Летние дни

Название: Летние дни.
Бета: Taharka.
Фандом: Ориджинал.
Жанр: Слэш, Romance.
Размер: Мини.
Пейринг: Тихон/ОМП
Рейтинг: PG.
Права: Мое
Статус: Закончен.
Саммари: История о случайно найденном счастье.
От автора: Ориджинал написан к "Рыцарскому турниру" на"Домиане".



Вы, идущие мимо меня
К не моим и сомнительным чарам, —
Если б знали вы, сколько огня,
Сколько жизни, растраченной даром,

И какой героический пыл
На случайную тень и на шорох...
И как сердце мне испепелил
Этот даром истраченный порох.

О, летящие в ночь поезда,
Уносящие сон на вокзале...
Впрочем, знаю я, что и тогда
Не узнали бы вы — если б знали —

Почему мои речи резки
В вечном дыме моей папиросы,—
Сколько темной и грозной тоски
В голове моей светловолосой.

Марина Цветаева.

1.

-…будучи сравнительно высокоорганизованными целомическими животными, они в то же время обладают лучевой симметрией. В теле можно различить оральный полюс, на котором расположен рот. Большинство современных представителей этого вида обращены оральным полюсом в низ и ползают на оральной стороне. Анальное же отверстие, как вы понимаете, расположено на противоположном, аборальном полюсе…
Тишина в аудитории просто зашкаливала. Прасковья Михайловна, монотонно вещавшая вот уже вторую пару подряд о deuterstomia, устало обвела взглядом приунывших студентов. Эти лекции были введены деканатом внезапно, расстроив одновременно и успевших забыть этот курс студентов, и без того загруженных преподавателей, которые все еще надеялись на отпуск. Лица, взиравшие на Прасковью, не отличались от ее собственного. Такие же усталые, печально-измотанные. А почему?
Лето. Вот ответ на все вопросы.
Жаркое, ненасытное, солнечное. А они жарятся в душной аудитории, окна которой выходят на солнечную сторону. Потные, замученные студенты, отсидев четыре пары в душных помещениях университета, просто мечтали об улице. Их взоры все чаще обращались к окну, откуда было видно тех счастливчиков, кому повезло закончить/прогулять пары пораньше. Истеричный звук звонка разбил вязкую тишину аудитории. Заморенные заочники вяло зашевелились, складывая лекционные тетради в сумки и пакеты, поднимаясь с насиженных мест. Прасковья Михайловна облегченно выдохнула и, быстро подхватив конспекты, выскочила в коридор, опережая замешкавшихся студентов. В ее душе теплилась надежда о спокойном вечере в кругу семьи, где не будет ни душных, надоевших аудиторий, ни тупых, не менее раздражающих лиц студентов. Будет только холодный морс, который она запасливо приготовила и поставила утром в холодильник, квас, который так любит муж, и мороженное, так любимое внучками.
Студенты с завистью проводили бодро вышагивавшую Прасковью и, меланхолично переговариваясь и вяло переругиваясь, поплелись в сторону огромных дверей центрального входа.
