорить об этом не будем, лучше-то не станет. А?
– Станет, не станет! Не знаю я! Пока она сама не одумается, ничего мы
с тобой поделать не сможем! Вот так я думаю!
– Андрюша, а может, ей и не так плохо? Может, это мы с тобой пережива-
ем, а ей хорошо живется там в городе-то?
– Наверное, хорошо, раз не возвращается, – согласился Андрей.
– Мне только обидно, что она с сестрой так, – Надежда присела рядом с
мужем. – И с нами грубо обходится. Вот, если бы у меня родители были, я бы
ни за что так с ними не разговаривала…
Надежда вдруг уткнулась в полотенце, которое до сих пор держала в руках,
и разрыдалась.
– Надюша, ну что ты? Успокойся! – Андрей встал, налил в стакан воды
из ведра и поставил его на стол перед женой. – Выпей водички, успокойся,
родная!
Он обхватил ее голову руками и прижал к своей груди.
В памяти отчетливо всплыли события того послевоенного вечера, когда
мамка сообщила ему о гибели отца. Ни разу в жизни он не нарушил клятвы, ко-
торую тогда дал себе, глядя на плачущих мамку и маму Тоню: никогда и никому
не позволить обидеть любимых женщин его семьи!
А что же получается теперь? Лиля ведь – его родная дочь. Тоже – женщи-
на его семьи. И тоже – любимая! Так кого и от кого он должен защищать?
- 2 -
Наденьке было пять лет, когда ей в первый раз приснился этот сон.
Ей снилась женщина.
У нее были длинные светло-русые волосы, добрые глаза и ярко красные
щеки. Словно густо накрашенные румянами.
Тогда Наденька, конечно, ничего не знала о румянах. Тогда во сне она,
наверное, подумала, что женщина просто испачкала лицо краской или све-
клой. А может и вовсе не обратила внимания на эти алеющие щеки? Этого она
не помнила.
Наденька никогда прежде не видела этой женщины, но она была с первой
минуты уверена, что знает ее. Что-то родное, теплое и манящее было в этом
видении. До того родное, что захотелось прижаться и остаться в ее объятиях
навсегда.
Наденька протянула к женщине руки, сделала шаг навстречу к ней, но та,
улыбаясь и нежно глядя на нее, покачала в ответ головой, словно не разрешая
ей приблизиться, и стала медленно растворилась. Только два алых пятнышка,
словно два маячка, еще долго светились в сонной дали…
«Мама, не уходи! Мама!» – рыдала девочка, сев на кроватке и протянув
ручки в темный угол комнаты.
– Наденька! Что случилось? Приснилось чего? – Тася и Тоня подбежали
к кроватке. – Ты что, моя милая?
Тася подхватила ребенка на руки, пытаясь успокоить.
Наденька, продолжая всхлипывать, прижалась к материнской груди.
– Ну, все, все! Успокойся, – Тоня помогла Тасе укутать девочку в одеяло. –
Не надо плакать! Мама с тобой!
«Мама,» – подумала Наденька и снова разрыдалась.
– Ну, что же такое тебе приснилось? Не надо плакать! Вон и Андрейка
здесь, и мама Тоня здесь! Все с тобой! Никто тебя не обидит! – причитала Тася,
качая девочку на руках.
Андрейка сидел на своей кроватке с чуть приоткрытыми заспанными гла-
зами и недовольно смотрел на происходящее. Он не переносил, когда женщины
плачут. И чего она плачет и мамку зовет, мамка-то вон она, рядом. Она чего, не
узнает ее? Спать не дает!
И вдруг его осенило! Мамка Тася ведь не родная мамка Наденьке. Вот в
чем дело-то! А Наденьке, наверное, приснилась ее родная мамка!
Андрейка даже окончательно проснулся от своего открытия и поудобнее сел
на кровати.
А что, если и правда Наденька уйдет к своей мамке? А как же он? Без На-
деньки он не сможет! А кого он будет защищать? И потом, какая же та тетенька
ей – мамка? Она ведь бросила ее тогда, еще маленькую совсем. Дяденька Петр
ее им принес. Андрейка хорошо запомнил тот день.