Во дворе университета учащиеся нестройным шагом направились к маленькому ларьку, где закачивались водой. Приземлялись недалеко от него, рассаживаясь, где попало, так как все скамейки были давно заняты. И даже освободившиеся пустовали пару секунд, после чего на них опускалась очередная потная задница очередного студента. Периодически к ларьку подъезжал водовоз, приводя очередную порцию чистой, еще пока прохладной воды. Мутные глаза студентов вмиг прояснялись и с такой нежностью смотрели вслед уезжающей машине, что у уставшего водителя Максима Сергеевича дыхание перехватывало. Передвигаясь на ватных ногах и преимущественно гуськом от ларька до любого сидячего места, студенты ждали очередную пару, с завистью и тоской смотря в след счастливчикам, которым повезло немного больше.
Анна, вяло обмахиваясь невероятно тонкой тетрадкой по зоологии, в которой остались лишь цветная обложка с «Ранетками» и пара листочков с числом, рассматривала внутренний двор университетского педагогического корпуса. Ей пришлось тащиться суда, так как здесь была тень, единственная в радиусе ближайшего километра. Свое теперешнее место Анна отвоевала чуть ли не с кулаками, переругавшись с шумными первокурсниками. Но это того стоило. Сейчас ей не хватало только холодной воды, так как купленная ранее уже нагрелась в пластиковой бутылке.
Вот на улицу вышел парень, выделившись из толпы свежим, непомятым, видом. Он легкой походкой прошел вдоль по аллеи и, остановившись около менее заселенной другими студентами лужайки, присел, не заботясь о том, что испачкает одежду. Анна удивленно хмыкнула. Парень не то что был красив. Нет. Простой такой, ничем не выделяющийся, кроме разве что белой, чистой, свежей рубашки и черных отглаженных брюк. Анна на какое-то время задумалась, вспоминая привлекшего ее внимания студента. Она уже его где-то видела, Анна была уверена в этом на сто процентов. Память у нее была отменная, не раз и не два спасавшая на зачетах и экзаменах. «Точно!» Парня звали Тихон. Третий курс. Гуманитарий. Заочник. Полностью оправдывающий свое имя паренёк. Спокойный, даже где-то тихий, добродушный, какой-то внутренней теплотой, необидчивый, абсолютно самостоятельный, основательный в делах, привыкший обдумывать свои действия и не поддаваться сиюминутным чувствам. И еще Анна помнила из кратковременного общения с Тихоном, что он был гордый, не привыкший никому навязывать свое общество. Их и познакомила-то Маринка, староста их группы, когда нужно было найти пару человек для оформления задника в театральном конкурсе. Парень рисовал просто божественно. Точно, без комментариев, и то, что было сказано.
Анна раздумывала, не подойти ли ей к нему, но все же не стала. Лень одолела настолько, что грозила перейти в хроническую форму. Тем временем Тихон поднялся с насиженного места и пошел по направлению к остановке. Заметив это, Анна мысленно поставила напротив имени «Тихон» прочерк и, потеряв весь интерес, разочарованно отвернулась. Это было ее первое правило. Ее парень должен быть обеспечен машиной, чтоб в любое время мог довезти, подвезти, завезти и встретить. Во дворе не было больше ничего интересного. Только скучающий, умирающий студенческий люд, который Анну совершенно не интересовал. Посидев еще немного, девушка спрятала истерзанную тетрадь в миниатюрную сумочку, сложив бедную еще в два раза, и, прихватив совсем теплую бутылку воды, пошла домой.