Нет! Не отдаст он свою Наденьку никакой другой мамке!
– Ну, слава Богу, никак успокоилась, – Тася аккуратно положила спящую
девочку в кроватку. – Надо же такому присниться, чтобы так плакать!
Тася поправила на ней одеяло, поцеловала и повернулась к Андрейке:
– А ты чего не спишь? Спи, давай!
Она подошла к сыну, тоже накрыла его одеялом, погладила по головке и
поцеловала.
– Мамка, а ты ведь правда настоящая мамка мне и Наденьке. Ведь прав-
да? И Наденька никогда не уйдет к другой мамке?
– Вот, глупышок! Конечно, не уйдет! И к кому ей идти-то? Мы с Тоней –
ее мамки, а ты – братик! И идти ей некуда. Пойдем спать, Тоня, – обратилась
она к сестре.
«Ну, хорошо тогда! – успокоился Андрейка, поглубже закутываясь в
одеяло. – Вот вырасту и женюсь на ней. Тогда точно никто ее не заберет».
- 3 -
Молодежь провожали в армию. Как принято, с самогоном, причитаниями
и песнями. После войны прошло уже более десяти лет, но долго еще не уйдут
из памяти людской те горестные годы. Долго еще слова «армия» и «проводы»
будут для людей ассоциироваться с бедой и безвозвратной разлукой…
В этот раз призывников было всего трое. Вчерашние пацаны, а сегодня уже
без пяти минут солдаты, старались выглядеть самостоятельными и серьезными.
Но, глядя на их тоненькие шейки, торчащие из-под телогреек, на стриженые
«под ноль» головешки с оттопыренными по-детски ушами, на глаза, прони-
занные тоской и страхом прощания с родительским домом, охватывала такая
грусть, что хотелось выть, хотя видимых причин для этого вовсе не было.
Андрейка стоял в окружении своих родных. Тася прижалась к сыну, ут-
кнувшись в его плечо, и тихо плакала.
– Мамка, не плачь! – успокаивал ее Андрейка. – Не на войну ведь!
Он говорил это тихим голосом, гладя мать по голове и стараясь не шеве-
литься. По-мужски он понимал, что и у женщин его семьи наступают не самые
легкие три года. И не только из-за того, что их сын и брат уходит из дома, а еще
и оттого, что целых три года они будут жить без мужчины в доме. Без мужской
опоры и поддержки. А это совсем не просто! Особенно на селе!
– Ну, ладно, Тась! Не на смерть провожаешь, прости Господи! – Тоня об-
няла сестру. – Не успеешь оглянуться, вернется наш Андрейка. Взрослый со-
всем будет, важный! Жених!
Тася улыбнулась сквозь слезы и посмотрела на сына. Как похож на отца!
В памяти всплыл тот прощальный день, когда провожали на фронт Павла. Сле-
зы сами собой потекли по щекам.
– Ну, вот опять! – Андрейка попытался смахнуть их рукой, но вдруг над
площадью громко разнеслось: «Внимание!», – и все повернули голову в сторо-
ну командира, вышедшего из здания сельсовета.
Наденька все это время стояла рядом с братом, прижавшись к нему сбоку
и крепко держа рукой за телогрейку. Она не плакала. Она, конечно, понимала,
что какое-то время не увидится с ним, но своим еще детским умом она не могла
до конца понять и осознать ни длительности этого срока, ни эмоциональных
переживаний, которые неизбежно возникают при разлуке с близким человеком.
Во всем происходящем она даже видела отчасти какое-то приключение, которые
не так часто случались в ее жизни. Ну, не считая, конечно, походов с Андрейкой
и его друзьями в ночное или поездок с мамой Тасей или Тоней в город.
– Все, пора! – Андрейка одной рукой обнял мать и Тоню, а другой прижал
к себе Наденьку. – Вы тут не балуйте без меня!
– Андрейка, когда ты поедешь, я побегу вон туда! – Наденька показала
рукой на высокий холм. – Вон от той березы буду тебе махать! Ты смотри!
Ладно?
– Ладно, ладно! – по-отечески потрепал ее по голове Андрей. – Беги сей-
час, а то не успеешь.
– Успею! Я – быстрая! – бойко ответила девочка.
– Смотри, замуж без меня не выскочи! Быстрая!
– Ты что, дурак? – смутилась Наденька. Щеки ее налились ярким
румянцем.
– Вон как заалелась! – смеясь, продолжал дразнить ее Андрей.
– Мам, чего он? – Наденька отодвинулась от брата, не выпуская из рук
рукав его телогрейки.
– Ладно, Андрейка, не говори лишнего, – Тася сильнее прижалась щекой
к сыну. – В добрый путь, сынок! Возвращайся скорей!
Раздалась команда строиться. Все потянулись к запряженной телеге, кото-
рая должна была доставить новобранцев в город.
Наденька ничего этого уже не слышала. Она во весь дух бежала в гору,
чтобы успеть помахать Андрейке своим цветным платком.
Береза была старой и очень высокой. На фоне пасмурного ноябрьского неба
чернели высоко поднятые развесистые ветви.
Наденька ухватилась за толстый шершавый ствол одной рукой, а другой
стянула с головы платок и начала сильно размахивать им.
Отсюда сверху было хорошо видно, как люди, стоявшие на площади, по-
тянулись к телеге, как мама Тася и Тоня как-то неуклюже, словно через силу
переступая, пошли следом за Андрейкой.
Наденька, высоко подняв руку, размахивала платком.
– Андрейка! – громко крикнула Наденька. Ей очень хотелось, чтобы брат
оглянулся и увидел ее. Но он, окруженный медленно движущейся толпой, все
дальше и дальше уходил от нее совсем в другую сторону.
– Андрей!!! – изо всех сил снова крикнула девочка, но ее крик потонул в
шуме раскачивающихся на ветру ветвей.
Рука затекла, но Наденька все яростнее и яростнее махала платком.
И вдруг в какое-то мгновение она почувствовала, что кто-то нежно
прикоснулся к ее плечам, словно вливая в нее новые силы. Словно кто-то
пытался поддержать ее, и она, подхваченная каким-то неведомым и неви-
димым потоком, даже подпрыгнула на месте, пытаясь еще выше поднять
руку с платком.
– Андрейка!!! – снова крикнула Наденька, и в этот момент он обернулся.
– Андрейка, я здесь! Ты меня видишь? – Наденька еще сильнее замахала
платком. – Я здесь! Возвращайся, я буду ждать тебя!
Андрей, увидев ярко развевающийся платок на вершине холма, помахал
в ответ.
Потом новобранцы положили в телегу свои мешки, наполненные те-
плым бельем и домашними пирожками, и тронулись в свой первый дальний
взрослый путь.
Уже далеко отъехали от села, а Андрей смотрел и смотрел на яркий платок,
развевающийся под старой березой на самой вершине большого холма. И на
два ярких красных солнечных луча, пробивших хмурое небо и на какое-то время
осветивших угрюмые черные ветви.
- 4 -
Надежда лежала в кровати и все думала и думала о дочерях. Где же она не
доглядела, что не доделала? Чего не додала им? Вроде бы, все как у всех. Ни
в чем не нуждались. Несмотря на работу, Надежда старалась исправно вести
хозяйство. В доме всегда тепло, уютно и сытно. И уважительно. Откуда что
взялось?
Надежда тяжело вздохнула и перевернулась на другой бок.
– Ты чего не спишь? – Андрей приподнялся на локте и с тревогой посмо-
трел в на жену. В темноте под одеялом четко вырисовывался силуэт ее фигуры.
– Надюша, болит чего? – он нежно дотронулся до ее плеча.
– Нет, Андрюша, – Надежда повернулась к нему лицом. – Ничего не
болит. Душа болит, прямо сил нету.
Андрей спустил ноги с кровати, зажег ночник.