2.

Хрипло постанывая, я приложился губами к горлышку пластмассовой бутылки. Ядовитого цвета жидкость хлынула в рот, медленно поползла по пищеводу в желудок, оставляя после себя горький привкус. Слюна тут же стала настолько противной, что сглотнуть ее просто не было сил, и я закашлялся, захлебываясь кислым удушливым воздухом.
Ничего не хотелось, кроме нормальной холодной воды, а не той дряни, которая осталась в магазинах. Лето выдалось просто невероятно жарким. Я бы, скорее, назвал его адом. Наверное, оно за мои грехи. Солнце словно сошло с ума. Казалось, будто оно светит круглые сутки. Доставая всегда и везде мерзкими, беспощадными палящими лучами. В салоне троллейбуса была настоящая парилка. Жаркий воздух абсолютно не циркулировал, хотя форточки были открыты до конца. В маленьком помещении стоял удушливый запах пота и чьих-то резких духов.
Рубашка неприятно липла к потному телу. По спине вниз к брюкам, и далее вниз между половинками ягодиц противно текла капля пота. Влажные волосы липли к лицу, падая на глаза.
Обхватываю потными ладонями поручень, машинально разглядывая пейзажи за окном и знакомые с детства здания. Троллейбус мотало из стороны в сторону. Старушки, удобно сидящие на местах, весело ругали нынешнее поколение, почему-то разглядывая меня. Дама помоложе что-то вежливо спросила у недовольного кондуктора, и, получив в ответ порцию отборнейшего мата, растерянно замерла. С моего места было особенно хорошо видно, как задрожали ее сухие, чуть-чуть подкрашенные губы. Как увлажнились еле-еле подведенные карандашом зеленые глаза. Она что-то пролепетала разъяренной кондукторше, но та лишь повторила произнесенные ранее оскорбления и, бесцеремонно подвинув даму, поплыла по салону.
С минуту я смотрел на старания дамы не расплакаться, размышляя удастся а ей это или нет, а потом все же двинулся с места, направляясь в ее сторону. Уже через минуту я понял, что зря решился на эту затею. Блестящие, грустные, доверчиво глядящие зеленые глаза уставились на меня. Женщина рассеянно хлопала ресницами, на которых можно было рассмотреть маленькие капельки слез. Она поймала протянутую мной руку, надежно схватив запястье и вопросительно-умоляюще заглядывая в глаза.
А в то время по салону прошлась лавина возмущения. Кондуктор, возвратившись на свое место, продолжила кричать на даму, ничуть не смущаясь моего присутствия. Ее подхватили милые, на первый взгляд, бабульки, в глазах которых можно было прочесть превосходство и торжество. Злые маслянистые глазки смотрели на нас, а сами обладательницы, в полный голос обсуждали внешность и моральные качества каждого. Было до ужаса неприятно. И обидно. За них. И за робко стоящую на задней площадке девушку, которая не решалась вступиться, боясь, что все внимание перейдет на нее, пройдясь по ней словно танком. Она лишь робко улыбалась нам, сочувственно сверкая виноватыми оленьими глазами.
-Все нормально. Не обращайте внимание. Я здесь. – кратко сказал я и отвернувшись, уставился в окно, разглядывая лениво шебуршащие деревья. Мне не хотелось продолжать этот разговор, дабы еще больше не привлекать к себе внимания, хотя казалось, куда уж больше.
Для себя я уже решил, что доеду туда, куда надо женщине. Даже если мне потом придется возвращаться через весь город. Не оставлять же ее на растерзание? Но что-то пакостное, собственническое внутри все еще нашептывало: «Зачем мне это? Легче выйти сейчас, как раз твоя остановка. Не стоит портить настроение еще больше. А тётка сама виновата. И даже если не брать в расчет одуревшую от жары кондукторшу, стоило подумать, прежде чем обращаться». Пока я предавался переговорами со вторым своим я, дама неожиданно ласково поцеловала меня в висок и тихо сказала:
-Спасибо.
Нет, я далеко не ангел, и у меня не мутнеет в глазах при несправедливости. Просто сработал комплекс. Просто я слишком хорошо помню, как моя мама вот так же стояла, держа меня за крохотную ручку, а пассажиры бросали злые, жестокие слова. Я был слишком мал, чтоб защитить. А потом просто стало некого. Как сейчас помню крики соседей и почерневшее от горя лицо отца.
Уехали мы недалеко. Всего через две остановки державшая меня рука дрогнула, а сама ее владелица подалась вперед. Лишь на секунду замешкавшись, я потянулся вслед за ней на выход.
Горячий, металлический запах асфальта ударил в нос. Не удержавшись, я зашелся в сухом утробном кашле. Я всегда ненавидел лето. Его невыносимую жару и вечно палящее солнце. Маленькие руки с отчетливо видными венками потянули меня в сторону арки, ведущей вглубь дворов.
Обычная пятиэтажка самого обычного района. Серая незаметная улица. Сдавленный домами двор, в котором как-то умудрилась поместиться детская площадка. Покосившиеся горки, которые грозили упасть при первом же спуске. Облупленные скрипящие качели с голым железным сидением. Опустевшая давным-давно песочница, откуда с незавидным постоянством владельцы домашних животных берут килограммы песка, оставляя взамен кулечки фекалий.
Мы пошли дальше, оставляя позади уморенных жаждой прохожих.
Чистый подъезд. Железная, добротно сделанная дверь. Моя новая знакомая долго копошится в сумке, а потом еще дольше с замком. Смущенно мнется, в двадцатый раз не попав в скважину. Извиняется и торопится, чем делает только хуже.
Мое предложение помочь принимается с таким воодушевлением, что, не удержавшись, тихонько хихикаю. Прохладный чай на тесной кухне позволяет остыть голове. Запах чего-то совсем домашнего, детского витает в воздухе, расслабляя. Мы медленно цедим давно ставший теплым чай, разговаривая о всем и не о чем. И на душе невероятно хорошо. Легко. Уютно. Смотрю в умные добрые зеленые глаза. «Красивая». Улыбаюсь ее молчаливо заданному вопросу и, последний раз отхлебнув из кружки, встаю.

3.

Погода не меняется уже вторую неделю. Коммунальные службы города бьют тревогу. Слишком жарко. Слишком сухо. Слишком душно. Скорые очумело летают по городу, еле успевая к обморочным и «сердечникам». В такую жарищу оживают старые болезни, начинаются новые. Старики отсиживаются в тени домов, неохотно переговариваясь на лавках, стоящих у каждого подъезда. Уже не до сплетен. Просто хочется прохлады. Детишки, которым и жара нипочем, с воодушевлением бегают в парках и на еще оставшихся детских площадках, срывая с головок неудобные кепки и шапочки, от которых становится невыносимо жарко, но почему-то снова одеваемые мамой.
Только что закончилась пара. Лекция. А значит скукота. Нет. Скукотища. Вот интересно, лекторы специально учатся читать программу так, что от тоски на стенку лезть охота, что слипаются глаза и хочется спать? А сегодня было просто адски. Уже после пятнадцати минут в жаркой, душной, насквозь пропитанной потом и духами, дезодорантами и несвежими носками аудитории, в голове сгущался туман, а перед глазами все расплывалось. А от неподвижного сидения на неудобных скамейках сводило ноги судорогой. Руки не слушались, мелко дрожа и выводя в тетради непонятные каракули. Виски словно сжались под напором тисков. Хотелось пить и спать. Но больше всего хотелось домой.
Я еле дождался конца пары. Вот прозвучал инфарктный визг звонка, и я со всей имеющейся в моем помятом теле скоростью бегу на улицу. Расталкиваю зазевавшихся, уморенных однокурсников, странно помятых пятикурсников и хмурых преподавателей. Жизнь в университете только зарождалась. Большинство студентов только приползли на пары, только глазурью растеклись по партам, сонно вглядываясь в расписание, и пытаясь сквозь муть в глазах рассмотреть знакомые с детства буквы.
Не оглядываясь на крики знакомых, придерживая пакет, вылетаю на улицу. По сути здесь должно быть свежее, прохладнее. Но нет. Вместо привычных уже запахов университета чувствуется запах пыли и жгучего, плавящегося асфальта. В глаза бьет как будто пульсирующий нестерпимо яркий свет. По щекам текут неожиданные слёзы. Стираю их ладонями и оглядываю на залитый солнцем двор. Мрачные студенты, неровным шагом плетущиеся к входу. Столь же невеселые преподаватели и редкие лаборанты биохима. Удрученные, печальные лица людей спешащих на встречу. Им ещё предстоит счастье, когда закончатся последние пары. Когда они досидят последние минуты. Когда улыбнутся вахтеру, понимая, что ему-то как раз париться тут еще долго. Когда, выходя во двор, они на миг замрут от счастья, осознавая, что не нужно больше никуда спешить. Что на сегодня это пытка закончилась. И остается лишь пустяк: дойти до дома. И залезть в ледяной или контрастный душ. Они закроют глаза и уйдут, оставляя свое недовольство до завтра.
Нахожу глазами красный форд и облегченно вздыхаю. Неловкие пальцы роняют пакет с соком, он летит вниз и со смачным звуком шмякается на асфальт, окатив красным соком всех, кто был поблизости. Мрачные, гневные, убийственно серьезные взгляды сходятся на мне. И еще больше помрачневшие студенты покрывают меня отборнейшим матом… Иду медленно, намеренно притормаживая, чтобы не ринуться на встречу. Плавно открываю горячую дверь и сажусь на теплое сиденье.
-Привет.
И не жду ответа. Это уже традиция. Хотя ей всего пару дней. Забираюсь к нему под бок. В салоне кондиционер. Это немного охлаждает горячую кожу. Он обнимает меня. Легко. Что бы не стало нестерпимо жарко, только намек на объятие. Его пальцы мягко ложатся мне на голову, зарываясь в волосы. Я обхватываю его талию, носом зарываюсь в воротник уже помявшийся влажной рубашки. Мне не противно. Я не знаю почему. Даже приятно. Ведь он обычный человек. Такой, каким его создал Бог.
Кладет голову мне на плечо. Приятная тяжесть. Мы сидим так еще пару минут, а потом неохотно отлепляемся друг от друга, облегченно вздыхаем. Всё же сейчас слишком жарко для таких объятий. Невероятно трудно переносить жар другого тела, когда температура твоего зашкаливает.
Едем совсем недолго. Уже ставший родным дом, с изуродованной детской площадкой, привычная дверь и добрые зелёные глаза.
–Здравствуйте, Мария Михайловна.
–Привет, мам!
–Здравствуйте, мальчики, – легкая усталая понимающая улыбка и маленькая прохладная ладошка ложиться на мои пальцы.
– Тихон, ты голодный наверное, да? У меня суп есть. Будешь?
– Нет. Спасибо. Пока не буду, – вежливый ответ. А сам не могу оторвать взгляда от сидящего на стуле в прихожей молодого человека, который развязывает шнурки на кедах. Потом он выпрямляется, бросает мимолётный взгляд на меня, и озорно подмигнув, бодро направляется вглубь квартиры.
-Я пошла, а вы покушайте. Не забудьте. – ласковый поцелуй в висок, и в прихожей я остаюсь один. Закрываю дверь и иду на запах, разносившийся по квартире с кухни.
Сажусь на табуретку и наблюдаю за казалось бы беспорядочным мельтешением. По прошествии пяти минут, он начинает нервничать, недовольно поглядывая на меня озорными голубыми глазами. Спустя десять он уже сидит рядом со мной, удобно устроившись на диване. А мне больше и не надо. Просто что бы это неожиданное чудо было рядом.