– Ты себя-то не изводи, – тихо, но решительно сказал он, беря в руки
пачку папирос. – Взрослые они. Сами разберутся. Кончилась наша власть
над ними!
– Андрюша! – снова не унималась Надежда. – Да разве мы их этому учи-
ли? Вот так с родными обращаться? Поэтому Лиля и одна, что любить сама не
умеет, а от других требует. Так старой девой и останется, не приведи Господи!
– Учили, не учили… а, вот такие выросли, и все тут! Ты, Надежда, на меня
не сердись, что я так с ней. Не могу я терпеть такого. Неправильно это!
– Конечно, неправильно! – Согласилась Надежда. – Но ведь дочь наша!
Может, еще раз объяснить чего? Может, плохо говорили мы с ней?
– Ты сама-то веришь в то, о чем говоришь? – Андрей глубоко затянулся,
задерживая дым во рту.
Потом резко выдохнул и стал разгонять дым рукой.
– Ой, прости, совсем я тут все задымил.
– Да, ладно уж, кури! Что с тобой поделаешь? Я ведь понимаю, тебе тоже
непросто! – Надежда положила голову на подушку, натягивая одеяло до самого
подбородка.
– А помнишь, Андрюш, какие они маленькие были? Хорошенькие такие,
любознательные, – она улыбнулась своим воспоминаниям. – Как они в дет-
стве себя называли. Дай Бог памяти… «Алюль-Балюль»… И присказка у них
еще была, помнишь? «Алюль-Балюль хиштати саританур». Так, кажется? Из
какой-то сказки, не помню уже. А как Ваньку соседского напугали! Андрюш,
помнишь? – Надежда снова присела на кровати.
– Да уж! – отозвался тот. – Это же надо было догадаться – обеим сразу
наклониться над его кроваткой. А он тогда совсем мальцом был. Годика два, не
больше. Захотелось им, видите ли, посмотреть, как он проснется, а над ним два
одинаковых лица склонились! Вот чего учудили! Нарочно не придумаешь!
– Я ведь и говорю, любознательные! – засмеялась Надежда.
– Да уж! Да уж! Любознательные! Это ты сейчас смеешься, а тогда кто
Верку валерьянкой отпаивал? Не знали, кого вперед успокаивать: Ваньку, ко-
торый орал, как резаный, или Верку, мамку его.
– Ну, ты тогда тоже задал им трепку. Я даже испугалась, что все попки
синие будут.
– Ничего, только на пользу пошло! Больше такого не делали.
– Да, в общем-то, и проблем у нас с ними не было. А вот сейчас!
– А что сейчас, Надюша? – Андрей прилег на свою подушку и нежно по-
гладил жену по щеке.– Что сейчас? Сейчас – их жизнь! И не нам ее строить!
Ладно, давай спать! Спокойной ночи!
– Спокойной ночи! – тихо ответила Надежда, устраиваясь удобнее.
В комнате повисла тишина, сквозь которую вновь начали подступать
тревожные мысли о дочерях.
- 5 -
Беременность у Надежды протекла очень тяжело. Сильный токсикоз не
давал покоя ни утром, ни вечером. Только днем удавалось немного забыть это
неприятное состояние, но днем была другая проблема: постоянно хотелось
есть! В эти минуты она готова была съесть все, что угодно, все, что попадалось
под руку. Вследствие неуемного аппетита она очень сильно поправлялась, что
нагоняло панику на местного фельдшера Татьяну Ивановну.
– Ох, Надежда! – говорила та при каждой встрече. – Отправлю тебя
в город, там за тебя возьмутся, раз меня не хочешь слушать!
– Ладно, не ругайся, – виновато отзывалась Надежда. – Я постараюсь.
Правда, Татьяна Ивановна.
– Ты уже шестой месяц стараешься, а растешь – как на дрожжах. Мало
того, что двойню носишь, так еще и ешь, как ненормальная.
– Ну вот, правильно, – пыталась оправдываться Надежда. – Двойне-то
вдвойне надо кушать!
– А ноги у тебя одни, а вены, а сердце! – не унималась фельдшер, уверен-
ными движениями проводя все необходимые замеры и записывая результаты
в медицинскую карту.
– Татьяна Ивановна, а кто у меня будут: девочки или мальчики? Или
девочка с мальчиком сразу?
– Кто будет, все твои! – немного смягчив тон, ответила фельдшер.
– Это да! Но интересно все-таки!
– Думаю, девочки. Но двойню трудно определить. А там уж, как полу-
чится. Ну, а ты, Надежда, побереги себя. Трудно тебе, понимаю, но потерпи
еще немного. Разгрузочные дни устраивай. Например, яблочный или творож-
ный. Вот, возьми, я написала, что надо делать. Сделай это, потом спасибо
мне скажешь.
– Хорошо, Татьяна Ивановна, – ответила Надежда, беря у листок с
записью. – Я постараюсь.
– Уж постарайся, милая. Приходи через две недели. Будь здорова!
– Спасибо! До свиданья! – ответила Надежда, выходя из кабинета.
Все-таки Татьяна Ивановна настояла на том, чтобы Надежда легла на
сохранение.
До родов оставалось чуть больше месяца. Как ни сопротивлялась Надежда,
но фельдшер, встретив Андрея на улице, предприняла решительный шаг и по-
пулярно объяснила ему всю серьезность положения.
– Надюша, ты дома? – окликнул Андрей жену, заходя в дом.
Та, словно уточка, переваливаясь с ноги на ногу и держа руку на пояснице,
вышла из комнаты.
– Надюша, я сейчас встретил Татьяну Ивановну. Она советует в больницу
ехать. На сохранение. Мы тут можем не справиться, не успеть.
– Андрюша, еще целый месяц! Чего там без толку лежать? Одной, без
мамы, без тебя!
– А мы приезжать будем. Часто-часто! Надо, милая! А то мне Татьяна
Ивановна таких страстей наговорила, ужас просто! Зачем рисковать? Ведь это
наши детки! Надо их поберечь!
Пожалуй, этот аргумент стал завершающим, оспорить который было про-
сто невозможно.
А впрочем, Надежда и не привыкла спорить с Андреем. Еще с детства
он был для нее самым главным авторитетом во всех вопросах. Ее советчиком
и защитником. Самым главным и любимым мужчиной, который у нее был в
этом мире.
Через пару лет после возвращения Андрея из армии они расписались.
Это произошло как само собой разумеющееся. Все линии их жизни настоль-
ко переплелись, они словно проросли друг в друга. Это было так естественно,
что, казалось – ничто не может их разъединить.
Вопрос о родстве решился сам собой. Добрые соседки постарались со-
общить ей о том, что мама Тася и мама Тоня ей не родные. Это случилось, как
только Наденька немного подросла и смогла осознать эту «великую и ужас-
ную» тайну.
Но, вопреки всему, она отреагировала несколько неожиданно, сказав, что,
поскольку у нее уже есть две мамы, наличие третьей, как таковой, может быть
вполне вероятно. И, при этом, она никогда и никого о ней не спрашивала.
Наденька росла красивой, статной девушкой. В свои пятнадцать лет внеш-
не она намного опережала свой возраст и, выглядевших на ее фоне совсем дев-
чонками, своих подружек.
Ребята оказывали ей всяческое внимание. Но для Наденьки был только
один мужчина, идеальный во всех отношениях. Это ее сводный брат Андрей.
И, как только в ней начали просыпаться взрослые женские чувства, совершенно
естественным образом они оказались направлены в его сторону.
Наденька часто думала об Андрее уже как о мужчине. Она писала ему
письма, в которых рассказы об их каждодневной жизни постепенно начали от-
клоняться в сторону грустных повествований о том, как ей тяжело без него. Как
она скучает и ждет его возвращения.
Андрей отвечал ей тем же, постепенно втягиваясь в этот «почтовый роман».
Поэтому к окончанию срока службы они оба были уверены в том, что, как толь-
ко Наденьке исполнится восемнадцать лет, они поженятся.
Так оно и получилось.
(Продолжение следует)